***
— Ты на неё не похожа. — Если ты пытаешься меня утешить, то получается так себе. На следующее утро погода за окном стояла солнечная и прохладная. В Мондштадте было куда теплее, чем на школьном острове. Будучи частым гостем в мондштадтских краях, снег здесь не успевал запорошить землю и сразу таял. Маме снегопад не нравился, и она постоянно на него жаловалась. Благо сегодня, когда рыцари пришли забрать её тело для подготовки к погребению, на небе не было ни облачка. Люмин отказалась смотреть, как они выносят женщину из дома, вместо этого сосредоточив взгляд на коллаже из фотографий, которые с такой любовью собирала мама. При любой возможности она отдавала круглую сумму за пару снимков даже несмотря на малый достаток. К счастью, местный фотограф порой соглашался в качестве оплаты принимать плоды и растения из их сада. Чайльд коснулся одной из фотографий, сделанной пару лет назад. В тот день они рыбачили на озере к северу от Спрингвейла, и по счастливой случайности их встретил фотограф. Он предложил маме сделать фото, на что она без вопросов согласилась. На фотографии мама стояла, сияя от гордости за дочку, а та, будучи неуклюжим подростком, неловко глядела в объектив. — Здесь нет твоего отца, — мимолётно заметил он. — У меня его в принципе нет. — Ты приёмная? Она быстро замотала головой. — Нет! Что это за вопрос такой?! И вообще, почему ты ещё здесь?! Чайльд упрямо молчал, убрав пальцы со снимка. Глазами он продолжал изучать остальной коллаж. Люмин хмыкнула и отвернулась, размышляя о бестактности парня. Она должна была биться в истерике, оплакивать потерю самого близкого ей человека, а не стоять рядом со своим врагом и с ним же пререкаться. — Люмин, — окликнул её глубокий низкий голос. Она обернулась ко входу в комнату, где стоял Варка. — Я попрошу одного из рыцарей перенести кровать обратно на второй этаж. В этот момент в поле зрения декана попал Чайльд. В глазах Варки промелькнуло осознание. — О, Чайльд. Не ожидал вас здесь увидеть. — Просто пришёл помочь подруге, сэр, — ответил Чайльд с улыбкой. Мужчина посмотрел на Люмин, а потом вновь вернул взгляд на высокого рыжеволосого юношу. — До меня дошла весьма тревожащая информация о ваших отношениях, — произнёс он, подойдя к студентке ближе и обратив на неё всё своё внимание. — Всё в порядке? Люмин застыла на месте, прикусив нижнюю губу. Выдался отличный шанс раз и навсегда избавиться от Чайльда, но она не могла решить, хочет ли этого или нет. Всю ночь он вёл себя вполне… нормально? Они ни разу не поссорились, да и в целом почти не общались. Чайльд всё это время мирно сидел с ней. Ради Люмин он пожертвовал своим драгоценным временем. Хотел в трудную минуту быть рядом. Хотел удостовериться, что с ней всё хорошо. В её груди затрепетало странное чувство, вскоре пустившееся в низ живота. Люмин открыла рот, чтобы сказать правду: из-за Чайльда на неё навалилась куча проблем. Но быстро его закрыла. — Я направлялся в постоялый двор, но вдруг решил навест… — Да, всё в порядке! — громко выкликнула она, перебивая парня. Люмин подняла на него глаза и поймала растерянный взгляд, а затем снова сосредоточилась на Варке. — Чайльд меня не трогает… Спасибо за беспокойство, сэр. Декан кивнул, решив перейти к следующей теме. К той, ради которой пришёл. — Как будет возможность, загляните в штаб Ордо Фавониуса. Нам нужно обсудить вашу учёбу. Как ваш декан, я настаиваю на продолжении обучения, но, полагаю, истинная причина вашего поступления кроется вовсе не в жажде знаний. Люмин, знайте: вы особенная. — Я подумаю и обязательно к вам зайду. Спасибо. Она всё ещё очень нервничала. Варка кивнул и направился к входной двери. Скрестив руки, Люмин