Меняй меня

Чун Хон психовал, набирая номер раз за разом. Но его не то что не удостаивали ответом, а попросту не соединяли, сбрасывая после первой секунды. Он кусал губы, заламывал в недовольстве брови и сопел все громче, бессмысленно расхаживая по просторной террасе второго этажа и постоянно спотыкаясь о единственную ступеньку. Солнце раздражающе припекало открытую шею, щеки и нос. Мальчишке приходилось щуриться, чтобы разглядеть нужное имя на экране гаджета, и морщиться от падающей на лоб челки. Он раз за разом дергал головой, стараясь хоть на секунду избавиться от щекочущих кончиков волос, но они упрямо падали обратно, отливая золотом в солнечных лучах. Тяжело вздохнув, Чун Хон оперся локтями о широкие бетонные перила и уставился на лужайку, нервно постукивая ногой по балясине. Перед ним расстилалась просторная территория, утопающая в сливочных оттенках позднего утра. Испещренная аккуратными дорожками из светлого камня, лужайка переливалась всеми оттенками зеленого, прерываясь небольшими ухоженными кустами. На одной из выложенных тропинок топтался садовник, ювелирным взглядом выстригая лишние веточки из округлых форм подрастающих кипарисов, вытягивающихся в строго определенной геометрии, которую надумал когда-то ландшафтный дизайнер из Франции. Тот говорил на ужаснейшем корейском, много жестикулировал и размахивал листами с эскизами, в которых мог разобраться только он сам. Хен Шик тогда с умным видом кивал, заложив руки за спину, а на деле совершенно не понимал, как будут выглядеть лужайки в итоге и кого надо водрузить в центр фонтана, чтобы «радовало глаз». А Чун Хону было плевать на дизайн, кипарисы и французского мужика с тонкими усами, как у Сальвадора Дали. Он бегал по только что выстриженному газону, таская за собой воздушного змея и заливаясь веселым смехом. Ему было двенадцать лет. Сейчас ему девятнадцать. Он давно уже не бегал по газонам, не злил французских мастеров и не заливался веселым искренним смехом. Считал себя выше подобных замашек, променяв детскую непосредственность на клубы и алкоголь. И ему хорошо жилось в дымном угаре, светомузыке и пошлых шутках друзей. Вызываемый абонент оказался недоступен и в восьмой раз. Равнодушный автоответчик записал просьбу перезвонить, сказанную холодным тоном, идущим вразрез с количеством пропущенных вызовов. Чун Хон вновь окинул взглядом ровные газоны и цветущие кустарники. В поле зрения попал один из доберманов, рыскающий по вверенной ему территории. Гладкая черная шерсть лоснилась в солнечном свете, а позолота в ошейнике вспыхивала нестерпимым блеском, заставляя щуриться. Доберман по кличке Ганс что-то увлеченно вынюхивал в короткой траве, грациозно перебирая длинными лапами. Уши топорщились над вытянутой мордой, потом вдруг замерли на мгновение, после чего пес вскинулся, присматриваясь вдаль. Чун Хон проследил за направлением пристального собачьего взгляда и с тихим стоном выдохнул. Там, в пятидесяти метрах от собаки, спокойно прогуливался их гость — Бан Ен чего-то там, имя полностью никак не желало запоминаться. Он шел вперед, спиной к животному, и не представлял, какая опасность его поджидает. А опасность была, и очень серьезная. Натасканные доберманы, агрессивные по своей натуре, на посторонних людей реагировали однозначно — хватали и не спрашивали, какого он роду и племени. И Чун Хон отчего-то был уверен, что его рассеянная мать не предупредила гостей об этом маленьком нюансе. Момент, когда доберман сорвался с места с такой скоростью, что ухоженный газон комьями взлетел в воздух, Чун Хон пропустил. Кровь прилила к лицу от волнения и адреналина, вспыхнувшего в венах. Ничего не подозревающий гость продолжал неспешно двигаться по дорожке к резным скамейкам в тени раскидистых деревьев, полных утреннего солнца и тихого ветра. - Ен Гук, не двигайся! - что есть мочи заорал мальчишка, перегнувшись через перила так сильно, что едва не вывалился. В одно мгновение с него слетела вся напускная спесь, и вспомнилось имя гостя. Дорогой гаджет, зажатый в ладони, проехался по шершавому покрытию перил, но Чун Хону на повреждения было наплевать. Оттолкнувшись, он ринулся вниз, не зная, что на его голос Ен Гук удивленно обернулся, вновь не заметив приближающегося пса. А с террасы на первом этаже из плетеных кресел вскочили Чхве-старший и подполковник Бан, быстро сообразившие, что происходит. Чун Хон на полной скорости врезался в косяк собственной комнаты, едва не выбив деревянную панель. Его самого развернуло на ковре, который собрался крупными складками под босыми ногами. Но парень даже не подумал сбавить скорость, буквально скатившись с широкой лестницы и едва разбирая количество ступеней, которые перепрыгивал за раз. В холл выскочила мать, комкая в руках чей-то передник. В красивых глазах женщины плескался испуг, она попыталась схватить сына за руку, скороговоркой выпалив: - Не лезь, Чун Хона! Но как тут можно не лезть? Доберманы, натасканные