За тысячи световых лет

      Путь наш лежал снова через Энарк, потом, не долетая до Дарккнелла, коррекция в системе Санрафсикс, и по одноимённому пути на Кабал. Там проживал состоятельный магнат по фамилии Вивека, он и числился получателем контейнера, который мы везли. В контейнере было оружие. Антикварные ружья, стоившие больше миллиона кредитов каждое. Их привезли рейсовым транспортом из соседней системы Умгул, где агент Вивеки приобрёл их у наследников недавно умершего коллекционера. Однако, до Кабала ещё нужно было долететь. Санрафсикс встретил нас самым настоящим космическим сражением. Причём, поначалу я даже не понял, что именно происходит, слишком незрелищным и нестрашным выглядел бой со стороны. Мелкие светлые точки, подсвеченные цветными уголками системы опознавания, слабые вспышки… Даже когда мимо нас, размазываясь от скорости, пронеслось огненное нечто, поверить в серьёзность происходящего было сложно.       — Это в нас? — спросил я, наблюдая, как Осока скупыми движениями рукоятей меняет курс.       — Нет. Шальная протонная торпеда. Нас не видят. На, смотри через это, — она протянула мне обруч с закреплённой на нём матовой изогнутой пластиной.       Я надел устройство на голову, и картина тут же изменилась. Окружающий интерьер кабины померк, контуры предметов превратились в слабые «стеклянные» линии, должно быть, затем, чтобы не забыть, что я не болтаюсь в пустоте. В то же время, космос стал ярким и хорошо видимым во все стороны. Стоило повернуть голову – и можно было разглядеть объекты с любого направления, будто корпус корабля и впрямь сделался прозрачным. Объекты в поле зрения подсвечивались точно так же, как на большом экране – синие, жёлтые, светло-серые.       — Кто здесь кто? — спросил я.       — Синие – импы. У нас в Республике, кстати, это был цвет противника, сейчас Империя обозначает синим свои силы, — пояснила Осока. — Жёлтые – неизвестные. Серые – гражданские с легальными идами. Думаю, имперский флот решил прижать наркоторговцев, здесь у них гнездо. Только как бы не получили по зубам сами. Контрабандистов много, корабли у них вёрткие.       Значок из четырёх оранжевых галочек скользнул по полю зрения, остановился на одной из гражданских отметок, быстро уходившей с арены сражения.       — Этот, как я понимаю, тоже из них, — сказала Осока. — Остальные легли в дрейф и не дёргаются, а он уходит, выжимает из движков максимум. Глупо.       — Почему же? — возразил я. — Разве не логично, что гражданское судно уходит из зоны обстрела?       — Было бы логично, в нормальные времена. А импы по разбегающимся начинают палить. Я уже насмотрелась на их тактику. И тот капитан не может об этом не знать. Вот. Залп. Приблизь его, на левом виске колёсико, и смотри, что будет.       Ракеты с имперского корабля компьютер обозначал иначе, чем другие объекты, а вместо подробных характеристик выводил всего две буквы, наверно, по какой-то общепринятой здесь классификации. Когда я повернул ребристую круглую ручку на краю пластины-экрана, фрагмент изображения выделился и укрупнился, позволяя рассмотреть рыбообразные очертания корпуса неизвестного корабля, детали конструкции и тающий след реактивной струи за кормой. Чёрт! Стоило мне пошевелить глазами, чтобы взглянуть, далеко ли ракеты, увеличение тут же выключилось. Пришлось повторять манипуляции. Хотя, наверно, это даже удобно для наблюдателя, работающего по многим целям, не надо каждый раз делать сброс вручную. За пару секунд до того, как ракеты его догнали, транспорт выполнил резкий манёвр, чуть не выскочив из поля моего зрения, заглушил двигатели. На борту его мелькнули огоньки. Компьютер отобразил шесть новых отметок. Зенитные? Да. Две из них, разойдясь под острым углом, поймали одну из атакующих ракет, она попыталась увернуться от первой отметки и напоролась на вторую, блеснула вспышка. Но остальные сманеврировали удачнее и мгновение спустя ударили в корабль. В свете местной звезды было видно, как из пробитого борта бьёт в пустоту струя то ли жидкости, то ли газа и останавливается, застывая, приобретает стеклянный блеск. Неожиданным реактивным моментом транспорт повело, он неуклюже повернулся, потом застыл. Похоже, двигатели ориентации ещё работали, и система управления справилась с вращением. В следующие несколько минут имперцам удалось подбить ещё две посудины наркоторговцев, поменьше, на сей раз, лучевым оружием. Одному повредили досветовые двигатели, да так, что он выбросил целый факел дымного пламени со стороны кормы. Его тоже стало крутить, а остановить вращение было уже нечем. Или некому. Второй повис в пространстве неподвижно. Казалось, ещё чуть-чуть… И тут чаша весов неожиданно качнулась в противоположную сторону.       — У этого на борту пожар, — сообщила Осока, указывая оранжевыми уголками на один из имперских кораблей. — Видишь, сбрасывают атмосферу из горящих отсеков. И на борту нарастает паника.       — Ты отсюда чувствуешь?       — Они в таком ужасе и растерянности, трудно не почувствовать. Идиоты, нет!!       Через секунду имперец беззвучно взорвался. Кусок носовой части, беспорядочно кувыркаясь, полетел вперёд, по курсу, изуродованные боковые пилоны – в стороны, всё остальное брызнуло роем мелких обломков.       — Звёзды… Где они понабрали этих деревенских кузнецов?? — простонала Осока.       — Ошибка экипажа? — догадался я.       — Элементарная, причём. Реакторное не тушат декомпрессией, там и клапаны сброса давления не установлены. Но они открыли переборку соседнего отсека и сделали. В результате течь в кессоне усилилась, давление внутри стакана упало, и гиперматерия коснулась стенки. Кто, ну, кто их учил??       — Получается, теперь преимущество на стороне наркош?       — Не просто преимущество, количество перешло в качество. При грамотном ведении атаки у импов не хватит оборонительных точек, и кто-то прорвётся. Видишь, ещё один имп схлопотал. Смотри теперь, что они сделают.       