Нет! Нет! Нет!

Накручивая ярко-рыжую прядку волос на указательный палец, Кихен с самым что ни на есть скучающим видом, сидит в холле на диване. Он рассматривает набившую оскомину обстановку уже в миллионный раз и ждет доставщика пиццы. Секс — сексом, а вот прием пищи по расписанию никто не отменял. Парень не хочет рассуждать о том, чем конкретно является жор в три утра: поздним ужином или завтраком, поэтому просто напевает под нос веселую мелодию из какого-то детского мультика. В голове Ю, честно говоря, на первом месте стоит совсем не еда, а через чур скромный, но очень и очень сексуальный курьер. Еще момент, который непременно стоит отметить — всегда, когда бы не поступал заказ на пиццу с треклятыми ананасами ее приносит именно он. Кихен не до конца уверен, но, вероятно, это стало каким-то неофициальным кодовым словом, обозначающим их тайную встречу. Вот только Ю страшно недоволен этим фактом по одной простой причине — вся еда, особенно с запеченными ананасами, должна мгновенно превращаться в пепел, желательно в аду. Это с самого начала было глупым совпадением, а в итоге переросло в непонятный ритуал призыва симпатичного доставщика. Кихену чертовски надоело подкармливать троглодита в лице Минхека, ссылаясь на крепкую дружескую привязанность, а помощи от догадавшегося и слишком довольного экономией семейного бюджета Хенвона, вряд ли дождешься, поэтому, нужно действовать самому. Взять гребаную ситуацию в свои сильные руки и прекратить мучения раз и навсегда. Конечно, будет ложью, если сказать, что Кихену не нравились те моменты, когда доставщик, уже не спрашивая кому полагается пицца, проходил прямиком к нему, неловко кланялся и улыбался, пристально разглядывая. Смотрел глаза в глаза, пытаясь что-то в них прочесть, но каждый божий раз ему мешала черная ажурная повязка, что была обязательным атрибутом рабочей формы клуба. Сказать, что помимо немых переглядок тот пытался что-либо предпринять будет неправдой и это катастрофично не устраивало Кихена, который накануне двадцатой встречи и передачи пиццы, от запаха которой на нервной почве уже начиналась чесотка, задумал коварный и очень действенный план как подружиться с недотрогой здоровяком раз и навсегда. В том, что этот стеснительный парень, Хосок, как указано на бейджике, был геем или би, сомневаться не приходится, ведь он буквально чуть ли не слюни роняет вниз, на чистенький пол, находя взглядом искомого человека. Каждый раз стоит, едва ли не переставая дышать, не смея прикоснуться, но не желая сдвинуться и на шаг в сторону выхода после передачи заказа. Все до неприличия просто — его хотят и нисколечко данного факта не скрывают, но отчего-то боятся произнести вслух пару простых фраз, хотя, можно ведь вообще без слов — элементарно оплатить время и поманить за собой в нужную комнату. Это же гей-клуб, он для подобного и создан. Быстрое удовлетворение любых эротических потребностей с тем, кто пришелся по душе. Однако, будет неправдой, если Ю скажет, что ему не льстит внимание такого интересного по всем фронтам атлета. Это заводит, он уже давненько не чувствовал в свою сторону не только страстного, но и ванильно-романтического интереса. Будь тут обычная похоть, крепыш бы уже давно наскреб деньги и сделал свое черное дело, но нет ведь. Ждет чего-то, стесняется и тщетно пытается словить прямой зрительный контакт, которому бы не мешала повязка. Чудной. Но, вопреки всему, именно такое его поведение, порождает в груди чувства, которые Кихен, уже было похоронил. И только ради него, этого атлета с наивными детскими глазами, возвращает их к жизни и стремится дать шанс. Но совершенно не такой, к каким привыкли все окружающие — ни кафе, ни рестораны, ни походы в кино — кое-что интереснее и куда более подходящее этому месту. Урвав идеальный момент пустующего от клиентов холла и, что особенно важно, стойки администрации, ибо кое-кому снова приспичило заняться сексом, Кихен, коварно облизывая пересохшие губы и закидывая в рот мятную конфетку, садится на высокий стул Хенвона и счастливо жмурится, как только видит открывающиеся двери. Он, сползая с нагретого сидения во мгновение ока, прячется внизу, там, где собственно планирует просидеть некоторое