Меняй меня

Чемоданы выезжали на ленту один за другим, и каждый был обязательно встречен либо облегченным выкриком на непонятном языке, видимо, означающим «О, это наш!», либо разочарованными вздохами уставших путников. Чхве Чун Хон, наверное, единственный в этой толпе прилетевших в Макао был спокоен, как дуршлаг перед расстрелом, и никак не комментировал садистскую процедуру выдачи багажа. Он выглядел в точности так, как, по мнению стилистов корейских дорам, должны выглядеть юные богатые путешественники: глаза спрятаны за солнцезащитными очками, поверх свободной майки накинута цветастая рубашка с рукавами по локоть, джинсы в обтяжку и фирменные «дышащие» ботиночки, на правой руке – массивные водонепроницаемые часы. Высокий, худощавый и в расслабленной позе, без интереса провожающий взглядом проезжавшую мимо чужую поклажу, он будто только что сошел с киноэкрана. По левую руку от него переминался с ноги на ногу неспокойный Бан Ен Гук, он как будто не находил себе места, и его напряженное лицо говорило о высшей степени дискомфорта. Он выглядел в точности так, как, по мнению стилистов фильмов о криминальных авторитетах, должен выглядеть несчастный, которого снарядила перевозить наркотики через границу банда Якудза, и который не сбегает только потому, что под его спортивной ветровкой к телу примотана бомба с таймером. Снова коротко постриженный, немного помятый и неулыбчивый, с пустой цепочкой на шее и в старомодных синих джинсах, он тоже будто только что сошел с киноэкрана. Их с Чун Хоном расположившиеся плечо к плечу фигуры являли собой грамотный пример живой инсталляции на тему «хаос и гармония во вселенной». Но единственный, кто мог оценить ее художественную ценность, в данный конкретный момент отсиживался в сортире аэропорта. Ен Чжэ как знал, что не стоило ему есть в самолете ту булочку с джемом. Весь день после запоминающегося визита юного Чхве с его сногсшибательным признанием в любви за пазухой, Ен Гук чувствовал себя так, будто его переехал грузовик с яблочными пирожками. Даже оставшись наедине с собой, он еще долго просидел за столиком на веранде, испытывая ощущения, очень схожие с тем, как если бы его, такого сытого и довольного, без предупреждения бросили в невесомость. Дело было даже не в том, что Чун Хон – парень. А в том, что Ен Гуку вообще никто никогда вот так не брал и не признавался в любви, бесстрашно и откровенно. Даже если он чувствовал от девушки взаимность, она, как правило, молчала до последнего, и только когда уже тянуть не было смысла, робко отвечала: «Я тоже». Ухаживать Бан вполне себе умел, если была такая необходимость, а вот быть объектом ухаживаний самому ему до сих пор не приходилось. Поэтому он впал бы в ступор в любом случае. Но, конечно, то, что Чун Хон был парнем, делало ситуацию еще хуже. Ведь Ен Гук даже не мог сказать ему что-то вроде «Ну, давай попробуем, только, пожалуйста, ни на что не рассчитывай». Что тут пробовать? И зачем вообще признаваться, если нет шансов? Просто, чтобы не держать в себе? Просидев на веранде полчаса, Ен Гук несколько раз перекрутил в уме произошедшее, и ему стало ужасно стыдно. За свою реакцию и свое поведение. Он даже не смог сказать ничего вразумительного, заверить, что это его не смутило и не повлияет на его отношение к Чун Хону, что ему ни в коем случае не противно. А если посмотреть на ситуацию отвлеченно, то в каком-то смысле даже приятно. Конечно же, это было приятно. Но вместо этого он просто молча сидел с пришибленным видом и жевал пирожки, приготовленные от всего сердца специально для него. Стыд какой. Весь день Ен Гука не покидало чувство вины и ответственности за сбежавшего, как золушка, мальчишку, но у него бы ни за что не хватило смелости самому набрать номер Чун Хона. Да и что он мог сказать? Любые утешения звучали бы глупо и банально, и только снова смутили бы обоих. Лучше было этой темы не касаться вовсе. Но как тогда вернуться к другим темам? Хуже всего во всем этом было не то, что признание вышло таким внезапным, и не то, что Чун Хон был парнем, а то, что они с Ен Гуком были, вроде как, друзья. Но, похоже, что все-таки нет. До поздней ночи Бан блуждал по необустроенным коридорам, лестницам и комнатам коттеджа, как призрак старого особняка, слушал завывания ветра, распахивающего форточки, брал в руки и ставил на место случайные предметы. Пока в конце концов не решил, что пусть все идет своим чередом, и не лег спать. А на следующее утро его разбудило смс сообщение. «Вставай, солнышко взошло. Ты как? Пришел в себя? kkkkk» Ен Гук протер глаза. СМС было от Чун Хона. Такое милое подтрунивающее сообщение, совершенно в его стиле. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что находится в нужном измерении, Ен Гук потянулся, вылез из простыни, в которую завернулся, как в кокон, и, щурясь на солнце, набрал в ответ: «Кажется, да. С тобой все в порядке?» «А ты думал, я выбегу на дорогу, и меня собьет машина? Все хорошо  Удачного дня!» Бан с сомнением покосился на телефон, как будто не был уверен, что тот его не дурит. Потом улыбнулся экрану и резко сел на кровати, чувствуя неожиданное облегчение. По всей видимости, в произошедшем было не так много драмы, как он сам себе под впечатлением нафантазировал. Чун Хон продолжал строчить ему смс-ки всю неделю. Он больше не звонил и не заходил без предупреждения, зато сообщения слал часто и помногу. Ен Гук не задумывался об этом, но подсознательно чувствовал, что сейчас это было лучшим вариантом общения между ними двумя. Ему не приходилось изображать веселость и непринужденность, не приходилось отвечать без промедления. Это были всего лишь короткие строки, всплывающие на экране телефона, на которые достаточно было среагировать такой же парой строк, это не требовало больших усилий и морально-энергетических затрат. Чун Хон всегда писал ему первым. Утром он желал доброго утра и хорошего дня. Днем спрашивал, как дела на работе. Напоминал, что пора пообедать. Рассказывал, что папа теперь помешан на рыбалке или что Майки подвернул лапу, и это, должно быть, карма. Вечером просил не перетруждаться и немного отдохнуть. Еще спустя пару часов желал спокойной ночи. В мастерской на Ен Гука поглядывали с подозрением. На протяжении нескольких месяцев он был единственным механиком, кто оставлял свой «гэлэкси» в рюкзаке и за весь рабочий день ни разу к нему не прикасался. А тут вдруг отвел ему место в одном из карманов рабочего комбинезона, периодически доставал и глупо улыбался. Иногда отвечал, а иногда нет. Дэ Хен, восседая на горе из шин и пожевывая ароматную лапшу, сообщил господину Ли, что либо он не Дэ Хен, либо их невинная лилия Бан завел себе подружку. Может быть, из-за того, что эти смс-ки стали таким привычным делом, Ен Гук не заподозрил подвоха. Когда Чун Хон принялся распинаться о прелестях банджи-джампинга и чудесной погоде в Макао, Бан даже не подумал связать это с собой. Мало ли что там взбрело в голову Чхве на сей раз. И когда наследник благородно семейства между делом спросил его, что он делает на выходных, Гук без задней мысли выложил, что, как всегда, ничего особенного. Меньше всего он был готов к тому, что в субботу утром, с