***
Есть еще кое что, за что я ненавидел отца. Помимо того, что он избивал мою мать, ощущая власть над слабой женщиной, гнобил ее и изменял с другими распутными женщинами, открыто говоря ей это, я знал всю правду, но не мог признаться ей, потому что боялся, что она от меня отвернётся и посчитает грязным и мерзким. Первый раз это случилось, когда он снова, очень уставший и пьяный, вернулся домой заполночь. Я не спал, в моей комнате всегда было прохладнее, чем в остальных комнатах дома, поэтому я испытывал трудности со сном и чаще всего ложился спать уже глубокой ночью, мне было шестнадцать. Я лежал и слышал, как скрипят половицы старой лестницы, как с каждым шагом, он все больше приближался к моей двери, как он споткнулся пару раз о, неровно расстеленный ковёр, как схватил эту хрупкую круглую дверную ручку и максимально тихо стал открывать мою дверь. Я притворился, что уже давно сплю и повернулся в сторону окна. Стёкла махом запотели, а всё пространство заполнилось ужасным запахом алкоголя. Он подкрадывался, шаг за шагом, был всё ближе ко мне, попутно снимая верхнюю одежду и бросая ее на пол. Большое крепкое тело улеглось рядом, за моей спиной. Поначалу я подумал, что он перепутал комнаты, потому что комната матери тоже находилась на втором этаже, напротив моей. Когда он коснулся моих кудрявых волос, наматывая локон на палец, моя теория подтвердилась. Затем он медленно провел рукой по выпирающим позвонкам, заводя руку всё ниже. Другая рука схватила меня за шею. Я вмиг пришел в себя, глаза наполнились паникой, я не отрывал взгляд с полной молочной луны, пока он жестко таранил меня толстыми пальцами, растягивая зад. Выступили слёзы, но плакать было нельзя, он бы почувствовал мокрые следы на тыльной стороне ладони и убил бы сразу. Я терпел, пока он душил меня, рычал в пышную шевелюру, вбивался и насиловал меня, истязая мои половые органы. Я испытал весь спектр боли, когда он разрывал мой анус и сжимал член с яичками в крепкой ладони, давил на головку и цеплял ногтями уздечку. Хотелось закричать и вырваться, но я продолжал бренно лежать и кусать край подушки, постоянно зажмуриваясь. Затем он наполнил меня своим семенем и вынул член. Болевая пульсация продолжалась еще очень долго. Я продолжал лежать неподвижно, пока он поднимался, заправлял верх в джинсы и поднимал вещи с пола. Когда дверь наконец закрылась с той стороны, я разревелся. Я аккуратно дотянулся до ночного светильника, а другой рукой медленно коснулся отверстия. Вязкая слизь продолжала вытекать, я поднес пальцы к свету и в полупрозрачной сперме виднелись кровавые разводы. Наутро я раньше всех занял ванную, мне хотелось смыть с себя всю грязь, его грязь… Я стал вымываться от и до, возможно мне так становилось легче. Когда я спустился вниз завтракать, я увидел картину, повергнувшую меня в шок: отец стоял и готовил завтрак для всей семьи, мило беседуя с матерью, заглядывая своими лживыми глазами в её, внушая искренность своих чувств и раскаяние. — Ты оказывается так крепко спишь, солнышко. Помни, что папа всегда рядом, не бойся рассчитывать на мою поддержку, ведь ты мой любимый сын. Эти слова вывели меня из себя, но когда я увидел счастливое лицо матери, мне пришлось лишь изобразить счастливую улыбку. С тех пор визиты стали регулярными. Отец приходил ко мне почти каждую ночь, он снова переехал в одну комнату к матери, с каждым днем он всё сильнее пудрил ей мозги своей ложью, а она преданно продолжала любить ублюдка.***
Пришлось еще раз ополоснуть лицо, но уже чтобы смыть подступающие слёзы. Я итак уже слишком долго проторчал здесь, поэтому зная, что опаздываю, решил немедленно идти на занятие. Из всех предметов я не мог терпеть травологию, лишь потому, что мне всегда там было очень скучно, я не говорю, что я одаренный, нет, просто в зельеварении необходимо знать все ингредиенты и их свойства, что было мне известно. Пока профессор презентовала вербену и ее губительные вариации, я невольно вновь вспомнил Джеймса… Как жаль, что я бренно торчу здесь, пока он сидит на защите от тёмных искусств, тут сошлось всё: мой любимый предмет и мой возлюбленный. Я не раз представлял, как смогу обучить его всему, потому что вольный грифф не отличался терпением и изящностью, что так необходимо в этой тонкой науке. Возможно нас бы это сильно сблизило, и он бы уже не смотрел на меня, как на глупого, беззащитного зверька. Язвительная особа вывела меня из воображений. Девчонка, которая жила со мной по соседству предложила поделиться на пары и выполнить задание вместе. Я терпеть не мог эту заучку, так что теперь у меня стало на одну причину больше, почему мне стоило убраться отсюда. Я дождался начала всей этой сумбурной суеты делёжки и быстро ушел прочь. На улице до сих пор солнце стояло в зените. Приятные лучи щекотали глаза, я подумал, что бы я мог сделать для Джеймса полезного, в голову пришла гениальная идея. Пока профессора не будет в кабинете я смогу выкрасть тетрадь, забрать рисунок и представить новое решение, к которому преподаватель явно не сможет придраться. Было решено, я пулей двинул по лестницам на третий этаж, в желаемую аудиторию. Профессор беседовал с Дамблдором, а я тихо затаился в нише коридора и старался прислушиваться к их разговору. Они