Меняй меня

Собираясь утром на работу и мельком глянув на настенный календарь, Ен Гук поразился тому, как быстро летит время. Казалось бы, еще совсем недавно он, растерянный и сбитый с толку, стоял в беседке в саду поместья Чхве и морально готовился к тому, что череда странных событий, в результате которых молодой наследник завалился к нему в комнату с предложением переспать, запросто разрушит крепкие дружеские отношения подполковника Бана и Хен Шика. Но вот с тех пор минул почти месяц. Целый месяц. И ничего страшного не произошло, и все как будто бы даже стало налаживаться, а жизнь в Корее начала приобретать приятную тягучую размеренность, которую Ен Гук так любил, и от которой у него на душе становилось легко и свободно. Вопреки опасениям Бана, домоправительница Ма никому и словом не обмолвилась об увиденном. Как и прежде, она продолжала тенью скользить по запутанным коридорам особняка, незаметно управлять прислугой и составлять вечерами компанию хозяйке, которой нужно было с кем-то поделиться сплетнями и новостями. О том, что такое поведение не было следствием краткосрочной амнезии у косящей под англичанку домоправительницы, давало понять лишь то, что она чаще стала появляться в восточном крыле, чаще убираться в комнате Ен Гука или Чун Хона, забывать там те или иные предметы и посылать на разведку служанок. Но очень скоро женщина убедилась в беспочвенности своих подозрений и, кажется, успокоилась. Уборка и ее появления в восточном крыле снова свелись до минимума. Вообще о случившемся в тот памятный вечер практически ничто не напоминало. Первые дни, памятуя о том, как наследничек, словно под действием наркотиков, завалился к нему в комнату и пустил в ход свои руки, Ен Гук нервничал, едва заслышав в коридоре за дверью его шаги. Но проходили дни, и ничего не происходило. Бан собирался было поговорить с Чун Хоном и спросить, какого черта это вообще было, и какой доберман его укусил, но передумал. Он вспомнил зареванное лицо мальчишки, когда он размазывал слезы по лицу в ванной комнате своей танцевальной студии, и вспомнил самого себя в период своей первой сильной влюбленности. Пусть Ен Гук и не плакал, но и он, будучи подростком, был способен на сумасбродство и необдуманные поступки. Зачем спрашивать причины, когда ответ лежит на ладони. Когда от тебя отказывается любимый человек, ты совершаешь глупости. И, видимо, в чьем-то мире в число этих глупостей входит попытка переспать с первым встречным. А зачем – чтобы забыться, заставить приревновать, или еще по какой причине, уже не так важно. Необыкновенная лихорадочная веселость, напавшая на Чун Хона, когда их застукала домоправительница, судя по всему, была вызвана все тем же стрессом на почве разбитого сердца, и прошла она, не успев начаться. Даже занимаясь своими делами, Ен Гук наблюдал за мальчишкой исподтишка. Еще несколько дней Чхве ломился в закрытую дверь. Он всегда носил с собой телефон, этот несчастный смартфон лежал рядом с ним на столе, даже когда он завтракал и ужинал с семьей, хотя в особняке это было не принято. Постоянно косился на безжизненный экран, а когда думал, что на него никто не смотрит – звонил, звонил еще, и снова, и опять. Играя на заднем дворе с доберманом, который чувствовал себя очень виноватым после того случая с нападением, и с тех пор всегда был к Бану подчеркнуто дружелюбен, Ен Гук слышал, как Чун Хон, наполовину свесившись с балкона, умолял кого-то из своих друзей хоть как-то связать его с Мен Ву, который просто вычеркнул использованную игрушку из своей жизни. Казалось, Чун Хон весь погряз в этих бессмысленных телефонных разговорах, рикошетивших тотальным безразличием к его сердечной проблеме, которая все еще казалась ему размером с Эверест. И Бану было так жаль парня, что он даже забыл на него злиться. Ну а что с него взять? А потом все вдруг успокоилось. Как это произошло, Ен Гук даже не заметил. Но в один прекрасный день он обратил внимание, что Чхве спустился в столовую не с телефоном в обнимку, как обычно. И что он даже поучаствовал в общем разговоре и несколько раз улыбнулся. А на следующий день попросил маму приготовить кесадилью, отчего та просияла, как рассвет над морем, и поцеловала свое чадо в лоб. Еще через пару дней, возвращаясь с работы домой поздно вечером, Бан обнаружил в комнате мальчишки свет, хотя в вечер пятницы застать его дома было сродни чуду. Ни с того ни с сего Чхве стал реже оставаться «с ночевкой у друзей», как он маскировал раньше свои ночные поездки к Мен Ву. Начал больше времени проводить в отцовской библиотеке и, чего Ен Гук даже во сне не надеялся увидеть, взялся за учебу. Внезапно в разговоре с хозяйкой дома, которая позвала Ен Гука понаблюдать за приготовлением кесадильи, выяснилось, что