Хватит шутить про свою смерть.

Лейкемия, также известная как лейкоз крови или рак крови — широкая группа злокачественных заболеваний крови. Изначально возникает в костном мозге, именно он отвечает за выработку клеток крови — лейкоцитов, эритроцитов и тромбоцитов. В результате постоянного неконтролируемого деления раковой клетки и подавления ею роста и развития здоровых, образуется злокачественная опухоль. Причины заболевания лейкемией до сих пор точно не установлены. Вероятно, заболевание возникает в связи с курением, воздействием радиации, длительным контактом с рядом химических веществ, химиотерапией, синдромом Дауна или наследственностью. Диагностировать рак крови может только врач и исключительно на основании общего анализа крови. Однако для обеспечения наиболее эффективного лечения лейкемии необходимо установить природу опухоли. Этого можно добиться с помощью пункции костного мозга. В наиболее тяжелых случаях применяется иммуногистохимия — метод биохимической диагностики. Ее результаты позволяют определить содержание различных белков в опухоли и тем самым установить ее природу. Степень проявления симптомов рака крови зависит от того протекает он в острой или хронической форме. Общая симптоматика заболевания: —увеличение лимфатических узлов; —спутанность сознания, нарушение координации движений; —высокая температура; —боли в суставах; —нарушение свертываемости крови; —тяжесть в боку в связи с увеличением печени или селезенки; —снижение иммунитета, чрезвычайная подверженность различным инфекциям.

***

26 мая 2005г. «Я снова слёг с надоедливой инфекцией. Мне жарко, температура моего тела не хочет падать, лихорадит, что пиздец. Мне так невыносимо больно: такое ощущение, что внутренние органы сейчас лопнут, точно их макают в раскалённый металл. Кости ещё ломит, воспалились лимфоузлы. Ран был очень расстроен, ведь сегодня ему исполнилось двадцать лет. Юбилей как-никак, а единственный родной человек в агонии бьётся дома. Я соврал ему, что подействовало обезболивающее, чтобы он мог спокойно сидеть в ресторане с друзьями. Я бы все равно не пошёл в таком состоянии—могут начаться осложнения похлеще. Социум и онкобольные—вещи не самые совместимые. Хару звал меня к себе затусить, но по моему дрожащему голосу понял, что сегодня ничего не выйдет. Это я так думал, что ничего. Он изъявил желание прийти ко мне, что ебать как опасно. Если брат узнает, нам обоим не жить, ибо у меня в гостях вообще, кажется, никто не был. Зато Ран зовёт к себе кого хочет, бухает с ними до утра, а я запираю свою комнату и часами слушаю их пиздëж. А ещё.. » Запись в дневнике так и не сменила своего незавершённого статуса, процесс написания был прерван звонком в дверь. Удивительно, но даже в душераздирающих болях Риндо находит в себе силы держать ручку и соображать на бумаге небольшие отрывки своей печальной судьбы, хотя мыслить с каждой неделей становятся всё сложнее, словно мозг превращается из извилин в однородную серую субстанцию. Пол под цветастыми носками с тупым рисунком кажется жгуче холодным, а походка до двери граничит буквально с обмороком. И Хайтани с трудом добирается до входа, судорожно цепляясь за ледяные стены. Скрипят еле слышно петли, в глаза бьёт блеклый отблеск лампы подъезда, и ярко-розовый цвет чужих волос, что мокрыми лентами свисают на знакомое лицо, мгновенно взбадривая. На пороге весь промокший Хару в потëртой джинсовке с кучей пëстрых нашивок. За его плечами торчит чехол гитары, в пакете перезванивают бьющиеся друг об друга бутылки пива. Рин пятится назад немного боязливо, но не от присутствия товарища, а от страха перед старшим. Да и вообще не привычно видеть кого-то из друзей на пороге собственной квартиры. Однако Хайтани неуверенно кивает и жестом приглашает Хару войти. —И как ты умудрился схватить простуду в мае? —Акаши старательно пытается скинуть тяжёлые ботинки, при этом забавно балансирует на одной ноге и натружено фыркает, ибо