Меняй меня

Чун Хона ломало от неопределенности и несправедливости этого мира. Задаваясь вопросом, за что же ему все это, он бесплотной тенью шатался по дому, огибая острые углы и постоянных жильцов. Он зависал то перед тусклым камином, которым никто не пользовался в теплую погоду, то перед монолитными книжными полками, не интересуясь ни одним из томов, то на винтажном стуле в столовой, игнорируя вопросы прислуги, подать ли ему обед. Даже ленивый заметил бы, что с баловнем семьи что-то не так. Что уж говорить о матери, которая, не понимая, что происходит с любимым сыном, потеряла сон и аппетит. В ответ на все ее попытки поговорить он попросту уходил из помещения, запираясь в своей комнате. На расспросы о том, что же случилось, бубнил под нос, что поругался с Ен Чжэ. Не мешало бы самого Ен Чжэ предупредить о том, что он с ним поругался, а то с матери станется поехать к другу и попытаться их помирить, но не было до этого дела. Отчаявшаяся домохозяйка предпринимала попытки поговорить и с Ен Гуком, ведь она видела, что Чун Хон вернулся домой именно с ним. Вернулся зареванный, сгорбившийся и жмущийся к старшему, как к единственному возможному защитнику. Отговорку, что они ходили на грустный фильм, мать отмела сразу. Что ж она, ребенка своего не знает? Вздохнув, юный наследник захлопнул журнал, небрежно бросив его на широкий стол из темного дерева. Спина в тонком свитере скользила по спинке кожаного кресла. Чун Хон вцепился в массивные подлокотники, задирая голову к потолку. На нем не появилось ничего нового за те пять минут, что он стеклянным взглядом изучал разворот глянца, не видя даже яркий заголовок и фото полуобнаженной модели. В кабинете отца, где он торчал уже битый час, царила неприятная тяжелая тишина. Раньше она таковой не казалась. Наоборот, Чун Хон любил это место за едва ощутимый запах бумаги, тихое шуршание всегда работающего компьютера, отца в очках в стильной оправе, размашисто подписывающего очередной документ. А еще кабинет имел два выхода: дверь вела в общий коридор восточного крыла второго этажа, а арочный проход вытекал в обширную семейную библиотеку. Из прохода даже видно было уютные диванчики, стоящие полукругом. Сейчас отца в кабинете не было. Его и в стране-то не было. Они с подполковником Баном зачем-то улетели на пару дней в Японию. Предлагали составить им компанию Ен Гуку, но тот по неизвестным причинам отказался. Ен Гук. Чун Хон тяжело вздохнул и съехал по креслу ниже, так, что свитер собрался крупными складками на загривке, оголяя спину. Бан Ен Гук — вторая проблема парнишки последние несколько дней. Первая, конечно же, Мен Ву. Любовник старательно игнорировал все попытки дозвониться до него. Чхве стер пальцы, набирая ему долгие сообщения и отправляя их едва ли не каждый час. Иногда даже просыпался по ночам, судорожно проверяя наличие ответа, и писал снова и снова. Он унижался, винил только себя и просил прощения через слово. Связно объяснить ситуацию, а особенно то, почему же на выручку ему приехал Ен Гук, Чун Хон не мог. Это тогда, в участке, решение казалось самым логичным, но сейчас, когда Мен Ву делал вид, что в его жизни не существует парня, уверенность таяла на глазах. Что касаемо его мнимого спасителя, то с Ен Гуком Чун Хон практически не сталкивался. Бан пропадал на работе, приходил поздно и уставшим, сразу скрываясь в своей комнате. А просыпался Чхве теперь поздно, предпочитая пропускать семейный завтрак. И был рад тому, что с Ен Гуком ему не приходилось общаться. Потому что тот начал смотреть на него по-другому. Не надо было показывать танцевальную студию. Наверняка все дело в этом. Но сегодня Чун Хон, обиженный на весь мир, и в первую очередь на своего любовника, который выключил телефон и теперь вместо гудков парнишка слушает лаконичный ответ оператора о недоступности абонента, решил действовать по-другому. Мен Ву безмолвно намекал, что прощать Чун Хона в ближайшее время не собирается. Это было сродни вселенской катастрофе. И как-то надо было менять ситуацию. Если звонки и сообщения оставались без ответа, за визит в дом Мен Ву его убьет, а придти на работу лучше вообще не пытаться, то Чун Хону пришло в голову только одно решение, как обратить внимание любовника на себя. Идея, грубо говоря, не самая воодушевляющая, но он готов был пойти на все, лишь бы его снова заметили любимые глаза. Из окон кабинета открывался вид на главный вход в особняк. Поэтому Чхве-младший видел, когда Ен Гук вернулся с работы. Он неторопливо прошел по ухоженным дорожкам, пропадая за выстриженными кустарниками и главным фонтаном, а потом пропал на ступенях, ведущих в дом. Чун Хон поднялся с отцовского кресла, все еще сомневаясь в том, что его план стоит таких жертв. Но других идей у него все равно нет. Пройдя в библиотеку, в которой никого больше не было, он аккуратно приоткрыл дверь, выглядывая в коридор. Пришлось подождать еще пару минут, пока уставшая фигура Ен Гука не появилась на втором этаже. Он держал руки в карманах и брел, шаркая ногами, как будто даже вес собственного тела для него был неподъемным. Когда дверь в его комнату закрылась, Чун Хон выскользнул в коридор, тихим шагом подойдя к ней и с сомнением уставившись прямо перед собой. Он мысленно уговаривал себя, что это ненадолго, что нужно набраться сил и потерпеть. Зато потом Мен Ву наверняка вспомнит о нем, поймет, что теряет своего