первыми лучами солнца, едва подполковник вновь отчалит на свою злополучную рыбалку, Чун Хон завалится в дом семейства Бан при полном походном параде. И что за собой он будет везти чемодан с изображением британского флага. - У тебя три часа на сборы! – заявил с порога Чхве, лучезарно улыбаясь и дергая головой, чтобы сбросить со лба розово-малиновые волосы. Не обращая внимания на оцепеневшего Бана, в трусах и с зубной щеткой во рту, ввалился, как к себе домой, провезя непатриотичный чемоданчик на середину прихожей. Ен Гук не успел прийти в себя, как в дверях показался другой, не знакомый ему парень. Он был высокий, с щечками, застегнутый на все пуговицы и с ровно постриженной челкой, как у первоклассника. Зато в глазах – задор, самоуверенность и ни грамма скромности. - Ен Чжэ. – Представился парень, протягивая руку для знакомства. Ен Гук вынул изо рта зубную щетку. - Я почему-то так сразу и подумал. Что ты Ен Чжэ. – сказал он и пожал руку. Как минимум час из предоставленных ему трех ушел на уговоры. У Бана, в отличие от Чун Хона, редко бывали деньги на внезапные поездки. Да и вообще тратиться он привык на что-то более осязаемое, а если и ездил куда-то отдохнуть или по делам, то готовился к этому заранее. Взять и сорваться куда-то просто так, ни с того ни с сего, он не мог. Поэтому и чемоданы, и костюм дорамного путешественника, и даже Ен Чжэ, расхаживающего по гостиной первого этажа и изучающего следы ремонта, Бан сперва воспринял, как шутку. Но чем дольше шутка затягивалась, тем меньше на оную походила. Когда Чун Хон начал нервничать и поглядывать на часы, стало очевидным, что он серьезен. - Самый лучший отдых – незапланированный! – философски изрек Ен Чжэ, склонившись над столиком, который Ен Гук неделю назад так старательно обклеивал лентой. Бан впервые в жизни видел Ен Чжэ, но почему-то даже не сомневался, что он скажет что-нибудь вроде этого. В точности таким он и представлял себе печально известного театрала. - Чун Хон, это, правда, немного... – Бан уже просто не знал, чем апеллировать. Чхве раздраженно дернул плечом: - Я не понимаю, есть какая-то реальная причина, почему ты не можешь поехать? Единственную стоящую причину Ен Гук не мог произнести вслух. Он не мог сказать, что даже просто снова видеть Чун Хона у себя дома ему уже немного странно. Что даже если бы его предупредили заранее, как они могут поехать куда-то вместе, где им, хочешь не хочешь, придется быть вдвоем и общаться и перебарывать неловкость? Обдумывая про себя эту непроизносимую вслух причину, Бан вдруг все понял. Что, наверное, для того все и затеялось, чтобы им, хочешь не хочешь, пришлось быть вдвоем, общаться и перебарывать неловкость. И что, видимо, знаменитый Ен Чжэ, который воспринимался уже как некое сказочное существо, явился во плоти тоже для этих целей. Как нейтрализатор барьера. Как фей-помощник. От этого очевидного плана и отчаянной попытки Чун Хона наладить общение, которые, впрочем, могли оказаться и просто желанием сгонять с друзьями в Макао, на Ен Гука снова накатило чувство вины. В любое другое время он бы нашел способ увильнуть. Но если бы он сделал это сейчас, то все бы испортил. Поняв, что у него нет другого выбора, он отправился на второй этаж собирать чемоданы, на всякий случай щипая себя за плечи в надежде, что проснется. Но проснулся он в самолете, когда симпатичная стюардесса с аккуратной прической вежливо попросила привести кресло в сидячее положение и пристегнуть ремень безопасности. Самолет шел на снижение. Разлепив тяжелые веки и высунув руки из-под пледа, чтобы потянуться, Ен Гук потерянно огляделся по сторонам. Чун Хон сидел справа и грыз орешки, вперившись в экран на спинке сидения напротив. Когда его фильм прервался сообщением экипажа, он сердито цокнул языком и закатил глаза. «Похоже, это не сон» - подумал Ен Гук и пристегнулся. Теперь они с Чун Хоном стояли рядом и молча наблюдали за ритуальным хороводом разнокалиберных чемоданов. Ен Гук старался не думать о том, как он надеялся, что ему не придется сидеть рядом с мальчишкой в самолете. Как он был искренне рад, когда к нему попытался пристроиться Ен Чжэ, заискивающе лыбясь и источая дружелюбие. И как сердце ушло в пятки, когда Чун Хон ткнул лучшего друга рукой в спину, намекая, чтобы шагал дальше. Как парнишка развалился на соседнем сидении и весь полет сиял золотым слитком на рассветном солнце. Как распаковал для Ен Гука пакетик с наушниками, прежде чем тот успел хоть слово сказать против. Как поправил на нем плед, когда он делал вид, что спал. Как отдал ему свой кекс и печенюшки, сославшись на сытость. Стараясь выкинуть все это из головы, Бан переминался с ноги на ногу и нервничал с видом плохо обученного террориста. И надеялся только на то, что Ен Чжэ как можно скорее полегчает и он, наконец, вернется из туалета. К счастью, ожидание вскоре закончилось, потому что из недр аэропорта Макао выплыл большой чемодан Чун Хона с изображением британского флага. * * * Ен Гук застыл, стоило ему только опуститься на заднее сидение такси. Ен Чжэ, совсем недавно распрощавшийся с фарфоровым другом, выглядел бледновато, но не терял бодрости духа. Как и Бан, он был в Макао впервые, поэтому не пропускал ни минуты, жадно рассматривая стремительно проплывающий за стеклами город. Даже прилип к окну, как истинный турист, оставляя на нем отпечатки пальцев и испарину дыхания. Чун Хон же не мог заткнуться. В него будто вставили новые батарейки с турбо усилителем. Назойливая мысль, которая жглась и кололась, что молчание в сложившейся ситуации будет угнетать всех троих, не давала покоя. Он говорил обо всем подряд. О том, что уже успел отзвониться матери и сообщить, что они доехали без приключений. О том, что в Макао впервые побывал в десять лет и толком ничего не запомнил из этого путешествия, потому что большую часть времени потратил на истерики, когда его отказались вести в парк развлечений. О том, что любит путешествия и даже долгие перелеты его не утомляют. О том, что в Макао много казино и ночью часть города похожа на Лас-Вегас. Ен Чжэ изредка мычал в знак солидарности. Типа, да, друг, я слушаю тебя, но ответить мне нечего. Ен Гук молчал совсем. Вроде и слушал треп Чун Хона, а вроде и был погружен в свои мысли. Это нервировало юного наследника. Ему нужно было знать наверняка, как вести себя сейчас, первые пару часов после перелета. Оставалось надеяться, что болтовня Бана не раздражает. По крайней мере, он не подавал признаков плохого настроения. Но и не лип к стеклу, как Ен Чжэ. Отель, который Чун Хон тщательно выбирал с помощником отца, произвел впечатление на его спутников. Такси остановилось под вытянутым козырьком, подбитым бархатными тканями. Три растянутых мраморных ступеньки будто сами нырнули под ноги. Молодой мальчишка в форме обслуживающего персонала кинулся к багажу с золоченой тележкой. Широкие стеклянные двери распахнулись перед корейскими путешественниками, открывая взору огромный холл с высоким сводчатым потолком, увенчанным тяжелой многоуровневой люстрой. Свет ламп отражался в больших кристаллах, разбрызгивая блики по всему свободному пространству. Пол был выложен сложным узором и отполирован до