***
Было слишком поздно, чтобы провести необходимую церемонию клятвы, когда они вернулись в общежитие, но на следующее утро Том разбудил Поттера и Абраксаса за несколько часов до завтрака, чтобы они сопровождали его. Абраксас стоически следовал за ним, под его бесстрастным взглядом чувствовалось замешательство, но он с готовностью согласился, когда Том попросил его о встрече. Но, возможно, он согласился с такой готовностью только потому, что знал, что это на самом деле было не совсем «просьбой». Том протянул руку. Поттер неуверенно моргнул, и Реддл понял, что мальчик не знал церемонию. Тем не менее, он все равно протянул свою руку в ответ. Когда двое взялись за руки, Абраксас прошептал «Нокс», погрузив троих подростков во тьму. Из-за теней глаза Поттера казались черными, мерцающими зеленым только тогда, когда в них попадал свет факела. Солнце взошло, но Том привел их в заброшенный коридор в подземельях, где не было окон, чтобы различать время суток. Абраксас положил свою палочку поверх их сцепленных рук. Том заговорил: — Будешь ли ты, Гарри Поттер, хранить мои секреты, если только моя жизнь не будет зависеть от твоих действий? — Буду, — ответил Поттер, с благоговением наблюдая за тонким пламенем, охватившим их руки. Его хватка усилилась, но он не дрогнул. — А если ты откроешь еще какие-нибудь мои секреты, случайно или не случайно, ты поделишься ими со мной и только со мной? — Я так и сделаю, — сказал Поттер. Вторая линия пламени встретилась с первой, переплетаясь и образуя цепь. Том изучал их сцепленные руки, и ему внезапно не понравилась эта церемония, в которой они действовали как двойники друг друга, будто они были равны. Поттер должен преклоняться перед ним, а не гордо стоять и крепко держать его за руки, глядя с уверенностью и фальшивой любовью. — Даже если ты не будешь одобрять мои намерения, согласишься ли ты не использовать мои секреты против меня, даже если никому не расскажешь подробности? — Да. Третья спираль пламени обвилась вокруг их рук. У Абраксаса перехватило дыхание, а его палочка слегка задрожала. Три огненных кольца объединились и засияли, образуя длинную огненную змею. Все трое зачарованно смотрели, пока пламя не погасло. Поттер продолжал держать его за руку, несмотря на то, что Том вырывался, пока, наконец, не потерял терпение и не выдернул ее из хватки мальчика. Он плавным движением вытащил палочку, и прежде, чем Абраксас успел заметить атаку, заговорил: — Обливейт.Часть 2
9 августа 2022 г. в 14:19
Том полагал, что должен быть благодарен за маленькое милосердие, поскольку мальчик в конце концов вернется к нормальной жизни. В настоящее время Поттер приводил его в ярость, но, по крайней мере, он никогда не цеплялся за него до зелья. Прежняя неуклюжесть была гораздо терпимее, чем эта новая непрекращающаяся болтовня, или она была бы терпима, если бы его неуклюжесть не привела бы их в эту неразбериху с самого начала.
— Какая твоя любимая еда, Том? — спросил Поттер, несмотря на то, что ему отказали в ответах на последние десять вопросов.
Даже с его статусом золотого мальчика Тому не нужно было сохранять терпение святого, и он начал игнорировать постоянный шквал. Никто не счел бы его необычайно жестоким, поскольку они считали новое увлечение Поттера совершенно необоснованным. Когда вся эта катастрофа закончиться, мальчик не будет винить Тома за то, что он отклонил его вопросы; ему будет неловко от того, что он вообще их задал.
В течение дня становилось все хуже.
— Хочешь шоколадную лягушку, Том? — спросил Поттер на Трансфигурации. Профессор Дамблдор смотрел на них мерцающими глазами, и Том хотел выколоть их своей палочкой.