количество времени, заблаговременно извещая Че о том, что его место будет занято и приходить проверять сохранность всего и вся не стоит, если он, конечно же, не хочет с Минхеком испытать новые ощущения и несколько расширить свой сексуальный опыт. Кихен уверен, что курьер сейчас в полном недоумении озирается по сторонам, поэтому, немного приподнимаясь из-за стойки и маяча ярко-рыжей макушкой, приветственно машет ему рукой и снова-таки опускается на корточки, с удовольствием перебрасывая конфету за щеку. Хосок обязательно подойдет к нему и встанет рядом, а там дело за малым. Когда тяжелая поступь шагов начинает эхом раздаваться по залу, Ю немного напрягается, но не от волнения — предвкушения. Он не собирается отпускать от себя этого парня, а также планирует покончить с ебаной ананасовой пиццей раз и навсегда. Когда перед взором Кихена предстают стройные ноги, облаченные в черные рванные джинсы, он рывком притягивает их на себя, чем заставляет не ожидавшего такой прыти доставщика, пошатнуться и ойкнуть. Удобно расположившись на коленях около его ступней, быстро расстегивает ширинку, между делом, через чур официальным тоном заявляя: «Если из твоего рта вылетит хотя бы самый тихий звук и меня поймают за этим занятием, тебе не жить. И, чтобы ты ясно понимал, у твоего убийцы будет мое имя — Ю Кихен. Хорошенько его запомни». Заметив, как сильно напряглось тело здоровяка, Кихен ухмыляется и решает пожалеть его, хотя и довольно-таки своеобразным способом — прижимаясь лицом к паху и обдавая бархатную кожу горячим дыханием. Он не испугать его хочет — ублажить. В следующее мгновение Кихен придвигает стоящий неподалеку стул, на который впоследствии усаживает своего ненаглядного. — Так удобнее будет. Молчи и получай удовольствие, — демонстрирует мятную конфетку меж зубов. — Думаю подобных ощущений в твоей жизни еще не было. Внимай, крепыш. — Ки… — Ни звука. Хосок, вжавшись широкой спиной в невысокую спинку стула, а руками вцепившись в края сидения, не может поверить в происходящее с ним. Кихен и правда собирается сделать ему минет? Так по-хозяйски приспускает штаны и забирается руками в трусы, с улыбкой нащупывая там несколько окрепший член. — Нравится значит? Возбуждает такое? — улыбка возникает на губах рыжего. — Ты гей? Головой махни, если да. Получив в ответ заторможенное мотание головой из стороны в сторону, Кихен щурится, но попускает эту ситуацию. Пусть. Отрицание себя — это его любимая тема, он много и тщательно с ней работал до него, и, стоит отметить, каждый раз исправлял. — Хочешь романтики? Ты можешь стать гомосексуалистом только ради меня. Вопреки всему, ведь это так неправильно, а еще и пафосно-киношно. Как тебе идея? Хороша? Вот только спешу тебя расстроить — это не ко мне. Ты должен прекрасно осознавать на кого положил глаз, я работник секс-индустрии, которого вполне себе удовлетворяет данная работа. Мне нравится этим заниматься, и я не брошу клуб. Мы не убежим в закат, сцепившись за ручки после минета, считаю должным пояснить это, а то, зная вас, мечтателей, такое вполне себе имеет место быть. Сейчас твой член в моих руках не потому, что я прошу выкупить меня из этого места или что-то подобное. Я хочу тебя, а ты меня. На этом все. Все донельзя просто. Хосок, туго соображая, пропускает большую часть слов Кихена мимо ушей, в сознании остаются лишь те, которые были в начале. Потому что ему крайне сложно уцепиться за длинные предложения, состоящие из пяти и более слов. В мозг врезаются какие-то отдельные фразы, вырванные из контекста, а смысл, исходя из происходящего, он додумывает сам. И не факт, что верно. Вроде речь велась о его ориентации, но сконцентрироваться крайне сложно, когда член подрагивает в чужих руках и все действо происходит на открытом пространстве, где никак не спрятаться. А очень хочется. Ли не то, чтобы не гей, он вполне себе неплохо уживается в этом мире будучи бисексуалом. Данное признание не смогло сорваться с губ в настолько напряженной атмосфере, вовсе не потому что ему запретили говорить. Его тело будто перестало реагировать на внешние раздражители, в сознании билось желание сказать уверенное «нет» этому месту, но определенное «да» этим губам, рукам и