Бриллиантовый Ястреб

В школьном дворе безмятежно играли дети. Они как обычно проскучают несколько уроков а потом разобрав пёстрые рюкзаки отправятся по домам. Так день за днём и год за годом. Это потрясение может изменить некоторых школьников навсегда, а у остальных раскалённым клеймом отпечатается в памяти и вероятно, будет мучать ночными кошмарами ещё долгое время. На третьем этаже раздался взрыв. Стёкла разлетелись в разные стороны и их осколки, устремившись вниз, врезались в землю. Резвившиеся на площадке ребята из младших классов бросились к стальным воротам, инстинктивно убегая от опасности и стараясь как можно быстрее попасть наружу. За взрывом последовали выстрелы, чередуясь с криками и мольбой самых разных голосов. Наблюдая за этим по ту сторону забора, Паула невольно потянула руку подруги назад, не желая приближаться к школе. Но Сильвана, быстрым шагом пройдя наперерез толпе испуганных младшеклассников, пересекла двор и наконец открыла дверь школы настежь. Она услышала громкий топот спускавшихся по тесной лестнице учеников и учителей. Небольшая толпа чуть не сбила её с ног и просила уходить прочь, но вопреки огромному риску для жизни, Бьёрклунд вместе со спутницей поднялась наверх. Добравшись до конца девушки увидели пустой коридор с окровавленными окнами, несколько тел погибших, лежавших лицами вниз в багровых лужах и бритоголового юношу, стоявшего перед ними, единственного живого человека на этаже. —Ты чё, бессмертный!?—Услышав шаги, крикнул он на шведском языке, направив дробовик на лестничный пролёт. —Трилле, это я, Сильвана.—Юная леди выставила руки перед собой.—Опусти оружие! —Ложь! Она пропала много лет назад! Уходи по хорошему, иначе я тебе сейчас башку отстрелю! —Я понимаю, что ты меня не узнал. Но я-то тебя помню! Мой единственный друг в младших классах. Мы защищали друг-друга, помнишь? Ходили вместе как два оловянных солдатика... Услышав это, Трилле всё-таки опустил дробовик и посмотрел на неё. —Два оловянных солдатика...—Повторил он. Для всех троих паника на улице затихла. Стало важно лишь происходящее в данный момент.—Сильва, что же с тобой случилось? — Сейчас это неважно! Эйн, что ты наделал!? —Прошу, прости меня за жестокость. Но я должен был сделать это. Уроды заслуживают смерти. —Да, но не от твоих рук!—Воскликнула та.— Тебе же хуже. Тебя посадят, а может и казнят за это, а их торжественно похоронят! Дал бы возможность естественному отбору избавиться от них самостоятельно... —Да что ты знаешь, изнеженная!?—Рассерженно заорал Трилле.—Хорошо, когда никто не преследует, верно? Тебе ведь неизвестно, что они со мной делали! Где ты всё это время была!? Промолчав, девушка оглядела лицо и тело друга. Он был в порванной майке и старых потёртых штанах, поэтому вывод сделанный по открытым участкам не заставил себя ждать. —Синяки, раны... Как же их много... Они жестоки, но уподобляться им недопустимо! Но с другой стороны и терпеть тоже нельзя! Ты мог бы рассказать директору... —Его сын со своей сворой издевались надо мной как могли. Сколько раз я попадал в больницу! Мне ломали руки и ноги, били так, что я еле мог двигаться... А им ничего и не было. Что-ж... Теперь они все мертвы. Я совершил свою месть! —Ты и директора убил!? —Он заслужил это. Все заслужили!— Юноша со злостью пнул ногой один из трупов, и снова повернулся к девушкам. Его щёки были худыми, а приподнятый, круглый нос очень контрастно выделялся на их фоне. —Эйнарссон, брось пушку и выйди к полиции, слышишь меня?—Твёрдо произнесла Сильвана, подойдя ближе.