мальчика и, гремя рыцарскими доспехами, кинется завоевывать вновь. Такая мысль согревала мальчишеское сердце. И Чун Хон уверенно постучал, не став врываться без спроса. Открыли почти сразу. Ен Гук стоял перед ним в джинсах и майке, успев стянуть рубашку. Видимо, он готовился пойти в душ. Чун Хон оторвал взгляд от рельефа сильных рук, переводя его на лицо, в котором застыл вопрос. - Ен Гук... - хрипло протянул Чхве, чувствуя внутреннюю дрожь, от которой похолодели кончики пальцев на руках. Ему пришлось прокашляться, чтобы голос звучал увереннее. - Ен Гук, я хочу тебя. - Он даже испугался, увидев яркую вспышку удивления в обычно спокойных глазах Бана. От этого проблеска все внутри замерло в ожидании. - Трахни меня. * * * Работа в мастерской немного отвлекла Ен Гука от переживаний последних дней, но все же не была тем спасительным оазисом, на который парень так рассчитывал. Сегодня к ним заявился какой-то раздраженный тип после символической аварии и часа два разбирался с кем-то по телефону и срывал свою злость на ни в чем не повинных механиках. Остальные работники уже привыкли к истерикам клиентов и выслушивали все с кирпичными лицами, занимаясь своим делом, но у Ен Гука, еще не привыкшего к такому и вообще не любителя покричать, так и чесались руки врезать мужику, который устроил в мастерской балаган. Вообще после недавней встречи с Мен Ву около участка руки у него чесались постоянно. Он так и не выпустил как следует пар, а обещанной чужим любовником расправы покамест не предвиделось. Все это не выходило у Ен Гука из головы и не давало ему спокойно спать, но лучшим решением было просто отпустить ситуацию и не лезть на рожон, потому что если Мен Ву сольется сам, и они с Чун Хоном действительно расстались, то это наилучший расклад для всех. А раны от несчастной любви уж как-нибудь залечатся сами, у всех же когда-то проходит. Думая об этом (а думал он об этом подозрительно много), сын подполковника принимал в починку машины, восстанавливал подвески, ремонтировал рулевые рейки и пропускал по стаканчику с боссом после смены. Вообще за выпивкой с боссом и вдали от дома думалось как-то свободней, чем в стенах особняка, где так легко было столкнуться с наследничком, а такое столкновение входило в список самых нежеланных казусов, которые Бан только мог себе представить. Каждый раз, когда он случайно видел в коридоре долговязую фигуру Чхве, он тут же вспоминал зареванное лицо мальчишки, и его тело снова сковывало от недоумения и незнания, куда метнуться и какой кран перекрыть, чтобы «оно» перестало плакать. Плачущее создание, размазывающее слезы по лицу, с которым Бан имел честь недавно познакомиться, не имело пола и имени, это было что-то диковинное, как с другой планеты, во что испуганно тычешь пальцем, чтобы проверить, живое оно вообще или нет. Поскольку Ен Гук не знал, как обращаться с чем-то подобным, и сколько ни думал, не мог найти решение, то, завидев Чун Хона, он поступал очень по-мужски – сбегал к себе в комнату. К счастью, Чхве до сих пор тоже избегал встреч, но дальше так себя вести будет проблематично. Особенно теперь, когда мужчины старшего поколения устроили себе «деловую» поездочку, оставив своих детей на растерзание хозяйки дома и ее приключенчески-кулинарных историй, саспенсу которых позавидуют «Секретные Материалы» и «Твин Пикс». Вечером придется ужинать вместе, и никакие отговорки про сверхурочные часы не сработают, это будет просто невежливо. Вздыхая над своей участью, Ен Гук брел вверх по холму в особняк. Он так сильно задумался, что даже игнорировал чудесный вид цветущих деревьев и нежащийся в закатном солнце пейзаж, которыми всегда любовался на пути к дому. Все еще погруженный в свои мысли, дотопал по лестнице до второго этажа и, наконец, зашел к себе в комнату. У него было достаточно времени, чтобы принять душ и немного расслабиться. Стянув с себя рубашку и небрежно бросив ее на кровать, которую в его отсутствие домоправительница Ма опять подоткнула по своему вкусу, Ен Гук закинул руки за голову, чтобы снять майку, но не успел, потому что в дверь постучали. Сердце беспокойно стукнуло в груди, потому что вариантов, кто бы это мог быть, было не много. Отцы в командировке, Чхве Со Ра ушла делать заказ в кондитерскую, а домоправительница, судя по всему, уже заходила. Значит, это либо служанка с каким-то поручением от хозяйки, либо… Либо это запоздалая благодарность от Чун Хона, которой Ен Гук так и не дождался. Каждый день после своего рыцарского путешествия в участковую башню и сражения с огнедышащим драконом в лице Мен Ву Ен Гук ждал, что в Чхве проснется совесть и он хоть мимоходом бросит ему свое «спасибо», но время шло, и ничего не происходило. Неужели все-таки созрел? Вздохнув и поправив на себе майку, Бан открыл дверь. - Ен Гук. Чун Хон стоял на пороге, в узких светлых джинсах и легком бежевом свитере. То, что осталось на голове от вчерашних кудрей, хаотично растрепалось и лезло ему на лоб. Его лицо излучало уверенность, а взгляд – непоколебимую решимость. Детские щечки порозовели, и к поджатым губам тоже прилила кровь. Он собрался объявить, что началась война с Северной Кореей? - Енг Гук, я хочу тебя. Трахни меня. Чун Хон кашлянул, как ученик, зачитывающий у доски стихотворение и забывший слова, но тут же решительно поставил руки на пояс и посмотрел на Ен Гука взглядом человека, уполномоченного