***
Рассчет на десять шагов вперед, грандиозные планы, амбиции — так можно было описать жизнь Тома Реддла. Акцентировать внимание следовало именно на формулировку «можно было». Том Реддл глядел в Наполеоны. Понимал ли молодой человек, что тщеславен? О, да. Дело было даже не в том, что ему каждый день не ленились об этом напомнить, потому что мнение людей Тома Реддла действительно не интересовало, а в том, что он сам стремился принадлежать чему-то большему, чем просто человек. Постичь законы мира? Выиграть в игру, которую с ним играла жизнь? Том не знал, но стремился к этому познанию. Отведенный природой промежуток жизни человека, даже волшебника, был слишком краток по мнению Тома. Обезумевший на фоне маггловской войны, находящийся в самом эпицентре событий, Реддл как никогда озаботился о хрупкости своего земного тела, пребывающего к тому же в облике несовершеннолетнего волшебника, закрытого в маггловской Британии. Как себя мог почувствовать ребенок? Том Реддл испугался. Признавался ли себе Том, что его желание было продиктовано и страхом? Признавался. Тому претило быть слабым, но почему-то общество утирало слезы и пускало слюни на бедных и беззащитных. Что ж, Реддл мог быть и таким. Общество признавало сильных духом. Реддл мог быть и таким. Общество боялось могущественных людей. Том Реддл был таким. Он мог бы стать неплохим полемистом. Запудривать мозги, нравиться толпе, играть на их чувствах, видеть их пороки, желания и страхи получалось лучше всего. Том Реддл не был хорошим человеком, совершая добрые поступки и играя роль, которую выбрал себе пять лет назад, Том не чувствовал удовлетворения. Решив, что в нем нет ничего святого, прогнавший пастор сделал выбор, каким же человеком Тому стать, за самого Тома. И Реддл не жаловался. Реддл был благодарен. В жизни Тома встречались разные люди. Озлобленные, жестокие, умные, великие, могущественные, но всех их объединяло одно — они все до единого были раздражающими. Изначально озлобленные маленькие дети в приюте вызывали в Томе Реддле ненависть, которая в нем полыхала. Он отомстил всем своим обидчикам едва ему исполнилось десять лет, с тех пор никто его не трогал. Устав в приюте был один: не буди лихо, пока оно тихо. И Тома, честно говоря, такой уклад вполне устраивал. Ненависть утихла, чтобы вновь вспыхнуть в нем через год другой, когда волшебный мир распахнул перед ним свои двери. Будучи ребенком, Том Реддл не ждал, что он окажется кому-то нужен в другом мире, более того Том даже расстроился, когда узнал, что есть целый отдельный мир таких же, точно таких же людей, как он. Тщеславие Тома, взращенное пониманием своей уникальности, начало вопить и истерично истекать кровью, когда он попал на факультет здешних снобов и аристократов. Всю жизнь проживший в трущобах Лондона, Том резко выделялся на фоне богато одетых сокурсников. Он залатал раны тщеславия, мимикрировав под них, подстроился под их правила. Раны затянулись, а шрамы рассосались, когда Том узнал, что он великий потомок не менее великого Салазара Слизерина. И теперь-то точно знал, что даже здесь, среди особенных, он самый особенный. Тщеславие пело и танцевало, а Том надел шкуру сноба, играл в их игры. Король на шахматной доске. Но даже король может пасть от самой обычной пешки. Том Реддл стремился стать не королем в этой партии, Том хотел стать игроком. Вот почему ему не было никакого дела до мнения людей о самом себе, вот почему он ощущал необъяснимую скуку, когда находился в чьем-либо обществе. Все они — фигурки, а он когда-нибудь станет игроком. Во всем всегда существовали исключения. Во всем, но в своей жизни такие явления Том Реддл отрицал. У него была цель, к которой он стремительно шел, у него были планы, которые он реализовывал, ему