заигрывающему голосу. Начиная с его первого визита в клуб, все пошло не так из-за Кихена — ужасно расслабленного парня, любящего раздразнить, а после пристально наблюдать за действиями, растерявшегося от подобной прыти, человека. Возможно, такова стратегия привлечения новых клиентов и, Ли уверен, что за каждую заблудшую овечку, коей он и является, рыжему лису причитаются дополнительные выплаты. Вот только Хосоку все равно, что там и кому полагается — Кихена хочется. Именно такого, в ужасно-развратном костюме с вкраплениями латексных элементов в штаны и рубашку, в ажурной черной повязке на глазах и с вечной ухмылкой на губах. Его вид не самое последнее, что раззадоривает, под ложечкой сосет от жажды увидеть цвет глаз Ю и поцеловать каждую из родинок, рассеянных по аккуратному личику. Романтично? Пусть. Не подходит этому месту? Еще бы. Но хочется именно так. Ведь все грани разумного были перешагнуты и выброшены за борт, а здравый смысл из головы Хосока пропал ровно в тот момент, когда он увидел на своем обожаемом работнике длинные латексные перчатки до локтя — то есть с самого начала. Хосок нисколечко не понимает, как реагировать и что предпринять. Нужно ли вообще что-то делать? Во-первых, Кихен запретил издавать любые звуки, но абсолютно не беспокоится располагаться в месте, наверняка, находящимся под тщательным контролем камер наблюдения. Во-вторых, что будет, если сурового вида администратор вернется и застанет такую картину? В-третьих, у него в машине лежат еще четыре срочных заказа, за неисполнение которых его уволят одним днем, сегодня же. Вот только, когда руки Кихена в очередной раз спускаются ниже, ко внутренней стороне бедра и нежно ласкают, понимает одно — не важно, пусть увольняют. Пиццерий много, а вот Ю Кихен уникальный. Один единственный и безумно манящий. Хосок от предвкушения покрывается мурашками, но не стремится увильнуть, лишь жадно захлебываясь слюнями, наблюдает как хорошо его член смотрится в руках Кихена. Тот, будто бы признав в Ю того самого человека — хозяина, послушно крепнет, за что получает легкий поцелуй. Ли хочется, чтобы поцелуи доставались губам, но он проглатывает свое возмущение ровно в тот момент, когда его достоинство оказывается у Кихена во рту. Чувствительную головку сразу же обдает странными ощущениями — будто бы легким холодом, от чего он морщится и инстинктивно пытается отстранится, но Ю не позволяет. Кихен четко и ясно дает понять одно: не вырвешься, пока я не закончу. Ли, чуть хмурясь и пытаясь уложить в голове лавину неизведанных ранее чувств, чуть шевелит бедрами, за что получает неслабый хлопок и по приказу серьезных глаз, послушно разводит ноги пошире. Зачем и почему он дает с собой делать подобные вещи — не знает, но прервать Кихена будет преступлением. Это куда больше, чем купить его и получить секс за деньги, все происходит по инициативе самого Ю, а значит он в этом лично заинтересован. Потрясающе. Ему делает минет тот, на кого дрочил эти пару недель ежедневно, иногда по нескольку раз за пару часов. Кихен искусный, он не только дает прочувствовать колючую свежесть в непривычном месте, но и жар, разливающейся по телу. Хосок понимает, что придает минету необычные ощущения — та конфета, что Ю продемонстрировал ранее. Мятная. Улыбается он, вспоминая, что именно такую приносит каждый раз как подарок к упаковке пиццы. Это даже символично, таким вот образом использовать его гостинцы. Ведь они не полагаются к заказу — личная инициатива. Рукой, облаченной в черный латекс, Кихен чуть сжимает член Ли, неспешно водя вверх-вниз вдоль, а второй активно массирует все, до чего может дотянуться, в основном его задницу. Ю, пальцами залезая за кромку джинсов, опускаясь по ложбинке, старательно, может даже излишне тщательно, сосет член. Пошло причмокивает и стоит чуть-чуть оторваться, как демонстративно проводит языком по губам. Тянет уголки губ вверх прежде чем, широко раскрыв рот, опуститься на возбужденный орган. Делает все настолько плавно и мучительно медленно, что хочется начать двигаться самому, но нарушать правила игры Хосок не собирается — боится последствий. Ему не сложно позволять касаться себя везде, где Кихену задумалось, хуже всего