принимать решения. А у Ен Гука перед глазами все померкло и на несколько секунд потеряло очертания. А когда вернулось на место, тело среагировало рефлекторно. Он еще не успел понять толком, что ему сказали, но для начала просто закрыл дверь. Лохматая башка наследника Чхве исчезла из вида, перед глазами снова был повешенный на дверь плакат Рианны. Стало спокойней. Склонив голову набок и недоуменно нахмурившись, Ен Гук очень медленно повернулся к двери спиной, все еще держа в пальцах ручку. А потом прокрутил в голове услышанное, только теперь начиная вникать в смысл. Он почесал шею и наклонил голову в другую сторону. Потом резко развернулся обратно к двери. В нее снова постучали. Обескураженно помявшись босыми ногами по ковру, который недавно по велению хозяйки расстелили в его комнате, Ен Гук снова открыл дверь, с опаской глядя на того, кто стоял на пороге, как будто боялся, что в этот раз им окажется кто-то другой. - Ты офигел? Я говорю, давай трахнемся, а ты дверью хлопаешь? – Чун Хон раздраженно постукивал пальцами по косяку. - Такие у вас в Америке манеры? Его глаза как-то странно блестели, как будто это была сцена из кино, и в них отражался свет прожекторов. Ен Гук открыл было рот, чтобы извиниться за невежливость, но не успел, потому что в этот момент на него вдруг свалилась суть прозвучавшего из уст наследника предложения. Только это почему-то не помогло и не внесло в нежданный визит Чун Хона никакой ясности, а лишь заново огрело по голове. Поскольку голова не собиралась подсказывать ему, как реагировать, Ен Гук снова попытался резко захлопнуть дверь, но блондинистая шпала успела подпереть ее ногой. - Хочешь руку мне прищемить? – обиженно протянул Чун Хон и уверенно шагнул через порог, сокращая расстояние между собой и Ен Гуком. Пальцы Бана побелели, безотчетно сжав дверную ручку. – Ты же никуда не торопишься? Давай по-быстренькому. – мальчишка лучезарно, но как-то вымученно улыбнулся и положил ладонь на предплечье руки Ен Гука, которой тот цеплялся за дверь. Кожу обожгло разбежавшимися во все стороны мурашками, будто просочившимися через мышцы прямо до костей. - Что по-быстренькому? – все еще непонимающе уточнил Бан, поглядывая через плечо Чун Хона в поисках пути для отступления, в испуге отпуская ручку и отходя на шаг назад. Длинные аристократические пальцы мальчишки соскользнули с его плеча, оставив после себя легкое покалывание. - Сказал же, сексом займемся. – Закатил глаза Чхве и снова шагнул в его сторону, да так размашисто, что они оказались друг перед другом лицом к лицу. Или, точнее, глазами к подбородку, что было как-то совсем неправильно. - К.. каким еще сексом? – заикаясь, просипел сын подполковника и моргнул, прогоняя наваждение, но оно никуда не исчезло. - Ну, я не знаю, какой ты любишь, но давай лучше без извращений. – Чхве оценивающе оглядел фигуру Ен Гука с макушки до пят, пробежался взглядом по мускулистым плечам, груди и вернулся к изучению его ошалевшего лица. – А ты ничего, когда не в спортивном костюме. Ты не волнуйся, я сам все сделаю, как надо. Чун Хон протянул руки, пытаясь взяться за майку Ен Гука, но его культяпки были тут же перехвачены и перевернуты кверху запястьями, а на лице Бана отразился проблеск понимания происходящего, он, наконец, отмер, как будто кто-то нажал на кнопку разморозки, брови еще сильнее сдвинулись на переносице, а в глазах запылало подозрение. - Ты что, под кайфом? – Он поднял руки Чун Хона, которые тот на автомате попытался вырвать, и задрал до локтя рукава один за другим. – Ты колешься?! Руки Чун Хона были нетронутыми, и кожа у него была все такая же девственная и молочная, как у младенца. Но у Бана уже тянуло под ложечкой от подозрений, потому что это было единственное разумное объяснение поведению мальчишки и тому бреду, который он нес, заперевшись в его комнату. Додумавшись до этого объяснения, Ен Гук мгновенно перезагрузился и перестал растерянно хлопать глазами. Отбросив руки наследника, взял в ладони его щеки и притянул к себе его лицо, заглядывая в глаза. Чун Хону пришлось искривиться в позвоночнике, и он недовольно застонал в ответ на слишком резкие действия старшего. - Чем ты ширнулся? – грубо пробасил Ен Гук, чувствуя, как руки снова начинают чесаться, и на этот раз объектом трепки значился малолетний наркоман. Держа в руках розовощекое лицо мальчишки, Гук вгляделся в его зрачки… И не обнаружил никаких изменений под действием наркотика. В растерянности так и остался стоять, приоткрыв рот и через силу моргая. Нет. Видимо, это не наркотики. Потеряв ориентир, Ен Гук снова впал в ступор. В последнее время это происходило с ним слишком уж часто. Он был хорошо натренирован на всевозможные критические случаи и знал, как себя вести в чрезвычайных ситуациях, но когда сталкивался с чем-то, что было вне его компетенции и не поддавалось его контролю, то сразу как будто выпадал из системы и совершенно терялся. Раньше такого с ним никогда не происходило. А теперь «оно» появлялось уже дважды. Сначала в виде слез безответно влюбленного гея. А теперь в виде этого же гея, вломившегося в его комнату с предложением перепихнуться. Перепихнуться. Заняться сексом. С кем, с этой шпалой? Парень с парнем, как он это делал с тем мудаком Мен Ву? Как они вообще это делали? Как вообще можно трахаться с кем-то, у кого нет сисек? Отпустив лицо парнишки и отшатнувшись в