Ошибка подполковника Дрёмова

Настал новый день. В окно, затянутое легким и некогда белоснежным тюлем, заглядывали веселые и золотистые утренние лучи. За окном же ветер шуршал остатками листвы на деревьях. Рокотов постепенно просыпался, опять начинал чувствовать скованность тела, тяжесть в голове практически до лёгкого головокружения и ноющую боль с правой стороны груди. Но эта боль была уже значительно терпимее, чем вчера. Медленно открыв глаза, он провёл взглядом от потолка по стене вниз. За своим столом, положив на руки голову, дремала медсестра, она всю ночь не смыкала глаз. Иван огляделся и сразу же заметил, а проснувшееся тело почувствовало, по левую руку от него сидела Света. На её кудрях и щеке плясали яркие лучики солнца, пробивающегося сквозь занавески палаты. От вида её легкой улыбки, что она уже дарила ему, как-то сразу притупилась боль. Света была его лучшим лекарством. От одного только её присутствия Ивану становилось сразу легче. Света как всегда держала его ладонь в своих нежных руках. И Иван уже чувствовал, какие они стали теперь тёплые. Он вновь улыбнулся. — Доброе утро, Светик, — чуть сжав её пальчики, проговорил Иван, как можно обыденнее, словно они были дома, а не в больничной палате. — Доброе, — шепотом в ответ сказала Света, улыбка сделалась светлее. Рокотов заметил, как вновь подрагивали хрусталём слезинки на её ресницах. Он смахнул их. Света не должна больше плакать. Иван мог долго глядеть на неё не пророрив ни слова, просто любоваться ею. Однако, сами собой в голову лезли картинки прошедших дней. От них на душе стало тяжко, своей массой они выдавливали эти легкие счастливые минуты. Рокотов хорошо помнил последние дни перед раненем, тот день, когда он вышел с ней из дома на эту операцию, уверенный в том, что ничего не случится, что всё будет как обычно. Помнил, что было потом… Как кинулся подавить пулеметную точку, что головы не давала поднять. Как потом, когда опомнился от взрыва гранаты невдалеке от себя, увидел скрывающихся тёмным проулком двух немцев. Помнил, что одного он точно подстрелил, но его подхватил второй. Бросился за ними. Тут ещё третий. Застрелил в конце концов этого третьего. Забежал за поворот. Окрик и… Обернувшись, перед ним предстал Миша. Его сын. Живой!.. Рокотов вспомнил всё, воспоминания яркими всполохами осветити мысли и обожгли душу. Он очертил взглядом лицо Светы и понял — больше в себе он это держать не может, он должен честно всё рассказать сейчас. Тем более, что прекрасно понимал, каким Света его посчитала после того, как он упал на землю. Рокотов крепче сжал её запястье и с паузами, тихо заговорил: — Света… Мне тебе сейчас нужно сказать… очень важное… Прошу тебя, просто выслушай меня до конца. — рука его от волнения стала немного дрожать. Света кивнула. — Хорошо. — Света… То, что я ранен… вот так вот, это не случайность… это… В общем, мой сын, Миша, он оказывается, живой, — перевёл дыхание, — Понимаешь, он оказался жив!.. Я видел его там… А потом забежал боец, автомат вскинул… На Мишу… Я плохо помню, что тогда было в моей голове, всё было так быстро… внезапно… Я сам не понял, как встал под пулю. Всё в тот момент просто сжалось до одного, что Миша вот сейчас вновь, опять… он погибнет… — Рокотов насколько мог вздохнул глубже, вновь переводя дыхание, — Света, родная моя, прости, что заставил тебя пережить это… Что я не подумал о тебе. Прости! Прости меня, если сможешь… — у самого сейчас, кажется, вот-вот проступят слёзы, слёзы вины в перемешку со слезами от боли, душевной и физической. А Света промолчав несколько секунд, зажмурилась и из-под её глаз сорвались прозрачные слезинки. Она торопливо и сбивчиво заговорила: — Вань, ты ни в чём не виноват! Это ты меня прости, что в тот вечер я тебе ничего про сына не сказала… Его глаза наполнились удивлением и