⏳ ⏳ ⏳
— Я тебя трахнул… Я тебя оттрахал… Мы трахались… — как иностранное слово, на все лады повторяет Чонгук. — Да, ты меня прекрасно трахал, вытрахал все мозги… Я теперь трахнутый тобой, — помогает освоить и другие однокоренные слова затраханный Тэхён. Потому что Гук после первого своего оргазма — в ду́ше — был невыносимо вынослив, чем привёл Тэ в полнейший восторг. — Мне очень понравилось, хён, — целует его в глаза Чонгук. — Не сомневаюсь. Ты орал так, что мне даже как-то неловко было. — Ох ты, ох ты! С фига ты такой нежный? А говорил, что не стесняешься ничего… — Ты понимаешь, когда ты в постели делаешь со мной всё, что угодно: хоть руками, хоть ртом, хоть членом, расставляя и раскладывая меня так, как тебя заблагорассудится — это одно, тут я не стесняюсь. Но когда ты воешь, как раненый зверь, который изо всех сил старается сдохнуть, но всё ещё жив, и спустя полчаса по-прежнему жив, а потом кричит «да-а-а! Тэхё-о-он!» — то тут стоит ожидать полицию или гринпис. Смотря как восприняли наши соседи твои вопли: как человеческие или как звериные. А то, что тебя нужно спасать, они точно не сомневались… — полусонным голосом вещает Тэ. Но зря — его никто не слушает, Чон уже спит. ⏳ — Тэ… Тэхён-и, — с удовольствием сладко потягивается выспавшийся Чонгук, по-хозяйски раздвигая ноги Тэхёна и укладываясь животом между ними, а подбородок устраивая на сцепленных ладонях поверх рёбер Тэ. — М-м? — Ты хорошо готовишь? — Да, детка, — без успеха пытается он соскрести с себя Гука. — А я плохо. — И что из этого? — Что лучше бы ты приготовил нам завтрак. — А ты бы нахуй не пошёл, нахал? — даже как-то просыпается Тэ. — Пока нет. Но это в планах. Я могу сбегать в магазин, если тебе для завтрака что-то надо. Но мне обязательно нужно поесть перед универом. Пли-и-из! — Ох, у меня великовозрастная деточка… — Ну па-а-апочка, ну покорми меня! — канючит «сынок». — Слезь с меня, а то я не удержусь. И пойди на кухню, приготовь шесть яиц и молоко. — А что это будет? — спрашивает он Тэ, усевшегося на унитаз. — А что можно приготовить из этого набора, кроме омлета? — разводит руки Тэхён, журча. — Не понял… Ты ссышь сидя? Как девочка?! — Ты до сих пор не ушёл нахуй или на кухню?! Закрой дверь! ⏳ — А тебе не нужно ходить на работу? — Нет, я как раз в отпуске. — О-о-о, прекрасно! А долго ещё? — Ещё пятнадцать дней. — А потом? — А потом я снова уеду. Тэхён очень постарался сказать это нейтрально, как бы между делом. Подумаешь! Уеду! Блять, в будущее… И неизвестно когда вернусь… И вернусь ли… О-о-о, не надо об этом думать!.. — Что такое, хён? — сразу почувствовал Чонгук и присел на корточки перед ним. — Ты же сможешь мне звонить, а на выходные приезжать? А я к тебе приеду, давай? — Нет, Гук-и, не приедешь. И я не приеду. И смотрит, как чёрные глаза затопляет тоска несогласия. — Тэ, а ты не можешь найти другую работу? Если ты уедешь опять на полтора года, я элементарно ёбнусь без тебя. — Гук, пожалуйста, не бойся заранее! Я не могу сейчас поменять работу. Ты же помнишь, у меня… подписка, — Киму очень тяжело выкручиваться, так хочется сказать хоть маленькую толику правды! Тогда бы Чонгук столь же остро воспринимал, как подарок — самый лучший и самый жестокий — вот эту их нереальную связь! Но никак нельзя. Ни под каким предлогом нельзя. Лучше уж сожрать свой язык, если совсем станет невмоготу! — То есть это всё-таки надолго? — обнимает за колени Тэхёна. — Посмотрим, малыш. Сейчас