Смех Персефоны

      Город встречает меня пасмурной погодой и смрадом сточных вод канализации. Высокие серо-коричневые дома-муравейники нависают надо мной, как молчаливый серый лес, не пропускающий и капли солнца над серыми тучами, делая узкие, и без того тёмные улочки ещё темнее. Пыльный, такой же серый автобус, из которого я вышла, оставляет после себя клубы такого же серого дыма, заставляя меня морщиться и вызывая дикое желание выплюнуть свои лёгкие — если ещё есть что выплёвывать. Некоторые в нашем городе не могут позволить себе даже такой роскоши.       Накинув на волосы капюшон, стараясь защитить их от городской пыли, я оглядываюсь, пытаясь понять, куда это чудо техники меня высадило. Сориентировавшись, иду налево, по движению, огибая таких же незадачливых пассажиров, которых вместе со мной водитель автобуса выбросил задолго до их остановки, сославшись на поломку двигателя. И правда — не проехал автобус и ста метров, как вздрогнул, выдохнул остатки уже чёрного дыма и затих посреди дороги. Я старалась не обращать внимание на недовольное роптание людей, надеясь лишь, что это недовольство внезапно не закончится травмами и кровью, как это часто бывает в этом сером городе.       Автобус не довёз меня всего на две остановки, и я решила не срезать через дворы и пойти напрямик, вдоль главной улицы. Навстречу мне шли самые разные люди, кто-то смеялся в компании, кто-то шёл, уткнувшись в телефон, а кто-то просто смотрел перед собой, будто ничего на самом деле не видя. Откуда-то из-за угла одного из зданий, куда я сначала думала всё же свернуть, чтобы чуть срезать, послышались крики. Никто даже не скосил взгляд, чтобы посмотреть, и я старалась подражать их примеру, ничем не выдавая своё недовольство. Именно недовольство. Не страх, не волнение — только раздражение и какая-то глухая досада. Почему мы живём именно так и считаем это нормой?       Через некоторое время мимо меня пронёсся чёрный фургон. Чистильщики. Едут выполнять свою работу, чёрную и совершенно бесполезную. Иногда мне казалось, что в их работе и вправду нет никакого смысла — они не решают конфликт, а лишь подчищают за ним следы, чтобы было куда проливаться потом новой крови. И так раз за разом. А кровь всё не кончалась, как и люди, что её проливают. Новый крик, уже с другой стороны улицы, но уже не во дворах, а прямо на тротуаре. Как же мне это всё надоело…       Это началось уже почти пятьдесят лет назад. В какой-то момент люди стали относиться друг к другу всё более и более агрессивно, нередки были стычки стенка на стенку, убийства, травмирование друг друга до такой степени, что человек просто становился на всю свою жизнь инвалидом. Никто не знает, с чего это началось, известно лишь, что началось оно в одном городе, потом перекинулось на страну, континент, а там и весь земной шар покатился в тартарары. Войны стран, где каждый сам за себя, где истинную ценность имеет не завоевание новых земель или ресурсов или какой-то конфликт, а просто идея удовольствия от уничтожения себе подобных. Такими темпами в какой-то момент мир содрогнулся от осознания, что дальше так продолжать не может, иначе человечество просто самоуничтожится из-за кипящей в нём ненависти и злобы. Спустя десять лет непрекращающейся войны самая сильная страна призвала к себе глав всех других, кто выжил, было заключено соглашение, благодаря которому было учреждено Мировое Правительство, обязующее себя контролировать выходящую из-под контроля катастрофу. На тот момент стран осталось всего ничего — какие-то объединились под единым флагом, но большая часть была просто стёрта с лица земли. На протяжении следующих десяти лет Правительство составляло правила и законы, корректировала их, подгоняла под всё никак не успокаивающийся народ, который до сих пор был готов в любой момент открыто впиться соседу в горло или втихую воткнуть ему под рёбра заточку. И вот мы имеем то, что имеем:       Закон о Жестокости, как я его называю с шести лет. Ты обязан ответить жестокостью на жестокость. Если тебе вонзили нож в спину, ты обязан ответить тем же или даже вырвать этому человеку хребет, на твоё усмотрение. Если ты нанесёшь меньше ущерба, твои Наблюдатели закончат за тебя дело. То же, если ты уже не в состоянии ответить. До восемнадцати лет твоими Наблюдателями являются твои родители, после же тебя приставляют к какой-нибудь группе, и отныне они — твоя семья.       