непониманием — ничего не сказала про сына?!.. А Света, глядя вновь на него продолжала всё также быстрым полушепотом: — Я когда комнату в общежитии обыскала, то нашла там талисман Мишин… Янтарный шахматный конь… — голос Светы дрожал в слезах, что она старалась скрыть, — Я хотела тебе всё рассказать, но… Дрёмов мне запретил это рассказывать! Понимаешь… Я хотела! Но… — Света всхлипнула смахивая слезы, — Дрёмов сказал, что Миша там не случайно, он разведчик и поэтому он там… Я хотела тебе всё сразу рассказать, я… — окончание фразы утонуло в прорвавшихся слезах, Света уткнулась в плечо Ивана, где повторяла, — Прости меня, Вань! Прости! Это мне надо было всё рассказать тебе!.. Это я виновата во всём!.. Рокотов насколько мог, приобнял её свободной левой рукой. Он смотрел в пространство потолка пытаясь понять сказанное ею сейчас… Света знала, но молчала, потому что приказ… Маленькая, несчастная его Светка! Да за что же ей это всё! Иван прижал её к себе. «Вот оно значит как… Света знала!», — теперь Рокотов понял почему она тогда так выскочила из штаба, бросилась к нему и долго не отпускала, не обращая внимания на людей вокруг. И почему она так дрожала вся. Ей было страшно от понимания, что то, что она знает и о чём обязана молчать — это предвестник большой беды. А потом, уже дома, так боялась идти, хоть и говорила, что тревожно ей. Нет, ей было страшно. Света предчувствовала… Рокотов, наплевав на запрет и на свою боль, обнял Свету обеими руками. Его боль это ничто по сравнению с тем, что происходило у неё на душе. А так, Иван знал, ей станет легче. — Ты не виновата, Светка… — чуть слышно заговорил Иван, пытаясь успокоить Свету, — Слышишь… Не виновата… Иван чувствовал на своём плече её сбивчивое от слёз дыхание. Он понимал, у неё не было другого варианта, не было другого выхода, кроме как молчать. Потому что приказ. И поэтому не винил её. А он, Рокотов, мог поступить иначе, но… Но теперь поздно что-то менять, поздно поступать иначе. Что свершилось, то свершилось. Сейчас главное то, что он всё же остался жив. Вскоре Иван почувствовал, как Света в его объятиях успокоилась. Дыхание её стало спокойным, ровным. Пробыв в его объятиях несколько минут, Света подняла вновь свой взгляд, смахнула рукавом остатки слёз. Иван на это коротко улыбнулся. В этот момент дверь с привычным скрипом при отворилась. На пороге появился Дрёмов. Поймав на себе сразу весьма не приветливые взгляды Ивана Григорьевича и Светланы Петровны, он увёл глаза в сторону всё также спящей медсестры. В руках у него был Светин плащ, о котором она совершенно забыла. Дрёмов оставил его на вешалке, а потом шагнула внутрь. Иван успел отметить, что Виталий Сергеевич не бодр и не весел, каким бывал обычно. И конечно он уловил, как подполковник от него прячет глаза, как провинившийся мальчишка перед отцом, что вот-вот поставит в наказание его в угол или запрёт в чулане. Света, как только вошёл подполковник, постаралась по скорее принять самый серьезный и строгий вид. Но покрасневшие от слёз глаза было трудно скрыть, они её выдвали. — Как чувствуешь себя, Иван Григорьевич? — Дрёмов подошёл к окну, что было по правую руку от Рокотова. — Пойдёт. Бывало и хуже. — сухо ответил Иван. — Ну… Главное, что выкарабкался. — он оставил на подоконнике свою фуражку, пододвинул ближе к себе стул, сел на него. — Повезло очень тебе, Иван Григорьевич, на докторов здесь. Лучший хирург дивизии тебя принял. — «Спасибо» ему от меня. — Это ты ему сам скажешь, как он к тебе зайдёт… Я к вам сюда всё же по другому делу пришёл. — Дрёмов сделался серьёзнее. «Ну да, с чем же ещё ты можешь прийти», — тут же пронеслось в голове у Светы. — И по какому же? — спросил Иван у подполковника. — Я… Я по поводу Михаила, Иван. По поводу твоего сына. В этот момент Ивана так и подмывало схватить за шиворот сейчас