громкие слова домоправительницы Ма о блестящем образовании Чун Хона, вообще-то, правда. Всю свою жизнь он значился в списке лучших учеников сначала школы, а потом и университета. Вот только в последние несколько месяцев его «словно подменили». Эту тему Чхве Со Ра завела в связи с тем приятным обстоятельством, что не далее как вчера Чун Хон снова поднялся по успеваемости аж на десять позиций. Пока Со Ра счастливо улыбалась и думала о том, какой приготовить по этому поводу торт, Ен Гук запихивал фрукты в блендер и думал о том, что, видимо, ему не повезло познакомиться с Чун Хоном в не самый удачный для него жизненный период, который в двух словах можно было назвать «правление Мен Ву». Бану было очень жаль, что этого Мен Ву сейчас нет поблизости, потому что он бы с радостью схватил его за голову и тоже запихнул ее в блендер, и с удовольствием смотрел бы, как этого мудака кромсает на мелкие кусочки. Своих фантазий вслух он не высказал, но когда Чун Хон спустился отведать кесадильи, Бан смотрел на него чуть ли не с отеческим состраданием. И даже перекинулся с ним парой слов о том, о сем. Впрочем, Чхве очень быстро перестал вести себя как человек, нуждающийся в чьем-либо сочувствии. Хоть он и по-прежнему не производил впечатление весельчака и всегда ходил с одинаковым безразличным выражением лица, что напрягало домочадцев, все же у него не было прежних синяков под глазами, и ничто в долговязом подростке не напоминало то разбитое заплаканное существо, которое забыло в полицейском участке чувство собственного достоинства. Это достоинство, как умная кошка, само нашло дорогу домой, и больше Чун Хона не покидало. Ен Гук мог только догадываться о том, как все это было связано с личной жизнью наследника, но на уровне подсознания чувствовал, что стоило Мен Ву исчезнуть, как все пошло на лад. Иногда Бан одергивал себя, не понимая, почему вообще столько времени проводит в размышлениях о чьей-то личной жизни, но потом приходил к заключению, что это совершенно нормально – беспокоиться о том, с кем живешь под одной крышей. Тем более что Чун Хон, с открывшимися в нем новыми гранями и оттенками, уже не вызывал в Бане сильного раздражения, а отчасти, возможно, даже нравился. Оказалось, им даже было, о чем поговорить. Ен Гук стал чаще работать в утреннюю смену, и ближе к вечеру их с Чун Хоном отвозили домой на одной машине. Если раньше они бы молчали всю дорогу, то теперь у них складывался диалог. Сначала о том, как прошел день, и что нового, а потом слово за слово - говорилось легко и непринужденно. Один месяц, всего лишь, но этого оказалось достаточно, чтобы течение жизни вернулось в нужное русло. Когда стало ясно, что о младшем обитателе особняка можно больше не беспокоиться, Ен Гук снова начал думать о себе. Они с отцом выбирали себе дом неподалеку от поместья. Хотя Хен Шик, как мог, отвлекал подполковника от этого занятия, чтобы друг и его сын оставались в его доме подольше, но подполковник не велся на провокации. В итоге осталось выбрать из нескольких понравившихся и заняться ремонтом. А сам Ен Гук окончательно освоился в мастерской и уже выбрал себе «малышку» - мотоцикл, который у него будет совсем скоро. С каждым днем он чувствовал себя все счастливее – ветер становился теплее, деревья цвели, никто не пытался больше залезть к нему в штаны, и в целом жизнь налаживалась. Об этих приятностях Ен Гук и думал, заходя в кофейню напротив универа Чун Хона и заказывая кофе. Ему предстояло встретиться с наследником и отправиться вместе домой, где их ждали креветки в кляре на обеденном столе. Если, конечно, Чхве Со Ра не обманула. Но такой привычки у хозяйки дома не было. * * * - Хон! - звонкий голос заставил обернуться многих студентов, в том числе и юного Чхве, лениво пинавшего камни на чистой дорожке, ведущей к выходу с территории университета. Огибая многочисленных подростков, к нему поспешил Ен Чжэ, размахивая сумкой. Он был красным и растрепанным. Пиджак распахнут, рубашка помята, и ее край торчит из расстегнутой ширинки. Чун Хон криво усмехнулся, лениво привалившись к тонкому дереву, которое недовольно прогнулось. - Ширинку застегни, - насмешливо протянул Чун Хон, едва Ен Чжэ нагнал его, тяжело дыша и утирая взмокший лоб. Опустив взгляд на собственную ширинку, Ю довольно оскалился, дергая молнию вверх и небрежно заправляя мятую рубашку в штаны. Опрятности ему это действо не добавило, но не сказать, что парня сейчас вообще волновал собственный внешний вид. - Как прошла пара? - прерываясь на шумные вздохи, спросил он друга, щурясь от палящего весеннего солнца. Погода последнюю неделю стояла чудесная, в насмешку тем десяти дождливым дням, что топили Сеул в бесконечных потоках воды. Чун Хон устал приходить