Нет! Нет! Нет!

Чангюн, подходя к клубу в назначенный день заблаговременно, а не так, как обычно, пребывает в некотором неприятном шоке, но умалчивает свое недовольство по поводу ужасной таблички над входной дверью. Дизайнеру, который занимался такого рода украшательством, стоит оторвать руки, потому что «ФАС! Мяу-мяу» звучит мало того, что безумно убого, так еще и каждая буковка криво налеплена и совершенно выбивается из общего контекста, как и нелепые, словно ребенком нарисованные, кошачьи лапки. У них не кошачий день, а в принципе звериный. Такие тематические дни не новость, вот только у Чангюна от них постоянно болит голова и задница, потому что извращенцев в подобные встречи хлебом не корми, только дай прийти и поиметь. А ему хочется принимать ласки от постоянных и довольно-таки спокойных клиентов, периодически вытрахивая из них всю душу и изредка подставляясь самому. Так то его в клубе все полностью устраивает, условия шикарные: лояльный шеф, своевременные выплаты, щедрые чаевые и даже медицинская страховка, а коллектив золотой. Ему и правда нравится тут работать, потому что, во-первых, он жить не может без секса, во-вторых, без больших денег, а, в-третьих, без одного извращенца, который обязательно придет сегодня. Это его фетиш номер один, которому Чангюн из раза в раз старательно вторит и дает то, что хочется и как хочется. Все и вся для того парня с толстым членом и умением трахаться как Боженька, не иначе. Хмыкнув, переступая порог и быстро моргая от непривычного и слишком яркого света в холле, он на какое-то мгновение стопорится, а приходя в себя, видит царство диких и очень развратных зверей, преимущественно в латексе. Даже администратора сегодня нарядили, интересно зачем, но все-таки, Им нехотя отмечает, что ему действительно идут темно-серые волчьи ушки, те пушистые и, судя по тому, что Минхек от них не отлипает, очень и очень мягкие. То, что его парень снова тут и тем более за стойкой, куда вход запрещен всем и каждому, давно уже ни одну живую душу вообще не удивляет. Сошлись и ладно, меньше шуму от них, хотя все-таки когда они ссорятся — это чертовски забавно и обязательно громко. Вот у кого жизнь никогда не стоит на месте и кипит ежесекундно. Подходя ближе и забирая тот комплект спецодежды, что оставили специально для него, Чангюн даже никоим образом не удивляется, подхватывая черные кошачьи ушки и большой пушистый хвост. Хотя, честно сказать, считает длинные латексные перчатки с мехом на кончиках пальцев перебором, но скрепя сердцем соглашается на них, в отличии от подобного вида чулок и шорт. Им, не принимая никакого рода возражений, гордо задрав свой острый нос, следует в раздевалку, чтобы стать котом. Самым красивым и вальяжным, не признающим границы и любящим ластиться к чужим сильным рукам. Однако, что-что, а вот спать ему точно не придется сегодня, он понимает это сразу же, как только выходит в коридор, еще не до конца заступив на смену и даже не успев отчитаться Хенвону как положено, когда встречается взглядом с бездонной тьмой, плещущейся в карих глазах хорошо знакомого ему клиента, которого с нетерпением ждал. Именно в этом по-блядски выглядящем образе кота, да и с любимой кружевной повязкой на глазах, которую никак не мог оставить, даже для роли послушного животного. Им, прижимаясь спиной к стене и ловко подхватывая брошенные слишком понимающим администратором ключи от номера, остается ждать, с возрастающим чувством тревоги наблюдая, как на него надвигается нечто искрящееся от желания и уже донельзя возбужденное. Чжухон, именно так зовут его ночного обожателя, подходя вплотную и вгрызаясь в шею острыми зубами прямо на глазах у всех, не ждет ни секунды, начиная ласкать партнера прямо в коридоре. Не манит и аккуратно ведет за собой — тащит, прихватив за шею, словно нашкодившее животное и периодически дергает за короткие волосы на затылке, приводя в чувство. Знает, что Чангюну так нравится так. Раз разрешено значит это можно и нужно использовать, ведь иначе, зачем несносный малец постоянно указывает на подобное? Правильно — хочет. Жаждет и желает, вот только из-за каких-то там предрассудков сказать не может. Что же, Ли ведь не глупый и даже очень проницательный, поэтому, когда они сворачивают из общего коридора в развилку, а там виднеется приоткрытая дверь в кладовку, Чжухону и секунды не требуется, чтобы принять верное решение: затаскивает туда Чангюна, а рот, готовящийся издавать возмущенные звуки, запечатывает горячим поцелуем. Немедля стаскивает со своего партнера на ночь ужасно короткие джинсовые шортики и облизывается, понимая, что на нем изначально не было белья, все, что есть — это хвост, закрепленный невидимками на уровне копчика. Мелкая тряпка ткани улетает куда-то назад, туда, куда свет тусклой лампы не достает, и брякнувшись на пол, устраивает немалый грохот, утащив за собой что-то из уборочных материалов и, вероятно, разбив стеклянную банку. Неважно. — Голос, — Чжухон агрессивно кусает за ухо, нисколько не боясь причинить боль, знает, что это лишь распалит страсть. — Пошел ты, — улыбается от уха до уха, — трахай