нам хорошо, правда? И пусть так будет. Чонгук роняет голову в пах Тэ и старается успокоиться. Он не согласен терять своё счастье! Ким гладит его чёрные гладкие волосы и широкие сильные плечи. — Беги. Опоздаешь на лекции. ⏳ — Чонгук, блять… — шепчет он через два дня, теряя почву под ногами. — Это вне закона. — Почему? — в недоумении осматривает свою черную шёлковую жилетку, надетую, сука, просто на голое тело! А он, значит, не понимает, о чём речь?! Да такая наивность хуже убийства! — Не понимаешь? — с истерической ноткой уточняет Тэхён. — Не очень. — Хорошо, я тебе сейчас объясню! Иди-ка сюда, мой милый, — зовёт он Гука к шкафу, открывая дверцу с зеркалом в полный рост. — Вот посмотри, — он становится за спиной Чонгука, удерживая его за тонкую талию. — Смотри внимательно. Пальцы Тэхёна убирают со лба вороные волосы Гука. Вторая рука ложится на голую длинную шею парня, лаская её и очерчивая красивые линии мышц, кадыка, спускаясь к яремной впадине. Обе руки повторяют рисунок свободно изогнутых ключиц и скользят ниже. Правая рука забирается под чёрную ткань и нагло дотягивается до соска, царапнув его. — Ой! — тихо выдыхает Чон, сам не заметив, как завис, рассматривая танец изящных рук Тэ. — Чш-ш-ш, — просит тот. И Чонгук продолжает тихо наблюдать. Тэ расстёгивает по очереди все мелкие пуговицы и медленно раздвигает, как занавес, чёрные кулисы жилета. И открывает немыслимо — как для Тэхёна — красивую молодую сильную мужскую грудь с уже сжавшимися тёмными сосками, с возбуждающими рельефами… Длинные пальцы перетекают с горячего тела на ткань и обратно, лаская соски, оглаживая бицепсы, прячась в подмышках, царапая возбуждённую кожу… Чон не выдерживает и запрокидывает голову, простонав. — Понимаешь? — спрашивает Ким. — Ты это сейчас постепенно смотрел, а я сразу увидел! Как в машине времени, блять… — Машины времени не существует. — Конечно… ⏳ Тэхёну всё тяжелее. Десять дней. Чонгук бегает в академию, на пленеры, рисует дома… Он — счастливый сгусток энергии, влюблённой красоты, таланта и раскрывающейся сексуальности. А Тэхён — восторженный наблюдатель. Сегодня ночью он первый раз приготовил Гука: нежно, постепенно, заботливо. Малыш сначала смущался своей слишком откровенной позы, но ноги предательски разъезжались, раскрывая его перед взглядом и пальцами Тэ, тело само выгибалось и дрожало от непривычных изощрённых ласк… И снова Тэхён был терпелив и дождался, когда парень низко простонал: — Войди в меня… — Расслабься, милый, — попросил и очень плавно, самыми трепетными поступательными движениями вошёл медленно на всю длину, одновременно лаская лоснящийся от детского масла член. Чонгук тихо прошипел сквозь зубы, и Тэ остановился внутри, продолжая двигать рукой. Когда Чон смог расслабиться и принять, привыкнув к размеру, он легко качнул бёдрами навстречу — умница! Такое доверие в его жестах будило в Тэхёне нечто невообразимо нежное, затопляющее и мозг, и тело, и сердце… Оно словно приняло форму Кима — он весь был этим поглотившим его чувством! Тэ аккуратно поднялся на руки, нависая над Чонгуком: — Держи себя под колени, детка, так будет удобно. Чон кивнул, подтянул ноги к груди. Тэхён сделал два плавных движения вперёд, примеряясь. И, глядя во внимательные чёрные глаза, сказал мягким уверенным голосом — по одному слову на каждом следующем входе: — Я, тебя, люблю. Чонгук выгнулся и закрыл глаза, так удобно подставив шею под поцелуи. Тэхён, продолжая