***
Камера была подобрана достаточно просторная. По центру был стол, вокруг три стула. В окно пробивались солнечные лучи, под потолком ещё и горела лампа. На столе же перед Светой разложены были листы для записи допроса, рядом — графин с водой и стакан для Штольберга. Вид у него был испуганный, одежда на нём была испачкана кирпичной пылью и немного порвана, следы его попытки сбежать от пограничников. Штольберг постоянно снимал свои большие круглые очки и протирал линзы, хотя они скоро уже засияют такой чистотой, что можно смотреть в них как в зеркало. Руки Штольберга дрожали, как и голос. Речь его сбивалась с русской на немецкую порой так быстро, что приходилось переспрашивать, чтобы понять суть сказанного. — Так почему же вы всё-таки покинули Кенигсберг? Я же говорила вам не о чём не беспокоиться, просто вернуться туда к ним и забыть о нашем разговоре, — который раз уже спрашивала Елагина, — Сделать вид, что этого ничего не было. — Говорю вам, я не мог уже там быть! Не мог! Сидеть спокойно и делать вид, что ничего не было! Они же меня сразу бы убили, как только всё закончилось! — Кто убил бы? — спокойно спросила Елагина. — Арним! — еле выговорил Штольберг это имя, — Или кто-то от него… Но я уверяю вас, фрау майор, он бы ни минуты не думал, чтобы это сделать! — Что ещё за Арним? — спросил врача на этот раз Дрёмов. — Герр Арним это… Руководитель подполья здесь, в Кёнигсберге. Дрёмов и Света переглянулись. Кажется, они взяли в свои руки нужную нить. — Что вам ещё известно об этом человеке? — допрос перехватил Дрёмов. — Он служил в Абвере… Оберст… — с дрожью в голосе стал рассказывать Штольберг, — Руководил разведшколой, здесь, недалеко от города… Точное место я не знаю. — Как вы с ним познакомились? — следующий вопрос задала Елагина. — Я как член партии проходил подготовку к подпольной работе в начале этого года, и как раз этой подготовкой руководил Арним. Потом, когда стало ясно, что город нам не удержать, по его приказу я выдал ему справку, что он болен и в армии служит не мог… Ну, чтобы ваши власти его не проверяли… А сам уничтожил все свои партийные документы и стал сотрудничать с оккупационной властью… ну то есть с вашими властью, — поспешил исправится врач, — Это нужно было чтобы можно было как-то легализоваться и выстроить работу подполья. — Хорошо. Как вы осуществляли связь с оберстом и с подпольщиками? — всё же Света забрала допрос в свои руки, Дрёмов слишком долго обдумывал вопросы. — Для Арнима я подготовил укрытие недалеко от моей больницы… Там, в котельной. Для связи с другими подпольщиками был парнишка один… Юрген. Вот ему я передавал поручения Арнима. — Ваше конспиративное имя было «Герман», так? — Да, фрау майор, — кивнул врач. — Хорошо. К кому вы отправляли Юргена? — К Ольге, в комендатуру… К штандартенфюреру Лидке… Юрген ведь был из его ребят. — Из Гитлерюгенда? — Да… оттуда, — Штольберг выпил очередной стакан воды. — Где сейчас Арним? Штольберг снял очки совсем, вытер ладонью пот со лба. — Я не знаю… я не знаю, фрау майор… — А у этого Арнима был может быть как-то помощник? — спросил теперь Дрёмов. — Был один… Генрих. Молодой такой парень… Очень молодой. Света вновь переглянулась с подполковником. Они оба подумали об одном и том же человеке. — Молодой, темноволосый, немного худощавый, среднего роста — такой? — быстро пересказала описание Михаила Елагина. — Да. Такой… — нацепив обратно очки ответил Штольберг. — Когда в Кенигсберге появился этот Генрих? — вопросы Света задавала один за одним. — Когда конкретно я не знаю… У меня он появился в середине сентября… Пришёл в форме гауптмана… прошу прощения, капитана вашей армии… Кажется, в форме артиллериста, — Штольберг уже плохо помнил тот день, да и в советской форме он не очень разбирался. И