такого состояния, что, казалось, ступишь и проскользишь до широкой золоченой лестницы. Повсюду стояли пухлые диванчики и кресла, которые так и манили обещанием мягкой посадки и приятного отдыха. Массивные монстеры и фикусы стояли по углам или же отделяли одну зону отдыха от другой живой изгородью. Несмотря на площадь холла, постояльцев практически не было. У витринного окна в самом дальнем углу сидел старичок-европеец, читая потрепанную книжку. Поближе листала глянцевый журнал красотка китаянка, закинув одну тонкую ногу на другую и поблескивая отсветами на лаковых туфлях. Из общей гламурной дорогой картинки выбивалась небольшая группа туристов с массивными рюкзаками, которые они бесцеремонно поставили на начищенный пол. Путники выглядели помятыми и грязными, будто только что выбрались из леса и теперь желали отдохнуть. Видимо, именно это они и пытались втолковать метрдотелю, выглядящему на их фоне, как принц Датский. Он слушал возможных постояльцев внимательно, но каждый раз вежливо качал головой, не соглашаясь. Стойка регистрации, как и все здесь, сверкала чистотой, дороговизной и позолотой. За ней, явно скучая, стояла высокая крашеная блондинка с резковатыми чертами лица. К ней и направился Чун Хон — единственный из троих, кто не отвесил балкон, стоило переступить порог отеля. - Чун Хон, что это? - прошипел явно недовольный Ен Гук, хватая парня за руку. - Отель, - беспечно ответил наследник Чхве, уже улыбаясь оживившейся девушке за стойкой. - Почему мы здесь? - настаивал Бан, видимо, не способный сейчас четко сформулировать суть своей претензии. Не сказать, что Чун Хон этого не ожидал. - Потому что вылет обратно в Корею у нас завтра, и нам нужно где-то переночевать, - едва разжимая губы, ответил парень, цепляясь свободными пальцами за стойку и плюхая на нее паспорта. - Мы бронировали... - Минутку, - блондинка расплылась в улыбке и опустила глаза в монитор, после чего не без интереса заглянула в документ, лежащий самым первым. Вряд ли имя, адрес проживания или гражданство могли ей о чем-то сказать. Но если три молодых парня бронируют номер в таком отеле, значит, не с подворотни они. - Ен Гук, - воспользовавшись заминкой девушки, Чун Хон повернулся к собеседнику. Необходимо было все прояснить раньше, чем последует масса возражений и доводов, основанных на неустойчивом материальном положении. - Претензии по поводу выбора отеля можешь высказать в устном или письменном виде моему отцу и его помощнику. Мой вариант был попроще, но они его не одобрили. Решили, что раз ты гость, то достоин куда большего, чем «ночевать в клоповнике». - Последней фразой Чун Хон процитировал отца, даже интонация получилась похожей. Еще и состроил при этом страдальческую мину. Ен Чжэ, стоявший рядом и пытающийся сделать вид, что отдыхать в таких отелях для него — дело привычное, несдержанно фыркнул. Ен Гук нахмурился, но промолчал, отпустив теплую ладонь парнишки, которую непроизвольно сжал слишком сильно. - Пожалуйста, ваши номера номер триста восемьдесят пять и триста восемьдесят шесть, - елейным голосом обратила на себя внимание девушка, протягивающая карты от номеров и документы. - Приятного отдыха, для посетителей у нас имеются два бассейна — открытый и закрытый, ресторан и бар на первом этаже... - Да, спасибо, - нетерпеливо отозвался Чун Хон, уже поворачиваясь к ней спиной и глядя на Ен Гука, ожидая отмашки, что они могут двигаться дальше. Бан все еще упрямо поджимал губы и хмурился грозовой тучей. Если бы над ним сейчас разрослась ветвистая молния, Чхве бы даже не удивился. Но кивка все-таки дождался. Он был принят, как капитуляция. *** - Почему номер двухместный? - с нескрываемым недовольством поинтересовался Ен Чжэ, с разбегу прыгая на кровать, что располагалась ближе к выходу. Матрас приятно спружинил под уставшим после перелета телом. - В целях экономии, - медленно протянул Чун Хон, вталкивая коленом чемодан и стараясь не упустить из виду расплывающиеся строчки сообщения, что ему прислала однокурсница. Каким-то образом девушка прознала, что он решил провести свои выходные за границей и пыталась выведать, куда это он смылся. Чхве раздражало, что с него требуют отчет посторонние люди, которым что-то от него было нужно. Сегодня ему вообще не было дела ни до кого, кроме Ен Гука. Они вместе, в чужом городе, предоставлены сами себе. И он намерен провести эти два дня так, чтобы потом еще долго не ломало от того, что они с Баном находятся вовсе не на том уровне отношений, как хотелось бы. - Ну да, конечно, - фыркнул в подушку Ен Чжэ, болтая ногами в воздухе. - Чем ты недоволен? - все также медленно спросил Чун Хон, быстро набирая ответ на телефоне. По его мнению, «не твое дело» - самое достойное, что он мог написать в данном случае. Смартфон полетел на всю ту же ближайшую кровать, угодив другу по бедру. - Ты за границей, бесплатно. Можешь делать, что хочешь, без оглядки на мать и финансы. - Это грубо — указывать человеку на его финансовую иерархию в жизни, - без тени обиды заметил Ю, переворачиваясь на спину и схватившись за телефон Чхве. Без труда его разблокировав, он начал беспардонно открывать все подряд иконки и смотреть, что и кому пишет его друг. - Ты мог бы спать в одной комнате со своей дамой сердца. Вслед за телефоном в Ен Чжэ полетел бумажник, попав в живот. Парень хрипло выдохнул, согнувшись и снова падая на кровать. Хотел кинуть вещь обратно обидчику, но передумал, снова уткнувшись взглядом в экран. Он как раз открыл переписку с однокурсницей, и на его лице появилась насмешка. - Не думаю, что это хорошая идея, - пробурчал Чун Хон, роняя чемодан плашмя на мягкий ковер и дергая молнию на себя. - Пусть спит один и будет спокоен, что на его тело никто не покушается. - Звучит так, будто ты маньяк, - хохотнул Ен Чжэ, откладывая телефон и открывая бумажник. Хозяин всех вещей продолжал делать вид, что не замечает, как лучший друг сует нос туда, куда не следует. - Мне так кажется, что в понимании Ен Гука геи — это и есть маньяки, - из недр чемодана показался яркий рукав толстовки. Чун Хон ухватился за него, потянув на себя. В груде сваленной в кучу одежды и обуви сделать это было поступком героическим. А все потому, что утром он собирался с реактивной скоростью. Ехать в Макао юный наследник решил накануне вечером. Ему хотелось удивить Ен Гука действительно чем-то необычным. Тем, что не позволило бы Бану разглядеть подтекст в действиях. Поэтому все парки аттракционов, прогулки у реки и ужины в ресторанах отпадали. Хотелось встряхнуть его и встряхнуться самому. А для этого необходимы были яркие впечатления и выброс адреналина. Так, чтобы все сомнения и тяжелые мысли хоть на секунду выветрились из головы. Чун Хон не успел даже погуглить, чем можно развлечь себя в выходные, будучи не скованным финансами, как в голове всплыла картинка прыжка с парашютом. Эта идея отвечала всем запросам кроме того, что это можно было сделать и в Корее. А Чхве хотелось покинуть территорию страны. Второй картинкой была — телебашня Макао. Дальше дело оставалось за малым — попросить у отца. Красочно расписать, как чудесно отдохнуть с Ен Гуком в китайском городе, какая прекрасная там архитектура, сколько