Наступи на этого достопочтенного, Чу Фэй

Мать поднебесной — мать всего народа и неважно кем ты являешься, она будет к тебе благосклонна. Её нежная чувственная натура и миролюбивые нравы трогали народ до глубины души, но никто не знал достоверной истории её попадания в Императорский дворец. Никто из ныне живых душ не знал её трагичной судьбы. Жаркий летний день аукциона, радость для настоящих ценителей антиквариата. Помимо них также собралось немало мужчин с извращёнными фантазиями, все они посетили данные торги для одного единственного лота — костяной бабочки. Девушка, еле достигшая своих семнадцати лет от роду, была заперта в нагретой солнечными лучами клетке. Со всех сторон на неё глядели голодные, в прямом смысле, взгляды. Все они желали вкусить её плоть, но сначала использовать для продолжения своего нового, сильного рода. В голове витали мысли, как её будут разделывать и безжалостно рубить, срезать мясо с костей младого тела. Она тяжело сглотнула, по лицу то и дело стекали крупные капли солёного пота. Он катился прямиком в её чуть приоткрытый рот или же падал на ключицы, а затем медленно скатывался меж её грудей, вызывая неприятные мурашки. Взгляд, наполненный неописуемым ужасом, устремился ниц, как же было страшно слышать гул голосов и объявления цен, но ещё хуже стало от понимания, что здесь ты такой же товар, как и все вазы, мечи и украшения. Ты не можешь принадлежать самой себе, словно животное в клетке, которого вот-вот скормят дикому тигру. — Последний и самый сочный лот на небесном аукционе! — крикнула девушка, оглашающая товары. Девушка впилась ногтями в собственные ладони, тонкие струйки крови потекли по белоснежным ладоням и капали вниз, на пол клетки. Солнце, как назло палило нещадно, в глазах стремительно темнело. Шум от разговоров совершенствующихся становился невыносимо громким. — Костяная бабочка, ваша красавица-жена или может быть экзотический обед для повышения сил. Она может стать вашей всего лишь за… — далее ничего расслышать не удалось. В ушах нещадно зазвенело, на аукционном поле, с верхнего ложе Император произнёс: — Беру. И никто не смел предложить больше, знали, что если соревноваться с Тасянь-цзюнем — порежут.

***

Звенящая тишина грозилась разорвать изнутри. Слуги склонились в поклоне, даже, кажется, слишком низко, они стелились пёстрым ковром. Чу Ваньнин был бы не собой, если бы не был таким смелым и может, чуточку наглым. — Я жду объяснений, — взгляд Императрицы был таким же холодным и острым, как у генералов императорских войск, ей он совсем не подходил. Её мягкие черты лица и глаза-бусинки скорее выдавали её за послушную жену, чем за… кого-либо ещё. Чу медленно выпрямился, гордо поднял подбородок и заправил непослушную прядь волос за ухо. Ситуация казалась опасной и неправильные слова могут привести его на собственную казнь. Но где-то внутри чутьё подсказывало, что вряд ли Император избавится от него так быстро. Хотя, он то может и пощадит, но эта «зализанная мадам», как ему подумалось в первые секунды, увидев Мать Поднебесной, точно не упустит момента устроить ему «сладкую» жизнь. Будет мстить и очень изощрённо, но Чу Ваньнин никогда не был трусом и никогда подстилкой не служил. Юношеское высокомерие так и не утихло, хотя ему шёл уже тридцать шестой год. Император приложил руку к лицу, к месту об которое только что разбился дорогой кувшин. Помнится, он отжал его у одного потного жирдяя, но что уж… Сейчас это не имеет значения. — Тебе то что, сука крашенная? Уголки губ Чу Ваньнина непроизвольно дёрнулись. Значит, император не хочет, чтобы императрица точила на него зуб? Мало ли что бывает. Сама ситуация походила на абсурд. Где это было видано, чтоб наложница смела калечить самого Сына Небес? Узнай об этом народ, можно сильно пошатнуть устоявшуюся репутацию грозного правителя. А потом, гляди, и до свержения власти недалеко, или же массового геноцида, учитывая какой силой владеет Тасянь-цзюнь. Лицо императрицы всё так же оставалось неизменным, словно никакого оскорбления с губ её мужа и не слетало вовсе. И, пожалуй, один Чу заметил гневный проблеск в чужом стеклянном взгляде. Надо же, никакого уважения к женщине, да ладно к наложнице, но к собственной жене. Это толкало мужчину на мысли о том, каким образом тогда