За тысячи световых лет

      Воздушному транспорту в Тииде разрешалось садиться лишь в нескольких особо отведённых местах, поэтому мы взяли наземное такси. Дройд-таксист полученное задание отработал чётко и с соблюдением всех правил: где это положено, снижал скорость, иногда до уровня быстрой ходьбы, пропускал пешеходов, и чуть больше, чем через десять минут мы стояли перед каменной лестницей, ведущей к дверям дома семьи Наберри. Однако, на звонки никто не отозвался.       — Возникает вопрос, — задумчиво произнёс я, — не намекает ли нам тем самым Сила, что без мамы идти к ним не надо?       — Исключить не могу, — пожала плечами Осока. — Но в подобных мелочах слушаться велений Силы необязательно. Зависит от того, что ты хочешь сам. Мадам, — обратилась она к проходящей мимо подтянутой старушке в широких брюках-трубах и расшитом жакете, — подскажите. Мы ищем Наберри, но никого нет дома. Могли они куда-то улететь?       — Нет, деточка, вернее всего, они пошли на рынок за продуктами на большой обед. Тут недалеко, направо за угол и по улице.       — Благодарю Вас.       — Она сказала, у них намечается какой-то праздник? — спросил я Осоку.       — Не совсем. Большой обед у нас это просто семейный обед в выходной день, когда собираются все. В остальные дни обычно работают, учатся и вместе только ужинают. Пойдём, поищем их?       — Да. Там и решим, стоит подходить или нет.       Выяснилось, что до рынка, и впрямь, близко, только с улицы нужно ещё раз повернуть. Мы едва не прошли мимо, лишь наблюдательность Осоки помогла сориентироваться и зайти в тупиковый проулок, в дальнем конце которого виднелись ворота. С поправкой на местную барочную архитектуру, это место удивительно напоминало хорошо знакомый мне Палашёвский рынок в Москве, небольшой, уютный, домашний какой-то. Спустя всего десять минут блуждания по рядам и разглядывания местных даров природы, мы обнаружили искомое семейство. Мужчина в годах, немного напоминающий актёра Жана Габена, степенная дама с прекрасной фигурой, молодая женщина и девочка лет одиннадцати-двенадцати с красивыми каштановыми локонами. Я с интересом разглядывал их. Если бы поставить мою тётю рядом с мамой, все хором сказали бы: «как похожи эти сёстры». Правда, существенные различия тоже имелись, и чем дольше я вглядывался, тем больше подмечал их. Моя мама – простая советская женщина, её кузина – именно дама, ей подошли бы старые времена, девятнадцатый век, где остались «балы, красавицы, лакеи, юнкера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки». Аристократка. Сказать кому, что их общий дед пахал землю и окончил три класса церковно-приходской школы в захолустном селе Овсянниково – засмеяли бы. Падме удалась явно в неё. Что касается другой моей троюродной сестрицы, то, вопреки ожиданиям, она мало напоминала Падме и мать: узкое лицо, светлые, как у отца, глаза и длинный нос. Хотя, вот губы и форма бровей – всё-таки наши.       — Пожалуй, не будем их беспокоить, — сказал я. — Привезём маму, тогда и…       Осока неодобрительно посмотрела на меня:       — Ответь на один простой вопрос: почему?       — Ты не понимаешь? Посмотри на них и на меня. Можешь представить меня в одной компании с этой благородной дамой? Я так с трудом. Я чужой им во всех смыслах… ну, кроме крови. Маму и тётю хоть детское знакомство связывает.       — Алекс, я не стану ни настаивать, ни советовать, потому что тоже не знаю этих людей. Но скажу тебе одно: Падме бы сейчас отругала сначала тебя, что выдумываешь глупости, потом меня, что не тащу к ним… на аркане, так ты, кажется, говоришь? — Осока сделала полшага в сторону, освобождая мне дорогу в направлении ворот. Посмотрев ещё раз в ту сторону, где весело переговаривались друг с дружкой мои дальние родственники, я зашагал к выходу с рынка. По пути случайно зацепив плечом худенькую девочку-подростка лет четырнадцати.       — Извини, — машинально пробормотал я по-русски.       — О-о, Анакина бы сейчас знатно переклинило, — заметила Осока, догоняя меня через пару шагов.       — Ты о чём? — не понял я.       — О велениях Силы. Особа, которую ты сейчас толкнул – ни кто иная, как твоя вторая племянница, старшая. И ей сейчас примерно столько же, сколько было Падме тогда.       Я обернулся. Девушка смотрела нам вслед, на лице её отражалось изумление. Осока была права: она очень напоминала Падме на том старом снимке, сделанном Айлой Секурой на Татуине, даже причёска с полураспущенными волосами, даже фасон блузки похож. Только лоб девушки до бровей закрывала чёлка, и брюк на ней не было – юбка и лёгкие босоножки. Девушка завертела головой, видимо, в поисках родичей, поэтому я поспешил отвернуться и ускорил шаг в направлении выхода.       Не тут-то было. Нас догнали через пару минут.       — Подождите! — запыхавшаяся дама посмотрела на внучку. — Это он?       — Да, — кивнула девушка. — Он сказал izvini, совершенно так же, как ты.       — Ты чей же будешь, милый? — русские слова давались ей с трудом, заметно было, что давно не говорила. А вообще, с мамой у них даже голоса похожи! Отмалчиваться теперь было уже невозможно, и я ответил:       — Сын Таши.       — Она выжила? Какое счастье! Я боялась, что умрёт. Такой голод, а она совсем маленькая была. Как ты здесь оказался?       — Проездом. Вот, подруга сказала, что Вы, возможно, моя тётя.       — И тест подтвердил это, — вставила Осока.       — Да какой тест, если всё и так видно! — всплеснула руками тётя. Обхватила меня рукой за плечо, поставила рядом с собой, а другой рукой прижала к себе внучку. — Скажете, нет?       — Ну, меня уговаривать не нужно, — сдерживая «хи-хи», ответила Осока. — Я хорошо знала Падме. И увидела сразу, как представилась возможность сравнивать.       — Падме… — тётя вся как-то сникла, опустились уголки рта, проявилсь тёмные тени под глазами. — Да, она была в меня, так же, как и вот, Рюу. Рюша, go call others. Tu bin right, he’s teer uncle… — вопросительный взгляд на меня.       — Тут меня Алексом зовут, — сообщил я, покосившись на Осоку. — Наверное, и Вы зовите так же.       — Меня – Бель, — улыбнулась она, взгляд её снова ожил. — Джобель полностью. Приёмная мама дала такое имя. И usa «tu», пожалуйста. На «ты».       Спустя пару минут состоялось знакомство с остальной частью фамилии: тётиным мужем, представленным мне как дядя Руви, младшей племянницей Пуджей, она сильно стеснялась и едва пискнула своё имя, и троюродной сестрицей. Та вознамерилась было сунуть мне руку для пожатия, потом, не закончив движения, решительно обняла за шею.       — Я Сола. Язык я плохо… — сказала она по-русски с кошмарным прононсом. —Подтяну, обещаю.       — Да я понимаю базик, всё хорошо.       — Ну, вот, в семье появился ещё кто-то, кто похож на мою маму больше, чем я, — вздохнула Сола.       — Ты в отца, что в этом плохого? — возразила тётя Бель. — Мы же не твилеки, где сходство дочери с отцом – целая трагедия.       — Почему? — спросил я.       — Ты их мужчин ещё не видел? Ну, увидишь, поймёшь.       — Помнишь Биба Фортуну? Вот они все, в основном, такие же «красавцы», — тихо пояснила Осока. Только тут на неё обратили внимание остальные.       — А Вы, мисс… вероятно, ученица Скайуокера? — поинтересовался дядя Руви. Тон у него был нехороший.       — Ну, конечно! — тётя Бель приобняла мою подругу за талию. — Осока, да?       — Верно, — кивнула Осока.       — Мне бы не хотелось иметь дело с… — глава семьи нахмурился ещё сильнее.       — Что ещё за разговоры?? — в голосе тёти опасно звякнул металл. По аналогией со своей мамой, у которой такое редко, но бывало, я решил, что в данный момент лучше вести себя тише воды и ниже травы. Иначе за компанию схлопочем и мы. Да, точно, вон, и у Солы на лице появилось выражение из серии «беги, дядь Мить». Я предостерегающе тронул за руку Осоку. А тётя Бель продолжала уже на базик: — Не напомнить ли тебе, дорогой, что эта девочка – ученица и нашей Падме тоже? Ты лучше спросил бы, не нужна ли ей помощь!       — Но у нас могут быть неприятности…       — Нет, если не будешь прямо посреди рынка в голос называть имена. Идёмте домой.       — Может быть, я, действительно… — всё же попыталась деликатно возразить Осока, но тётя Бель перебила:       — Всё. Идём.       Забрав покупки у последнего продавца, мы двинулись обратно к дому Наберри. Начинать обстоятельный разговор на улице было не слишком-то удобно, поэтому и мы, и семья Наберри, в основном, шли молча. В доме нас провели в гостиную – или, скорее, столовую – на первом этаже. Дом стоял на довольно высоком цоколе, и комната выходила на широкий балкон. Сола сразу приоткрыла одну из балконных дверей, предложила нам сесть, а сама с дочерьми понесла продукты дальше, на кухню. Тётя сунулась было за ними, однако, Сола мягко подтолкнула её обратно:       — Мы справимся. Поговорите.       Тётя Бель отодвинула от стола ещё один стул с высокой узкой спинкой, уселась к нам лицом. Заглянула мне в глаза.       — Ну, расскажи, — произнесла она. — Как вы живёте? Немца, конечно, побили? В космос сами полетели, или вас раньше нашли?       — Побили. В космос летаем потихоньку, сами. А найти нас официально ещё никто не нашёл.       — Я же в Солнечную систему специально не летела, — пояснила Осока из-за моего плеча. — Авария. Слепой прыжок.       — Господи! — всплеснула руками тётя. — Девочка моя, тебе просто сказочно повезло! У нас там вблизи обитаемых планет нет ни одной. Или уже есть? Полвека прошло.       — Пока нет. Что касается «повезло»… Один из моих наставников говорит, что не существует такой штуки, как везение. Меня определённо привела Сила. И на Землю, и конкретно к Алексу. Судите сами, какой у меня был шанс встретить его или его маму? Два из семи биллионов.       — Что ж, очень может быть. Я смотрю, ты и по-нашему уже говоришь, да ещё как! — умилилась тётя.       Осока потупилась:       — Я в детстве учила словиоски, вот, пригодилось в качестве основы.       — Да, похожий язык. Однажды, лет десять назад, мне повстречались женщины с Ильмены, мы отлично пообщались. Осока, а не кажется тебе, что и это тоже веление вашей пресловутой Силы?       — Так задолго? Не думала об этом. Может быть и такое.       Тётя Бель лукаво покосилась на меня. Я догадался, о чём она думает. Судьба. Созданы друг для друга… Хотелось бы надеяться, но я в такие вещи не очень-то верил.       — Алекс, ты у Таши один? — спросила тётя.       — Один.       — Отец её вернулся?       Я покачал головой:       — Ни он, ни твой. Мой дед так без вести и пропал, твой отец погиб в самом конце, на Сахалине, когда японцев добивали.       — Мамы?       — Умерли три года назад, одна за другой. Моя бабушка осенью, твоя мама незадолго до нового года.       — А мой брат? Сестра?       — У тебя теперь два брата и сестра. Младший во время войны родился, после того, как дядь Паша – ну, твой отец – был в отпуске по ранению. Все живы, все в порядке.       — Хоть это хорошая новость. Общаетесь с ними?       — Ох. Редко. Все разъехались по распределению, кто на Крайнем Севере, кто на Дальнем Востоке. Твой младший брат Толя, по-моему, в Тирасполе. А передвигаемся мы ещё очень медленно.       Разговор получался ужасно сумбурный и бестолковый. Я пытался что-то рассказывать, а приходилось отвлекаться, чтобы объяснять, одно цеплялось за другое, тянулось, тянулось… Тётя так много пропустила!       — Проще, Алекс, проще! — Осока положила кончики пальцев поверх моей ладони, как бы придерживая. — Не пытайся охватить всё сразу, это невозможно, да и не нужно.       — Осока права, — поддержала тётя Бель. — Подробности можно обсудить потом, а что совсем непонятно, я сама спрошу, не волнуйся.       — Обед готов! — сообщила Сола, появляясь в дверях. — Если вам интересно, девочки сегодня превзошли самих себя.       — Накрываем на стол! — немедленно взяла бразды правления тётя Бель. — Кстати, где папа?       Действительно, пока мы болтали, глава семьи незаметно ретировался, и немудрено: в нашей беседе он, как и внучки, не понимал ни единого слова. Сола указала глазами в сторону балкона:       — В саду. Кажется, разбирает почту, во всяком случае, уткнулся в деку и что-то пишет.       — Хорошо. Сейчас закончим сервировку, и его позовём.       С кулинарией Сола и дочери явно перестарались, тут хватило бы человек на пятнадцать, а нас за столом было всего семеро. Вот уж где я напробовался инопланетной снеди под завязку! Заодно получив море информации, что как называется и из чего состоит. Запомнить всё, конечно, не запомнил, хотя что-то в памяти удержалось. Осока тоже слушала очень внимательно, чуть прикрыв глаза. Со стороны можно было решить, что на просто задумалась о чём-то своём, только я-то уже достаточно на неё насмотрелся. Когда рассказывал что-то я или родители – ещё дома, на Земле – джедайка вела себя точно так же. И в любой момент могла поднять взгляд и переспросить что-то важное.       — Конспектируешь в уме? — тихо спросил я, приблизив губы к полосатому валику лекки на её виске, за которым скрывалось ухо.       — Ну, так, тезисно, — в тон ответила она. И добавила серьёзно: — Кое-что тут мне очень понравилось, надо будет взять пару уроков у твоей тёти и сестры.       — Сюда бы мою маму, вот кто увяз бы надолго.       — Не забывай, продукты здесь другие, из ваших аналогов не всё получится. Ещё?       — Пожалуй, нет, больше в меня не влезет ни крошки.       После трапезы нас пригласили наверх, на второй этаж. Роль верхней гостиной играл большой холл в центре дома, с одной стороны прямо в него выходила лестница, со второй начинался коридор к спальням. Четыре окна, по два в каждой стене, давали много света даже сейчас, в пасмурный день. Тётя Бель уселась на один из диванов, потянулась за спинку рукой.       — Отличная идея, дорогая! — заулыбался её муж.       В руках тёти появилась гитара, почти обычная, в глаза бросалось лишь одно отличие: колков на грифе не шесть и не семь, а целых восемь. С первых же аккордов я понял, что инструментом Бель владеет профессионально. Пусть я не музыкант, какой-никакой слух у меня имеется, и оценить звучание я способен. Мелодия, что она выводила сейчас, была, несомненно, романсом. Слова потекли так же тихо, плавно, вплетаясь в музыку, к середине куплета голос исполнительницы звучал сильно и ярко на фоне гитары, затем снова стал таять и вновь растворился среди аккордов. Осталась только музыка, превратив припев в продолжительный сложный проигрыш. Язык был мне незнаком, да и ладно, я просто слушал и наслаждался. Права Осока, не надо пытаться объять необъятное. За первым последовал ещё романс, за ним бодрая ритмичная песенка, снова романсы. Все они звучали немного проще первого, так сказать, без изысков, зато тут я уже понимал тексты, и это добавляло впечатлений. Вот этот сюжет я где-то встречал раньше. Ах, ну, конечно! «Если любишь, найди». Мелодия совершенно другая, ничуть не похожая на наше танго, а смысл точь-в-точь о том же самом: карнавал, случайная встреча и тщетные поиски прекрасной незнакомки.       — Тёть Бель, ты, случайно, на сцене не выступаешь? — спросил я в одной из пауз.       — Нет, только вот так, для своих, — улыбнулась она. — И всю жизнь мне говорят, что зарываю талант в землю.       — Голос у тебя потрясающий.       — Спасибо. Скажи, а какие старые песни поют у вас? Например, вот эту…              Надоело говорить и спорить       И любить усталые глаза.       В флибустьерском дальнем синем море       Бригантина поднимает паруса.              Конечно, я знал! Едва-едва удержался, чтобы не подтянуть в голос. Тётя увидела это и продолжала петь с широкой улыбкой. Взяв последний аккорд, шутливо укорила:       — Чего ж не подпевал?       — Из меня певец, как из слона балерина.       — А ты потихоньку, негромко, и вдвоём получится хорошо. Давай, что знаешь.       Сама она, как оказалось, помнила очень и очень много. Все эти песни я слышал когда-то, некоторые знал хорошо, но тётя исполняла их так, так… В фильме «Истребители» незабвенный Марк Бернес аккомпанировал себе на рояле, менял темп, комкал проигрыши между куплетами. Тётя сделала мелодию «Любимого города» мягче, пела ровно, негромко, с этакими нотками задумчивости. Пожалуй, ничем не хуже оригинала. А вот «Спят курганы тёмные» она неожиданно воспроизвела с невероятной точностью – каждую ноту и даже то характерное довоенное произношение, что хорошо помнил и я. Не из кино, где пел другой артист, а именно бернесовское. У меня аж мурашки по спине пробежали. Скорее всего, мы с ней слушали одну и ту же граммофонную пластинку, только в те времена она была новой, а мне досталась уже видавшей виды, с парой приличных царапин. Пластинка до сих пор лежала у нас дома.       — Вот эту ты мне часто пела в детстве, — оживилась Сола. — И предыдущую, кажется.       — Ох, из чего я только не делала им колыбельные, — со смешком призналась тётя Бель. И наиграла первые ноты «Однозвучно гремит колокольчик».       — Да, да, — Сола закивала. — Тоже помню.       — Ещё очень люблю последнюю, что я слышала там, на Земле. Весной, перед тем, как сошёл снег, и я оказалась здесь, в посёлок привезли новую картину. Её сняли перед самой войной. Мы два раза ходили.       — Кажется, я знаю, про какой фильм речь, — вставил я. — «Морской ястреб»??       — Именно. Знаешь её? Ну-ка, давай вдвоём.              Закурим матросские трубки       И выйдем из темных кают       Пусть волны доходят до рубки       Но с ног они нас не собьют!       На этой дубовой скорлупке       Железные люди живут.              Уходит от берега «Ястреб морской»,       И девушка машет рукой.              Мы клятвой связались до гроба.       