Имперские корабли выполнили перестроение и дали залп из всех пусковых. Пространство расчертили яркие следы протонных торпед, поле экрана замельтешило двумя десятками мелких отметок – ракеты. Почти все торпеды сразу ушли «за молоком», они летели по прямой, а ракеты, захватив цели, начали преследовать корабли противника. Наркоторговцы вынуждены были активно маневрировать, мне показалось, что два из них при этом едва не столкнулись. Чуть в стороне ещё один получил попадание в корпус и окутался облаком газов. Два огненных шара торпед ударили в обездвиженный транспорт, он разломился надвое, а затем кормовая часть разрушилась ещё раз, на несколько более мелких обломков. Только происходило всё это уже без имперцев: с интервалом в секунду они сорвались с места и исчезли среди слабых звёздных россыпей местного спирального рукава.       — Грамотный отход, — оценил я.       — Тактика у них отработана великолепно, а вот integrity race…       «Гонка за целостностью», что бы это могло значить? А, ну, конечно же!       — Борьба за живучесть, что ли?       — Да-да, она. Я раз видела, как имперский «Гоцанти» выгорел изнутри от одного-единственного попадания. А экипаж удрал в капсулах. Наши бы такое потушили в два счёта. Ну, пора и нам отсюда улетать, — Осока ещё раз проверила координаты и запустила гиперпривод.       Через несколько часов мы вышли в нормальные три измерения в системе планеты Кабал. Она была очень богата водой. Два её материка не превышали по размеру Северную Америку, всё остальное пространство занимали океаны. Мелких островов здесь, кажется, почти не было, зато огромных, размером с Новую Гвинею или Мадагаскар – несколько десятков. К одному из них и лежал наш путь. Космопорт – каменную плешь среди лесистой местности – я разглядел ещё с орбиты.       — Выше, относительно нас, расположен город, — подсказала Осока.       — Это где заливы в форме расчёски?       — Да, там стоянки для лодок, а на «зубьях» построены дома. Слева светлый пляж, это уже имение господина Вивеки. Да, забавный момент. Знаешь, как называется город? Палисад.       — Интересно. Случайное созвучие, или здесь живут носители вашего словиоски?       — По крайней мере, раньше жили. Люди на Кабале не основное население, различия между нациями давно сгладились, все говорят на базик, как на Набу.       — Кстати, а этот Вивека – человек?       — Нет, он криш, их тут довольно много. Надо с ним связаться.       На вызов ответил не сам хозяин, а его управляющий. Вид, к которому он принадлежал, я определил без труда по фильмам – бирюзовый родианин, представившийся как мистер Адебсу.       — Очень хорошо, — произнёс он дребезжащим тенорком, когда Осока сообщила о нашем прилёте. — Место для вас забронировано, передаю данные. Груз доставьте к боковым воротам…       — Любезный, — нахмурилась Осока, — доставка груза от космопрота в моём контракте не оговорена. Впрочем, из уважения к Вашему боссу я готова, но за дополнительную плату.       — Сумма?       — Двадцать процентов контракта.       — О, о, — Адебсу сморщил рот-трубочку. — Не дорого ли?       — Нормально. Мне придётся нанимать транспорт и охрану. За срочность с меня сдерут семь шкур.       — Хорошо. Раз так, я сам приеду за грузом. Ждите, — родианин завершил сеанс.       Ждать нам пришлось долго. За это время местное светило проделало путь в четверть небосвода и всё ниже опускалось к горизонту, туда, где с возвышенности лётного поля можно было разглядеть полоску воды. Впрочем, мы всё это время не скучали, тем для обсуждения у нас хватило бы на год. После первого часа Осока отложила деку и сказала с усмешкой:       — Ну, ясно. Мистер Адебсу решил испытать наше терпение. Флаг в руки. Пока он будет тянуть резину, мы с тобой закажем то, что я хотела здесь купить.       — Рыбу?       — Не только. Ещё моллюсков и… есть на Земле дерево, из плодов которого можно делать муку, как из злака?       — Что-то похожее есть, так и называют, хлебное дерево.       — Здесь тоже растёт. Мука получается сладковатая, её любят кондитеры, тоже надо взять. Жаль, что не погуляем с тобой по рыбному рынку, интересное зрелище, но ничего.       Курьер неизвестной мне национальности на летающем грузовике прибыл ещё через час, доставил четырнадцать контейнеров морепродуктов размером с нашу двухсотлитровую бочку и запаянные в вакуумную плёнку брикеты муки. В скромный грузовой отсек «Эспады» поместилось не всё, часть пришлось задвинуть в переднюю половину технического коридора.       — Ну, вот, — удовлетворённо кивнула Осока, проверив герметичность переднего люка. — Теперь немного терпения, сдадим груз и сможем сразу стартовать.       — Осока… Скажи, у тебя какое-то предчувствие?       — Да, здесь что-то произойдёт или может произойти. Чем быстрее стартуем…       — Тем меньше вероятность влипнуть? — закончил за неё я.       — По ощущениям – да. Посидим на свежем воздухе?       Мы устроились на ступенях кормового люка. Ширины створки не хватало, чтобы с комфортом расположиться плечом к плечу, и Осока села ступенью ниже, разместив маленький пластиковый поднос с проектором у меня на коленях. Рядом стояли два стакана. Снаружи было градусов двадцать восемь, дул ровный ветер, свойственный любому открытому пространству. От него нас неплохо прикрывал корпус «Эспады». В воздухе пахло тропическими цветами и особой, морской свежестью. Индустриальных запахов, как на Эриаду и даже в порту Тиида, не ощущалось вовсе, и немудрено: на всём поле, куда хватал глаз, виднелось всего семь кораблей, а вместить оно могло, пожалуй, штук тридцать. Адебсу хотел помариновать нас и помотать нам нервы? Получилось с точностью до наоборот. Несколько раз нам пытались помешать местные жители – мохнатые коротышки, напоминающие двуногих бесхвостых грызунов с большими беличьим ушами. Судя по принадлежностям, висящим на поясах, они работали в технической службе и всё пытались предложить различные услуги. Ну, хоть что-нибудь. Мы – отказывались, они уходили, а через некоторое время являлась следующая группа.       — Как они называются? — поинтересовался я.       