не нужны друзья, ему не нужна семья. Том Реддл не видел интересных для себя людей, не среди сверстников, уж тем более не среди младших курсов, почти весь состав преподавателей уступал ему в силе, большинство в знаниях. Он признавал силу Дамблдора, хоть и презирал этого человека. Его удивлял Диппет, при всей своей серости, этот волшебник жил уже продолжительную жизнь, а точнее существует, потому что никак иначе, как «энергосберегающий режим» Том не мог описать существование директора, которым Дамблдор вовсю манипулировал. Он пользовался знаниями Горация Слизнорта и в какой-то степени уважал, конечно, в своем понимании, опыт профессора Вилкост. Люди его злили, раздражали, удручали, Том видел в них выгоду, но никогда интерес. Гарри Поттер не ворвался в его жизнь стремительно. Дерзкий пацан, как будто не от мира сего. Грубые слова Том давно убрал из обихода, когда пытался стать частью высшего общества, но нет да нет они проскальзывали в его лексиконе. И это похабное слово как никакое другое подходило под описание этого взбалмошного человека. Том отвык, что с ним могли так разговаривать: его либо боялись, либо восхищались, но никто не был на равных. Никого Том не ощущал на равных, даже Дамблдора Том презирал, а признание силы и могущества профессора трансфигурации лишь подбивали превзойти и навсегда забыть дотошного профессора, который вечно лез не в свои дела и норовил спутать карты Тома. Карты Тома на шахматной доске. Гарри Поттер вызывал весь спектр эмоций. Том решительно выбрал тактику игнорирования, когда тот нигде не зарекомендовал себя, чуть выше уровня среднего волшебника, Том видел в нем потенциал, но тот не дотягивал до уровня Реддла. Однако каждодневное наблюдение, подгоняемое нуждой, сменилось интересом. Поттер не интересовался учебой, однокурсниками, книгами. Парень словно существовал в своем мире, где был только он сам. И еще почему-то Том. Интерес Гарри к Тому был чрезвычайно заметен, тот его даже не пытался хоть чем-то прикрыть. Том Реддл был раздосадован тем, что заведомо низшее положение Гарри, — а проявить открыто эмоции Том считал уделом слабейших — он никак не ощущал. Том представил, как они стоят на чем-то неустойчивом, на одной ноге, теснятся, но как бы Том не пытался столкнуть Гарри, тот ни в какую не падал. Поттер будоражил весь факультет, он действовал не по правилам. Словно трикстер. У него не было планов, не было цели. Гарри Поттер смотрел на него мертвыми глазами, которые блестели только во время выпивки и спора с ним, со старостой. Гарри не позволял себе шататься без дела по коридорам каждый день, но злоупотреблял этим. Временами Том замечал его за книгами по ментальной магии, что натолкнуло его на мысль просканировать разум Поттера. Стена была хлипкой, навыки в окклюменции у Гарри если и имелись, то были невелики, потому что эти стены возводили дилетанты. Разум искусного окклюмента был словно лабиринт, вроде и открыт, но черт его знает, куда заведет. Анализ способностей Гарри Поттера заводил в тупик. Регал Лестрейндж попросил держаться от него подальше. Заикался и боялся поднять голову, но просил. Гарри Поттер пугал его до седых волос, а раздражал до колик в животе. Остальные же презирали его в ответ. И только Антонин Долохов таскался, словно бы подружились, но даже на него Поттер смотрел мертвыми глазами. Как позже выяснил Том, Тони был спонсором алкоголизма однокурсника. Были ли у него проблемы с алкоголем? Четкое ощущение вранья витало вокруг Гарри. Он врал всем. Если кто и вставлял палки в колеса планы Тома, то это был он сам. Даже дотошный профессор трансфигурации отставал на полшага. Альбус Дамблдор никогда не мог раскусить замыслы Тома, а его деяния доказать. До появления Гарри Поттера. Сначала