сдерживать свой голос и озираться по сторонам, боясь, что вот-вот в холл ворвется целая толпа клиентов из комнат и с улицы. Вот, что будет крахом всего. Хотя пугает не количество народа, а сама реакция пусть даже одного единственного прохожего. Что будет отражаться на его лице? Омерзение, желание, а может злость? Будет ли он удивлен или же возмущен, позовет ли администрацию или вообще вызовет охрану? Что делать в такой ситуации, когда очень хочется остаться, но никак нельзя? Когда отдашь все, что имеешь, лишь бы эти аккуратные губы продолжили сладко истязать член, водить языком по выпуклым венам и пальцами сжимать головку. Напряжение растет с каждой секундой, кажется в холле эхом раздаются чьи-то шаги, смех и довольное мурлыкание после сессии. Это реальность или на самом деле ничего такого не происходит? Все ли рисует больное воображение? Стремится выдать все те страхи, что грызут изнутри, за чистую монету, заставляя сжиматься и нависать над Кихеном. Тот все продолжает прикладывать конфету с определенной периодичностью к чуть разных местам, заставляя Ли еще больше бояться и озираться. Пытаться укрыться и согнуться, потому что неловко, хоть и до одури хорошо. Скрип двери, тиканье часов, бурление воды в кулере, хлюпающие звуки, горячие губы — это все сводит с ума, заставляя голову идти кругом. Ли не знает, что делать, покуда Кихен забавляется не только с его возбужденным органом, в принципе с разумом и чувством безопасности. Все естество кричит и тревожится, сигнализирует прекратить, но разве это возможно? Рыжая макушка ритмично движется вверх-вниз, а руки до сих пор сжимают края стула. Секунда и он задыхается в неправильных, но таких заветных ощущениях. К черту мораль, подобного он не испытывал ни разу в своей жизни, ни с кем. — Распрямись, сиди ровно, — прерываясь, чуть грозно сообщает Ю. Хосок несколько раз моргает, но не слушается, наоборот еще больше склоняется вниз, стремясь несколько свести ноги. Потому что дух захватывает быть пойманным здесь, на проходной и с одним из работников клуба. Так нельзя, Ли уверен, что такой самовольный поступок может привести в лучшем случае к штрафам и выговору, в худшем — к увольнению. Дикий. Кихен слишком самоуверенный, нахальный и не боящийся упасть в пропасть. А Хосок другой — он робкий, романтичный и мягкий, любящий уют и домашние посиделки. Если вести разговоры про секс, то это миссионерская поза под одеялом при выключенном свете. Только так. Однако, Ю все равно какой там Ли на самом деле, он словно инкуб, совращает, тянет в свои сети и прочно опутывает стальными нитями. Хосок пробует дернуться — шлепок, передвигает ногу — его член сжимают чуть сильнее, чтобы знал, где его место и перед кем. — Мне что, нужно тебя упрашивать? — недовольно ворчит Ю. Кихен, не выпуская возбужденный орган из своих загребущих рук и активно надрачивая тот, приближается к лицу доставщика, на что Хосок, почувствовав опасность, вжимается в спинку стула и шепчет лишь одними губами его имя. — Так и сиди, — томно шепчет Кихен. — Смотри, чтобы без всяких выкрутасов. Смысл последней фразы настигает Ли не сразу, немногим после, когда недостающие паззлы складываются в общую мозаику и завершают картину — в коридоре раздаются шаги и голоса. Не придуманные, не в тысячный раз возникшие в голове, просто от страха и чрезмерных нервов быть пойманным — реальные. Кто-то незнакомый вот-вот ворвется в холл. Приблизится и станет рассматривать со всех сторон. Изучать и хмуриться. А если это администратор вернулся на свое рабочее место, что тогда? Подойдет, презрительно хмыкнув, обойдет кругом и вышвырнет его из клуба в таком позорном виде с невозможно крепким стояком на обозрение и потеху прохожим. Ох. Только бы не так. Не надо. Хосок, округляя глаза и отчаянно молясь, чтобы это все-таки, вопреки здравому смыслу, было слуховыми галлюцинациями, несильно дергает Кихена за рыжие прядки, умоляя одуматься, но тот лишь фыркает и мычит нечто непонятное, но определенно агрессивное. — Кихен, — шепчет дрожащим голосом Хосок, не зная, как иначе подавить панику и дать Ю понять, что им двоим грозит разоблачение, стоит издалека увидеть работника клуба с клиентом, — Кихен. Ю, крайне недовольно, прервавшись