—Они тебя не тронут, я об этом позабочусь. Я ведь не просто так пропадала! Слушай, Трилле, меня тоже очень сильно помотала жизнь, но я это пережила! Да, со мной произошло много ужасов, но я живу с этим дальше! —Моих родителей игнорировали. Сказали, что это всего лишь дети.—Парень внезапно переменил тон и теперь говорил холодно и спокойно.—Хватит разговоров. Я сделал, что хотел. Ты вернулась, когда была так нужна мне. Спустя семь лет ты нашла меня. Наконец-то мне не больно... Спасибо тебе, Сильвана Бьёрклунд. И прощай... Трилле приставил дуло ружья к подбородку. Девушки даже не успели броситься к юноше в попытках остановить, когда его костлявые, покрытые следами увечий руки перехватили приклад и с силой нажали на курок. Громкий выстрел содрогнул этаж школы. Паула зажала уши и зажмурилась - это её и уберегло от страшного вида: кровь каплями покрыла нижнюю половину окна, а тело безжизненно рухнуло среди других, багровым цветом окрасив бетонный пол. —Твою мать!—Выругалась Сильвана. Разрезавшие воздух эхом слова сделали тишину ещё более невыносимой. Детектив порылась в его карманах и нашла там нож, патроны а также несколько странных, прозрачных кристаллов. —Ч-что это?—Стараясь не смотреть на труп, Лихтенштайн тяжело дышала, чтобы сдержать тошноту. —Фторацетат натрия. Он не собирался сдаваться живым...—Сильвана покрутила самый большой из ядовитых самоцветов.— Трилле был гением. Непризнанным гением. В химии разбирался как настоящий учёный. Шрамы от швов, значит были открытые переломы. А вот раны на руках свежие, дня три от силы. Недавно отчаялся... Она вновь перешла со шведского на английский. Её голос сильно колебался, казалось, она сейчас заплачет, но благодаря железной силе воли эта эмоция была сдержана. Послышались шаги: кто-то ещё поднимался наверх. Шведские полисмены показались в дверном проёме и один из них подошёл к девушкам: —Отойдите от него! Ничего не трогайте!—Гнусаво заговорил он. —Это мой друг.—Возразила Сильвана.—Я могу тут остаться. —А я медик.—Включилась Паула, не зная шведского, но по жестам улавливая, о чём они говорят. —Но нести тело вниз вы же не будете?—Сказал полисмен уже по-английски, наклонился к ней, сидевшей на полу перед трупом, и с укором посмотрел на неё сверху вниз. —Н-нет... —Тогда прошу вас покинуть это место, фрёкен. Вас обеих. Здесь уже работают профессионалы.—Надменно проговорил офицер и указал рукой в белой перчатке к выходу. Когда девушки оказались снаружи, Сильвана начала негодовать: —Тоже мне, «профессионалы». Я, между прочим в Скотленд-ярде, работаю, мать вашу. Надо было сказать этому ублюдку, кто тут главный. Форму напялил и думает, что круче всех. Что нашёл «опаснейшего убийцу»—Она показала кавычки и подняв маленький камушек с земли, запустила его в близстоящее дерево, попав точно в центр ствола. —Я не говорю по-шведски...—Паула замялась и сложила руки на переднике.—Можешь... Перевести, о чём вы с ним говорили? Со стрелком... —Трилле довели. Самоповреждение, синяки, шрамы от открытых переломов, да ты сама всё видела. —Уж прости, я не настолько наблюдательная, как ты. —Это очень трудно не заметить. Пойдём, хочу поговорить со своими одноклассниками. Или хочешь остаться тут? —Нетушки.—Паула съёжилась.—Под твоей защитой мне куда комфортнее. Девушки подошли к группе испуганных подростков, разговаривавших за школой. —Эй, Берта!—Окликнула кого-то Сильвана. Белокурая старшеклассница с длинной косой обернулась. —Здравствуйте. А... вы кто?