Кассета, пластырь и кроссовки

Накрапывал дождь. Серость туч иногда разбавлялась проблесками солнца и синевой неба. За такой переменой погоды следить было гораздо интереснее, чем за тем, что писал преподаватель на доске. Стук мела, пыль, витавшая над головами студентов, шорох страниц тетрадей и стук по клавиатуре — это усыпляло Кирилла. И усыпило, если бы не знакомая синяя макушка почти в самом начале аудитории. Макаров сидел почти в конце, в дальнем углу у окна, слушал стук дождевых капель по стеклу и рассматривал Сашу, который опять старательно записывал все за лектором. Брови сведены к переносице, легкий прищур и бегающие за схемами глазки — центр концентрации внимания студента. Макаров заметил, что молодой человек из раза в раз касается пальцами пластыря на переносице. Казалось бы, обычная рана, думал Кирилл. может, подрался. С кем не бывает? А сколько таких пластырей было выброшено самим Макаровым за время его стычек на улицах? Не сосчитаешь же! Но вот незадача: рана на носу может быть неделю. Ну, две. Если это не перелом. В общем, когда-нибудь она должна зажить. Прошел месяц, а Шура так и держал пластырь на носу. Кирилл даже иногда посмеивался сам про себя, мол, есть люди, у которых коллекция черных футболок или же одна несменная пара кроссовок, а у Саши — набор пластырей. Ну вот: опять рука с татуировкой черного креста потянулась к носу. Будто бы Шура в панике проверял наличие этого треклятого пластыря на носу. И что он там скрывает? Очевидно, что ушиб или рану. Или же неудачную татуировку на носу? Почему же тогда не сведет? Или пластырь — это часть его и так яркого образа? Так или иначе, Кирилл пришел к одному выводу: он не мог представить себе Шуру без этого «аксессуара». Без пластыря Шура не был бы Шурой. Это как незаменимая часть его самого. Необходимый винтик сложного механизма под названием «человек». Модель «Шура». Макаров ухмыльнулся, чем привлек внимание рядом сидевших одногруппников. Слегка порозовев от стыда, парень повернул голову в сторону окна. Дождавшись окончания последней пары, Макаров постоял у прохода и дождался, когда поток девушек и юношей проплывет по узким проемам между партами и волной выплеснется на берег, то есть вон из аудитории, в коридор. Кир подошел к Шуре, который, словно прилежный и самый правильный студент, складывал в это время записанные лекции и отключал ноутбук. — Не думал, что ты в ярдах зануд, — хмыкнул Макаров, поправив лямку рюкзака на своем плече. — Ты так внимательно слушал Павла Ивановича… — Мне нравится, как он говорит, — пожал плечами Саша и застегнул рюкзак. — Я ни слова не понимаю, что именно он объясняет, но тон его голоса успокаивает меня. — Успокаивает? — Кирилл вопросительно поднял бровь и нагнул голову набок. — Да, — Шура на секунду отвел взгляд и смял губы, будто бы вспоминая что-то нехорошее. — В моей жизни было мало спокойствия. Но сейчас будет все иначе! У меня появился шанс начать все с самого начала, и черта с два я упущу эту возможность! Резкая перемена настроения насторожила Макарова, однако легкий взгляд голубых глаз и добрая улыбка вновь околдовали парня, заставив отбросить все сомнения в сторону. Дождь все еще моросил. Барабанил по макушкам и делал завитки на влажных волосах. Шуре нравилась эта особенность у Кирилла. Тот, конечно, отчаянно сдувал пряди со лба и недовольно фырчал на эдакую кудрявость, но Саша видел в этом лишь плюс. Макаров и так походил на юнца без царя в голове, а так и вовсе делался шебутным. Пара свернула направо, прошла через арку и вышла во двор-колодец с мелкими лужами на мокром асфальте и расписанными граффити стенами. Кое-где валялся мусор, что был скрыт снегами, а сейчас, весной, «выплыл» наружу. Кирилл поправил бомбер и посмотрел на Шуру. Тот снова коснулся пластыря рукой. Любопытство в душе Макарова взяло верх, и он не сдержался: — Слушай, а почему ты носишь пластырь? С момента нашего знакомства прошло уже много времени… — Глаза мозолит? — ухмыльнулся Шура и смутился. — Нет, — пожал плечами Кир и поправил рюкзак. — Просто интересно. Настолько глубокая рана, что не прошла до сих пор? — Нет, — тихо покачал головой Саша и притих. — Прошла. Кирилл преградил путь Шуре и остановился. Юнец окинул молодого человека испытующим взглядом и сглотнул. Макаров чувствовал, что неосознанно вытягивает из воспоминаний парня нечто, о чем говорить Саше не хотелось. О том, что, судя по его опечаленному виду, принесло ему много бед. — Физически прошла, — продолжил Саша и скрестил рук на груди. — Но не морально. Скажу так: я был в одном… неприятном месте, где шаг влево, шаг вправо — не расстрел, но очень близко к этому. Не смотри на меня так, я не был в «Крестах» или «Черном дельфине»! Короче говоря, я получил ранение. Шрам на переносице напоминает мне о печальных событиях, и видеть его каждый день я не могу. Ночью другое дело: ночью ты спишь и ничего вокруг не видишь. Но когда я подхожу к зеркалу, то всё повторяется: я заново проживаю те события, которые надолго засели в моей голове; я дрожу, когда невольно вспоминаю весь тот ужас, что пришлось пережить. А этот неказистый шрам будто бы усмехается надо мной! Я прячу его не для того, чтобы другие не видели, а для того, чтобы не видел я сам. Пластырь будто бы дает мне защиту… Шура осекся и резко замолчал, потупив взгляд в мокрый асфальт. Мутное отражение весеннего неба не придавало никакой уверенности в себе и своих чувствах. — Если… — робко начал Кирилл, поджимая от неловкости губы, — если ты не можешь пройти сквозь страх один, то… может быть… раз уж мы типа ходим вместе и всё такое… ну… Видно было, что Макаров хотел сказать что-то красивое и своими «ну» и «типа» тянул время, чтобы треклятый мозг смог в этот момент подобрать что-то более адекватное. Парень сдался. — В общем, что я хочу сказать: если ты боишься взглянуть страху и травме в глаза один, то я могу тебе в этом помочь! Не то чтобы я точно знал, как это решается, но в любом случае я обещаю тебя поддерживать. В знак искренности своих слов и чувств Кир подошел к молодому человеку вплотную и тихо коснулся губами переносицы. Шура сделал шаг назад и ошалелым взглядом уставился на Кирилла. Тот смущенно улыбался и потирал затылок. Смотрел по сторонам и не решался вновь взглянуть на, кажется, любимого человека. Саша шмыгнул носом, выдохнул и рывком притянул за края бомбера Макарова к себе. Поцелуй получился неожиданным и смазанным. Неуклюжим. Шура отчаянно пытался передать через свои губы все те теплые чувства, что питал к Кириллу, а тот послушно принимал ласки и даже осмелился обвить руками талию Саши. Кончики языков неловко касались друг друга, переплетались. Мягкость губ успокаивала, а тепло партнера накрывало с головой и защищало от бед внешнего мира. Оба почувствовали что-то колючее в области затылка, что расползалось по спине и отдавалось искрами в пятках. «Поцелуй со вкусом весны», — подумал Макаров. А еще он подумал о том, что снова намочил кроссовки.