мокрые волосы холодными сосульками цепляются к лицу. —Должно быть, вечером у тебя на крыше продуло. Я всё ещё не до конца восстановился после аппендицита, сам понимаешь—операция, осложнения там. Ну, я говорил уже. Не бери в голову. Рин врёт и не краснеет, но лучше пока что так, нежели получать репутацию «дружка для краткосрочного досуга». Хотя, получается, дружка до гроба. —В следующий раз буду заворачивать тебя в одеяло. На тебя чихает кто лишний раз, а ты уже умер. Ну что за дела? —Акаши в непонимании всплеснул руками и неодобрительно покачал головой, окинув взглядом дрожащий силуэт друга, укутанный в серый флисовый плед. —Не бери в голову, пропью витамины и всё будет заебцом. —Хайтани шмыгает носом. —Пойдём в гостиную. Там бар есть. —У тебя дома есть собственный бар?! —Хару скидывает на вешалку и промокшую джинсовку, а сам торопливо нагоняет Рина, с распахнутым ртом осматривает здоровенные апартаменты роппонговской элиты. —Это по большей части прихоть Рана. Моими условиями было лишь «где-нибудь где тихо, повыше и много места. » Младший Хайтани кивком указал другу на длиннющий диван, куда падали серые отблески туч сквозь панорамные окна. Хару, в свою очередь, чувствовал себя вполне как дома и тотчас распластался на нём во весь рост, скорчив довольную мину. —.. Вот мы тут и живём уже около четырёх лет. Не жалуемся. —То есть тебе было четырнадцать, когда вы с братом съехали от предков? Харучиë скептически выгнул светлую бровь, заглядываясь на то, как за баром Риндо тихонько шуршит посудой, выбирая фужеры. —Да, верно. Родители помогли. Вернее, эта хата должна была стать Рану подарком на день рождения, но нас разделять запрещено, вот мы и вместе. Правда, Ран очень сильно поменялся, но не суть. Забей. —Родители помогли.. —Акаши завистливо зафыркал, снова падая на диван в положении лëжа. У самого Санзу с рождением сестрëнки родители влезли в долги, да и сколько он себя помнит, из них не вылезали. Питаться удавалось пресным рисом и дешёвым чаем, иногда мальчишка воровал в обшарпанных магазинчиках плитки «дорогого», по его меркам, шоколада, чему в итоге обучился до невозможности профессионально. Теперь стебануть из магазина что-либо труда не составляло. Тем более, когда пришлось менять адрес и переезжать в район победнее, где охрана в супермаркетах минимальная. Вот так, имея пару десятков йен в кармане, Акаши Харучиë всегда обеспечивал себя сигаретами и алкоголем. Ну, и по мелочам, если надо. Хотя с годами из потребности это переросло в своеобразный азарт: поймают или нет? Сколько сможешь унести сегодня? Быть может оттуда у Санзу в комнате такая огромная куча всяких безделушек. Хару улёгся подбородком на спинку дивана и внимательно наблюдал за действиями друга. Кажется, он мешал какой-то незаурядный коктейль, но черт, каким же донельзя хрупким он делался без своей мешковатой одежды. На Риндо сейчас шёлковая пижамная рубашка. Белоснежная и безразмерная, но очень изящно струящаяся по изгибам его тела. Акаши невольно задержался взглядом на её спадающем воротнике и острых косточках выпирающего позвоночника. Молочно-белая, даже, наверное, нездорово серая кожа усыпана аккуратными крапинками родинок, вьётся из под одежды узор татуировки. До ужаса худые бëдра, Хару даже подумал, что у него самого руки потолще будут, чем эти две спицы в тёмно-синих шортах. Бедный Риндо, наверное, здоровьем природа его действительно обделила, раз от обычных операций случаются такие последствия. Внезапно хрустальные фужеры со звонким треском летят на пол, льётся ручейками по плитке дорогой виски, лёд разлетается на мелкие кристаллики. Невесомое тельце Риндо падает на этот микс осколков, спирта и холода. Лавандовые глаза бессознательного закатываются под верхнее веко. Хару мигом подрывается с места. —Риндо, блять! Парень с поразительной лёгкостью подхватывает ослабевшее измученное тело, усаживает на холодную столешницу. —Чувак, эй? Подъем, Рин.. —Тонкие пальцы Акаши легко касаются веснушек на чужих щеках, заправляют волосы за уши с удивительной аккуратностью. Риндо буквально горит пламенем, когда губы друга ощущаются невесомым касанием у лба. До ужаса горячий. Видимо, температура взлетела ещё выше, чем была ночью. Хайтани тычется носом в чужую тёплую шею, где аромат живой кожи граничит с вишнёвым гелем для душа и мягкой тканью застиранной футболки. —Хару.. Мне холодно, Хару. —Хнычет юноша. —Кости мëрзнут. Очень сильно мëрзнут. Я больше не могу, Хару..