потустороннем ужасе, Ен Гук попытался что-то сказать. Что-то такое очень емкое, что очень конкретно объяснило бы мальчонке его позицию в отношении мужеложества, но захлебнулся своими же словами, когда Чун Хон снова его настиг и без предупреждения обвил руки вокруг его шеи. От неожиданности Бан не успел ничего предпринять. Тонкие, будто невесомые руки Чун Хона сомкнулись в кольцо на его шее, мальчишка придвинулся ближе, и на его совсем еще детское, такое обманчиво-невинное лицо пролился яркий солнечный свет, которого в этой комнате всегда был так много, если не задернуть шторы. А потом, не закрывая глаз, Чун Хон наклонил голову чуть вбок и вдруг прижался губами к губам Ен Гука, крепко и настойчиво. От внезапного мягкого, горячего прикосновения, продлившегося всего пару секунд, сердце вдруг упало в пятки, после чего разум взорвался осознанием, и Бан отпихнул подростка от себя грубым толчком в грудь, в котором было больше испуга, чем злости. Но в результате крепко державшийся за него Чун Хон остался стоять, а Бан покачнулся от собственного толчка и, не уцепившись за воздух, упал на свою кровать, едва не съехав по ней на пол. - С ума сошел?! – глаза Ен Гука расширились от шока. На губах все еще горел след от поцелуя. Чун Хон непонимающе повел бровью, как ни в чем не бывало продолжая надвигаться на свою жертву, и Ен Гук попытался отползти на кровати подальше, как будто его загнало в угол лохнесское чудовище. Но Чхве уже успел подойти к краю кровати и хозяйским жестом положил свои загребущие ладони ему на бедра. Ен Гук только и смог, что сглотнуть и выругаться, оторопело глядя на мальчишку, в которого словно кто-то вселился. - Да ладно, перестань. – Устало вздохнул Чун Хон, опускаясь на колени перед кроватью. В его голосе переплелись непреклонность отчаявшегося максималиста и смирение со своей участью. – Ясно же, что я тебе нравлюсь. Иначе ты бы не поперся за мной на выставку и в участок бы не побежал. Мен Ву тоже так думает. Значит так и есть. – Он запнулся, подумав о своем парне, сразу заметно грустнея, но потом мотнул головой и взялся обеими руками за пряжку ремня на джинсах Гука. – Давай просто сделаем это. Тебе понравится. Шустрые пальцы начали возиться с ремнем, и Гука будто окатило холодной водой. Встрепенувшись и разом поняв, что это не розыгрыш, и что, кажется, мальчишка на полном серьезе собрался что-то с ним сделать, он приподнялся и хотел было оттащить удобно устроившегося у него между ног подростка силой, но в этот момент солнечная тишина приятного весеннего дня разбилась о женский вскрик. Ен Гук испуганно повернул голову к открытой двери и замер, чувствуя, как холодеют конечности. Чун Хон, чьи руки застыли у него на ремне, тоже обернулся на вскрик. Домоправительница Ма стояла в дверном проеме и смотрела на открывшуюся ей сцену вылезшими из орбит глазами, зажав рот рукой. ___________ За все время своего пребывания в поместье Ен Гуку ни разу не удалось перекинуться с домоправительницей Ма и парой слов. Эта суровая с виду женщина лет пятидесяти, о которой Чхве Со Ра отзывалась, как о своей подруге, и с которой проводила дюжую часть своего свободного времени, бог знает о чем разговаривая, с остальными вела себя отстраненно и старалась никому не докучать. Передвигалась по дому величаво, с выражением накопленной с годами самодовольной мудрости на лице, как призрак прежней хозяйки, и выполняла свои обязанности неуклонно и с тщанием. Она носила строгие костюмы мрачных оттенков и туфли-лодочки на низком каблуке, всегда держала спину прямо, а плечи расправленными, и резкие черточки морщин на ее всегда хмуром лице внушали ужас и уважение не только прислуге, но и самому семейству Чхве. Ен Гук, побаивавшийся домоправительницы еще со своего первого дня в этом доме, никогда не видел ее такой разгневанной, и сейчас он хотел только одного - провалиться сквозь землю. Ну, или телепортироваться куда-нибудь, куда угодно, хоть в болото к голодным аллигаторам, только подальше от пронизывающего взгляда, прожигающего его через тонкие стекла ее очков. Чун Хон же, в то время как Ен Гук прокручивал в голове план бегства от аллигаторов, равнодушно хмыкнул, оставляя в покое его ширинку, и лениво поднялся на ноги. Еще пару мгновений он смотрел на распростертого по смятой постели взъерошенного парня, сожалея, что его затея переносится на неопределенное время, после чего повернулся к Бану спиной. На свою воспитательницу, женщину, что занималась им с рождения, Чхве посмотрел с легким весельем. Кто бы мог подумать, что его планам помешает именно она, строгая блюстительница нравов, у которой начинал нервно дергаться глаз даже если она просто замечала, что кто-то забыл положить салфетку на колени во время трапезы. Через несколько суток после своего добровольного заточения в глубочайшей депрессии, Чун Хон, наконец-то, смог озорно улыбнуться самой нелепой ситуации, какая только могла с ним произойти. А все из-за собственных глупости и порывистости, которые помешали ему закрыть дверь. И теперь домоправительница смотрит на него растерянным взглядом, по привычке хмуря тонкие брови и поджимая бледные губы. - А шоколадку? - с издевкой протянул Чхве, пройдя к двери и поравнявшись с женщиной. Она не доставала ему даже до плеча, несмотря на невысокий каблук. Но собственный статус в доме подтверждала суровым выражением лица. Правда, они оба знали, что