Осока сказала, что сквибы. По её словам, этот вид, как и джавы, был мусорщиками, барахольщиками, азартными торгашами и отличными изобретателями, способными из чего попало создавать довольно остроумные приспособления – столь же функциональные, сколь и недолговечные. Сквибы тоже отличались назойливостью, но с бесцеремонными джавами не шли ни в какое сравнение.       — По крайней мере, оставленный без присмотра корабль могут обыскать, но на детали не разберут, — рассмеялась она. — Хотя профессиональными воришками становятся довольно часто.       — Ну, ещё бы! — не удивился я. — Маленькие, как кендеры, и такие же быстрые, попробуй их поймай.       В общем, местное солнце клонилось к закату, заходило с кормы, тень под нашими ногами всё укорачивалась, пока лучи звезды не осветили нас целиком. Сейчас, на закате, это было, скорее, приятно: температура понижалась, становился холоднее ветер, жар исходил только от пермакрита – галактического аналога бетона, что покрывал лётное поле. Диск звезды только что коснулся океана на горизонте, когда Осока, не закончив фразы, подняла голову, выключила проектор.       — Вот и господин Адебсу, — с усмешкой произнесла она. — Полагает, что достаточно унизил нас ожиданием.       Гости въехали на лётное поле прямо на спидере, остановив его шагах в двадцати от корабля. Родианина сопровождали два мордоворота, внешностью похожие на клингонов из «Стартрека», у тех, помнится, тоже по лбу шла полоса из костяных пластин. Здесь пластины были не таким широкими и спускались ниже, по приплюснутому носу. Волосы у обоих росли только по бокам и сзади головы, оставляя свод черепа оголённым.       — Это и есть криши, скорее всего, бедные родственники хозяина. Заставлять родичей трудиться – дурной тон, поэтому служат охраной, — вполголоса пояснила Осока. И светским тоном обратилась к управляющему: — Добрый вечер, господин Адебсу. Как удачно, что Вы приехали. Мы как раз раздумывали, заказать ли ужин. В местных ресторанах отличная кухня.       По лицу родианина с круглыми фасеточными глазами невозможно было разобрать эмоций, я лишь обратил внимание, как дрогнули воронки антенн на лбу.       — Закончим с делами вначале, — произнёс он.       Я поднялся в корабль, где в центре нижней палубы стоял подготовленный к передаче контейнер, включил привод миниатюрной кран-балки и вытолкнул груз в люк. После чего оставалось лишь опустить его на лётное поле и отцепить. Пока я задвигал обратно направляющую, родианин открыл контейнер, оглядел ружья и поставил отметку о приёме груза.       — Оплату попрошу наличными, — сказала Осока.       — Я уже перевёл сумму компании-посреднику. Вы сможете получить свою часть от них, в любой точке Галактики.       — Это нарушение условий контракта, мистер. Причём, уже вторая попытка. Вы получили такое указание от босса или действуете по собственной инициативе?       — Все жалобы – хозяину, — вмешался один из кришей. — Если он захочет тебя выслушать.       Осока в ответ не сказала ни слова, она просто посмотрела на криша. Таким взглядом, каким смотрят на тявкающего у твоей ноги йоркширского терьера размером с ботинок. Произнесла скучным голосом, по-прежнему обращаясь только к родианину:       — Вы только что подняли своему боссу наценку на перевозки в любой легальной компании. Впрочем, вы ведь в курсе. Всех благ.       За нами закрылся люк.       — А теперь старт, желательно, поскорее, — Осока вошла в лифт. — Напрасно он тянул с приездом так долго.       — Он с такой многозначительностью сказал, что деньги мы можем получить в любой точке Галактики. Какой-то подвох?       — Даже два, — Осока стала загибать пальцы. — Во-первых, перевод частному лицу на другую планету облагается комиссией. Пять процентов внутри сектора и пятнадцать – за пределы. Во-вторых, его пришлось бы ждать. Межпланетные транзакции по банковским правилам могут занимать до пятидесяти часов. Заранее заказать перевод в банк, где у тебя не открыт счёт, невозможно.       — Но нам ведь не срочно? Вернёмся на Набу и получим безо всяких переводов.       — Совершенно верно, — широко улыбнулась она. — А он об этом не знает.       Стартовый коридор нам дали через шесть минут. К тому времени на остров опустились синие сумерки, лётное поле осветилось рядами сигнальных огней. «Эспада» поднималась на восток, в противоположную от светила сторону, и всё равно минуту спустя нос корабля вдруг снова осветился. Ночь наступила только внизу, в стратосфере было ещё светло.       — Ну, что, мы избежали неприятностей? — спросил я.       — Как только стартовали. Алекс, я не знаю точно, что там было, — предупредила она готовый вырваться у меня очередной вопрос. — Детальные предчувствия Силы бывают только во сне, и то не каждый раз. Наяву чувствуется иначе. Знаю одно: пойди мы на рыбный рынок сейчас, это бы плохо кончилось.       — Понятно. Ку… — я прикусил язык, чтобы ненароком не закудыкать дорогу, и спросил иначе: — Какой курс теперь?       — На Шарлиссию. Оттуда есть Старая дорога. Довольно интересная точка. В этом месте все гасят привод, а если его не выключать, то без каких-либо дополнительных усилий тебя вынесет прямиком к Вохаи. Главное, не пугаться показаний приборов. Да, там есть аномалия, но она опасна только для нулевого ранга. Крейсер уже проходит спокойно.       — Понятно, буду иметь в виду.       В системе Вохаи выходить на досвет нам не потребовалось, только на Суарби, последней системе перед Панторой. Яркая белая звезда давала столько энергии, что обитаемая зона начиналась лишь возле седьмой планеты. Сама она для жизни пригодна не была, размером и видом своим напоминая младшего кузена Юпитера, зато пятый спутник под названием Сасевфи представлял собой полноценную планету величиной с Венеру. По словам Осоки, колонию на ней основал Корпоративный Сектор, очень уж удобно тут добывать тяжёлые металлы с соседних спутников. Верхние слои атмосферы гиганта – прекрасный источник инерта, то есть, реактивной массы для кораблей. Плазменным и ионным двигателям практически всё равно, что выбрасывать через сопла, принцип-то не химический. Сасевфи всегда смотрела на планету одной стороной, и в той её области, откуда виден газовый гигант, световой день делился на две части, между которыми происходило затмение. Другое полушарие было гораздо жарче и, так сказать, «континентальнее». День длительностью в двое стандартных суток и такая же долгая ночь вызывали колебания температуры больше, чем в пустыне Гоби. На такую интересную луну я бы с удовольствием высадился, однако, сейчас просить Осоку не стал. Кратчайший путь от Панторы обратно на Набу пролегает здесь же, потом, может, заглянем.       