Те самые три слова

Неожиданно стало холодно и пусто. Как будто Чан куда-то ушёл. Хенджин вырвался из беспокойного сна. Криса и вправду не оказалось в постели. Но паника снизошла на нет, когда Джин увидел Бана, собирающегося на работу. Ему так идут белая рубашка с закатанными до локтей рукавами и чёрные брюки. А как Хенджин обожает зарываться ладонью в его кудрявых волосах цвета облаков. Хван определённо не заслуживает такого парня. -Хенни, доброе утро. Пойдем завтракать? - Чан чмокнул младшего в лоб да взъерошил без того лохматые волосы. -Угу, - сонно буркнул Джин. Завтрак. Приём пищи. Еда. Десятки, а то и сотни калорий. Раньше при виде съестного, особенно чего-то сладкого, жирного или хлебобулочного Джина начинало автоматически воротить наизнанку. Но с Чаном… с ним он смог заново научиться есть. Именно есть, а не перебиваться стаканами воды, зелёным чаем да дольками яблока или моркови. Сейчас он уже питается два раза в день вместе с Крисом (в редких случаях даже обедает в одиночку). Хенджину кажется, что этого слишком много для одних суток, а Чан почти не разубеждает, только ест столько же, сколько и Хван. И Джину в эти моменты кажется, что Бан увянет вместе с ним, ведь нельзя есть так мало. Тем более при его немаленьких габаритах. И Хенджин ест. Маленькими порциями (хоть они и в несколько раз больше предыдущих), иногда скрепя сердце, иногда по собственному желанию - только бы Чан не превратился в него. -Ты сегодня опять задержишься? - заглядывая в тёмные глаза Чана и глотая ягодный йогурт, спросил Хван. -Постараюсь закончить со всеми делами быстрее. -А мы погуляем, если ты придёшь раньше? -Конечно, - Крис взглянул на настенные часы, - черт, почему время летит так быстро? Я побежал, иначе опоздаю. Если будет время, позвоню. До вечера, - Чан засуетился, чмокнул Джина в щеку, а через мгновение входная дверь уже захлопнулась. Хенджин вымыл посуду и направился к самой драгоценной части их с Кристофером обители. Рисование - отдушина Хвана. Смешивая краски, делая наброски, наполняя картину цветом, выуживая из головы пейзажи, он может уйти из кровожадной реальности, где ему так больно. Создавая новые миры, он будто забывает о своих проблемах, переносится в астрал, проводя кистью по холсту. Мама никогда не поддерживала его страсть к живописи, называя картины, что писал Джин и со счастливой улыбкой приносил их показать, "дешёвой калякой". Заставая сына за рисованием, она всегда вырывала бумагу с карандашами, а на их место клала учебник по математике, сидела над душой, наблюдая, как Цербер, за тем, как Хван мучается с задачами, примерами, графиками. Хенджин обижался, плакал, просил, умолял маму хотя бы на пять минут в день выдавать ему краски и альбомные листы, но увы. Со временем он научился творить по ночам, почти в полной темноте на страницах старых, исписанных тетрадях ручкой и простым карандашом, хоть душа и просила цвета. Каково было удивление Джина, когда Чан, прознав о тайном хобби своего парня, подарил набор масляных красок в придачу с мольбертом. Последнего пришлось оставить в квартире у Криса, благодаря чему Хван стал здесь частым гостем, часами что-то вырисовывая на белом холсте. С переездом Хенджина его маленький "уголок искусства" немного разросся: тут и там теперь стопки бумаг, краски, баночки с кистями, законченные и ещё нет работы. За воспоминаниями о прошлом и работой над эскизом прошло время до обеда. Перекусив яблоком, Джин вернулся к мольберту, полный вдохновения продолжить начатое. Вырисовывался словно волшебный пейзаж: огромное поле с цветами, тонкий извилистый ручей, перистые облака, что наполовину скрывали Луну, да домик лесничего. Но что-то вы этой работе было не так: цветы словно вяли на глазах, ручей иссыхал, облака превращались в тяжёлые тучи, а дом давно забросили. Надо определённо что-то поменять, вот только что? Внезапно раздался дверной звонок, отчего Джин, пребывающий в собственной медитации, выронил карандаш. Кто же мог пожаловать? Друзья Чана? Он сам? Но почему не воспользуется ключами? Неужто забыл их? Открыв дверь, Хенджин остолбенел. В буквальном смысле - тело просто не хотело двигаться, намертво примерзнув к полу от ужаса. -Что вылупился, как баран на новые ворота? Думал свалишь, и я тебя не найду? Вроде восемнадцать лет, а все такая же бестолочь, - пихнув Хвана острым локтем под ребра, в квартиру