Дрёмова и как следует крепко его встормошить. За всё то, что он сделал. За всё то, что он заставил сделать других. И запретить ему произносить имя его сына. Но сейчас Иван понимал, он не мог этого сделать. От злобы на своё бессилие сейчас он лишь сильнее сжал край одеяла. И сразу же почувствовал, как с тревогой его за запястье обхватила Света. Иван уловил на себе её тревожный взгляд: «Вань, не надо. Прошу тебя. Не надо». Иван ослабил хватку… Хорошо, он ничего не скажет сейчас и не сделает. Ради неё. — Думаю, Светлана Петровна тебе уже рассказала про то, что он жив и где был. — заговорил подполковник после паузы. — Рассказала. — процедил Иван. — Тогда… Начну с начала. — чуть кивнул головой, сжал перед собой руки замком и продолжил. — В начале сорок второго красноармеец Михаил Рокотов был отобран как лучший боец и зачислен в разведывательную школу. Там он прошел подготовку и уже в сорок третьем году был заброшен в немецкий тыл. Там он был весьма хорошо залегендирован — как перебежчик из Красной Армии. И, хочу сказать, Иван Григорьевич, Михаил показал себя очень хорошим агентом, — Дрёмов поднялся и стал расхаживать по палате всё также негромко продолжая, — он сумел так внедриться у них, что был зачислен уже в немецкую разведшколу и прошёл подготовку там. Благодаря этому наша контрразведка получила очень много весьма важной информации. В том числе и по подготовке немецкого восстания в Кёнигсберге. — вид у Дрёмова на этих словах сделалася довольным. Иван внимательно всё слушал, а на сердце одновременно было и тяжко, и радостно. Тяжко от того, что он ничего про это не знал. А радостно от того, что его сын добился таких успехов. Да ещё где — в разведке! Ведь его Мишка, сколько он помнили, был очень тихим и спокойным мальчиком. — Где он сейчас? — спросил Рокотов, как только Дрёмов ненадолго замолчал, помнил ведь, что Миша с кем-то уходил той ночью, а Света ничего не сказала про то, что он вернулся, как он обещал ему в ту ночь. — А вот здесь самое интересное, Иван Григорьевич. Михаил должен был, как только он узнает дату и время начала восстания, выйти на связь со мной. Но он не вышел. И сейчас о его местонахождении ничего не известно. Более того, кроме того, что он должен был узнать о начале операции, он должен был вывести и руководство всего этого подполья передав его контрразведке. Но и этого он не сделал. И руководство, и Михаил словно испарились. Света и Иван не понимающе посмотрели друг на друга. «Почему же Миша не вышел к своим и не выдал руководителя подполья?» — только этот вопрос заполнил мысли Ивана. Впрочем, как и мысли Светы. Рокотов стал быстро перебирать варианты того, почему он мог так сделать, но пока ответа не было. — Ну, так или иначе, а Михаила и руководство подполья сейчас требуется отыскать. И поручено это вам двоим. Начнёте вы, Светлана Петровна, а Иван Григорьевич присоединиться как только позволит его здоровье. — Мне? — переспросила Света. — Да, вам, товарищ майор. — А как же то, что это дело контрразведки? — Света зацепилась за это, она же знает как ревностно охранял свои секреты подполковник. В этот момент Дрёмов из своей сумки вынул большой конверт. — Формально, вы двое, всё также числитесь следователями при штабе Уполномоченного. Но теперь это будет лишь ваше прикрытие. Со вчерашнего дня вы, Светлана Петровна и вы, Иван Григорьевич, сотрудники СМЕРШ. — Дрёмов выложил на тумбочку два удостоверения с алыми обложками. Света сразу же взяла в руки новое своё удостоверение, подала Ване его. Да, действительно, она теперь ещё и майор контрразведки. — И вот ещё некоторые документы вам. Пайки́ у вас теперь как у контрразведчиков, а не как у следователей. — подполковник оставил на тумбочке конверт. — Ну а сейчас, Светлана Петровна, вам всё же необходимо вернутся к исполнению ваших служебных обязанностей