Печать Агнца

На собрании из всадников сидела лишь Чума. Без вечно ссорящихся Голода и Войны и одиночки Смерти Чума выглядела белой вороной. Пока двенадцать апостолов и верховные серафимы спорили о насущных проблемах человечества и Израиля, Чума разглядывала свой лук и глубоко вздыхала. Она не нашла общий язык даже с верховными демонами, которые не раз пытались оказывать ей должное знаки внимания. Овдовевший Аскара несколько раз сообщил Чуме, что красота еë неописуемая, но не получил ничего в ответ. Чума не была заинтересована в любви, но оттого она и переживала. Еë стихия мешала жить ей, как все бессмертные — любить, плодиться и учиться. Лишь с приходом Лилии и метисов Чума воодушевилась. Михаил, собрав всех за круглым столом, приказал слугам разлить каждому в кубки вина, а сам сел в свой обвитый золотом трон, на верхушках которого сидели чëрный и белый голуби, символизируя демонов и ангелов соответственно. Лилия села на место своей матери — посередине всадников, Гарон вместе с братом к отцу, поближе к Бафомету. Владыка Ада на удивление был спокоен и не высказал Гарону про то, что он опоздал. — Великая Лилия, — наклонил голову Бафомет в приветствие девушке. — Отец одарил вас красотой самой Афродиты. — Подхалим ты, Бафомет, — усмехнулся Аскара. — Вы прекрасны, как все цветы в Эдеме! Пахнет от вас так свято! — согласилась с Аскарой дьяволица, которую Лили запомнила, как Елизадра — любимая жена Бафомета, подарившая ему сына и дочь. — Отчего вы раньше не говорили, как прекрасна дочь Его? Не время словами красивыми осыпать, — прервал Михаил, словив на себе благодарственный взгляд Лилии. — Цель наша ведь не Великую Лилию задобрить, а жизнь юного метиса спасти, пока народ обозлëнный его, как мать с отцом, не убил. Бафомету известно об этой девочке, прошу тебя рассказать. Бафомет кивнул и встал. Убрав руку с ножен, он поправил серебряные доспехи и улыбнулся. Его оскал отдалëнно напоминал клыки сирены. — Девочка та кочует... из одной хижины в другую бегает, да не все берут. Увидят только спину — выкидывают на улицу. Пока она в стоге сена или на скамейке спит, видит сны о будущем. На утро просыпается вся в поту холодном. Не знаем, что именно она видит, но я смело скажу — сны быть может с апокалипсисом связаны. Ребëнок метис в Регакене — противоестественно. Пока еë оголëнные части тела не увидят, пока мешок из-под картофеля не спадëт с еë плеч, она будет еë жива. Префект если увидит — прилюдно казнит и череп, как и мамы еë, сохранит. — Еë мама ангелом была? Префект удовольствия ради черепа бессмертных разве что собирает, — спросил Михаил. — Да. Красива была... погубила еë любовь к человеку. — Значит человек тот был против правил, раз дочь от ангела уродил. Плод соития человека и ангела разве выжить может? — решил Гарон, чем привлëк внимание любопытного Мирали, который до сих пор не знал, что значит «плод соития». — У девочки туберкулёз, — заявила Чума. — Она так долго пробыла на улице, что заболела и скоро умрëт. Нельзя допустить, чтобы еë тело после смерти сожгли. — Она чиста! В ней ни единого греха! С роду не было таких людей, да и это уму не постижимо. Не существует людей без грехов! — возмутилась Елизадра, но Бафомет прервал еë рукой и сказал: — Михаил дал право говорить мне. Елизадра неловко поджала губы. Взглянув на Лили, она ожидала поддержки, но девушка не знала, что ответить. Когда речь Бафомета прерывали дискуссией, после того, как он недовольно скажет про вмешательство — остальное время лучше молчать. — Спасибо, — напрягся Бафомет. — Раз всем неймётся, перейду к заключению. На землю нужно послать тех, кто заберёт девочку. — Предлагаете убить её? — поняла Чума. Бафомет кивнул. — Это... верное решение, — принял Аскала и посмотрел на сыновей. — Это здесь метисов ценят. В Регакене их убивают. — Будто мы первые метисы в этом мире, — закатил глаза Гарон, и Мирали подхватил: — Не мы первые, и не мы последние! — Что за бунт?! — не понял Аскара и стукнул кулаком по столу, отчего вино вылились на белоснежную скатерть. Гарон от удара вздрогнул, Мирали даже не обратил на это внимания. Когда метисы замолчали, Бафомет