домой промокшим до нитки. Мама, как и подобает родителю, разочарованно вздыхала, ероша влажные волосы сына и строгим тоном отсылая в ванную, отогреваться. И как только не заболел? А потом вышло солнце, прогревая землю, бережливо укутывая продрогшую природу сливочным светом и поднимая настроение жителям столицы. - Как обычно, - Чун Хон пожал плечами и надел солнцезащитные очки, отлепляясь от дерева и выпрямляясь в полный рост. Тонкий ствол благодарно разогнулся, скрипнув ветвями. Чхве был выше своего друга и заметно шире в плечах. - Как насчет похода в клуб? - спросил Ен Чжэ, закидывая сумку на плечо и прикладывая ладонь ко лбу, чтобы не щуриться. - У Чон Опа еще две пары, - и он оглянулся на обширную территорию университетского городка, наполненную в перерыв стайками студентов, выкатившихся подышать свежим воздухом, перекусить в небольших кафе или прям на залитых солнцем лужайках. Все вокруг дышало молодой жизнью, жужжало сотнями голосов, сливающихся в монотонный уютный гул. Сочная весенняя зелень золотилась в лучах солнца, ухоженные дорожки блестели чистотой. В нескольких метрах от друзей возвышалось кафе с витринными стеклами, об которые лучи полуденного светила разбивались драгоценными блестками, так, что болели глаза. За стеклами, толпясь у высоких маленьких столиков, стояли студенты: смеялись, веселились, зубрили, спорили — жили. От вида этой университетской идиллии невольно поднималось настроение. Впрочем, оно у Чун Хона последние пару недель вообще пребывало высоко за плюсовой отметкой. - Неа, меня уже ждут, - с глуповатой мечтательной улыбкой сообщил Чхве-младший, бросая короткий взгляд на ворота. Там было много людей, снующих туда-сюда, либо бурно прощающихся до завтрашнего учебного дня. Но у ворот Чун Хона никто не ждал, разве что девушка с параллельного потока, томно вздыхающая на высокого блондина последние полгода. Она делала вид, что слушает свою подругу, постоянно дергавшую ее за плечо, отчего сумка съезжала и приходилось ловить ее у земли. Сама девушка была стройной хорошенькой японкой, старательно выговаривающей корейские слова. Язык ей давался тяжело, но она не унывала. Ее акцент даже можно было назвать милым. И то, как она любовалась высоким Чун Хоном, сама дыша ему в грудь, тоже было милым. Воспитание не позволяло Хаюки хотя бы просто заговорить с понравившимся парнем, поэтому она сверлила его взглядом издалека. - Опять Ен Гук? - завел шарманку Ен Чжэ, не обративший внимания на милую японку. Он старательно приглаживал растрепанные волосы и стирал отпечаток блеска для губ на скуле, куда насмешливо ткнул пальцем Чун Хон. - Мы сегодня на одной машине, - утвердительно кивнул Чхве, сунув ладони в задние карманы джинсов и пожав плечами. - У тебя еще одна пара, - напомнил он лучшему другу, с удовольствием наблюдая гримасу страдания на лице. - Сколько времени? - недовольно спросил Ю, суетливо продолжая топтаться на месте и совершать много лишних движений. - У тебя еще четыре минуты до начала, - лениво протянул Чун Хон и нахмурился, вновь случайно скользнув взглядом по воротам. Тело напряглось, а на лице застыло напряжение. Ен Чжэ не сразу заметил перемены в поведении друга, отряхивая затоптанные кеды. А когда выпрямился, огляделся и увидел то, что так напрягло Чун Хона, бросил на него растерянный взгляд, не зная, как реагировать. У ворот стоял, привалившись к каменному ограждению, Мен Ву. И смотрел он только на Чун Хона, не замечая активного потока студентов рядом с ним. - Хон, - тихо окликнул его Ен Чжэ, привлекая внимание к себе. Чхве перевел на него пустой взгляд и медленно моргнул, возвращаясь в действительность. Он выглядел немного подмороженным. Еще минуту назад лучился мечтательным сиянием и спокойствием, а сейчас был скован и напряжен. У Ен Чжэ возникло острое желание найти Ен Гука. Он до сих пор не был с ним знаком, и Чун Хон редко что-то рассказывал, но все-таки этот таинственный Бан производил впечатление надежного человека, который положительно влияет на парня. Ю видел его пару раз издалека, но представлять их Чхве не спешил. - У тебя осталось три минуты, - растягивая слова, протянул Чун Хон и рвано кивнул в сторону входа в нужный корпус, где у Ен Чжэ должна была проходить пара. - Я могу подождать тебя, - неуверенно предложил лучший друг, стараясь вновь поймать взгляд Чхве, но тот был рассеян и явно с трудом понимал, что у него спрашивают. - Хон! - Ты опоздаешь, - медленно протянул Чхве, махнул рукой в пустоту и неспешно пошел в сторону ворот, забыв попрощаться. В голове было шумно, как на рынке в пик торговли. Он видел и не видел Мен Ву одновременно. Но с каждым шагом приближался к равнодушной с виду фигуре. Мен Ву все еще смотрел только на него, и в глазах была