—Риндо, кажется, уже бредит, слабо сжимая в кулак одежды Акаши. —Чшш, тихо, тихо.. —Санзу на удивление оставался спокоен. Происходящее напоминало ему процесс отрезвления пьяных дружков на чьей-то прокуреной квартире. —Всё хорошо. Сейчас что-нибудь придумаем. —Парень аккуратно сгребает в объятия подрагивающие худенькие плечи, одной рукой успокаивающе поглаживает узор татуировки на тощем бедре. —Угораздило же тебя на осколки упасть, дурачок. —Со вздохом срывается с его губ, когда пальцы проскальзывают к коленке и сталкиваются со струйками горячей, точно кипяток, крови. —Давай, Рин, приходи в себя.. —Хару зарывается носом в шелковистые русые волосы, втягивая сладкий аромат кокоса или же миндаля, парень так и не понял. —Я вам не мешаю, Хайтани Риндо? —Этот голос. Ровный, железно-спокойный и обманчиво-мягкий тембр, выдающий желание сцепить изящные руки в золотых кольцах на шее кое-кого. Кое-кого, что имеет шрамы на лице. Буквально в паре метрах от столешницы, подбоченясь на холодильник и сложив руки на груди виднеется острый силуэт. Высокий парень, тонкий, точно тростинка, но невероятно красивый и элегантный, словно сошёл с подиума. По его плечам струятся частично обесцвеченные локоны, вьются где-то по лопатки. Он точно две капли воды похож на Риндо, лишь старше и строже. Глаза у них идентичны вот абсолютно: большие, пестрящие лавандой, но до ужаса пустые. —Скажи мне, братец. —Парень в пару плавных шагов оказывается около ребят. —Кто этот молодой человек и что у вас тут за мероприятие? —Пухлые губы тянут на себя игривую улыбку, но рука перехватывает бедро блондина, отодвинув на пару сантиметров. Мол не твоё, вот и не зарься. —Он в обморок упа.. —Милый, я сейчас с тобой веду диалог разве? —Незнакомец поворачивается лицом уже к гостю младшего, не теряя улыбки, но смиряя таким тяжёлым взглядом, что сединой покрыться можно. —Ран, блять, перестань вести себя как ублюдок. —Риндо боится и заметно напрягается, что Санзу, естественно, чувствует. —Это Хару.. То есть Санзу. Мой одноклассник. Друг. Или опять будешь грозиться перерезать ему горло? —Ну-ну, Рин-Рин, ты чего? Я просто переживаю за тебя. Посмотри, в каком вы положении? Все тут разбили, у тебя кровь, вдруг этот юноша хочет тебе зла? —Ран хихикает. —Значит Санзу? Рад знакомству. Хайтани протягивает руку. —Хер с вами, дуйте в комнату, пока я добрый. Тут надо бы прибраться.. И Акаши быстро смекнул, что перечить этому типу не надо. Он весьма резко подхватывает Риндо на руки и уделяется в направлении двери, что товарищ назвал невзначай своей комнатой. —Бля, твой брат какой-то конченый фрик.. —Шепчет с опаской, тихо-тихо. —Заткнись. Ты и понятия не имеешь, какой пиздец он пережил. —Рин крайне недоволен и зол на такую оценку родственника. Без Рана, наверное, его бы давным-давно в живых уже не осталось. Или же осталось, но в состоянии сумашедшего ребёнка, что не имеет возможности существовать вне мягких клинических стен. Иногда так невыносимо больно слышать грязь о самом любимом и родном человеке, каким бы он не был, будучи неспособным даже оправдать его поведение как-то логично. Старший Хайтани—невыносимо травмированный человек. Его детское озорство и лучистую беззаботность сломали, кинули на землю и растоптали, забив крышку гроба первой смертью от юных рук. А смерть в итоге стала его профессией, превращая с каждым новым выстрелом и ножевым ударом в труху все то, что когда-то называлось рассудком и стабильностью.