продолжил: — Я уже выбрал подопечных для выполнения этого задания. — Бафомет посмотрел на Лили и Гарона, принявших испуганное выражение лица. — Гарон и Лилия бессмертные, которые могут прятать свои крылья, облачившись в мантии. Их главная задача — не попасться на глаза нечестивым, принести святой Грааль и ту девочку. Я дам вам травы, которые погрузят её в вечный сон. Когда нога её ступит на священные земли, она будет мертва на земле и больше не сможет туда вернуться. Проще становится потому, что девочка вправду не грешна. Вы направите её сразу к трону Михаила, никак не в чистилище. — Какие ж травы убьют человека? Того, что с туберкулёзом? Бафомет загадочно улыбнулся. Одному лишь ему известно о всех травах, что способны убить человека. — Бафомет... убийствами я ещё не занимался! — воскликнул Гарон, но Аскара утешил его, положив руку на плечо. Мирали же был погружен в летопись и, возможно, об этом дитя без грехов. Писал он красными чернилами и не ставил знаков препинания, что делало текст практически непонятным для других, но читабельным для его учителя. — Ты сделаешь добро, если последуешь по моей просьбе. Вы можете не соглашаться, но тогда потеряете моё доверие. Гарон, ты бы хотел из авира стать простым бессмертным или как твой милый братец — моим учеником? — Нет, повелитель. Мне радостно осознавать, что я авир. Мне негоже вас подводить, и я соглашусь на просьбу, — ответил Гарон и посмотрел на Лили. Она поняла, что ей тоже нужно согласится, иначе и она чего-нибудь да лишится. — И я, Бафомет. Во имя Отца и вашей доброты я вас не подведу. Гарону я пообещаю на рожон не лезть и быть предельно осторожной. Но позвольте спросить... где нам искать Святой Грааль? Разве в нём нет крови Иисуса? — Как раз из-за крови его и нужен Грааль. Регакенцы Грааль оскверняют и потешаются, его нужно в место безопасное перенести. Безопасно только в цитадели... до каких-то пор. Странной паузой Бафомет привлёк внимание всех слушающих. Даже Мирали отложил летопись, ибо не поверил своим ушам: «до каких-то пор»? Не имеет ли он ввиду сошедшую всадницу, её сестру и двух братьев? Неужели Михаил решил покарать народ за религиозную измену и варварство? — Чума, — окликнул её Бафомет, — ваш черёд. Величественная женщина с белыми волосами и в сверкающих доспехах встала из-за стола и окинула всех мёртвым взглядом. Она прекрасно чувствовала атмосферу и видела божественное. — Теперь здесь беспокойно. С приходом моих братьев и сестры станет ещё беспокойнее, но наша цель наказать всех нечестивых. Каким бы добрым не казался ваш мир, у вас есть крысы, которых нужно потравить. Имею я в виду предателей, что, как Регакенцы, всякую святость оскверняют. Стрелами могу я их поразить. Вблизи будет незаметно, кто пал, а вот вдали предатель будет виден. Из него вытечет вся желчь. — Я не понимаю, что она говорит... — шепнул Гарон Лили на ухо. — Она имеет в виду подчинённых Михаила, которые хотят пойти против него, — сообщила Лили, и Гарон кивнул. Михаил заметил перешёптывания и попросил не нарушать тишины. Когда говорил кто-то один — другие в это время молчали. — Миралиан, — обратился Михаил к мальчику. — Убери летопись со стола. Не время писаниной заниматься. — Учиться можно в любое время, — встал на защиту мальчика Бафомет. — Аще не напишет летопись, его накажут. Я даю тебе разрешение писать дальше, Мирали. — Ты не на своей территории, Бафомет. Запахло ссорой. Елизадра отодвинулась, а остальные члены совета напротив были заинтересованы в продолжении. Бафомет выставил большой, указательный и средний палец, останавливая Михаила. — Отчего инквизиция до сих пор меня не одолела? Я сижу за одним столом с архангелом, значит и я могу говорить то, что думаю. — Именно оттого инквизиция тебя и не взяла, — ответил Михаил, пытаясь обуздать мудрость Бафомета, но идол был непреклонен. До тех пор, пока Михаил не разрешил Мирали писать, Бафомет убеждал его, что так же, как и он, имеет право говорить то, что ему вздумается. — Делай, что должно, Мирали. Но летописи про народ Регакена я хранить не буду, — решился Михаил, и Мирали поблагодарил его и Бафомета за