***
На следующее утро Том проснулся рано, успешно избегая Поттера с момента их последней встречи. Он вытащил книгу, лениво перелистывая страницы, но не особо сосредотачиваясь на словах. Какая информация могла быть настолько важной, что Гарри боролся с любовным зельем, чтобы скрыть ее от него? Как посмел Поттер убежать от него, если это он должен был съеживаться от отвращения? Он был лучшим. Он был старостой, невероятно блестящим и убийственно красивым. Или может быть, — прошептал тихий предательский голосок в глубине его разума, — его соблазнение было настолько ужасным, что он не мог очаровать даже такого дурака? Поттер не был особенно привлекательным. Зеленые глаза, может быть, и завораживали, и черты лица не вызывали отторжения, но в целом он был ничем не примечательным, тощим, а его волосы были совершенно ужасны. Это он должен просить внимания Тома. Кипя, он слишком сильно перевернул страницу своей книги, и бумага протестующе затрещала. Он рассудил, что его неудача только показала важность секретов Поттера, и что ему следует сосредоточиться на том, чтобы выяснить, сколько именно знает мальчик, а также причины, стоящие за его знаниями. Шорох с кровати заставил его приподнять голову. Свет от озера светился приятным зеленоватым цветом, просачиваясь сквозь окна и создавая чарующие узоры по всей комнате. Том моргнул, когда встретился взглядом с теперь уже открытыми глазами Поттера, внезапно осознав, как освещение подчеркивает их электризующе-зеленый цвет, тем более заметный, когда очки мальчика не искажали их. — О, ты проснулся, Том, — сказал Поттер, вяло протирая глаза. Он сонно нащупал свои отвратительные очки: дешевые, в проволочной оправе, неприлично круглые и слишком большие для его лица. — Ты разбудишь остальных, — холодно ответил он, раздраженный нарушенным спокойствием. Вот только Поттер неверно истолковал источник его неудовольствия, и прежнее раздражение Тома померкло по сравнению с откровенной яростью, которую он испытал, когда мальчик, спотыкаясь, вылез из своей кровати и плюхнулся в его. — Что ты делаешь? — он зашипел, его руки побелели, когда они с чрезмерной силой вцепились в книгу. Очевидное беспокойство Поттера усилилось. — Прости, — выпалил он, и прежде, чем Том успел отодвинуться, Поттер на мгновение прикоснулся своими губами к его собственным, сухим, мягким и мимолетным, а затем отстранился так же быстро, как и наклонился. И снова Том оказался с палочкой у горла Поттера, и в его голове промелькнула маниакальная мысль, что это становится слишком регулярным явлением. — Что это было? — спросил он. Так много вопросов, и, конечно же, Поттер решил с готовностью ответить на этот. — Я думал, что задел твои чувства, когда убежал прошлой ночью, — пробормотал он. — Ну, может быть, не чувства, потому что я знаю, что ты не очень заботишься о других людях. Но я подумал, что мог задеть твою гордость. Гордость — это чувство? Я не хотел отвергать тебя. Я хочу рассказать тебе, даже если ты не любишь меня в ответ, потому что я люблю тебя. Однако, я не могу говорить тебе об этом по той же причине. Я люблю тебя, и я не хочу потерять тебя из-за В… — Он замолчал. — Потерять меня из-за чего? — огрызнулся Том, ненавидя то, как мальчик мог говорить такие вещи. Любовь, любовь, любовь, так легко, так тошнотворно, но он все равно слушал, пытаясь найти правду, скрытую в пьяном бреду. — Гм, — беспомощно промычал Поттер. — Я принесу тебе завтрак, хорошо? Он слез с кровати, не обращая внимания на злое «Поттер!», и бросился к двери, схватив халат и в спешке натянув его прямо поверх спальной одежды. Он споткнулся о порог — еще одно неуклюжее действие в списке, насчитывающем в общей сложности три. Том уставился на дверь. Это означало, что Поттер трижды убегал от него.Часть 3
10 августа 2022 г. в 05:58
Том вернул Абраксаса в постель без каких-либо осложнений; утро было еще слишком ранним, чтобы остальные проснулись. Он правильно поступил, что выбрал для присяги такой немодный час; и никакие последствия не постигнут его, потому что отпрыск Малфоев понятия не будет иметь, что он должен помнить что-либо, кроме бессмысленных снов.
С этого момента день прошел гладко. Поттер контролировал себя лучше, чем накануне. Он мягко возражал против общения с Малфоем; блондин ему не нравился, хотя он и не отвечал на вопросы Тома почему. В сочетании с его увлечением его возражениям не хватало энтузиазма. Его взгляд, как правило, задерживался на Томе слишком долго, и он слишком часто касался его руки, но его поведение определенно улучшилось после вчерашних бесконечных вопросов.
Его сдержанность позволяла Тому самому изучать мальчика, а не просто отбиваться от его ухаживаний.