интересных достопримечательностей. Единственное обещание, которое Хен Шик взял со своего чада — что они не сунутся в казино. Не столько потому, что отцу было жалко денег, сколько он не хотел, чтобы сын с дражайшим гостем окунались в грязь азарта. Хотя сам Чхве-старший иногда любил заглянуть в это «гнездо разврата». - Ночевкой в одном номере ты бы подтолкнул его к действиям, - не согласился Ен Чжэ, подползший к краю кровати и наблюдавший за неравной схваткой бедлама в чемодане с хозяином этого самого чемодана. - Ты плохо его знаешь, - кряхтя, произнес Чун Хон, вытаскивая-таки помятую толстовку и откидывая челку со лба. Взглянул на оставшееся кубло вещей и захлопнул чемодан, отталкивая его ногой. - Он не экспериментатор. К нему нельзя подойти и сказать: «Чувак, я хочу тебя, трахни меня». Ен Гук просто развернется и уйдет. Даже бить не станет, потому что, мать его, воспитан! - Но ты уверен, что эта крепость тебе покорится? - на всякий случай уточнил Ю, хотя в ответе не сомневался. - Несомненно, - огласил очевидное Чхве, натягивая на себя мятую толстовку и скептично ее оглядывая. Поле чего порывисто стащил через голову и повертел в руках, как будто от этого она сразу же разгладится. Поискав глазами место, где может находиться гладильная доска и утюг, он направился к неприметному шкафчику, украшенному незатейливой резьбой. - Нужно только время... Много времени. - Твоя уверенность не раз тебя подводила... - Заткнись, Ен Чжэ. - Я-то заткнусь, и даже поработаю подушкой безопасности, - оскалился лучший друг, с удовольствием наблюдая, как неумело Чун Хон раскладывает толстовку по доске, высунув язык от усердия. - Ты ведь меня с собой не экскурсий ради взял. Дай, я сам. Он подскочил к страдальцу и отобрал утюг, воинственно замахнувшись на Чхве. Тот отпрянул, радуясь, что его избавили от необходимости заниматься глажкой. - Я тогда в душ, - оповестил он, стягивая с себя и майку. - Ты с утра же больше часа марафетился! - возмутился Ен Чжэ, разглаживая складки горячим утюгом. Ответом ему послужил звук захлопнувшейся двери в ванную комнату. Ю вздохнул и склонился над толстовкой. *** - Вы с ума сошли! - просипел Ен Чжэ и весь съежился, расширившимися глазами смотря вверх. Порыв ветра всколыхнул его рубашку, заставив испуганно вздрогнуть. Они втроем стояли на территории телебашни, как уставшие путники у подножия горы, которая и являлась их конечным пунктом. Осталось совсем немного, и очередная вершина покорится путешественникам. Двести с лишним метров бетона, арматуры и стекла нависало над ними устрашающе и вдохновляюще одновременно. От одной только мысли попасть на вершину — захватывало дух и подгибались колени. Сердце бешено стучало внутри, истерично разгоняя кровь, смешанную с адреналином. Ветер, гуляющий по этой территории постоянно, профессионально пробирался под одежду, вызывая мурашки. Он точно знал, где стоит прикоснуться ледяными пальцами, чтобы бросало в дрожь и уровень страха вспыхивал на критической отметке. Вокруг сновали такие же зеваки, с испуганно-восторженными лицами смотрящие вверх, туда, где разместилась оборудованная для прыжков площадка. Отсюда не было видно этого кольца, опоясывающего круглую ось здания. Но периодически сверху раздавались истеричные вскрики и вылетали, как из пушки, безвольные тела. Они на несколько мгновений зависали в воздухе, борясь с законами гравитации, а потом камнем летели вниз, вновь раздирая глотку воплями. Толпа тех, кто еще не определился — рисковать жизнью или не стоит — встречала каждого смельчака испуганными «оооох», а потом аплодисментами, когда его ловили внизу и отстегивали оборудование. Чун Хон смотрел на все это с совершенно безумным лицом. Он был похож на ребенка, которому наконец-то подарили то, о чем он просил Санта-Клауса из года в год. Ен Чжэ не замечал этого зачатка безумства у друга, он испуганно моргал через раз и забывал дышать. А вот Ен Гук больше интересовался реакцией юного наследника, нежели происходящим в небе безумством. И, по всей видимости, то, что он видел — его устраивало и ставило галочку в очередном списке плюсов и минусов Чхве Чун Хона. - Пойдемте быстрее! - затараторил парень, хватая Ен Гука за рукав и утягивая за собой в сторону лифта. Тот не сопротивлялся, но ему пришлось остановиться самому и притормозить прущего как на таран Чун Хона. - Что?! - нетерпеливо воскликнул Чхве, резко оборачиваясь и сталкиваясь взглядом с Ен Чжэ. Тот стоял, как вкопанный, и неверяще смотрел на друзей. - Чего встал? - Я не пойду туда! - Ю сделал шаг назад и мотнул головой. - Я еще не настолько сошел с ума! Чун Хон, который мысленно уже стоял на краю телебашни, борясь со своими чувствами, нетерпеливо цыкнул. - Тебя никто не заставляет прыгать, - мягко заметил Ен Гук, выворачивая свой рукав из стальной хватки Чхве. Тот лишь закатил глаза и на это, и на боязнь высоты лучшего друга. - Это двести с хером метров! - Ен Чжэ развел руками и кинул еще один взгляд на громаду, возвышающуюся над их головами. - Это лучший вид на город! - возразил Чун Хон, подходя ближе и цепляясь уже за рукав его рубашки. - Пошли, ты должен это увидеть. - Чун Хон, я не пойду. - Я не спрашиваю тебя, - отрезал Чхве, таща друга, как на буксире. Энергии ему было не занимать, когда до цели оставались какие-то пара шагов. - Потом будешь жалеть. - Я не буду жалеть о том, чего боюсь, - с ядовитым сарказмом заметил Ю, однако, покорно следуя за Чун Хоном, который даже не обернулся. - Ты не заставишь меня выйти из здания. - Да никто и не настаивает, - отмахнулся Чун Хон, входя в двери с довеском в виде Ен Чжэ, который предпочел бы вообще находиться подальше от территории телебашни и любоваться ей издалека, сделав пару памятных фото с припиской: «Находятся же сумасшедшие». К сожалению, один из таких неадекватов сейчас норовил оторвать рукав от его рубашки. И он был лучшим другом, который не всегда считается с мнением других. Шедший рядом Ен Гук никак происходящее не комментировал, хотя явно предпочел бы не ломать психику человека, подверженного фобиям. Но Ен Чжэ был не его другом. Да и Чун Хон не настаивал на прыжке и не толкал в спину. В конце концов, Ю мог бы и настоять на своем решении, если бы страх высоты действительно вызывал в нем неконтролируемую панику. Ен Чжэ упрямо молчал всю дорогу. Ен Гук с Чун Хоном обсуждали предстоящие прыжки: один со сдержанным спокойствием, второй — с горящими глазами. Чувства Чхве смешивались, варились в едином котле: и адреналин от предстоящего прыжка, и радость, что они втроем находятся так далеко от дома и ничто им не указ, и счастье, что Ен Гук рядом, он улыбается и больше нет этой глубокой складки задумчивости между бровями. На верхнем этаже телебашни у всех перехватило дыхание, не столько от высоты, сколько от открывшегося на город вида. К ним тут же подскочила гид в строгом брючном костюме и с планшетом наперевес. Экскурсий, которые она предлагала, было много, но трое путешественников ни слова по-китайски не поняли. Сообразив, что перед ней люди другой национальности, девушка улыбнулась как-то по-акульи и повторила все то же по-английски. Говорила медленнее, заглядывая в глаза каждому, видимо, пытаясь