разрешение. Теперь уже с согласия обоих правителей мальчик взялся за перо и стал писать на древнедемоническом языке. Из тысячи слов Гарон опознал только одно: «Мешулам». Это имя их матери, пожертвовавшей собой во благо сыновей и получившей воздаяние за плачущую статую в Эдеме. Гарон в миг помрачнел и не решился спрашивать у брата, почему он пишет о матери. Гарон хотел бы, чтобы её имя осталось на страницах летописи, но писать о ней было запрещено, а маленький Мирали этого не знал. — Чего молчите, дети? Вам задали вопрос. Бафомет обратился к Лили и Гарону, которые были заняты своими мыслями, и оба не услышали, что от них требовал идол. — Безнадёжно. Ребёнок нужен здесь и сейчас, дети мои. О чём вы там думаете, когда сидите на совете? — Ни о чём, повелитель, — спасла положение обоих Лили. — Простите нам нашу невнимательность. — Прощаю, дети мои. А теперь ступайте. Я даю вам разрешение, — кивнул Бафомет. — А меня спросить никто не желает, — расстроился Михаил. — А ты уже своё сказал, на том и порешили. Пусть дети отправляются в земли Регакена, пока есть возможность. Иначе позже ребёнка не взять. — Бафомет заметил, что Мирали встал за братом и в охапку взял летопись. — Стой, Миралиан. Я отпускал только братца твоего и Лилию. Ты же останься здесь. — Но я не могу без брата, повелитель! — Гарон понимал, что Мирали хотел убежать за ним, чтобы никто не стал задавать ему вопросов про тему летописи, когда совет будет окончен. Бафомет не мог отказать мальчику. Сжалившись, он выставил два пальца, показав, что отпускает его, и Мирали благодарственно улыбнулся, поклонился и побежал за братом. Когда совета уже не было слышно, а рога Бафомета стали неразличимы вдали, Гарон резко остановился, развернулся к брату и схватил его за плечи. Лили встала возле Мирали с целью защитить его. — Зачем о матери пишешь? Хочешь наказания? Пиши свои летописи, но забудь о матери! Уронишь лист с записями — тебя найдут по почерку, и я от напасти не спасу! Сожги эту запись, если хочешь остаться целым и невредимым! — Что такого сделала мама? — не понял Мирали и пытался высвободиться. — Это житие! Разве я, её сын, не могу писать о том, о чём могу? Михаил будет мою летопись хранить и беречь! — Михаил, но не Бафомет. Наша мать нарушила закон. Она, глупая, была уверена, что Михаил благословит её, урождённую демоницу после совершенного... — Демоны убили маму?! Почему ты молчал?! — Она сама себя убила нарушением закона. На мосту было её вспоротое тело, а статуя великой Немезиды закровоточила. Ты знаешь, что должно произойти, чтобы статуя начала кровоточить? — Знаю. Но не верю я, что мама закон нарушила. Ты врёшь, Гарон! — Мирали укусил брата за руку и убежал, крепко прижимая к груди летописи. Гарон хотел ринуться за ним, но Лили удержала его. — Оставь его. Сейчас ещё хуже сделаешь. Он на тебя в обиде. — Я же пытался уберечь его от наказания... — раскаялся Гарон и, выдохнув, решил идти дальше — в свой дом, откуда он с Лили отправится в Регакен. Лили шла за Гароном и смотрела то на его крылья, то на доспехи, то на чёрные кудрявые волосы, развевающиеся на холодном ветру. Она уже знала, что Гарон не открыл в себе ни одну ипостась и была этому удивлена. Всю дорогу до дома демонов Лили думала о матери Гарона и Мирали. Что такого она совершила, отчего была наказана смертью? И кто на самом деле приложил руку к её смерти, кто вспорол её, в священном саду эдеме, где смерть — всегда дурной знак? Отчего плакала статуя великой Немезиды? Мать их вкусила плоды с дерева познания добра и зла? — Полно думать об этом. Гарон остановился, и Лили не понимала, к чему он это сказал. — Полно думать о Мешулам, Лилия. Думать о той, что нарушила закон обеих сторон запрещено. Если Михаил или Бафомет узнают об этом, ты будешь наказана. — Раз ты брату не сказал, значит мне не скажешь. Так пусть хоть я подумаю об этом. Если вторгнуться в мой разум, можно пострадать больше, чем за слухи о Мешулам. — Зубами своими глотки перегрызай. Права ты, я ничего не расскажу. Попробуй упомянуть вслух имя нашей матери, и ты пострадаешь. Лили неуязвима, даже когда Гарон смотрел на неё