плавно глубоко входить, снова повторил — только теперь шёпотом прямо в закрытые глаза: — Я люблю тебя, детка, — и увидел, что Чонгук тихо плачет, кусая губы. …Тэ оставит эти слова в прошлом, где он ещё не родился, но где полюбил мужчину… ⏳ Семь дней. Неделя. Гук приходит чуть позже, чем обещал — буквально на час, но Тэ уже заскучал, заволновался. И как только слышит царапающийся в замке ключ, выбегает в коридор, хватая в объятья свежего, прохладного, пахнущего осенью… Чон целует так сладко, так горячо, искренне — в глаза, в губы, в шею… — Гук-и, милый… я ждал… Солнце моё… — шепчет Тэ, щёлкая кнопками куртки, стягивая ковбойский шейный платок, расстёгивая мягкую рубашку, сразу забираясь руками под неё, лаская живот и грудь — как ему хочется этого мальчика всё время! Чонгук подхватывает Тэхёна под бёдра и, не разрывая поцелуя, несёт к кровати. Раздеть Тэ — дело на полминуты. Он не напрягает себя разнообразием домашней одежды: гукова футболка и мягкие штаны на голое тело. Всё это отлетает в сторону, туда же отправляются джинсы и трусы Чонгука. ⏳ — Смотри, что у меня есть, — переползает через ноги расслабленного Тэ, который лениво снимает полный презерватив, и дотягивается до своих джинсов. Забирает из рук своего мужчины завязанный латекс и даёт маленький замшевый мешочек. — Что это? — Ким пока не растягивает тонкий шнурок. — Это подарок, чтобы ты на работе помнил обо мне, — Чонгук так счастливо улыбается, ёрзая, сидя на коленях, — ну открой! Тэхён ковыряет длинными пальцами в мешочке и достаёт, как змейку, серебряную короткую цепочку с цифрой «1» на кулоне. Он тут же встаёт к зеркалу и надевает украшение: оно ложится ровно по границе шеи над ключицами, а единичка лежит в яремной впадине. — Как красиво, Гук-и, — наклоняется и целует улыбающиеся подпухшие губы, и тут же его тянут на себя и целуют влажно, глубоко, тягуче, зарываясь пальцами в волосы… ⏳ — Обожаю смотреть, как ты ешь, — подперев кулаками щёки, любуется Тэхён. Гук на мгновение замирает, улыбаясь глазами, и снова начинает с аппетитом жевать — ведь действительно очень вкусно! — А почему единица? — спрашивает Тэ, поглаживая свою цепочку. — Потому что первый, — говорит. И намного тише: — И единственный. ⏳ Всего три дня. — Я обязательно вернусь, милый, — целует он нежное лицо, захватывая то полуоткрытый рот, то глаза, то брови — его губы мечутся, стараясь зацеловать эту немыслимую, пронзительно-невозможную красоту. — Да… Да… — выдыхает, пытаясь сдерживать слёзы, Гук. — Гук-и, жди меня, малыш… — Да, Тэ, я буду ждать… Я люблю тебя. — Люблю тебя… ⏳ В последний день было невыносимо: — И ты совсем не знаешь, на сколько уезжаешь? — шепчет в шею. — Совсем… — Я провожу тебя, — заглядывает в глаза. — Нет, Гук-и. Не проводишь. Иди в универ. Меня заберут. Каждые два слова с таким трудом даются ему — как острые камни в горле. Тэхён чуть отодвигает парня от себя — сердце разрывается от слёз, которые текут по щекам Гука, от этих мокрых ресниц и покусанных губ: — Ты ключи взял? Чон кивает, прикрыв глаза. — Я заплатил за год вперёд, — говорит он, оплатив три года. — Просто живи здесь, никуда не переезжай — помни! Это важно, чтобы я не потерял тебя… — Да… Да… — ну вообще не сдерживается, даже всхлипывает Гук. — Мальчик, пожалуйста, не делай мне тяжелее, я очень постараюсь вернуться поскорее, — и сам шепчет, чтобы Чон не услышал, как его голос тоже будет срываться. — Всё. Беги. Беги. Я