Дрёмову, и Свете теперь было действительно всё очевидно. — А где этот Генрих сейчас, вы знаете? — вперёд подполковника спросила Света. — Нет, я не знаю… Может быть, он ушёл вместе с Арнимом… Я слышал один раз, что они про это разговаривали. Что Генрих хочет, после того как всё здесь закончиться, уйти с оберстом… Кажется, к англичанам… Меня к ним тоже планировалось эвакуировать… Ну, когда всё будет закончено. Но… Я даже не подозревал, что они задумывали!.. Такое!.. Убивать наших же граждан! Своих, немцев! — Штольберг обхватил голову руками, вспомнив, что было задумано, — Сколько же крови они хотели пролить! — в глаза врача читался ужас. Дрёмов уточнив ещё некоторое детали, в основном касательно того, были ли связи у подполья с англичанами. Штольберг честно сказал, что какие-то были. Но как конкретно всё это было, он не знал. Также врач дал достаточно подробный словесный портрет оберста Арнима. На этом допрос Штольберга закончился. Его увели в отдельную камеру. Света и Дрёмов вернулись обратно в штаб, сели в кабинете подполковника. — Теперь мы имеем имя руководителя и его внешность, — довольно опустился за рабочий стол Дрёмов, — Осталось понять, куда они могли уйти… — Они? — переспросила Света. — Ну да… Оберст этот и Михаил. Вы всё ещё сомневаетесь в том, что он не сменил сторону? — кажется, Дрёмов убедился в свой версии. — У меня мало улик для того, чтобы считать его переход на сторону противника фактом. Дрёмов чуть ухмыльнулся, еле заметно. Он считал правым себя. — Как знаете, Светлана Петровна… — Дрёмов решила не давить дальше на эту тему, перешёл к другой, — Где думаете сейчас искать их? Какие имеются версии? — Конкретных мест нет, но… , — Света поднялась и шагнула к столу в центре кабинета, здесь лежала большая карта города, — Возможно они скрываются непосредственно в городе. Либо на окраинах… Понарт, Амалиенау, Миттель-хуфен или же районы Юдиттен, Ратсхоф. Где-то там. Точно не в районе Девау. Там наш аэродром, а это значит охрана там сильнее, — Света показывала на карте свои соображения. — А какой район вы считаете приоритетным для поисков? Света внимательно рассмотрела карту. — Понарт видится удобным для того чтобы скрыться там. Небольшой район в южной части города… Всё ближе к границе. Это в основном промзона, много пустующих зданий… Район Розенау тоже в этом плане подходит для отсидки. Но здесь в основном частные домики… — Ну и к тому же здесь мало патрулей и наши КПП стоят не так часто, — добавил ещё и Дрёмов. — Да. Но насколько я знаю, все основные схроны и укрытия были сделаны в центральной части города. — Откуда вам это известно? — Допросы нужно внимательнее читать, Виталий Сергеевич. Немцы вам там всё сами рассказали, — несколько резко ответила Света, но выложила на стол тот самый список составленный Иваном. Дрёмов стушевался, но взял со стола список, пробежался по нему глазами. Вновь Елагина обошла его, да ещё и Иван Григорьевич тоже. — Ну ещё вспомните, где от вас прятался Арним этот — в котельной госпиталя. А это центральная часть города, — напомнила ещё Света, пока Дрёмов изучал список. — Да… — подполковник почесал подбородок и убрал листок к себе в карман, — Выходит… Они могут быть где угодно здесь… Плохо. Мы теряем время, — Дрёмов изучал взглядом теперь карту. — Не думаю. — Почему? — поднял от карты глаза Дрёмов на Елагину. — Ну… Пока раненый Арним не установил связь со своими друзьями из числа союзников, то это значит, он просто где-то сидит. А чем дольше он сидит, тем плотнее мы его обкладываем… Ну а это значит только одно — время на нашей стороне. Когда у подпольщиков его не будет, они задёргаются и совершат ошибку. — Вы так уверенно об этом говорите, — Дрёмов не верил словам Светы. — Да, уверенно, потому что если бы они уже каким-то образом