***
Как только машина Дрёмова остановилась у входа в штаб, из его дверей вышел старший лейтенант с кипой каких-то бумаг. — Дуденков, — тут же окрикнул его подполковник. — Я, товарищ подполковник, — Александр кажется, немного испугался этого окрика, хоть он и не был грубым. — Собирайся. Поедешь со мной. — А как же… — неуверенно ответил Дуденков, показывая свои бумажки. — Потом со своими конскими делами разберёшься. Давай, собирайся, собирайся, Дуденков, — торопил Дрёмов. — Понял, — Дуденков развернулся и ушёл обратно в штаб, оставить свои бумаги. Дрёмов же тоже зашёл к себе, отдал поручения своим помощникам, распределил кому куда ехать и проверять. Елагиной он поручил проверку госпиталей и банно-прачечных отрядов. Взяв себе в помощь нескольх офицеров, Света первая отправилась исполнять своё назначение. Целый день все интенданты Кёнигсберга, все начальники складов НКВД, командиры банно-прачечных отрядов не знали спокойствия. Проверялось всё до последней рубашки и кальсон, до последней пуговки. Дрёмов никого не упускал при проверке личного состава. И пока всё шло нормально, мелкие недочёты решили исправить потом. Главное, что всё было на месте. И ближе к вечеру он с Дуденковым доехали до последнего склада. Начали проверку и практически сразу Дуденков нашёл, что недостает здесь ровно пять комплектов обмундирования. В том числе и один офицерский комплект. Но самое интересное здесь было то, что начальник склада для помощи в разгрузке имущества привлекал из соседнего лагеря троих пленных немцев. Дрёмов тут же их арестовал и допросил. Двое из них сразу призналась в том, что у них в городе остались родственники и они специально напросились рабочими на склад чтобы иметь доступ к хранившемуся здесь имуществу. Ведь так эти двое пленных солдат могли передавать подполью украденную здесь форму, пользуясь тем, что и начальник лагеря, и начальник склада позволяли встречи с ними. А родственники носили им еду в корзинках, где потом прятали украденную форму. Дрёмов быстро приказа арестовать и родственников этих двоих. Как оказалось, семейки эти были нацистами. А это значит, что они работали на подполье. Канал по которому подпольщики получали форму теперь был вскрыт и обезврежен. Света же ничего, кроме разных мелких нарушений, не нашла. Работа госпиталей и отрядов была в целом поставлена как требовалось. А госпиталь, где лежали Ваня, Света в чем-то сочла даже образцовым. Она вернулась в штаб дожидаться Дрёмова. Он не заставил себя долго ждать. Однако, общее совещание он решил провести не здесь, а в палате у Рокотова.***
Дрёмов воодушевлённо рассказал о своих сегодняшних успехах, о том как он, ну и Дуденков, нашли тех, кто достал подпольщикам форму. Рокотов внимательно это слушал и ужинал. Потому что именно за эти делом Дрёмов его застал когда приехал. Света от своей порции пока отказалась, что немного удивило Иван, обычно Света с большим удовольствием ужинала после работы. Но решил, что она просто не хочет при Дрёмове есть, поэтому и отказалась. Ивану было на присутствие подполковника всё равно, он проголодался. — …Так что, не сегодня, так завтра мы возьмём за хвост этого оберста, — закончил наконец Дрёмов свой рассказ. — Ты так уверен в этом? — Рокотов кажется не разделял оптимизма подполковника. — Город перекрыт, их сообщников мы почти всех взяли. Осталось их теперь допросить и взять оберста. — Нет… Не прав ты, Виталий Сергеевич, — Рокотов отставил посуду и подошёл к окну, облокотившись на подоконник, — Да, основной состав мы вычистили, арестовали или убили. И хоть этот оберст Арним уцелел, он не может так хорошо руководить оставшимися подпольщиками. Ольгу мы взяли, взяли и Штольберга. Юргена, я так понимаю, ты тоже без присмотра не оставил. — Конечно нет. Арестовывать не стал, но беседу, вежливую, — на этих словах он особенно поглядел на Светлану Петровну, — я провел. — Ну вот. Значит, Арним больше не может координировать действия оставшихся подпольщиков и уж тем более организовывать побеги, — продолжал Иван. — Думаешь, что есть тот, кто действительно руководил всем этим подпольем, а оберст у него просто как исполнитель? Иван молча кивнул, а потом ещё