люблю тебя… Гук обувается, застёгивает куртку: — Люблю. И выходит. Тэхён смотрит на любимого из окна сквозь занавески. Затем складывает аккуратно свои вещи на полках. Он уверен: первое, что сделает Гук, — станет носить его одежду, это будет так трогательно… Переодевается: джинсы, водолазка, пальто, ботинки. Блокнотик с записями кладёт во внутренний карман. Вытаскивает из шкафа будильник. Чонгук, я вернусь. Таймер будильника начинает отсчитывать время — появляется сигнал, которого не было все эти три недели. Две резких трели и после них длинный негромкий пронзительный зуммер. Тэ закрывает глаза и нажимает кнопку…⏳ ⏳ ⏳
— Здгавствуй! Здгавствуй, догогой! Ты точно в сгок! Точность — вежливость коголей! — суетится Мордехай. — Что-то случилось? Устал? — Да-да, профессор, я устал. — Привет, Кимхен! — крепко стискивает его Шлисс. — Как ты справлялся, рыжий? — рад его видеть Тэ. Но голос всё равно выдаёт — тихий, охрипший. — Есть физическое недомогание? — заволновался Риневич. — Нет-нет! Всё прекрасно! Только я не спал больше суток. Так что немного… — Уф, я уж пегепугался, что твой пегелёт сказался на здоговье! — Не волнуйтесь, с этим всё в порядке! — Тэ старается успокоить профессора. — Я только посплю пару часов и стану свежим и весёлым. — Хогошо, конечно, беги пегедохни! — обнимает его израильтянин. — Твои вещи, — немец отдаёт ему пластиковую коробку с ключами, мобильником, часами. — Данке, Шлиссхен. ⏳ Выходя из лифта, Тэхён слышит высокий голос, который явно ругается с таким напором, что тот, кому адресованы эти вопли и выкрики, наверняка даже слова не может втиснуть. Тэ усмехается: «Вот же кому-то не повезло иметь такого сварливого соседа или партнёра!» Но подходя ближе к квартире, всё громче слышит… А не?.. Блять! Так это ж голос Мини! Ах, ты ж, маленькая овца, неужели Мину мозг выносит? Тэхён звонит в дверь, как не в свою. Чимин замолкает. Несколько мгновений тишины, а затем дверь открывается. — Тэхён-и-и-и! Детка! Вернулся! — радостно вопит Юнги, всё такой же кудрявый и родной, и бросается на шею возвращенцу. — Привет, бро, — тоже обнимает его Тэхён, — дай я войду! Или вы тут поселились навсегда, а я бездомный, а? — Ну что ты такое говоришь? — возмущён Мин. — Привет, Чимин-и, как ты? — улыбается Тэ. — Ещё скажи, что ты не слышал меня. — Не буду врать — у тебя звонкий голосок, — усмехнулся Ким. — Да, есть такое, — примирительно говорит Мин Юнги, — как ты себя чувствуешь? — Мне нужно срочно отдохнуть. Так получилось — не спал почти тридцать часов. — Да ты что?! Были проблемы? — сочувствует Юнги. — Трахался он, — бестактный Чим совершенно прав, — посмотри на засос под скулой и на его губы. Да уж, любовь зла: полюбишь и такую ругливую овцу, как Пак Чимин. — Ты знаешь, Мини, это было прекрасно, мне очень нравилось! Я пока пойду подрочу в ду́ше, а вы оба сва́лите, окей? — Да-да, пойдём погуляем, детка, — засобирался Мин. — Спасибо, бро! — Тэхён скидывает с себя одежду и, подхватив полотенце и халат, направляется в ванную. — Симпатичный кулончик, — желчно поджав пухлые губы, замечает Чимин, выходя за руку с Юнги.⏳ ⏳ ⏳