на Чун Хона оно больше не действовало. - Не дерзи, Чун Хон. - Сдержанным тоном процедила женщина, и складки между ее бровей стали совсем глубокими. Ситуация ей, мягко говоря, не нравилась, а от увиденного глаза все еще были неестественно расширены, но растеряться в такой ситуации было бы ниже ее достоинства. Сейчас она объяснит двум подрастающим идиотам с гормональными сбоями, что такое хорошо, а что такое плохо. Если уж раньше они этого уяснить не сумели. – На выход. Оба. Прильнув спиной к открытой двери, домоправительница взмахом руки пригласила молодежь проследовать в коридор. Чун Хон, отвесив уважительный поклон, вышел первым. Ен Гук, пришпиленный к месту пронизывающим взглядом мрачной женщины, не сразу смог оторвать себя от кровати, но, поняв, что это происходит всерьез, подобрался и выполз из своей комнаты вслед за наследником. Ничего хуже нельзя было и представить. Сын друга семьи, двадцатишестилетний автомеханик, находящийся в доме на правах гостя, застукан с девятнадцатилетним наследником за непотребщиной. Ведь как ни объясняй теперь, что Ен Гука застали врасплох, а на Чхве, по всей видимости, утром напала соседская собака и заразила маразмом, увиденного не исправишь. Как он сейчас будет рассказывать женщине, которую боится больше, чем злого мороженщика из своей самой нелюбимой страшилки, что-то, чего сам не понимает? Скажет, что, наверное, так повлияла сильная магнитная буря? Что по всей стране наблюдаются аномалии, и вообще это предвестник скорого конца света? Необычная процессия прошла по коридору восточного крыла и теперь спускалась с идущей полукругом лестницы. Ен Гуку казалось, что суровый взгляд домоправительницы подталкивает его в спину, и то и дело ежился от неприятных ощущений, но Чун Хон, идущий рядом с ним, почему-то не проявлял никаких признаков испуга или раскаяния. Он развязно держал руки в карманах, двигаясь нарочито беззаботно и даже зевая на ходу. Ему вполне мог прилететь подзатыльник от спускающейся за ним Госпожи Ма, чьи каблуки недовольно цокали по натертым до блеска ступенькам. Но даже такой способ воспитания вряд ли произвел бы на парня впечатление. Дом, как будто нарочно, вдруг опустел, и по пути никто не попался, что избавляло домоправительницу от необходимости объяснять, куда двигается их странная компания во главе с наследником, чье лицо озаряла довольная улыбка, будто он только что выиграл в лотерею. - На улицу? - уточнил Чун Хон, шаркая ботинками по ступенькам. Вместо того, чтобы просто обернуться на женщину, он прогнулся в спине, глядя на домоправительницу снизу вверх. Она замахнулась узкой сухой ладонью. Бить бы не стала, но хихикнувший наследничек послушно выпрямился, расправляя плечи. - За мной. - Распорядилась Ма, и, когда троица спустилась с лестницы, обогнула своего воспитанника и ушла вперед. Подождав, пока она отойдет на достаточное расстояние, чтобы быть вне зоны слышимости, несостоявшиеся любовники двинулись следом за темной, похожей на тень фигурой. Вечер сгущался, но закатное солнце все еще полыхало над кронами деревьев в саду и стелило по полу ровные широкие огненные полосы. - Какого хрена ты сейчас вытворял? – прошипел Ен Гук, воспользовавшись возможностью, пока домоправительница была от них далеко. - Какую часть «Я хочу тебя» и «Трахни меня» ты не понял? – Чун Хон удивленно покосился на него, но только слепой не заметил бы плохо скрываемой усмешки в уголках его губ. – Сам виноват, что не закрыл дверь. - Я виноват?! – Во всегда отражающих добродушие глазах Ен Гука заиграли гневные огоньки. – В том, что ты ударился головой и приперся ко мне с предложением переспать? - В том, что долго ломался. – Чун Хон давил улыбку и продолжал вальяжно вышагивать вперед, даже не глядя на Ен Гука, которому казалось, что у него в голове, как в котелке, кто-то варит бульон из мозгов. - Это шутка такая? Если да, то неудачная. И она уже затянулась, прекращай. Два дня назад кто-то сопли на кулак наматывал от своей несчастной любви. Чун Хон нахмурился и обиженно надул губы. В это время они выходили из раздвижных стеклянных дверей на задний двор. Недавно постриженный газон широкой лужайки, все еще пахнущий собственным соком, сиял желтоватыми оттенками, отдыхая в последних лучах солнца. Чхве безжалостно сминал его подошвами своих ботинок, не выпуская из вида воспитательницу. - Я все еще его люблю. – Очень серьезно сказал он в ответ на прозвучавшую претензию, но тут же, не сдержавшись, широко улыбнулся, обнажая зубы. - Секс с тобой - это другое. Я просто хотел попробовать. Начиная подозревать, что над ним банально издеваются, Ен Гук понизил голос и угрожающе ткнул в лицо Чун Хона пальцем: - Еще раз попробуешь - схлопочешь, экспериментатор! Как нам теперь объясняться перед ней? Чун Хон отмахнулся от протянутой к нему руки, как от назойливой мухи, и заулыбался еще хлеще, как упитанный котяра, готовящийся нырнуть в бассейн со сметаной. - О, объясняться будешь ты. – Едва ли не промурлыкал он, взирая на готового взорваться Ен Гука с высоты своего оскорбительного роста. - А я в глазах Госпожи Ма - невинный ребенок и жертва обстоятельств. И захлопал глазами, видимо, чтобы подчеркнуть эту свою невинность, которую Ен Гук никогда в глаза не видел и до сих пор считал величиной мифической. Поведение Чун Хона не поддавалось никакому объяснению, а это могло означать только то, что он измывался