на долю секунды и прекратив водить губами по члену, сильным рывком дергает стул на себя, придвигая его как можно ближе к стойке, тем самым укрывая от любопытных глаз, принимается за дело с двойным, а то и с тройным азартом. Хосок всем телом дергается, и опасливо смотрит в сторону приближающихся объектов, которые на миллион процентов услышали скрип стула, с силой передвигаемого вперед. «Подумаешь, — недовольно хмыкает Кихен, — создали немного шума». Чтобы отвлечь Хосока от каких-то там неважных людей, прикладывает свое тайное оружие — конфету, прямо к головке, упорно не убирая ее, даже когда его здоровяк терпеть уже явно не силах. Мучится, елозит задницей по стулу и руки сжимает до побелевших костяшек. Пусть — это заводит. Собственное возбуждение уже недвусмысленно упирается в ширинку штанов. Вот только Кихен умеет ждать и растягивать удовольствие. Взять себя он не позволит, только не сразу. Не так подчиняют боязливых врунишек. Тут нужна совершено другая тактика и Ю, конечно же, ее всенепременно будет использовать. Краем уха уловив очаровательный низкий стон, сорвавшийся с губ Хосока, расплывается в улыбке, позволяя выдохнуть и чуть перевести дух, перемещая мятную сладость за щеку. Ему нравится этот парень и его реакции. Он сильный, мужественный и накаченный, но вторая его сторона разительно отличается, притягивая к себе словно магнитом, ведь Ли еще милый, трогательный, послушный и правильный. Так и хочется развратить. Поставить на колени и взять всего целиком и оставить рядом навечно. Около своих ног. Почему бы и нет, ведь такие милые атлеты с большим членом в их клубе не так-то часто и попадаются, вот именно поэтому Хосока хочется в несколько раз сильнее, чем обычных посетителей. Он, конечно, не особенный, но определенно стоящий внимания экземпляр, который Кихен не планирует отпускать от себя ни на шаг. Постепенно приручит, привьет нездоровую привычку находиться здесь и слушать команды. Кихен больше, чем уверен, что прекрасное достоинство Хосока будет идеально заполнять пустоту внутри него во всех смыслах этого слова. Довольно улыбнувшись своим мыслям и плотно сжав кольцо губ вокруг члена, Ю руками обвивает талию Ли, давая коллеге понять, что его добычу трогать не стоит. Сидит и пусть сидит, главное ведь, что не по своей воле и не один, а там все решится. Вот только Хосоку о их маленьких сигналах и взаимодействиях знать совершенно ни к чему, пусть мучится и страдает. Покрывается испариной и ловит на себе удивленные взгляды. Пусть ему задают неудобные вопросы, пока он получает запретные ласки в неподобающем месте. Так он точно не забудет ни его, ни этот минет. Придет обратно за острыми ощущениями и вот тогда капкан захлопнется с оглушительным звуком фанфар в честь победы. Помощи ждать будет глупо, да и всех желающих Кихен самолично уничтожит, не позволив тронуть и пальцем его добычу. Никому и никогда. Хосок, умоляющим взглядом смотрит вниз, на рыжую макушку, теряется от ощущений и прикусывает губы. Мозг плавится, его попросту невозможно включить и перенаправить в нужное русло, потому что все мысли только об одном — губах и языке, что вылизывают его пульсирующий от чрезмерного напряжения член. Как-то дергаться или отталкивать Кихена — кощунство. Это выдаст их обоих и тогда быть самому плохому раскладу. Но вот только, если остаться сидеть каменной фигурой с гордо поднятой головой, придется пережить очень необычные впечатления. Пусть это гей-клуб, тут разврат везде и всюду, вот только это все не относится к нему непосредственно, к простому работнику пиццерии. У него элементарная работа: взять заказ и быстро доставить — все. А тут что делать? Хосок мечась и крича внутри себя что-то нечленораздельное, возможно, на каком-то неизвестном ранее человечеству языке, застывает. Вслушивается равномерное биение часов, гула компьютера и судорожно отсчитывает секунды. От одного до десяти, раз за разом. Сбивается, руки кладет на колени, спину максимально распрямляет, а на лицо натягивает улыбку, больше походящую на спазм лицевых нервов. Смотрит четко вперед, ни коем образом не поворачиваясь влево, в коридор, на силуэты двух приближающихся людей, которые уже стопроцентно его