болтали о чём-то несерьёзном, когда раздались шаги, я переволновался и стал смещаться в угол за рыцарские доспехи. Директор прошел мимо меня, выглянув, я убедился, что преподаватель уходит в другую сторону. Мои навыки умения укрываться от разъяренного отца сыграли мне на руку. Вмиг подскочив к большому дубовому шкафу, я стал рыться в поисках наших работ. По закону подлости там ее не оказалось, и я в растерянности стал скитаться по всей комнате, в поисках заветной тетради. Все оказалось проще, чем я думал, она так и лежала на рабочем столе, под стопкой остальных тетрадей. Я на всякий случай открыл ее еще раз, фух, рисунок на месте. Я сразу вытащил его и аккуратно положил в сумку. Из тетради я вырвал листок с замечанием и на следующей странице начал расписывать формулу зелья. Я как всегда быстро управился, тетрадь я положил в центр стола с запиской «на проверку», а затем удалился прочь. Я пошел в гостиную Гриффиндора и остался ждать у портрета-двери. Полная Дама не раз пыталась вывести меня на разговор, но я стоял и нервничал. Мимо проходил какой-то студент, он сообщил, что сегодня внеплановая тренировка Квиддича. Что ж, придется задержаться. Я так и продолжал сидеть, пока не задремал. Легкий щелчок по голове, и я проснулся. Мародеры стояли передо мной. Джеймс снова выглядел злым. — Тебе было недостаточно моих слов? Хвост, Римус, уберите это убожество. — Подожди, Джеймс — Я быстро поднялся на ноги. — Я пришел сказать, я загладил свою вину. Я забрал рисунок и исправил решение. Профессор теперь точно поставит тебе высокий балл, а этот инцидент он даже не вспомнит! — Мне пришлось быстро тараторить, чтобы успеть до того момента, когда его кулак коснётся моего лица. — Серьезно? Не знал, что ты способен крысятничать. Я дернул головой в сторону, не принимая его слова. Неужели все по-новой? Снова упреки и ни капли благодарности? Я успел пожалеть о сделанном. — Да ладно, расслабься, мелкий. Честно, я не ожидал, что ты сам придумаешь выход из этой ситуации. Так что спасибо, кьюти. Он неожиданно двинулся ко мне, отчего я вжался в стену, вновь ожидая удар, но он лишь нежно потрепал меня по голове. Я остался закаменело стоять на месте, пока все четверо зашли внутрь. Я был обескуражен и бесконечно рад. Под эйфорией этих чувств я быстро добрался до спальни, бросил вещи на кровать и пошел в душ. Всё-таки этот день стал одним из лучших: Джеймс наконец был со мной нежен, наверное у него тоже стали зарождаться чувства ко мне. Пока я стоял под ливнем душевых струй, я все время обдумывал, что его жест мог значить, от всего этого в животе порхали бабочки, а голова была в дурмане. Я взглянул на отражение. На теле было множество гематом, кое где виднелись ссадины и царапины. Я зачесал мокрые волосы назад, еще раз вспоминая, как меня коснулся Поттер. В мыслях вновь появился он. Я не мог сдержать своего порыва, когда увидел, как к паху начала приливать кровь, и орган начал подниматься. Быстро обмотав бёдра полотенцем, я вышел и дошел до кровати, в тумбочке обычно лежали салфетки. Но их как назло не было. Я залез в сумку, переворошив ее полностью, я обнаружил лишь помятый рисунок. От этого мне снесло крышу и я побежал обратно в душевую. Зайдя в кабинку, я врубил напор, чтобы отвести подозрения, а сам начал ласкать грудь и шею, представляя, как это делает любимый Джеймс. Как он прикасается ко мне, облизывает шею, кусает кожу, оставляет засосы. Член уже стоял, а низ сдавило неприятной болью. Я намылил руку гелем, растер им всю длину и медленно стал водить рукой вдоль. Я выгибался, запрокидывал голову, думал о том, что бы предпочёл Поттер. Наверняка он бы занял доминирующую роль и говорил мне, что делать, чтобы ублажить его. Одной лишь мастурбации мне было мало. Я нащупал пальцами дырочку и вставил сначала один палец, чтобы привыкнуть к ощущениям и начать себя растягивать. После недолгих манипуляций в ход пошел и второй. Я начал стонать и закусывать нижнюю губу, чтобы от шума воды меня уж точно не было слышно. Я проталкивал пальцы глубже до того момента, пока не нащупал эту чувствительную точку. От ощущений у меня подкосились ноги, я чуть не упал. Член сильнее начал пульсировать, тогда мне в голову пришла очень грязная идея. Я взял свой рисунок, и стороной с изображением Джеймса стал продолжать водить. Шероховатая поверхность задевала все венки на коже, а пальцы ласкали простату. Со стороны это выглядело очень грязно, но мне было хорошо, я представлял, как Поттер дрочит мне своей рукой, как моя сперма попадает на его тело и он ее слизывает. Голова шла кругом, а я близился к разрядке. Семя вышло из меня небольшим фонтаном, и я присел на пол на колени. На «лице» Джеймса были былые капли моей спермы. Я поднес лист к себе и вдохнул запах грифеля и телесных жидкостей. Я был в дурмане от ощущений и мне всё сильнее захотелось испытать секс по-настоящему с ним, почувствовать его внутри и поддаться его силе. Чистая вода попадала на раскрасневшееся лицо, а я весь дрожал и пытался отдышаться. Когда силы начали возвращаться, я поднялся и вышел из кабинки, услышав подозрительный скрип двери, хотя возможно это было мое разыгравшееся воображение. Я вытерся полотенцем, надел пижаму и провалился в глубокий сон, ожидая завтрашний день.