покинули перекрытый город, то Штольберга вы не нашли. Он был бы мёртв. Подпольщики бы не оставили его в живых, ну и конечно не дали бы ему уйти. Подполковник задумался. «А ведь она опять права! Вот ведь… Светлана Петровна!» — Дрёмову стало казаться, что это она здесь его начальник. А он словно бы юный лейтенант, который ничего не смыслит в делах. — Значит, вы не хотите пока торопится, а предлагаете ждать? — Ну не просто сидеть и ждать. А для начала хотя бы все материалы внимательно изучить и присмотреться к деталям, Виталий Сергеевич. — Хорошо… Светлана Петровна. Присмотрюсь. Дрёмов отпустил обратно Елагину, а сам принялся изучать эти самые материалы по делу о подполье. Раз это советует Светлана Петровна, значит это действительно имеет значение.***
Вечер. Палату как всегда заливал тёплый жёлтоватый свет от лампы. Иван стоял у зашторенного окна, его правую руку поддерживала теперь повязка, чтобы не напрягались мышцы и рана скорее затягивалась. К тому же напряжения сейчас хватало на дневных процедурах, когда в кабинете физиотерапии врач заставлял его поднимать одной рукой небольшие гантели пересиливая боль. Рядом с Рокотовым привычно была Света. Она рассказывала о том, что всё же Штольберга взяли сегодня и допросили. А он рассказал много интересного. — … Так что, у нас есть теперь руководитель подполья. Осталось найти его и взять… И всё наконец закончится. — с надеждой сказала Света. Иван кивнул. Он был очень рад, что пока он здесь, в госпитале, дело идёт. И его главным двигателем является Света. От этой мысли на душе у него делалось приятнее. Его Света превзошла аж подполковника из СМЕРШа! А она ведь всего лишь милиционер в прошлом и обычный майор юстиции в настоящем. — А что нибудь ещё о своих связях в подполье рассказывал? — спросил Рокотов, кажется, он что-то подозревал. — Нет… Не говорил. Иван загадочно улыбнулся, а затем вынул из-под подушки блокнот, найденный когда у Штольберга. — А в записях своих он откровеннее… Не договорил он вам, о том, что с Арнимом к нему приходил некий офицер СС. В большом чине. — Офицер СС? — с лёгким удивлением поглядел на Ваню она. — Да… Но имени тут нет. Только короткая заметка, — Иван развернул перед Светой листы с теми записями, — А рядом, вот, смотри, рядом со временем прихода этого СС-овца Штольберг в рамку обвел «Bärenhöhle». Это переводиться как «берлога», «медвежье логово». Вот чтобы только это значило? — Думаешь, нужно ещё раз допросить Штольберга, про это спросить? — Именно, Светка. Нужно его ещё раз допросить, — кивнул Иван. — Хорошо, — Света мило улыбаясь, вытянула из руки Ивана блокнот, — Завтра допрошу его про эту «берлогу». Рокотов чуть улыбнулся, проводил её взглядом до вешалки, она ушла убрать блокнот в плащ. Иван же остался стоять у окна. — А что-нибудь ещё Штольберг рассказал? — он пытался намекнуть Свете о том, о чём каждый день думал. Света встала рядом, взялась под его левую руку, и чуть прижалась к нему. Намёк она поняла. — Да, рассказывал… Михаил близко сошелся с этим оберстом Арнимом. Ведь этот оберст руководил немецкой разведшколой, в которой и учился Михаил, когда был внедрён сюда… И Штольберг этот считает, что именно с ним сбежал Миша, когда восстание подавили. — А Арним этот, он ведь пожилой такой, седой, немного полноватый, да? — Да. — Света подняла взгляд на Рокотова. — Так это ты его видел вместе с Мишей получается? — Выходит да… Штольберг прав. Миша с ним сбежал, — Рокотов закрыл глаза и отвернулся к окну, он тяжко выдохнул. Света сразу поняла, о чём думал Ваня — о том, что его сын мог действительно оказаться предателем. Она положила свою ладонь на его плечо, чтобы он знал — она рядом, она не бросит его. — Знаешь, Светка… — чуть слышно заговорил Иван глядя на городские развалины, — так