заметили. Пять. Блять. Шесть. Блять. Девять. Блять. Блять. Один. Хосок, который в принципе не привык материться и считает себя максимально приличным человеком, сейчас ругается таким трехэтажным матом в голове, что после этого никогда в жизни не будет себя больше относить к той высшей секте, с этого судьбоносного момента он не такой. Кихен, будто бы пятым чувством ощутив изменения, начинает еще активнее сосать, щеки втягивает, создавая вакуум и сжимает пальцами основание члена. Пережимает так, что хочется убрать его ладони, стукнуть, сказать, чтобы отпустил, потому что больно и хочется кончить, но язык онемел, как и в принципе все тело. Страшно. Мысли сбиваются в голове, а желания кричат наперебой и рвутся в бой. Хосок желает провалиться сквозь землю в тот момент, когда Кихен, изловчившись, приподнимается выше, чуть попуская его орган изо рта, ждет, пока гости не поравняются со стойкой и заглатывает целиком, погружая член в горло на всю длину. Один. Два. Три. Зажмуриться, рвано вытолкнуть воздух из легких, руки скрестить на груди. Два, десять, три. Нет. Не так — ладонями вцепиться в край стула до треска дешевого пластика. Пять — открыть глаза. Ли, устанавливая самый нежелательный зрительный контакт в своей жизни с двумя неизвестными ему личностями, неудачно сглатывает ком в горле, давится и пару раз кашляет, отчаянно пытаясь заглушить причмокивающие звуки, раздающиеся из-под стойки. Кихен нарочно становится громче и двигается все быстрее. Замирает на секунду, пальцем ведет от головки вниз, к основанию и целует внутреннюю сторону бедра. Выжидает момент и снова берет свое. Хосок уже нисколько не сомневается, что его орган попросту забрали в вечное владение и сколько не проси — не вернут. Тут даже не нужно ничего додумывать. Все просто. Паника достигает критической отметки, пульс зашкаливает, нервы струнами натягиваются и режут, а вот наслаждение растет. Отсчет не помогает, цифры путаются, одна за другой не хотят идти по порядку, так, как надо. Не получается. Испуг захватывает его разум — секунда и у Хосока пропадает способность правильно дышать, он хватается за шею и бегло озирается по сторонам, стремясь найти укрытие, но тщетно. По мозгам бьет четкое осознание того, что не только эти двое наблюдают за ним сейчас, еще есть камеры, за той стороной которых, также сидят люди и развлекаются. Приближают изображение, крутят со всех сторон и записывают видео, не упуская ни одной детали. Блять. Он буквально слышит скрип механизмов при движении хитроумных механизмов и прокусывает губу. Кровь, перемешанная со слюной, тонкой струйкой течет по подбородку, срываясь вниз, к рыжей макушке. Спасает его ли, что стойка большая, не просто вертикальная конструкция без боковых панелей — нет. Ни чуть. От этого ни капельки не лучше. «Не спрашивайте, умоляю не спрашивайте. Пожалуйста, уйдите», — Хосок сходит с ума от ощущений, что дает ему бесстыжий Кихен. Снова жмурится, робко надеясь, что в тот момент, когда он откроет глаза, никого рядом не будет. Что все окажется плодом его слишком бурного воображения. Нет. Эти двое реальны и, что доводит Ли до буквально истерики, они не собираются покидать это место, будто нарочно стоят подле и флиртуют, изредка на него поглядывая. Хосоку хочется кричать, вопить и, возможно, молиться, но кому? Есть ли кто-то в этом здании, способный поставить на паузу эту ужасно неловкую ситуацию и подарить хоть небольшую передышку? Ли в этом очень сильно сомневается. Сидит, ни на дюйм не смея пошевелиться, крошится по кусочкам, теряя самого себя в омуте неизведанных ранее чувств и неправильных, но безумно умелых, ласк. Кихен — монстр. Кто еще в здравом рассудке и имея хоть каплю человеческой эмпатии, будет повышать градус напряженности? Немые укоры незнакомцев режут воздух словно ножом, Хосок чувствует, как в его грудь упираются острые лезвия, а шею украшают глубокие и длинные порезы, идущие наверх, достающие языка и отрезающие его, как рудимент. Больно? Нет. Неловко? Снова нет. Чувства Хосока давно уже скакнули выше, как описать свое мироощущение теперь он не знает, молчит и внимает. Становится одним целым с белым шумом, наполняющим холл. Кихен — изверг. Сперва начинает легко, потом все сильнее