злонамеренно. А это, в свою очередь – что он плохо выучил не так давно преподанный ему урок. Посчитав, что имеет на это полное право, Ен Гук отвесил обнаглевшему мальчишке знатный подзатыльник, и тот, ахнув от неожиданности, схватился за потрепанную голову. - Это твое спасибо за то, что я поперся за тобой в участок? – Не столько зло, сколько разочарованно пробасил Бан. - В следующий раз зови на помощь свою любимую Госпожу Ма. Чун Хон зашипел на него змеей, продолжая потирать затылок, хотя не так уж и сильно его стукнули. - Спасибо. Я действительно благодарен. – Он пригладил волосы и принялся искать глазами домоправительницу, которая направлялась к летней беседке. - Но с моей любимой няней будешь объясняться сам. Она меня боготворит. Мой светлый образ непоколебим, прости. – Он смотрел прямо перед собой, пытаясь не смеяться, и у Ен Гука снова начали чесаться руки. - Ты серьезно считаешь, что это только моя проблема? – процедил он сквозь зубы. - А чья? Госпожа Ма блюдет мою, как ее, честь. Любой, кто прикоснется ко мне помимо родителей, станет врагом семье и ей в первую очередь. Сочувствую, Гуки, но это твоя репутация сегодня пошатнулась. Домоправительница Ма уже зашла в беседку и теперь ждала их там, вытянувшись в струнку и скрестив руки на груди. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего, и даже от блестящей на ярком вечернем солнце шпильки в туго стянутых на затылке седеющих волосах веяло праведным гневом. - Это ни фига не смешно. – Чувствуя, что каждый следующий шаг дается ему с трудом, Ен Гук перешел на приказной тон. - Делай что хочешь, но исправь ситуацию. Ты мне должен, в конце концов. Под строгим взглядом ждущей их Госпожи Ма Чун Хон вмиг перестал ухмыляться. Жалобно посмотрел на своего спутника, изображая трясущиеся губы. - Я мог бы сказать, что ты заставил меня. – С придыханием заявил он, продолжая кривляться. - Ты че, вконец охерел?! – не помня себя от возмущения, Ен Гук схватил парня за шкирку, и разница в росте не помешала ему поставить нахала на цыпочки и подвесить на собственном свитере. - Позвольте, молодой человек!!! Громоподобный голос домоправительницы возвестил об окончании их перебранки. Сын подполковника и сын бизнесмена уже стояли возле низких деревянных ступенек. Увитую со всех сторон кустарником, а справа охраняемую ветвистой яблоней беседку уже успели выкрасить свежим лаком к предстоящему летнему сезону. Приятный резковатый запах лез в ноздри, напоминая о недавних фантазиях. Бан не раз представлял себе, как будет читать здесь журнал «ИнфоМобиль», попивая кофе, и не думал, что его знакомство с беседкой окажется таким. Воспользовавшись его замешательством, Чун Хон извернулся и вырвался из хватки, сбежал за спину своей няньки и в один прыжок взгромоздился на резные перила. Ен Гук, тяжело вздыхая, поднялся по ступенькам и остановился перед ничуть не подобревшей за последние несколько минут женщиной. - Я требую объяснений, молодые люди! – говоря «молодые люди», Госпожа Ма не потрудилась обернуться и посмотреть на наследника семейства, обратив всю свою строгость к стоявшему перед ней парню, который ежился от холода в легкой майке. - Что происходит в этом благородном доме?! От такой формулировки Бан о холоде и думать забыл. Он едва сумел сглотнуть, чуть не подавившись собственной слюной, и растерянно посмотрел через плечо женщины на Чун Хона. Тот восседал на перилах, опираясь о них рукой и согнув одну ногу в колене, как долговязый диснеевский принц. Изящная фигура на фоне живописного заката, и только ветер треплет его волосы, а воздух пропитан запахом яблок… Вот же зараза. Поймав направленный на него взгляд, Чхве подмигнул молчаливо просящему у него помощи Ен Гуку: - Я мимо проходил. И принялся дальше рассматривать расцветающую зелень, тщательно облизанную растекающимся закатом. Он жевал губу, чтобы ни в коем случае не обращать на себя лишнего внимания любимой нянечки. Пусть Ен Гук, который все это время свысока смотрел на его лесть матери с отцом и фокусы с выклянчиванием денег, теперь на своей шкуре узнает, какой силой обладает его репутация, стоившая многолетних трудов. Для Чун Хона вообще не существовало проблемы, и ситуацию он мог разрешить в два предложения. Но в последнее время столько всего случилось, он так долго слонялся по дому и рвал на себе волосы, страдал и горбился под гнетом навалившихся проблем. А тут вдруг бедняга Ен Гук стал жертвой обстоятельств, которые никто не мог предсказать. Это было так неожиданно весело и так удачно отвлекло Чхве от его безрадостного безответного чувства, что захотелось повеселиться еще немного, глядя в растерянные черные глаза, повисшие плечи и опущенные руки. Бан был похож на гориллу. Всегда сильного, уверенного в себе зверя внезапно поймали браконьеры и засунули в клетку. И теперь, подавленный внешне, он бесновался внутри себя и взглядом просил Чун Хона о помощи. Это было так смешно и так мило, что молодая душа Чхве искрилась от выпавшей ему возможности поразвлечься. Даже кончики пальцев покалывало от того, как забавно сложились обстоятельства и как долго теперь можно разворачивать театральное представление. - Простите. Но проблема в том, что я сам не очень понимаю, что здесь происходит. – Поняв, что помощи не дождется, честно признался Ен Гук, переводя взгляд обратно на домоправительницу и тут же испуганно запинаясь. От ее ястребиных