—Спросила она, окинув их взглядом. —Бет, в это трудно поверить, но... Сильвана. Я училась с вами до пятого класса, а потом ушла. —Странно, я не припоминаю...—Озадаченно произнёс русый, крупный парень. —Йенс, с твоими-то рыбьими мозгами...—Бьёрклунд ухмыльнулась.—Трилле был вашим козлом отпущения в младших классах, так же как и я. Мы всегда ходили вместе, потому что по отдельности вы нас просто ловили! Что вы чувствуете сейчас? —Ты куда пропала? О тебе ни слуху ни духу эти годы! —В Лондон, в полиции работаю, детективом. А ты всё ещё куришь травку в школьном толчке? —Что!? Нет! —Желтоватые губы указывают на обратное. Покраснение на глазах тоже. Когда началась стрельба ты как раз этим занимался.—От её язвительной ухмылки и взгляда, бегающего по нему, Йенсу стало некомфортно. —Что на Трилле нашло? Всегда ж был таким тихим...—Вклинилась Берта.—Никому не желал зла... —Вы его спровоцировали! Я пыталась с ним поговорить, но в итоге он взял и вынес себе мозги! Скажите мне на милость, как он мог жить среди таких, как вы, кто калечил его из года в год и при этом никому не желать зла!? Мне интересно, насколько вы все тупые. —Ты сейчас оправдываешь убийцу! —Вовсе нет. Я показываю причину, почему у него в голове щёлкнуло. —Слушай, ты извини, что мы так гоняли вас... Я тогда был очень глупым ребёнком и думал, что если я кого-то бью, то я крутой... Прости, пожалуйста...—Йенс потупил взгляд. —Ты узнал что я детектив и сразу подобрел. Что-то не вижу старого Йенса-громилу...—Внезапно Сильвана пришла в ярость и повысила голос.—То, что вы натворили, уже не вернуть. Несколько десятков человек лежат в крови по всей чёртовой школе! Директор, Дин и его тупые приятели там же! Кто-то из вас думал о последствиях!? Эйн сошёл с ума по вашей вине! Сейчас ты оправдываешься, но тогда не было и мысли о нём в твоей тупой башке! Мать твою, да ты просто жалок! Подростки были ошарашены таким высказыванием недавно вернувшейся бывшей одноклассницы. Однако, когда та уже ушла, они направились к экипажам скорой помощи, проведать мёртвый объект издевательств, но уже не с радостью, а гложущим, угнетающим сожалением. *** Весь оставшийся день мужская половина компании не видела Сильвану. Она лежала в постели в номере и смотрела в потолок, через пару минут подходила к окну, наблюдала за ветром, закручивавшем опавшие лепестки с фруктовых деревьев, посаженных по аллее, на которой и находилась их гостиница, поднимавшем их вверх и бросавшем дело на полпути, не желая продолжать, а потом возвращалась обратно чтобы ещё раз пройти замкнутый круг. Паула же разрыдалась сразу, как только переступила порог номера. —Боже правый, это ужасно! Так ужасно!—Проговаривала она, уткнувшись в свитер Сильваны и обхватив её руками за талию.—Я навсегда это запомню! Нет! Я хочу это забыть! Юная леди дрожащими пальцами стискивала вязаную ткань на спине, переживая самый сильный страх за всю её жизнь. Бьёрклунд, похоже, не впервой видеть подобное зрелище, но потеря друга всё-таки оказала на неё влияние. Через два часа Лихтенштайн более-менее пришла в себя, однако беспокоилась уже о состоянии подруги. Она время от времени задавала ей вопросы, но они уходили в пустоту, так и не дождавшись ответа. Молчание. Сплошное молчание. В конце концов Сильване надоело и в очередной раз посмотрев в окно она снова провалилась в кровать, на этот раз поддавшись сну. Её подруга достала электротелеграф и соединившись с Людвигом, начала переписку. «Привет»—Напечатала она первое сообщение, отобразившееся на квадратном экранчике. «Сильвана не выходит из комнаты. Что случилось?»