уже, пока не выгнали. — Как пожелаешь. Чжухон, хрипло простонав, быстро приспускает шорты с трусами вниз, чтобы освободить ноющий член и дать ему волю. Подставляет возбужденный орган к заднице Чангюна и входит, не на всю длину, как обычно в их встречи, а на чуть-чуть, словно щадя, хотя, он прекрасно знает, что можно иначе и сразу. Им неоднократно говорил, что перед каждой сменой растягивает себя и особенно тщательно подготавливает, поэтому бояться и напрягаться не стоит. Можно прийти и взять. Мгновенно сделать своим. Мять, кусать, прижиматься и вдалбливаться — так нужно. Так хочется. Услышав недовольное фырчанье, несформированное в какие-то членораздельные звуки, Ли усмехается и хватается за окрепший член любовника, чтобы тот не смел кончать раньше времени. Перехватывает его поудобнее, а вторую руку располагает на шее, немного душит и тянет назад, заставляя оступаться и самому глубже насаживаться на толстый член. Чжухону нравится слышать, как изо рта Чангюна вылетают хрипящие звуки, наблюдать как некогда уложенные волосы становятся растрепанными, а кошачьи ушки и вовсе слетают одно за другим с темной макушки. Их то они точно вернут, как без этого, но не сейчас, когда только-только вошли в бешеный и рваный темп. Такой, чтобы люди за дверью косились, такой, чтобы сам Им безуспешно пытался заткнуть свой рот руками, такой, чтобы невозможно было остановиться и лишь продолжать двигать бедрами, подобно сумасшедшим. Раз за разом, толчком за толчком, кожей к коже. Охуенно. Чжухон, рыча, впивается зубами в затылок, тащит на себя и роняет их обоих на пол. Похер, не отобьет себе ничего, тем более под ними ковер и это прекрасно видно, даже в подобном полумраке. Больше всего ему нравится не то, что они сменили позу, а другое — изменение глубины проникновения. Если и до этого Чангюн не мог контролировать голос, то сдерживаемый сильными руками за бедра и резко опускающими его на член, он и вовсе закричал. В прямом смысле, так утробно и очень громко, настолько, что кажется кто-то там, за прикрытой дверью даже испуганно заматерился. Плевать. Пусть хоть сделают лужу от страха, все не важно, абсолютно все, покуда этот резвый парень может делать так — садиться на член и от этого сразу же кончать, оседая на его плечи и разнежено целуя прямо в губы. Так, как не делал ни разу за все их встречи. Будто бы благодаря за красочный оргазм. Чангюн, все еще не обращая внимания на то, что кончил в этой маленькой подсобке только он один, с непоколебимым выражением лица ползет на четвереньках к ушкам, оставленным около двери, довольно кивает сам себе головой, располагая их там, где следует, совершенно не ожидая никакого подвоха. Зря, ведь для Чжухона, неотрывно наблюдающего с каменным стояком, как из растраханной задницы выбивается все еще теплая сперма, медленно растекающаяся по внутренней стороне бедра, это смерти подобно. Он, особенно не думая, что творит, хватается за то, что совершенно кстати видит сбоку от себя. Скалится и шлет лучи благодарности тому, кто хранит все эти штуки тут про запас и мгновенно использует необходимый предмет в деле: подбирает нескромно вытекающую белесую жидкость пальцем, возвращая в прежнее место и затыкает довольно-таки большой анальной пробкой, заканчивающейся красивым, но чуть по цвету отличающимся хвостом. Пальцы, до сих пор перепачканные в сперме, он тут же запихивает в рот маленькому проказнику, что вообще не возражает, против такого развития событий, наоборот, послушно разворачивается и слизывает словно кот, пристально смотря глаза в глаза и виляя раскрасневшейся задницей. — В тебе нет ни капли стыда, — довольно констатирует сей факт, перевозбужденный Ли. — А в тебе вскоре не останется ни капли спермы, — в ответ также распрекрасно ухмыляясь, хрипло выдает Им, — шорты на меня натяни и пойдем в номер. — Прямо так? — хватается на хвост, проникая одним из пальцев вовнутрь, чтобы разнести чужое самообладание на осколки. — Будто тебе достаточно этого, Чжухон-а, — нарочно прикусывая большой палец, так, чтобы на память остались следы зубов, заявляет Им. — И мне нужно больше, не игрушкой, не руками, а твоим членом вовнутрь и не только в задницу. Ты же знаешь, насколько я способный мальчик. Ублажу так, что потом долго не встанешь, а если попытаешься — не пущу. Утащу за собой и оставлю навечно, там, в моих владениях. Рассматривая как полуголый Чангюн в прости-Господи-виде вылетает из подсобки грубо ведомый за шею каким-то перевозбужденным мужчиной, толком не натянувшим штаны, Минхек, с недовольным видом косится на Хенвона, который попросил проверить все ли в порядке в дальнем коридоре, насторожившись из-за сильного шума. — Я тоже так хочу, — громогласно заявляет он, — там уже свободно, да и уборку все равно же будешь заказывать. Это не намек, чтобы ты понимал, а требование. Хенвон, равнодушным взглядом оценив количество прибывающих посетителей, ставит на ресепшн табличку, гласящую о перерыве и, водружая ликующего и сияющего словно миллион лампочек, Минхека на плечи, скрывается за углом. Потому что-что, а его желания, особенно развратные — закон.