увидеть, понимают ли интернациональный язык или ей прибегнуть к сурдопереводу. Ен Гук понимал прекрасно, даже готов был поправить женщину в некоторых фразах. Чун Хон успевал улавливать суть. Ен Чжэ так и стоял с открытым ртом и пустыми глазами. К нему гид быстро потеряла всякий интерес. - Давай пройдемся по карнизу, - проныл Чун Хон, глядя на Бана. Парню мало было предстоящего полета вниз, хотелось чего-то еще такого же экстремального, чтобы перетрусило. Лезть на шпиль не казалось ему такой уж блестящей идеей, и уж тем более делать там памятное фото своего перекошенного лица с растрепанными волосами. А вот обойти по периметру телебашню — почему бы и нет. Страхуют же! - Только по внутренней площадке, - строго отрезал Ен Гук, складывая руки на груди и неодобрительно косясь на женщину, которая сеяла сомнения в душе нетерпеливого мальчишки. Взгляд был тяжелым и холодным, как глыба льда. - По внутреннему не интересно, - протянул Чхве, подаваясь ближе к своему собеседнику и округляя блестящие глаза. Сейчас он был больше похож на обиженного героя аниме, нежели на серьезного парня, который так просто не пасует перед трудностями. Видимо, на многих эти «щенячьи глазки» срабатывали, но Гук оставался непреклонен. Ему даже говорить ничего не пришлось, Чун Хон сам все понял и расстроенно опустил голову, сдаваясь. - Ты как старший брат, - угрюмо пожаловался Чун Хон, когда они вдвоем неспешной походкой устремились в круговую экскурсию, глазея через прочные стекла на сверкающий в лучах послеобеденного солнца город. Ен Чжэ остался у лифтов, приткнув свое напряженное тело на диван и категорически отказавшись идти с друзьями. «Сходите с ума вдвоем», - пробурчал он им в спины. За стеклом искрилась голубоватая гавань озера. Блеск был настолько ярким, что смотреть было больно. Остров Тайпа тоже приобретал голубоватый оттенок, припыленный кустистыми облаками, которые с высоты двухсот метров, казалось, окутывали обширную территорию серым одеялом. Водную гладь неспешно рассекали прокатные катера, лайнеры, древняя баржа и вантовый мост, выглядящий отсюда как паутина с прочными нитями-тросами. - Но я же старше тебя, - резонно заметил Ен Гук, глядя вниз, через смотровое окно в полу. Ощущения были странными: вроде и безопасно стоять, а вроде и более двухсот метров вниз, туда, где сновали зеваки и туристы. - Всего на шесть лет, - тихо заметил Чун Хон, вставая с другой стороны квадратного окна и доставая телефон. Под насмешливым взглядом Ен Гука, он сфотографировал получившуюся композицию из их ног и цветастой пропасти под ними. А потом он поднял телефон выше, захватывая в объектив камеры лицо и плечи Бана, стоявшего на фоне больших окон, за которыми раскинулся район казино и развлекательных центров. В дневном освещении они выглядели далеко не так эффектно, подставляя под снимки лишь свои однотипные серо-белые каменные бока. Но едва лишь сумерки коснутся города, как все они расцветут всевозможными оттенками уличной иллюминации, стремясь перещеголять друг друга и произвести неизгладимое впечатление. Фото вышло контрастным, и лица Ен Гука не было видно совсем. Чун Хон расстроенно вздохнул, но настаивать на повторном не стал. По его мнению, эффект неожиданности был упущен. - Здесь красиво, - со вздохом заметил Бан, продолжая свой экскурсионный обзор. При этом, пейзаж за окном его явно интересовал мало, он был сосредоточен на чем-то внутри себя. - Жаль, мы не посетим другие места здесь, - Чун Хон заглянул в следующее окно. Пейзаж там ничем не отличался от предыдущего, но он все равно сделал снимок, покрутив телефон то так, то эдак. Лишнее фото всегда можно удалить, а руки сейчас чем-то занять необходимо. - И до Гонконга — рукой подать. Надо как-нибудь съездить туда, да? Ен Гук остановился, сунув руки в карманы и тяжело поворачиваясь корпусом к собеседнику. Его фигура все также контрастно выделялась на фоне белого дня за стеклом, и выражение лица терялось в тени. Чун Хон прищурился, стараясь сфокусировать взгляд на собеседнике, но глаза быстро начинали болеть. - Я еще не всю Корею-то посмотрел, - с усмешкой заметил Бан, качнувшись и продолжая свой неспешный путь по кругу. - Ты не забыл, что для меня даже та страна — не родная? - В чем вопрос? Пока тепло, можно мотнуться в Пусан! - воодушевленно предложил Чун Хон, ровняясь с Баном, заглядывая ему в лицо и лучезарно улыбаясь. - Там как раз схлынул поток любителей поваляться на пляже. - У меня работа, - напомнил Ен Гук без всякой претензии в интонациях. - Я хотел выйти сегодня на работу, но ты перебил все мои планы. Я даже шефа не успел предупредить, что меня сегодня можно не ждать, - он сказал это таким тоном, будто сам только что вспомнил. Не мудрено, учитывая, что Чун Хон вытянул его буквально из кровати, огрев глобальными планами на выходные. Чхве принял это за комплимент и улыбнулся еще шире, вызвав очередную усмешку на губах Ен Гука. - Ваш шеф клевый, - выдал он без обиняков, вспоминая свою единственную встречу с этим человеком. - Пусть привыкает, я не люблю сидеть на одном месте в свободное время... Как ты относишься к прыжкам с парапланом или парашютом? - Умерь пыл, Чун Хон, - смеясь, выдавил из себя Ен Гук, хлопнув парня по плечу. И это был первый раз, когда он прикоснулся к нему без всяких претензий после судьбоносного разговора. Чун Хон это отметил. *** - Чун Хон! Ты точно уверен, что прыгнешь? - разлился за напряженной спиной басистый голос Ен Гука, борющийся с порывами ветра. Чхве обернулся, глядя на Бана, стоявшего в каких-то паре метров от него. Инструктор повторно дергал ремни и крепления на Чун Хоне, проверяя, все ли в порядке. Экипированный, парень стоял на выступе уже несколько минут и смотрел вниз. Было очень высоко. Действительно высоко. Только в эти минуты Чун Хон осознал, что двести тридцать метров — это по-настоящему много, хоть и лететь придется каких-то пять секунд. Еще полчаса назад, стоя над одним из застекленных проемов смотровой площадки, Чхве думал, что прыгнуть — раз плюнуть. Но сейчас давился сердцем, чувствуя, как оно ноет, расталкивая сомнение по всему организму. - Уверен! - громко ответил Чун Хон, храбро распрямляя спину и задирая подбородок. Но голова вновь склонилась вниз, чтобы оглядеть людей-муравьев, снующих далеко под ногами. Шум города практически не доносился досюда. Лучше всего слышалось собственное дыхание и стук крови в ушах. - Чем больше стоите, тем больше сомневаетесь, - добродушно подбодрил инструктор, стоящий слева от него. - Лучше вообще не думать, раз уж решились. Чун Хон кивнул, соглашаясь с этим мнением. Но легко сказать — не думайте, когда даже голова начинает болеть от постепенно сковывающего страха. Сделать шаг вперед, в пропасть — это так сложно, это волевое решение. Вновь обернувшись на Ен Гука, юный наследник замер. В знак поддержки Бан выставил два больших пальца и улыбнулся, коротко кивая в воздушное пространство, куда предстояло добровольно кинуть свое тело. Наверное, Чун Хон бы топтался на металлическом выступе еще долго, если бы не горячее желание не разочаровать этого человека за своей спиной. Ему еще упорно придется доказывать, что он достоин быть рядом не только как