Наступи на этого достопочтенного, Чу Фэй

Золотистые одежды развевались на ветру, пока стройный мужчина шел, куда глаза глядят. Собственные ноги привели его к величественному по размерам дереву Хайтан. Вот уж поистине странная находка в императорском дворце. Розовые лепестки не спеша опадали, а некоторые из них даже приземлились Бэйдоу на волосы. Приятная атмосфера смещает чувство ярости и несправедливости в груди мужчины. Сделав глубокий вдох, Чу приземляется на чуть колючую траву, что не прочь пощекотать хрупкие ладони. Давно он не чувствовал подобного сжирающего чувства ненависти по отношению к живым существам, к людям. Этот дурак-Император возомнил, что лучше всех и даже не замечает очевидной наглости этого незрелого мальчишки! Этот Жун Цзю оказался столь высокомерным, самовлюблённым и видимо ищущим везде выгоду. Ах, этот Жун Цзю так сильно напоминал Чу Ваньнину себя в подростковые годы… Молодой совершенствующийся бродил в заснеженных горах после очередной ссоры со своим наставником и был столь увлечён внутренним обзывательством этого старика, что очнулся он только в сугробе. Надо же было запнуться об… кажется, чьё-то тело. — Что за невежа разлёгся посреди дороги?! — Чу мигом поднялся на ноги и отряхнулся от снега. И хотелось было отчитать этого незнакомца, об которого юноша, не заметив, споткнулся, но слова тут же застряли комом в горле. Перед ним лежал грязный малец в обносках, если не в мешке из-под риса. Чу знатно удивился, но ни капли сочувствия не проскользнуло на его бледном лице. Собравшись с духом, он сел около худого тельца и взял чужое лицо в свою ладонь. — Есть… прошу… — вырвалось из умиравшего мальчишки. Чу в тот же миг оторвал свою ладонь от грязного оборванца. «Чёрт, он живой! И что мне теперь с ним делать? Оставлю его здесь, и он точно помрёт, а потом это зачтётся мне в аду и меня отправят на девятый круг… Но если спасу его, то не только перерожусь, но и прославлюсь. Докажу наставнику, что он ошибался во мне и я лучше него!» Не медля, юноша накрыл мальчишку собственным плащом и начал вливать тому в рот жидкую кашу, которую всегда берёт с собой на всякий случай. Теперь-то он докажет этому старику, что тот зря его недооценивал! А затем послышался плачь и приближающийся топот чьих-то ног — это была Ло Сяньсянь. По её щекам бежали тонкими струйками кристальные слёзы. Чу теперь полностью очнулся от былой жизни. — Чу Фэй! — Сяньсянь остановилась перед мужчиной, пытаясь отдышаться. — Ах, … Чу Фэй, вот ты где…. Весь дворец ищет тебя! Мужчина встал с прохладной земли, отряхнул одеяние и взглянул вверх. Бэйдоу пришёл сюда ранним утром, но сейчас на тёмном небе ярко блестели звёзды. Прохладный ветер подул в бледное лицо, приводя в чувства. — Ищут… меня? — обратился он к девушке. — Сколько меня не было? Ло Сяньсянь утёрла слёзы и, прокашлявшись, ответила: — После того как ты ушёл, император в гневе ударил Жун Фэя, а затем…. Вытянул карточку с твоим именем, да объявил всем об этом! Но когда дело дошло до того, чтобы привести тебя к нему.… Оказалось, что тебя никто не видел с утреннего инцидента. Сейчас он сильно зол, велит не начинать трапезу без тебя! Весь дворец стоит на ушах. — Но ты нашла меня, так чего же слёзы твои текут без остановки? — Ох, Чу Фэй, знал бы ты…. Ведь император… о-он! Сказал, убьёт всех, кто застал эту позорную картину! Всех убьёт, никого не пощадит! Я-я… я… так боюсь.