бездна равнодушия с долей нетерпения. Ему не нравилось, что парень так нерасторопен. Почему Чун Хон раньше этого не замечал? Месяц. Прошел почти месяц с того случая, который привел обоих в полицейский участок. Все это время они не виделись. В какой-то момент Чун Хон забыл позвонить раз, потом другой, а потом номер Мен Ву как-то затерялся в череде других. Какой смысл стараться обратить на себя внимание, если человек активно игнорирует? Наоборот, с каждым забытым звонком Чхве, сначала незаметно для себя, дышал все свободнее. Наверное, будь Чун Хон один, не окруженный вниманием друзей, он бы продолжил долбить безответный номер любовника. Очень тяжело было отпускать, признавать факт собственной ненужности из-за какой-то пьяной выходки. Чхве предпочел бы поговорить с Мен Ву, попросить прощения за собственное некорректное поведение, попросить дать второй, третий, десятый шанс. По крайней мере, такими мыслями терзался мальчишка первые дни. Его отвлекло и повеселило то, что произошло между ним и Ен Гуком, когда их застукала домоправительница Ма. Тогда он действительно считал, что поступает правильно, предлагая себя гостю. Но потом, стоило остаться в тишине, наедине со своими душными мыслями, как Чун Хон осознал все черные дыры такого решения. И колкие слова Ен Гука заставили его задуматься о том, что его поступкам не хватает зрелости. Зато последние слова, которые Чхве бросил в беседе «на троих» в беседке их особняка, что-то сломали в Бане. Чун Хон не совсем понимал, что произошло, но гость стал относиться к нему мягче, спокойнее. Теперь он чаще улыбался, разговаривал с ним, что-то рассказывал и объяснял. Оказалось, что он вовсе не «тупорылый недалекий баран». Ен Гук не злился, не повышал голос, не оскорблял и не принуждал Чхве-младшего ни к чему. Он сохранял почтительную дистанцию, не позволяя мальчишке распускаться, но все-таки оказывался рядом куда чаще, чем раньше. Чун Хон с большой неохотой и далеко не сразу признал, что между Мен Ву и Ен Гуком разверзлась бездна. Между их отношением к нему, Чхве. Для того, чтобы увидеть эту разницу, нужно было всего лишь открыть глаза и прекратить пускать розовые слюни на мужчину, который вовсе не был таким замечательным и прекрасным, как ему виделось. И стоило позволить себе увидеть Ен Гука таким, какой он есть, а не таким, каким его хотелось видеть капризному Чун Хону. Ему было так легко последние дни без гнета собственных мыслей и присутствия в них тяжелого Мен Ву. Ен Гук часто заканчивал работу одновременно с учебой Чун Хона, и они уезжали на одной машине. А могли перед этим прогуляться по улицам или посидеть в кафе — зависело от погоды и измотанности Бана. И было так просто — строить общение с чистого листа, начинать знакомство заново и больше не терзаться сравниванием. Даже иногда позволять себе нервировать Ен Гука. Чун Хон в какой-то момент понял, что на все «гейские темы» его гость попросту не знал, как реагировать, постоянно терялся и негодовал. Это забавляло юного наследника, он нашел для себя отраду в таких пустых намеках и подколах. Мен Ву не расплылся в улыбке при виде подходящего к нему Чун Хона, не смягчились его резкие черты лица. Он так и стоял, привалившись плечом к каменной кладке, внимательно глядя на мальчишку. В глазах читалось некоторое раздражение, наверное, неторопливым ходом. В груди Чхве болезненно кольнуло, отдавшись в голову и ноги. Он быстро моргнул, надеясь избавиться от неприятного ощущения. Вот он, Мен Ву, все такой же броский, привлекающий к себе внимание, но далекий и чуждый. Чун Хон хотел с ним поговорить, но с каждым новым шагом его уверенность рассеивалась, а в глазах плескалось сомнение. - Привет, - выдавил из себя парень, надеясь, что это прозвучало не очень натужно. – Да… - и замолчал, не зная, что в таких случаях стоит говорить. Еще месяц назад он бы кинулся на сильную мужскую шею, как заведенный прося простить, клялся бы, что сделает все, лишь бы Мен Ву благосклонно потрепал по голове. Но не сейчас. Едва в голове мелькнула подобная мысль, как на плечо Чун Хона опустилась невидимая рука, а перед глазами возник образ Гука, говорящего, что он – неглупый парень и волен выбирать то, что подошло бы ему по достоинству. - Я нашел у себя, - перед носом мальчишки возник кулак, который тут же распался, и между пальцев сверкнул браслет. Поймав солнечный отблик, он полыхнул дешевой бижутерией по глазам. Трепыхавшаяся слабая надежда, на протяжении месяца затаенная в темных глубинах, мгновенно потухла. Чун Хон перевел пустой взгляд на Мен Ву, понимая, что больше ему видеть этого человека не хочется. Это окончательное решение, принять которое стало возможным только после того, как мужчина упал в грязь лицом на глазах мальчика. Либо