вошла женщина пятидесяти лет. Джин внутренне сжался и дрожащей рукой закрыл дверь. Тем временем из гостиной уже раздавались недовольное цоканье да тяжёлые вздохи. Конечно, там же все его работы. Женщина подошла к полотнам, что стояли рядом около стены и начала просматривать их. -Безвкусица. Уродство. Баловство. Бездарность. Кошмар, - каждое слово сопровождалось звуком бьющегося об пол холста, - а эта, как будто кто-то выблевал свой завтрак. Одним словом - никуда не годное барахло. Зачем ты тратишь время на эту бессмыслицу? С каждым словом матери сердце Джина пропускало удар, а желание что-либо возразить бесследно пропадало. Как она нашла его? Зачем пришла? Просто вспомнить былое? -Ты поправился что ли? - цокая шпильками, она подошла к Хенджину и схватила за подбородок. От острой хватки и длинного маникюра, что впивался в кожу, стало неприятно саднить. Но почему-то в груди. -Да, ты гляди-ка, пару, хм, да что там, все пять килограммов прибавил. Мы всего пару месяцев не виделись, а ты уже себя запустил, бестолочь, - она резко отняла руку от лица сына, оставив на подбородке тонкую царапину. Брезгливо отряхнув руки, женщина продолжила: -Что ж, я увидела как ты живёшь. Никчемно, как я и думала, - мама ещё раз оценивающе оглядела комнату, - я, пожалуй, пойду. Не хочу подцепить здесь какую-нибудь заразу. Когда закончишь со своими капризами и вернёшься домой - в тот же день запишу тебя ко всем врачам. -Я не вернусь, - просипел Хенджин в ответ, когда матушка была уже в прихожей. -Ври себе, сколь душе угодно. Но я-то знаю, что этот твой Бан Чан долго терпеть твои выходки с замашками не сможет и выкинет на улицу в ближайшие дни. И если ты этого не понимаешь - я не удивлена. Ты как и был бестолочью, так ей остался. Стихло. Она ушла, а голос её, до омерзения едкий, под кожу въелся, в подсознание пробрался, разместился там и тихо-тихо нашептывал: "Бестолочь. Поправился. Бездарность. Выкинет тебя". Тупая боль в груди, у самого сердца, на подушечках пальцев - покалывания, голова кругом. Он прибавил пять килограммов. Не может быть… Хван, как с цепи сорванный, помчался в ванную. Он слишком давно не смотрелся в зеркало. Но, не может же быть все настолько плохо? Он же не может вновь стать… -Нет…нет…нет, - глядя на свое отражение, Джин сейчас расплакаться готов. Все зря. Рёбра еле-еле проглядываются под кожей, ключицы выпирают не так сильно, лицо не такое очерченное. Хенджин обхватил двумя пальцами запястья, молясь, чтобы те соединились. Большой и указательный. Большой и средний. Большой и безымянный. Но вот большой с мизинцем никак не соприкасались, как Хван не старался. Таблетки. Ему нужны чёртовы таблетки, чтобы все стало, как раньше. Теперь Чан его разлюбит. Вышвырнет из дома, как мусор. Джин распрощался с обедом, с остатками завтрака, кажется, даже смог достать вчерашний поздний ужин и желудочный сок. Горло нещадно дерет, глаза болят из-за пролитых рекой слез, руки дрожат, словно в эпилептическом припадке. -Хенни, любимый… - доносящийся будто бы из параллельной вселенной голос был глухим, незнакомым, но в то же время родным. Пелена начала потихоньку рассеиваться, а за голосом показались и мутные очертания. -Хенни, ты… зачем же ты опять… Боже, - голос был сломлен, подавлен, Джину даже захотелось обнять говорящего. Несколько раз моргнув, Хенджин пришёл в себя и распознал Чана, что на корточках напротив сидел. -Со мной все хорошо. А почему ты такой грустный? На работе что-то? - обеспокоенно затараторил Джин. Крис отрицально помотал головой. -Любимый, ты снова… зачем же себя так изводишь? - Чан аккуратно взял руки младшего в свои. А к Хенджину пришло осознание того, что он натворил. -Я-я… я не… прости, Чани… она сегодня приходила, сказала, что я тебе не нужен и что поправился… я так не хочу терять тебя… - в глазах собрались новые слезы, - ты ведь меня любишь? -Люблю, Хенни. Я тебя очень сильно люблю, - вытирая соленые росинки со щёк, успокаивал Чан, а на лице младшего расцвела улыбка. -Прости, пожалуйста… я больше так не буду, честно… -В следующий раз, когда тебе станет плохо - звони мне, ладно? Я за тебя переживаю, Хенни, - обнимая, на ухо Джину произнёс Чан. -Угу. -Обещаешь, любимый? -Я тебе позвоню, если станет плохо, - на что Чан поцеловал Джина в лоб. -Я обещал тебе прогулку. Пойдём? - Хван кивнул, несмело улыбаясь, - тогда пойдём собираться.