… Был один инцидент, страшно вспоминать. Никого не пощадил из наложниц низших рангов, всех повесил, а некоторых, говорят, испробовал на вкус, — девушка сглотнула. — Надеюсь, ты понимаешь, о чём я. Только усмиривший в себе ярость Чу воспылал вновь. Да кто этот человек такой?! Именно сейчас жизнь казалась такой несправедливой и жестокой по отношению к молодым девушкам, что даже не испробовали малую часть удовольствий к своим годам. Зато для некоторых она покрыта толстым слоем сахара, который не запить и сотнями пиал с чаем. Обычный люд же оказывается так далёк от комфортной жизни, что им ничего не остаётся, как только капать слюной на засахаренные фрукты и облизываться на обычную лепёшку, которую кидают на съедение своей псине чиновники. Рвать на себе волосы и молиться лишь бы найти себе работу, пытаясь выжить — это всё, чего они достойны. «Бедняки и женщины — не люди» так ведь думает император? Почему он суёт себе горстки золота в карманы? Зачем ему иметь огромнейший гарем с сотнями девушек и юношей, если рано или поздно их выбросят? Гарем должен иметь каждый император, но в чём смысл? Разве пока существует данное обязательство, правитель может иметь право на «искренние» слова любви? Почему подобные правила заставляют наложниц соревноваться, делать всё, чтобы император заметил их? Нечестно! Нечестно! Нечестно! Кто этот император вообще такой? Почему он решил, что может управлять чужими жизнями? Разве людям так нужен этот самый правитель? Ранее Бэйдоу обошёл множества деревень, дабы уничтожать злых духов, что часто любят кошмарить деревенщин. Он повидал всю поднебесную и побывал в разных ситуациях, в которых даже опытный совершенствующийся вряд ли бы выжил. Чу Ваньнин хоть и был ещё тем высокомерным пареньком раньше, но с возрастом он изменился, нашёл свою золотую середину, теперь же он воплощение добро деятеля и праведного судьи, помогающего нуждающимся и совсем не жалеющего себя. Неудивительно, почему простолюдины описываю его не иначе, как Бессмертный Бэйдоу. Он будет жить для них вечно, будет тем, кому они будут благодарны. Сяньсянь схватила Чу за руку и повела в сторону императорского дворца, попутно спрашивая всё ли хорошо. Ваньнину она показалась слишком суетливой, пускай на то есть причины это начинало немного раздражать. Мужчина подхватил девушку на руки, тем самым переключив её мысли в другое русло. Чу перенаправил собственную энергию ци себе в ноги и, не теряя ни секунды, помчался в сторону дворца. — Чу Фэй, что ты творишь?! — смущённо крикнула Ло. — Отпусти меня, это не правильно! Она начала вырываться и пыталась оттолкнуть мужчину, и из-за её довольно сильных толчков их чуть было не откинуло прямо в дерево. — Сейчас же прекрати, ты не маленький ребёнок, — Чу готов был поклясться, что ещё одна её такая выходка и он выкинет её куда-нибудь на ходу прямо в чёрствое дерево лицом вперёд. — Я просто донесу нас обоих до Императора и ничего более. Кажется, эти слова заставили прийти в чувство, так как больше она не брыкалась, а лишь покрепче вцепилась в ханьфу Чу. Через малое количество времени главный императорский дворец виднелся как на ладони, и на пороге их ждала слуга гарема. На её лице виднелась растерянность и в тоже время облегчение от того, что главный виновник императорского бешенства, наконец, нашёлся. Ло Сяньсянь спрыгнула с рук мужчины, подбежала к женщине и поклонилась. — Госпожа Му, как состояние остальных наложниц? Чем сейчас занят император? — спросила Ло. — Довольно Сяньсянь, — женщина посмотрела в сторону Чу и продолжила. — Император решил не начинать пир, пока ты не появишься. Сейчас же иди за мной, тебя приведут в подобающий вид, и ты отправишься в главный зал. — Какой ещё внешний вид?! Этот сумасшедший решил всех просто так поубивать, а ты хочешь, чтобы я пошёл жрать?! — Чу был в огромном бешенстве! Сейчас он надерёт этому самодуру задницу. Му Янли выглядела не лучше Чу Ваньнина, оттого его слова оказались последней каплей для неё. — Следуй приказам своего повелителя. Как смеешь ты, не достигшее одобрения небес существо, считать Сына небес самодуром?! Слово императора — закон. Он сказал, а ты должен выполнить, — служанка схватила Бэйдоу за запястье и повела его внутрь, приводить в подобающий вид. — Сейчас мы оденем тебя покрасивее, и ты не станешь спорить, а спокойно пойдёшь и покажешься императору на