***
В кабинете уполномоченного был уже Дрёмов и тот самый генерал. Как только в кабинете появились Иван и Света, с места поднялись Дрёмов и генерал. Рокотов и Елагина стояли смирно, начальство ведь здесь всё собралось. Каждый из них ещё пока не понимал, зачем они здесь в таком составе. Неужели вновь какое-то особо важное расследование? К ним шагнул генерал. — Светлана Петровна, Иван Григорьевич, — не совсем по уставу начал обращение генерал, — Операция, проведенная вами под руководством товарища Дрёмова завершилась самым блестящим образом. Благодаря вам в Кёнигсберге теперь стало по настоящему спокойно. Нет здесь больше ни немецкой, ни тем более английской агентуры! В Москве высоко оценили ваши результаты. — и генерал выдержав паузу заговорил вновь строгим, но при том в чём-то даже благодраным тоном. — За мужество и героизм, проявленные при ликвидации фашистских диверсионных подразделений приказано наградить, — генерал подошёл ближе к Свете и со стола небольшую красную коробочку, — Майора юстиции Елагину Светлану Петровну орденом Красной Звезды. На этих словах генерал протянул эту коробочку, где блестела краповой эмалью новая награда Светланы Петровны. — Служу Советскому союзу! — чётко, по уставу и с большой гордостью произнесла в ответ Светлана. Но генерал на этом не закончил. К нему подошёл Дрёмов с ещё одной красной коробочкой и конвертом в руке. Генерал шагнул теперь к Ивану. — А вас, Иван Григорьевич, за беспримерное мужество, проявленные в борьбе с фашистскими диверсантами приказано наградить орденом Отечественной войны первой степени, — протянул коробочку с орденом генерал. Иван принял награду из рук генерала и так же, как и Света ответил: — Служу Советскому союзу! Генерал же протянул Рокотову руку. — Поздравляю вас, товарищ подполковник. — и генерал подал Ивану и конверт. — И я особенно горд тем, что всё же вручил вам эту награду лично. — Рад стараться, товарищ генерал-лейтенант, — пожал руку Рокотов. — Ну, это теперь уже не у нас. — поднялся из-за стола Носовихин. — Вот приказ о вашем, Иван Григорьевич, и о вашем, Светлана Петровна, увольнении с действительной службы в запас. — показал мельком на столе листы приказов подполковник, а потом протянул стоящим офицерам. Рокотов и Елагина быстро прочли приказы. Да, действительно, черным по белому — уволены в запас. Теперь она — майор юстиции в запасе, а он — подполковник юстиции в запасе. — А какже наша служба в СМЕРШе? — неожиданно спросил Рокотов у генерала. — Так же, как и с остальным. Со вчерашнего дня вы там больше не числитесь. — пояснил генерал. И Иван немного расслабился. Однако был ещё один вопрос у него. — Товарищ генерал, а Михаил Рокотов, … — начал задавать этот вопрос Иван, как его прервал Дрёмов. — Иван Григорьевич, а он продолжит службу здесь, в Кёнигсберге. С разными недобитками будем дальше сами разбираться. Не переживайте, — предупреждая очевидный вопрос от Ивана, — теперь ему такая глубокая конспирация не потребуется. Письма он вам писать сможет. Возможно, сможет даже приехать в отпуск. Туда, куда вы теперь пожелаете отправиться дальше. Рокотов, как и Светлана Петровна, немного непонимающе смотрели на подполковника. — Ладно, Дрёмов, заканчивай без нас, — вклинился в разговор генерал, — идёмте, — он позвал Носовихина, — у меня для вас есть ещё несколько важных поручений по моей линии. И генерал с уполномоченным вышли оставив Дрёмова с новоиспеченным подполковником Рокотовым и всё так же майором Елагиной. — Так в какой город мне отсылать документы на вас? — спросил Дрёмов у них, всё ещё стоящих «смирно» у стола. Света и Иван переглянулись. Какой город? — Отсылай в Одессу. — ответил за Свету Рокотов. — Ну… В Одессу, так в Одессу. — чуть слышно проговорил Дрёмов и подтянул к себе со стола канцелярию.***