Ещё больше меня удивила сама Пантора. Она оказалась компонентом двойной планеты. Второй компонент назывался Орто Плутония. Судя по данным справочника, она была в два с половиной раза больше Земли, а из космоса выглядела как белый пуховый шарик. Один из ледниковых периодов заморозил планету, и больше она уже не вышла из этого состояния, отражая львиную долю падающих на неё лучей светила. Сама Пантора держалась более стойко, хотя и её полярные ледяные шапки имели угрожающе крупные размеры. Скорее всего, место земного умеренного пояса здесь занимала тундра, а тропический климат отсутствовал вовсе.       — Десять лет назад, при Председателе Чи Чо, панторанцы хотели заселять и осваивать соседку, — сказала Осока, — но там обнаружилась разумная жизнь, и Сенат Республики запретил.       — А там не тяжело ли будет для человека? — усомнился я.       — Нет, вполне терпимо, всего плюс девять процентов к стандартной силе тяжести.       — Кто же там живёт?       — Талзы. Помнишь, в вашем первом фильме, белый мохнатый гуманоид в кантине? Четыре глаза, хоботок вместо рта… Довольно похож на настоящего. Одной Силе известно, как они умудрились долететь сюда с Алзока, тут почти полсотни световых лет. По своей системе они летают на кораблях собственной разработки, но… Я видела их планетолёты. Душераздирающее зрелище.       — Может, деградировали?       — Возможно. Согласно архивам Библиотеки, тысячу лет назад колония на Орто Плутонии активно экспортировала руду из шахт. Сейчас скатились до каменных топоров и костяных копий.       — Ну, вот. Слушай, а мы разве садиться не собираемся?       — Нет. Нам вот туда, в треугольную равновесную точку. Звёздный терминал «Румелия».       В отличие от станции в системе Кода, «Румелия» была красива. Общими контурами она напоминала царский скипетр или маршальский жезл. Впечатление усиливалось обилием блестящих деталей: цепочки сигнальных огней, опоясывающие секции, прозрачные вставки на корпусе, то квадратные, то узкие прямоугольные, то совсем мелкие окошки-точки рядами, словно в банальной многоэтажке. Часть секций «жезла» имела цилиндрическую форму, две представляли собой срезанные шары, ещё несколько – восьмигранники. Истинный масштаб станции я смог оценить тогда, когда мы приблизились к одному из двух самых больших восьмигранных отсеков, расположенному в верхней трети «Румелии». Издали он казался навинченной на жезл гайкой, на самом деле, по моим ощущениям, имел в диаметре никак не меньше километра. По сравнению с этим сооружением «Кода» смотрелась бы как детский волчок рядом с торшером. Пристроек-шанхайчиков ни на восьмиграннике, ни на ближайших секциях не было и в помине – глухая стена корпуса с ровным светло-серым покрытием тёплого оттенка, ближе к бежевому, контрастные тёмно-синие обозначения. Перед тем, как «Эспада» нырнула сквозь плёнку силового поля в ангар, помеченный цифрой 2, я успел разглядеть поручни, идущие откуда-то сверху, от торца секции, к обрезу исполинских ворот. Не иначе, страховка для техников, обслуживающих наружное оборудование. Внутри, в ангаре, всё было так же аккуратно и опрятно. Сверкающие чистотой плафоны сигнальных огней, чёткая разметка на полу, будто её нанесли вчера. Пятна от технических жидкостей, конечно, присутствовали, но минимально. Среди разношёрстной публики сразу можно было отличить местных работников в одинаковых комбинезонах с разноцветными полосами, я предположил, что так обозначаются службы. Здешние военные носили униформу тёмно-бордового оттенка, их тоже было видно издалека. Перед выходом из корабля подруга предупредила меня:       — О нашем источнике топлива на станции ни с кем не говори. Не то чтобы я поголовно всем здесь не доверяла, но… Не будут знать наверняка – не скажут на допросе с помощью Силы.       — Извини, но разве это не очевидно? — удивился я. — Какой может быть ещё источник, если корабли…?       Осока покачала головой, положила ладонь поверх моего запястья, останавливая. Объяснила:       — То, что на свалке осталось некоторое количество законсервированных кораблей, здесь известно. Но что у меня есть коды опознавания для зенитных систем, не знает никто, кроме тебя. А другой источник топлива… Он существует. Называется «вороватый флотский мичман». В системах вроде Алзока сэкономленный продукт продать некому, импы возят в соседние и толкают через посредников.       — И ты под такого посредника косишь.       — Я ничего не утверждаю, но и не отрицаю, — лукаво улыбнулась девушка.       Снаружи Осока быстро переговорила с человеком в мундире и высоком головном уборе, похожем на клобук священника, и повела меня сначала в кольцевой коридор, где оплатила стоянку, а затем к общественным лифтам. Публика на станции представляла собой смесь бравых покорителей Дальнего Космоса в грубой, практичной и подчас довольно потрёпанной одежде и существ «городского» вида, как в порту Эриаду и на Набу. На удивление, панторанцев с бледно-голубой кожей и жёлтыми отметинами на лице попадалось не так много, даже среди служащих. Обычные люди встречались почти так же часто. Что касается других видов, большинство из них мы уже встречали раньше, за исключением, пожалуй, низкорослых агнотов, знакомых мне по фильмам, их на «Румелии» было немало, так и шныряли под ногами. На одном из этажей нам пришлось сделать пересадку. Большинство лифтов заканчивалось здесь, в гостиничной зоне, выше жили работники станции.       — Запоминай на всякий случай, — сказала Осока, — крайний левый лифт идёт наверх, в администрацию, но в жилой зоне персонала не останавливается. Чтобы в неё попасть, нужно пройти вот сюда, направо. Точно так же во всех лифтовых блоках.       — Ясно.       — Ну, а здесь вообще элементарно: последняя кнопка перед этажами администрации, видишь, они отделены чертой.       Коридор жилого этажа выглядел совершенно иначе. Не такой широкий, с мягким покрытием пола, вдоль наружной стены в промежутках между дверьми квартир вмонтированы продолговатые ящики с грунтом. Растущие в них вьющиеся растения оплетали изящные косые решётки, из-под потолка лился яркий свет ратьерных ламп. Над самими дверями светильников не было, дабы не слепить входящих. Центральную часть секции тоже занимали зелёные насаждения, пол отсека находился несколькими палубами ниже, а здесь, на уровне крон деревьев, в сад выходили небольшие балконы.       — Доктор! — окликнула Осока. Проходившая по коридору женщина-твилека с потрясающе красивым тёмно-красным цветом кожи обернулась, взмахнула своими щупальцами:       — Добрый вечер, моя милая! — она перевела взгляд на меня, улыбнулась ещё шире: — Здравствуйте.       — Позвольте представить, это Алекс, а это доктор Ветте Лестин, карантинная служба станции, — познакомила нас Осока.       — Очень приятно, — сказала доктор. — Ты надолго или как в прошлый раз?       — На пару дней.       — Заходи, есть что рассказать.       — Вот тебе первая надёжная персона на станции, помимо Чучи, — шепнула Осока, глядя вслед твилеке. — Она и её начальница Дэя – по совместительству местная контрразведка. Если вдруг что – можно к ним, всегда выручат. Ветте была долголетней помощницей сенатора Орна Фритаа и прекрасно знала Падме. Цвет полосы на униформе запомнил?       — Да, малиновый с чёрным.       — Обозначение медицинского карантина. Если ограждение такого цвета – лучше не лезть, контейнеры – лучше не трогать, дольше проживёшь.       Она остановилась у одной из дверей, положила ладонь на панель сенсора. Дверь, оформленная под старину, как и все остальные здесь, открывалась не поворотом, а уходила в стену, что слегка портило антураж. Она ещё не успела отодвинуться полностью, а из-за неё послышался женский голос:       — Гадаю, кто бы это мог быть?       На пороге стояла Рийо Чучи, девушка с голографии. Она, видимо, недавно вернулась с работы, так как одета была в форменную юбку того же оттенка, что и здешние военные мундиры, по боковому шву проходило золотое шитьё. Лиловая блузка без рукавов открывала тонкие руки и красивую шею, волосы девушки были распущены, и становилось видно, какие они длинные и густые.       — Привет, — произнесла Осока.       — Привет, — панторанка окинула джедайку взглядом, ахнула восторженно: — Новый костюм! Тебе необыкновенно идёт.       — Спасибо. Знакомьтесь. Рийо, это Алекс, Алекс, это Рийо.       — Добрый вечер, рада знакомству, — она внимательно посмотрела на меня золотыми глазами.       — Я тоже очень рад, — сказал я. — Вы простите, я пока недостаточно знаю базик.       — Не беда, я всегда подскажу, если что-то неправильно. Вот например: мне следует говорить «ты», — ей всё же не удалось сохранить напускную серьёзность, уголки губ поползли вверх, а в золотых глазах заблестели искорки смеха.       — Да, прошу прощения.       — Проходите, ребята, располагайтесь. Вы ужинали?       — Нет, по нашему часовому поясу для ужина ещё рановато, — сказала Осока. — Попроси буфет приготовить нам рыбу. Мы привезли.       — Конечно! А где она?       — Сдала вашей таможне. Инспектор сказал, отправит в Восемнадцатый Холодильный.       Панторанка подбежала к столу, включила голографический экран. И без того большие глаза её стали просто огромными:       — Сколько?? Две тонны?       — Ну, на станции шесть тысяч душ персонала, они тоже не откажутся. Там два вида собственно рыбы и немного моллюсков для холодных блюд.       — Послушай! На этот раз я всё же заставлю тебя взять деньги.       — Хорошо. На этот раз возьму.       — И даже не с… Что? — панторанка растерянно захлопала ресницами.       — Возьму, возьму. По себестоимости.       — Ох. Ну, хоть так. Всё, заказ я отправила, ждём. Теперь рассказывай, где была, что видела, что слышала. К новому знакомому, как я понимаю, слетала, — Рийо покосилась на меня, улыбнулась лукаво.       — Правильно понимаешь. И пригласила Алекса к нам. Как выяснилось, у него здесь родственники.       — Чудесно! Полетите к ним?       — Уже были. Думаешь, откуда этот наряд? Тётя Алекса уговорила купить.       — Далеко они отсюда?       — Нет, рядом, на Набу. Приглядись внимательно.       Рийо чуть наклонила голову, вглядываясь. Медленно произнесла:       — Раз ты про Набу… неужели семья Падме?       — Алекс её кузен, — подтвердила Осока.       — Да, теперь вижу, — взгляд панторанки потеплел ещё больше.       — Я тоже не сразу. Только когда стала показывать снимки, тут и сообразила.       — Как хорошо, что всё выяснилось! Рыбу вы где брали, на Кабале?       — Ну, да.       — Ограбление было при вас?       — Что-что? — привстала Осока.       — В утренних новостях сообщали, — Рийо потянулась к столу, включила и развернула к подруге экран.       Осока прочла и расхохоталась:       — Его ограбили, Алекс! Управляющего. Прямо за городской чертой. В тёмное время суток за пределами городов там неспокойно.       — Так, может, об этом предупреждала тебя Сила? — предположил я.       — Да не может, а точно. Не стартуй мы сразу, обвинили бы нас. Чужаки, были недовольны его обхождением, знали, что везёт антиквариат. Для любого копа первые подозреваемые.       — Ребята-а… — строгим тоном напомнила о себе Рийо. — я вас не понимаю.       — Да, надо на базик, — Осока быстро пересказала подруге историю с родианином. Добавила: — В общем, как обычно. Ты же знаешь мою способность вечно оказываться там, где происходит что-то.       — Как и выпутываться из этого победителем, — засмеялась панторанка.       