исподлобья. Когда загорятся его глаза от гнева, она всё ещё будет стоять смирно и даже не шелохнётся. — Вина нашей матери равносильна грехопадению Адама и Евы. А теперь мы идём дальше и ты прекращаешь так на меня смотреть. — Пала перед кем? Перед Михаилом или Бафометом? — Перед твоим отцом. — Не обвиняй меня из-за того, что я его дочь, в смерти своей матери. — Не собираюсь. Лишь бы обуздать твоё любопытство я ответил загадкой и в подробности просвещать не собираюсь. — И не надо. Достаточно знать, что мать ваша согрешила сильно, раз ты сравнил это с грехопадением Адама и Евы. Ты знал, что если похоронить бессмертного в Эдеме, можно навлечь страшную беду? Может, из-за этого подле Эдема постоянно стража ходит, нарушителей высматривает? Чтобы никто не зашёл и не вышел? — В Эдем нет входа после смерти нашей матери. Сад много лет как проклят, и даже самые стойкие не выдерживают его кошмаров. После Адама и Евы было туго, после убийства — ещё хуже. Это теперь не райское место, а рассадник проблем и паники. Мирали думает, что летопись об Эдеме будут читать. Все в совете хвалят Мирали, но это пустословие. — Раз пустословие, зачем он хочет писать дальше, если видит, что его труды ничего не стоят? На его месте я бы кинула летописи в лицо тем, кто словами бросается. Гарон на полпути остановился. Лили врезалась в его широкую спину и едва не поцарапалась об шипы на плечах, но Гарон уже повернулся к ней лицом. Кудрявые чёрные волосы спадали на лицо и прикрывали голубые глаза. У него отсутствовали какие-либо эмоции на лице, отчего он казался куда злее. Лили всегда была уверена, что боятся нужно тех, кто держит всё в себе, а не тех, кто показывает свою уязвимость. Гарон с детства никогда не показывал своих эмоций. Даже если он был погружен в чтение книги, он всегда скажет, что она ничем не примечательна. Если его угостить вправду вкусной едой для людей, он скажет, что не различает вкус. Приносить оборванную одежду или царские расшитые золотом шубы с перстнями — Гарон предпочтёт носить только свою одежду и не назовёт одну вещь нищенской, а другую богатой. Его невозможно впечатлить, его доверие невозможно купить, на лице нельзя увидеть улыбку. Однако несмотря на хладнокровие, Гарон всё же отвёл взгляд от серых глаз Лили. — Забавно, — сказал он и сложил руки за спиной. — Смеешь смеяться надо мной? — скосила брови Лили и встала в его позу. — Как много в тебе наглости и хитрости, Лили. Не боишься смотреть мне в глаза, хотя я урождённый демон? Любое существо страшится нас. — Всадники имеют власть над вами. И я тебя не боюсь. Я выше тебя по статусу, хоть и младше возрастом. Тебе двадцать три, а мне только недавно исполнилось двадцать. Гарон ничего не сказал, хоть и желал позубоскалить, но резко понял, что Лили не терпит никаких шуток. Ему осталось молча сопроводить девушку до дома и помочь подобрать подходящую мантию. Лили следовала за ним и не путалась под ногами, если рукой задевала мантию — аккуратно высвобождала и стремилась отойти чуть подальше, но боковым зрением Гарон всё видел и запрещал отходить. Расстояние, которое было нужно Лили, было разрушено — нет ощущения довольства. С недовольной миной она мысленно пообещала себе больше ничего не говорить, если Гарон сам не начнёт разговор. Бафомет распорядился предоставить Гарону и Мирали раздельные комнаты. Они жили в подобии приюта при школе. Писари жили ближе к водоёмам и садам, воеводы — ближе к столовым и площадкам для тренировок. Комнаты находились на одной территории, напротив друг друга. Дети — в одном здании, взрослые — в другом. Сначала Лили подумала, что «приют» исключительно для мальчиков, но на тренировочной площадке она встретила медитирующую девушку с крыльями разных цветов. Метис, несла равновесие и служила двум сторонам — кулон на её шее — подарок Михаила, а золотой лук рядом — распоряжение Бафомета. Девушка открыла глаза, но продолжила парить в воздухе. Гарона она оставила без внимания, что юношу не удивило, а вот на Лили задержалась. Глаза побежали по одеянию — белому платью, золотым украшениям и гладко ухоженным белым волосам. Когда девушка перестала парить