Смех Персефоны

      Мне было около шести лет, когда я впервые увидела и поняла, что из себя представляет наш мир. Отец хотел увести меня, но мать оттолкнула его и, взяв меня за шею, заставила смотреть. Тогда он показался мне взрослым дяденькой, но сейчас я понимаю, что ему от силы было лет двадцать, совсем ещё мальчишка. Он стоял у покорёженного старого велосипеда и в ужасе смотрел, как сидящая на грязном асфальте женщина пытается остановить кровь из разбитой коленки.       — Ты видишь, Прил, что он натворил? — услышала я тихий холодный голос матери у самого своего уха.       — Он сбил тётю? — спросила я, не отрывая взгляда от картины.       — Верно, лисёнок. А ты знаешь, почему дяде так страшно?       — Нет, мамочка.       — Потому что сейчас тётя отрежет ему ногу, — почти пропела она, смакуя каждое слово.       Когда я осознала смысл всего сказанного, я увидела, что та женщина встала и медленно, прихрамывая, двигалась к парню. По его лицу скатилась капля пота, но он покорно стоял, даже зная, что сейчас произойдёт. Что-то в руках женщины блеснуло в свете солнца, я на секунду зажмурилась от попавшего в глаза солнечного зайчика, и тут же услышала крик. Она воткнула небольшой перочинный нож парню в бедро, она явно знала, куда бить, асфальт залила кровь из пробитой артерии, наверняка повредила мышцу до такой степени, что парень не сможет ходить. Но по настоящему меня напугала не кровь, не крики и даже не ситуация в целом. Меня испугало лицо той женщины, безумное, перекошенное и, внезапно… смеющееся. Она едва сдерживалась, чтобы не смеяться в голос, казалось, что в любой момент она может впиться зубами в рану на бедре своей жертвы и начать пить его кровь, радостно повизгивая. Я почувствовала, как по моему лицу потекли горячие слёзы, но взгляд не отвела.       — Не плачь, лисёнок, — ласково произнесла мать, не убирая своих жёстких холодных пальцев с моей шеи. — Он заслужил это. Такова жизнь и её правила. Если ты кому-то навредил, будь готов понести наказание в стократ хуже. Так же это работает и в обратную сторону — если тебе сделают больно, ты всегда сможешь безбоязненно отомстить, и лишь на твоей совести будет, умрёт от этого человек или нет. Это вполне законно, дорогая…       Я всё смотрела на этих двух людей, не в силах отвернуться, хотя мать уже отпустила мою шею и просто стояла рядом, внимательно наблюдая за моей реакцией. Тем временем женщина отошла на некоторое расстояние, наблюдая, как из подъехавшей машины вылезают люди в чёрной форме и защитных масках и впихивают в своей фургон истекающего кровью парня. Потом я узнаю, что их называют Чистильщиками, и они полностью оправдывают это название, выезжая почти на все стычки и места обильного кровопролития. Жертв увозят в Башню в центре города, латают, если есть необходимость и смысл, выдают «компенсацию», как они сами это называют, и снова выпускают в мир.       — Лисёнок? — услышала я осторожный голос отца.       Я не ответила. Да и что я могла сказать? Мой мир только что приобрёл новые «краски» и правила, я была слишком ошарашена и напугана, чтобы сформулировать хоть какую-то мысль в ответ на всё это, какую-то реакцию. Я не начала биться в истерике, кричать, что это неправильно, плакать — ведь в моих книжках так не бывало, отец не рассказывал об этом сказок! Через пятнадцать лет в моей жизни появится мысль, что лучше бы я поступила именно так, закатила бы истерику. Но нет.       Я безоговорочно приняла правила игры. И начала задавать вопросы.

•────────────•●❖●•────────────•

      Из-за того, что мама занимала довольно высокую должность, наша квартира была больше, чем могла себе позволить значительная часть населения нашего города. У меня была отдельная от родителей комната, а у них отдельный от их спальни кабинет, пусть и один на двоих. Конечно, большую часть занимала мамина импровизированная мини-лаборатория, зато папины книги захватили почти всю остальную территорию квартиры. Мама была врачом и талантливым химиком, а отец — Собирателем, и ещё иногда давал открытые лекции по истории и литературе.       В родительском кабинете всегда пахло очень своеобразно — хлоркой и старой пыльной бумагой одновременно. Я вдыхала этот запах полной грудью, пока кралась к столу папы, где он работал до глубокой ночи. Мама сегодня ушла спать раньше, завтра нужно было с раннего утра идти на смену, поэтому я совершенно спокойной шла к отцу со своими вопросами.       — Прил? Ты почему не спишь? — спросил он устало, тут же отложив свои бумаги. — Уже поздно, лисёнок.       — Не спится, — ответила я честно, взбираясь к мужчине на колени.       — Это из-за… — в его голосе послышалось волнение.       — И это тоже. Папа, почему люди должны так поступать?       Отец замолчал. Пройдёт несколько лет, и я узнаю, что он сам задавался этим, казалось бы, детским вопросом, но сейчас он был не просто человеком, задающим вопросы — сейчас он был отцом, который должен был ответить ребёнку, почему небо синее, а по осени с деревьев опадают листья. Простые правила жизни, о которых не стоило задумываться. Он начал издалека:       — Когда-то давно, — заговорил папа вкрадчиво, будто собирался рассказывать сказку, — очень давно люди не нуждались в этих правилах, которые теперь есть у нас. Нет. конечно, никакое зло не оставалось безнаказанным, но люди не обязаны были мстить друг другу за всё подряд. Так было, пока в людях не стал появляться… пока они не стали злыми.       — Из-за чего? — тут же снова спросила я.       — Неизвестно. Но они стали настолько злыми, что уничтожали друг друга, не задумываясь — а правильно ли это? Тогда Правительство стало вводить обязательные меры, чтобы человечество окончательно не самоуничтожилось. Они заключались в пресечении даже самых малых попыток нанести вред другому. Иначе можно самому…       — Но ведь дядя не специально врезался в ту тётю! — я нашла, за что зацепиться в этой истории, что никак не сходилось в этой картине.       — Если он действительно не специально, будет разбирательство.       Последняя фраза раздалась за нашими спинами. Папа вместо со мной на коленях развернулся на своём крутящемся стуле, и мы увидели стоящую в дверях маму. Видимо, мы её разбудили своим разговором.       — Мама?.. — начала было я, но она меня перебила.       — Да, система и законы ещё не идеальны, им всего несколько лет, десятка три. Но Мировое Правительство работает над этим, платит за свои ошибки и постоянно корректирует Закон. Рано или поздно всё нормализуется.       — Тебе не кажется, дорогая…       — Не кажется, — отрезала мать, не давая мужу договорить. — Идите оба спать, уже поздно. Прил, иди в свою комнату.       Я молча поцеловала папу в колючую щёку и слезла с его колен. Проходя мимо мамы я почувствовала, как она провела ладонью по моим волосам — от этого простого едва ощутимого прикосновения моё молчаливое негодование немного утихло, но в своей кровати я ещё долго ворочалась, пытаясь переварить и осознать сегодняшний день. Мне казалось, что я никогда не пойму этих взрослых. И их жестокий закон. Закон о Жестокости.