эта девушка стала императрицей, если Тасянь-цзюнь точно холодно к ней относится. Может Ло Сяньсянь знает об этом что-то? Всё-таки в гареме она находится дольше, а если не знает, следует расспросить об этом Му Янли. Но как сделать это ненавязчиво и без подозрений? — Прошу простить меня, вашу недостойную первую жену, за такую грубость, — девушка сделала низкий поклон, сделав акцент на своём титуле, желая явно напомнить о том, что она не первая мадам из публичного дома и к ней надо иметь уважение, даже если ты правитель Поднебесной. Не понравилась она Чу, со своей миловидной внешностью и яростью в секундном гневе, казалась волком в овечьей шкуре. От таких как она, как правило, ничего плохого не ждёшь, а потом оказывается, что именно от её доноса ты уже стоишь на собственной казни. Если не побоится столкнуться с гневом Матери Поднебесной, то сможет заработать неплохую репутацию, в худшем случае станет выскочкой, в лучшем его начнут бояться и император увидит в нём равного. Чу Ваньнин сделал пару шагов назад и, не отрывая взгляда от императрицы, сел на подлокотник императорского трона. Ему хотелось показать этим своенравным жестом, что ему ничего не будет даже после того, как он сам набросился на Тасянь-цзюня. Он был уверен, тот по собственному желанию спустит ему это с рук. — Проваливай, — грубо, почти вспыльчиво «выплюнул» Тасянь-цзюнь. На короткое время Ваньнину показалось, что он просчитался и это желчное «Проваливай» адресовано ему, но стоило только нахмурить брови, как Чу почувствовал на своей талии чужую ладонь. Тасянь-цзюнь притянул его и ловким движением усадил к себе на колени. На лице Чу расплылась ехидная ухмылка. Император вытер рукавом стекающую кровь с лица, пачкая дорогую ткань. Императрица виновато поклонилась, её любопытный взгляд был прикован к сидевшему на полу Жун Цзю. Он краем глаза наблюдал за ней, а ближней к девушке рукой, вовсе, зацепился об полы её одеяния. Её губы дёрнулись от такой жалкой картины. Помнится, он недавно ходил и пел о том, что в скором времени отремонтированный Павильон Алого Лотоса достанется именно ему. Сейчас его от смерти спасти могла только Мать Поднебесной. Она знала наверняка, император не смотрит в её сторону. Девушка прощально поклонилась, вцепилась в ткань ханьфу наложника и резко дёрнула на себя, заставив его подняться на ноги. Жун Цзю не произнёс ни звука, понял, что его в тихую спасают, пока император забыл о нём. Это до смерти пугало, он по собственному опыту знает, чудес не бывает. И платить придётся жизнью. Как только массивные златые двери захлопнулись, Чу Ваньнин облегчённо выдохнул. — Неужто испугался? — ухмыльнулся император. — Здесь никто не смеет ослушаться меня, все жизни присутствующих тут могут оборваться, стоит мне этого пожелать. «Скоро эти слова будут принадлежать мне. Кажется, всё может затянуться надолго, и раз уж я имею ценность, все, кто будут угрожать моей жизни, рискуют быть казнены» — эти слова так и не сорвались из чуть приоткрытого рта мужчины. Нельзя выдавать свои планы, вдруг, кто-то всё же рискнёт? Луну сменяет солнце. Теперь на территории Императорского дворца не лежит тонким слоем страх. Но он всегда возвращается вновь, стоит солнцу уйти в закат. Сегодня же всё было по-другому. Моросил дождь, он омывал эту грязную территорию собой. Чу Ваньнин укрылся под крышей главного дворца. Вместе с Ло Сяньсянь они присели на выпирающую часть постройки. Сегодняшней целью было вычистить золотые статуи драконов, что очень симпатично устроились у парадного входа во дворец. Но видимо, погода сжалилась и решила избавить их от ужасной участи, взяв ответственность на себя. — Мне казалось, что их отмывают только к каким-нибудь значимым торжествам, — выдохнул Чу и, несмотря вниз, отбросил тряпку. Не нравилось ему убираться, все эти тряпки были до ужаса грязными, а грязное значит противное. Это собственное правило касалось и людей. Пускай он и помогал беднякам и простолюдинам, но никогда не прикасался к ним. Некоторые принципы остались с его юношеского возраста, когда ему казалось, что никто не достоин и рядом с ним стоять. — На днях прибывают генералы северного и южного войск: Наньгун Сы и Е Ванси. Они лучшие воины во всей империи, император им сильно доверяет. — Доверяет, значит… расскажи мне