—… Хосок очень тепло со мной встретился, он действительно был рад меня видеть, как и я его, — докладывает на следующее утро Тэхён. — Но, к сожалению, я не смог стать его доверенным лицом. Я помню, как Вы отчего-то вышли из себя, когда в своём прошлом отчёте я упомянул имя Чон Чонгука, двоюродного брата Чон Хосока, — аккуратно напоминает он. — Я так и не понял причину этого, но я заметил, что и Хосок отчего-то питает странную неприязнь к своему кузену. Это, видимо, что-то из детства, ведь матери мальчиков были очень дружными сёстрами — мне рассказывал об этом Чонгук. Итак, я забрал Хосока из больницы, мы с ним прекрасно беседовали, я рассказывал заготовленную легенду о своей работе в Тэгу. Но когда я очень аккуратно — уверяю вас, со всей деликатностью! — спросил о причине ссоры с Чонгуком… Ах, да, я не сказал вам об этом инциденте… — И не нужно! — прерывает его Хувед со звенящей интонацией в голосе. — Дальше что? Каков был ответ Хоби? — Так вот, когда я спросил о причинах, он резко взорвался и начал кричать, что не желает слышать об этом человеке. Я был крайне удивлён! Но я не стал скрывать от Хосока, что у нас с Чонгуком возникла взаимная… м-м-м… симпатия. И тут Хосока просто разорвало! Он бранился, обливал грязью Чонгука, обвинял меня… Словом, я в тот вечер вынужден был уйти. Тэ коротко взглянул на Хуведа: тот сидел, напряжённо наклонившись и сцепив руки так, словно собрался раскрошить себе все фаланги. — Когда я рассказал об этом Чонгуку, он постарался меня успокоить. Мы долго разговаривали и думали, как нам обоим можно помириться с Хоби. Тогда Чонгук мне рассказал… — Да какого ж хера-то, а?! — неожиданно вскричал Хувед. — Почему снова эта мелкая сучка Чонгук?! Ты должен был влюбиться в меня, в меня-а-а, понимаешь?! — он вскочил со своего места и нервными шагами приблизился к Тэхёну, который в шоке смотрел на этот взрыв. — В меня! — В Вас?.. — наконец сипло выдавил парень. — Да, блять! А ты не понял, кто я?! — тут он резко сорвал с лица чёрную привычную маску и оттянул ворот водолазки, обнажив уродливый шрам от скулы по диагонали вниз к шее. — Так лучше понятно? Несколько секунд понадобилось, чтобы поверить в невозможное: шрам, который был свежим несколько дней назад на лице Хо, теперь выглядел шлифованным, несколько замаскированным, полустёртым. Но это был тот же шрам… — Хосок?! Тэ в шоке смотрел на господина Чона — в его глаза, на его острые скулы — и узнавал, наконец, в нём черты Хоби. Только гораздо более взрослого: ухоженного, властного, богатого, но такого же злого. И лицо которого он десятки раз видел, совершенно при этом не интересуясь высоким искусством бизнеса. Да, этого человека нельзя не знать: региональный директор объединённых корпораций SLGS, Samsung — LG — SONY. Тэхёну вдруг вспомнилось, как Хоби вытащил модный кассетный магнитофон SONY и включил песню Status Quo… — Да, Тэ, это я… — внезапно слабым голосом подтвердил Хувед и опустился на соседний стул. — Только я не пойму, как вы с братиком-то встретились? Он ведь ни разу не пришёл в больницу, — противно выплёвывает он это «братик», криво и некрасиво скалясь в лицо Тэхёну, — и я си-и-ильно на него обижался. — Он приходил каждый день, господин Чон. Сидел в холле и не решался к Вам зайти, — отвечает Тэ, опустив глаза и стараясь отклониться от изуродованного лица. — Что? — жёстко щурится Хосок. — Это он тебе нарассказывал? Не было его там! Я в холл выходил сто раз! — Он был в холлах нижних этажей. Я именно так его и встретил, когда шёл к теб… Ох, простите!.. к Вам в больницу, — Тэхён потёр лоб, подравнивая мысли. — Мне так сложно это осознать… Вы вот здесь, а там — мой приятель Хосок, — поднимает он брови, — понимаете, я же с Вами целов… Боже, как мне с этим жить? — закрывает он лицо ладонями. — Ну