Датчики. В двенадцать лет ты присоединяешься к этой большой игре в самоуничтожение человечества, получая свой поводок от Мирового Правительства в виде милого кулона на своей шее. У тебя появляется прямая обязанность «отвечать» только в этом возрасте — до этого за твой ущерб, как полученный, так и причинённый, отвечают твои родители или опекуны. Каждый датчик уникальный и привязан к определённому человеку, ни поменяться, ни даже просто снять ты его не можешь. Он считывает информацию твоего тела, подсчитывает твоё сердцебиение, количество тех или иных гормонов, отвечающих за чувства и эмоции. Если ты получил ущерб — в Башню улетит об этом весточка. Если причинил — Башня узнает и об этом. Башня знает вообще всё обо всех, она ещё один рычаг давления, поставленный ради соблюдения Закона. Из неё приезжают Чистильщики, туда тебя увозят с ранениями и травмами, она контролирует баланс жестокости в городе, просматривая показатели датчиков и сотни камер, что развешаны по городу.       Наблюдатели. Ещё одно правило, которое ты должен соблюдать, чтобы выжить в сегодняшнем мире. Наблюдатели — это группа людей, которые действительно становятся твоей новой семьёй после того, как ты к ним присоединяешься. Они контролируют тебя, как ещё один датчик на твоём горле. Внутри группы или в твоих отношениях с другими людьми — они должны быть готовы «отомстить» за тебя или тебе самому, чтобы соблюсти баланс. Внутри группы есть своя иерархия, всегда есть глава, замы и подчинённые. Некоторые группы живут отдельно друг от друга, собираясь вместе лишь изредка, некоторые живут вместе друг с другом, создавая какое-то подобие небольшой общины. К своей группе ты должен примкнуть в последний день месяца, в который тебе исполнилось восемнадцать лет — как раз в этот день и проходят отборы — иначе после тебя ждёт наказание и распределение в случайную группу, без права выбора. Но это редкость, уж за этим правилом старшие поколения следят очень внимательно, выпроваживая своих чад из дома на этот едва ли не «культовый праздник».       От размышлений меня отвлекло ощущение, будто кто-то смотрит на меня в упор. С вызовом вскидываю голову в сторону предполагаемого наблюдателя, и тут же расслабляюсь, увидев знакомую копну пепельно-серых, почти белых волос. Аарон стоит возле остановки, где я должна была выйти из автобуса, и смотрит на меня, не утруждаясь даже поднять руки в знак приветствия. За прошедшее время, что мы вместе учились в школе, Бейтс очень изменился, превратившись из милого отзывчивого мальчика в довольно обособленную, молчаливую личность. Я неспешно подошла к молодому человеку и стукнулась с ним кулачками, прислонилась к остановке и полезла в карман толстовки за сигаретами.       — Когда-нибудь твоя мать точно тебя убьёт за это, — вздохнул Аарон и протянул свои тонкие изящные пальцы в мою пачку, мимоходом доставая из моего же кармана зажигалку.       — Когда-нибудь, — согласилась я, выпуская клубы серого дыма, под стать городу. — Ты никогда не задумывался, как проходит выбор группы? — спросила я о насущном.       — Мне сестра рассказывала вообще, как это проходит, но, как я понял, каждый раз какая-нибудь группа выбрасывает сюрпризы, так что чёрт его знает, что будет в этом месяце.       — Интересно, какие это могут быть «сюрпризы»…       — Абсолютно любые. В её год, например, Наблюдатели центральных районов устроили едва ли не аукцион, там был как раз выпуск по весне, все хотели загрести себе умных и способных ребят, говорят даже до драки дошло…       — Прямо под носом у Башни?       — Ага, — Аарон закатил глаза, заставляя меня вздрогнуть — когда он так делал, радужка его серо-голубых глаз уходила за веко практически до конца, оставляя лишь белый белок почти без красных сосудов, являя собой жутковатое зрелище. — Скандала, естественно, не было, но некоторые ребята даже до конца отбора не дотянули — сразу на хирургические этажи, а те, кому повезло меньше — в крематорий.       — Веселье, конечно, то ещё… — меня передёрнуло. — Вот так вот отпускаешь своего ребёнка на отбор, а возвращается горстка пепла, и надейся, что в урне прах только твоего ребёнка, а не десятка таких же, кому не повезло…       — Не нагоняй драмы.       — Ну как «не нагоняй»?! Может, мы сами через пару часов будем в крематории в соседних кучах трупов лежать, — зло прошипела я.       — Зная тебя — очень сомневаюсь, что ты позволишь этому случиться, — парень пожал плечами, снова затягиваясь и поднимая взгляд к небу, виднеющемуся где-то между многоэтажек.       Мы помолчали. Докурили. Мысли путались, я совершенно не знала, чего ждать. Конечно, у своих родителей я тоже спрашивала, как проходит отбор, но они описали весь процесс совершенно по разному — всё-таки, они проходили его в разное время, мама у меня на пару лет постарше отца. У мамы всё прошло тихо и спокойно, а вот папу бросало из группы в группу в течение ещё почти полугода, и сам отбор у него был довольно специфичным.       — Пойдём? — снова подал голос Аарон, сверяясь с часами на руке.       — Да, пойдём, — я потушила сигарету о стоящую рядом урну и нагнала парня, уже двинувшегося в сторону Башни.       Башня стояла в самом центре города и была видна из любого его конца, даже с самых окраин и даже из-за его границ; в каждом городе была своя собственная Башня. Отбор проходил в последний день каждого месяца, на него собирались главы групп Наблюдателей и все, кому в этом месяце исполнилось восемнадцать. У нас с Аароном была неделя разница, и сегодня мы должны были выбрать свою группу. Или она выберет нас — как получится. Я действительно уже совершенно не понимала, чего ожидать.       Как только лифт захлопнул за нами и ещё группой людей свои двери, я начала волноваться. В голове начали всплывать рассказы про такие отборы, которые заканчивались плачевно, про ребят, которых просто затравили в своих группах, про несчастные случае и тому подобное. Как всегда чувствуя моё волнение, Аарон положил свою прохладную ладонь на мою макушку, чуть растрепав волосы. Я благодарно взглянула на него из-под упавшей на глаза пряди и чуть кивнула. Наверное, если бы не он, я бы даже не зашла в это здание, предпочитая стать беглецом, а там и Отбросом или даже Жертвой, лишь бы не участвовать во всём этом балагане.       Я быстро пробежалась взглядом по ребятам, что оказались с нами в лифте. Они были скорее недовольны, чем взволнованы — ну, конечно, Наблюдатели же будут ограничивать их, скорее всего, сильнее, чем родители или даже датчик. Наверняка, едва им исполнилось восемнадцать и их возможности расширились, позволив выплёскивать свою агрессию и злость на окружающих, наслаждаться насилием, они пошли в отрыв, а теперь их приставят к новым «нянькам». Нет, я не была пацифистом, я сама часто срывалась, я получала своё, я причиняла порой вред сама, но делала это не ради удовольствия, как многие мои сверстники. Сначала мне казалось, что это я такая дефектная, но со временем… я начала задумываться, что я единственный нормальный человек в этом городе, который не сможет убить ради удовольствия. Ну, теперь единственный. Отец тоже не смог, даже когда от этого зависела его жизнь.       Двери лифта открылись. Пройдя широкий коридор, освещённый знакомым до боли холодным светом ламп, мы миновали широкие стеклянные двери и оказались в зале амфитеатре с довольно широкой круглой сценой в центре. Всего полтора сектора занимали такие же, как мы, ребята лет восемнадцати — весь остальной же зал, составляющий ещё шесть секторов, был заполнен главами групп Наблюдателей. Их было до того много, и все они были настолько разные, что разбегались глаза. Аарон осторожно дотронулся до моей правой руки кончиками пальцев и пошёл по проходу в сектор «новичков» — я за ним. Выбрав места в середине, мы сели и начали беззастенчиво рассматривать окружающих, они отвечали тем же. Я обратила внимание на спокойно мигающие датчики на шеях тех, кто вошёл вместе с нами. Переведя взгляд на дверь, через которую мы вошли, я заметила считыватель, который, скорее всего, и считывал прямо сейчас всю информацию о нас, ведя учёт прибывших. Продуманно.       — Посмотри, — привлёк моё внимание Аарон, указывая кивком головы куда-то наверх.       Я подняла взгляд и обомлела. Наверху, за стеклянной стеной, сидели Высшие. Люди, максимально приближённые к Мировому Правительству, работающие на самых высоких этажах Башни. Я не думала, что они тоже следят за отбором.       — Скорее всего, высматривают талантливых и способных, себе на замену. Всё-таки, нынешние Высшие уже не молоды, — как-то зло усмехнулся мой друг, снова опустив голову и продолжив рассматривать окружающих.       После нас зашло ещё три группы, заполнив пустующую половину второго сектора. К столу, стоящему на краю сцены в центре, подошло трое человек в официальных костюмах, они сели на свои места и начался Отбор.