странно всё это… Мишка вот сейчас где-то здесь, в каком-то доме сидит. Может быть даже в соседнем со мной… И был уж как месяц рядом был! А встретились мы, по разные стороны… Света только крепче обхватила его руку. Ивану требовалось выговориться, накипело в его душе всё это, не мог больше держать внутри он свои тревоги. А кроме Светы больше это сказать было некому. Ведь лучше неё Ивана никто и не поймёт. Конечно, ему не хотелось нагружать её своими личными проблемами, тем более с таким больным вопросом как дети. У Светы была куда более тяжкая история, чем у него. Какой никакой, но сын у него был. А у Светы… Мог быть, но страшнее то, что больше никогда ни сына, ни дочери у неё не будет. Рокотов стоял, чувствуя за спиной, ткнувшуюся в его широкое плечо Свету. Она стояла и никуда не уходила, слушала его, понимала и поддерживала. — Я не хочу верить в то, что Миша всё же… — Рокотов через силу договорил фразу, — что он предатель… Но если это так… — Иван вновь оборвался на полуслове, он почувствовал, как по его щеке скользнула слеза, — Света, прости меня! — он быстро обернулся и заключил в объятия её, — Прости за всё!.. — шептал он касаясь её лба губами. Света держалась за него крепко, чувствуя каждый его вдох, каждый его выдох. Она прекрасно понимала, за что же так извинился Ваня — за то, что он встал под пулю, которая почти убила его. Встал не ради сына героя-разведчика, а ради сына предателя родины. А Рокотов не мог себе это простить. Что он поступил так со Светой. — Ваня, — Света решила как-то успокоить Ивана, — не надо пока записывать Мишу в предатели, не надо. Мало ли что там Штольберг говорил! Да и Дрёмов этот… — она поняла свои глаза, где тоже дрожали слезинки, обхватила лицо Вани, — Твой сын, разведчик! А это значит, что мы и должны были подумать, что он предатель, раз он там. Это значит, что он действительно настоящий разведчик… Вот такая у твоего сына служба! — А как же, что он убрал того СС-овца, Лидке? — Иван хорошо помнил доводы подполковника. — И что? У Дрёмова есть ещё какие-то прямые улики? Нет их! Всё строиться на его догадках. Поэтому, — Света легонько смахнула со щеки Ивана катящуюся слезу, — давай мы не будем делать поспешных выводов… А будем делать то, что мы с тобой умеем лучше всего… — Вести расследования. — Рокотов закончил за ней фразу и всё же позволил себе чуть-чуть улыбнутся, а потом вновь прижался губами к её лбу. Рокотов поклялся себе не бросать Свету, больше никогда не поступать так, как он поступил до этого. Он же ей сам обещал — всегда возвращаться. И когда пообещал! В тот самый день! А сам… Чуть было не сделал шаг в вечность. А Света точно знала, чтобы не случилось, как бы не повернулись обстоятельства, она не бросит Ивана. Если всё же окажется, что Миша предатель — она будет рядом. Окажется, что Миша герой-разведчик и вернётся к отцу — хорошо, пусть будет так. В конце концов, Света хорошо помнила тот день, когда его сын спас её саму. Забыть это было невозможно. Лёжа на дне той воронки, оглушенная взрывом, на миг ей показалось, что для неё всё закончилось. И только потом её догнал страх от миновавшей смерти. Она действительно очень испугалась всего этого. Так что, Мише она была благодарна за своё спасение. Они стояли около окна, в объятиях друг друга, глядели на то, как накрывали сумерки Кёнигсберг. Вместе с ними город заволок туман. Рядом же было родное плечо, которое несмотря на войну, нашлось. Плечо самого родного и любимого человека — её аккуратные нежные плечики, что вынесли на себе столько горя и бед в эти четыре года; его широкие, крепкие, мужественные плечи, которые защищали, спасали её, к которым можно было прижаться в трудную минуту. И каждый из них друг другу необходим был как воздух. Один без другого больше прожить не мог.