Смех Персефоны

      …Я иду, совершенно не разбирая дороги, уже даже не морщась, когда под ногами что-то хлюпает, а ботинки завязают в чьей-то плоти. Левый протез безжизненно болтается на подвязках, нескольких пальцев не хватает. Мне всё равно, ведь, скорее всего, он мне больше не понадобится. Ни протез, ни чистое сознание, ни моя паршивая собачья жизнь. Всё кончено. Странно, что мой пёсий ошейник ещё не сомкнулся до размеров обычного кольца, перекрывая мне воздух и ломая шею. Это было бы намного милосерднее.       Лёгкая усмешка кривит рот. Милосердие? Кто-то в этом поганом мире ещё помнит значение этого слова? Мне всегда казалось, что оно — моя внутренняя догма, мой стержень, мой Бог. Но вот она я, и я иду по трупам ни в чём не повинных людей. Каждого их которых я убила своими руками.       Остановилась. Подняла лицо к небу, налитому свинцом туч. Кажется, дождь…       — Эйприл Шарлотта Фокс, немедленно остановитесь и поднимите руки над головой. Повторяю: немедленно остановитесь и поднимите руки над головой.       Мне даже не приходится щуриться — я знаю, что увижу. Батарею военных в чёрной форме, защитных масках и с огнестрельным оружием. Чистильщики. За ними виднеются всполохи идеально выглаженных, белоснежных как медицинские халаты кителей Падальщиков. И каждый из них по мою душу. Просто потому что у меня за спиной уже других «душ» не осталось. Я подняла свою единственную руку, чувствуя, как подвязки протеза окончательно ослабли, и как он медленно выскальзывает из рукава драной обгоревшей кофты. Капли дождя тут же собираются на цветах моей левой руки, упавшей в грязь, тонкой сеткой причудливых рваных узоров. А я смеюсь.

      Персефона смеётся.