друг. И это — лишь очередная ступень, которую Чун Хон придумал себе сам. Поддавшись порыву, Чхве рванул назад, в безопасное нутро телебашни, где ветер не так навязчиво трепал волосы и инструкторы не бубнили про то, как лучше группироваться во время прыжка. Туда, где по инерции распахнул объятия Ен Гук, видимо, подумавший, что парню требуется утешение и поддержка. Но никак не ожидавший, что Чун Хон налетит на него, закрывая собой весь обзор, с силой врезаясь в его тело, вжимаясь не только грудью и руками, но и губами в сухие губы. Чун Хон почувствовал, как Гук выдохнул от неожиданности. Выдохнул в его рот, цепляясь пальцами за толстовку. В ушах еще раздавался звон креплений, возмущенных столь резкими движениями совершенно не в ту сторону, возгласы инструкторов, перепугавшихся, что у парня отказали нервы. Но все это сейчас не имело значения, и Чхве на секунду прикрыл глаза, глубоко вдыхая запах замершего Ен Гука. Все внутри, скрученное в тугие узлы от страха, начало ослабевать. Губы застыли на чужих твердых губах, а пальцы вцепились в жесткие волосы на затылке. А потом все исчезло вмиг. Чун Хон сам подался назад, не дожидаясь, когда его оттолкнут, в глазах появится разочарование и посыпятся ненужные вопросы. Глянув прямо в глаза растерянному, если не сказать пришибленному Ен Гуку, Чхве безумно улыбнулся, облизнувшись. Он сделал несколько шагов назад, порывисто развернулся и, не глядя вниз, камнем упал в пустоту. Без криков, без восторженных возгласов, только канат очень быстро зашелестел по металлу, исчезая вслед за мальчишкой, пока не пропал вовсе, стукнувшись о железные скобы. * * * - У вас нет такого чувства, что они вызывают дьявола? – со смешком спросил Чун Хон, сползая по скрипучей малиновой обивке сидения у дальней стены клуба, в который трое путешественников наведались по его настоянию. Впрочем, и скрип, и характерное чунхоново хихиканье можно было угадать лишь интуитивно, потому что весь энный по счету этаж ночного заведения сотрясали мощные биты. Ен Гук нечасто бывал в подобного рода местах, но даже он подсознательно догадывался, что музыка в них должна звучать более располагающая к танцам. Эта же походила скорее на вводящую в транс ритуальную дробь, очень подходящую, как правильно отметил юный Чхве, для сатанинских обрядов. Однако публику ее однообразие не слишком волновало. Подвыпившие туристы и местные охотно двигались в такт, рассекая конечностями веселенькую светомузыку в облаке испарений собственных тел, перекрикивая тяжелую дробь, и выглядели всем довольными. - Сейчас выйдет шаман в одежде из шкуры тигра и начнет бить в бубен? – всхлипывая, Чун Хон положил причесанную волосок к волоску голову на плечо Ен Чжэ, который в ответ на это действие закатил глаза и закинул ногу на ногу. – Укажет посохом на одного из туристов и принесет его в жертву покровительнице рыбаков? - Ты сам нас сюда затащил. – Резонно напомнил Ен Чжэ, дергая плечом в надежде спихнуть с себя непутевую голову лучшего друга. – И ты достал уже со своей покровительницей рыбаков, честное слово. Кажется, разбуди меня кто ночью, я по датам расскажу всю ее биографию. Ен Гук, предусмотрительно усевшийся на диванчике по другую сторону от Ен Чжэ, понимающе улыбнулся и сокрушенно кивнул. Во время их вечерней прогулки по историческому кварталу города, в сторону призывно горящих огней развлекательного района, Чун Хон, не затыкаясь ни на секунду, восхищался идущей с моря прохладой и с энтузиазмом опытного экскурсовода вещал усталым путникам о том, как почитает местное население богиню А-Ма, где расположен построенный в ее честь храм, как он выглядит, как выглядит, по его мнению, сама А-Ма, и как небрежно изображают ее на своих полотнах макаосские художники. Ен Чжэ и Ен Гук, как умели, делали вид, что им все это безумно интересно, но едва от Чун Хона поступило предложение оторваться напоследок в клубе, с радостью согласились – все же такая перспектива была всяко привлекательнее неловких попыток вести светскую беседу. К их столику, ловко обогнув извивающиеся в шаманских плясках тела залетных иностранцев и местных, подрулил официант и с каменным выражением лица выставил с подноса бутылку виски, кока-колу, три стеклянных стакана, лед и закуски. Оглядев получившийся натюрморт, так же не говоря ни слова с достоинством удалился, исчез между китаянкой в платье со стразами и высоким носатым европейцем в деловом костюме. Одного взгляда на бутылку виски Ен Гуку хватило, чтобы тоже захотеть с достоинством удалиться, но вместо этого он только нервно сглотнул, чувствуя, как в горле начинает предательски першить, и с осуждением в глазах посмотрел на Чун Хона, потирающего в предвкушении руки. Отклеившись от лучшего друга и выпрямившись, Чхве с задумчивым видом изучал подношение, будто решая, как к нему подступиться, и не сразу ощутил на себе строгий взгляд. Но когда Ен Гук громко кашлянул, скосил на него глаза. - В чем дело? – он потянулся к бутылке колы и с сопутствующим шипением открутил натужно сопротивляющуюся крышечку. - Чего ты так смотришь? Хватит уже вести себя, как мой опекун. Я сюда приехал, чтобы глотнуть свободы, а вместо этого у меня весь день такое чувство, что я на отдыхе с госпожой Ма. Ен Чжэ прыснул в кулак, подавившись чипсиной – наверное, представил чопорную домоправительницу в полосатом купальнике и широкополой шляпе, потягивающую цитрусовый сок на лежаке под пляжным зонтиком. Подсознание нарисовало перед глазами Ен Гука похожую картину, и он, не сдержавшись, широко улыбнулся. - Мне уже есть девятнадцать, я взрослый мальчик и мне можно пить. – Продолжал оправдывать свои пороки Чхве, разливая колу по двум стаканам. – К тому же, я вполне могу себя контролировать. – Сказав это с хвастливой интонацией, он не вовремя спохватился, хмыкнул и отвел взгляд, успев отметить, как вытянулось на этих словах лицо Гука, и как он напряженно вцепился пятерней в ручку дивана. - То есть, я имею в виду, если я хочу себя контролировать, то могу...- перекрикивая остервенелый бум-бум-бум, исправился Чхве. Подумав, что лучше совсем заткнуться, чтобы не наговорить еще больше глупостей, Чун Хон прикусил язык, но Ен Чжэ, к тому времени успевший сообразить, что его обслуживать никто не собирается, и начавший готовить себе коктейль самостоятельно, с невинным видом охотно подхватил оборванную нить беседы: - Это правда. Так что, если он когда-нибудь начнет говорить, что сделал что-то «по пьяни», то знай - это просто отмазка. Даже не замечая, как уменьшился в размерах Бан, будто намереваясь провалиться в диванные подушки, культурный мальчик Ен Чжэ, жутко довольный собой, кинул в свой стакан пару кусочков льда и, глотнув виски с колой, откинулся на спинку сидения. - Ага. – Подавив просящуюся в уголки рта улыбку, Чун Хон подвинул Ен Гуку его коктейль, заботливо кинул в стакан соломинку и кротко поднял глаза. - Так что не переживай. За тобой я тоже прослежу. Прозвучало угрожающе. Ен Гук вздохнул и без особой охоты взял в руку стакан. На его дне завораживающе перекатывались в кареглазом напитке кособокие льдинки. Всего день прошел с тех пор, как Бана, плохо сопротивляющегося, погрузили в самолет, а казалось, что