тренером, спокойно реагировали на членов семьи и обслугу дома. Всех остальных, как правило, до дверей особняка провожала либо охрана, либо дворецкий, грозя пальцем понятливым собакам. Только, случись форсмажор, остановить четырехлапых охранников могут всего несколько человек. Чун Хон - один из них. С раннего возраста он присутствовал на тренировках, без страха подходил к мощным животным и с удовольствием участвовал в процессе. Все восемь доберманов привыкли к нему и едва ли не единственного, помимо тренера, признавали своим хозяином. Конечно, Чхве Со Ра понимала это, но всегда боялась, что у собак не сработает рефлекс, что они не остановятся и перед Чун Хоном, кинутся на единственного сына. И сейчас, смотря в спину стремительно удаляющегося ребенка, она нервно комкала передник и прислушивалась к бешеному биению собственного сердца. - Ганс, нельзя! Чун Хон вылетел на улицу раньше, чем старшее поколение, которое по старой памяти решило перемахнуть через перила, да не учло, что под окнами плелись кусты дикой розы. Босые ноги мальчишки звонко шлепали по дорожкам, и громкое дыхание срывалось с губ, когда он мчался, лихо перепрыгивая через низкие кусты и едва не сбив обалдевшего садовника, который испуганно замер с огромными садовыми ножницами в руках. Казалось, замер не только он, но и весь мир вокруг, с интересом наблюдая за развернувшейся сценой. Перед глазами Чхве-младшего расплывались знакомые пейзажи, и все, на чем он сосредоточил свое внимание, была поваленная на землю фигура гостя и замершее над ним внушительное тело собаки, чьи передние лапы уверенно упирались в испуганно вздымающуюся грудь Ен Гука. - Ганс! Не смей! - Сбиваясь с ритма бега, проорал Чун Хон. Доберман заинтересованно повел ушами на знакомый голос и обернулся, заметив бегущего к ним хозяина. - Нельзя! Кажется, Ганс задумался над командой. По крайней мере, рвать на месте непутевого гостя не спешил. А ведь мог. Чун Хон на собственном опыте знал, как остры клыки этой породы и как неуправляемы бывают обученные псы. Когда до цели оставалось не больше двадцати метров, время встало окончательно, растянувшись, как резиновый кокон. За спиной бегущего наследника раздавались испуганные голоса матери и прислуги, зычные голоса обоих отцов, видимо, сумевших выпутаться из колючих кустов и теперь направлявшихся к месту происшествия. Но все это смешивалось в единую какофонию, а в ушах Чун Хона грохотало только собственное сердце, норовившее прорваться через ребра и припустить по парковым дорожкам. Не в силах затормозить, Чун Хон грохнулся на колени, проехав по газону добрые полметра и врезавшись грудью в напряженный бок добермана. Сходу он обхватил Ганса за шею и дернул на себя, с хрипящим шумом выдыхая тому в ухо. Пес еще попытался наклониться к предполагаемому обидчику хозяина, но упрямый Чун Хон едва не повалил собаку на себя, так отчаянно тянул в сторону. - Не шевелись, - задыхаясь от долгого бега и давясь собственным сердцем, выдавил из себя Чхве-младший, обращаясь к лежащему на спине Ен Гуку. Кажется, тот и без лишних советов понимал, что лучше оставаться без движения, но все же кивнул, откинувшись головой на дорожку и облегченно выдохнув. К моменту, когда ситуация перестала представлять опасность, к парням подоспели родители. Подполковник Бан одним резким движением дернул своего сына вверх, поставив на ноги. Не отпуская ворота толстовки, осмотрел ребенка со всех сторон на наличие повреждений и поинтересовался, как тот себя чувствует. Ен Гук, кажется, утвердительно кивнул и вывернулся из железной хватки, склоняясь и упираясь руками в колени. Ноги держали с трудом. Чун Хон его прекрасно понимал, поэтому даже не пытался встать. Так и сидел на заднице, уткнувшись носом в короткую шерсть притихшего Ганса, все еще пытаясь отдышаться и цепляясь пальцами за массивный ошейник на нее менее массивной шее. - Почему тебя не было рядом? - строгий голос отца заставил Чун Хона отлепить взмокший лоб от пса и непонимающе уставиться на родителя. Ганс тоже поднял морду вверх, будто обращались к нему. Хен Шик сурово оглядывал лицо ребенка, покрытого красными пятнами и бисеринками пота. - Что? - едва разлепив губы, прохрипел Чун Хон и закашлялся от першения в горле. Смысл вопроса до него доходил медленно, адреналин еще не отпустил напряженные органы, и парня заметно потряхивало. - Мать попросила тебя показать Ен Гуку окрестности не только любезности ради, - медленно проговорил Хен Шик, сурово сдвигая брови и обжигая сына недовольным взглядом. - Да все нормально, - попытался встрять в диалог миролюбивый Ен Гук из-за плеча собственного отца, который все еще осматривал его на предмет возможных повреждений. На лужайке показалась Со Ра, спешащая к ним все с тем же передником в руках. Бан Ен Гук, не любивший, когда к нему было приковано столько внимания, неодобрительно сжал губы и вновь скинул со своего плеча ладонь отца. Ему хотелось провалиться сквозь землю в предвкушении