месяц осмысления – это действительно много, чтобы познать простые истины. Они встречались так долго. И не просто обжимались на лавочках в сумеречных переулках, где ничего не видно, а спали вместе. У Мен Ву были тысячи возможностей наблюдать за разным Чун Хоном: страстным, порывистым, нетерпеливым, или же уставшим, домашним, покорным, или высокомерным, капризным, требовательным. Но он не удосужился даже узнать предпочтения своего парня, да хотя бы в украшениях. Чхве всегда носил часы, где между массивного ремня путались красно-черные нитевидные фенечки. Второе запястье украшали всегда разные тяжелые аксессуары из хрома, белого золота, серебра или кожи. Они все были из разных коллекций, но никогда на его запястьях не было такой безвкусной розово-золотой ерунды, кричащей своей дешевизной, приобретенной в обычном ларьке с бижутерией. Чун Хон не хотел знать, кто из любовниц оставил эту вещицу в квартире Мен Ву. То, что измены были, Чхве знал давно, только не хотел признаваться даже себе, что все видит и понимает правильно. Это для него первый мужчина в жизни был и единственным. - Спасибо, - тускло отозвался Чун Хон, даже не предпринимая попытки забрать браслет. Зачем он ему? А Мен Ву не спешил отдавать. Становилось понятным, что браслет – это необходимый повод для визита. - У тебя закончились занятия? – аккуратно вздернул брови Мен Ву, чуть выглядывая из-за широкого плеча Чун Хона туда, где дышала жизнью территория университета. - Да, - вяло согласился Чхве, глядя сверху вниз на своего бывшего любовника. Ему очень хотелось прямо попросить Мен Ву уйти сейчас. Ему вновь становилась все тяжелее дышать рядом, и вновь хотелось вернуть уже испробованную легкость. - Я бы хотел прогуляться с тобой, - Мен Ву хищно улыбнулся. Сердце болезненно сжалось, и Чун Хон больно впился ногтями в ладони, чтобы отвлечься. - Прости, - совсем тихо пробормотал он, а потом поднял голову и посмотрел прямо в темные глаза, - но меня уже ждут. Чун Хон испуганно моргнул, когда в глазах напротив вспыхнула ярость. Он прекрасно знал – Мен Ву совсем немного надо, чтобы выйти из себя. Но каждый раз для него это оказывалось неожиданным, парень терялся и не знал, как правильно реагировать. Вокруг них не переставал бежать поток студентов с редкими вкраплениями преподавателей. Но вряд ли кто-то из них действительно мог помочь Чун Хону в случае опасности. Солнце ласково припекало, полыхая по плечам и макушке. От него бросало в жар и хотелось скрыться в тени кафе, где его ждал Ен Гук. Спокойный, рассудительный и мягкий Ен Гук. - Ты уже с кем-то спишь? – ядовито выплюнул Мен Ву, одним лишь взглядом заставляя Чун Хона сделать позорный шаг назад. Чхве открыл было рот, чтобы оправдать себя в очередной раз. Он привык давать задний ход, юлить и заискивать, когда рядом этот мужчина. Кажется, эта привычка въелась под кожу, не собираясь выветриваться так просто. Прямо сейчас он должен переубедить Мен Ву, что, нет, ни с кем не спит. Он не шлюха, чтобы раздвигать ноги перед первым встречным, едва любовник перестает отвечать на звонки. Этот человек должен поверить ему хоть раз в жизни. И опять горячая ладонь на плече Чун Хона, чужая и эфемерная. Здравомыслие Ен Гука, который ни секунды не навязывал свою точку зрения, преследовало его в тяжелые минуты. Зачем ему сейчас оправдываться? Он не спал ни с кем, никогда не изменял Мен Ву, даже после того, как тот реагировал на парня, как на стенку. - Да, - с вызовом бросил Чун Хон, чувствуя, как желание сделать так же больно Мен Ву, как сделал и он, пересиливает. Пусть знает, что Чхве есть куда отступать, что за его спиной есть плечо, на которое можно опереться. А будет считать шлюхой? Ну и пусть, перед собой Чун Хон готов держать ответ. – А теперь, прости, я опаздываю. Ему огромных усилий стоило произнести эти слова, самому поставить точку в этих отношениях, за которые держался так долго. Когда-то было лестно, что на юного парнишку обратил внимание взрослый мужчина. Обратил не просто для отдаленного любования и держания за руку, а для серьезных отношений. Их общение быстро переросло в горизонтальную плоскость. Для Чун Хона это был первый опыт, в первый раз было действительно страшно. Но он отдал всего себя для Мен Ву, доверился ему, раскрылся, даже не допуская мысли, что им могут просто пользоваться. Боготворил своего мужчину, считал его лучшим и был безмерно благодарен, что тот рядом, что видит в нем равного, что возвысил его на фоне еще детей-однокурсников. А теперь Чун Хон уходит первым. Он уже думал, что этот шаг принадлежит Мен Ву, который первый стал игнорировать попытки все исправить. Но вот, его бывший любовник вернулся, сделал попытку соединить разверзшуюся бездну. Но начал это неудачно, подтверждая