в воздухе и села на одно колено, сложив руки на груди, Лили испугалась. Девушка скрывала под волосами улыбку и волнение. Не каждый день она кланялась дочери Уриила. Когда Лили попросила её подняться, девушка открыла глаза и улыбнулась. — Здравствуй. Моё имя Керен. Можешь не говорить, кто ты. Раз поклонилась, значит знаю, кто ты. — Служишь здесь по своей воле? Керен замялась, но всё же ответила: — И да, и нет. Отец провинился перед обоими, а я пошла сюда за него, чтобы не погиб. У меня ведь брат младший... едва не угас, когда папу забирать пришли. А здесь я не единственная девушка. Сюда приходят те, кто отработать за родителей решил. Гарону не нравилась Керен с первого её дня здесь. Такой странности он не видел нигде, и Керен стала его всё чаще и чаще напрягать, пока и вовсе он не увидел её ходящей во сне. Бессмертные так просто во сне не ходят, но спрашивать причину таких прогулок он не стал. Керен хоть и была доброй ко всем жильцам приюта, но постоянно пугала их своим поведением. Далеко не все осмеливались поговорить с ней о чём-то, кроме домашних заданий и тренировок, оттого Лили стала её первым настоящим собеседником. — Ты милая, Керен, — улыбнулась Лили, и Керен улыбнулась в ответ. Она уже не выгледяла напряжённой. Гарон взял Лили под руку и попытался натянуть на себя, но Лили отодвинулась. Получив отказ, Гарон не ушёл, а остался ждать. Неизвестно, что взбредёт в голову странной Керен. Но на радость Гарона Керен не смела касаться Лили так смело, как это делал он. Вероятно, ей нельзя. Многие бессмертные ловят соблазн коснуться чистой кожи девушки, но не касаются, ибо трогать всякое божественное иногда не безопасно. Гарон был не в курсе такой «угрозы», но крайне удивился поведению Керен. Она трогала остальных, но не трогала Лили. Видимо, немного боялась. — У тебя красивые глаза... они как серебро и тучи. Я люблю смотреть, как идёт дождь. Бессмертные не могут почувствовать капли, но я хочу. — В моём саду я призываю дождь, чтобы плоды питались. Хочешь, проведу тебя? Почувствуешь капли на руках? — Правда? Ты разрешишь мне? Далеко не каждый бессмертный удостоен чести побывать в твоём саду, Лилия. Правда, что у тебя особые фрукты, по которым насекомые не ползают? — Правда. Вместо насекомых в моём саду львы, павлины и лани. Керен задумалась. В Эдеме тоже жили львы, павлины и лани... возможно звери и птицы перебежали в сад Лили после страшной смерти Мешулам и проклятия, но теперь они в полном порядке и находятся под усиленно защитой, как особый вид. Керен любила животных, но никогда не трогала их. Лили обещала Керен дать погладить животных, а обещания она держала всегда. На добром слове они разошлись, и Керен вернулась к медитации в позе лотоса. С закрытыми глазами Керен выглядела сурово, с лица исчезла даже её улыбка. Гарон наконец выдохнул и провёл Лили в свою комнату. С ним по соседству если и жило двое бессмертных, то они всегда закрывали дверь и никогда не мешали Гарону. Лили удивилась, что в такое время обитателей приюта нет на тренировках. Гарон объяснил, что сегодня большинство выбрали работу далеко от дома, а малыши остались на тихий час. На этаже, где жили девушки, было куда громче, чем на этажах юношей. Лили не решилась подниматься вверх, чтобы просто поздороваться. Гарон вытащил из сундука две грязные белые мантии и сравнял маленькую с Лили. Она подходила не совсем, и Гарон подравнял её ножом, безжалостно обрезав куски ткани. В комнате Гарона чистота и порядок. Стол пуст, кровать аккуратно застелена, а для оружия в углу комнаты стоял стенд. Туда Гарон и переложил меч. Уже надев мантию, Гарон помог Лили с последними приготовлениями и постучал по спине, проверяя крылья. На ощупь кажется, будто их нет, значит, всё сделано хорошо. Регакенцы хоть и не заглядывают под мантии, но не упускают возможности шлёпнуть кого-нибудь по спине, дабы удостовериться в личности проходящего. Если не ощущается что-то острое, значит и не бессмертный, а человек — нет причин забивать ногами. Лили и Гарон собрались в город и миновали Керен. Когда Лили ушла, девушка лишь на мгновение открыла глаза и тут же их закрыла.

