Adrien AUGreste

***

      У Адриана с перьями, пухом и вообще всяким таким около-птичьем всегда были… сложные отношения.       Взять хоть ту же самую аллергию на голубей. Хорошо, что только городских — плохо, что в Париже чаще всего можно было встретить именно этих обитателей. И почему-то именно к Адриану «подкатывали» эти пернатые заразы, требуя семечек, когда они с Маринетт прогуливались по парку и строили планы на будущее. Маринетт называла это кармой, сам Адриан считал, что голуби просто скотины. И, естественно, пытался как можно скорее «сделать ноги».       Или ещё вот Плагг. Бродячий котяра чёрной расцветки с зеленющими, прямо как у Адриана, глазами — по мнению мамы — и пакостным характером — по мнению Маринетт. Эта пушистая зараза, которую Агрест приютил по доброте душевной, почти с самого начала приноровилась таскать по утрам дохлых птичек своему новому хозяину — в знак признательности за крышу над головой, надо полагать. Первый раз Адриан вообще чуть инфаркт не схватил.       Это случилось в один из тех дней, когда родители умотали на показ мод в Милан, а у Маринетт наконец-то закончились месячные, и она с удовольствием позволила своему парню соблазнить себя игрой на пианино, вечером при свечах и всем прочим — раздевательно-целовательным да в шею кусательным. Утром, когда влюблённые в очередной раз наслаждались обществом друг друга, всё и произошло.       Окно у Адриана никогда не закрывалось: ему вечно было жарко. А после того, как у него обосновался Плагг, десять раз открывать и закрывать ставни не было никакого смысла. И вот именно в это утро, такое ленивое, ласково-уютное, мурлыкающее под пальцами от удовольствия, Плагг и выбрал, чтобы принести первую дань великому хану Адриану. Почему дань и почему он вдруг стал ханом хихикающая Маринетт чуть погодя так и не призналась.       Но в тот раз Плагг их знатно перепугал. Не сколько тем, что запрыгнул на кровать, не обращая внимания на активное шевеление одеяла, а скорее тем, что сопроводил это громким мявком. Маринетт ойкнула, Адриан чертыхнулся, и весь запал на некоторое время куда-то подевался. А когда Агрест обернулся, чтобы задать красноречивый вопрос своему несносному кошаку, какого чёрта он припёрся и мешает, все слова у него мигом выветрились из головы, когда он увидел дохлого воробья на постели. А над ним донельзя довольного Плагга. Кошачья морда так и светилась от радости — мол, кушай, добрый хозяюшка.       Хозяюшка не оценил. Коту надавал по ушам, птицу выкинул, а потом отправился утешаться в объятия любимой девушки. Плагг, по всей видимости, воспринял это как великое оскорбление и с завидным упрямством принялся таскать дохлых птиц к постели Агреста каждый божий день. Хотел как будто заставить принять «дары», но Адриан не оценил. Оставалось только надеяться, что когда они с Маринетт переедут наконец-то в свою квартиру на пятнадцатом этаже строящейся высотки, спесь с кота поубавиться. Но Адриан даже в это верил с попеременным успехом.       Ещё одной проблемой встали пуховые подушки. Нет, аллергии на них у Адриана не было, тут вопрос вставал в другом. За все двадцать два года своей жизни он так и не смог найти ту самую, идеальную подушку, после сна на которой у него не болела бы шея. Всё, что он перепробовал, было не тем. То слишком жёстко, то слишком мягко, то напоминало больше кишку, а не подушку, и спать на этих текстильных соплях Адриан терпеть не мог. А когда он собирался купить подушку с каким-то другим наполнителем, вечно случались какие-нибудь курьёзы. То магазин закрыт на инвентаризацию, то подушка бракованная, то нет такой, какая подходила по его размерам — плечи-то широкие и абы какую ортопедическую тоже не подобрать.       Частично выход из этой ситуации Адриан, к слову, нашёл. Когда Маринетт оставалась у него ночевать, он в наглую оккупировал мягкую нежную грудь своей невесты, и бессовестно засыпал на ней, блаженно посапывая во сне. Конечно, постоянно так продолжаться не могло, и Маринетт клятвенно пообещала найти ему самую идеальную подушку на свете. Впрочем, пока что Адриан довольствовался своим любимым местом для сна.       Отдельно стоит выделить, пожалуй, тополя. Конец мая для Адриана всегда становится самым убийственным месяцем года для его нервных клеток. А всё дело в цветении этих несомненно мерзопакостных — по мнению Агреста — деревьев, которые насадили в парке Сен-Клу аккурат для того, чтобы бесить его. И неважно, что когда высаживали несчастные тополя, не только Адриана, но и его родителей ещё в проекте не было.       Тополиный пух был просто везде. Адриан не мог от него отделаться даже в метро, когда пытался спастись хотя бы там от белоснежных хлопьев. Он часто задавался вопросом, почему родители перебрались именно в эту часть города на постоянное место жительства, где неподалёку растут эти проклятые тополя, и ему приходится добираться до университета чуть ли не окольными путями. На все его причитания Эмили только отвечала:       — Вот построите квартиру — не будет тебе пуха. А пока что есть, то есть.       