цвета любви

му цин доверяет — доверяет, и от того боится ещё больше. он не понаслышке знает, как принц управляется с лентой на поле брани и своими глазами видел, что в руках его высочества жое превращается в смертоносное оружие. шёлковая лента в тандеме в наследным принцем несла погибель и в ней му цин хотел растворится. жое следовала лёгким жестам и тихим приказам се ляня, туго обхватывая бёдра, сжимая в опасные кольца торс и связывая за спиной руки, обвивая горло почти перекрывала кислород — или это принц? — и чертовски возбуждала. не сама лента, нет, му цин трясёт головой — её хозяин. конечно, возбуждал наследный принц, довольно любуясь им свысока. безгрешный, чистый душой и телом се лянь внушал страх и будил в груди желание, хотя тепло улыбался, он был милостлив в боях, но так безжалостно дразнил обездвиженного му цина, оцарапывая горячую бедную кожу. генерал сюаньчжэнь бы выгнулся навстречу, жаждя всё больше, требуя всё грубее — но жое не позволяла и этого. не лента, поправляет себя му цин, а се лянь. се лянь, на которого бог войны смотрит снизу вверх — и медленно умирает, потому что, оказывается, смотреть на кого-то так безумно возбуждает. подчиняться, желать и нуждаться, под закрытыми веками видеть лишь красные вспышки страсти и чужое прекрасное лицо. му цин обнажён на белых простынях, но чувствует, будто его высочество смотрит не на его подтянутое тело — прямо в душу, в сердце, будто знает самые сокровенные тайны. от этого кровь бурлит в теле ещё сильнее и от того за простыни хвататься приходится ещё сильнее, до опасного скрипа дорогих тканей. се лянь проводит пальцами по чужому члену и наконец наклоняется ближе. му цин ищет поцелуя — или хоть малейшего прикосновения, ведь лежать вот так, открыто и развратно, чувствовать удушающую ленту по всему телу просто невыносимо без чужих касаний. °°° он перестал ввязываться в драки и рваться в бой — и снова стал зависим. на этот раз не от адреналина, от которого кипела кровь и не от опасного свиста, с которым пролетали в миллиметрах от его лица острые камни и клинки, нет. теперь му цин зависим от куда более страшной вещи, — человека — имя которому се лянь. се лянь, который водил по его нежной коже остриём короткого кинжала, се лянь, желание которого растекалось по венам смертоносным ядом, се лянь, от чьей доброты и беззаботности веяло опасностью. он был абсолютно умиротворён, в возбуждении рисуя кровоподтёками на изящном теле и стоило бы никогда не возвращаться на это ложе, окраплённое кровью самого му цина, но чем менее он был зависим, тем сильнее задыхался. чем сильнее задыхался, тем скорее возвращался, чтобы се лянь снова водил по его груди лезвием, рисуя цветы и линии кровью. вот так — обнажённым, беззащитным и преданным было странно: страшно — пошевелится, больно — едва ли, сложно — дышать ровно, весело — скорее смешно от самого себя, жалкого и слабого перед принцем. и приятно. до узла в груди и внизу живота, до стоящего члена и широких зрачков, до просьб — молитв и "умоляю, ваше высочество" — и до безумия, в которое му цин падал каждый раз.