***
Машина, дорога, пробегающие мимо изуродованные улицы Кёнигсберга. Вновь тихая Шиллерштрассе, двенадцатый дом. Шуршание шин по листве стихло и машина замерла у ворот. Дрёмов вышел из-за руля и остановился у калитки. И опять он мнётся, боиться шагнуть дальше. А чего боишься? Светлану Петровну? Боишься, что она увидев тебя, выставит за дверь не выслушав до конца. Что ж, понятно. Кому будет приятно, что его гонят прочь. И кому может быть приятно, что на пороге твоего пусть и не родного и любимого, но дома, вновь появился тот, кто виновен в случившемся. Однако, подполковник собрал свою волю в кулак, выдохнул неуверенность, поправил на плечах плащ и фуражку на голове. Дрёмов решительно открыл калитку и подошёл к двери. Вновь было не заперто. Дрёмов поднялся по деревянным ступеням к квартире, где жили Светлана Петровна и Иван Григорьевич. Аккуратный стук в дверь. Ему открыл Григорий Иванович. — Здравствуйте, Григорий Иванович, — Дрёмов как и подобает мужчине, что вошёл внутрь, снял головной убор, — Позволите? Федоренко молча пропустил Дрёмова в квартиру. Подполковник уже на входе заметил сидящую в углу Светлану Петровну. Она не сводила глаз с окна, за которым понемногу наступал день и уходило летнее тепло, ему на смену шла промозглая осень с её дождями и хмурыми низкими тучами. Взгляд же Светланы был абсолютно пустым и равнодушным ко всему. Не искрилась там больше задром жизнь. Не играли переливы зелёного, что особенно подчеркивали в ней жизнерадостность, её особый оптимизм в жизни. Дрёмов впервые в жизни видел такой взгляд и впервые видел такой Светлану Петровну. Она всегда виделась ему веселой, но при том очень стойкой женщиной. Конечно, где-то хрупкой, слабой, но где-то очень сильной и мужественной (порой даже завидовал ей в этом, на некоторые вещи ему смелости не хватало). Однако, рядом с ней неизменно был её муж — Иван Григорьевич. Её опора и поддержка. То, какие особенные чувства их связывают, Дрёмов понял ещё в первый день их знакомства. Убедился окончательно когда Рокотов схватил его за ворот формы (ещё никогда его так не хватал, все боялись) и назвал дерьмом (тоже впервые в жизни). А ещё он был готов набить ему лицо за то, что знал Виталий Сергеевич, где Светлана Петровна, но молчал. И вот, Виталий Сергеевич стоит в квартире у Светланы Петровны, стоит и молчит, то ли вновь подчиняет себе собственную волю, то ли пытается подобрать слова, которые не сделают всё хуже… — Светлана Петровна, — заговорил наконец Дрёмов преодолевая вставший в горле комок неуверенности, — Вы сейчас очень нужны в штабе… Дело очень срочное. Оно не терпит отлагательств. Света даже не пошевелилась на эти слова, словно бы Дрёмов это какое-то пустое место, его нет, а значит ничего не было сказано ей. Всё также взгляд блуждал где-то по стеклу окна, а мысли были точно не в этой квартире. — Светлана Петровна, это приказ и… Вы всё ещё в должности следователя. Поэтому, — Дрёмов надел обратно фуражку, — Я жду вас внизу у машины. — подполковник не смог больше выносить это отрешенный вид Елагиной, он бил его хлеще самой сильной пощёчины. Дрёмов сорвался с места и вышел, громко стуча каблуками по дереву половиц и ступеней. Хлопнула дверь, а к Свете подсел Григорий Иванович. Он всё время был здесь. Федоренко сидел и не знал как начать говорить. Но ведь надо начать… — Зачем вы его пустили? — севшим голосом спросила чуть слышно Света. — Ну так… Он ж… Подполковник… Начальник ваш. — Григорий Иванович попытался оправдаться. Света прикрыла глаза. Не хотелось видеть это всё вокруг себя. Эти стены, этот дом, этот город за окном. Три дня уже прошло с той самой ночи, а легче совершенно не становилось. Те, кто говорят, что время лечит — нагло врут! Напротив на душе делалось