Однако вместо того, чтобы заскучать, Том понял, что все больше озадачивается. Первоначально он списал мальчика со счетов, увидев его средние оценки и статус незаконнорожденного, но теперь, когда Гарри следовал за ним повсюду, он не мог не заметить… странности Поттера.
Это было в том, как он говорил. Его слова были немного странными, а манеры необычными. Он придумывал такие выражения, как, например, Пигмеи Пуффы или Свистящий Взрыв, а затем моргал, слегка пораженный, когда кто-то задавал вопросы. Он также не знал того, что должен был знать, вроде главы отдела департамента авроров или недавнего закона об оборотнях, и он абсолютно ничего не знал об этикете и традициях чистокровных.
Том действительно задавался вопросом, как Поттеру удавалось выживать так долго, не впитывая ни капли чистокровной культуры, и его перевод на Слизерин возбудил любопытство. Он удивлялся, как это так долго оставалось незамеченным в доме: мальчик приехал больше месяца назад. Он предположил, что это потому, что последние несколько недель мальчик держался особняком, редко разговаривая со своими одноклассниками, и, хотя ему не хватало волшебной условности, он также не мог отрицать, что Гарри был чрезвычайно вежлив, в отвратительно простой маггловской манере.
Он бы просто счел Поттера невежественным, но на этом загадки не заканчивались. Несмотря на то, что тот только недавно перевелся, он вскоре понял, что мальчик никогда, никогда не терялся в школе.
Том знал, потому что он несколько раз пытался бросить мальчика в течение дня, и он всегда находил его с поразительной скоростью. В этом не было никакого смысла. Тому потребовались годы, чтобы узнать секреты школы, шесть лет, чтобы найти Тайную комнату, и все же Поттер ориентировался в коридорах с большей легкостью, чем многие учителя.
— Том, если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты пытаешься кинуть меня, — укоризненно заявил Поттер, снова обнаружив его, на этот раз в маленькой комнатке у окна.
Том не понимал, как он это сделал, и вещи, которые он не понимал, он хотел проклясть. Его пальцы дернулись к палочке. Рефлекторно рука Поттера метнулась к его собственной, затем мальчик моргнул и покачал головой, будто ошеломленный. Заинтригованный, Том наблюдал, как его рука опустилась.
— Не думаю, что смог бы, даже если бы попытался, — легко солгал Том, скрывая искреннее раздражение.
Рефлекторное движение к палочке предполагало практический дуэльный опыт. Том нахмурился. ОН почти назвал бы его грациозным, не в чистокровной, аристократической манере, но в его дуэлях на ЗОТИ не было никаких спотыкания, и он легко уворачивался от людей, преследуя Тома.
Сначала он приписал неуклюжесть Поттера к его влюбленности, но это также не имело особого смысла. Приворотное зелье сделало мальчика полностью без ума от него, и все же он не видел повторения приступа неуклюжести. Теперь Поттер, казалось, хотел прикоснуться к нему; он предположил, что, возможно, любовное зелье сняло часть его запретов.
Было время ужина, и Том перешел от попыток незаметно кинуть нового ученика в подземельях к использованию всех секретных проходов и обходных маршрутов, которые только мог придумать, чтобы, наконец, побыть наедине. Очередная неудача довела счет до семи неудачных попыток за день. Он был не из тех, кто признает поражение, но начал думать — довольно кисло, — что, возможно, потерял больше времени, чем выиграл.
Поттер плюхнулся рядом с ним, и Том напрягся. Когда мальчик прислонил голову к его плечу, он почувствовал, как волосы на его затылке встали дыбом. Сопротивляться желанию оттолкнуть его и проклясть было все сложнее. Ему не нравилось, когда к нему прикасались, но Поттер прижал его к окну, а отталкивание мальчика привело бы к жалким мольбам и сердечным извинениям, которые он ненавидел еще больше.
Он хотел учиться и размышлять, но в итоге большую часть времени провел, злобно планируя смерть этого мальчишки, а это ведь был всего лишь второй день. Том уже не мог избавиться от него, не тогда, когда мальчик так явно привязался к нему, и так много людей знали о его затруднительном положении.
Что бы он ни делал, Поттер, казалось, мешал ему без особых усилий, даже не осознавая этого. Стиснув зубы, он снова взялся за книгу; он заметил, что Поттер сдерживал свои вопросы, вероятно, все еще чувствуя себя виноватым после вчерашнего выговора.
— Корнивус Гонт, — прошипел он пароль, намеренно не обращая внимания на присутствие Поттера, и книга открылась, принимая его.
Мальчик не понимал парселтанга и, кроме того, поклялся хранить все его секреты. Он хотел проверить, отмахнется ли мальчик от его шепота или узнает в нем благородный язык Слизерина. Том надеялся, что шепот пробьется сквозь дымку любовного зелья и испугает мальчика. Реддл медленно отодвинулся, но мальчик просто наклонился ближе, так, что их бока полностью соприкоснулись, создавая линию нежелательного тепла. Непослушные пряди черных волос щекотали щеку.