добавил: — И тех двоих немцев вытащил Михаил не сколько по приказу Арнима скорее всего, а по приказу этого неизвестного нам. Дрёмов крепко задумался над словами Рокотова. Ведь теперь, если он прав, ему нужно искать не двух, а трёх людей. Причём об этом третьем ему ничего неизвестно. — И как предлагаешь искать этого третьего? — спросил наконец Дрёмов у Ивана. — Он сам даст о себе знать. Ведь как и Арним, он не будет больше оставаться здесь. План с восстанием провалился, подполье разгромлено, а мы с англичанами и американцами ещё формально союзники, а это значит заступаться и помогать им здесь они больше не собираются. Теперь оберсту и его начальству выгоднее просто сбежать к ним… Да и англичанам это выгоднее. Уверен, они много чего знают и будут представлять для союзной разведки большой интерес. К тому же, они кое-что видели здесь, в Кенигсберге, — Рокотов высказал все свои соображения, что зрели у него те дни, пока он лежал здесь. — Предлагаешь просто ждать? Но чего? — Выхода в эфир, — за Рокотова быстро ответила Света, что всё это время просто слушала их разговор сидя на кровати. — Всё верно, Свет. Их выхода в эфир. И я думаю, сделают они это очень скоро. У них больше нет времени ждать, — Иван был серьёзен. Дрёмов быстро уловил всю суть сказанного Рокотовым. И он понимал, теперь всё действительно шло к завершающей фазе его поисков. Нужно в любой момент быть готовым к захвату и оберста, и этого руководителя. А это значит, ему нужно вернуться в штаб. В палату на вечерний обход зашёл врач с медсестрой. — Добрый вечер, Иван Григорьевич, — как всегда приятным голосом поприветствовал доктор. — Вижу, вы чувствуете себя уже совсем хорошо. — Да, самочувствие и в правду у меня хорошее. — Иван действительно чувствовал себя не просто совсем хорошо, а совершенно здоровым человеком. Врач привычно ещё раз осмотрел его. — Могу только обрадовать вас, Иван Григорьевич, рана затянулась просто прекрасно. До полного заживления, конечно, ещё пару недель, но сейчас я уже не вижу смысла вас держать здесь. Думаю, вы тоже уже с удовольствием покинете эти стены. — врач сделал свои пометки в бумагах. — Как всегда вы правы. — застёгивая рубаху ответил Иван, а сам он сделался довольным ведь понимал к чему сейчас клонил доктор. — Ну вот… Так что, радуйтесь — завтра я вас уже выпишу. Света, услышав слово «выпишу», расплылась в самой довольной улыбке. Как и Рокотов. Они глядели друг на друга уже предвкушая завтрашний день. Врач закончил со своими записями и собирался уже уйти, как Иван спросил его: — А сегодня с выпиской не получится? — Сегодня, нет. Всё же курс препарата у вас завершается завтра, а не сегодня. А получит вы его должны полностью. Так что, только завтра. — Хорошо. Как скажете. — Рокотов решил не настаивать, раз так, значит так. — Хорошего вам вечера, Иван Григорьевич, — кивнул напоследок врач и вышел из палаты. Дрёмов всё это время стоял в углу палаты и наблюдал в окно за проходящими по двору медсёстрами и последними прогуливающимся солдатами. — Значит, завтра выписывают, что ж, хорошо. — сказал подполковник, как только дверь за врачом закрылась, — Тогда, жду завтра тебя в штабе, Иван Григорьевич. Ну и вас, Светлана Петровна, тоже. До завтра. На этих словах Дрёмов вышел из палаты. И как только дверь хлопнула, Света уже оказалась рядом с Иваном, приобняв его. Она заливалась радостью и улыбкой. Рокотов сам был рад, что это всё подошло к концу. Уже завтра утром они будут вместе, везде и навсегда. — Ну вот и всё. — произнёс Рокотов глядя в счастливые глаза Светы, — Всё, наконец, закончилось, Светик! Она чуть кивнула головой. Их окутывал сумрак палаты, пахло больницей. Обычно, в таком окружении можно только страдать, мучаться от боли в искалеченном теле. Но Рокотов вместо этого чувстовал только тонкий запах Светиных волос и её горячее тело, прижавшееся к нему. Его захлетывала нежность к ней. Даже если он сейчас решит поцеловать её, это не будет вершиной той горы чувств его, которая находилась внутри. А вот так, стоят в сумраке прохладной палаты и держать друг друга в объятиях, не пророрив ни слова — Ивану казалось это тем самым, что говорило о его любви к ней всё.