***
Тихий скрип двери. Вновь внимание медсестры на ней. Иван тоже вновь повернул голову ко входу. В дверях стоял Дрёмов. Подполковник же увидел Ивана Григорьевича, а рядом была Светлана Петровна. Она крепко спала, прижавшись к предплечью Рокотова. Спала очень спокойно. Так пожалуй, она не спала давно. Подполковник показал рукой: «Не надо, Иван Григорьевич, не буди. Пусть отдыхает». А потом он чуть кивнул головой: «Ты тоже, отдыхай, Иван Григорьевич». Дрёмов тихо прошёл в палату, встал около столика медсестры и тихо приказал: — Товарища майора пускать к нему в любое время — хоть днём, хоть ночью. Ей разрешено быть столько, сколько потребуется. Всё уже согласновано. — Хорошо, поняла вас, товарищ подполковник. — также не громко ответила медсестра оторвавшись от своих дел. Дрёмов кивнул и также тихо вышел обратно. С души у него словно спал какой-то огромный тяжкий груз, что давил очень долгое время на совесть его. Захотелось вздохнуть как можно глубже, как можно шире. Впервые Виталий Сергеевич почувствовал, что сделал всё действительно правильно, как надо. Не слепо подчинился приказам, а сделал по человечески. И только что он исправил одну из своих многочисленных ошибок, совершенных за долгие годы. Многие из этих ошибок были напрямую связаны именно с этим двумя людьми — Иваном Григорьевичем и Светланой Петровной. Дрёмов шумно выдохнул, поправил гимнастёрку на себе и отправился работать дальше. Теперь, он был уверен, дело точно сдвинется с точки, которую чуть было сам было не поставил.7.
16 августа 2022 г. в 12:43
Светлая и достаточно просторная палата. В углу её за небольшим столом в лучах настольной лампы сидела медсестра, читающая книгу. Когда скрипнула дверь палаты, она оторвала свой взгляд от страниц и перевела его на вошедшую Светлану Петровну.
А взгляд Светы, стоило ей оказаться внутри, был сведён в одной точке — здесь на одной единственной койке лежал человек, чьи волосы уже тронула седина. На тот же скрип, на которой обернулась медсестра, мужчина тоже обратил своё внимание.
На Свету смотрели с мягкой улыбкой глаза. Его глаза. Живые, чуть дрожащие то ли от проступивших слёз, то ли от неожиданности, то ли от радости встречи, от радости вновь увидеть перед собой самого дорогого и любимого человека. Эта улыбка засияла немного устало, как часто вечерами улыбался он ей дома, сияла так по-родному тепло и бесконечно нежно. Это была его живая улыбка.
Шаг, ещё один и ещё, Света медленно опустилась на край кровати рядом с ним…
— Света! — сразу же сорвалось с губ Ивана, стоило ей опуститься рядом, палату залил самый дорогой голос на свете.
И это короткое, вроде бы обыденное — её имя, взбудоражило Свету до самой глубины. Она слышала его. Видела его. Она вновь чувствовала его. Здесь, в реальности.
— Ванечка! — прижимала к щеке она его горячую руку, что нежно обводила её лицо.
Улыбка у Светы дрожала от слёз. Она глядела на него, не веря до конца в то, что всё это происходит в самом деле. Это не ночное видение, не её фантазия и сон. Это — реальность. Ваня рядом, он живой.
Иван осторожно смахивал с её ресниц каждую слезинку, что проступали с каждой секундой всё больше и больше.
— Родная моя… Света. — и вновь он шептал ей, зная, что ему нельзя произносить ни слова.
Он не мог сейчас молчать, хотел сказать ей всё, что, казалось бы, не успел сказать позавчера. Как всем сердцем любит её, как ужасно виноват перед ней и многое-многое другое.
Света разглядела бинты на его груди, справа, они туго перетянули собой его крепкую фигуру. На сердце и во всём теле стало больно, так словно это в неё саму вонзается, разрывая плоть, та самая пуля. Но она ощутила нежное касание его руки, как он горячей ладонью чуть сжал её тоненькие пальчики, холодные, практически ледяные. И Света в этот момент окончательно ожила. Задышала. Глубоко и наконец полной грудью. С Ваней она вновь обрела свой воздух и свою жизнь, которую казалось, уже навсегда потеряла.
Света чувствовала слабость крепких Ваниных рук. Но как бы сейчас они не были слабы, главное, что они держали, касались её. Держали не безвольно, как тогда ночью, когда Света склонилась перед ним. Нет. Держали живо, грели собой. Вновь Света прижала к щеке его ладонь. Чувствовала каждую жилку на ней, где бежала горячая кровь. А потом она медленно касалась её губами, целуя родные руки.
Они смотрели друг на друга, глаза в глаза. Смотрели и молчали. Ладони Светы сами потянулись к его лицу, кончики пальцев осторожно и нежно касались его. Она, как в первый раз, изучала черты его, все изгибы морщинок, линию губ, вновь познавала глубину его тёмных, но таких тёплых глаз. Кончики пальцев коснулись седых висков. Да, волос был всё таким же жёстким. Ваня продолжал был всё таким же. Он даже продолжал также пахнуть своим одеколоном вперемешку с горьким табаком, что так часто курил. Свете сейчас даже это нравилось. Она любила и это. Она всего, до конца и до безрассудства его любила.
Света вновь заплакала, уткнувшись в его грудь. Она плакала долго; поднимала заплаканное лицо, встречалась взглядом с Ваней, улыбалась и вновь плакала, снова утыкаясь ему в грудь. Она плакала и вспоминала всю свою жизнь с ним с самого начала, с самого первого дня. Сколько уже между ними произошло, кого потеряли, что приобрели, как волновались друг за друга, как жили разлучённые войной просто веря в то, что с любимым человеком всё в порядке.
Иван осторожно, пересилив боль, что раздирала грудь, прижал к себе Свету и медленно проводил ладонью по её волосам, по спине. С того момента, как он пришёл в сознание, Иван ждал только её появления. Она была первая, о ком вспомил увидев вновь белый свет. И первое, о чём он попросил стало то, что сюда позвали его жену — Светлану Петровну Елагину. Ведь он второй раз возвращался к ней оттуда, откуда казалось бы возвращения быть не могло.