жадно глотнула воздух. Чайльд двинулся к окну напротив. — Мне всё равно пора переодеться, — произнёс он, глядя на покрытую инеем траву перед домом. Он посмотрел на девушку с едва заметной улыбкой на губах. — Спасибо, что не настучала на меня Варке, девчуля. — Ты же знаешь, что я ненавижу это прозвище. — Да, знаю, — коварно ухмыльнулся Чайльд и тоже пошёл к выходу. От хлопка входной двери Люмин нахмурилась. На её плечи легла страшная тяжесть. Медленно подойдя к окну, Люмин поймала в отражении стекла высокую фигуру с рыжими волосами, которая спускалась с холма. Ей думалось, что после смерти матери с лёгкостью получится принять одиночество. Но теперь, когда её дом покинул Чайльд и окончательно оставил Люмин одну, она нестерпимо возжелала снова оказаться в его компании. Она подошла к маминой кровати, всячески отгоняя мысли о том, что именно здесь мама испустила последний вдох. Протянула руку и погладила уже холодные простыни. — Ох, мамочка… — прошептала Люмин в пустоту. — Что же мне делать?Глава 24
9 сентября 2023 г. в 21:59
Новость не стала полной неожиданностью, и от этого реальность уколола не так болезненно. Может, причина крылась в том, что мама ещё не покинула её окончательно, хоть уже и находилась на грани жизни и смерти.
Но разве от этого осознания Люмин не должно стать только хуже? Разве не должна она полностью уйти в себя и замкнуться? Вопрошать у Архонтов, за что ей такое наказание, крича в слёзных мольбах маме не оставлять её одну? По мнению Люмин, именно так вела бы себя любящая дочь.
Однако вместо этого она сидела на ветхом стуле рядом с маминой кроватью и тихонько наблюдала, как грудная клетка женщины вздымается, замирая на пару мгновений, а затем опускается, будто каждый вдох даётся ей с непомерным трудом.
Лечащий врач всё ей объяснил.
За пару дней до школьных танцев болезнь матери достигла критической стадии. Врачи выполнили последнюю её просьбу: не сообщили дочери о скорой кончине. Но так как смерть начала дышать ей в спину, они вынуждены были рассказать Люмин об этом на случай, если ей захочется провести оставшиеся минуты рядом с мамой и проводить её в последний путь.
И именно это злило девушку больше всего.
Кому захочется смотреть на любимого человека в таком состоянии? Глаза её померкли, потускнела кожа, обтянувшая кости исхудавшего лица. Мама едва дышала, из-за чего Люмин находилась в постоянном напряжении, с ужасом замирая при каждой долгой паузе перед выдохом. Вдохи звучали так тяжело, что казалось, будто кто-то, едва не утонув, теперь жадно хватает ртом воздух. В комнате стоял невыносимый тошнотворный запах, сравнимый с заношенными грязными носками, что пролежали в душном помещении не одни сутки.
Запах разложения.
Перед Люмин лежала незнакомка, едва ли напоминающая женщину, которая всему её научила. Мама была яркой и жизнерадостной: даже в самые тяжёлые времена, сопряжённые беспросветным мраком, она умудрялась радоваться жизни. Они довольствовались скудным существованием, любовь всей её жизни однажды молча ушла из дома, а единственная дочь стала изгоем, пристрастившись к убийствам монстров веселья ради. Несмотря на всё плохое, мама продолжала с улыбкой на губах встречать каждый день. Она всегда знала, что сказать Люмин в нужную минуту, учила дочку быть самой собой, а не пытаться вписываться в общепринятые стандарты.
Мамины волосы были оттенка горького шоколада, и девушка каждый раз с завистью любовалась ими, поскольку в лучах солнца они отливали медью. Будучи совсем малышкой, Люмин гадала, почему же обделили таким волшебным даром её блондинистые волосы. Мамины глаза почти вторили цвету волос — тёмно-карие, согревающие теплом и любовью во взгляде.