прозрения юного Чхве, убедив его в правильности принятого решения. Стараясь держаться прямо, не терять гордость, Чун Хон обошел застывшую фигуру. Не задел даже плеча, проигнорировал все так же поблескивающий браслет в чужих пальцах. И покинул территорию университета. Его путь лежал до ближайшего перехода, где даже не пришлось ждать зеленого света, чтобы быстрым шагом пересечь проезжую часть. Напротив входа в учебное заведение расположилась целая россыпь небольших кофеен, где прибивались уставшие от учебы студенты. В одной из них ждал и Ен Гук, мало выделяющийся из общей массы учеников. Он отвоевал местечко возле витринного стекла, испещренного белыми надписями, гласящими о студенческих скидках и напитках дня. Молча парнишка упал на пустующий стул напротив Бана. Тот поднял глаза от своего кофе и бегло улыбнулся своему собеседнику. Автомобиль еще не подъехал за ними, но водитель уже отзвонился обоим, сообщив, что через пятнадцать минут машина будет на месте. Как раз хватит рассказать друг другу события дня и выпить по чашке кофе. - Как тест? – полюбопытствовал Ен Гук, откладывая телефон, который до этого вертел в пальцах. Чун Хон совсем забыл, что еще утром по дороге в университет вымотал Бану все нервы, стеная о сложном тесте, который сегодня предстоит написать. Ен Гук спокойным тоном внушал, что парень все сдаст, если соберется и прекратит метаться по салону, в третий раз наступая гостю на ногу. Короткая встреча с Мен Ву стерла все впечатления дня. - До отлично не дотянул, - быстро сообщил Чхве. – Но «хорошо» - это тоже… Хорошо, - он криво улыбнулся и ткнул в название кофе в меню подошедшему официанту. - Я же тебе говорил, - довольно ухмыльнулся Ен Гук. Видно было, что он действительно доволен результатами теста. Мен Ву всегда плевать хотел на подобные мелочи в жизни любовника. И Чун Хон решил, что учеба ему не нужна, раз ей не интересуется любимый человек. За год он скатился так, что преподаватели не понимали, почему школьный аттестат так разнится с тем, что они видят от того же человека в университете. Теперь приходилось наверстывать. А Ен Гук поддерживал, радуясь каждой маленькой победе парнишки. У входа мелодично зазвенел колокольчик, вплетаясь в негромкую музыку, звучащую из колонок. Ни Ен Гук, ни Чун Хон не среагировали, их посторонние не касались. Бан начал рассказывать о мотоцикле, что принесли сегодня на ремонт в таком плачевном состоянии, что влюбленный в технику мастер едва не расплакался. Боль в макушке возникла так резко, что Чун Хон не успел даже вздохнуть. Только глаза расширились, а руки неуклюже сбили со стеклянного столика салфетницу. Чья-то хватка в его уложенных волосах усилилась, заставляя закинуть голову назад. Над ним нависало красное перекошенное лицо Мен Ву, пышущее гневом. - Так ты с этим отморозком трахаешься? – прорычал он, заламывая безвольную голову еще сильнее. Так, что заболела шея и запершило в горле. – Вот, с кем ты мне изменил, маленькая шлюха! - Мен Ву… - испуганно прохрипел Чун Хон, взмахнув руками, как жук, перевернутый на спину. На глаза невольно навернулись слезы боли, унижения и растерянности. Он видел перед собой только это страшное лицо. Сердце больно грохнуло в груди, когда стул напротив быстро отъехал, громко завалившись на пол. Все кафе замерло, обратив взоры на их столик. * * * Воспоминания о блендере, в котором размалывается на мелкие кусочки голова Мен Ву, превращаясь в компот, ярким пятном пронеслись у Ен Гука перед глазами под грохот стула, завалившегося на спину от того, как резко Бан вскочил на ноги. Орлиное лицо, которое он рассчитывал никогда больше не увидеть, и имя, которое он рассчитывал никогда больше не услышать, материализовались будто из воздуха, ворвались из ниоткуда, разбивая солнечное спокойствие не предвещавшего никаких бед дня. Тихая, заполненная студентами кофейня ахнула, несколько голов развернулось в сторону столика у витринного стекла, за которым разыгрался неожиданный спектакль. Официант, несший поднос с кофе как раз за тот столик, задержался у выхода из подсобки и заелозил глазами по помещению в поисках менеджера, который, как назло, куда-то испарился. Потом взгляд официанта вернулся туда, где красивый татуированный парень с разъяренным выражением лица держал крепкой хваткой за волосы сидящего за столиком блондинистого мальчишку, пытающегося удержаться на месте, но начинающего съезжать со стула. Другой парень, в свободной простецкой футболке и светлых джинсах, стоял напротив и сжимал кулаки, и его лицо не предвещало мирного решения конфликта. Официант поставил поднос на стойку рядом с кассой и на всякий случай взялся за телефон, чтобы, в случае чего, сразу вызвать полицию. - Руки убрал! – процедил Ен Гук через плотно