того, как над ним сейчас начнут кудахтать и повторно выглядывать несуществующие раны. А бедняга Чун Хон, мокрый и растрепанный, продолжал сидеть на земле и непонимающе смотреть на отца, вцепившись в пса, как в единственного возможного спасителя. - Нет, Ен Гук, - строгим тоном не согласился Чхве-старший, и выражение его лица стало еще более суровым. Он стал похож на грозовую тучу, того и гляди шарахнет молния. - Доберман мог с легкостью оторвать от тебя кусок-другой, не оттащи его Чун Хон вовремя. Поэтому он и должен был идти с тобой, а не висеть на телефоне! - Отец... - подал голос с земли Чун Хон, но одного взгляда хватило, чтобы не продолжать свою речь. В парне мгновенно вспыхнуло негодование, захлестнувшее с трясущихся ног до подрагивающих пальцев, вцепившихся в алый ошейник с позолоченными вставками. Чун Хон прикрыл веки, чтобы бдительный родитель, слишком хорошо знающий замашки сына, не успел разглядеть гнев, разгорающийся пожаром в потемневшем взгляде. Не успевшие поджаться губы растеклись уголками вниз, надулись и дрогнули. Ресницы намокли и отяжелели. Румянец, едва успевший покинуть щеки после долгого бега, появился вновь. Парень несдержанно всхлипнул так, чтобы расслышали все, кто находился рядом, а приближающаяся мать обязательно должна заметить заострившиеся лопатки и дрогнувшие плечи. Чун Хон сильнее вцепился в притихшего добермана. Ганс, осознав свою судьбу сопливчика на ближайшие пару минут, вздохнул и сел на примятый им же газон. Позволяя стиснуть себя в судорожных объятиях, он уставился перед собой отстраненным взглядом и тихо проскулил. Ни один из восьми доберманов не стал бы терпеть такое к себе обращение, если бы на месте юного наследника был кто-либо другой. - Чун Хон, - предупреждающе произнес отец, мгновенно теряя все свое недовольство, будто его ветром сдуло с лица. Но ребенка было уже не остановить. - Что я не так сделал? - выдавил из себя Чхве-младший и снова громко всхлипнул аккурат к тому моменту, как мать возникла за его спиной. Со Ра мгновенно оценила ситуацию и, убедившись, что с гостями все в порядке, опустилась на колени, обнимая свое чадо сзади и прижимая к груди лопатками. Чун Хон нервно дернулся в попытке уйти от ласки. Знал, что не поможет. - Ты цел? - запричитала мама у него над ухом и начала старательно ощупывать бока ребенка. Было щекотно, Чун Хон бы прыснул со смеху, но уж сильно вжился в роль обиженного всеми и только изогнул губы еще сильнее. По щеке стекла слеза, сорвавшись с подбородка. - Не плачь, мой хороший... - Я не плачу, - провыл Чун Хон, стараясь не смотреть на Ен Гука, который, казалось, растерялся от такой реакции, не зная, верить слезам или не стоит. - Но я же оттащил Ганса. Ганс утвердительно махнул головой, соглашаясь с тем, что его оттащили от постороннего. И, похоже, он совсем не посторонний, раз хозяева кинулись его спасать. - А папа говорит.... - продолжал выдавливать из себя Чун Хон, жалостливо всхлипывая после каждого слова и глотая окончания. - Да ничего я не говорю, - недовольно проворчал Хен Шик, награжденный упреком во взгляде любимой жены. - Угомонись, Чун Хон. Подполковник Бан открыл рот, чтобы вставить свои пять копеек, но тут же его закрыл, не зная, что именно стоит сказать в сложившейся ситуации. Ен Гук не развозил сопли даже в самых серьезных моментах, стараясь быть взрослым и ответственным. А Чун Хон расклеился, стоило отцу повысить голос. - Уведи его, - раздраженно бросил Чхве-старший, небрежно махнув рукой в сторону парадных дверей особняка. На глаза ему попался едва ли не медитирующий Ганс, об лоснящуюся шкуру которого Чун Хон благополучно размазывал сопли. - Еще раз такое выкинешь, усыплю! - пригрозил хозяин дома доберману. Просто так пригрозил, чтобы отчитать хоть кого-нибудь, если уж сына не получилось. Но тут этот самый сын взвыл так громко, что вздрогнули все, кто находился рядом. - Усыпить?! - вполне уже натурально рыдал ребенок, едва не заваливая огромного добермана на себя. - Папочка, не надо! Ганс больше не будет! Еще чуть-чуть, и Хен Шик бы возвел глаза к небу, призывая себя к спокойствию. Но получив еще один недовольный взгляд от жены, покаялся и опустил голову, признавая, что ляпнул, не подумав. - Все хорошо, Чун Хона, - на распев произнесла Со Ра ласковым тоном, начиная укачивать почти двухметровое дите. Узкая ладонь запуталась в светлых волосах, успокаивая разошедшегося не на шутку сына. - Папа пошутил, ты же знаешь, что шутник из папы плохой. Пошли в дом. Пошли-пошли, я тебе что-нибудь приготовлю. Что хочет мой мальчик? - Ничего я не хочу, - буркнул «мой мальчик», но стоило матери резво поднять и потянуть сына за запястье, как Чун Хон послушно подался. В полный рост он был на две головы выше хрупкой женщины. И выше вообще кого-либо, стоящего рядом. Ганс проводил любимого хозяина тоскливым взглядом, потоптался еще между оставшихся на лужайке мужчин, но поняв, что больше к нему претензий нет, резво