все началось, когда этот чудак сварил напиток живой смерти лучше Тома и получил злополучный пузырек с жидкой удачи. Том искал комнату с тех пор, как узнал, что он наследник. Парень облазил и обшарил каждый угол. Он нашел комнату требований, которую сначала ошибочно принял за тайную, но искомую так и не нашел, поэтому понадеялся на это зелье, однако то увели прямо перед носом, а потому пришлось варить самому, но процесс этот долгий и емкий, благо нужные помещения Слизнорт предоставлял. Поиск комнаты затягивался на несколько месяцев, но пока из графика не сбивался. Проект по бессмертию тоже остановился. Том не рискнул создавать больше одного в свой юный возраст, а потому решил остановиться на кольце. Занятый поиском ритуала и комнаты до этого Том Реддл никогда не имел в запасе свободное время, потому как необходимо помимо этого было поддерживать статус примерного ученика, организовывать подпольный клуб аристократков-пуристов, поэтому его сбило с толку, что в плотном графике появилось окно, а вместе с ним появилось время думать о Гарри Поттере, который отвлекал своими выходками. Каждые выходные он ловил и штрафовал неугомонного однокурсника, доводил до сведения декана, даже пытался жаловаться директору, но Гарри все сходило с рук, тот словно был неприкасаемым. Его ничто не трогало ни выговоры, ни потерянные баллы, которые он не получал больше ни разу, ни угрозы об отчислении, ни ненавистнические взгляды однокурсников. Он лишь лукаво улыбался и сверкал зеленью глаз, будто бы говоря, что не держит зла на Тома. Это злило в два раза сильнее. Вскоре Том перестал жаловаться на Поттера. А тот стал играть на его нервах в два раза интенсивнее. «Ты ощущаешь что-нибудь рядом со мной?» Том соврал. Реддл ощущал рядом с ним слишком много. Словно в него влили все краски мира разом, будто он был слепым всю жизнь, но вдруг увидел, словно был глухим и тут услышал. Гарри Поттера вокруг него было слишком много. От него болела голова и рябило в глазах. Гарри ждал от него каких-то действий. Реддл видел вызов в глазах. Он понимал и не понимал этого человека одновременно. Том сжал переносицу. «Чертов Поттер».***
На Томе висел пьяный Поттер. Реддл опешил, он не понимал, почему вообще позволил такое однокурснику, тем более, что свидетелем был всего лишь Долохов, который не сдал его, если бы Том проклял Гарри. Почему не проклял? Почему не сбросил? Почему терпел это безобразие? — Забери его! — гаркнул Том Тони, но тот лишь пьяно похихикал. — Не могу, ей-богу, не могу, даже встать, — божился Долохов, упираясь веселым расфокусированным взглядом в старосту. Том чувствовал обман и это злило его невероятно сильно. Гарри ткнул его в щеку. Шею Тома опаляло горячее дыхание однокурсника. — Ты покраснел и скоро взорвешься. Тебе надо выпить, Томми, — звучно протянул букву «м» Гарри и сам же засмеялся, — а ты зови меня Гар-ри, — он снова растянул «р» и пуще прежнего залился смехом. Он издевался? Том патрулировал коридор, когда снова наткнулся на сладкую парочку алкоголиков. И если Поттер не притворялся, что был невообразимо пьян, то Долохов ломал комедию. Они сидели тихо переговариваясь, как резко Поттер вскинулся, бросился к нему и прилип. Том вскипел после нелепого коверкания его имени и все-таки оттолкнул Поттера, тот неэстетично плюхнулся на пол с глухим звуком и ойкнул. — Долохов, — ледяным голосом позвал Том. Тони, почуяв неладное, тут же выпрямился и был весь во внимании. Тома от убийства спасла лишь эта покорность в глазах слизеринца. — Возьми Поттера и доведи до гостиной, как только он придет в себя, я снова с ним поговорю. Минус пятьдесят очков лично с тебя, Долохов. Иди. Антонин тяжело вздохнул, но перечить не стал. Том сильно зол, атмосфера вокруг него гудела, а