На удивление Рокотова, солнце всё же сегодня решило проглянуть скозь серую завесу облаков. Он успел привыкнуть к частой смене погоды здесь. Но не в течении одного дня. На улице же всё ещё были следы ночного ливня. Как ни как, а на календаре уже середина октября. Открыв перед Светой дверь, Рокотов вышел после неё на улицу. Света, сунув руки в карманы, глубоко вздохнула и прикрыла глаза в наслаждении от свежести, от этого запаха дождя, что смыл с улиц пыль. Рокотов же всё также по привычке полез за папиросами. Ожидаемо, в карманах было пусто. Почти пусто. — Вань, ну дай я ещё раз взгляну на них! — обернулась к нему Света и потянулась к тому карману, куда Рокотов убрал конверт с новыми погонами. Иван послушно достал их. Света тут же вынула два серебристых с васильковыми просветами погона, на которых вместо одинокой звездочки под щитом с мечами, золотились целых две. — И всё-таки, как же тебе с ними лучше стало! — Света в очередной раз приложила погон к плечу Ивана, — Другое дело теперь! Так они тебе к лицу! Она давно мечтала о том, чтобы его всё-таки повысили. Как она часто себе говорила — её карьера делала столько неожиданных поворотов, что лучше бы ей не дали повышение, а дали его Ване, дали его действительно заслуженное новое звание. И вот теперь её мечта исполнилась. Пусть уже и после войны и, кажется, Ваня будет надевать форму с новыми погонами только по праздникам, но это всё равно радовало её. Рокотов глядя на то, с каким видом Света уже примеряла погоны к его шинели, мило улыбался. Она сейчас такой беззаботной была! Хотя он давно заметил, что за войну очень она повзрослела, стала строже к себе. И это ничем теперь не исправить. Из штаба неожиданно показался Федоренко. — Григорий Иванович, и ты тут? — радостно спросил Рокотов. — И я здесь, Иван Григорьевич. — кивнул Федоренко, кутаясь в плащ. — Вызвал вот меня товарищ подполковник к себе. — И что, дело какое-то у вас срочное? — спросила у Федоренко теперь Света. Григорий Иванович же улыбнулся и вынул из-под плаща руку, в ней была бумага. — Если б дело, Светлана Петровна! Всё, на пенсию отправили меня! Сказали, что хватит мне место занимать, пора уже и на отдых. — и Федоренко гордо указал на выданную ему копию приказа об увольнении со службы. — И куда же ты теперь поедешь? — спросил Рокотов. — Как куда? Известно куда! Домой, в Одессу! — Ну тогда нам с вами по пути будет. — ответила Федоренко Света, а сама счастливо улыбаясь прижалась к руке Ивана. — А как же ваша служба? Или переводят? — Григорий Иванович не понимал, от чего же им по пути было. — Нет, Григорий Иванович, нас, как и тебя, тоже, на отдых отправили. — пояснил ему Иван. — С повышением между прочим! — добавила вроде бы для Федоренко Света, а сама она глядела на Ивана. Федоренко кажется стал улыбаться ещё шире. — Поздравляю вас, Иван Григорьевич! Значит и на вас после войны звания посыпались! — засмеялся Федоренко. — Да! — смеялся в ответ Рокотов, понял, что имел ввиду Григорий Иванович, добавил только, — Вместе с наградами посыпались. Они втроём стояли у штаба и счастливо улыбались. А затем вышли ближе к большой привокзальной площади. — Вот ведь как судьба у нас с вами сложилась… Всю войну, почитай, проходили в одном звании, а после неё… И ордена, и погоны… И всё на свете! — задумчиво произнес Федоренко. — Ну вот такая она… Судьба наша. — согласно кивнул Иван. Федоренко же от чего-то с особенным взглядом прошёлся глазами по площади. — Действительно, кончилась эта война проклятая! — вновь заговорил Федоренко, — И даже Кёнигсберг нашим сделали. А вот площадь-то эта всё название в честь этой собаки Гитлера имеет! — весь раздражённо договорил Григорий Иванович, — Нехорошо это такие названия в советском городе, при советской то власти иметь! — Ну так, погоди, Григорий Иванович, и названия сменим. И город отстроим вновь. — приободрил его Рокотов, ему и самому было некомфортно видеть некоторые названия здесь — нацистские это были названия. — Сменим… Вот пусть прямо вот эту площадь… Площадью Победы назовут! Вот так! — с важным видом неожиданно сказал Федоренко, а сам кажется уже видел эту самую площадь в новом облике. — Чтобы всяким там «гитлерам» неповадно было! — Согласен. — кивнул головой Иван, интересно так было смотреть, как сейчас Федоренко, с каким важным, деловым видом, рассуждал о таком, словно бы другой человек он стал, надев форму милиционера. Федоренко же ещё недолго постоял, посмотрел вокруг, а потом сказал: — Ладно, Иван Григорьевич, пойду я к своим. Заждались они уже наверное меня. Надо же вещи в обратную дорогу собирать. Павлика собрать… Пойду я. Пойду. — Конечно, Григорий Иванович. Конечно! — ответила ему Света. Они на прощание обнялись, правда, Рокотов