глаз, сужающихся в одну точку, по коже побежали мурашки. – Но совершенно точно не происходит ничего… неблагородного. Чун Хон чуть не выпал за перила, скорчившись в беззвучном смехе, но вовремя ухватился за деревянную балку, чтобы не встретиться головой с по-весеннему жесткой землей. Он жалел, что нет возможности подать голос, чтобы от смеха всколыхнулся умиротворенный сумеречный воздух. - Ен Гук-щи, вы меня за дуру держите? - полыхая негодованием, выдавила из себя благородная содержательница не менее благородного дома. - Я проходила мимо вашей комнаты, и бес меня дернул заглянуть! А если бы это была не я, а добродетельница Со Ра? Ее слабое сердце не выдержало бы позора! Как вы могли прикоснуться к наследнику? Разве вы не знаете, что ждет в будущем этого мальчика? Ему нельзя портить репутацию! Ен Гук в шоке открыл рот, не зная, что на это отвечать. Что не так с этой женщиной и почему она разговаривает, как директриса женского пансионата времен викторианской Англии? Раскосые глаза за прозрачными стеклами очков не намекали на британские корни. Внутри все заклокотало, стоило вспомнить порванные чулки ночной гостьи наследника с безупречной репутацией. Бан тяжело сглотнул, унимая свое возмущение и проталкивая его обратно в горло вместе со слюной. Откашлявшись, неловко поднял на Госпожу Ма глаза, про себя решая, стоит ли пытаться перейти на ее диалект, чтобы она его поняла. - Я не запомнил все вопросы. – Пробасил он. - Но вы точно не выглядите, как дура. Чун Хон зажал рот рукой и затрясся, в то время как глаза домоправительницы полезли на ее морщинистый лоб, но она даже не думала обернуться и поинтересоваться о произошедшем у любимого чада. Сложившаяся ситуация была до скрежета зубов знакома откровенно веселящемуся Чун Хону. Так было всегда: все вокруг не правы, а наследник - жертва. Ен Гук слишком недолго пробыл в доме, чтобы это понимать. Поймав растерянный взгляд Бана, Чун Хон пошло улыбнулся и медленно облизал нижнюю губу. Свои невинность и скромность он уже давно потерял. Не отпуская уставившихся на него расширившихся глаз, большим пальцем вытер дорожку слюны с губ. Госпожа Ма, не имея ни малейшего представления о происходящем за ее спиной, буравила суровым взглядом Ен Гука, выжимая его и выворачивая наизнанку. - Я ничего не знаю о вас, молодой человек, - едва разжимая губы, проговорила она. И каждое слово ледяной глыбой обрушивалось на голову бедняги Бана. - Возможно, вы предпочитаете... мужчин. Это ваше право. Но вы должны понимать, что Чун Хон невинен. Не стоит его склонять в сторону своей... ориентации. У Ен Гука от возмущения даже страх отошел на второй план. - Я предпочитаю женщин! – воскликнул он, заставив пробегавшего мимо кустов жимолости добермана подскочить на месте. - И когда я шел сегодня с работы домой, то думал о душе и сне, а не о том, чтобы кого-то к чему-то склонять. – Он старался говорить спокойно, но из глаз чуть не сыпались искры. - И уж тем более я не претендую ни на чью невинность... над которой без меня поработали. Если вы хотите понять, что случилось, то лучше всего будет спросить об этом у Чун Хона. Чун Хон успел вовремя убрать руку от губ, когда домоправительница обернулась и воззрилась на него полыхающим взглядом. Ничуть не смутившись под ее воинственным настроем, парень равнодушно пожал плечами и очаровательно улыбнулся. - Я зашел спросить, как прошел рабочий день у Ен Гука, - Бан никогда еще не слышал, чтобы Чун Хон говорил таким голосом, чистым, как первый снег. – А почему я оказался у него между ног, спросите его. Невидимый бумеранг больно ударил сына подполковника по лбу. Ен Гук стрельнул в Чхве взглядом, предсказывающим ему мучительную экзекуцию, как только они останутся наедине. - Это такая корейская вежливость? Вместо "Как прошел день?" предложить заняться сексом? Если завтра я приду на работу и предложу боссу подолбиться, он подумает, что я хорошо воспитан и похвалит за то, что быстро адаптируюсь к корейскому менталитету?! - Нет, это твое американское воспитание. - Чун Хон безоблачно улыбнулся, не собираясь сдаваться. – Сразу заявил мне "Детка, я хочу тебя" и предложил сделать... – Чхве притворно смутился, изображая растерянность, и его глаза стыдливо забегали из стороны в сторону. - В общем, непристойности. Госпожа Ма вытянулась в струну, поправляя на носу очки и оторопело глядя на любимого маленького мужчину. - Ты под гипнозом что ли? У тебя галлюцинации? – Грудь Ен Гука шумно заходила под майкой, никакого холода и ветра он уже не чувствовал и начинал медленно потеть, закипая. – Может, еще заявление на меня напишешь в полицию? Чун Хон расплылся в чеширской улыбке и, пока домоправительница взглядом смешивала Ен Гука с навозом, послал ему воздушный поцелуй. - Может, и напишу. – Задумчиво протянул он, опуская ноги на дощатый пол беседки. - Как думаешь, "Я на секунду поддался красивому низкому голосу" хватит, чтобы тебя отправили за решетку? В ушах Ен Гука снова начало звенеть. Опять появилось то самое чувство, которое он испытывает в последнее время все чаще – сейчас из-за кустов выпрыгнут папа и Чхве Хен Шик, за ними Со Ра и вся домашняя прислуга, они будут громко аплодировать и смеяться над ним до упаду. Это просто не может быть реальностью. Если никто сейчас не выйдет и не скажет про скрытую камеру, то за обедом ему стоит попробовать согнуть ложку усилием мысли. Переведя