Пусть тысяча бурь впереди,       Ведь ястреб под вахтенной робой       Наколот у нас на груди.       Эй, старый разбойник, попробуй       К родным берегам подойти!              Уходит от берега «Ястреб морской»,       И девушка машет рукой.              Мы дружбу скрутили канатом,       Гордимся мы дружбой такой.       Мы в море выходим, ребята,       Нам Родина машет рукой.       Над палубой парус крылатый       Взлетает как ястреб морской…              Уходит от берега «Ястреб морской»,       И девушка машет рукой.              На последнем куплете к нам присоединилась Сола. Слов она, видимо, не помнила, но её тихое «а-а» через полусомкнутые губы пришлось как нельзя к месту.       — Галактически, — произнесла тихоня Пуджа. Дядя Руви зааплодировал. А Рюу, пересев на диван рядом с Бель, сказала:       — Я хочу знать язык. Научи меня.       — Ну, хорошо, — ответила та. — С условием: не филонить.       А я ощутил лёгкий тычок в бок.       — Чужой, значит? Дама, значит? — язвительно произнесла Осока.       — Был неправ, фигню сморозил, — повинился я. И вздохнул: — Тем печальнее думать, что у меня была ещё одна сестра. Которую я уже не увижу.       Ужин в тот день напоминал, скорее, лёгкое чаепитие – лишь позже я узнал, что в их доме так бывает далеко не всегда. Чай и сладости подали наверх, в холл-гостиную. Руви, очевидно, решил, что момент удобный, и завёл речь о делах. Из предшествующих разговоров мы были уже в курсе, что семья Наберри занимается помощью переселенцам, а средства на это благое дело зарабатывает сельскохозяйственным производством. У предков Руви в собственности были обширные земельные наделы, на них выращивали продукты, пасли скот, фрукты, овощи, молоко и мясо перерабатывали в автоматизированных цехах. О дройдных комбайнах, цехах и мастерстве своих механиков, поддерживающих всё это в идеальном состоянии Руви мог говорить бесконечно, днём тёте Бель пару раз приходилось умеривать его энтузиазм. Теперь он хотел знать, чем занимаемся мы. Моя работа, ожидаемо, у него не вызвала особого интереса, а Осокина – напротив.       — Вы ещё не думали придать своей деятельности более упорядоченный характер? — спросил он. — Надеяться на случайный попутный груз, конечно, можно, но… У Вас быстрый корабль. Грузоподъёмность курьера, конечно, невелика, однако, за перевозку скоропортящегося или ценного груза можно получить хорошую плату. Иногда и небольшой крюк имеет смысл сделать.       — Мне, в общем-то, пока хватает, — пожала плечами Осока. Покосилась на меня, добавила: — Хотя, Вы, наверное, правы, надо заняться вопросом более серьёзно.       — Кое-что из особенно срочных грузов и я смог бы Вам подкидывать. А так… Бель, дорогая, как думаешь, кто из транспортных посредников заслуживает полного доверия?       — Наша местная «ЭджЛог» точно, — ответила тётя. — Пожалуй, парочка внешних. С ними напрямую связываться не стоит, лучше через моих знакомых в представительствах.       — Да-да, безопасность здесь играет первостепенную роль.       — Хочешь, я завтра познакомлю тебя кое с кем из брокеров? — предложила Бель Осоке.       — Пожалуй. Если тебя не затруднит, — сказала та.       Покончив с чаем, Осока через свой датапад соединила голопроектор дома Наберри с хранилищем информации «Эспады». Ей было что показать моим родственникам. Наше телевидение джедайка затронула совсем чуть-чуть, слишком многое требовалось переводить, больше демонстрировала свои съёмки Москвы.       — Почти ничего не узнать, — вздохнула тётя Бель. — Самый центр только. Вот здесь, по набережной, я помню, от Кремля до военной академии, где отец электриком работал, были маленькие старинные домики, а сейчас одна церковь осталась.       — После войны тут хотели восьмую высотку строить, — объяснил я, — даже нижние этажи обрали, но Сталин умер, пришёл Хрущёв…       — Господи… Никита Хрущёв?? Он же… дурак. Папа так говорил. Был рад без памяти, когда того на Украину спровадили.       — Вот он сначала там дел натворил. А в середине пятидесятых стал генсеком. Девять лет проруководил, пока его не сняли. Правда, в космос мы полетели именно при нём, тут не прибавить, ни убавить.       Солу в Осокиных хрониках заинтересовало другое.       — У вас почти совсем нет длинных платьев, — сказала она. — Даже в торжественной обстановке женщины одеты, как в ночной клуб.       — Возможно, когда-нибудь снова будут, — пожал плечами я. — В нашей моде длина меняется циклически. В пятидесятые и семидесятые была ниже колен, в шестидесятые и сейчас – выше. Может, когда-нибудь вернётся и совсем длинное, как у вас. Хотя, вряд ли скоро, в такой юбке в транспорте ездить неудобно.       — О, да, — согласилась тётя Бель, потрепав пальцами складки собственной юбки. — Воображаю, с каким трудом барышни начала века вот в этом забирались в трамвай. Двери узкие, ступеньки…       — Плюс представь, что в одной руке сумка с продуктами, — с усмешкой добавил я. — А то и в обеих. В начале века этого не было.       — Ужас какой! — засмеялась тётя.              Ни о каком ночлеге на корабле, тем более, о гостинице для нас женщины семьи Наберри даже слушать не захотели. Главный тайный сговор произошёл между Солой и Рюу. Первая за ужином объявила, что, поскольку её муж всё равно на строительстве хатт знает где и вернётся нескоро, Осоку она забирает ночевать к себе.       — Заодно пошушукаемся, — сказала она лукаво.       Мне же свою комнату уступила племянница, объявив, что переночует у сестры.       — Как когда-то в детстве, — улыбнулась Пуджа, которая была совсем не против потесниться.       — Да, тут была детская, и дверь к родителям в спальню осталась. Ещё с того времени, как мама и тётя были маленькие, — выдала семейный секрет Рюу. — А нам в следующую. Пойдём, дядя Алекс.       Я оглянулся на Осоку, но та покачала головой: не пойду, мол. И тут только я сообразил, чьей была раньше та дальняя комната. Вошёл, спросил:       — Здесь жила Падме?       — Ага, — совсем по-земному ответила Рюу, она, видимо, переняла это словечко от Бель. — Тут всё так и оставалось с тех пор, как она улетела в столицу, тогда ещё сенатским Представителем. Я только голографии её со стен сняла, ну, уже после… Тяжело каждый день смотреть, сразу слёзы из глаз. Ты моментами очень её напоминаешь. А вот тут, над уголком рта, у тебя родинка, у неё была в этом же самом месте.       — Серьёзно?       — Да, ну, смотри же сам! — она бросилась к письменному столу, передвинула на центр тарелку проектора, включила, отыскала голографию.       — Верно, — согласился я. — Только у меня она бледнее. А я запомнил только эту, на левой щеке.       — У тебя тоже есть, но выше, под самым глазом.       — Да… — я не знал, что говорить.       Рюу помолчала, глядя на голограмму, потом спросила тихо:       — Как на твой взгляд, похожа я на неё?       — Удивительно похожа, — совершенно искренне ответил я. — И анфас, и в профиль.       — Все говорят, больше, чем на родную мать.       — Иногда так бывает. Игра генетики. А мама у тебя замечательная.       — Вы подружитесь, мне кажется. Хорошо, что ты к нам прилетел, дядя.       — Теперь и я думаю, что хорошо. Жаль, слишком поздно.       Рюу взглянула на меня, решительно выключила изображение. Сказала:       — Приготовлю тебе постель.       — Спасибо, хозяюшка.       После дивана на корабле кровать Рюу – точнее, не Рюу, а Падме – показалась мне чересчур мягкой. Да ещё комната эта. Я долго лежал с открытыми глазами, разглядывая в полумраке очертания предметов и пытаясь представить, как жила в этой комнате кузина, которой я никогда не знал. Девочка из другого мира… Возможно, живи они с нами в одном городе, мы бы и общались, хотя… Кого я обманываю? Одна из сестёр моего деда, тёть Маша, живёт в соседнем районе. Часто мы с ней видимся? Раз в год? Её внуков, своих троюродных сестру и брата, я вообще не видел примерно с тех пор, как в институт поступил. То же самое тёть Саша и её внучка. Да и разница в возрасте играет роль. Согласно моим подсчётам, Падме была старше меня на шесть лет. В детстве это целая пропасть. Самое парадоксальное, отношения с Солой я вообразить вполне мог и живо представил, как она, взрослая и серьёзная, ведёт меня в школу: «Поживее, Алекс, я на лекции опаздываю!» Не сестра, а добавочная мамашка. А потом, возможно, я сам водил бы так же Рюу и Пуджу. Интересно, как бы их звали у нас? Я вспомнил тётино «Рюша», и мне стало весело. Кажется, с этими мыслями я и уснул.       Снилось мне что-то хорошее, хотя и немного странное. Например, как будто бы Сола и Падме вдвоём устраивают мне, маленькому, выволочку, что я ушёл со двора и долго не возвращался. Мамы, дескать, с ума сходят, мы тебя бегаем, ищем, ты не забыл, братец, что мобильных телефонов у нас ещё не изобрели? Или ещё: будто мы с Падме и её подругой едим мороженое, сидя на скамейке на бульваре. Они треплются о своём, о девичьем через мою голову, а проходящие мимо мои одноклассники буквально облизывают их глазами, временами угрюмо косясь на меня: вот же повезло этому дураку сидеть с двумя такими красивыми и взрослыми девчонками! Оборвался сон, как часто бывает, на самом интересном месте: к нам подошли трое записных школьных хулиганов и начали говорить что-то обидное, но что именно, я понять не успел. Открыл глаза, повернул голову и увидел Осоку, она сидела на корточках возле кровати, положив ладонь мне на плечо. Сказала:       — Доброе утро, Алекс.       — Действительно, доброе.       Она чуть наклонила голову:       — Ты весь сияешь.       — Сон хороший приснился. Чудной немного, но хороший, — я почувствовал, что улыбаюсь помимо воли.       — Рассказывай!       Я принялся пересказывать увиденное во сне. Когда только что проснулся, это легко, ночные образы не успели ещё подёрнуться дымкой и растаять на утреннем солнце. Припомнились даже мелкие детали. Как я изо всех сил пушил хвост перед фантастически красивой Айлой, как реагировала она с высоты своего возраста. Ещё бы, шесть классов разница, в то время я был бы для неё не более чем забавный мелкий зверёк, которого почешешь за ушком, а он и рад. А Падме, наверняка, было бы так весело за всем этим наблюдать… Осока слушала задумчиво, глядя куда-то мимо меня.       — Да, с воображением у тебя полный порядок. В таких подробностях… — девушка помолчала. Глаза её подёрнулись дымкой неведомых мне воспоминаний, уголок губ приподнялся, словно она хотела улыбнуться, да так и не закончила движение. Добавила: — Самое забавное, оно всё так и было…       — Который час? – спросил я, чувствуя, что молчание затягивается, а настроение у подруги падает.       — По Тииду без четверти восемь, по Москве половина десятого, — Осока едва заметно тряхнула головой, сказала уже более бодро: Я чего зашла-то. Нас к столу зовут.       За завтраком мы оказались вшестером.       — А где Пуджа? — спросил я.       — Побежала на занятия по боевым искусствам, — ответила Сола. — Будущий политик должен уметь за себя постоять.       — Она хочет стать политиком?       — Да.       — Ты, кажется, не очень этому рада.       Сола пожала плечами. Вместо неё ответила тётя Бель:       — На самом деле, я тоже не в восторге. Когда шла в политику Падме, она хотела помогать людям, менять жизнь к лучшему. Пуджа говорит: «я буду, как моя тётя, и добьюсь большего, чем она». Это не одно и то же, согласись.       — Когда стремишься к большему, важно не забывать, для чего, — философски заметила Осока. — Иначе…       Она не договорила, и намёк понял только я. Про Вейдера здесь мы пока решили не рассказывать.       — Да, да, — кивнула тётя. — Поговоришь с ней, может быть?       Осока аж поперхнулась:       — Пф, да я-то что ей за авторитет!       — А где сейчас на Набу авторитеты найдёшь? — поморщился дядя Руви. — Был один, тоже сенатор…       — Да весь вышел! — громче, чем следовало, произнесла тётя, подводя черту под опасной темой.       — Есть предложение, — сказала Осока. — Отвезти её на каникулы к одному из бывших сенаторов, пусть поучится. Сола, — она перешла на базик, — когда у Пуджи каникулы?       — Через десять недель, — осветила Сола.       — Осока предлагает ей пройти практику у сенатора, — сообщила Бель.       — О, было бы просто великолепно!       — Тогда я поговорю, — кивнула Осока.       — Девочки, — сказал Руви, — я с утра съезжу на ферму. Сола, ты командуй в офисе, а ты, дорогая, не отвлекайся от гостей. Что-нибудь привезти из зелени?       — Зелень ещё есть, привези грибов, мы вчера с разгону всё израсходовали, — отозвалась Сола.       — Хорошо. Рюу, собирайся быстрей, подброшу тебя.       Перед самым выходом из дома тётя, извинившись, поднялась наверх, а когда возвратилась, вручила мне небольшую вещицу из тускло-белого металла. Очертаниями она отдалённо напоминала французскую геральдическую лилию, на обратной стороне имелась булавка.       — У тебя нет никаких документов, — сказала она. — Вот это снимет многие вопросы. В таком виде знак имеют право носить лишь члены одного из королевских домов Набу, и ты, как кровный родственник, в том числе.       — Неудобно…       — Ну-ка, не спорь! Считай её памятью о сестре. Падме этой брошью закалывала шейные платки.       — Разве что как память, — сдался я, подумав, что носить заколку постоянно вовсе не обязательно.       — Надо будет ещё подумать, можно ли наладить обмен чем-нибудь с Землёй, — предложила тётя уже в такси. — Тогда заниматься перевозками не придётся.       — В одну сторону мы уже знаем, — ответила за меня Осока. — На Земле довольно дорогое золото.       — Ну, вот. Обратно тоже что-нибудь должно быть. Жаль, господин Глюм уехал с Набу на другую планету. Он был придворным ювелиром, он кому, как не ему, в этом разбираться. Спасибо, Алекс, — тётя оперлась на мою руку, другой подобрала подол, чтобы подняться по ступеням в корабль.       — Грузы я буду брать в любом случае, — продолжала тему Осока. — Во-первых, перевозки дадут мне репутацию лояльной гражданки. Во-вторых, можно спокойно появляться в любом месте, и ни у кого не возникнет подозрений.       — Собираешься искать своих? — догадалась тётя.       — Обязательно.       — Тогда, возможно, имеет смысл поменять корабль на менее приметный?       — Я уже над этим думала. Есть одна сложность: на «Эспаде» уникальная система маскировки. Переставить её на что-то другое сможет далеко не всякий механик. И нужно исключить утечку информации. Иначе за мной потом пол-Галактики будет гоняться.       — Проблема, — огорчилась тётя Бель. — Даже не знаю, чем помочь, на механиков у меня выходов нет.       — Не страшно, разберусь.       — Ну, хорошо. Давайте посмотрим твои записи с Земли, мы ведь за этим пришли.       Следующие пару часов мы занимались тем, что разбирали и сортировали Осокины записи земного телевидения. Сетка вещания была мне более или менее знакома, поэтому кое-что я пометил сразу – вечерние художественные фильмы, мультики, новости. Дневные эфиры просматривали на перемотке: с прошлого года, когда я сидел «за свой счёт», и телевизор бывал включён днём, набор передач изменился довольно сильно. Тётя Бель попросила отобрать как можно больше музыки, да я и сам теперь догадывался, что это ей будет интересно.       — На музыке у нас специализируется, скорее, радио, — объяснил я ей. — Чтобы на работе слушали или за рулём. Сейчас с телевидением разберёмся, найдём музыкальные волны и перепишем целиком.       — Спасибо большое.       — Новости лучше не смотри, ей-богу, — предупредил я.       — У вас тоже неладно?       — Очень мягко сказано. Можешь очень расстроиться.       — Буду иметь в виду. Ну, что же. Объём накопителей, чтобы уместилось всё это, нам понятен. Предлагаю пойти на Центральную ярмарку, здесь недалеко, и приобрести их.       — Разве на Набу нет системы доставок? — удивилась Осока.       — Есть, конечно. Но нам ещё нужно подобрать тебе костюм для сегодняшних визитов.       — Это обязательно?       — Крайне желательно. Ты должна выглядеть как активная деловая женщина из внутренних миров, а твой нынешний наряд характерен, скорее, для Внешнего Кольца.       — Я, вообще-то, и в Храме ходила так же. Ну, ладно. Пусть будет костюм. А заодно оденем Алекса во что-то более практичное.       — Меня-то за что? — возмутился я.       — Твоя одежда слишком городская для мест, куда мы полетим дальше. Обувь надо поменять точно, не выдержит, а лучше и брюки.       — Согласна с Осокой, — поддержала тётя. — Не стоит портить такие полуботинки ходьбой по камням и грязи. Да и штаны все извозишь.       Такие, значит, да, две на одного, хотел сказать я, однако, вовремя вспомнив, что спорить с женщиной – напрасный труд, сдался.       — Ой, тёть Бель, чуть не забыл! — спохватился я. — Тебе мама подарок передала, — и протянул ей коробочку. Реакция тёти была очень бурной:       — Вы с ума сошли!       — Что? — не сразу понял я. — У вас такое не носят?       — Что ты, что, ты, украшения чудесные. Но это же солнечные камни, целое состояние!       — Ты не ошиблась, тётя?       — Вряд ли, Алекс, — сказала Осока. — Это, действительно, очень похоже на солнечные камни. Они органического происхождения?       — Да. Окаменевшая смола.       — Покажем ювелиру на ярмарке, — предложила Бель. — Тогда будем знать точно.       Центральная ярмарка Тиида представляла собой многоэтажный крытый рынок. Нижний уровень занимали продуктовые ряды, второй и третий – торговый центр. Скорее всего, Осока с джедайской практичностью быстро выбрала бы что-нибудь подходящее и ушла. Тётя Бель джедайкой не была и не угомонилась, пока не изучила ассортимент в каждом магазине. Осоке она подобрала стального цвета блузу в V-образным вырезом спереди и небольшим прямоугольным – сзади. Рукавами служили двойные оборки в виде своеобразных крылышек, от талии расходилась баска, тоже двойная.       — Не нравится? — спросила тётя, наблюдая, как Осока оглядывает себя в зеркале со всех сторон.       — Нет, очень хорошо, только возникает небольшая сложность. Мой ремень надевать поверх нельзя, будет некрасиво лежать вышивка впереди. Под низ – тоже, из-за сумки.       — А давай их разделим? Перевесь свою ленту вот на это, — тётя сняла со стенда тонкий ремешок из плетёного металла. — Его под низ, а основной ремень поверх. Ну? Смотри, как чудесно получилось!       — Да, это решение, — согласилась Осока.       К блузе тётя нашла юбку ниже колена, точно такого оттенка, как полоски на рожках и лекках тогруты. Юбка была узкая, но хорошо тянулась, не мешая ходить. Разумеется, высокие сапоги, как у Осоки, к ней не подходили, пришлось покупать туфли. Заодно подобрали ботинки военного типа для меня. Это оказалось намного легче, чем я опасался: специальный агрегат в магазине подгонял обувь так, словно покупатель уже хорошо её разносил. На Землю бы такой, горя бы я не знал!       — Нормально? — спросила нас тётя. Мы кивнули. Бель улыбнулась, сказала Осоке: — Вижу, вижу, что длина нелюбимая. Пойдём-ка, посмотрим ещё брюки к этой блузке, на каждый день.       — Да ну, не стоит!       — А что, надеть её один раз и повесить в шкаф для торжественных случаев, которые неизвестно когда будут? — возмутилась тётя. — Идём-идём.       Брюки нашлись, причём, того же самого серо-голубого цвета, укороченные, под колено. Сомнения у Осоки вызвал только двойной шов сбоку, отделанный серебряным шитьём наподобие лампасов. Мне, наоборот, очень понравилось, как это смотрится, о чём я прямо ей сказал.       — Хм… Раз ты тоже считаешь, что хорошо, полагаюсь на ваш вкус, — решилась джедайка. — Берём! К моим сапогам они по длине в самый раз.       — Можно и сегодня их надеть, а юбку и туфли не брать вовсе, — предложила тётя.       — Нет-нет, пусть будут.       Купив кристаллические накопители нужного объёма, тётя провела нас дальше по этажу торгового центра, где продавалась бытовая техника.       — Бель… Вон она, ювелирная лавка, — первой заметила нужный павильончик Осока.       — Да-да, я и помню, что где-то здесь. Мы сюда редко заходим, только если надо что-то починить. Пойду, покажу камни, узнаем, сколько предложат.       Она вошла внутрь, мы остались у витрины. Осока, вынув датапад, стала прокручивать на экране новости. Я было попытался читать у неё через плечо, но сразу бросил эту затею: для меня было пока ещё слишком быстро. Недалеко от нас, напротив выхода на межэтажные эскалаторы, в ряду лавок был оставлен холл, там стояло несколько лавочек с мягкими сиденьями. В углу на них расположилась компания из трёх подростков, парни пили что-то из матовых пластиковых бутылок, девочка лениво хрустела закусками и поглядывала на светящиеся часы под потолком. Тут же, визжа, носились двое детей, а их папаша с измождённым лицом тщетно пытался угомонить этих демонов. Понятно, супруга ушла за покупками, оставила их здесь, чтобы не разнесли магазины. Хм, а вот эту молодую женщину я как будто где-то видел. Одеждой она не выделялась среди набуанцев, соломенного цвета волосы были уложены в высокую причёску по здешней моде, а вот цвет кожи… Бледный, с сероватым оттенком, как у той, на Эриаду. Вряд ли, конечно, это та же самая, просто представительница той же расы. Надо будет узнать, как они называются. Но в профиль очень похожа на ту, прямо до паранойи.       Тут возвратилась тётя, за ней следовал молодой человек в строгом костюме, его лацкан украшала булавка с сиреневым камнем.       — Мэм, — произнёс он, продолжая начатый внутри разговор, — если всё же надумаете продавать, звоните в любое время дня и ночи.       — Вы очень любезны, — наклонила голову тётя. И подтолкнула нас дальше вдоль рядов магазинов. Отойдя подальше, сообщила: — Старый хозяин посмотрел в анализаторе серьгу и с ходу предложил пятьдесят тысяч. А за всю пару – сто двадцать. Реакцию его помощника вы сами видели. Кольцо я даже доставать не стала.       — Рассчитывают получить минимум двадцать пять процентов навара, — усмехнулась Осока. — У него на лице всё было написано.       — Нет уж, дудки! Не продам. И вообще, буду носить и всем говорить, что младшая сестра подарила. Пусть кумушки в квартале сохнут от зависти. Так, который час? О-о, уже опаздываем. Сейчас возьмём такси и поедем в гости к моей подруге из «ЭджЛог».       — Езжайте, — кивнул я. — А я, пожалуй, займусь копированием отобранных записей.       — Ты разве не хочешь завести полезные знакомства? — удивилась тётя.       — Пока они мне без надобности. Я и язык-то не очень знаю. Лучше кристаллы побыстрее запишу. Вдруг прямо сразу какой-то заказ подвернётся, и придётся лететь?       — Я рассчитывала, что ты погостишь у нас некоторое время, пока Осока слетает по своим срочным делам и вернётся, — лицо тёти выражало такое огорчение, ну, хоть, и правда, оставайся. Я мягко взял её за обе руки:       — Не обижайся. Я вас нашёл, это главное. Теперь мне хочется немного посмотреть Галактику. Я ведь, считай, вообще нигде ещё не был! Две системы пролётом. Мы лучше сначала дела сделаем, вернёмся и погостим у вас. Да, Осока?       — Да-да-да, — горячо поддержала та. — Спокойно, никуда не дёргаясь. А потом, может быть, вместе на Землю слетаем.       — Не «может быть», а непременно слетаем! Хорошо. Давайте так и поступим.       