Хватит шутить про свою смерть.

20 октября 1997г. Ночь после переломного момента прошла никак не спокойно. И если крошка Рин смог умориться где-то к полуночи, то его старший родственник не сумел сомкнуть глаз, а лишь молча сидел и стеклянно палил в незримую воздушную пустоту, изредка накручивая на палец растрепанные косы. А утром случился одиннадцатый день рождения Риндо, но пожалуй, это был первый праздник, который ребенок в этот раз не хотел праздновать. Мама после работы пришла домой с коробочкой цветастых данго и парой контейнеров ароматной уличной еды, но на кухне продолжало разряженной тучей висеть напряжение, а Ран так вообще ничего не поел и сидел из пресловутого уважения к младшему братишке. С наступлением же вечера мальчишки закрылись у себя в комнате и велели их не беспокоить, ведь как уже твердил ранее Ран, братья Хайтани возвращают зло сполна. —Рин-Рин, ты же понимаешь, что не обязан мне помогать? Я собираюсь делать ужасные вещи. — Спокойно оповестил старший в унисон скрипу старого матраса под своим весом. —Ран, мы братья Хайтани—только вместе, я за тобой куда угодно пойду! —И Риндо плюхнулся рядом, притираясь щечкой к братскому плечу. Ран с улыбкой втянул воздух, ласково потрепал мягкие волосы мальчишки, взъерошив их ещё больше, чем было. —Я ведь так и не отдал тебе твой подарок, кстати—Юноша аккуратно встал с кровати и доковылял к столу, принялся копаться в ящике, пока не вытащил из него небольшой бархатный красный мешочек и протянул его младшему. Лиловые глазëнки загорелись наивным детским восторгом ещё до того, как в руках оказался основной подарок. То есть небольшой серебряный кулончик в виде натурального человеческого сердца: со всеми венками и клапанами, отлитыми из металла, да крохотным шарнирчиком сбоку. Он имеет свойство открываться, как маленькая книжечка, и среди потёртых рамочек красуется малюсенький четырёхлистный клевер, покрытый слоем изумрудной глазури, а на противоположной дверце надпись на иностранном: «always by your side». —Как круто, Ран! —Радостный мальчишка запрыгал вокруг косматого брата, неловко предпринимал попытки застегнуть украшение на тонкой шейке. —А что это значит? —Там написано, что я всегда буду рядом с тобой, Рин. —Хайтани старшему удалось словить неугомонное чудо за воротник и притянуть к себе, тем самым перенимая инициативу по борьбе с тугой застёжкой цепочки на себя. А дальше началась трудная неделя подготовки к воплощению детьми отнюдь не детского плана, нарисованного затупившимися тусклыми карандашами и мелками на пожелтевшей бумаге. Риндо всё ещё заходился кашлем и простужено шмыгал носом, а Ран перестал ходить в школу из соображений страха за братишку. Чувство подавленности и отвращения поглощало истерзанную душу, синяки на запястьях и бëдрах потихоньку обретали сначала сливовые, а затем трупно-жëлтые краски. Он улыбался малышу Риндо, но совершенно не мог есть и выглядел истощённым, на его лице застыло уставшее умиротворение, но от чего-то дёргалась нервно голова. Дети почти не покидали пределы комнаты, даже кушали теперь не за столом, а прямо на кроватях. Ночами спать удавалось лишь Рину, но малютка испуганно хныкал, когда раз за разом снилась череда столь знакомых кошмаров. Что же до старшего? Он безуспешно смыкал полупрозрачные веки до разноцветных искорок в жалкой попытке дать психике отдохнуть, но сон наступал лишь под холодное утро, когда уже щебетали замёрзшие воробьишки, да и то спалось от силы час, но настолько ужасно, что эти несчастные шестьдесят минут, можно сказать, никакой пользы за собой не несли. И вот, прошла роковая неделя, настал день мести. Ран напряжённо расхаживал у окна, а кончики пальцев холодило и предвкусительно покалывало иголочками извращённого азарта. Даже будучи тринадцатилетним мальчишкой он прекрасно