пощипывать его яички, прикладывать конфету к слишком чувствительной головке и подолгу не отпускать, руками расцарапывать внутреннюю часть бедер и, что возводит Хосока к самому большому ужасу — лезть руками к его заднице. Увидят же. Точно заметят. «Не надо, — мысленно умоляет рыжего беспредельщика Хосок, — пожалуйста, не делай этого». Кихен бездушный. Ли, неуверенно переводит взгляд вниз, всеми силами взывая прекратить мучения, но, казалось бы, и так патовая ситуация, становится в разы хуже. Ажурная лента чуть приспала с глаз, их все еще не видно, но, если Кихен нагнется, что он определенно сделает вскоре — рассмотреть сверху удастся. Вот только таращиться так долго вниз будет странно, поэтому, с большим трудом отрывая взгляд от картины внизу, задирая подбородок и делая вид, что он ничем развратным не занимается, пытается принять самый что ни на есть безразличный вид. И плевать, что он весь красный, тяжело дышащий, ведет себя странно и не объясняет присутствие на чужом рабочем месте. Как у него хватает на подобный достаточно глупый спектакль сил, Ли и сам не понимает, но старается. Зачем и почему он пытается обмануть тех, кто стоит с ним рядом, Хосок в принципе не знает. Они же все прекрасно понимают. Пот начинает проявляться на висках, то дело стекая вниз, руки не знают за что ухватиться, а ноги сводит, про то, что чувствует его нижняя часть тела и вовсе говорить не хочется. Жжется холодом и распаляет огнем. Кажется, еще один шаг гостей в его сторону и подозрительный взгляд, Хосок взорвется и не выдержит, потому что это слишком для его хлипких нервов. Самообладание не его конек, он слишком неопытен в таких прилюдных штуках. Не знает, как быть, как можно так умело мешать лютое возбуждение с шатким состоянием, нервозность с удовольствием, а щекотливое положение с эгоистичным желанием получить разрядку у всех на виду. Его «Я» не справляется с настолько сложной задачей, поэтому отключается, в ход идут инстинкты, непослушные пальцы ищут рыжие волосы, что так хочется зажать в кулак и со всей силы опустить голову Кихена ниже, к самому основанию члена. Заставить его давиться, но продолжать вбирать в себя чужое достоинство, раз сам так хотел. Пусть заглатывает, упирается ладонями, пытаясь отстранится — нет. Будет делать. Принимать во всю длину и послушно отсасывать в том ритме, который необходим для скорейшей разрядки. Разум, обуреваемый темными фантазиями о подчинении, быстро уходит во тьму. На сжатых от волнения побелевших губах, появляется не улыбка — едкая ухмылка, а глаза затягивает белесая пелена. Кихена хочется. Больше, сильнее и глубже. Щелк. Хосок широко распахивает глаза, стараясь проморгаться. Входная дверь закрывается с грохотом и рядом остается лишь один человек — коллега Кихена. Он, нисколечко не стесняясь, позволяет себе более тщательно изучить человека перед собой. Его взгляд усмиряет даже зверя внутри, тот отшатывается, словно от ружья, направленного в его сторону и пятится назад. Работник клуба скалится и тянет руки, но, отчего-то, не касается. Будто получает удар током. Хосок кривится, губы закусывает, больно, пальцами до побелевших костяшек сжимает джинсовую ткань на бедрах, но молчит. Как назло, в коридорах и на улице все, до единого, звуки стихают, кажется сейчас как никогда легко их двоих можно уличить в развратных действиях. Тут даже прислушиваться не нужно — все на ладони. Тихие причмокивания, стоны, хлюпанье и его раскрасневшееся лицо, на котором буквально написано все, что происходит. Хосок уверен, что там в мельчайших подробностях можно разузнать каждую деталь. Что самое удивительное, экзекуцию Кихен останавливает, нежно поглаживает живот и пробирается шаловливыми пальцами выше по торсу. Ли буквально хочется схватить этого рыжего гаденыша и связать, чтобы не повадно было, ведь его латексные черные перчатки очень хорошо будут видны через белую тонкую ткань футболки и это, не говоря уже о странных бугорках под одеждой. Однако, он лишь учащенно хлопает ресницами, наблюдая за тем, как незнакомец кидает ключи от освободившейся комнаты в отведенный для них ящик. Опирается на стойку, пристально заглядывая в глаза, стучит пару раз по боковой части ресепшена и