сбежал. А Чун Хон, сгорбившись, как старик, плелся за матерью, которая бережно сжимала его ладонь тонкими пальцами. Он еще всхлипывал судорожно, не особо стараясь успокоиться. Между лопатками ощутимо свербило, кто-то пристально провожал его удаляющуюся фигуру. И Чхве-младший наверняка знал, кто именно. *** От матери удалось отделаться только после того, как она влила в него стакан воды с успокоительным и в сотый раз спросила, точно ли Чун Хона ничего не хочет. Чун Хона ничего не хотел, только бы поскорее оказаться у себя в комнате, стереть остатки истерики с лица и проверить смартфон на наличие пропущенных звонков. Они наверняка есть! - Мальчик мой, когда ты прекратишь так бурно реагировать на слова отца, - роптала над ним мать, всплескивая руками. Чун Хон предусмотрительно упал на стул, чтобы быть ниже ее и позволять класть ладони на плечи и гладить по голове. Ей очень нравилось путаться пальцами в его волосах. - Он хотел усыпить Ганса, - недовольно напомнил сынок, хотя и он, и мать прекрасно понимали, что отец никогда бы такого не сделал. И дело даже не в том, как сильно обожает этих собак подрастающий наследник, а в том, что и сам Хен Шик испытывал слабость к доберманам. Как-никак, много лет они охраняют их территорию. - Он несерьезно, - заверила Со Ра, вновь пробегаясь пальцами по плечам сына и обнимая его со спины за шею. Чун Хон дождался, когда она оставит звонкий поцелуй на его щеке, сотрет несуществующий след от помады и отпустит. - Я пойду к себе, мамуль. - Конечно, мой хороший, - пропела она, погладив его по голове. Чун Хон мученически закатил глаза, думая о том, что укладка безнадежно испорчена. Когда Чун Хон поднимался со стула и лучезарно улыбался матери, будто и не истерил каких-то пятнадцать минут назад посреди лужайки, его не покидало ощущение, что он о чем-то забыл. Медленно поднимаясь по ступеням, чувствовал усталость, от слез разболелась голова. Массируя виски, он ногой открыл дверь в свою комнату. Дверь на террасу была все еще открыта, и легкий сквозняк колыхал воздушный тюль, елозя им по гладкому покрытию пола. Тишина и умиротворение. Чун Хон осмотрел свою внушительных размеров кровать с чуть примятым покрывалом и нахмурился. Только сейчас осознал, что же именно тревожило его последние несколько минут. Где мобильный? Пришлось вспоминать, когда он последний раз держал его в руках. Получалось, что в то время, что он совершал спринтерский забег, смартфон был в руке. А теперь нет. Парень бестолково посмотрел на свою пустую ладонь, чтобы убедиться, что в ней действительно ничего нет. Выронил, значит. Чертыхнувшись сквозь зубы, наследник развернулся и пошел обратно на улицу, искать свою потерю. Но стоило ему открыть дверь своей комнаты, как он лоб в лоб столкнулся с виновником сегодняшнего переполоха. Ен Гук стоял на пороге с занесенным для стука кулаком. Все в той же дурацкой толстовке, только капюшон снял. - Что? - грубо спросил Чун Хон у незваного гостя. Сил на то, чтобы быть любезным еще и с ним, у парня не осталось. Ен Гуку пора привыкать к тому, что доброго слова от него он не дождется. - Нашел, - коротко ответил Бан, протягивая мальчишке его гаджет. Как и следовало ожидать, поперек экрана тянулась ветвистая трещина, смотревшаяся на черном фоне очень уныло. Чун Хон вздохнул и забрал телефон, поспешно проверяя наличие пропущенных. Таковых на искореженном экране не высвечивалось. Раздражение всколыхнулось в мальчишке. - Хотел тебя поблагодарить, - вновь подал голос гость, обращая внимания на себя. Чун Хон поднял голову и прищурился, оглядывая Ен Гука с ног до головы. - Ну, благодари, - с кривой усмешкой протянул он. От такой наглости его собеседник растерялся. - Спасибо, - будто спрашивая разрешения, произнес он и вопросительно приподнял бровь. Руки Ен Гук держал за спиной. - Не за что, - парировал Чун Хон, снова опустил взгляд в телефон и толкнул дверь, закрывая ее. О том, стукнул ли он гостя по носу, парень не задумывался. Его волновало сейчас совершенно другое. *** Ен Гук думал, что был готов к любым неприятностям и потрясениям, которые могли подстерегать его в чужом доме, и все же нападение добермана оказалось для него настоящей неожиданностью. Когда тебя, тихо и мирно гуляющего во дворе, сбивает с ног огромная агрессивно настроенная псина, это, мягко говоря, обескураживает, а если совсем честно, то парень не на шутку перепугался. Кто знает, что могло произойти, если бы не тянущий на олимпийское золото забег юного Чхве, спасшего Гука из лап хищника. Пока собака выжидала, раздумывая над тем, с какого бока начать грызть вторгшегося в особняк незнакомца, Чун Хон успел добежать до места происшествия быстрее всех. Кто бы мог подумать, что в любителе напиваться в клубах и приводить домой полуголых девиц может уживаться хороший спортсмен. Удивленный и все еще не отошедший от покушения на свою жизнь, Ен Гук шел обратно в особняк, отряхивая одежду от земли и клочков сочной зеленой