глаза на исходящую дымом домоправительницу, Бан вновь вжал голову в плечи. Чопорную женщину уже начинал раздражать этот теннисный матч. - Молодые люди, я прошу прекратить этот фарс. Что вы здесь устроили?! Это благородное семейство за всю свою историю не знало такого скандала. Чун Хон, ты показываешь плохие манеры. Чун Хон продолжал сверлить взглядом Бана, не обращая никакого внимания на увещевания пожилой дамы. А Ен Гук был так искренне удивлен, что забыл о вежливости: - То есть, это первый раз, когда он их показывает? - Придержите язык, мальчишка! – фыркнула Госпожа Ма. - Над воспитанием и образованием наследника Чхве трудились десятки заслуженных преподавателей, обладателей престижных наград в области педагогики. Этот ребенок знает несколько языков, всесторонне эрудирован, разбирается в бизнесе и всегда в курсе ведения дел своего отца. Он регулярно посещает художественные выставки, спектакли, культурные и профессиональные тренинги. У него нет времени на глупости. Вы его отвлекаете! - А пульс вы у него проверяли? Уверены, что он не робот? Ен Гук за всю свою жизнь не терял дар речи столько раз, сколько за одну беседу с этой дамочкой, в которой угадывались все признаки председателя фан-клуба Джейн Остин. Во время ее впечатляющей и мало похожей на правду биографической справки Чун Хон кивал и улыбался за ее спиной, подтверждая все сказанное, иногда даже синхронно двигая губами. Все это он слышал не в первый раз, и если не считать великосветскую чопорность ознакомительной речи, то все было правдой. Только Госпожа Ма совершенно упустила из виду перемены в своем любимом мальчике, которыми сопровождался его пубертатный период, решив, что его личностное развитие остановилось в том времени, когда он еще пил перед сном теплое молоко с медом. - Где ты прячешь своего доброго брата-близнеца? – бросил Ен Гук в Чун Хона. Он был настолько раздосадован, что совершенно забыл о сдержанности и о том, что женщина в строгом костюме прямо перед ним олицетворяет собой вулкан за секунду до извержения. – Нимб не жмет? Чун Хон подмигнул ему другим глазом, пока домоправительница отвлеклась на гостя, и Ен Гуку очень захотелось зарядить чем-нибудь в переносицу этому наглецу, изображающему поломанный семафор. - Ен Гук-щи, я была о вас лучшего мнения! – скорбным голосом сообщила госпожа Ма, сцепляя пальцы в замок и театрально вздыхая. - И дело даже не в том, свидетелем чего я стала по несправедливой случайности. Полковник Бан - джентльмен, приятный мужчина. А вы огрызаетесь, обижаете тех, кто слабее и младше, и дерзите тем, кто старше. Я, конечно, не скажу об этом подполковнику. Но я очень разочарована в вас. Ен Гук подавил в себе желание напомнить Госпоже Ма, что они находятся в Корее. И что его отец, на худой конец, аджосси, но уж никак не джентльмен. А если многоуважаемая домоправительница услышит его армейские шуточки, которые он любит отпускать в бане, то вообще уйдет в монастырь от греха подальше. Вместо этого он собрал остатки своего терпения в одном глубоком вдохе и, как мог, вежливо ответил: - Послушайте. Мне, конечно, очень неприятно от мысли, что я кого-то разочаровываю. Хотя это рано или поздно должно было произойти, потому что над моим воспитанием не трудились триста чилийских негров. Но я честно не знаю, что я должен объяснить. Что я пришел уставший с работы и не успел дойти до ванной, как на меня набросился будущий нобелевский лауреат? Будущий нобелевский лауреат одобрительно хмыкнул. Госпожа Ма молчала, с сомнением глядя на, как она считала, виновника сегодняшнего происшествия. На минуту в беседке стало тихо, ее окутывал лишь шелест листвы и пение ранних птах. Поддавшийся любопытству доберман сидел на траве, переводя взгляд с одного участника семейного совета на другого. - Подводя итог, - стальным голосом произнесла домоправительница Ма после минуты молчания в память о здравом смысле. - Хочу попросить вас впредь держать свои желания подальше от Чун Хона, а также ваши руки и... – она бросила короткий взгляд вниз и снова подняла глаза. - ширинку. Не думаю, что вы понимаете, что взвалено на плечи этого ребенка. Он, может быть, чересчур ребячливый, но всю ответственность понимает. Отношения подобного рода ему не нужны. Простите, что отняла у вас время. - Я не буду с вами спорить, потому что вы меня все равно не слушаете. – В голосе Ен Гука прозвучали такие же стальные нотки. – Если вам так угодно, заблуждайтесь и дальше, что этот человек умеет брать на себя ответственность. Снова повисло молчание. Чун Хон больше не улыбался. Накатившее на него веселье отступило так же внезапно, как и возникло. На плечи снова упала тоска, придавленная сверху безапелляционным заявлением Ен Гука. Спектакль окончен. Спрыгнув с перил, Чхве выпрямился во весь свой рост, обращая внимание собравшихся на себя. Окинул беседку беглым серьезным взглядом и устремил его в просвет между деревьев. - Ен Гук не врет. - Сказал он серьезным тоном, не глядя больше ни на кого. - Это я проявил инициативу. Он был против. И он не виноват в том, что такой правильный и воспитанный. За что мне и понравился. Я долго молчал, но сегодня не сдержался, он тут не при чем. Не ругайте его, Госпожа Ма. Надеюсь, мама об этом не узнает. Отвернувшись от обоих и пряча лицо под растрепанной челкой, Чун Хон одним прыжком преодолел пару ступеней и быстрым шагом направился в сторону дома.