Заходя на эскалатор, ведущий вниз, я бросил взгляд через плечо. Бледная женщина подошла к лавке ювелира. Вот чего она ждала и почему косилась на нас. Не хотела обсуждать свой вопрос в присутствии другого покупателя и ждала, пока мы уйдём. А я-то…       Работать с корабельным компьютером «Эспады» было сравнительно несложно. Интерфейс только выглядел непривычно, принципы были те же самые, что в винде или перспективной «полуоси»: окна, управляющие элементы, выделение, перетаскивание… Для выполнения конкретных задач точно так же служили разнообразные программы, в них я пока не разбирался. Пока. Алфавит базика, аурбеш – в фильмах он мелькал всего несколько раз – я ещё читал не очень хорошо и при больших объёмах текста в окне переключался на традиционную латиницу. В освоенной Галактике её называли «высокогалактической письменностью». На некоторых планетах, например, в так называемом Корпоративном Секторе, «высокий» был основным на вывесках и указателях. От руки писали только им, закорючки аурбеша для этой цели мало пригодны. Осока как-то говорила, что у них письму, в отличие от чтения и счёта, учили далеко не всегда: датапады стоили сущие гроши, набирать текст быстрее, чем записывать, передавать его с устройства на устройство тоже просто. А если уж позарез требовалась «бумажная» копия, печатать умел любой домашний терминал.       Сигнал вызова зазвенел в тот момент, когда я менял в гнезде очередной кристалл. Над пультом возникло изображение Осоки.       — Предчувствие тебя не обмануло, — сказала она. — У нас есть заказ на срочную доставку, лететь завтра. Маршрут получается неплохой, заодно кое-что купим для моей подруги.       — Очень хорошо. Потом ведь мы сможем вернуться сюда?       — Скорее всего. Слетаем проверить информацию с твоих кассет, и прямым маршрутом назад.       Ужин, который закатили нам в тот вечер, превзошёл даже Большой обед предыдущего дня. Тут уже не то что съесть, даже попробовать всё приготовленное стало проблематично. Рюу, узнав, что мы улетаем, расстроилась очень сильно.       — Прямо утром? — растерянно пролепетала она. — А я завтра хотела…       — Что? — спросил я.       — Нет-нет, ничего, это вообще не срочно. Вы возвращайтесь, тогда всё будет.       Вечером к дяде Руви зашли двое коллег-благотворителей поговорить о каких-то делах, и он увёл их в дальний угол сада, потом позвал Солу.       — Даже сейчас не может успокоиться и отложить дела, — вздохнула Бель. Я пожал плечами:       — У нас некоторые работают в точно таком же режиме. Только они – ради того, чтобы со своих денег получить ещё больше денег, а здесь, как я понимаю, совсем другое.       — Да. Руви не может спокойно сидеть, когда кому-то плохо. Он, бывает, и провизию с ферм отдаёт себе в убыток, если переселенцы голодают. За это я его и выбрала.        Ночью мне опять приснилась Падме. Только уже не в земных декорациях, а в местных. Словно стоим мы с ней у окна вот в этой самой комнате, смотрим на звёзды, и я пересказываю ей всё, что она пропустила с того момента, как стала сенатором. Я, кажется, очень торопился, боясь не успеть закончить рассказ, а она, заметив это, сказала… Открыв глаза, я увидел сквозь полупрозрачные шторы светлеющее небо. Действительно, скоро рассвет. Не совпадает мой суточный ритм с этой планетой.       Некоторое время я лежал на спине, снова прокручивая в мыслях свои сны, пока они не улетучились из памяти. Потом встал, прогулялся до туалета и решил спуститься вниз, где услышал какие-то негромкие звуки. Так и есть. Тётя Бель поднялась ещё раньше и теперь хлопотала на кухне.       — Доброе утро.       — Доброе утро, милый. Я вам решила собрать поесть с собой, а то знаю я, как питаются на небольших корабликах.       — Не всё так плохо, тёть. Осока и сама готовит, и в ресторан мы с ней ходили, на Эриаду.       — Какая умничка! — всплеснула руками Бель. — Заботится… Нравится она тебе?       — Очень. Надеюсь, и у неё ко мне что-то есть.       — Есть-есть, определённо, — улыбнулась тётя. — Что точно, мне пока сложно судить. Но, даже если это дружеские чувства, уже хорошо, остальное зависит от тебя.       — Постараюсь.       — Но аккуратнее. Она, всё же, джедай, в их Ордене отношение ко всяческим симпатиям было, скажем так, сложное. С другой стороны, Падме как-то говорила, что Осока в полном восторге от Айлы Секуры, а у той был роман…       — С Китом Фисто, магистром, Осока рассказывала.       — Вот. Нам это плюс.       — Мне любопытно, есть ли у Осоки кто-нибудь из родни. Она однажды упомянула, что её мать раньше была преподавателем, а что с ней сейчас… — я развёл руками. — Мне показалось, она не хочет развивать эту тему.       — В Ордене контакты с семьями запрещались, возможно, поэтому. Ну, мы тоже не лыком шиты…       Она объяснила, что Рюу накануне покопалась в Голонете Шили, родной планеты Осоки. И почти сразу наткнулась на профиль преподавателя на сайте университета. Тано, Ирис, профессор, кафедра Истории Освоения. Портрет девочке скачать не удалось из-за большого объёма, но с моей информацией всё сходилось и так.       — Это отлично! — обрадовался я. — Ещё что-нибудь интересное там было?       — Да. Сказано, что у Ирис есть дочь Эрдени, семнадцать стандартных лет. Но… — тётя многозначительно подняла палец. — Педантизм – страшная штука. В послужном списке профессора там же, на страничке, значатся перерывы. Один совпадает с рождением Эрдени, второй, вернее, первый, на шесть лет раньше.       — Декреты?       — Именно. Их два, но о втором ребёнке ни слова. Вопрос, почему. У нас принято упоминать даже о казнённых преступниках, умолчанием обходят только…       — Джедаев, — догадался я. — Тогда всё сходится. Осока как-то говорила, что ей двадцать три года.       — Ну, вот.       — Вы прямо детективы у меня! Слушай, а система Шили далеко отсюда?       — Довольно далеко, по ту сторону Ядра. Хочешь слетать? Груз дотуда найти можно, вопрос, захочет ли лететь Осока. Она же всё поймёт, когда увидит пункт назначения.       — М-да. И может не на шутку разозлиться, что мы лезем не в своё дело.       — Джедаи не злятся, Алекс, — поправила тётя. — Расстроиться – может… Ладно, я подумаю, как всё устроить мягко и ненавязчиво. Летите пока по своим делам.