травы. Ему отчего-то вдруг захотелось оказаться в четырех стенах, то есть в относительной безопасности, где из животных разве что хомячки или попугайчики, не требующие на обед человеческой крови. Чувствуя себя неловко из-за направленного в его сторону внимания, он вежливо отмахнулся от искренних извинений хозяина дома и ускорил шаг, когда понял, что отцы, все еще беспокоясь, намеренно идут по дорожке следом за ним. Оторвавшись от преследования и взбежав по крыльцу черного входа, Гук поднял со ступеней бросившийся ему на глаза уже знакомый мобильник. Мальчишка так торопился, что обронил свою игрушку, от этого стало как-то совсем грустно. Бан перевел дух и, чертыхаясь, поплелся на второй этаж. Все-таки этот парень, сын бизнесмена Чхве, тот еще засранец. Это же надо уметь вот так ломать комедию, чтобы повернуть ситуацию в выгодную для себя сторону. Если бы Ен Гук не столкнулся случайно с наследничком ночью и не был свидетелем его бесстыжего вранья, то и сам бы купился на представление. Настолько натурально он надувал губы, а его слезные железы, похоже, работали по щелчку. Но Гуку посчастливилось стать свидетелем того, что этот ребенок представляет собой на самом деле, и он не знал, то ли брезгливо морщиться на это, то ли восхищаться и аплодировать. Ен Гук склонялся к первому варианту. Он всегда ценил в людях честность и открытость, даже самые искусные манипуляторы не вызывали в нем теплых чувств. Особенно если человек добивался своего с помощью слез. Воспитанный подполковником, сам Гук никогда не позволял себе ныть и жаловаться, даже пусть на то действительно был повод. Только смерть матери однажды заставила его проронить слезы. Чун Хон, начавший хныкать и изобразивший страдание только из-за того, что отец попытался его отчитать, сразу спрятавшийся за юбку родительницы, вызвал в Ен Гуке гадливое чувство неодобрения. И все же… И все же долговязое стропило выручило его из переделки. Поднявшись на второй этаж и остановившись у двери в свою комнату, сын подполковника замер в нерешительности. Скосив взгляд на яркое витражное окно, он задумался о том, как будет жить в особняке следующие несколько месяцев. Быть с кем-либо в натянутых отношениях совсем не хотелось. Играть в подростковые игры с шушуканьем под лестницей и недовольством, оскорблениями исподтишка было не в его правилах. Очень хотелось пережить этот период в дружелюбной атмосфере. Поэтому Ен Гук глубоко вздохнул и заставил себя преодолеть еще пару метров по коридору и остановиться у противоположной стены. Занося руку, чтобы постучать, он пребывал в твердой уверенности, что сейчас воспользуется случаем, расставит все точки над i и настроит свои незадавшиеся отношения с наследничком на нужную волну. Но дверь отворилась прежде, чем парень решил, с чего именно начнет диалог, и все произошло так быстро, что он не успел опомниться. - Что? - еще недавно выражавшее оскорбленную добродетель лицо Чун Хона сменилось на раздраженное и враждебное. - Нашел, - Ен Гук протянул парню мобильник, и ребенок с каким-то нездоровым рвением принялся проверять пропущенные, не обратив внимания на трещину на экране. - Хотел тебя поблагодарить. - Ну, благодари.- Вдруг взбеленившись, блондин вскинул голову и смерил Ен Гука таким нахальным взглядом, что сын подполковника от этой дерзости забыл все слова, которые собирался сказать. - Спасибо… - Не за что. А потом дверь резко захлопнулась, так больно ударив Ен Гука по носу, что у него чуть искры из глаз не посыпались. Схватившись за нос и отступив на пару шагов, парень простонал от боли и потер ушибленный хрящ. И что это было? Нет, это уже ни в какие ворота не лезло. Что этот малолетний выродок о себе думает?! Не веря в то, что ему отказали в диалоге в такой неуважительной форме, Ен Гук криво усмехнулся, ставя руки на пояс и выжидая, пока успокоится пронесшаяся по телу волна возмущения. Ему просто не верилось, что с ним все это происходит. Добрые намерения как-то сразу улетучились, сказав адьос, а причины, по которым стоило бы сдержаться и проигнорировать эту вопиющую невежливость, позабылись. Нахмурившись, Бан снова подошел к двери и постучал. Ответом ему было молчание. Скупое и красноречивое. Подождав немного и почувствовав, как его начинает переполнять праведный гнев, всегда спокойный и уравновешенный парень затарабанил по двери сильнее, чем того требовали приличия. И снова тишина. Третья попытка добиться хоть какой-то реакции от маленького говнюка тоже успехом не увенчалась. Как? Как так вышло, что великий и ужасный Джеймс Бонд, которому отец приписал такой романтический ореол и который пока что полностью оправдывал свою легендарную репутацию, умудрился родить на свет что-то настолько испорченное, самовлюбленное и не имеющее представления об обычной человеческой порядочности? Это просто не укладывалось в голове. Ен Гук был готов игнорировать выходки мелкого говнюка, не обращать внимания на его внутрисемейные театральные