понимал, что находится в шаге от раскола собственной жизни на «до» и «после», но это уже было не столь важно, ведь выбор на становление по этой тропе был сделан самостоятельно. В груди мерзко копошился страх. Страх за одного слабовидящего кроху с забавным небрежным пучком и мягкими щëчками. Это чудо как раз вошло в комнату: всë запыханное и красное. —Все по плану, он копается в гараже со своим мотоциклом. —Риндо довольно подпрыгнул на месте и широко улыбнулся, в то время как его старший брат нервно сцеплял руки за спиной и метался меж двух огней: а стоит ли кроху впутывать сюда? —Рин-Рин, ты уверен, что пойдёшь со мной? Ты же большой мальчик, понимаешь, чем это обернётся? —Не переживай, аники, я действительно хочу свершить это. Я тебя не оставлю, смотри—Мальчик подцепил тот самый причудливый кулон, подаренный старшим братом. —Всегда рядом с тобой. Я в этом уверен. —Чëрт с тобой... —Ран выдохнул, нежно потрепав светлые волосы брата. —Тогда пойдём. Время вершить нечто ужасное на благо нас. Юноши в полном молчании наскоро переоделись в старые вещи из разряда «те, что не жалко засрать», взгромоздили на тощие плечи сумки с необходимым и покинули дом. Гараж находился не так далеко, но тропинка к нему вела через лес, в достаточно уединённое место, что ребятам как раз на руку. —Ну, дальше по плану, помнишь? —Старший в последний раз заглянул в фиалковые глаза малого и заверяюще натянул на губы улыбку, после чего обеспокоенно выдохнул и заскрипел ветхой дверью. В помещении клубится полумрак и в нос бьёт запах солярки, под потолком раскачивается блëклая мигающая лампочка на скрутке непонятных проводов. Пыльные доски громко скрипят в унисон какой-то детали красивого байка, что сейчас чинит жертва малолетних мстителей. Мужчина стоял на четвереньках и чертыхаясь крутил гаечный ключ, но отвлёкся, стоило мальчишке ступить на особо хлипкую дощечку в полу. —А, это ты, засранец мелкий? —Он выпрямился во весь рост и натужно утëр испарину. —Понравилось в прошлый раз и пришёл за продолжением? —Ричард мерзко усмехнулся, начал подступать к мальчику. От него тошнотворно несло потом и машинным маслом, его толстые грязные руки тотчас жадно потянулись к пасынку, зажимая его между столом со всякими инструментами. Каков дурак, даже не понимает, что повернувшись спиной к выходу сам затянул петлю на своей шее. Ран невинно хихикал. —Тебе ведь пизда, дурачок. —Казалось бы, столь легко брошенные слова, но каким же лезвием внезапно режут что-то внутри. У Рича нечто ëкнуло в горле, он сначала отступился, а затем схватил мальчишку за грудки. —Ты, выродок, как разгова... —Глухой удар битой по затылку вырывает монстра из реальности. Его руки слабнут, выпускают из цепкой хватки юное тело. Мужчина безпомощно валится на пол, но сознание не теряет. Голова кружится и не слушаются конечности, а перед взором всплывает два образа: то его личные палачи, два маленьких сатанëнка с идентичными орхидеями в глазах. Риндо горделиво улыбается, закинув биту на плечо. —Отличный удар, мелкий. —Ран лыбится братишке, а следом наклоняется к отчиму и плюëт в безобразную физиономию. —Какого это, быть снизу, мистер Браун? —И его звонкий смех разрывает мужчине барабанные перепонки. В это время младший успел сообразить кирпич где-то посередине смуглого предплечья названного родственника. —Это тебе за матушку, сука. —Взмах. Бита свистит в воздухе и с треском прилетает по запястью. Мужчина ревëт от боли в унисон треску собственной кости, капилляры под кожей тотчас лопаются, выплескиваются нарастающим синяком вокруг неестественно выпирающего скелета. —Это за Рана. —Вновь дерево рассекает воздух и резко опускается на выломанную кость, дробит её ещё больше, тем самым выбивает из мужчины поток бранья и жалобных стонов. —А это за всё.. —Кожа лопается под особо сильным