всё хуже и хуже, всё острее и больнее ощущалось отсутствие Ивана. А перед глазами стояла одна картина — лежащий на сырой и холодной земле, без движения и дыхания её Ваня… Федоренко вздохнул, тяжко, как он теперь постоянно вдыхал. — Ехать ведь надо, Светлана Петровна… Приказ ведь, — вновь заговорил осторожно Федоренко. — Зачем? — в голосе Светы было столько безразличия, что его бы хватило, пожалуй, на несколько жизней вперёд. — Приказ… — только и нашлось что ответить Григорию Ивановичу. Свете отчаянно никуда не хотелось сходить со своего места. Хотелось быть здесь, где было хорошо вспоминать, быть хоть там вместе с Ваней. Но… Григорий Иванович ведь был прав. Она ещё следователь, погоны ещё при ней, вот они, на её плечах лежат серебром с двумя васильковыми просветами и золотятся звездой. Не маленькие погоны — майор юстиции. Да, сейчас она обязана, хочется или нет, но она обязана подняться, собраться и спуститься вниз, к машине, и поехать с этим Дрёмовым. А потом терпеть его присутствие. Ровно столько, сколько потребует очередное дело. И Света поднялась, шагнула к зеркалу. Себя она совершенно не узнала. Красные от слёз и отсутствия нормального сна глаза, потухший взгляд, особенно острые скулы, сухие губы, безжизненный взгляд. Вместо аккуратных кудрей — копна волос. Света попыталась это всё как-то собрать, но вышло плохо. Тогда она неспешно вышла в душевую. Войдя в небольшую комнатку взгляд сразу же упёрся в столик с полочкой, где в стакане стояли две зубные щетки, Ванин одеколон, на полке лежала Ванина бритва, небрежно оставленная им. Рядом было брошено беленькое вафельное полотенчико. Так Ваня его всегда оставлял здесь… Грудь опять сдавило тисками боли. Света шагнула к столику и аккуратно взяла небольшой стеклянный флакон. Тот самый запах! Пахло Ваней. Закрываешь глаза и кажется он стоит совсем рядом с тобой, ещё немного и щека твоя почувствует тепло его губ, его дыхание ощутит твоя кожа. Как Света любит этот аромат!.. Сердце нестерпимо зажало между рёбер. А по щекам потекли холодные слёзы. Света прислонилась к стене и медленно осела вниз, прижимая к груди холодное стекло от которого тонко стекал этот родной до боли запах. До той боли, от которой вновь она сжалась от разрывающих душу рыданий. То, что рядом больше нет Вани, она чувствовала всё сильнее. И от осознания этого, что она без него, было невыносимо дальше дышать, смотреть и жить. Ваня был смыслом её жизни, он был её жизнью. Света несколько минут просидела здесь. Она же помнила, что ей нужно сейчас ехать в этот чёртов штаб! Будь всё это проклято! Вдохнув сквозь всхлип, Света смахнула остатки слёз с лица, поднялась. Она поставила одеколон ровно там, куда его поставил в последний раз Ваня. Ей вообще теперь не хотелось убирать со своих мест всё, что куда бы то ни было поставил, повесил, положил он. Так ей казалось, что он непременно вернётся, что Ваня просто на минутку вышел. Света вернулась в комнату, перед зеркалом придала себе более-менее приличный вид, застегнула пуговицы на форменном платье, запахнула накинутый на плечи плащ (ремень с оружием так ведь не вернули). Напоследок Света ещё раз посмотрела на своё отражение — словно ничего не делала, всё осталось прежним: безразличе в некогда весёлых глазах, траурный вид и бледная печаль кожи. Света распахнула дверь неторопливо спустилась одиноко по ступеням и вышла за калитку. Спустя три дня она вновь очутилась за порогом. Прошло всего три дня, а ей казалось, что прошло уже нереальное количество времени. Ведь Света совершенно не следила теперь за часами. Григорий Иванович спустился следом за ней и проводил до самой машины подполковника. Когда же машина отъехала, то Федоренко зашагал к себе домой, три дня отпуска, выбитого у Носовихина, у него заканчивались, нужно возвращаться на свою службу.***