уходит, хищно усмехнувшись. — Испугался? — раздается озорной шепот Кихена. — А теперь подумай вот о чем: меня давно не видно в комнате отдыха, я не курю, да и в туалете нет, если пойдут искать, то найдут тут, с тобой. У тебя не так много времени, чтобы витать в облаках. Кончай, пока можешь. Быстрее. Не все такие как этот — он пощадил тебя. Ли, все еще не ощущая от пережитого шока свое тело, ничего не слышит и не видит. Перед глазами мелькают звезды, ощущения скачут и издеваются, будто он сошел с ума. А когда к этим и так нереальным чувствам прибавляется, ставшая пикантной деталью мятная конфета, вновь прикоснувшаяся к головке, Хосок понимает — это крушение прежнего мира. Наслаждение волнами накатывает, срывая хлипкие барьеры, на которых он каким-то чудом продержался последние несколько минут, чтобы прилюдно не кончить. Низ живота стягивает, мысли исчезают, а мозг лихорадочно отслеживает лишь одно — движение губ по члену. Ничто не может помочь ему справиться с монстром, что загнал его в ловушку своими коварными планами. Заманил, раздавил и заставил излиться, бурно кончив от натиска разгоряченных губ на головку. Хосок падает на стойку, буквально ложится на нее всем туловищем, не зная, как отдышаться и возможно ли это в принципе. Бесит, нравится и безудержно хочется продолжения, не тут, а где-то за плотно закрытыми дверями и под одеялом. Мучится от желания целоваться, а не излучать сплошную похоть, ощущая губы лишь на половом органе. Такое необходимо, но не только это играет важную роль. Чувства тоже. А они разбросаны по его сознанию и разорваны в клочья, хоть что с ним делай — собраться воедино нельзя. Невозможно. Ему должен помочь не кто-то там любой со стороны, а Кихен. Спустя минуту углекислый газ все еще рваными выдохами вырывается из груди, пальцы подрагивают, а на глазах появляется пленка. Когда ладони Кихена вновь опускают на его член — теряется и сжимается, руками пытается схватиться за чужие запястья, удержать от повторения, но Кихен лишь аккуратно заправляет тот в трусы, затем застегивает молнию джинсов и отодвигает стул, заставляя Хосока вновь ровно сесть, чтобы не упасть. Он, раскрасневшийся и потерянный, не уложивший в голове произошедшего, смотрит как Ю, с серьезным видом отряхивает коленки и распрямляется, ничуть не стесняясь демонстрировать лицо, полностью перепачканное спермой. Кихен, зачесав назад рыжую копну волос, довольно облизывается и наклоняется к Ли. Любовно гладит его щеки, даже позволяет себе теребить их. Бесстыдный и пошлый. Хосок не может оторвать взгляда от капель спермы, стекающей по его лицу, некоторые проникаются сквозь повязку, пачкают ее, а другие толстым слоем лежат поверх. Какие-то, спустившись на уровень губ, мгновенно подбираются языком рыжего наглеца, но основная часть-таки досталась ажурному элементу, который с легкостью исчезает с лица. Ли, установив, наконец-то, столь желаемый зрительный контакт, выгибается и тянется к нему, стараясь как можно ближе разглядеть такие красивые карие глаза, переполненные озорством и похотью. Протянуть бы руку — разум говорит стоять, увлечь в поцелуй — еще хуже. Поэтому, когда Ю, по какому-то чуду, не иначе, сам приближаясь и целуя в губы как-то даже слишком нежно, усаживается на колени, Хосок посылает в задницу все и вся, усилием воли заставляет конечности слушаться, впивается в тонкую талию пальцами, отвечает страстно, пренебрегая тем, что они на самом видном месте занимаются чем-то из ряда вон выходящим. После минета плевать на поцелуи. Пусть смотрят. Ли изучает тело мягкими подушечками пальцев, жадно и тщательно, словом, поддается всепоглощающему интересу и получает в ответ такие же красочные действия. Загоревшись ярким пламенем, Хосок совершенно не ожидает, что Кихен быстро оттолкнет, спустится с коленок, оближет его перепачканное лицо и склонит голову вбок, любовно рассматривая. — Принесешь еще раз мне пиццу с ананасами — убью. Не придешь еще раз — тоже. Твой ответ? Хосок, снова проглотив язык, лишь замирает, наблюдая как Кихен, спокойно и очень плавно капитулирует из-за стойки, почему-то так и не дождавшись каких-либо фраз для составления диалога. Умный. Проницательный. «Мой» — проносится в голове у Хосока.