—Почти сразу ответил ей брат. «Её друг убил себя. Она говорила с ним но всё тщетно. Мне тоже было очень тошно. Он застрелился прямо перед нами...» «О ужас. Что она ему сказала?» «Не знаю. Они общались на шведском. Она перевела что его довели до этого» «Вот как. Что с ней сейчас?» «Спит.» «Не делай ничего. Утром немного отойдёт. Видимо, она не умеет плакать.»—Этой фразой Людвиг завершил переписку и Паула, выключив электротелеграф, тоже легла в постель. Однако, наутро у неё всё же получилось разговорить Сильвану за чашкой чая, поднос с которым им принесла горничная. —Я не могу уехать отсюда просто так.—Наконец произнесла Бьёрклунд, взяв печенье в виде звёздочки из узорчатой тарелки с золотой каймой.—Мне нужно разобраться, что здесь происходит. —Ты... пойдёшь на похороны?—Спросила Паула, отпив из чашки, сделанной в том же стиле, что и блюдце. —Терпеть не могу это зрелище. Люди стоят вокруг трупа в деревянном ящике, ревут, лицемерно говорят лестные слова, хотя при жизни вели себя с ним как уроды, потом тело закапывают в землю, и оно там кормит всякую живность... Паула промолчала, размышляя над словами подруги. Сильвана так просто и с пренебрежением описала сие мероприятие, с каким не посмел бы ни один из порядочных, «правильных» граждан. Она показалась ей циничной, но в то же время подавленной и не желавшей признавать реальность происходящего. —Так пойдёшь? —Нет. —Хотя бы ради Трилле. Он ведь, как я понимаю, был твоим другом? —Лучшим. И единственным. Но всё равно, предпочту не являться туда. Меня тут не любят. —Почему?—Изумлённо спросила Паула. —Тебе знать не положено.—Отрезала Сильвана.—И точка. Я пойду завтракать в одно кафе, присоединишься? —Почему бы и нет. Девушки довольно быстро собрались и вышли из номера. Людвиг не проронил ни слова, а Рик и Алекс были слишком заняты своими делами, чтобы залезать в чужие. —Рик, ты идёшь с нами. И Алекса прихвати.—Поставила его перед фактом сестра.—Наконец с Мадлен увидишься... Ну и пожрём. Услышав это, мальчишки тут же надели лёгкие куртки, быстро натянули обувь и побежали за ними вниз по лестнице. Снаружи не было холодно, солнце ласково грело мостовую, а прохожие, шурша вязаными свитерами, спешили кто куда. Улицы с похожими друг на друга домами виляли как замысловатый лабиринт. В конце концов четверо вышли на будто служившую ему финишем площадь. По её окружности стояли различные кафе и магазины, на удивление не напрягавшими глаза вывесками: те не были столь вычурными, как в Лондоне. Сильвана прошла поперёк неё и направилась в узкий переулок. Остальные последовали за ней. Деревянная вывеска с выжженными на ней буквами гласила: «le crépuscule» —Кабаре «Полумрак». Вот мы и на месте.—Детектив спустилась в нишу и медленно повернула узорчатую потемневшую ручку двери.—Прошу. Внутри и вправду был полумрак. Вместо больших люстр или светильников с потолка свисало несколько масляных ламп, а на резных столиках горели свечи. Свет, при котором можно было детально разглядеть чьё-либо лицо, был лишь на небольшой сцене со старенькими бордовыми кулисами. Посреди неё стоял микрофон в подставке с каркасом, подключённый к причудливой формы граммофону. —Что это?—Спросил Алекс, указывая на устройство. —«Шантер». Такие продаются только во Франции. Сюда ставят пластинку с музыкой и поют через микрофон.