поджатые губы, чувствуя, как все нервы в его теле напрягаются, как натягиваются мышцы лица, а ноздри начинают опасно раздуваться. Казалось бы, весь этот месяц он думал о Мен Ву лишь постольку-поскольку, как о досадной неприятности, подпортившей жизнь малознакомому ему человеку… Чун Хону, совсем еще ребенку. Но теперь, когда он видел, как жилистая рука вцепилась мальчишке в волосы, и как исказилось лицо Чхве, в нем поднялась такая волна жгучей, требующей выхода ненависти, как будто этот носатый говнюк был его личным врагом, истребившим всю его семью. Откуда в Ен Гуке взялись такие сильные эмоции, он не знал, да и не был в состоянии анализировать. Сейчас его заботило только одно. - Это ты трахаешь моего человека, падла? – осклабился Мен Ву, обращаясь к Ен Гуку, и лишь еще крепче сжал волосы Чун Хона, дергая его голову назад. Мальчишка запрокинул руки, пытаясь перехватить запястье своего бывшего парня и самостоятельно вырваться из хватки, но у него ничего не вышло, и он лишь простонал от боли и бессилия. Этого зрелища было достаточно, чтобы Ен Гук почти физически ощутил, как лопаются капилляры в его глазных яблоках и как нестерпимая злость заполняет его всего с головы до ног и концентрируется в стиснутых кулаках, так что в себе ее уже не удержать. Он преодолел разделявшее их с Мен Ву расстояние за доли секунды и, схватив его свободную руку, заломил ее так, что у мужчины не оставалось другого выхода, кроме как отцепиться от Чун Хона, который тут же поднялся на ноги, хватаясь за больное место, и расширившимися от ужаса глазами окинул открывшуюся ему картину. - Сука! – не ожидавший такого внезапного нападения, Мен Ву взвыл от боли в заломленной руке и попытался выдавить из легких еще какое-то ругательство, но не успел, потому что крепкий кулак разъяренного Бана к тому времени уже врезался ему в челюсть. Падая на теплый от солнечного света, только что вымытый пол кофейни, Мен Ву успел схватиться за футболку Ен Гука и потянул его за собой под испуганные вздохи посетителей кафе, повскакивавших со своих мест и отодвинувшихся подальше к стенам, от греха подальше. Бан ничего этого не видел. Неудачно повалившись на спину, он пропустил ответный, совсем не слабый удар в лицо от Мен Ву, и слышал только треск собственной рваной футболки и испуганный крик Чун Хона: - Не трогай его! «Не трогай его». Какого черта! Ен Гук уже слышал это во время их неудавшейся потасовки с Мен Ву возле полицейского участка. «Не бей его». Тогда это было еще можно понять, но сейчас? Казалось бы, что-то уже должно было отложиться в этой глупой кудрявой голове! Разозлившись еще больше, Ен Гук совсем забыл про тормоза. Мен Ву посчастливилось задеть его в результате неудачного падения, но против сына подполковника, выросшего в военном городке, у этого парня не было никаких шансов, и они окончательно свелись к нулю, учитывая нейтрализованную вывихнутую руку. Не видя направленных в его сторону телефонов и не слыша, что там кричит Чун Хон, Ен Гук, после непродолжительной возни на согретых солнцем плитках, оседлав татуированного говнюка, забивал кулаки ему в челюсть. Один за другим, потерявшись в секундах, ощущая, как с каждым ударом его отпускает осевшая в глубине души, скопившаяся за этот месяц злоба. Опомнился он, только когда почувствовал на руках кровь. А окончательно пришел в себя, когда кто-то обхватил его сзади за талию и попытался оттащить назад и поставить на ноги, крича в ухо знакомым хрипловатым голосом: - Ты спятил, Бан?! Уймись! Судя по голосу, это был водитель, приехавший в указанное место раньше срока. Все еще рефлекторно сжимая кулаки, Ен Гук позволил поставить себя на ноги и тут же почувствовал, как в штанину его джинсов вцепляются чьи-то руки, а на плечо опускается чья-то растрепанная голова. В этом сдерживающем жесте была неозвученная просьба: «Хватит», и Ен Гук неохотно разжал кулаки, все еще тяжело дыша и глядя сверху вниз на распластавшееся на полу тело с ходящей ходуном грудью, на лицо в кровавых разводах, на все еще пылающие ненавистью открытые глаза и разбитый орлиный нос. - Сука, если еще хоть раз тебя увижу… - Прошипел Ен Гук, глядя в это лицо, не понимая, откуда в нем взялось столько желчи, позволяя в четыре руки тащить себя к выходу из кофейни. – Еще хоть пальцем тронешь! * * * Они сидели в машине и молчали. Пока водитель вернулся в кофейню, чтобы оплатить счет и убедиться, что во время потасовки не было разбито ничего дорогого, в салоне автомобиля было тихо, и в воздухе зависла какая-то неуловимая тяжесть. Ен Гук чувствовал ее, но не мог понять ее происхождение. По какой-то причине он не испытывал после драки никакого удовлетворения, хотя как минимум по законам взаимосвязи физического и душевного состояния