воздух упал на пару градусов и сгустился. Очень трудно стало дышать. Он приподнял Гарри и собирался уже обойти старосту, но Поттер схватился за его мантию. — Ты ее уже нашел? — язык нещадно заплетался, было трудно понять, что говорит Гарри, но глаза смотрели чуть ли не в самую душу Тома. Реддлу даже пришлось пару раз моргнуть, чтобы снять с себя наваждение. Поттер выглядел так, будто знает, чем занят Том. Долохов аккуратно отцепил руку и поволок Поттера в подземелья, взглядом прося прощения, уже вдалеке Том услышал глухой звук подзатыльника и тихие ругательства Долохова и пьяный смех Гарри. Он не стал его останавливать и уточнять. — In vino veritas? — задумчиво протянул вслух Том. Неугомонный Поттер. Продолжаться дальше так не могло, а потому Тому необходимо было проучить проходимца и запретить Долохову с ним общаться. Этот тандем напрягал. Тони не был похож на других участников его маленького подпольного клуба, состоящего из детей аристократов, будущих влиятельных Лордов и Леди. Долохов словно вырос с ним в приюте, но в нем Том ценил силу. У них это было взаимно, Антонину было все равно на всю пропаганду, которую разворачивал Том, будь его воля Тони пропускал бы теоретическую часть, заваливаясь под конец, когда Реддл разрешал студентам доставать палочки. Между ними была показательная дуэль, которая и присмирела этого парня. Том понимал склад характера Долохова, тот ценил и уважал силу, ему были далеки интриги и хитросплетения высшего света. Слишком прямой, слишком грубый. Тем удивительнее его заинтересованность Поттером. Староста Слизерина еще раз обошел вверенный ему этаж, прежде чем закончил патрулирование и вернулся в гостиную. Его уже клонило в сон, неделя вышла напряженной, зелье едва удавалось, комната не находилась, участники клуба разочаровывали и проект пришлось на время заморозить. В нем копилось раздражение. — Почему ты здесь? — спросил Том, для которого не укрылось присутствие Гарри перед камином, он-то и освещал комнату. К октябрю в подземельях уже было сыро. — Тони сбросил меня, мы же в разных комнатах, сказал, что устал тащить, а сил подняться у меня не было, — устало ответил Гарри и посмотрел в глаза, словно заверяя, но Реддл не поверил. — Ты меня ждал. Гарри невесело засмеялся. — Ждал. Продолжаю ждать. И, кажется, у меня кончается терпение, — Поттер отвернулся, а к концу своей речи, будто что-то решив для себя кивнул. — Мне никогда не достичь твоего уровня мастерства на поприще интриг и манипуляций, у меня никогда не выйдет вывести тебя на чистую воду с помощью твоих же уловок, а свои я пока не придумал. Том осоловело моргнул, у него кончались силы, чтобы сдерживать все эмоции, голова снова начала болеть, а причиной боли точно был Поттер. Реддл опустился на диван. — Что ты несешь? — вышло подстать Гарри. Том позволил себе провести ладонью по лицу, словно пытаясь размазать усталость. Все же ему бы подальше держаться от чертового Поттера, тот странным образом на него влиял. — Я знаю, что у тебя есть… некие замыслы. У меня они тоже есть, они заключаются в том, что я хочу помешать твоим, но признаюсь, пока ни на чем не могу тебя подловить, — искренне поделился неудачей Поттер. Тома если и удивило признание, то виду он не подал. Откуда Гарри знать о его планах, целях и замыслах? Реддл состроил миленькую улыбку, но не успел и слова вставить, как Поттер, не смотревший на него до этого сморщился. — Мерзость, — только и сказал. — Ты королева драмы, Гарри. У меня нет никаких замыслов, ты нарисовал себе врагов там, где их нет. Пошли спать, не думай, что тебе продолжат сходить с рук прогулы. Том оставил Гарри в одиночестве. Ему дорогого стоило, чтобы не поднять палочку в сторону этого ублюдка с каким-нибудь мерзким проклятием.