о них побольше, — из его уст это могло бы звучать подозрительно, но Ло Сяньсянь была безмерно глупа и не придала значения. Девушка задумчиво взглянула вверх, переведя своё внимание на падающие капли дождя, что так безжалостно спрыгивают вниз с крыши главного дворца. Чуть перебирая руками небрежно заплетённую ранним утром косу, она рылась в чертогах памяти, вспоминала слухи, ситуации и обстоятельства, которые ей доводилось видеть или слышать. — Генералы Сы и Е попали под командование Тасянь-цзюня после того, как он напал на школу Жуфэн. Император взял их в плен и пригрозил смертью их главаря — Наньгун Лю. Не представляю, что им пришлось пережить… Этот страх и ужас! А ведь Наньгун Лю — это отец Наньгун Сы, родная кровь! — на её глазах проступили слёзы, Ло вытерла их рукавом старого ханьфу. — Он поставил их перед выбором? — Чу обернулся к Сяньсянь, отрываясь от занимательного гадания. — Да, — вот так просто ответила она, видимо, ком в горле подступил не вовремя. — И что говорят? Мужчина на лету сменил образ, он подошёл к наложнице и подцепил её аккуратный подбородок своими длинными пальцами, чуть приподнимая вверх. Он чуть прищурил глаза и стал внимательно рассматривать её лицо. Она была приятна внешностью, словно сочный апельсин, висящий на дереве в саду, коим его угощали в знак благодарности фермеры. Сяньсянь казалась до боли простой, может быть, она даже не имела секретов, вот она вся — как на ладони. Душевная, сострадающая и искренняя, а главное — чистая, не привыкшая к мужским касаниям. Так казалось Чу Фэю и он не хотел ошибаться, вешая этот образ на неё. Лицо Ло Сяньсянь стало сравнимо с алым лотосом, её смутил жест и переменчивость во взгляде и поведении её друга. Подсознательно ей казалось это чертовским привлекательным, но всего на миг, затем она отдёрнула себя от этой мысли. Теперь это пугало её. Не успела она моргнуть, как перед ней навис Чу Фэй. — Тасянь-цзюнь захотел их, как трофей, захотел, чтобы они стали командовать его армией, взамен на жизнь Наньгун Лю, — Ло неуверенно, по-дружески оттолкнула мужскую ладонь от своего лица. — Но… — Но? Чу Фэй усмехнулся, ему было смешно с неуверенной реакции этой славной апельсинки. — Но… опять же, это всего лишь слухи. Возможно и неправда совсем. Они совсем не заметили, как дождь стих и стало абсолютно тихо, при усилии можно было услышать девственное дыхание и биение сердец. Чу Фэй усмехнулся, а затем быстро развернулся и направился в сторону неизвестного силуэта. Ему стало быть, интересно. Ло Сяньсянь не в силах что либо сказать просто смотрела ему вслед, в глубине своей чистой души надеясь, что он не натворит глупостей. С каждым уверенным шагом по мокрой нетронутой траве Чу Фэй всё больше узнавал местного червя, Жун Цзю. Юноша устало присел около пруда с золотистыми рыбками. Его волосы были растрёпаны и запутаны на концах, от него не исходило приятно звенящего звука от многочисленных украшений, а ханьфу его хоть и было ярким и роскошным, но казалось совсем простым. На левой щеке появилась неглубокая рана. Помнится Чу Фэю, этого не было, по крайней мере, когда он находился в главном зале. Жун Цзю погрузился в собственные воспоминания, пропитанные страхом и грузом безысходности. Вчера его спасла Мать Поднебесной, но сейчас ему кажется, что лучше бы этого не происходило. Он бы смог выбраться, сделал бы всё, но сам, без чужой помощи. И проклял он себя тысячи раз, до скольких умел считать, что за полы ханьфу императрица схватился. Страх одолел его в тот момент, а затем настиг во много раз хуже. Мать Поднебесной швырнула юношу в императорские покои, слуги не стали заходить следом, а лишь бесшумно закрыли за ними дверь. Императрица села на шелковистое, расшитое золотыми узорами кресло. Она облокотилась на выпирающую часть мебели и удобно расположилась на боку, вытянув тонкие ноги. — Благодарю вас, вы спасли мне жизнь, Императрица… — Жунц Цзю с трудом выдавливал из себя слова. Данная ситуация пугала его не меньше, чем прошлая. Девушка похлопала глазками. Она приподняла подбородок сидящего перед ней Жун Цзю и на лице её отразился холод. Бесстрастный взгляд вызвал ужас у юноши. — Да, я — твоя спасительница, знаю, — для неё не было стыдным подобное заявление. Это заставило Жун Цзю громко сглотнуть. «В этом