Сто йен

      Одно дело слышать, что твой главный недруг превратился в натурального овоща, пускающего слюни из-за какой-то дурацкой оплошности, другое же — видеть собственными глазами, что это так.       Манджиро Сано казался сломанной куклой, подключенной к громоздким аппаратам жизнеобеспечения, лежащим на больничной койке в маленькой, угловой палате одной из токийских центральных больниц. Через матовое окошко в двери хорошо было видно пока ещё по-детски пухлое лицо и осветленные окислителем волосы. Его грудь плавно поднимается и опускается благодаря аппарату, создавая видимость, что юноша дышит сам.       «Определённо», — качаю головой, — «такая жизнь хуже смерти».       Понятно теперь почему Шиничиро был так рад увидеть Майки возле своего магазина. Здорового. Живого.       — Убедилась? — Изана подкрадывается сзади, вставая рядом. Заглядывает в окошко, морщась.       Поверх его белой толстовки накинут медицинский, стерильный халат. Такой же сейчас и на мне.       — Я ненавидел этого ребенка, — сипло. Проглатываю образовавшийся липкий комок в горле, — в каждой из своих жизней. А ещё дико завидовал ему из-за людей, что постоянно его окружали. Смешно так завидовать живому трупу.       Курокава косится на меня, но молчит. Из него отличный слушатель, в этом я вчера прекрасно убедился, размазывая слёзы и сопли по его рукаву, вспоминая свою вторую жизнь. Не думал, что мне будет так трудно отпустить то время и людей, что были мне так дороги.       — И что теперь? — Курокава трудно находиться здесь, среди шумящих аппаратов и острого запаха антисептических средств и аммиака.       — Ничего, — всё так же тихо, — постараюсь дожить как-нибудь до две тысячи пятого года.       Изана качает головой, усмехаясь. Тянет меня за рукав, но отчего-то замирает, рвано выдыхая через нос. Поворачиваю голову, выглядывая из-за его острого плеча, встречаясь взглядом с Сано-саном. Лицо Шиничиро бледное, с темными кругами под глазами, осунувшееся от недосыпа.       — Изана? — удивляется тот. — Почему ты здесь? — замечает меня, натягивая на лицо добродушную улыбку. — Здравствуй, Коко-чи. Как твои дела?       — Получше ваших, Сано-сан, — мне не хотелось, чтобы мои слова звучали, как издевка.       — Идём, Птичка, — пальцы Изаны смыкаются на моем запястье, сдавливая кожу до багровых пятен.       Его шаг уверенный, чёткий. Взгляд упрямый. Он не прощается со своим старшим братом, утаскивая меня к лифту. Успеваю кивнуть Шиничиро, пока тот неловко переминался с ноги на ногу. Курокава толкает меня в лифт.       — Выпьем кофе? — спрашиваю я, вставая ближе к юноше, как-то не беспокоясь, что могу легко попасть сейчас под горячую руку.       — Здесь? В больнице?       — Тут он прекрасно дерьмовый, — хмыкаю я, — как вся наша жизнь, Курокава-сан.       Бросив халаты в специальный контейнер в фойе, подходим к автоматам с кофе, что подаётся в жёлтых стаканчиках. Выбираю мокачино, нажимая на кнопку и забросив в автомат мелочь. Изана стоит рядом, прислонившись к нему.       — Разве Король не должен быть снисходителен к своим подданным? — спрашиваю я, задумавшись.       — О чём это ты? — хмурится Курокава, забирая мой стаканчик кофе.       — Предложите помощь Сано-сан.       — И чем я могу ему помочь? Если только Майки придушить подушкой, чтобы тот не мучился, — качает головой; сережки-ханафуда в его ушах красиво переливаются при свете ярких ламп.       Едко усмехаюсь и ставлю пустой стаканчик на специальную подставку. Нажимаю на кнопку. Автомат загудел, а затем заморгал панельной так издевающе знакомо.       — Ах ты ж, сука! — пинаю я автомат. — Опять? Где мой кофе, мудила?       — Успокойся, Птичка, — просит меня весьма миролюбиво Курокава, пытаясь оттянуть от автомата к мягким скамейкам.       — Вы видели? Натуральное восстание машин! — не сдаюсь я, ударяя ладонью по панели.       — Возьми мой, — предлагает Изана.       — Я тебя запомнил, — говорю угрожающе, указывая пальцем на автомат, — и в следующий раз, я притащу с собой лом. — Он же так издевался надо мной и в прошлой жизни, — жалуюсь я, садясь на скамейку.       — Ты рассказывала, — кивает умно юноша.       — Правда? Я с трудом могу вспомнить, что было после четвертой бутылки.       — Ничего интересного, — улыбается Изана, усаживаясь рядом, задевая меня коленом.       — Надеюсь, что это так, — принимаю протянутый стаканчик с кофе, грея пальцы о горячие бока.       — Что ты имела ввиду насчёт «помощи»?       — Заставьте его быть зависимым от Вас.       Мне не было жалко Шиничиро Сано, ведь из-за него вся моя жизнь пошла по пизде. Из-за него, Майки и Принцессы.       — И как же мне это сделать?       — Купите у него его магазин, детище, которым Шиничиро Сано так дорожит, — скрещиваю ноги, ставя стаканчик на колено и опираюсь на свободную руку, глядя на мельтишащих в фойе больницы людей. — Ему сейчас тяжело уследить за всем сразу. Станьте ему опорой, Курокава-сан, любимым младшим братом.       Делаю маленький глоток, блаженно зажмуриваясь. «Все такой же дерьмовый на вкус».       — Но с одним условием, — поворачиваю голову, — не дайте Сано-сану совершить временной прыжок.       — А что в замен, Птичка? — смеётся тихо Курокава. — Поёшь ты, как всегда складно, но…       — Я дам денег, — перебиваю, — четыре миллиона должно хватить. Если же нет — добавляю ещё.       — Ты сейчас это серьезно? Откуда у тебя такие деньги?       — У Вашей Птички должны же быть от Вас секреты, Курокава-сан, — довольно, — пусть оно так остаётся и дальше.       — Не боишься, застрять в этой временной линии, если всё у нас получится?       — Как-нибудь переживу это, — подмигиваю я самопровозглашенному Королю.       Переживу же?       В этот раз мой план был прост: Курокава должен был прийти домой к семейству Сано, открыто предложив им свою помощь и по ходу дела наплести какую-нибудь слезливую историю о приюте, прощении и принятии, чтобы аж Мансаку-сан прослезился.       И чем скорее это произойдет, тем лучше будет для всех нас.       — Ты домой?       — Хочу заглянуть кое-куда, — отвечаю я задумчиво, — а Вы?       — Нужно переодеться для встречи с родственниками, — едко.       — Вы можете не делать этого и оставить всё как есть, — пожимаю плечами. — Так или иначе Сано-сан погибнет, — кого я имею сейчас ввиду: Шиничиро или Манджиро?       — Теперь я понял, почему к тебе тянулись всё те люди, Птичка, — улыбается мне Изана, похлопав меня по щеке, — ведь, ты — особенная.       Чего?       Моё перекошенное лицо рассмешило юношу:       — С тобой не заскучаешь.       — Идите уже домой, Курокава-сан.       — Коконой. Запомни уже, что меня зовут так.       — Не повезло Вам с фамилией, — прыскаю я от смеха, — Коконой Изана. Ужас.       Оставшись в фойе больницы, я не мог поверить, что у нас всё легко так складывается. Изана добьется своего.       «Чувствую себя каким-то злым гением», — думаю я не без гордости. — «Интересно, как там поживает Усо-чан?»       Как бы сильно я не убеждал сам себя, что не должен думать больше о своих друзьях, но разве сердцу так легко прикажешь?       И вот через полтора часа, я уже стоял на станции метро, что находилась в Бунке. Иду по знакомым дорожкам, к автоматам с сигаретами. Покупаю зачем-то ещё одну пачку, хотя начатая уже спрятана у меня в заднем кармане плотных чёрных джинс. Сворачиваю к детской площадке. И прогнав какого-то мальчишку, усаживаюсь на качели.       «Навевает воспоминания», — усмехаюсь грустно, начиная медленно расскачиваться, перекатываясь с носка на пятки. Задираю голову вверх, признаваясь самому себе, как сильно мне не хватает Кисаки.       В последнее время мы не были так сильно близки, как прежде. Какие из нас родственные души, когда времени не хватает друг на друга?       Решаю, что ничего плохого не случится, если я схожу к дому Кисаки, а затем направляюсь обратно на станцию. В этой жизни я проживал так же в районе Шибуя, просто в северной части района, а не в юго-западной, как прежде. Вот сначала и растерялся, испугавшись. Встаю с качели, потянувшись. Обхожу детский пластиковый городок, останавливаясь возле песочницы и пряча ладони в карманах ветровки. Качаю головой, глупо ухмыляясь.       «Вот же ж», — думаю я, рассматривая стоящего на велосипедной дороже юношу, что до боли походил на Тетту Кисаки. Тоже лицо, очки, прическа, но старше моего лучшего друга на несколько лет. «Если бы у него был старший брат, то выглядел бы он именно так». У него даже ухо было проколото так же, как в моей первой временной линии. А ногти выкрашены черным лаком, как во второй.       Он так же не сводит с меня тяжёлого, пристального взгляда. Хочет подойти ближе, но не замечает едущего по дорожке велосипедиста.       — Блять, Усо-чан, — спешу я к нему, — ты в порядке? Ничего не сломал? Хули вылупился? — наезжаю я на упавшего рядом мужчину. — Не мог затормозить вовремя? Встать сможешь? — присаживаюсь рядом с Кисаки, боясь притронуться к нему. — Ты чего не отошёл в сторону?       — Мы знакомы? — даже цвет глаз такой же и интонация голоса.       — Нет, — качаю головой, — не знакомы.       В этот раз не так больно и обидно. Улыбаюсь ему, помогая встать. Поправляю рубашку и галстук.       — В следующий раз, — чувствую, как мелко задрожали у меня руки, — смотри по сторонам. Хорошо?       Сейчас мы с ним одного роста. Странно так.       — Я определённо где-то раньше тебя видел, — щурится он, — не пойму только где.       — Ты столько людей каждый день на улице видишь, — начинаю сочинять на ходу нервно, — может и пересеклись где-то когда-то. Не забивай этим голову, Усо-чан.       — Усо-чан?       Блять.       — Мне пора!       — Почему мне так сильно хочется тебя поцеловать?       Очумело моргаю, пока Кисаки покрывается уродливыми, красными пятнами от смущения и осознания, какую глупость он сейчас сморозил. Стоящий рядом с нами незнакомый мужчина роняет свой велосипед от услышанного.       — Скажешь тоже, — дёргаю я плечом. — Станция же в той стороне? — я не ожидаю ответа на свой вопрос, бегом направляясь в нужную мне сторону. — Береги себя! — кричу напоследок.       Ничего плохого не произойдет. Как же! Клеймо Мондаи-чи преследует меня и в этой жизни.       Даю себе зарок больше ни с кем не встречаться из своих друзей, но отчего-то же выхожу на шесть остановок раньше, направляясь к дому, где некогда проживала наша бабушка.       Я не исправим.