постановки, быть благодарным за свое спасение и не лезть не в свое дело, но закрывать глаза на хамство и небрежность по отношению к себе он не собирался даже ради спокойствия отца. Не так его воспитывали. Поэтому, убедившись, что открывать ему не собираются, Ен Гук решительно зашагал обратно по коридору к лестнице. Если малолетний ублюдок не хочет впускать его через дверь, то он добьется аудиенции другим способом. Сбежав по крыльцу черного хода обратно в сад и пробежав мимо аккуратным рядком посаженных цветов нужное расстояние, Ен Гук остановился, задрал голову и отсчитал окна, прикидывая, где должна располагаться комната Чун Хона. Занимавшийся скалолазанием и привыкший забираться в дом через окно, когда отец был на работе, а ключей не оказывалось в карманах, Гук планировал в лучших традициях шекспировской драмы залезть на второй этаж по какой-нибудь трубе или вьючному растению, которыми стены особняка были богато украшены. Вот только сделать он это планировал не из любви к даме сердца и без сопровождения оркестра, с целями прямо противоположными делам сердечным. Быстрый оценивающий взгляд не нашел подходящей трубы, зато упал на длинную с шиком обставленную террасу второго этажа, на которую выходила не только комната наследника, но и две соседних. Усмехнувшись своей удаче и облегченно выдохнув, Гук вернулся в их с Чун Хоном крыло традиционным способом. Слава богу, упражняться в паркуре не пришлось. Увидь его в образе спайдермена кто-нибудь из слуг или, не дай бог, родители, было бы как минимум неловко, и без правдоподобных объяснений его бы точно не отпустили. Но все оказалось гораздо проще. Взбегая наверх по лестнице и направляясь в правое крыло по коридору, Гук ощущал, как в нем умирает Ганди и начинает бушевать стремление к цели, достойное Фиделя Кастро. Дверь в соседнюю с чунхоновой комнату оказалась открытой. Дернув за ручку и потянув на себя, Ен Гук обнаружил перед собой что-то похожее на библиотеку или кабинет. Среди заставленных книгами высоких стеллажей ютился массивный стол с пылящимися на нем бумагами и письменными принадлежностями. Кажется, за ним очень давно никто не сидел. Возможно, когда-то эта комната служила классом для занятий с репетитором маленького Чхве или чем-то вроде этого. Не собираясь утопать в размышлениях на эту тему, Гук уверенно зашагал к узкому стеклянному окну-двери напротив и вышел на соединяющую комнаты террасу. Перед глазами раскинулся еще более прекрасный вид, чем тот, что открывался перед парнем из окна его собственной спальни. Это была не парадная сторона дома, и от территории, которая предстала взгляду и которой владело одно немногочисленное семейство, захватывало дух. Ровно постриженные лужайки убегали вдаль к обложенным камнем прудам и терялись среди деревьев, резные кромки которых окаймляли линию горизонта. Чистота неба и низкие облака с пронзающими их, как купидоновы стрелы, яркими солнечными лучами, заставили парня на мгновение почувствовать укол зависти. Должно быть, это здорово, просыпаться и видеть перед собой что-то подобное каждый день. Встречать и провожать рассветы, не задрапированные городскими постройками. Но если человек, обладающий всем этим, должен был непременно вырасти нахальным зазнайкой, то Ен Гук не раздумывая отказался бы от такого счастья. Вспомнив цель своих последних перемещений, сын подполковника прошел по скрипящим под ногами доскам террасы к приоткрытой двери в комнату Чун Хона и остановился в проеме. Белобрысый отпрыск стоял недалеко от двери, но повернувшись к ней спиной и зажав сотовый телефон между плечом и щекой. Стройное длинное тело было изломлено в такой позе, что только по ней одной легко было догадаться, что наследник не в духе. Легкие тюлевые занавески взметнулись в воздух от внезапного порыва ветра и защекотали мальчишке руку, и он отмахнулся от них так же небрежно, как несколько минут назад отмахнулся от Гука. Свободную руку он держал у лица и, кажется, нервно кусал ногти. С кем бы он там ни собирался говорить, звонок был, очевидно, очень важный. - Ен Чжэ! - похоже, на том конце несуществующего провода ответили, и Чун Хон взволнованно выпрямился, перестал кусать ногти и запустил пальцы в свои светлые волосы, - Он не с тобой? Кто, кто, английская королева, кого я могу искать, сам-то как думаешь? Ен Гук, не стараясь двигаться тихо, открыл дверь пошире и прошел в просторную спальню, большую часть которой занимала огромная, укрытая пуховым одеялом кровать. Слушать чужой разговор ему не хотелось, пусть даже он вряд ли из него что-нибудь поймет. Не планируя скрываться и рассчитывая, что его шаги будут услышаны, он прошел чуть вперед, остановился и положил руки в карманы толстовки. Чун Хон, увлеченный беседой, не замечал ничего вокруг, даже при том что на стене напротив висело большое прямоугольное зеркало, и в нем отчетливо отражалась застывшая за его спиной фигура Ен Гука. Сцена сильно напоминала момент из низкопробного