— Есть ли заклинание, которое делает твои волосы такими идеальными? Или они прекрасны от природы? — размышлял мальчик по дороге на ужин, не выказывая признаков усталости. Абраксас хихикнул, и Том вспомнил особенно болезненное заклинание, которое вырывало все волосы на голове, и подумал, что Малфой будет экспоненциально менее раздражающим, крича в агонии и рыдая из-за потери своих безупречных белокурых локонов.
— Какая твоя любимая команда по квиддичу? — невинно спросил Поттер, пока Том учился. Он читал о Проклятии Вскипания Крови и чувствовал необыкновенное желание применить его, посреди общей гостиной или нет. Свидетелей можно забыть…
— Могу я поцеловать тебя, Том? — спросил Поттер посреди библиотеки в присутствии нескольких младших школьников, которых Том обучал арифмантике. Его перо сломалось. Мальчик совершенно не подозревал, что был близок к получению поцелуя смерти.
И это стало последней каплей. Том решил, что ему лучше остаться одному или, по крайней мере, наедине с Поттером. В то время как ситуация унизила мальчика больше, чем его самого, Том предпочитал, чтобы его достоинство оставалось нетронутым, независимо от того, как мало было принесено в жертву. Он не стал бы постоянной шуткой.
На обратном пути в гостиную он отвел Поттера в пустой класс. Зелье могло заставить мальчика повиноваться ему, и он проклинал себя за то, что не попробовал этого раньше. Он все еще должен был быть вежливым, так как Поттер вспомнит об этом позже, каким бы неловким это не показалось мальчику, но никто не мог обвинить его в том, что он не хотел мириться с бесконечным преследованием.
— Послушай, Поттер, — небрежно сказал Том, тщательно сдерживая свой гнев.
— Гарри, — нетерпеливо прервал его Поттер. Его лицо вспыхнуло, и он обожающе посмотрел на Тома с улыбкой на губах, как будто сам факт его существования делал его нелепо счастливым. Том никогда еще не видел, чтобы на него так смотрели: восхищение, да, жадность, да, ненависть, много раз. Он думал, что это что-то говорит о мире, раз это выражение могло быть создано только искусственно.
— Гарри, — продолжил Том без особого энтузиазма, но у него на уме была большая цель, и он знал, что лучше не тратить силы на мелочи, такие как уродливые имена и чрезмерная фамильярность. Поттер невероятно широко улыбнулся этому жесту. — Я понимаю, что ты спрашиваешь обо мне, потому что… заботишься обо мне, — сказал он, пытаясь скрыть свое отвращение. — Но ты должен понять, что это из-за зелья, и я бы предпочел, чтобы ты вел себя более… сдержанно.
— Зелье? — спросил Поттер, сбитый с толку. — Но я не просто забочусь о тебе, я люблю тебя.
Том сдержал гримасу отвращения.
— Да, Гарри. Ты пролил на себя любовное зелье и теперь думаешь, что любишь меня.
Поттер энергично замотал головой.
— Нет, я действительно люблю тебя, ты должен мне поверить…
— Я тебе верю, — оборвал его Том, предчувствуя предстоящую тираду. Он должен был поддерживать разговор; сложная задача из-за приворотного, но, конечно, не невозможная. — Если ты любишь меня, Гарри, могу ли я попросить тебя… ограничить вопросы, которые ты задаешь мне, особенно публично? Боюсь, они довольно… отвлекают.
Поттер выглядел подавленным.
— Извини, — сказал мальчик с ноткой отчаяния в голосе. — Мне очень жаль! Я даже не понял, но, должно быть, я тебя раздражал, теперь ты должен меня ненавидеть…
— Конечно, нет, Гарри, — мягко солгал Том. — Это просто то, о чем я прошу подумать на будущее. Ты не причинил никому вреда.
— Верно, — ответил Поттер, сгорбившись. Потом нерешительно посмотрел вверх. — Можно задать только один вопрос? И на этот раз ты ответишь?