есть подвох»: подумалось ему. — Кто этот наглый мужчина, что уселся на колени моего мужа? — этим вопросом она рубила по больному месту их обоих. — Он и есть «редкий бриллиант», что пожелал император. Его имя — Чу Фэй. Горечь разлилась по рецепторам на языке юноши, даже это бесящее Чу Фэй звучало слаще, чем его Жун Фэй. И император наверняка считал также. С каждой минутой он терял интерес у его любимого Мо Жаня, это не могло не вызывать зависть. — Вот как, значит, он очередной наложник, — императрица усмехнулась. — Этот Чу Фэй вряд ли сможет долго продержаться в милости у императора. — Нет! Он демон-искуситель! Император уже всем потакает ему, о-он, он возвысил его до третьего ранга. Этот Чу Фэй хочет отобрать мой Павильон Алого Лотоса, Павильон мой! Император готовил его специально для меня! — наложник перешёл на неконтролируемый крик. Это было отчаяние. У девушки от криков заболела голова, её бесило подобное поведение этих нахальных проституток. Возомнили себя чем-то значимым и кричат о том, что им кто-то что-то должен. Императрица достала маленький, но острый серебряный кинжал. От переполнявшей её злости и раздражения она полоснула оружием по левой стороне лица Жун Цзю, этим самым заставив его вскрикнуть от обжигающей боли. Юноша притронулся к только что полученной ране и сжал губы вместе, замолчал. Императрица выдохнула от облегчения. — Ты, кажется, малость зазнался, выходец публичного дома, — её слова сквозили ядом. — Какой феникс тебе напел, что Павильон Алого Лотоса император готовит именно тебе? Приснилось? Ха… Мать Небес, угрожая, провела кончиком кинжала по шее наложника. — Я спасла тебя и теперь ты у меня в долгу. Считай, на службе будешь бегать, исполнять всё, чего бы я ни пожелала. Но ты же понимаешь, служанок носящих мне угощения целая куча, их не сосчитать… Ты будешь выполнять другие задания, если не хочешь, то даже не заметишь, как в один прекрасный день выпьешь свою последнюю пиалу зелёного чая. На какое то мгновение повисла давящая тишина. — С таким лицом, вряд ли император решит провести с тобой ночь, — эта маленькая шалость давала ей надежду наконец-то провести ночь с мужем. — Не забывай Жун Фэй, у стен есть уши. Казалось бы, его ничто не может сломить, но в очередной раз, ему послышался характерный хруст. Слёзы так и застыли, как ком в горле, не вырываясь наружу. Ненавязчивый кашель вернул его из мыслей. Жун Цзю обернулся и увидел одну из причин своего нестабильного состояния. Его переполнила зависть и желание опустить зазнавшегося мужчину, что взялся из ниоткуда и неосознанно портит ему жизнь! Ах, нечестно, почему император не может проявить к нему такой же нежности и уважения, что и к этому Чу Фэю. — Что ты тут делаешь? — спросил Чу Фэй. Оказалось ли это высшей степени наглости для Жун Цзю, он не знал, он всегда шёл на поводу у собственных желаний и эмоций. — Что я тут делаю? Что ты тут делаешь?! Если ты не знал, то этот сад и пруды с золотыми рыбками император посвятил мне! Жун Цзю сравнялся ростом с Чу Фэем. Его руки сжались в кулаки, в глазах полопались капилляры, отчего они стали красными. — Откуда у тебя этот шрам? Его точно не было, когда я видел тебя в последний раз, — Чу Фэй не обращал внимания на колкости. Ему было жалко юношу в глубине души, но также и интересно, кто решил позволить себе такую наглость. Инстинктивно юноша схватился за свою рану, было горько, ужасно обидно, что некому пожаловаться на несчастную судьбу. В гареме все друг другу враги. — Д-да какая тебе разница?! Уходи, оставь меня одного! — Это сделала императрица? — маленькое предположение вывело из себя Жун Цзю, заставляя его пошатнуться назад. Он поскользнулся на мокрых камнях выложенных вокруг пруда и упал в холодную воду. — Ах! Чу Фэй провёл по нему выискивающим правду взглядом. Затем, бесшумно развернулся и пошёл обратно к Ло Сяньсянь. Им предстоит сделать ещё немало дел перед приездом генералов. «Императрица явно недовольна моей выходкой. Возможно, она выплеснула свою злость на Жун Цзю. Наверняка она не считает меня опасным соперником, но это пока что… Если я смогу заручиться поддержкой генералов, то вряд ли кто-то решится навредить мне. Если же этим кем-то не окажется сама Мать Поднебесной. Становится намного интересней, чем я предполагал ранее…»