ударом, взору открывается сплетение бордовой мышечной ткани, что мерзкими нитями оплетает расколотую надвое кость. Местами внутренность болотно-зеленая, по виду и подобию своему напоминает рыбьи потроха. Кисть руки болтается на неестественно изогнутом обломке, истекает кровью вперемешку с поблескивающим костным мозгом. И малыш Риндо с недетским удовольствием хватает конечность, выкручивая ее по часовой стрелке на ошмëтке воспалённой кожи. —Чтобы ты больше никогда ее не поднял, ублюдок. —М... Ты слишком громко, кричишь, папочка... —Наигранно хнычет Ран, сидящий на широкой груди Ричарда. —И тебе совсем не весело... Надо бы исправлять ситуацию! —Хайтани с озорством расстегнул сумку и выудил оттуда ржавые закройные ножницы. —Не волнуйся, я хотел быть пластическим хирургом когда-то, поэтому буду нежным на практике.. Старший просовывает лезвия за щетинистую щëку мужчины, последний слабо дезориентировано брыкается, мотает головой, мычит неразборчиво, но нежные руки Рана ловко придерживают чужой подбородок, пока ножницы приглушённо клацают. Тело под косматым мальчишкой судорожно дëргается, издаёт звуки душераздирающих криков, служащих усладой для ушек маленьких садистов. Клац. Рваная улыбка ползёт вверх по щеке. Клац. Улыбка от уха до уха. Отчим давится собственной кровью, обезображенные губы неравномерно колышутся, как у лошади. —Твари.. Твари! Пощадите! —Изо рта жертвы брызжет кровь, окрапляет милое детское лицо. —Балда.. Как же ты не понял до сих пор. Извиняться перед братьями Хайтани нужно ценой своей жалкой жизни.. —Ран обернулся на младшего, который наводил на эту прекрасную жестокость объектив фотоаппарата. —Эй, Рин, щëлкни, нас с папочкой? Мальчик утвердительно закивал, на что его брат наклонился к лицу Ричарда и высунул язык, глядя в камеру. Однако мужчина поворачивать голову не был намерен, а тянул ещё живую нетронутую руку к мальчишке, намереваясь скинуть его. —Смотри в камеру, ублюдок! —Ран резко вытащил спрятанный под кофтой охотничий нож и насквозь вогнал в трясущуюся конечность, после чего рывками протащил по самый локоть, отсекая мясо от костей. —Ты меня, блять, слышал?! Но Ричард его явно не слышал. Он агонично мотался из стороны в сторону, хрипло стонал и заливал трещины в досках все новой и новой кровью. —Тогда сейчас вылетит птичка.. —Перешёл на шëпот старший, замахнулся и вонзил остриё ножа в самый зрачок, сворачивая глазное яблоко, точно шуруп отвёрткой. Жертва взревела пуще прежнего, замахала огрызками некогда рук, попадая останками кисти по лицу Рана, на что мальчик недовольно поморщился, брезгливо утерся испачканным кровью рукавом. Однако юношу это не остановило, и он погрузил лезвие ножа в глазницу, выкорчевывая зрительный орган вместе со сгустком нервов, пока весь глаз целиком не остался висеть на тех самых нитеобразных окончаниях. Тогда подбежал уже Риндо и голыми руками с треском вырвал его, а затем запихнул ослепленному в рот. —Может, хоть сейчас заткнешься..—Младший критически осмотрел обезумевшего мужчину, что принялся чавкать собственным глазом вперемешку с кровью и клочками щек. —Рин, как ты думаешь, органы можно превратить в кашу—Обернулся на братика Ран, сдув с окровавленного лица частично выбившиеся прядки светлых волос. —Хер его знает, сейчас проверим..—С этими словами ребенок прыгнул ногами страдальцу на живот и заскакал, точно на надувном батуте в детском парке. Он заливался звонким смехом, что сливался с криками боли, хрустом глазного яблока и кровяным хлюпаньем. В нем не было ни капли жалости, ведь малец чувствовал, как вновь и вновь сбрасывает с себя гнетущие оковы этого тирана, медленно и мучительно уничтожая его. Прыжок. Хруст позвоночника.Еще прыжок. —Давай проверять!