—Пояснил Рик. —Так можно не тратиться на кучу музыкантов. —А я о чём. Подожди, сейчас песня начнётся. Вон, иголка по пластинке пустилась... Они сели рядом с Сильваной и Паулой, находясь в совершенно разном предвкушении. Герреро был совершенно спокоен и ему нетерпелось лишь снова встретиться с кем-то за много лет, в то время как Хоуп ёрзал на стуле и перебирал пальцы, сгорая от чистого мальчишеского любопытства. На сцене появилась леди. Первое, что бросилось ему в глаза, это лакированные туфли на длинных шпильках, уходивших вверх и продолжавшихся еле заметными за изящными лодыжками стрелками на колготках. Взгляд поднялся выше. Платье певицы, достававшее до щиколоток, было чёрным как сама ночь, поясок, представлявший собой тонкую серебряную цепочку, охватывал талию, а нескромное и вызывающее для британок и американок, но совершенно обыденное для француженок декольте подчёркивало роскошную грудь. За очаровавшей его грацией, Алекс не сразу заметил странные детали во внешности загадочной девушки. Её лицо, точь в точь похожее на лицо Сильваны, и отличавшееся лишь жемчужным макияжем глаз и накрашенными кроваво-красной помадой губами, в то время как та и вовсе гнушалась любой косметики, украшал литой, золотого цвета нос, чьи блики, казалось, освещали ресторанчик лучше, чем все лампы и свечи, вместе взятые. Почти чёрные волосы были заплетены, и короной обрамляя голову, прочно закреплены заколкой, заодно держащей и небольшой пучок. Обхватив одной рукой тонкую ножку микрофона, она начала песню. Женственный, но сильный голос пел что-то мягкое и тягучее, на мурчащем французском языке. Большинство посетителей затаило дыхание, вслушиваясь в его переливы, пока меньшинство было занято лишь едой, то ли от голода, то ли по привычке.      Когда граммофон умолк, девушка окинула взглядом зал и внезапно остановила тёмные карие глаза на Сильване. Та, точно общаясь с ней с помощью мыслей, в ответ уставилась на неё. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем брюнетка еле заметно качнула головой в сторону кулис, и Бьёрклунд, протискиваясь между столами и откуда-то зная, как устроено кафе, прошла к маленькой двери и пригнувшись, шмыгнула внутрь. Паула последовала за ней, попросив Рика и Алекса ждать их тут. Миновав дверь, она убедилась в том, что сцена–далеко не самое освещённое место в ресторанчике. В маленькой комнатушке стоял один единственный гримёрный столик с множеством ярких лампочек и косметикой в жестяных коробочках. Небольшая лестница вела прямиком на сцену, а рядом с ней лежала коробка с чёрными и гладкими виниловыми пластинками. Туда и спустилась загадочная леди. —Сильвана? Сколько лет, сколько зим... Не ожидала тебя тут увидеть.—Начала она по-французски.—Я даже не знала где ты. Может, объяснишься? —Мадлен, я не так хорошо понимаю французский, как ты, так что понять твои слова мне трудновато.—Ответила Сильвана уже на шведском. —Ладно. Твоя взяла.—Перешла Мадлен на тот же язык.—Что у тебя с головой? —В каком смысле? —Волосы белые. —А-а, так это?—Рассмеялась та.—Наследственная штука, знаешь ли. Проявилась с возрастом... —То есть ты резко постарела. —Хватит, сестрёнка. Мы только встретились. Я объясню всё, но потом как-нибудь... —Что-ж... А это кто с тобой?—Рукой в сетчатой, в горошек, перчатке Мадлен указала на Паулу, вмиг залившуюся краской от неожиданности. Обе сестры разговаривали холодным тоном, точно это было деловым совещанием, а не встречей спустя много лет. —Паула, моя подруга.—Ответила детектив. —А ты разве на такое способна?—Съязвила та.