Том рассмотрел его. Он полагал, что ответ на один вопрос о квиддиче или о фаворитах не повредит, а соврать он всегда мог.
— Тогда какой у тебя вопрос?
Поттер прикусил губу, затем глубоко вздохнул. Тому хотелось огрызнуться на него, чтобы он продолжил. Тема квиддича не казалась ему важной или интересной. Тысяча лжи была готова вырваться наружу, а затем выбранный вопрос Поттера разрушил шаблон.
— Почему ты это сделал? — спросил он, звуча странно уязвимым в пустом классе, его голос отражался от стен искренним эхом.
— Сделал что? — спросил Том, гадая, не повредило ли зелье мозг мальчика.
— Почему ты это сделаешь? — исправился Поттер так же непонятно и раздражающе, как и в первый раз. — Я не знаю, что… Ты готов убивать, — сказал Гарри Поттер мягким и нереалистичным голосом, его глаза были неестественно-зелеными. Том невольно застыл под их пристальным взглядом, пораженный внезапной мыслью, что эти глаза совпадают по цвету с проклятием, которое он наложил на своего отца. — Ты убивал, ты будешь убивать… И все ради чего? — Поттер продолжил, словно не замечая растущего шока Тома. — Родители ребенка будут мертвы или брошены в Азкабан, а твои драгоценные чистокровные умрут вместе со всеми нами. Магглорожденные никогда не вымрут. Ты умрешь, пытаясь разорвать свою душу, свой рассудок, и все ради чего? Ты идеален в таком виде, Том. Ты цел и в здравом уме. Ты мог бы изменить мир, не пытая и не убивая всех подряд. Так зачем ты это сделал? — В голосе Поттера было столько искреннего желания узнать, а его глаза все еще были полны фальшивой любви.
— Ты сумасшедший, — безучастно ответил Том, бессознательно делая шаг назад. Как Поттер узнал о его планах насчет крестажей? Он сказал, что Том разорвет свою душу и… Убийство магглорожденных. Откуда Поттер узнал? Возможно, было бы дико предполагать, что Поттер выискивал информацию, но он предоставил слишком много мелочей, которые сложились вместе, слишком много, чтобы быть просто совпадением.
— Может быть, сошел с ума от любви к тебе, — последовал тихий ответ, и Поттер улыбнулся. Том не мог понять, как мальчик мог улыбаться.
— Как много ты знаешь? — спросил Том, наконец, собравшись с мыслями, задавая вопрос и одновременно вытаскивая палочку. Он вонзил ее в горло Поттера прежде, чем мальчик успел вздрогнуть, но не получил никакого ответа, кроме испуганного моргания. Поттер просто смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых не было ни удивления, ни страха. Любовное зелье должно было притупить его реакцию. Он сильнее прижал палочку к горлу Поттера. — Как. Много. Ты. Знаешь? — И Поттер пожал плечами. Том зарычал от разочарования, его фасад золотого мальчика был забыт в свете того факта, что кто-то видел его насквозь и догадался даже больше, чем Дамблдор. — Ты шпионил за мной? Чего ты хочешь? Говори правду, — приказал он громко и хрипло. Он изо всех сил старался сохранить самообладание.
— Я хочу тебя, Том, — серьезно ответил Поттер. Том сузил глаза, собираясь проклясть его, пытать его, что угодно, пока он не скажет правду…
Но нет. Том не мог мыслить здраво. Он выдохнул, когда понял: это же так очевидно, он должен был увидеть это раньше.
Он приказал Поттеру сказать правду, и он придал своему голосу силу, не отличающуюся от силы Проклятия Империус. Маловероятно, что Поттер мог противостоять его магии, поэтому, если бы его спросили, чего хотел мальчик, он, скорее всего, ответил бы правду.
Он ответил, что хочет Тома. Возможно, зелье помешало его реакции, но все же имело смысл то, что он хотел Тома еще до инцидента с зельем. В конце концов, разве сегодня утром он не догадался об увлечении Поттера им?