и что с того, что ты со мной целовался?! Может, ты даже разок трахнул меня? Или я тебя? Я бы тебя с удовольствием отымел, детка, — горько и зло цедит Хувед, — но только я не слепой: я же вижу, что у тебя стояк, когда ты просто говоришь о сучонке Гук-и. Ай, не рассказывай! — взмахом руки он остановил объяснения Тэ. — Я прекрасно помню, что на него текли все девчонки уже с его шестнадцати лет. Кста-а-ати! — внезапная догадка заинтересовывает мужчину. — А он же вообще не по мальчикам был! К его чести, мои гейские замашки он принимал, как настоящий толерант. Но сам ни разу не был замечен… Ты его сбил с пути достойного гетеро? Ха-ха! Так ему и надо! Теперь ему ещё тяжелее придётся! Ты не представляешь, как нам, геям, было тяжело в те времена. Вообще не представляешь! Тэхён уже немного утомился от этого желчного потока незакрытых гештальтов и непрощённых обид. Господин Чон Хосок сейчас для него просто наизнанку вывернулся, став совершенно не тем человеком, которого он привык уважать. Видимо, своего разочарования Тэ не смог скрыть. — Что ты на меня так смотришь?! — опять резко повысил голос Хосок. — Противен я тебе?! Да ты просто мудак, Тэхён, такой же как твой отец! Вы оба… — от крика он закашлялся и стал яростно стучать себя по груди, восстанавливая дыхание. Он увидел яркое пламя возмущения в глазах Тэ, который медленно вставал со своего стула, намереваясь заступиться и за себя, и за своего отца, и за Чонгука — в конце концов! — Что Вы такое говорите, господин Чон? Какое Вы имеете право так отзываться о моём отце? — Имею, поверь! Я был с ним знаком, даже очень близко знаком, — лжёт Хувед, пошло облизывая повреждённые давним ожогом губы. — Как? Он же… Ведь он был женат! И они с мамой любили друг друга! — выкрикивает Тэхён, не желая узнавать подобных страниц из прошлого отца. — Да, был! Его гетеро-непробиваемость и позволила ему родить такого славного сыночка! Если бы он был жив, я бы хотел с ним поговорить… Потому что твоя мать мне совершенно неинтересна, а вот на Тэёна я бы с удовольствием взглянул! Неудачник! В Штаты он уехал!.. — Господин Чон, — дрожащим от возмущения и напряжения голосом говорит Тэ. — Я прошу Вас прекратить эти бессмысленные… воспоминания. Я уважал своего отца, и тем более после его смерти я не желаю слышать подобные вещи. Я немедленно ухожу! — Именно так, малыш! — со злой радостью выкрикивает Хосок. — Ты уходишь, причём очень далеко и надолго! Я сегодня же подниму вопрос о твоём увольнении из института! Тэхён обернулся, не поверив услышанному. — За что?.. П-почему?.. — он буквально задохнулся от подобной несправедливости. — А потому, что ни ты, ни твой отец не подарили мне того, в чём я так нуждался! Я отдавал вам своё сердце, а вы его оттолкнули! Уйди отсюда, Ким! — заорал Хувед. Тэхён, задыхаясь от этой ужасной сцены, выбежал из кабинета и через несколько шагов остановился, опершись на колени и заглатывая воздух. И тут же у него за спиной дверь с грохотом врезалась в стену, и голос Хосока прокаркал хрипло: — Надеюсь, тебе хватит мозгов никому не распространяться о нашем разговоре? Если просочится хоть одно слово — я тебя уничтожу, Ким Тэхён! И с ещё худшим грохотом дверь захлопнулась. ⏳ Каждому взрослому человеку понятно, что такое волноваться о будущем, с некоторым страхом и с надежной ожидая того неизвестного, что придёт. А Тэхён сейчас дико боится за своё прошлое. Черноглазое, дорогое, нежное прошлое…⏳ ⏳ ⏳