В тот вечер мне снова пришлось много общаться на базик, впрочем, больших трудностей это не вызвало. Речь Рийо была такой же чёткой и разборчивой, как у самой Осоки, хотя и чуть отличалась. Понимать её было легче, чем дядю Руви, сестрицу Солу и племянниц, когда те не старались и говорили быстро. Ужин стал гармоничным дополнением к приятному вечеру, но Рийо, в отличие от семьи Наберри, не стала затягивать чаепитие и велела дройду убрать со стола.       — Жаль, что вы не задержитесь на этот раз, — вздохнула она. — Я бы слетала с вами, но Татуин…       — Да, раса Чучи не очень хорошо переносит перегрев, — пояснила для меня Осока. И снова перешла на базик: — На обратном пути побудем подольше. Покажем Алексу терминал, будет интересно. А завтра нам надо…       — Помню, помню. Утром всё организуем.       На ночь хозяйка порывалась уступить мне свою спальню, я счёл это слишком нескромным и отказывался. В итоге мне постелили в гостиной, а спальню заняли дамы. Уснуть я не мог довольно долго: опять новое место, тихий, но отчётливый звук работы незнакомых механизмов. В дальнем конце комнаты слабо светилось панно-пейзаж: панорама речной долины, лес по сторонам и затянутые лёгкой дымкой контуры городских кварталов вдали.       — Мешает? — услышал я тихий голос. — Могу погасить.       — Нет, спасибо.       — Я другое спросить хотела, — Рийо в длинном, по щиколотку, халате присела на подлокотник одного из кресел. — Тебе не холодно? Температура здесь ниже стандартной.       — Нет, нормально. У вас привычный климат именно такой?       — Да. На обратном пути обязательно слетаем на Пантору, всё увидишь сам.       — Спасибо. Я как раз хотел попросить.       Рийо помолчала. Потом сказала без всякого перехода:       — Вы с ней отлично общаетесь.       — Ну, она джедай и, наверное, может найти контакт с кем угодно.       — О, ты и прав, и не прав. Я знала многих в Ордене. Да, находить контакт их учат. Не заметишь, как расскажешь всё с момента рождения. Но стоит задать встречный вопрос – и встаёт барьер, — Рийо сделала ладонью разрубающий жест перед собой.       — Ведь имя моё – иероглиф… — пробормотал я, вспомнив, какими представлял себе джедаев по фильмам.       — Hieroglyph, — кивнула она, услышав знакомое слово. — Да, точнее не скажешь. Суммарный смысл не равен сумме смыслов элементов. Но Осока совершенно не такая.       — У меня чувство, что она ко мне лучше настроена, чем даже набуанские родственники.       — В этом можешь не сомневаться.       — Чем я заслужил, не могу понять? Тем, что похож на мою кузину?       — Сомневаюсь. Будь эта схожесть у неприятного человека, это бы только отталкивало. Да и не так это сильно. Начинаешь видеть, когда уже знаешь. А Осока не знала… Не спросить ли тебе у неё самой?       — М-м, да как-то неловко…       — Хи-хи, вот сейчас ты вылитая Падме, выражение смущения точь-в-точь её. Думаю, вы во всём разберётесь со временем. Спи.       Утром мы поехали на небольшом служебном лифте куда-то в самый низ исполинского цилиндра станции.       — Нарушаю я с тобой, — беззлобно ворчала на Осоку Рийо. — Узнают – шум будет до самого Ядра. А то и уволить могут.       — Тебя? Не говори глупостей, — фыркнула тогрута. — Да если и уволят, им будет хуже, чем тебе. Полетишь, например, на Набу, в университете лекции читать. А им придётся без тебя как-то справляться с этим кагалом.       — Чем?       — Не знаю точного смысла, у Алекса так говорят. Что-то шумное и хаотичное.       — Понятно, запомню, — Рийо украдкой многозначительно на меня покосилась, заметь, мол. А в трюме, когда Осока принялась проверять выделенный нам местной администрацией космический буксир, панторанка тихонько сказала мне:       — Слышал?       — Да. Но это естественно, она выучила мой язык.       — Не просто выучила. Она уже говорит, что некоторые вещи ей проще сказать по-вашему, на базик для этого приходится vavilony громоздить.       — Вау, — сказал я, на базик это означало то же самое, что и на английском. — Наверно, она слишком много говорила на моём языке у меня дома.       — Ох, — совсем по-земному вздохнула панторанка, воздев золотые глаза к потолку. Что имела в виду, осталось для меня загадкой.       Буксир, похожий на спасательную капсулу из фильма, только с дополнительными выпуклыми блистерами на боках и четырьмя штангами рулевых двигателей, торчащими крест-накрест, миновал люк в борту станции и выплыл в открытый космос. Как только мы миновали плёнку силового поля, исчезла тяжесть. Подруга предупредила меня об этом загодя, и я заранее побеспокоился о том, чтобы зафиксировать себя в пространстве. Для этого в тех местах, где настил пола соединялся с изогнутым бортом буксира, вдоль всего помещения проходили два ряда полукруглых скоб, как раз по размеру носка ботинка. Совсем недалеко от нас вдоль борта станции крепились в ряд, как патроны в патронташе на поясе охотника, продолговатые цистерны. Если буксир имел в поперечнике чуть больше двух с половиной метров, то цистерна – где-то метра три. Гондолы рулевых двигателей чиркнули по обшивке станции, звук получился неприятно-громким. Осока совместила стыковочные узлы, с лязгом защёлкнулись замки. М-да, изготовители этой посудины заботиться о звукоизоляции явно считали излишним, никакого сравнения с «Эспадой», где работу механизмов слышно лишь краем уха.       — Четыре-девять, выключайте захваты, — передала девушка по связи.       — Отключил, тяните, — донеслось из динамика.       — Как на паровозе, — сказал я, наблюдая за тем, как мы всё дальше отходим от «Румелии».       — По-другому никак. Голокамеры на бочки ставить не хотят, говорят, затратно. приходится вот так. Сейчас, откину кронштейн, будет получше.       Действительно, когда штанга с выносной камерой поднялась над буксиром на пару метров, и изображение с неё пошло на экран над стыковочным узлом, видно стало лучше. Однако, «сарделька» цистерны по-прежнему закрывала приличный сектор обзора.       — Видишь металлический блеск прямо по курсу? — спросила Осока. — Это и есть свалка. До войны она была точкой консервации, ну, или иначе говорят «пустотная база запаса». Здесь находились несколько десятков ненужных военных кораблей, опечатанных, с взведёнными оборонительными системами. В войну и после неё здесь же стали бросать всякий космический хлам. Пару старых кораблей разграбили, остальные оказались более крепкими орешками.       — Ясно. Слушай, а вот там, это не госпитальный фрегат? Только без кормовой части.       — Не совсем. Корабль такой же, но в артиллерийской модификации. Видишь, вот тут, тут и тут турболазеры главного калибра. Всего по кругу двенадцать стволов. У госпиталей их нет, только зенитные точки. Странно, что его не отправили на ремонт, модель современная. Всё остальное здесь значительно старше.       Она объясняла мне про разновидности кореллианских фрахтовиков, про посольские корветы – предшественники корабля Лейи из фильма и сразу демонстрировала их «на местности». Показала останки громадного войскового танкера, разграбленный лёгкий крейсер, лишившийся даже части обшивки. Неожиданно из-под пульта послышался дребезжащий звонок.       — Я тоже рада тебя видеть, — Осока вставила в гнездо кодовый цилиндр, передвинула изображение ползунка на жидкокристаллическом экранчике. Звонок поперхнулся и замолчал.       — Четвёртая кодовая позиция, запомни, вдруг пригодится, — сказала она. — И знакомься, это «Виолетта».       Исполинский звездолёт отдалённо напоминал имперский звёздный разрушитель, однако, имел более вытянутую форму с вырезами по бокам и сдвоенную надстройку. На верхней части борта по белой обшивке был нарисован огромный цветок, отдалённо похожий на фиалку, и рядом шла надпись «L. VIOLET». Латиницей, с лёгкой стилизацией под готику. Осока направила цистерну вниз, обогнула корабль со стороны днища, миновала зияющее отверстие в центре и припарковала нашу ёмкость в выемке размером с футбольное поле рядом с другой такой же.       — Хочешь посмотреть изнутри? — спросила она.       — Очень.       Не говоря больше ни слова, она развернула буксир и пристыковала его к противоположной стене выемки, где имелся такой же ряд узлов. Тут же включилась искусственная гравитация. Мы очутились в самой середине довольно большого отсека высотой метров пятнадцать-двадцать, причём, понял я это не сразу: три продолговатых светильника, освещающие стыковочный узел, не давали разглядеть то, что вокруг. Только когда Осока прошла глубже, и автоматика включила ещё лампы, выяснилось, что стоим мы на примерно пятиметровой ширины балконе, а за ограждением – провал на два-три этажа вверх и вниз. Внизу угадывались контуры каких-то летательных аппаратов, вверху громоздились трубы, балки и ещё непонятно что. Осока провела меня через очень знакомую дверь-ворота, открывающуюся по диагонали, за ней вспыхнули новые светильники, и мы пошли по длинному коридору. Некоторое время девушка молчала, потом негромко заговорила, глядя прямо перед собой. Республиканский разрушитель типа «Зверолов» был создан за несколько лет до войны. Восемнадцать «цветочных леди» были второй из построенных серий, они поступили в Республиканские Силы Правосудия, экипажи на них формировались ещё не клонерами и состояли из существ, рождённых естественным путём. Лишь позже, во время войны, на борт разрушителей прибыли клоны. В день государственного переворота и Приказа 66 клоны убивали не одних джедаев и не только служащих в Храме на Корусанте, но и многих адмиралов, воспринявших их действия как вооружённый мятеж. Там, где экипаж составляли одни клоны, проблем у них не возникло, а вот ветераны… Их было меньше, они понимали безнадёжность ситуации, однако, последний бой за своих командующих дали все. Особенно лютые схватки вспыхнули на борту тех кораблей, где было много добровольцев с Иридонии. Забраки и до того скептически относились к клонам, а уж в тот момент… Экипажи «Флоринды» и «Розалии» ушли из жизни вместе с кораблями, подорвав реакторы. Техникам «Лилианы» удалось выброситься прямо в облаке взрыва в спасательных капсулах реакторного отсека, те могли выдержать и не такое. На остальных кораблях клоны одержали верх и захватили тяжелораненых членов экипажа.       — И вот представь: тех, кто остался верен Республике, её как бы преемница Империя судила как бунтовщиков, — закончила рассказ Осока. — И отправила на Кессель, тогда эта тюрьма была коликоидской. Корабли по инерции поставили на капитальный ремонт. Заметил, с «Виолетты» выгружен главный реактор?       — Поэтому корпус вскрыт снизу?       — Да. Потом пришли новые распоряжения, и неисправные «Звероловы» пошли под разборку. А там, где ремонтные верфи расформировали, разбирать стало некому, и корабли просто оттаскивали на ближайшую орбитальную свалку. Тот фрегат, думаю, тоже стал жертвой закрытия верфи. Иди сюда, покажу, как включаются лифты.       Свет на мостике вспыхнул сразу везде, как только мы ступили на верхнюю лифтовую площадку. Интерьер здесь сильнее отличался от имперских кораблей, показанных в фильме, однако, передняя часть соответствовала точь-в-точь: балкон по периметру, центральная дорожка по продольной оси, а по бокам от неё две «оркестровые ямы» с рабочими местами для экипажа. Сейчас они были совершенно тёмными, лишь слабая белая подсветка обрамляла каждую из них, обозначая опасный край.       — Здесь тоже были истребители? — спросил я.       — И не только. Выдели мысленно центральную часть корпуса от начала скоса. Вот это всё ангар, а крыша над взлёткой раздвигается вдоль.       — Целиком? – я вытаращил глаза. Длина створок была добрых полкилометра.       — Да, всё, что выкрашено в красный, — кивнула Осока. — Сюда можно было сажать любые челноки и корабли с планетарным фреймом, хоть эскадру. На «Императоре» такой возможности уже нет, хотя он больше.       — Я вообще не понимаю, как управляются с имперскими истребителями на кораблях.       — Конвейерами. Подвешивают к потолку, как свиные туши на бойне, и перемещают. Точна старта, ангар, посты обслуживания. Всё быстро, удобно, но только для машин определённой конфигурации, никакой универсальности. Сами себя загнали, как это у вас говорится? В прокрустово ложе.       — Идея, доведённая до абсурда, из двигателя становится тормозом. Погоди. А это что за звук? Здесь есть ещё кто-то?       — Это моя местная подружка, — засмеялась Осока. — Дройд-уборщица. Я говорю «она», потому что упрямая, как не знаю что. Я три раза её выключала, возвращаюсь, а она снова прибирается. Укси! Ну-ка, ползи сюда, негодница!       Из-за угла высунулся край корпуса уборочной машины, нечто среднее между прямоугольной газонокосилкой и агрегатом для циклёвки полов. Только без ручки и провода.       — Она по-русски не понимает, — с усмешкой напомнил я.       — Интонацию она распознаёт прекрасно, — заверила Осока, и не думая переключаться на базик. — Что? Притереть хочешь? Ну, иди, иди, не буду я тебя больше выключать. Мы тебя ждём.       Машина словно включила повышенную передачу. Метнулась по рубке, почистила все места, где мы ходили и, чуть помедлив, остановилась рядом с нами.       — Поехали. Будешь поддерживать чистоту в нижнем ангаре, — Осока указала машине в лифт. И та подчинилась.       — Слушай, у меня возникает ощущение, что тебе становится проще выразить мысль на моём языке, чем на своём собственном, — осторожно заметил я, решив проверить сказанное Рийо.       — Есть немного, — улыбнулась Осока. — На базик, когда ты не в своём регионе, нужно говорить максимально просто. Недавний пример: Рийо понимает любые мои сложные фразы, потому что тоже жила на Корусанте, а твои родственники на Набу – нет. Мне с ними начинает не хватать лексики, приходится не общаться, а растолковывать… — она умолкла, похлопала ресницами и слегка растерянно произнесла: — Это вот я сейчас сказала? Однако. Но тоже хороший пример, в двух словах смысл целой фразы.       — Слово «притереть» из этой же оперы. Обозначает именно то, и ничто более иное, чем.       — Ах-ха-ха! Пожалей! — взмолилась она. — Этого я ещё не понимаю.       — Раз засмеялась, всё ты понимаешь, не прибедняйся.       — Ну, кому другому объяснить точно не смогу.       Упрямую кибернетическую уборщицу мы оставили возле ангара, как и хотела Осока. А прежде, чем улететь, проверили насосы, к которым подключались цистерны, нет ли течи. Всё оказалось в порядке: несмотря на то, что энергоноситель химически довольно агрессивен, трубы и стыки сохраняли герметичность, а роторы насосов крутились легко и без посторонних звуков. Обратный полёт прошёл даже лучше. Заполненную под завязку цистерну буксир разгонял и тормозил значительно ленивее, зато перестал так греметь: похоже в порожнем рейсе звуки дополнительно усиливала пустая ёмкость с инертным газом внутри. Аккуратно поставив цистерну на предназначенное для неё место, Осока загнала буксир в ангар, сдала механику, и мы отправились к её подруге. А там…       Там нас ждал накрытый стол. К обеду у Рийо собрались уже знакомая мне Ветте, её начальница, та самая Дэя, женщина с ярко-розовой кожей и такой гривой чёрных волос, что дух захватывало, Старший Администратор станции пожилой панторанец Инкип Риен Шо. Чуть позже пришли двое мужчин самой обычной земной наружности и женщина-панторанка, лицо которой было мне знакомо – накануне именно она дежурила в диспетчерской и вела переговоры по связи с Осокой. Мужчина этакого южного типа оказался компьютерщиком, его звали Сакис, второй, Кейран, как выразилась Рийо, заведовал маневровыми вопросами, я понял это так, что на станции он главный пилот. Последним прибыл крепкий панторанец в мундире, его сопровождали две жёлтые твилеки, одного взгляда на которых было достаточно, чтобы понять: сёстры.       — Майор Вантезо, глава наших пограничников, и мои фурии, Алема и Тиана, ночной кошмар перевозчиков-грязнуль, — с улыбкой представила их Дэя. — Жаль, доктор Беренко сейчас на дежурстве, она у нас с Набу и была бы очень рада познакомиться с Вами, Алекс.       В разговорах за столом я участия почти не принимал, в основном, слушал и старался побольше понять. Было немного неловко ловить на себе взгляды Ветте, твилека заметила это и негромко произнесла:       — Извини. Не могу не сравнивать.       — Вы хорошо её знали? — спросил я.       — Примерно так же, как наша хозяйка.       — Да, только на десять стандартных лет дольше, — заметила Рийо.       — Это можно не считать. В первый её приезд мы едва познакомились. Так что, всего на два года, когда она уже работала в Сенате.       Задерживаться на станции в этот раз Осока не собиралась. Сразу после обеда мы спустились в ангар, к «Эспаде». Рийо и майор пошли нас проводить.       — А вот и доктор Беренко, — улыбнулась панторанка. К нам подбежала, звонко стуча каблуками, невысокая рыжеволосая девушка.       — Добрый день, я Маррен, а Вы родственник Наберри? Очень рада, — выпалила она.       — Я тоже рад встретить соотечественницу моей родни, — учтиво ответил я.       — При отлёте карантинная виза не нужна, но, давайте, поставлю, — Маррен сделала пометку в датападе Осоки. Шагнула к нам вплотную и добавила шёпотом: — И да пребудет с вами Сила.       — Приятная девушка, —заметил я, когда доктор убежала дальше по делам.       — Дэя других не держит, — сказал майор. — Все хорошенькие, обходительные и абсолютно надёжные. Всего вам доброго, прошу меня простить, служба.       — Ну, что, — произнесла Рийо, когда мы остались одни. — Летите, решайте свои важные вопросы. Но помните, вы обещали вернуться и погостить. Да пребудет с вами Сила.       Поцелуй в щёку Осоке, потом, совершенно неожиданно, мне. На мгновение я утонул в золотых глазах панторанки.       — Подруга, только без сырости, — предупредила Осока. — Мы не на войну улетаем.       — Да, да.       Поднимаясь по трапу, я поглядел через плечо на панторанку… и чуть не споткнулся об очередную ступеньку. Поодаль, возле элемента конструкции, выступавшего из боковой стены ангара, уткнувшись в деку, стоял наш пассажир со станции Кода.