фильма ужасов. - Кажется, я ушел домой с какой-то телкой… Он не берет трубку, Ен Чжэ, он сбрасывает меня. Он получил все мои сообщения и не ответил ни на одно, что происходит? Что значит успокойся? Я не могу успокоиться! Как будто ты не знаешь!.. Короткое молчание, в течение которого тонкие пальцы мальчишки несколько раз сжались в белокурых волосах, а острые белые зубы впились в нижнюю губу. - Найди его и заставь со мной связаться, иначе… Я спокоен, я совершенно спокоен, просто… Я должен с ним поговорить, мне так паршиво, Еж... Ладно, рассчитываю на тебя. Произнеся последние слова с обреченностью человека, которому нечего терять, наследник Чхве сбросил вызов, и его державшая телефон рука безжизненно повисла вдоль туловища. Как статуя, он замер посреди комнаты, сжимая волосы и жмурясь, как от яркого солнца. И вид у него был такой, словно он собирался заплакать. Не так, как еще совсем недавно во дворе, прячась в шерсти добермана и маминой благосклонности, а по-настоящему. Ен Гук испугался было, что решил провести воспитательную беседу в неподходящее время, однако слез не последовало. Зажмурившись, мальчишка стоически выдержал подступившую истерику и медленно выдохнул, возвращаясь к жизни. После чего тряхнул головой, прогоняя неприятные эмоции, и резко развернулся на 180 градусов. Многострадальный и уже изрядно побитый телефон вылетел из его рук и с громким стуком приземлился на пол под короткий девчачий вскрик. Неожиданно для себя оказавшись лицом к лицу со стоящим позади Ен Гуком, Чун Хон пошатнулся и схватился за сердце. Еще недавно взволнованный и влажный взгляд за доли секунды преобразился сначала в шокированный и неверящий, а потом в полный бешенства и негодования. Растерянно оглядевшись, будто проверяя, в своей ли комнате находится, Чун Хон широко открыл рот, намереваясь, по всей видимости, выдать какое-нибудь ругательство, но переполняющее его возмущение не позволило вырваться ни единому звуку. - Мы не договорили, - коротко объяснил Ен Гук свое вторжение, с удовольствием наблюдая, как это простецкое оправдание вызывает в парнишке еще больший приступ гнева и досады. - Ты не охуел?! - только и смог выдавить из себя Чун Хон, когда к нему, наконец, вернулась способность издавать звуки. Широко раскрытые в возмущении глаза смотрели в лицо Ен Гука, выражая желание убивать. - А ты не охуел бить меня дверью по носу? - медленно и с расстановкой проговорил сын подполковника, не поддаваясь на провокацию и остужая силой воли растущее в душе негодование. - Это больно, между прочим. Я еще не все сказал. Так что приготовься слушать. Красивое детское лицо мальчишки вытянулось в чистом, неразбавленном другими эмоциями шоке. Ен Гук терпеливо выжидал, пока ребенок придет в себя. Примерно так же он чувствовал себя, когда прямо перед ним закрыли дверь, и возвратить должок было очень радостно. Прошла примерно минута, за время которой Ен Гук успел оглядеться и оценить апартаменты наследника Чхве. Парень хорошо устроился. Его комната была размером с малую гостиную на втором этаже дома семьи Бан в Америке. Удобствами он себя не обделял. И что теперь, осознав свое положение, он возомнил себя Гу Чжун Пе? Стало быть, этот Ен Чжэ, с которым он разговаривал по телефону - один из F4? А тот парень, которого он так хотел найти - мужская версия Гым Чан Ди? Наконец очухавшись, Чун Хон скривился и ткнул длинным пальцем в лицо непрошенному гостю: - Я не собираюсь вести с тобой беседу в собственной комнате, куда тебя никто не приглашал.- Негодование в голосе разрасталось с геометрической прогрессией, - Если тебе здесь так нравится, можешь тут оставаться, а я пойду. Развернувшись на пятках, Чун Хон шагнул по направлению к двери, но не успел двинуться дальше, как был легким собственническим движением схвачен за шиворот своей белой футболки, повернут обратно и усажен на стоящее слева кресло. - Сядь. - Прокомментировал свое действие Ен Гук, хотя мальчишка был и так посажен, и собственного усилия ему для этого не понадобилось. - Ты че делаешь? Распахнутые в искреннем изумлении глаза подростка пылали огнем. Но в отблесках радужки начал читаться испуг, и вставать с кресла Чун Хон не спешил. Ен Гук подошел к обитому дорогой цветочной тканью креслу с эмалированными ручками и, не меняя позы, по-прежнему держа руки в карманах, завис над долговязым парнишкой скалой. Он не метал молнии, не смотрел угрожающе и, казалось бы, даже излучал симпатию. Но в том, как он за шкирку бросил нового знакомого на кресло и как стоял теперь напротив, требуя от Чун Хона все его внимание, было столько несгибаемой уверенности, что Чхве младший невольно замялся и не решился встать. При желании этот тип ему все ребра переломает, даже если сейчас дружелюбно лыбится. - Воспитываю.