Итак, Поттер шпионил за ним, и действовал на удивление эффективно, даже слишком эффективно… Но мальчик ни разу не подошел к нему с шантажом, ни разу не сообщил о его деятельности учителям и ни разу не упрекнул по поводу сомнительной нравственности его действий.
Поттеру он нравился даже без зелья, и поэтому он будет защищать его секреты, как бы долго ни длилось действие приворотного. Он по прежнему был в ярости от того, что кто-то узнал о нем, но не закрывал глаза на потенциальную ценность. Он уже видел таланты Поттера в Защите от Темных Искусств.
Это было даже полезно. Поттеру удалось собрать шокирующее количество информации незаметно для Тома, и он сообщил об этом только самому Тому лишь под дополнительным воздействием приворотного зелья.
Том осторожно отступил назад и опустил палочку, хотя и не убрал ее.
— Ты не скажешь? — спросил Том, в то время как в глубине его сознания сформировалась идея.
Поттер быстро покачал головой.
— Конечно, нет. Я бы никогда не предал тебя, Том.
— Нет, — медленно сказал Реддл. — Ты этого не сделаешь. Ты докажешь мне это, Гарри?
— О, я сделаю все, что угодно, — с энтузиазмом ответил Поттер.
Том знал, что лучше не верить таким обещаниям, поскольку слишком много раз слышал ложь из чужих уст. Он полагал, что мог бы простить Поттера, по крайней мере, за это, но не за все остальное. Зелье вынуждало мальчика так лгать, Поттер не собирался манипулировать им: ложная любовь сделала его слепым и глупым. С другой стороны, Том не считал бы Поттера выше манипуляций без зелья, а он не любил глупых людей почти так же сильно, как и лжецов.
Однако обстоятельства заставили его признать, что Поттер не был идиотом. Он опрокинул зелье и превратился в нервного дурака из-за влюбленности, но информация, которую он собрал, и секретность, которую он сохранял, доказывали, что он, по крайней мере, чего-то стоит.
Тому было бы неправильно пренебрегать такими возможностями.
— Ты поклянешься в этом? — мягко спросил он.
Впервые Поттер колебался и сохранял бесстрастное выражение лица. Казалось, он боролся с эффектами зелья, и Том мог уважать это, будучи в безопасности и зная, что победа ему обеспечена.
Но по мере того, как Поттер продолжал бороться, он задавался вопросом, была ли у него более сильная воля, чем он сначала предполагал, и он начал чувствовать первые признаки беспокойства. В конце концов, это было самое слабое любовное зелье, как бы хорошо оно не было сварено. Требование абсолютного рабства вызовет сопротивление.
— Я не стану просить о многом, — заверил его Том, не допуская никаких обвинений в своем голосе. — Только клятва хранить мои секреты. Разве я не заслуживаю гарантии конфиденциальности? Прошу прощения, но просто мысль о том, что кто-то исследовал мое прошлое без моего разрешения… Конечно, я доверяю тебе, Гарри, но можешь ли ты представить себе, какое внимание будет приковано к школе, если поползут слухи, просто потому, что ты сделал один случайный промах?
Черты лица Поттера смягчились.
— Мне не нужно представлять, — пробормотал Поттер, и Том почувствовал при этом смутное, невольное любопытство, но быстро подавил его. — У тебя нет причин доверять мне. Я поклянусь, если тебе от этого станет легче.
— Спасибо, Гарри, — сказал Том с притворной благодарностью. Он повел Поттера к двери, положив руку ему на поясницу, обманчиво нежно. Он улыбнулся, обнажив зубы, слишком широко и хищно, но Поттер не увидел этого, находясь под влиянием зелья. — Твоя преданность достойна восхищения, — прошептал он ему на ухо и увидел, как Гарри вздрогнул, когда дыхание окутало его кожу.