человека ему должно было заметно полегчать. Наверное, он так чувствовал себя, потому что нет никакого смысла спасать человека, который продолжает во всех ситуациях защищать своего насильника. Произошедшее было настолько же необходимо, насколько бессмысленно, и ничего, кроме опустошения, в итоге не оставалось. Бан молчал и смотрел прямо перед собой на дорогу, стараясь заглушить зародившуюся где-то в глубине души обиду, но у него не получалось. Было обидно, и все тут. Разве Чун Хон не начал приходить в себя? Ведь все начало налаживаться, неужели достаточно появиться этому орлиному носу, и все, Чхве уже готов бежать к нему в объятья, несмотря на то, что его, как шавку, таскают за волосы у всех на виду? Странно, что он смирно сидит в машине и не бежит справляться о самочувствии своего ненаглядного. Бан тяжело дышал через нос, вспоминая все заученные приемы, как успокоить самого себя, но выходило у него плохо. На улице было спокойно и тихо, за пределы кофейни случившееся, слава богу, не вышло. Величавое здание университета взирало на занятые улочки с истинно учительским снисхождением, а беззаботная молодежь щебетала о своих проблемах, пробегая мимо машины с тонированными стеклами, иногда останавливаясь, чтобы купить мороженое в ближайшем магазинчике – стало совсем тепло. Бан бездумно следил за течением жизни и чувствовал, как его бедра касается худая нога Чун Хона. Он отодвигался, чтобы не ощущать этого прикосновения, но Чун Хон либо не понимал намеков и случайно теснил его снова, либо делал это нарочно. - Больно? – вдруг спросил Чун Хон, пододвинувшись и поднеся руку к лицу Ен Гука. Не дотронулся, но задержал пальцы возле ноющей ссадины. Бан усмехнулся, не принимая этот вопрос всерьез, и ничего не ответил. – Давай заедем в аптеку? – Не унимался Чун Хон и снова пододвинулся, задевая своим угловатым плечом широкое плечо Ен Гука. - Не поедем мы в аптеку из-за ерунды. Тебя дома ждут креветки в кляре, и твоя мать расстроится, если они остынут, – монотонно проговорил Ен Гук и пихнул Чхве в бок, чтобы отодвинулся и не зажимал его к самой дверце, но тот, видимо, не понимал намеков. Зато замолчал и не задавал больше глупых вопросов. Они просидели в тишине еще какое-то время, бесцельно пялясь в окна, уживаясь с повисшими в духоте салона неловкостью и недосказанностью. А потом Ен Гук не выдержал. Ему казалось, что он просто взорвется, если не выскажет того, что крутилось на языке. Мусолить у себя в голове то, что требовало выхода, у него никогда не получалось. - У тебя совсем гордости нет? – выпалил он, резко поворачиваясь к Чун Хону, и мальчишка даже вздрогнул от такого внезапного нападения, удивленно поднимая голову. - В каком смысле? – непонимающе пробубнил он вполголоса, и по широко распахнутым блестящим глазам было видно, что он в самом деле не понимает, что Бан имеет в виду. - Этот человек поднимает на тебя руку на людях, даже этого уже достаточно, чтобы послать его к черту, об остальном я промолчу. – Ен Гук начал говорить спокойно, но с каждым словом все больше распалялся, натыкаясь на отсутствие понимания во взгляде напротив, - И ты мне говоришь «Не трогай его»?! У тебя гордость есть? Чун Хон сморгнул и вжался в сидение автомобиля, растерянно приоткрыв рот. Пригладил растрепанную прическу и опустил глаза, как будто потерял что-то на полу машины. - Я не тебе это говорил. – Пробормотал он и отвернулся, чуть отодвигаясь. Ен Гук замер на секунду, переваривая полученную информацию, после чего кашлянул и тоже отвернулся к окну, чувствуя себя круглым идиотом, которому в не самой удалой драке отшибло все мозги. - А… Понятно. – закончил он этот неловкий разговор и неожиданно для себя заулыбался в тонированное окно, всем телом ощущая, как мир снова обретает яркие краски и осмысленность, а колючая обида глубоко внутри сменяется приятным ощущением собственной полезности и еще чем-то, не облекающимся в слова. Когда дверца машины открылась, и водитель семейства Чхве занял свое законное место у руля, атмосфера в салоне уже заметно переменилась. - Устроили же вы мне сладкую жизнь,- причитал мужчина, поправляя зеркало заднего вида и поворачивая ключ зажигания. – Вам придется привести очень весомые доводы, молодой человек, если не хотите, чтобы я рассказал об этом вашему отцу! Охренеть можно… Средь бела дня… Он еще долго бормотал что-то в том же духе, ругаться в никуда, хотя всем троим было известно, что бизнесмена Хен Шика по таким вопросам отвлекать никто не станет. Но водитель продолжал отводить душу и жаловаться, и подсчитывать, сколько денег юный наследник остался ему должен. А Чун Хон в ответ на это улыбался и молчал, как бы от нечего делать пихая коленкой ногу Ен Гука, который делал вид, что этого не замечает.