—Риндо слез с живота отчима и присел на корточки, закопался в сумке и достал оттуда мачете. Как же много интересных вещей, оказывается, можно была найти в доме Хайтани. —Давай мне—Ран забрал холодное оружие из рук блондина и вонзил куда-то в область чуть выше лобка, нахмурился от тяжести вспарывать живот, но приложил усилия, обошел пупок и произвел разрез до ребер. —Ударь, пожалуйста, пару раз молотком, чтобы разрубить кости, хорошо? —Да, сейчас..—Рин отошел к столу с инструментами и взял недавно купленный молоток, после чего зафыркал от его веса и принялся замахиваться, а потом и наносить удары по лезвию мачете с обратной стороны, проталкивая его до самых ключиц. —Хо-хо, сейчас мы узнаем о том, какой же этот гад изнутри. Он уже сдох? —В глазах Рана горел неподдельный азарт. Он погрузил руки в чужое нутро, кстати, ещё очень горячее, нащупал склизкий кишечник и потянул его наружу. Представлял он собой нечто, похожее на моллюска по ощущениям, только внутри относительно полый и, наверное, более мерзкий. Цвет его серовато-жëлтый, но больше удивила длина. Около пяти метров, ещё в толщину разный. Старший Хайтани обмотал его вокруг шеи Ричарда, завязав в какой-то узел и принялся затягивать всё сильнее и сильнее, пока итак уже алое лицо не приобрело синеватый оттенок. Мужчина захрипел, задергался в предсмертной конвульсии. Добил его Риндо, ударив охотничьим ножом в гортань порядком четырёх раз. Вязкая артериальная кровь брызнула небольшим фонтанчиком, побежала по разорванным губам и слилась в кровавое море под телом. Рич ещё пару раз вздрогнул и обмяк, навсегда уходя в небытие. —Теперь сдох. Эй, вытащи его сердце, сфоткаемся на память. —Мальчишка снова подбежал к своей камере, вытирая руки об кофту. —Ща, подожди.. Ого, тут почки, желудок.. —Перечислял Ран, вынимая органы и рассматривая их с неподдельным интересом. Под желудком розовела печень, почки были некоторого баклажанового оттенка и похожие на странную губку. Легкие относительно светлые, покрые сеткой лиловых сосудов. Мальчик отложил их в сторону, что, в принципе, делал со всеми внутренностями. И вот оно—большое, ещё пульсирующее посмертно сердце. В глазах братьев загорелся восторг, они некоторое время молча рассматривали мышцу. По общей форме схоже с манго, но по виду обычный кусок мяса, что обычно жарят люди. Сверху блеклые трубки, истекающие остатками крови. Белëсые прожилки, судорожные сокращения. —Фоткай давай! —Ран вцепился в сердце зубами, дожидаясь фотокамерой вспышки. Щëлк. Снято. Дальше следовал долгий процесс избавления от тела. Сначала мальчики разрубали оставшиеся конечности: ноги по бедро, по колено, ступни, затем пошли в ход и руки. Кости с хрустом трещали, а с обрубков свисали шмотья ярко-желтого жира и хилой мышечной ткани, но сложнее всего было отсекать голову. То ли братья устали, то ли хрящи гортани и позвоночник рубить действительно тяжело. Выпотрошенные внутренности они сложили в один пакет со ступнями и руками, по остальным растолкали и другие останки, после чего в несколько подходов переместили свою ужасную ношу к заброшенному колодцу за домом, нагрузили мешки дряблыми кирпичами и всяческими железяками. Пара громких всплесков уносила с собой их ужаснейшую историю, вместе с тем зарождала новое негласное правило—ни слова более о содеянном. В душе почему-то не было более радости, даже страха не было. Пустота и полное неведение, что же дальше будет. Оно и не важно, наверное, что сделано, то к лучшему. Ран останавливается около Риндо и ложит руку на его хилое плечико. —Ну вот и все..Теперь мы свободны.—Он вздыхает, ласково поглаживая кроху сквозь испачканную ткань.—Теперь ты точно можешь быть уверен, что мы вместе до конца жизни. Помни, я клянусь, что буду защищать тебя во что бы это ни стало, Рин-Рин. —Хайтани—навсегда..—И Риндо умиротворенно ему улыбается, отпуская все произошедшее этим октябрьским кровавым днем.