целая жизнь. Хотя нет, даже и день-то еще не подошел к концу. Но весь этот длинный день, испещренный величавой природой чужой страны, прогулками по городу и банджи-джампингом, он провел в компании человека, который не далее как неделю назад признался ему в любви. И как Ен Гук ни старался не думать об этом, у него ничего не получалось. Хотя оказалось, что с Чун Хоном, не смотря на приобретенное знание, можно было продолжать о чем-то разговаривать. С ним можно было продолжать куда-то вместе ходить, и даже путешествовать, и даже оставаться наедине – без громоотвода в лице третьего-не-лишнего Ен Чжэ. Именно этих минут, которые нужно будет провести только вдвоем, Ен Гук боялся больше всего, но, похоже, в них не было ничего страшного. И все же то знание, которое вогнали ему под кожу несколько дней назад, никуда не исчезало, оно не могло просто взять и раствориться, как если бы комнату проветрили парой искренних улыбок и чередой новых впечатлений. Поэтому Бан не знал, как привести стремительно раскачивающийся мир в равновесие. Весь сегодняшний день, каждый раз, когда он украдкой смотрел на Чун Хона – нетерпеливого, воодушевленного, шипящего, как зажженный фитиль перед взрывом, он невольно радовался вместе с ним и заражался его энергией, но представлял одну и ту же картину и вспоминал одни и те же слова. «Кажется, я тебя люблю». Сейчас ему казалось, что даже музыка, играющая в клубе, была ремиксом на эти слова, переведенные на китайский, и не мог избавиться от этой навязчивой идеи. Если до сегодняшнего падения Чун Хона в пропасть ему еще удавалось отмахиваться от роя навязчивых образов, то после он совсем отчаялся с ними бороться. Оставалось лишь радоваться тому, что сам Чхве держался так, будто произошедшее между ними было лишь забавной сценой из ежедневного ситкома, который смотрят всей семьей и потом с удовольствием обсуждают за ужином. - Как ты думаешь, Ен Чжэ, почему у Ен Гука такое лицо? – словно прочитав его мысли, Чун Хон ткнул лучшего друга локтем в плечо и загадочно ему подмигнул. - Даже не знаю. – Делано развел руками Ен Чжэ. - Может, потому что ты изнасиловал его губы на глазах у группы туристов и нескольких координаторов? Чун Хон рассмеялся, и у Ен Гука появилось странное чувство, что этому парню даже нравится заставлять его краснеть. Он несколько часов места себе не находил, гадая, как относиться к случившемуся, а теперь наследник Чхве смеялся, глядя на его розовеющие щеки, и с вызывающим видом перекатывал за щекой лед. Ен Гук сморгнул непрошенное смущение и приказал себе не думать о том, какие ассоциации вызывает в его мозгу натягивающие пухлую щеку льдинки со вкусом виски. - Это было для храбрости, под влиянием момента, это нельзя засчитывать, как приставание. – Заключил Чун Хон, наваливаясь на ручку дивана и подпирая рукой висок. Он так говорил, будто они обсуждали посторонних людей. - Ты же не считаешь, что я к тебе приставал? – требовательный взгляд вонзился в лицо Ен Гука, с которого за доли секунды вновь схлынула вся кровь. - Просто забудем об этом. – Тепло улыбнулся Бан, чувствуя даже на вкус, сколько в этих словах лицемерия. Потому что сам он, глядя на Чун Хона, только о том и думал, будто до сих пор был оглушен. - Тогда у меня тост! – возвестил Чун Хон, вскакивая на ноги и поднимая над головой стакан, изображая статую свободы. - За преодоление страхов! - То есть мне можно не пить? – запрокинул голову Ен Чжэ, глядя на друга из-под ровной челки первоклассника. - С надеждой на будущие свершения. – Поправился Чхве, и Ен Чжэ чокнулся стаканом с воздухом. Ен Гук неловким движением повторил его действие и с опаской отхлебнул коктейль, будто боялся, что в него могли подмешать наркотики. - Предлагаю завтра перед вылетом еще немного прогуляться и посмотреть окрестности. – Осушив стакан, Чун Хон с громким стуком водрузил его обратно на столик и поставил руки на пояс, изображая из себя супергероя, готового к великим подвигам. - Ты сам-то понимаешь, что несешь? После такого насыщенного дня и бутылки виски как бы не опоздать на самолет. – Ен Чжэ картинно покачал головой, как делала его мама, когда сын нес очевидную чушь. После чего ехидно ухмыльнулся и повернул голову влево. - Зато Ен Гук может спать спокойно, ты будешь слишком вымотан, чтобы его домогаться. – Он поддато прыснул, подливая себе вискаря. Чун Хон показал ему кулак и замахнулся, заставив друга вжать голову в плечи. Бан сделал вид, что речь шла о каком-то другом Ен Гуке, к которому наследник Чхве мог теоретически пристать. Он подумал, что у него это постепенно начинает получаться – думать абстрактно,- и что, глядишь, после небольшой практики в покере ему не будет равных. - Вы как хотите, а я танцевать! – Поправив на друге воротник рубашки с принтом в мелкий цветочек и похлопав его по плечу, Чун Хон мотнул головой в сторону переполненного танцпола. – Кто-нибудь со мной? Ен Чжэ? Ен Гук? Ен Чжэ скривился так, будто ему предлагали съесть личинку богомола. Ен Гук покачал головой и натянул на голову капюшон толстовки, как будто это могло защитить его от ситуации, в которой он оказался. - Нет, танцы – это не мое. – Твердо отказав, он присосался к соломинке, торчащей из его напитка. По лицу Чун Хона было нетрудно догадаться, что на другое он и не рассчитывал. Пожав плечами и пробубнив что-то похожее на «Скучно с вами», он двинулся к танцполу один, оставив своих спутников протирать задницами малиновую диванную обивку. Бан старался пить медленно. Ему было неловко сознавать, что в свои двадцать шесть он даже еще не знает своего порога в пьянках. Но, с другой стороны, если так подумать, разве мало вещей, которые он впервые пережил в этом возрасте, куда более шокирующих и смущающих? В двадцать шесть он впервые встретился с героем своего детства, бывшим для него примером для подражания, и даже поселился на какое-то время в его доме. В двадцать шесть его впервые укусил огромный доберман, и ему заботливо перевязывал руку кто-то, кроме мамы. В двадцать шесть он впервые побывал где-то, кроме Кореи и США, и даже прыгнул с высоченной башни, привязанный к веревке. В двадцать шесть ему впервые признались в любви. И это был парень. Который к тому же испек ему пирожков с яблоками. И с которым он, кажется, переспал, пока пребывал в полу-бессознательном состоянии. Все это тоже случилось с Ен Гуком впервые. Эти «впервые» и «никогда раньше» были все до единого связаны с одним и тем же ребенком, который сейчас самозабвенно танцевал под шаманскую музыку, в окружении разгоряченных тел в легких одеждах, среди их бессвязных толканий и выкриков. Он был какой-то совсем на них непохожий, другой. Белая футболка долговязого мальчишки сочно светилась в неоновом свете, подчеркивая ярко-розовый цвет волос, его движения были случайными, расслабленными и в то же время отточенными, как бывает только после долгих лет упорных тренировок. Бан смотрел на Чун Хона и сквозь него, туда, где за единственным окном в пол разворачивалась панорама ночного города, сияющего искусственным освещением и вереницей фар, змейкой движущихся вдоль автострад. Казалось, Чун Хон танцует над городом, не касаясь ногами земли, с отстраненным, наркотическим