- Ответил Ен Гук на слетевший с губ Чун Хона вопрос. И эта формулировка была достаточно унизительной, чтобы вырвать из наследника протестующий смешок. - Что? - Чун Хон дернулся, чтобы встать, но, придавленный тяжелым взглядом профессионального киллера, которым сын подполковника наградил его из-под опущенных век, медленно опустился на место, неверяще улыбаясь и начиная махать в воздухе рукой, как будто этот его излюбленный жест может как-то помочь справиться с ситуацией, - Это что, шутка такая? - Слушай внимательно. Повторять дважды не буду. - Игнорируя неудобства, которые Чун Хон очевидно испытывал в связи с его нежеланием смиряться с действительностью, Ен Гук предельно вежливым, уравновешенным и не воинственным тоном принялся объяснять сидевшему перед ним ребенку свою жизненную позицию, - Мне все равно, как ты общаешься со своими родителями, чем ты занимаешься по ночам и сколько денег у тебя в кошельке. Твоя жизнь меня вообще не интересует. - Ен Гук сделал паузу, чтобы убедиться, что его слушают и не перебивают. - Но раз уж так вышло, что она по не зависящим от меня причинам пересеклась с моей, то тебе придется кое-что уяснить. Ты слушаешь меня? Чун Хон молчал. Хотя его оскорбленный обозленный взгляд выражал все, что он думал по поводу сына папиного друга, его привычки залезать в чужие комнаты через окно и читать малознакомым людям нотации, все же он молчал. Назидательный взгляд оппонента не предвещал ничего хорошего в случае ослушания. Чун Хон очень хорошо знал этот взгляд, сочетавший добрые намерения с угрозой. Именно так смотрел его отец, когда узнавал, что наследник сделал что-то совсем уж непростительное. Если промолчать и выслушать, то все закончиться разговором, но если возразить, за воплощением угроз в жизнь дело не станет. Поэтому Чун Хон стиснул зубы и прикусил язык. - Ты не закрываешь дверь у меня перед носом. – Проговорил Ен Гук отцовским тоном, еще ремень пусть возьмет для пущего эффекта, и образ будет завершен, - Отвечаешь, когда я к тебе обращаюсь, в уважительной манере, и не портишь мне настроение.- Высказав свои требования, парень перенес вес с одной ноги на другую и склонил голову набок. - Это понятно? - Ты не охерел указывать мне в моем доме? - пусть и слегка напуганный, Чун Хон сверкнул взглядом человека, чувствующего, что кто-то покусился на его эго и самодостаточность. Легкий весенний ветерок прошелестел по воздушным складкам тюля и опустился на щеку Ен Гука. Он чувствовал себя дворовой шпаной, дерущейся за территорию, и это чувство ему очень не нравилось, потому что парень давно вырос из того возраста, когда нужно было заниматься чем-то подобным. Но раз обстоятельства обязывают, он не побрезгует вспомнить дела минувших дней. Чун Хон, не привыкший уступать и, судя по увиденному за день, всегда получающий то, чего хочет, закусил губу от напряжения. - Это пока еще не твой дом. - Отбросив этот аргумент, Ен Гук по-приятельски улыбнулся, чтобы не пугать малыша, но тот лишь закатил глаза к потолку, - И я здесь не потому, что мне этого так хочется. Ты и сам прекрасно знаешь, что это было желание твоего отца. Если ты будешь продолжать вести себя со мной, как задница, то я не стану это терпеть и просто уеду, чтобы не портить себе настроение. - Заметив вспышку испуга в глазах напротив, вновь уставившихся прямо на него, Ен Гук понял, что потянул за нужную ниточку. - Может, обрадуем твоего отца прямо сейчас? Пойдем, скажем ему, что мне тут не нравится и что я уезжаю? Пойманный на страхе потерять расположение отца, Чун Хон обреченно и даже как будто немного пристыженно опустил глаза, но возможно, Ен Гуку просто показалось. Чхве младший молчал и, поджав губы, ждал, пока гость выскажется. - Не пойдем? – миролюбиво и беззлобно улыбнувшись, что взбесило Чхве еще больше, Ен Гук закончил свою завуалированную угрозу назидательным утверждением.- Раз так, начиная с этой минуты ты перестаешь портить мне настроение и ведешь себя хорошо. Усек? На какое-то время комната погрузилась в тишину. Улыбающийся пираньей Ен Гук возвышался над дизайнерским креслом, не догадываясь, что выглядит при этом вовсе не дружелюбно. А Чхве Чун Хон переваривал услышанное, впервые за всю свою недолгую жизнь столкнувшись с таким своевременным и бескомпромиссным отпором и не зная, как реагировать и что делать, чтобы сохранить лицо. Он вовсе не испытывал желания налаживать отношения с сыном друга отца, который носил идиотские костюмы, ходил по дому с блаженным выражением лица и превращался в машину для убийств, стоило по неосторожности ударить его дверью по носу. Но и гнуть свою линию, как теперь стало ясно, было не в его интересах. - Только при условии, что ты будешь как можно реже попадаться мне на глаза.- Проговорил Чун Хон, решив, что поразмыслит над этой ситуацией после, а пока просто все замнет. - Об этом можешь не беспокоиться. - Одобрительно кивнул Ен Гук, довольный тем, что воспитательная беседа прошла успешно. - Вот и славно. До свидания. - Бросил Чун Хон и махнул рукой в сторону окна, намекая на то, что у гостя больше нет причин задерживаться. Ен Гук усмехнулся, покачал головой и вышел через дверь.