***

Люди шли то на рынок, то домой. Кто-то оказывал себе честь в еде посытнее, кто-то отдавал последние монеты и получал лишь кусок хлеба. Знатные приходили в одеяниях, которых не было у простолюдин. Такие вызывали у них не интерес, а презрение. Являть богатство на публику — самодурство, а таких людей в Регакене сотни. У некоторых знатных под покровительством были слуги, которые выбирали лучший хлеб и иногда ссорились с торговцами, чтобы снизить цену. Лавки старых знахарок в такой день были пустыми. Люди покупали травы и обереги для лечения родственников. Иногда торговцы совсем наглели и требовали дополнительные деньги. Вспыхивала ненависть и зависть, но чаще всего люди находили общий язык и радость в простых вещах. Тогда торговцы, сжалившись, отдавали всё по обычной цене. Гарон и Лили в мантиях не привлекали внимания. Конечно, кто-то осмеливался трогать их, но никто ничего не находил. Гарон и Лили шли совсем близко друг к другу, но умело держали при себе руки и не позволяли касаться друг друга кожей. Гарон смотрел прямо, Лили — под ноги, пока у них не оказалась девочка в лохмотьях. Гарон и Лили остановились. Сопровождающий девочки толкнул её ногой на землю и громко накричал, чтобы она не смела жаловаться на боль, иначе её запрут в комнате до конца жизни. Девочка харкнула кровью рядом с Лили и вытерла губы. Это был тот самый метис, который нужен Михаилу и Бафомету, но как её выкрасть? — Гезария! Я что сказал?! Поднялась и пошла! Или я, как бабка твоя, должен постоянно поднимать тебя? — Нет, дедушка. Я уже иду. Девочка медленно встала, посмотрела на Лили и сдержала тошноту. В её глазах читалась мольба о помощи. Гезария едва держалась на ногах и была совсем бледной. Дедушка вывел её на улицу, она несла его корзину с овощами, но даже это ей было тяжело. Дыхание замедленное, на свету её зрачки не расширялись. Всё это признаки предагонии, скоро девочка умрёт. — Иди-иди... плохо, видите ли, ей... — Старик остановился около Гарона и Лили и заявил: — Простите, девушка, что внучка моя упала вам в ноги. Она совсем страх потеряла. А вы кто такие? — Мы прибыли по наказу префекта. Гробовщики. Тут говорят, много умерших, а вы их не хороните. Ищем людей, чьи родственники погибли, забираем и хороним, — соврал Гарон. Старик поверил демону и ответил: — У нас таких нет. Мы с бабкой её крепкие. Это дочь наша... родила от гадости бессмертной, вот и получите — больную всю жизнь девку с кровью изо рта. Лили осмотрела девочку ещё раз, пока та не ушла. Лицо её стало страдальческим, щёки стали впалыми, смотрела она куда-то вдаль, на лбу проявился холодный пол. Тело перестало дрожать, изо рта потекла новая струя крови, которую Гезария не сглотнула. В один момент она упала на землю замертво. — Вставай, дурёха маленькая! Хватит делать вид страдальческий! Раза три в обморок сегодня рухнула, думаешь, на четвёртый я поверю? — Старик пихнул девочку ногой. Она не отреагировала. Тогда он повернул её к себе лицом и не увидел никакой реакции. Наличие под ней маленькой лужи убедило его в смерти Гезарии. На лице не появилось сострадания. Будто старик ждал смерти девочки — больше всего его огорчили испорченные овощи, купленные на последние деньги. Умерший прямо на улице ребёнок вызывал интерес лишь у детей, но тех быстро уводили за руку родители. — Ну, вот, хороните. Только подальше от нас. Не хватало, чтобы этот запах из её могилы до нас доходил, — сказал старик, подобрал корзину и ушёл, переступив через труп внучки. Гарон взял девочку на руки и убрал пряди с лица. Лили посмотрела на неё. Совсем измученная, в агонии стояла на ногах, а не умирала в спокойствии. Люди стали относится к смерти без страха, они принимали её и считали, что бессмертие — плохо, но своих умерших родственников