выражением на лице, и Ен Гук так погрузился в эту гипнотическую картину, что не сразу заметил, как его трясут за плечо, возвращая в реальность. - Ну что, дорогой мой Ен Гук! – Ен Чжэ, который куда меньше следил за количеством выпитого и уже не очень ровно сидел на своем месте, обхватил рукой спинку дивана за головой Ен Гука, повернувшись к нему всем корпусом. – Наверное, я должен сказать тебе спасибо. Благодаря тебе я на халяву смотался в Макао! – развязно ухмыльнувшись, он поднял в воздух свой заново наполненный стакан. - Благодаря мне? – Гук тоже поднял свой, недопитый, и совсем немного пригубил, из солидарности. - Ну а кому? – Ен Чжэ удивленно вскинул брови и опасно покачнулся, но удержался на месте и вдруг восторженно выдохнул, заглядывая в задумчивое лицо Бана, то и дело меняющее цвет в неоновой беготне прожекторов. - Никогда бы не подумал, что наш Чун Хон умеет так красиво ухаживать. - В каком смысле? – по инерции переспросил Ен Гук, сразу же чувствуя, что очень скоро пожалеет о прозвучавшем вопросе. - В прямом. – Пожал плечом печально известный «лучший друг», отыскивая взглядом Чун Хона на танцполе. Тот продолжал упоенно танцевать, будто был один во всем клубе, и в упор не замечать трущихся рядом китаянок в коротких юбках, подступающих все ближе и ближе с каждой секундой. - Сколько себя помню, он всегда вел себя, как капризная баба. Даже со своим бывшим. А ведь это, между прочим, была тоже в своем роде безответная любовь, - Ен Чжэ сказал это так, будто Ен Гук был повинен во всех безответных любовях Чун Хона сразу. – Но он никогда! Никогда бы не позвал Мен Ву в Макао и не сдувал бы с него пылинки, как с тебя. Верхом проявления чувств для него была грандиозная истерика. Вот смотрю на тебя и не могу понять, что ж ты с ним такое сделал. Предъявил это Ен Чжэ, вовсе даже не глядя на Ен Гука, а продолжая буравить глазами танцпол. Бан ответил не сразу. Во-первых, потому, что не был уверен, ждут ли от него объяснений. А во-вторых, потому, что Ен Чжэ на следующий день мог пожалеть о своих пьяных разговорах и о том, что сдает своего друга с потрохами. Но вспомнив, как они вдвоем потешались над ситуацией еще несколькими минутами ранее и нарочно вгоняли его в краску, Бан отбросил эту мысль. - Все не совсем так. – Угрюмо объяснил он вплотную придвинувшемуся к нему парню. – Просто со мной он пытается остаться друзьями. Вот и вся разница. - Ты сам-то в это веришь? – Ен Чжэ засмеялся, приглаживая челку и смачивая губы коктейлем, будто не решаясь отпить. Нет. Ен Гук в это не очень верил. Но он промолчал. - Будь сейчас здесь Мен Ву, - продолжал знаменитый культуровед, потрясывая льдом в стакане, - Хон приставал бы ко всем девушкам подряд, чтобы продемонстрировать перед ним свою популярность. Потом увел бы одну домой и еще долго себя проклинал и накручивал из-за этого поступка. - Ты можешь перестать нас сравнивать? – мрачно проговорил Ен Гук, стараясь, чтобы это не прозвучало грубо. - А тебя это злит? – улыбка Ен Чжэ была такой же пьяной, как и его глаза. – Ну, извини. Гук снова ничего не ответил, не желая продолжать этот разговор. Но в глубине души он понимал, что Ен Чжэ прав, во всем. И в том, что Чун Хон вовсе не борется за его дружбу. И в том, что он очень сильно изменился. И в том, что сравнение с Мен Ву, пусть и во многом оправданное, было Ен Гуку неприятно. Конечно, те ухаживания, о которых говорил Ен Чжэ, не бросались в глаза. Чун Хон не дарил цветов, не звал на свидания, молчал о своих чувствах, болтал без умолку о чем-то отвлеченном, и, если не всматриваться, то это, может быть, и могло сойти за дружеские проявления. Но то, как он все время дожидался только мнения Ен Гука, прежде чем решить, куда они пойдут дальше или что закажут в кафе, как подкладывал ему в тарелку что-нибудь повкуснее из собственного блюда, как участливо спрашивал, все ли ему нравится в его номере и не хочет ли он поменяться и спать вместе с Ен Чжэ, не устал ли, не болит ли голова из-за перемены климата, не нужны ли ему таблетки, потому что Чун Хон взял с собой такие-то и такие-то, как он делал для него коктейль... И самым ужасным во всем этом было то, что даже если Ен Гук совершенно точно не мог ответить Чун Хону взаимностью, все равно это повышенное внимание ему смутно, неуловимо льстило. Полчаса назад его пробрал озноб, когда он вдруг понял, что даже не почешется, чтобы налить себе виски с колой, потому что заранее знает, что Чун Хон сделает это для него, и в некотором смысле этого даже ждет, как чего-то само собой разумеющегося. От этого воспоминания Ен Гука всего передернуло, он зажмурился и сделал большой глоток, чтобы прогнать из головы подлые мысли. А потом натянул капюшон пониже на нос, как будто то, о чем он думал, можно было прочитать у него на лбу. Наверное, Ен Чжэ умел читать и сквозь одежду, потому что внезапно ткнул Гука кулаком в плечо и заявил: - Вообще-то тебе бы ходить, задрав нос. Ты хотя бы в курсе, как по этому придурку убивается половина университета? Они бы перегрызли друг друга, чтобы оказаться на твоем месте. Хон мог бы устроить конкурс, как на канале VH1. Ну, знаешь, там где куча телок соревнуется за шанс встречаться с богатым красавчиком-холостяком? – он начал активно жестикулировать, проливая напиток на пол, и смеяться в голос, видимо, представляя себе, как будет выглядеть такая передача, но уже через несколько секунд резко погрустнел и обиженно продолжил, заглядывая Ен Гуку в глаза. - Знаешь, в какой день я ненавижу ходить на занятия? В день всех влюбленных. Потому что когда я вижу эту гору шоколада, от которой ломится шкафчик Чун Хона, у меня прямо сердце сжимается. И я начинаю хотеть покончить с собой. - Шоколада? – пришибленно переспросил Ен Гук, не сводя взгляда с Чун Хона, безмятежно танцующего на фоне урбанистического пейзажа и упрямо игнорирующего трущихся возле него китаянок и европеек, едва не выпрыгивающих из своих нарядов. Будто почувствовав его взгляд, мальчишка повернулся к Бану лицом, широко улыбнулся и помахал рукой, после чего несколько пар пираньих глаз устремились в том же направлении и буквально пригвоздили Ен Гука к месту. Поперхнувшись, он вяло махнул в ответ и отвернулся. - Ну да. – Тем временем вываливал на него Ен Чжэ свою грустную историю. - У нас девушки дарят парням шоколад в этот день, у вас разве не так? Вообще приготовить для кого-то вкусняшку и подарить – это как признаться в любви. Представляешь, в прошлом году... Ен Чжэ продолжал что-то увлеченно рассказывать, но Бан слушал его в пол уха. Он смотрел в бездонный омут своего стакана мутными глазами и, как мог, старался не думать о том, что невольно чувствует собственное превосходство перед всеми этими девушками в клубе, и перед теми студентками, которые заваливают Чун Хона шоколадками, и перед парнями, которые, наверняка, не дают ему прохода, и, чего уж там, даже перед Мен Ву. Особенно перед этим отбросом Мен Ву. Он старался не думать об этом, но сколько бы ни вглядывался в дно стакана, видел там только сумасшедшие глаза Чун Хона, его отчаянную улыбку, то, как он делает несколько шагов назад – один, другой, третий – и, раскинув руки, камнем падает перед ним в пропасть.