пиру. Евнухи Ву следом за Му Янли и Чу Ваньнином забежали в небольшую комнату, которая служила слугам чем-то вроде спальни. Они принялись доставать яркие и явно стоящие не одного состояния ханьфу. Чу выбрал для себя наиболее спокойное голубое одеяние с вышитыми золотыми рыбками и незамысловатыми узорами. Оно оказалось весьма к лицу Чу Ваньнину, слуги гарантировали резкое поднятие настроения их правителя. Тяжеленые двери резко распахнулись, чуть ли не слетая с петель и врезаясь в стены. Чу Фэй лёгкими шагами ломал напряжение в большом зале. В тот же миг на пол приземлилось тело неизвестного мужчины, по видимости слуги. Видимо император был действительно в ужасном настроении, раз пытался только что задушить покорного слугу. Лицо Тасянь-цзюня расплылось в безумной улыбке, мужчина развёл руками и залился смехом. Голос Сына Небес заставил Чу вздрогнуть, до боли давящей казалась эта картина. Глаза тирана наполнились блеском, и кажется, он был без ума от одного внешнего вида своего «бриллианта». — Чу Фэй, где тебя носило?! — император тут же сменился в лице и его смех только эхом разносился по пустым коридорам дворца исчезая. Чу Ваньнин сглотнул, но без страха и волнения подошёл вплотную к мужчине. Взгляд Тасянь-цзюня был пустым, виднелось его нескрываемое недовольство неповиновением своего наложника. Бэйдоу приложил свою ладонь к его крепкой загорелой груди, что выглядывала из-под ханьфу. — Эта наложница была так зла на своего хозяина, что не заметила, как засиделась под красивым деревом Хайтан, — Чу Фэй поглаживал императора и слегка задевал те места, в которых должны находиться соски. Император следил за этими манящими движениями и был несказанно удивлён таким резким изменением характера этого непредсказуемого мужчины. Пожалуй, его дико возбуждало обращение Чу Фэя к себе как к недостойной императора наложнице. А потому гнев начал стихать и на замену ему пришло самодовольство. Всё-таки этот кот не смог противиться своему истинному хозяину. Тасянь-цзюнь обнял Чу Фэя в районе талии, притянул к себе близко-близко, а затем упал вместе с ним прямиком в трон. — Ну же, накорми этого Достопочтенного, Чу Фэй, — облизывая губы приказал император. Чу Фэй оторвал несколько засахаренных виноградинок с грозди и своими изящными тонкими пальцами засовывал императору их поштучно в рот, слегка касаясь его губ. Маленькие кристаллики прилипали к уголкам рта Тасянь-цзюня, этой же участи удостоились и подушечки пальцев Чу. Император был известен своей похотливой натурой и непредсказуемыми действиями. Даже Бессмертный Бэйдоу не мог ожидать того, что этот наглец предпочтёт вылизать пальцы своего наложника от липкого сахара, нежели вкусить сочный фрукт. Император провёл кончиком языка по замаранным пальцам, а следом стал поглощать их по отдельности. Он делал это так аккуратно, не упускал собственной стекающей слюны, он действовал как наложница в его опочивальне, что принимала в себя его впечатляюще незаурядный достойный восхищения член. От такой наполненной похоти и напряжения картины кончики ушей Чу приняли ярко бордовый окрас, а дыхание чуть участилось. Люди находящиеся в зале по прежнему не произносили ни звука, они ждали разрешения Сына Небес на начало трапезы. Чу прекрасно понимал это и вздёрнув подбородок мужчины, он прошептал: — Что насчёт их? Разве они не заслужили капельку твоей похвалы? Император отмахнулся и похлопал в ладоши. Он выглядел раздражённо, что его отвлекают от любования своим прекрасным «бриллиантом». — Жрите, крысы помойные! Похоже, сегодня я дам вам спуску, но только сегодня! — он залился смехом и украдкой глянул на танцовщиц, что по прежнему сидели опустив голову на полу. — А вы чего уселись, танцуйте или проваливайте! Среди около двадцати танцовщиц был и знаменитый «червяк», который кажется больше не оставит Чу Ваньнина в покое и при каждой удобной возможности будет