Тополиный пух лип к брюкам, неведомым образом застревал в волосах Адриана и прокрадывался в его сумку. Даже дома он периодически находил бело-серые клубки под столом, но хорошо, что горничная довольно шустро избавлялась от них, и хотя бы у себя в комнате Адриан мог вздохнуть свободнее. Он опасался, что, уже являясь аллергиком, может заработать себе еще одну, сезонную. А это выматывало бы сильнее дурацких голубей — от них хотя бы можно было сбежать, а вот от цветущих растений — нет. Поэтому в сумке Адриан всегда таскал таблетки от аллергии.       Маринетт никак не комментировала его безуспешную борьбу с тополиным пухом. Только улыбалась, кивала и старалась как можно незаметнее вытащить из волос Адриана очередную белую пушинку, отвлекая поцелуями.       Но венцом всего перьево-пухового безобразия оказалась сова. И не простая — а сова, которую нежданно-негаданно скинули на Маринетт дальние родственники.       Когда Адриан услышал эти новости, он сначала не поверил своим ушам. И только после того, как переспросил в сотый, наверное, раз и получил наглядный ответ в виде фотографии и видео, Адриан подумал, что поехал, как говорится, кукухой.       — Это что? — сипло выдавил он, наконец.       — Не что, а кто. Сова, — расплылась в довольной улыбке Маринетт. — Тиккорией назвала. Очень милая девочка. Она так мило ухает «Тик-ки».       — А что… живая? — выразительно переспросил Адриан.       Он всё никак не мог поверить, что Маринетт была способна к такой подставе. Уж кто-кто, а она лучше всех знала, как не любил Адриан всю эту птичью тематику с их перьями и пухом. И… Чёрт возьми! Ладно, попугай там — но сова!       — Ой, да ну тебя, конечно, живая, — рассмеялась Маринетт. — Не бросать же птичку, если её усыпить хотели? А в природу её уже не вернуть, у неё нет второй лапки, и одна она на воле умрёт.       Этот случай, к слову, произошёл незадолго до того, как новоиспечённые молодожёны переселились в свеженькую после ремонта квартиру. Сначала Адриан сомневался, целесообразно ли пускать туда на ПМЖ Тиккорию, но Маринетт напомнила о безобразнике Плагге, и Агрест прикусил язык.       Так и поселились они вместе с котом и совой. Мало-помалу Адриан начал привыкать к пернатой соседке. Тиккория — дома Тикки — вела себя тихо и скромно, не вредничала, в отличие от Плагга, была большой охотницей до тараканчиков и саранчи и забавно ухала по ночам в гостиной. Частенько её даже видно не было, когда она сидела на довольно живописной коряге, купленной специально для неё. С Плаггом Тикки, удивительное дело, подружилась, и периодически пушистых обитателей квартиры Агрестов можно было найти на балконе, где они сидели бок о бок на подоконнике и обозревали Париж, раскинутый перед ними, как на ладони.       Но окончательно примирился Адриан с совой только после пожара. Там, правда, не совсем и пожар был — возгорание в мусоропроводе, но если бы не своевременный крик Тикки над спящими хозяевами — они вполне себе могли бы и задохнуться. Но в итоге реакция на брошенный в мусор окурок была моментальной, и всё кончилось благополучно. После этого Адриан покупал Тикки исключительно самых жирненьких насекомых.       — Видишь, ничего страшного нет в них, да? — улыбаясь, сказала однажды вечером Маринетт, усаживаясь рядом с мужем на диван.       В руках она держала очередное потерянное Тиккорией пёрышко. Адриан, который дочитывал последнюю главу книги, только покосился на вещь на ладони Маринетт, а потом снова вернул внимание напечатанным строкам.       — Вполне себе, — неопределённо угукнул он.       Но жена не унималась. Пристроившись под боком у Адриана, она со смешным звуком «Боньк» всадила перо ему в волосы.       — Ты папа-сов, — заявила Маринетт, устроив голову ему на плечо.       — Чего-чего? — не понял Адриан.       — Налево посмотри.       Он повернул голову и с удивлением увидел Тиккорию, которая умудрилась незаметно усесться на его плече и теперь мирно дремала. Только жёлтый глаз периодически нет-нет да приоткрывался, поглядывая на хозяина — мол, интересно, когда он ещё мне таракашек подгонит.       — Папа-сов, — улыбнулась Маринетт и указала на Тикки: — Сова, — а потом взяла руку Адриана и положила себе на живот: — Папа, — добавила она уже тише. Щёчки мгновенно окрасил румянец волнения.       Адриану потребовалось ровно три секунды, чтобы осознать услышанное. Книга была мгновенно забыта и отброшена в сторону, а Тиккория с недовольным уханьем слетела с плеча, когда Агрест слишком резко повернулся к жене.       — Правда? Сейчас?!       Маринетт с широкой улыбкой кивнула.       — Если мои подсчёты верны, то он родится где-то в конце мая или в начале июня.       Адриан смотрел на Маринетт в полном недоумении — а потом неожиданно расхохотался. Подстава от жизни поджидала его там, где он вот уж точно не ожидал такого. Но, видимо, всё же придётся смириться с этим фактом. Пух пухом, но не любить время года, в которое должен родиться твой долгожданный любимый малыш — попросту невозможно.       И, чуть позже, обнимая уснувшую на его груди жену, Адриан думал, что всё-таки он самый счастливый человек на земле: у него прекрасная семья, любимая красавица-жена и скоро родится продолжение их любви. Друзья и даже домашние питомцы души в нём не чают. Что вообще может быть лучше этого? Подумаешь, какие-то перья и пух. Они — ничто по сравнению с чудесным приключением под названием жизнь.       С этими мыслями Адриан и заснул. Последней яркой идеей, которая впечаталась ему в мозг, было то, что, в конце-то концов, всегда можно купить специальный пылесос.