Теперь её волосы потускнели и ослабли, тонкими, слипшимися от масел и пота прядями обрамляя худое лицо. Густая копна изрядно поредела и ни в какое сравнение не шла с некогда шикарными локонами. Медсестра изо всех сил старалась сохранить былую красоту, но ничего не смогла поделать.
Глаза мама открыла лишь когда Люмин вошла в комнату. Минуту-другую она разглядывала дочь, но, быстро устав, вскоре сомкнула веки. Отныне её взгляд был лишён живого блеска.
Люмин протянула к её ладони руку и переплела ледяные пальцы с собственными. Мама даже не отреагировала на касание.
Больше всего девушке хотелось сейчас вернуться в танцевальный зал и там остаться. Потому что смотреть на живого мертвеца было куда хуже, чем на настоящий труп. Злость волнами продолжала накатывать на рассудок.
Оставалась одна странность, которая тревожила Люмин больше всего. Больше, чем оболочка матери, за которой она сейчас наблюдала. Больше, чем факт, что в огромном мире она осталась совершенно одна.
У неё так и не получилось заплакать. Даже крохотную слезинку не проронила. И Люмин не понимала почему.
Она убрала руку, села на прежнее место и крепко ладонями сжала коленки. Зря она согласилась учиться в этой дурацкой школе. Да, она стала сильнее, проделав длинный путь в освоении Анемо стихии. Но с таким же успехом Люмин смогла бы освоить всё это дома. Справилась бы как-нибудь.
Она обзавелась друзьями — ценящими её людьми, с которыми было о чём поговорить. Но даже рядом с ними Люмин чувствовала безграничное одиночество. Сейчас их не было рядом, и даже если бы она сказала, что нуждается в них в качестве жилетки для слёз, вряд ли кто-то бы откликнулся. Люмин не желала лишний раз морочить себе голову переживаниями. Вдруг их реакция пойдёт вразрез с её ожиданиями? И нежелание оказать поддержку просто морально уничтожит девушку.
Люмин привыкнет быть одной, она уже через это проходила. Вернётся к жизни до поступления и отыщет душевное спокойствие. Справится же, да?..
Она не успела погрузиться в глубокие размышления, прерванная стуком в дверь. Люмин посмотрела на часы, сверяя время. С момента, как она вернулась домой, прошло два часа. Наверное, маму пришла проведать медсестра.
Девушка резко дёрнула на себя старую дверь, постоянно застревающую в кривой дверной коробке, и придержала её рукой, чтобы та не стукнулась со всей дури об стену.
— Всё как и прежде, — вяло пробормотала она, прежде чем посмотреть на прибывшего. На неё навалилась усталость, и ей требовалось время, чтобы сосредоточить взгляд. Утомлённые глаза сфокусировались на госте, и в этот же миг Люмин шарахнулась назад так быстро, что чуть не плюхнулась на пол.
В дверях стоял не кто иной, как пресловутый Чайльд.
— Чайльд? Что за фигня? — вопросила Люмин удивлённо. Она догадывалась, что парень манипуляций ради вычислил её адрес, но не думала, что он в самом деле явится к ней домой. Да ещё в такое неподходящее время! Как только растерянность отступила, Люмин сразу встала в позу.
— Ты правда очень не вовремя, Чайльд. У меня нет времени на твои бредни.
Он не ответил. Лишь молча шагнул в дверной приём и встал на то же место, на котором мгновением ранее стояла девушка. Она проследила за его взглядом, исследующим прихожую в поисках неясно чего, и с её губ сорвался разочарованный вздох.
— Что, никогда не бывал в доме у бедняков?