Внедорожник катился по улицам Кёнигсберга к штабу. Набегающий воздух немного бил в лицо и трепал волосы, однако Света всё также равнодушно смотрела на мелькавшие мимо неё улицы. Хотелось ничего не замечать на них, однако… Вот здесь она с Ваней рассматривала афишу, выбирали, куда же можно пойти после службы… Здесь у этого дерева, они стояли вечером и, пропустив патруль, под лунным светом, нежно обнимали и целовали друг друга. Было так хорошо… А вот здесь, за этим поворотом, та улочка, на которую она с Ваней сворачивала каждый раз, шли по ней на службу. Она всегда держала его под руку. О чём-то разговаривали, шутили. Лишь у самых дверей штаба каждый делался серьезным следователем, майором юстиции. Света заметила, они проехали тот поворот к штабу. Дрёмов ехал куда-то не туда, не в штаб. А куда тогда он ехал?.. Хотя, впрочем, какая разница куда. Света просто смотрела на правую сторону улицы и провожала взглядом эти чужие дома, чужие лица, чужой город. Через пять минут машина въехала на территорию госпиталя, прокатившись под некогда красивой аркой, которую венчал большой прусский двуглавый орёл. Высокое трехэтажное задание из красного кирпича высилось за аркой. А во дворе — бегающие девушки в белых сестринских халатах, солдаты в выцветших больничных халатах, с костылями и без. Дрёмов остановил близ лавок машину, заглушил мотор и вышел. За ним выбралась и Света. Подполковник уверенным шагом пошёл к двери, позади него — Светлана Петровна. Они поднялись на какой-то этаж, Дрёмов попросил Светлану Петровну немного подождать его в коридоре. Сам он скрылся за дверью с табличкой «Главный врач». Сколько его не было Света не считала. Она просто стояла у окна, водя взглядом по крышам кёнигсбергских домов, а точнее по тому, что от них осталось. Чуть дальше, за этими крышами, виднелся Прегель, что нёс свои воды к мрачной и холодной Балтике. А ещё, немного левее, были видны руины старого центра Кёнигсберга. Там где был старинный Кнайпхоф, стоявший по центру Прегеля на острове, были сплошные развалины. Виднелся и Королевский замок, а напротив него большая старинная биржа. Вид этот совершенно не нравился. Разруха. Тотальная разруха. Не мог понравиться Свете такой вид. Она начинала ненавидеть всё это. Каждый кирпичик в этой проклятой Германии, в этом чертовом городе становился ей противен. В душе боролись два желания — уничтожить это место совсем, чтобы больше ничто о нём не напоминало, либо уехать отсюда как можно дальше. Осторожно захлопнулась дверь. — Светлана Петровна, прошу вас, пойдемте за мной, — Дрёмов был на удивление очень вежлив. Света послушно пошла туда, куда указывал подполковник. Дрёмов же был без ставшего привычным плаща и даже без фуражки. Шли они сначала по одному коридору, весьма широкому, потом повернули в другой, поуже, спустились на этаж ниже. Пройдя по этому коридору, что был практически пуст, лишь два солдата охраны стояли здесь, Дрёмов остановился в самом его конце возле одной из дверей. — Если не возражаете, то плащ вам лучше снять, — неожиданно попросил подполковник, — К тому же, здесь такие порядки. Света, немного помедлив, всё же стянула с плеч свой плащ, оставив его в руках Дрёмова. Ну раз здесь такие порядки… Она уже хотела спросить, что они здесь забыли, какое у них дело в госпитале, когда Дрёмов говорил про штаб, как её опередил подполковник: — Проходите, Светлана Петровна, — и Дрёмов пригласил её войти первой в палату, перед которой они стояли. Света оглянула подполковника, думая, проходить или же нет… Что же там за дверью такое было, что именно ей нужно войти первой?.. Света взялась за ручку, потянула на себя и медленно распахнула дверь…