цвета любви

они оказывались в подобной позе лишь дважды. первый раз был в оружейной, когда его высочество и повелитель ветров задумали спасать пропавшего небожителя. тот раз был неловкий вдоль, поперёк и по диагонали, ужасно нелепый и кошмарно сумбурный. хуа чэн едва сдержал собственное возбуждение и успел поблагодарить всех богов — но только не тех, что упали следом! — за то, что се лянь, запутавшийся в шторе, смущённый, чумазый и до боли в груди милый, исчез с бёдер так же быстро, как на них оказался. тогда стыдно было им обоим — и стыдно в самом неприятном смысле. в этот, второй раз обстоятельства вдруг оказались почти такими же — се лянь на бёдрах у градоначальника хуа, на се ляне — не штора, конечно, а красивое плетение алых верёвок и снова они в доме блаженства, пусть и не в оружейной. одна лишь загвоздка — они обнажены. и возбуждены. и, вообще-то, в браке. се лянь снова смущён, но уже совсем в другом смысле, и дрожит весь, когда длинные и холодные пальцы хуа чэна растягивают его со всей осторожностью, когда демон касается его шеи губами аккуратно, будто дотрагивается до тончайшего фарфора. — сань лан, — выдыхает се лянь и его сань лан тут же замирает, смотрит на него снизу вверх с любопытством и обожанием, — я готов, честно. — если гэгэ уверен, — хитро прищуривает глаз в улыбке хуа чэн и послушно вынимает пальцы, получая в ответ разочарованный едва слышный вздох. — позволь мне. руки у се ляня связаны — и не то, чтобы он не мог одним движением разорвать алую верёвку, но он не хочет. узлы, сплетённые на его коже хуа чэном потрясающе аккуратны и красивы, пусть и мешают привычно опереться на крепкую грудь. но будет ли его высочество богом войны, если даже во время любовных утех не сможет обойтись без рук? держать равновесие, податься бёдрами вперёд, приподнимаясь, вновь медленно опуститься назад, принимая в себя член — се лянь не испытывает ни малейших трудностей, хотя оцарапать бедную кожу сань лана хочется нестерпимо, возможно, зарыться в мягкие тёмные волосы — доставить удовольствие как только можно, но верёвки крепко удерживают руки, а нарушать правила очередной брачной игры принц не намерен. он неторопливо опускается, вновь прижимаясь к бёдрам хуа чэна, выдыхает горячо и рвано, когда чувствует холодную плоть в себе. пожалуй, не нагревающаяся даже во время секса кожа градоначальника заводила се ляня едва ли не больше самого градоначальника. — ваше высочество, вы прекрасны, — голос хуа чэна вдруг звучит ещё ниже, когда он вновь произносит эту фразу. кажется, четвёртый раз за вечер. се лянь улыбается благодарно и поднимается, чтобы со шлепком кожи о кожу опуститься вновь, когда с его губ срывается низкий стон. хуа чэн почти рычит, но не двигается, принимая правила тоже. он сжимает ягодицы принца — но только чтобы не оставить следов, целует куда-то в грудь, в шею, добирается до губ и придерживает его высочество, чтобы не упал, наклонившись. се лянь двигается на члене ритмично, глубоко, но любимый обоими бешенный темп не берёт — это он оставит хуа чэну для всей оставшейся ночи, хотя его тело может и не такое. се лянь с каждым своим движением стонет-мычит, низко так, что у хуа чэна в животе бабочки уже самые настоящие и возбуждение лишь больше бьёт в голову. он смотрит жадно, но послушно не двигается, пока наследный принц испытывает терпение — их обоих. замирает, подходя и подводя своего сань лана к разрядке слишком близко и после снова продолжает движения, ни на мгновение не сбиваясь с размеренного ритма. — ваше высочество, — хуа чен отрывается от шеи се ляня, целует по линии челюсти и рычит, сжимая бёдра. — хорошо, — и градоначальник опрокидывает своего принца на чёрный шёлк, чтобы наконец в полной мере насладиться друг другом.