— Думал, ты здесь с друзьями, — ответил он без намёка на лукавство. Как ни странно, Чайльд казался весьма серьёзным в сравнении со своей обычно беспечной (и в тайне психопатической) натурой. Из-за затягивающейся паузы с каждой секундой всё сильнее сгущался воздух вокруг. Ни один из них не желал начинать обмен колкостями и острóтами, благодаря которым их привычное общение проходило так бурно — в моменты, когда они не планировали перегрызть друг другу глотки.
— Они ещё на танцах. Ну, может, уже вернулись в общежитие. Кто знает, — всё-таки прервала она молчание, начинавшее угнетать.
— Я просто предположил… — начал Чайльд и вдруг замолк, будто не желая сеять в их диалог ещё большую неловкость.
— Что предположил? — допытывалась Люмин.
Он вздохнул, проводя по лицу рукой.
— Разве после смерти близкого человека не принято находиться в окружении друзей и семьи?
Повисла оглушительная тишина. Девичьи щёки окрасились лёгким румянцем.
— Они… — Люмин разомкнула губы, намереваясь продолжить мысль, но миг спустя закрыла рот и затаила дыхание.
Чёрт, а что ей говорить? Она никогда с таким не сталкивалась и потому не знала о принятых обычаях. Могла бы просто сказать, что не сообщала друзьям об этом несчастье, но Чайльд тогда бы спросил «почему?». У неё не было ни сил, ни желания выплескивать на другого человека свои переживания. Тем более на него. Чайльда. Парня, с которым они цапаются как кошка с собакой с самых первых секунд их знакомства.
Эта мысль заставила задуматься над другим, более насущным вопросом.
— Зачем ты пришёл?
Чайльд поднял руку почесать затылок. Люмин заметила, как он коротко двинул челюстью взад-вперёд, прежде чем вдохнуть и выдохнуть.
— Я проведу каникулы в Мондштадте. Случайно подслушал разговор декана и решил заглянуть к тебе.
Девушка скрестила на груди руки и выпрямилась.
— А ты не задумывался, как жутко это выглядит со стороны? Вот так заявляться на порог чужого дома. Дома, адрес которого ты по идее знать не должен, — жёстко отчеканила она, озвучив, однако, совсем не то, что крутилось на языке.
На деле Люмин хотелось сказать следующее: «Почему из всех стран, в которых можно отдохнуть, ты выбрал именно мою родину? Хочешь убить нас обоих? Ведь именно такой исход сулит твоё пребывание здесь, полудурок».
Но воздержалась — не хотела тратить последние силы на ерундовые ссоры.
— Что ж, спасибо, что проведал, — поставила она в их диалоге точку и принялась выталкивать парня за дверь.
— Люмин, подожди, — бросил Чайльд. По непонятной причине она остановилась, положив ладони ему на живот.
— Что ещё?
— Позволь мне остаться.
Её руки соскользнули с его тела; она подняла на Чайльда глаза, всячески пытаясь не выглядеть, как испуганный оленёнок.
— Зачем?
— Потому что, — начал Чайльд, проталкиваясь обратно в дом, — я бы хотел, чтобы в подобной ситуации ты сделала для меня то же самое.
— Не понимаю, каким образом я утешу человека, если даже не знаю его настоящего имени, — огрызнулась Люмин.
— Логично, — он слегка обернулся, чтобы бросить на неё взгляд сверху вниз. — Но я верю, что ты найдёшь способ.
Люмин несдержанно закатила глаза. Надо срочно что-то делать: она вот-вот густо покраснеет от его слов.
Что, чёрт возьми, он имеет ввиду? И почему сказанное им произвело на неё такой… эффект?
— Ты странно себя ведёшь. Заканчивай, — сказала она парню и пошла за ещё одним стулом. Схватила стул и неприятно заскребла им по полу. Деревянные ножки оставляли после себя царапины на деревянном паркете, который долгие годы никто не окрашивал и не менял.
Люмин пригласила Чайльда в гостиную, туда, где лежала прикованная к кровати мать.