бросали на месте их смерти и не хоронили. Этим занимались бедняки. Своими силами они волокли незнакомых людей за ноги, кутали в мешки и бросали в ямы. В Регакене хоть и стоял тошнотворный трупный запах, но никто не пытался прекратить это варварство. Префект даже не знал о пренебрежении над умершими. Лили и Гарон не привлекали внимания с мёртвым на руках. Все думали, что его несли к яме. Но когда Гарон и Лили оказались в укромном месте, где не было даже бездомных, они сняли капюшоны и вытащили бутыли с жидкостями, которые им дал Михаил. Лили вылила содержимое бутыли с травяным запахом на ладонь, убрала волосы с лица Гезарии и обтёрла его. Затем её укутали в запасную мантию и прикрыли волосы, чтобы случайный прохожий подумал, что Гарон и Лили кутают тело в мешок для сбрасывания. Гарон передал ребёнка Лили и оглядел территорию. Когда никого не было обнаружено поблизости, Гарон достал камень и взял Лили за руку. На небесах Лили и Гарон уложили девочку в священные воды. Слуги Михаила принялись выхаживать девочку и возвращать её к жизни, а Гарон и Лили приступили к поиску священного Грааля. Гарон снова взял Лили за руку. Они оказались в Иерусалиме, недалеко от Голгофы — горы, на которой был распят Иисус. Им повезло не оказаться у охраны прямо под носом. Сторожили сколько не сам гроб Иисуса, сколько гробницу Иосифа Аримафейского, тайного ученика, получившего добро Понтия Пилата на захоронение Иисуса. — Нам туда не пробраться... с чего ты вообще взял, что в гробнице находится Грааль? — шепнула Лили, прижавшись к дереву. Стража не двигалась с места и даже не разговаривала друг с другом. — Приказом было хоронить с Иисусом всё, даже чащу. Многие верят, что она обладает магическими свойствами. Гарон вытащил бутыль с белым порошком. Он рискнул открыть её и подойти чуть ближе, но чтобы стража не видела. Высыпав порошок на ладонь, он дунул в неё, отчего стражу начало клонить в сон. Легли они в обнимку с оружием, что держали в руках и стали сладко сопеть. Не теряя времени, Гарон и Лили вбежали в гробницу и остановились на полпути, увидев там нескольких людей в мантиях. Один держал священный Грааль, другой читал молитву, третий — поджигал благовония. В воздухе стоял дурманящий аромат ладана. Пришли последователи Иисуса почтить память, которых пропустили без проблем. Ещё одних гостей они не слышали и не видели. Гарон бы не придал значения людям, если бы не желание одного из последователей забрать Грааль и изучить его. В конечном итоге Гарон и Лили, кивнув друг другу, решили притвориться последователями и перехватить Грааль в свои руки. Мужчины обернулись, услышав шаги. Тот, кто читал молитву, не смел отвлекаться. Гарон и Лили не снимали капюшонов, но учтиво поклонились. Им поклонились в ответ и предложили почтить память Иисусу, но для начала обоим нужно вдохнуть запах ладана. Гарон вдохнул без труда, Лили едва не показала отвращение от запаха, но улыбнулась. Когда «ритуал» удался, Гарону и Лили дали Грааль с водой. Бессмертным нельзя было пить воду, какой бы она не была. Гарон сделал вид что пьёт и передал Грааль Лили. Когда человек закончил читать молитву, он неожиданно повернулся и заподозрил неладное. Когда Лили не удалось сделать вид, что она пьёт воду, их разоблачили и сняли мантии. Тогда Гарону пришлось ударить. Лили, ненавидя пачкать руки, оглушила мужчину, который тянул к ней руки. Грааль едва не упал на землю, пока Гарон пытался остановить последнего. В итоге он врезал ему рукой в нос, и мужчина упал. Все были живы, но без сознания. Грааль находился в руках Лили, и Гарон поспешил взять её за руку. В гробницу уже рвалась стража, которую разбудил шум внутри, и они успели увидеть лица бессмертных, прежде чем те растворились в воздухе вместе со священным Граалем.