пообещал всё же сегодня к ним зайти, ведь ехать-то им вместе. Федоренко сказал, что будет очень рад. Иван и Света остались стоять у перекрестка. — Ну, вот и всё, Светик! — положив руку на её талию, тихо сказал Иван, — Наша с тобой служба закончилась, — он перевёл взгляд с площади на неё, — Началась свободная гражданская жизнь! Даже непривычно как-то. — на его лице заиграла улыбка. — Да… — протянула задумчиво Света, — Не привычно. Однако Рокотов крепче приобнял её, отчего она непроизвольно улыбнулася. — Ну, зато мы теперь точно едем вдвоём в Одессу. Сан Саныч заждался совсем наверное нас. — повернул к себе лицом её Иван, ладони его лежали теплом на талии Светы. Однако, на этих словах у Светы появился странная, весьма загадочная улыбка. Она вначале отвела взгляд вниз, а потом подняла его на Ивана со словами: — Втроём. Иван чуть засмеялся. — Светка, ты же слышала, Мишка здесь остаётся работать. Но теперь отвечала с лёгким смехом Света. — Нет, Вань, ты не понял. — она положила свои руки на плечи мужа, и глядя прямо в глаза тихо договорила, — Мы с тобой втроём поедем! — взгляд у Светы был особый, он стал иным, чем был ровно минуту назад. — Подожди… Как втроём? — свёл серьёзно брови Рокотов, а потом они буквально подпрыгнули на его лице от той догадки, что пришла следом, — Постой ты хочешь сказать, что… — Да. Да! — кивала ему Света, подтверждая ту самую мысль Рокотова, — Да, Вань, ты всё верно понял! Я… — Света глубже вздохнула и уже на выдохе произнесла, — Я жду ребенка. Иван смотрел на эту широко распахнутую, немного дрожащую глубину цвета моря, там было и счастье, и немного неуверенности, и даже лёгкий страх с паникой. Теперь для Ивана всё встало на свои места! И теперь он особенно чувствовал себя. Ведь сейчас он обнимал не одного любимого человека, а сразу двух. Иван с осторожностью крепче обнял Свету. И всё же случилось! Несмотря на прожитое — это — оно случилось! Настоящее чудо! — Светик! — только и смог сейчас произнести Иван, ведь все слова мира не могли передать тех чувств, что он испытывал к ней, что переживал в этот момент. Его любовь к Свете сейчас достигла той самой вершины абсолюта. Он вновь взглянул в её лицо. Ладонью, огрубевшей за войну, он как можно нежнее скользнул по её щеке, поровел пальцами по пышным локонам. Он любовался новым видом своей Светы. Любовался тем новым, что теперь расцветало в их семейном саду. Ладонь Ивана задержалась на плавном изгибе её шеи. Для него она сейчас была совершенна! Он чуть подался вперёд и коснулся губами её лба. А потом он рассыпал там множество коротких, но крепких поцелуев. А Света крепко обняла его, прижалась, спрятав лицо в теплом изгибе его шеи. От счастья она закрыла глаза. Руки её обхватывали самого дорогого, самого любимого человека на всей планете, во всей вселенной. Но теперь это был ещё и отец их общего и такого долгожданного ребенка. До конца ей ещё не верилось в то, что она услышала утром в госпитале. Она просила перепроверить, уточнить, ведь считала, что это было невозможно. Однако — возможно. Это было, это несмотря ни на что — случилось. То, что больше всего на свете хотела подарить Света ему, она теперь могла подарить. Осознание этого делало её объятия крепче. И это её новое положение объясняло то внезапное головокружение, желание постоянно спать, и то, что случилось вчера на рынке, когда её, падающую почти без сознания, поймал мимо проходивший старшина пехотинец. Она тогда опять всё списала на усталость, даже на погоду грешила, она даже подумать не могла, что причина всего совсем в другом. Однако сегодня, думая над всем, что было за эти две недели, Света решила всё же проверить свою робкую догадку. И не ошиблась. Они стояли, обнимая друг друга, и совершенно не думали о том, что происходило вокруг них. Это было настолько неважно сейчас. Мелочи. Суета. Главное же было то, что сейчас была наконец перевёрнута военная страница их жизнь. Перед ними лёг большой и чистый лист, гд начала писаться длинная и полная счастья книга, в которой эта война всего лишь короткий эпизод, введение, начало их пути, что так случайно сошелся из двух, казалось бы разных дорожек в этих дебрях жизни._________
«Пока ты жив, ничто не потеряно до конца»
(«Земля обетованная» Э. М. Ремарк)