—Я видела её в зале. Держится ровно, локти ни разу не были на столе, ни кусочка вафель не проглотила за всё моё выступление... Скажи мне, милочка, откуда ты с таким этикетом явилась? Паула не знала, что ответить, не только потому что не знала их странного, чеканящего букву «Р» языка, но и из-за нагнетавшей обстановки. —Она немка. Знает только родной и английский.—Одёрнула сестру Сильвана. —Да что-ж с вами, иностранцами, делать... О'кей, я, кажется тебе не представилась. Мадлен Эскофье-Бьёрклунд, кузина Сильваны, приятно с тобой познакомиться. Можешь просто по имени. Сколько тебе лет? —Ш-шестнадцать...—Ещё сильнее смутившись, выдавила Паула. —Выходит, мы ровесницы. Я думала, что ты младше, уж больно лицо у тебя детское. Повторю свой вопрос на английском, так откуда твой этикет? Та опешила. И ей шестнадцать? Младшая сестра Сильваны была чуть ниже её ростом и была очень похожа лицом, соответственно, как и она, выглядя намного старше своего настоящего возраста. Отойдя от шока, девушка немного подумала и в конце концов, будучи уверенной в схожести сестёр характерами, произнесла: —Моя фамилия–Лихтенштайн. —Как страна?—Переспросила её Мадлен. —Верно. Мои предки основали её, а моя семья–уважаемый немецкий клан. —А она не прочь сверкнуть козырями... Ох, Сильвана, как тебе удалось охмурить такую аристократку. —Иди ты. Мы с ней друзья.—Та легонько толкнула её в плечо.—Может, о себе что-то скажешь? Я вижу, ты тут уже выступаешь как певица? —Так и есть. Сама видела. —И хорошо тебе платят? —Достаточно, чтобы покупать себе всё это по мере необходимости.—Леди провела рукой по платью.—двадцать крон в день. —Классно...—Кивнула Бьёрклунд.—Мне удалось попасть в Скотленд-Ярд как младший детектив. Работаю с мамой, платят немногим меньше её жалования. —Неудивительно. Я помню, какая ты была догадливая, хоть моя мама и запрещает говорить об этом Марселю...—Сев за столик Мадлен вдруг поникла, напоминая быстро увядшую и склонившуюся к земле розу. —Так-так-так, а вот с этого момента поподробнее!—Заговорила  та. —Я-то тебя видела, а вот Марсель вас с Риком–ни разу. Моя мама пытается скрыть от него, что вы вообще существуете. Один раз меня водила на гипноз, но оказалось, что я ему не поддаюсь.—Она встала с пуфика и её лицо приняло задумчивое выражение.—Давайте поднимемся в квартиру что-ли, на сегодня больше выступлений нет, а вас тут держать как-то нехорошо... Они позвали с собой мальчишек, уже закончивших с трапезой и скучавших без дела. Там, где жила кузина Сильваны, было много французской мебели в нежных оттенках, которую её мама привозила из родной страны. Тюль с кружевами, кресла с ботаническими узорами и лампа с тканевым абажуром и длинной, тонкой цепочкой с мраморным шариком на конце. Мадлен открыла шкаф и повесила туда белоснежное, пушистое боа, после чего сняв туфли и поставив их в прихожую, прошла к четверым гостям. —Садитесь.—Пригласила их она.—Мамы дома нет, так что можете не беспокоиться. —А что Марсель?—Спросила её Сильвана. —Мелкий в школе, а я ушла из неё раньше. —С утра учишься? —Именно так. —Я учусь по книгам а потом сдаю. Дома, неспешно, интересно... Сейчас у меня последний год, к слову.    Мадлен испустила самоироничный смешок. —Ох если б я так могла, но maman считает, мне нужно иначе. Как все и всё такое... Как вы друзьями разжились я смотрю.—Она оглядела Паулу и Алекса ещё раз. —П-привет.—Последний зарделся.— Хотел заметить что т-ты очень к-красивая. —Все так говорят. Но почти все не знают обо мне двух вещей.—Она подвинулась ближе к нему и наклонилась, адресуя слова ему, но говоря так, что все слышали их.