— Это кто-то из твоих родственников? — с любопытством спросил Поттер, устраиваясь так, чтобы его голова удобнее лежала на его плече. Том замер; страницы, которые он пролистывал, остановились.
— Кто? — спросил он.
— Корнивус Гонт, — повторил Поттер имя с точно такой же интонацией и на парселтанге. — Звучит знакомо.
И в этой фразе было так много неправильного. Парселтанг, знание того, что он был связан с Гонтами — эти совпадения уже давно перестали вызывать тревогу, они были непостижимы, слишком много — как, как, как…
— Том? — с любопытством спросил Поттер, слегка встревоженный, и Том уже приставил палочку к горлу мальчика, как и прошлой ночью.
Они уставились друг на друга — смущенный Поттер и часто дышащий Том — одни в маленькой заброшенной каморке у окна в неиспользуемом коридоре седьмого этажа. Заходящее солнце окрашивало их в нежно-красный, почти оранжевый цвет, тени омрачали их черты и скрывали глаза. Хотя Тому нравилось это место до прихода другого студента, теперь пространство казалось слишком маленьким; даже теперь, когда Поттер был прижат к противоположной стене, их ноги переплелись вместе, и несколько сантиметров отделяли его палочку от горла Гарри.
— Откуда ты знаешь парселтанг? — спросил Том хриплым голосом. Он ненавидел этого мальчика; тот постоянно заставлял его терять самообладание. — Мы родственники?
— Мы не родственники, — ответил Поттер, удивленно моргая. Его рука снова дернулась к палочке, но он прервал это движение. — И я знаю парселтанг, потому что… ну, потому что…
— Потому что почему? — резко спросил он, уже расстроенный. Он не чувствовал, что мальчик лжет, но не отвергал идею общей крови так легко. Они действительно были похожи, и даже если бы он тщательно проверил записи, у Поттера была унаследованная черта, и он узнал имя Гонт.
Поттер стиснул зубы.
— Я не должен тебе говорить.
— Почему?
— Я… — Поттер запнулся, его лицо исказилось от очевидной эмоциональной боли, противоречивой, но упрямой. Том понял, что инстинкты мальчика, должно быть, сопротивляются влиянию зелья.
Подавив отвращение, он использовал палочку, чтобы приподнять подбородок Поттера, и наклонился вперед. Он провел большим пальцем по щеке мальчика, все еще удерживая палочку, и прижался достаточно близко, чтобы его губы коснулись уха Поттера. Он еще никого по-настоящему не соблазнял, считая отвратительным унижаться и прикасаться к кому-то столь слабому и похотливому, но в этот раз решил, что практичность победила его ненависть. Интеллектуальное манипулирование было предпочтительнее, но у этого мальчика было слишком много секретов, а приворотное зелье делало этот образ действий наиболее эффективным.
— Я… — Поттер снова запнулся, на этот раз взволнованный. — Я-… Что? Ты-
— Ты не хочешь рассказать мне, Гарри? — прошептал Том, его губы коснулись мочки уха Поттера, а дыхание шевелило спутанные кончики волос. Его рука с волшебной палочкой скользнула вниз по шее мальчика, едва заметное прикосновение закончилось легким нажатием большого пальца на трахею.
Это не было угрозой, но Поттер яростно отпрянул. Потеряв равновесие, глаза мальчика комично расширились, прежде чем он свалился с возвышения на пол, выпав из тускнеющего солнечного света в углублении окна. Его волосы выглядели еще более взлохмаченными, чем обычно, а глаза казались особенно черными без света.
Наконец-то неуклюжий поступок: теперь он распознал закономерность. Он был неуклюжим, когда уклонялся от прикосновений Тома.
— Я не могу, Том, пожалуйста, не спрашивай, — в отчаянии воскликнул он и вскочил на ноги. Он сделал первые несколько шагов, пошатываясь, а затем повернулся и бросился прочь, исчезнув за углом в течение нескольких секунд, резко прервав их взаимодействие.
Том смотрел на то место, где он исчез, с выражением лица, лишенным эмоций, в то время как внутренне он испытывал целый ряд противоречивых мыслей. Он отметил разочарование, очевидно из-за того, что не получил ответов, которые хотел. Облегчение также коснулось края его мыслей, потому что он не хотел продолжать игру дальше, ведь он явно превосходил Поттера, а унижение себя в такой гедонистической манере оскорбляло его собственный интеллект. Он прекрасно умел манипулировать людьми с помощью разума, даже без своего поверхностного обаяния.
Но он чувствовал, что его раздражение направлено также и на другую причину. Потому что, хотя у него не было никакого желания соблазнять Поттера, тот факт, что он был отвергнут, несмотря на то, что его цель находилась под действием приворотного зелья… Он не понимал.
Он уставился на свою книгу, наконец, оставшись один после бесчисленных попыток побега. И все же на протяжении всего времени, пока он учился, его не покидала мысль, что он был один только потому, что Поттер убежал.