следователя. Прикрытие должно работать, а это значит и дела вести всё же должны. — и из сумки подполковника показался ещё и аккуратно свёрнутый ремень с кобурой и оружием; всё это легло на подоконник. — Ну а для начала нам необходимо отыскать сбежавшего Штольберга. Он теперь очень нужен в наших поисках. Жду вас внизу, товарищ майор. Подполковник развернулся и быстро вышел. Хлопнула дверь. Света сидела на краю кровати и держала в руках красную корочку нового удостоверения. Она подняла глаза на Ивана. Рокотов положил свою руку на её ладони. Кажется, он был сейчас спокоен, в отличие от неё. — Ничего, Светик, справимся… Мы ж пока ещё люди-то военные, — он успокоительно заулыбался. Света наконец позволила себе улыбнуться. Ваня шутил, а это значит, что ему уже легче. — Видишь, контрразведчики мы с тобой теперь. Серьёзные люди, — Иван продолжал подбадривать жену. А Света в ответ нежно на него смотрела. Она очень не хотела сейчас идти куда-то от Вани. Тем более с Дрёмовым. Но понимала, что вообще-то, у неё был приказ. Это же видел в её взгляде и Рокотов. — Ты собирайся, Светик. Иди. А я буду тебя здесь ждать… Не переживай. Всё будет хорошо! — он улыбался и как всегда подмигнул, всё время держа её запястье в своей большой ладони. Света не удержалась и наклонилась к Ване, обхватила руками его шею, осторожно, чтобы не коснуться того места, где была его рана, и нежно-нежно поцеловала его. — Мы обязательно найдём Мишу! Обязательно, Вань… Ты только поправляйся скорее… И тоже не волнуйся. — говорила Света, не сводя глаз с Ивана, а кончики пальцев шагали по щекам, вискам и прибраным сединой волосам. Он кивнул ей. — Ты только дождись меня! — шептала Света, — Я приду к тебе, обязательно. Вечером. — Есть дождаться, товарищ майор! — заверил с улыбкой её Иван. Света вновь улыбалась — Ваня привычно подшучивает. Она вновь оставила на его губах поцелуй. Ещё немного посидела около Ивана, впитав в себя вновь его взгляд, запомнив его глаза и всего его, она встала и собралась. В карман были убраны её новые документы, надет плащ. На поясе вновь ощутилась тяжесть от пистолета. Света шагнула к двери и, конечно, обернулась. Ваня немного приподнял свою правую руку и махнул ей. С улыбкой. «Он будет ждать меня!» — с этой мыслью она зашагала вниз, к машине. Туда, где её ждал подполковник. А Иван ещё очень долго потом думал про Мишу, про Свету. Думал про то, что выходит, он зря весь прошедший месяц столько много мыслей посвящал Мише. Он ведь был жив. И был совсем недалеко от него — здесь, в Восточной Пруссии. Иван пообещал себе, как только окончательно залечит рану, он ни на секунду не отпустит от себя Свету и станет намного внимательнее к ней. Сейчас, постояв одной ногой в могиле, ощутив этот мертвецкий холод, Иван как бы со стороны смотрел на это время после мая. Он видел, как уделял ей внимания меньше обычного, немного замкнулся в себе и в из-за этого и терялась та нить близости, которая до этого так крепко связывала его с женой. Иван помнил и своё намерение закрыть собой детей от гранаты. Это тоже был отголосок полученной похоронки на сына и понимания, что у него не будет в семье его детей. Поэтому хотелось спасти хотябы этих чужих немецких детей. О них он подумал, а вот о стоящей за его спиной жене, на чьих глазах всё и разворачивалось, как-то не подумал. Перебрав вновь всё это, Рокотов пообещал самому себе стать самым чутким мужем на свете, исполнять каждое Светино желание. К тому же, он ведь знал её самое заветное желание — забрать к себе того мальчишку — Сан Саныча из Одессы — и жить уже самой настоящей семьёй. Вот и будет в его семье ребенок. Как хочет Света, как хочет и он. С этими мыслями Иван ближе к обеду провалился в глубокий, но очень спокойный сон. К тому же, сон ему сейчас был как никогда кстати. Во сне всё лечиться куда быстрее.