мозолить взгляд. Все они были одеты в яркие ханьфу, но Жун Цзю опять отличался. Его волосы были женственно уложены в сложную прическу и заколоты массивными золотыми украшениями. При каждом шаге надетые им побрякушки звенели и переливались в свете зажжённых факелов. Послышались приятные мелодии, которые играли дворцовые музыканты, их звучания были в лучших восточных мотивах и единственные в своём роде. Танцовщицы стали двигаться в такт музыке, их движения были плавными и быстрыми. Жун Цзю изящно подпрыгивал под хлопки наблюдавших слуг, а затем достал два золотых веера. Он размахивал ими так же, как делал это ранее в публичном доме. Сцена любила его, а он наполненные восхищением взгляды. Но к его огромному сожалению здесь на него никто так не смотрел, даже его собственные слуги. Император видел в нём лишь очередную дырку и ничего более. Раньше Жун Цзю был лишь одним из работников публичного дома, ничем непримечательным и только его внешность, такая непривычная для юноши выделяла его среди остальных. За него платили в основном мужчины преклонного возраста, которые являлись одинокими извращенцами. Они дарили ему украшения с драгоценными камнями, красивые гребни и яркие одеяния, но никто из них так и не смог подарить Жун Цзю незабываемых воспоминаний и искренней заботы. И только парнишка пятнадцати лет отроду вывел юношу в сад и провёл с ним время не как с проституткой. Он тогда представился по наивному глупо и Жун Цзю подумал, что тот недалёк умом. «Привет, я — Мо Жань, ты мне понравился, ты такой красивый!» Эти слова так и застряли в памяти Жун Цзю. Прошло время, и этот недалёкого ума парнишка подчинил себе всю поднебесную, став Императором мира бессмертных и смертных. Тогда он забрал к себе Жун Цзю, освобождая из вечной клетки публичного дома, но заточая в своём гареме, что был лишь со стороны красивым местом. Цзю понял куда попал не сразу, только после месяца пребывания в гареме он заметил, что здесь никто не будет с ним церемониться и, если совершить маленькую оплошность, можно поплатиться собственной жизнью. Поэтому он отбросил всю оставшуюся человечность в сторону и начал вести собственные игры в гареме. Он должен показать всем чего он стоит, что он не пустое место и переходить ему дорогу не стоит. «Лишь бы быть ближе к императору, лишь бы выжить» стал думать наложник. И сейчас, танцуя на очередном пиру, он чувствует зависть. Он потратил столько сил и убил немало наложниц, чтобы забраться так высоко, но из-за одного приказа его глупого Императора место Жун Цзю занял некий Чу Фэй. Эти обстоятельства ранили его сильнее, чем очередной срыв Мо Жаня в сторону его невиновного. Как Мо Жань мог позабыть их короткие прогулки в саду у публичного дома? Неужели он забыл, как рвал для Цзю уличные цветы? Император всё никак не обращал своего внимания к любимому наложнику, продолжая любоваться своим «редчайшим бриллиантом». Но в один момент он подозвал Жун Цзю и попросил того преподнести им вино. Закрыв веера, Цзю прекратил танцевать и подошёл к столу с едой. Его захлестнула печаль, ни одного взгляда его робкого Мо Жаня не было направленно в его сторону. Разлив грушевое вино по пиалам мужчина взял их в руки и направился к трону. Его руки невольно дрожали от несправедливости. Разве он не заслужил к себе такого же отношения, как этот Чу Фэй? Что он делал не так, раз никто не пытался понять его? Дурные мысли заполнили его разум и Цзю даже не заметил, как наступил на собственный подол ханьфу и упал вперёд. Содержимое пиал вылилось прямиком на новое одеяние Чу Фэя. Император нахмурил брови и посмотрел на наложника недовольным взглядом. — Ты что совсем ослеп? Как ты смеешь марать одежду моего «бриллианта»?! Жун Цзю задрожал от страха, ведь в этот раз он вовсе не хотел совершать ничего подобного. Он поднялся и посмотрел на Императора полным сожаления взглядом. Он правда не хотел, но