—О моём несовершеннолетии, и того, что я не испытываю нежных чувств ни к кому. Мой мозг просто на это неспособен. Этот факт удивил её гостей. Все они понимали, что она скажет в следующий момент, и эти предположения сбылись, что удивило их ещё больше. —Это должно остаться между нами пятерыми, всем понятно?—Она облокотилась на спинку кресла и сложила руки на коленях.—Мама не должна узнать раньше времени... —Получается, мы теперь тайное общество.—Улыбнулся Рик. —Выходит так. Mon chéri, как же я по вам скучала, вы б знали... Вдруг в дверь постучали. —Помяни чёрта.—Вполголоса сказала Сильвана. —Марсель так рано не возвращается, шаги тяжелее...  Это мама! Прячьтесь в шкаф, он большой.—Тихо скомандовала Мадлен.—Быстрее и ни звука! Компания протиснулась туда и захлопнула дверь. Перед тем как открыть, девушка схватила у них из-за плеч домашнее платье и снова закрыв их в душной, тесной коробке, принялась переодеваться. Своим чутким слухом Сильвана услышала звяканье ключей и шуршание юбок. —Мадлен, придержи зонтик.— Сказал надменный, хрипловатый голос. После того, как женщина, которой он принадлежал, разулась и пошла в гостиную, через резные отверстия было видно как худая рука взяла папиросу и поместила в длинный мундштук. На её плечи была накинута меховая кофта, а полы платья без подьюбника еле-еле облизывали пол. Она выпустила изо рта полупрозрачный серый дымок, после чего с укором посмотрела на дочь. —Ты должна была прибраться к моему приходу. Почему тут беспорядок?—Возмутился всё тот же голос. —Выступление было дольше чем обычно.—Запинаясь, пролепетала Мадлен. Ни один человек из четверых подростков, сидевших в шкафу, не знал французский, и поэтому им оставалось только гадать, о чём они говорят. —В шесть забери Марселя из школы. Я вернусь в десять.—Женщина ходила кругами по квартире и Сильвана это прекрасно уловила. —Ты снова уходишь? —Много взрослых дел. А ты будь умницей и сядь за уроки, скоро экзамены. —Хорошо, мама. Вдруг у Алекса встал ком в горле. Парень не мог находиться в замкнутом пространстве долгое время, и желание прокашляться всё нарастало. Он попытался сделать это как можно тише, но ничего не вышло. Женщина, за которой четвёрка наблюдала за вырезанные в дверцах вентиляционные отверстия, замаскированные под узор, молниеносно обернулась в их сторону. Подумав, что ей просто показалось, она снова перевела внимание на дочь. —Нужно решить вопрос с кафе... Расходы слишком большие. Стоит урезать жалованье персоналу. —В том числе и... мне?—Задала довольно опасный вопрос Мадлен и тут же вперила взгляд в пол. —Не задавай глупых вопросов! Тебе я вообще могу не платить, если ты не будешь слушаться меня, понятно? Алекс вмиг забыл про ком в горле. Но тут его вместе с Риком настигла другая проблема. На их стороне не хватало воздуха. Там, где стояли девушки, вырезанных узоров было намного больше, а на их дверце не было вообще ничего, кроме маленького цветочка в уголке внизу. Сесть на пол они не могли: шкаф был слишком узкий. В конце концов Рик не выдержал. —Я тут сдохну!—Шёпотом посетовал он.—Чёрт, в обморок грохнусь и всё... —Мне дышать нечем.—Вторил ему Алекс.—Сколько же тут пыли. Им в нос бил едкий запах нафталина, а многочисленные платья предательски звенели вешалками при каждом движении. Тут мама Мадлен заподозрила неладное: —Ты там что-то прячешь...—Угрожающим тоном проговорила она и быстрым шагом приблизилась к шкафу. Не дожидаясь оправданий дочери, она распахнула его дверцы настежь. —Здрасьте, тёть Жюли.—Невозмутимо помахала рукой Сильвана, еле заметно улыбнувшись.