разве этого Чу Фэя не надо привести в чувства, опустить с небес на землю? — Этот неуклюжий любимый наложник приносит свои извинения, — Жун Цзю до конца не осознал, что вырвалось из его рта, а когда понял, было поздно и он прикусил собственный язык. Он привык называть себя никак иначе чем «любимый наложник» в окружении слуг и других делящих его участь. — Ха, не ожидал, что ты назовёшь себя так! — императору было смешно с этой ситуации, ему было интересно, как поступит Чу Фэй. Чу Фэю в то же время казалось, что Жун Цзю сделал это специально, чтобы потешиться и удовлетворить своё самодовольство. И как бы ни хотелось ему сейчас разбить стоящий на столе кувшин с этим самым вином, что и у него сейчас на ханьфу, об голову высокомерному «червяку», но Чу умерил свой пыл и только посмотрел на Тасянь-цзюня. В такой ситуации нельзя идти на поводу у собственных чувств. — Ну же, баобэй, что нам с ним сделать? — начал вслух мужчина. — Какое наказание подойдёт ему лучше всего: мытьё полов, лишение собственного дворца, лишение еды и воды или быть может… заберём его жизнь? — Не стоит, это всего лишь пятно, — Чу осторожно взглянул на перепуганного Жун Цзю. — Ты не можешь отобрать у него жизнь, из-за какого-то разлитого вина. Чу Ваньнин действовал в своих словах аккуратно, пытаясь переубедить Сына Небес не творить глупостей. Мало ли что натворил ранее этот высокомерный наглец, даже он не достоин высшей меры наказания. Однако, Чу Ваньнину всё ещё было обидно от утренней ситуации и слов сказанных в его сторону. — Уверен что всего лишь пятно? А как же все грязные слова сказанные утром в твою сторону? Неужели не хочешь отомстить? — слова Императора, казалось, подстёгивали к совершению импульсивных действий. Но Чу не мог так поступить, совесть, которая бы съедала его позже была бы сильнее. — Отпусти его, — терпение Бэйдоу начало кончаться довольно быстро. Ему не хотелось боле выслушивать всю эту грязь, исходящую изо рта правителя Поднебесной. Но Тасянь-цзюнь не намеревался останавливаться, он был редкостным безумцем, таким, как он нельзя стоять у власти. — Убьём его, зарежем или забьём, отравим или выстрелим в него из лука, пронзим тело мечом или повесим, скинем с крыши нашего дворца или утопим, а лучше дадим на растерзание другим наложницам или съедим его заживо! — мужчина кричал и смеялся, пока в его взгляде не появился безумный фиолетовый оттенок. Жун Цзю уже захлёбывался собственными слезами, его трясло так, как никогда прежде. Неужели его жизнь закончиться именно так? Из-за его непредвиденной ошибки? Неужели Мо Жань не дорожит им? Бэйдоу не мог больше слушать рассуждения Тасянь-цзюня, он направился к столу, взял заморский кувшин наполненный сладким вином и со всей злости кинул его в голову безумцу-императору. Кувшин разбился вдребезги, а вино разлилось во все стороны так же, как и гнев со здравым смыслом покинули разум Чу Ваньнина. Сейчас его уже не волновали последствия. Он будто оказался в своём подростковом возрасте, когда мог позволить себе всплески агрессии. Помещение наполнилось страхом слуг, музыкантов и танцовщиц. — ЧУ ФЭЙ, ЧТО ТЫ ПО ТВОЕМУ СДЕЛАЛ СЕЙЧАС?! — разгневанный крик резал Чу уши. — Привожу тебя во вменяемое состояние, что же ещё?! — Бэйдоу не испытывал страха и сожалений за свой поступок. Однако хотел он только ещё раз врезать Императору, как послышался звук открывшихся золотых дверей. — Что здесь происходит? В помещение зашла женщина, а за ней плелись слуги и выглядели они так, словно не хотели, чтобы она являлась на пиру. Красное ханьфу расшитое золотом и увесистая корона походили на одеяния лишь одного человека, который мог бы себе позволить ходить так в императорском дворце. Чу Ваньнин не был глупым человеком в любом аспекте жизни, заметив блеск алой помады на губах, он понял, что пред ним Императрица, жена Сына Небес, об чью голову он только что разбил кувшин.