Комедианты

Вэнь Цин продержала его в постели еще три дня, и никакие просьбы не помогали. — Когда сможешь крутить солнце на своем топоре — тогда и встанешь с постели. В какой-то момент он устал это слушать и пошел отжиматься. Жаль, Дагэ с Вэнь Нином отправились наблюдать за странной недвижимостью Цзинь Гуанъяо, а то бы устроили ему настоящую тренировку, как в старые добрые времена. Когда Вэнь Цин его за этим застала — зашипела, как кошка, и обездвижила очередной иглой. Вэй Усянь раздраженно подумал, что пора бы уже перестать попадаться на эту уловку. С другой стороны, а что он мог сделать, опираясь на руки, одна из которых все еще шевелилась с трудом? «Откатиться в сторону», — подумалось голосом Дагэ. «Ага, на раненое плечо». Потом он вспомнил, что иглы летели веером, так что это бы тоже не помогло. И задумался, когда научился так хорошо игнорировать боль. Теперь он лежал и весь вечер слушал звон сосудов с вином из соседней комнаты — и тихий, то и дело прерывающийся разговор. Цзян Чэн опять зашел выпить... чаю? Вэй Усянь прикрыл глаза под это тихое воркование и уплыл в сон. Проснулся он, почувствовав, как кто-то уселся возле постели и оперся на нее спиной. Осторожно приоткрыл один глаз. — Когда ты пропал — тогда, в самом начале войны, я вернулся на ту гору. Запомнил, где начало тропы. — Цзян Чэн неловко пошевелился. — И представь мое удивление — там не было ни-че-го. Ниче-блядь-гошеньки. Ни Баошань Саньжэнь, ни учеников, ни даже блядских хижин. Ты идиот, если думал, что... — А я и не думал, — вяло вскинулся Вэй Усянь. — Единственное, о чем я тогда мог думать — это как сделать так, чтобы ты выжил. Вот так просто. — А... — Цзян Чэн замолчал. Подергал за клановый колокольчик. Снял его с пояса и положил на подушку. — Потом я испугался. Никогда так не боялся, даже когда мать посадила нас в лодку и отпихнула от берега. Ночью просыпался с криком. Я так хотел, чтобы это не было правдой, только что не силой впихивал тебе Суйбянь. И каждый раз не хотел верить. — Злился? — Ага. А ты бы не злился? — О-о-о, еще как. — Вэй Усянь уставился в потолок, расписанный лотосами. Интересно, что это за павильон? Раньше его не было. — Я бы за такое убил. Потом поднял и запихнул тебе в глотку это самое золотое ядро. Вот какой я был злой. Ну… ты помнишь. Это ты у нас добренький. — Ага, — вяло кивнул Цзян Чэн. — Шицзе знала, как ты любишь Суйбянь, она сразу сказала, что ты бы скорее оставил дома на лавочке собственный зад, и что с тобой точно что-то не так. А я ее еще отговаривал. Представляешь — почти наверняка знал, что она права, ел ее суп и уговаривал, что с тобой все в порядке. — Суп мог отдать мне, — поиграл бровями Вэй Усянь. — Мы за тобой следили и видели, с каким трудом ты каждое утро выволакивал себя из кровати. Помнишь, когда ты целыми днями выкапывал мертвецов, я пригнал тебе команду могильщиков? На тебя тогда было жалко смотреть. Мозоли от лопаты, небось, до сих пор не сошли? Вэй Усянь заржал. — Я еще тогда, чтобы отвлечься от боли, копал и приговаривал: «Я злой и страшный Вэй Усянь, трепло, могильщик, плут и пьянь». Ты слышал? — Шицзе слышала. И твой ледяной Лань Ванцзи, только в тот момент он не выглядел ледяным. Я думал, он лопнет. — Ну а потом? — Что потом? Потом он так и смотрел на тебя, когда ты не видел. Вэй Усянь отмахнулся. — Да нет. Совсем потом. Когда все пошло по пизде. — Когда весь заклинательский мир так крепко вцепился мне в яйца, что они приобрели характерный цвет Юньмэн Цзян? Я мог пыжиться сколько угодно, но клана как такового тогда не было. Поэтому… — Он помолчал. — Мы друг друга стоим, да? Вэй Усянь хлопнул его по плечу. Он даже не заметил, когда опять смог двигаться. — Ты все правильно сделал. — Хочешь его назад? — вдруг резко обернулся Цзян Чэн. — Еще чего! — Вэй Усянь попытался сесть, но локоть на груди не пустил. — У меня новое больше и лучше прежнего! Вот если бы стребовать с тебя в виде процентов пару цуней роста... — Он заискивающе улыбнулся. — Ну хотя бы один? — Еще чего захотел! — Цзян Чэн чуть сильнее вдавил в него локоть, потом сполз пониже, лег на пол и тоже уставился в потолок, умостив голову на краю кровати. — Ты не представляешь, как меня заебали твои гребаные последователи! И Цзини будто специально разбрасывались твоими записями. — А так и было. Они специально. — Вэй Усянь понял, что проваливается в сон, хотя вроде и не пил. — Гуй с ними, Цзян Чэн. А что, с моими… последователями все правда было так плохо? Хотя... видел я тут одного... *** В следующий раз он проснулся уже без боли. В теле была привычная легкость, плечо слегка тянуло, но и только. В окно заглядывала изрядно обгрызенная луна, где-то вдали тонко пели кузнечики. Интересно, что будет, если лютый кузнечик заведет свою песню? Кого он сможет поднять в атаку? Лютых ос из братской могилы в соседнем саду? В углу у двери кто-то сидел, и видимо, уже давно, но не попадал в полосу лунного света. В воздухе чувствовался легкий запах сандала. А в соседней комнате разгорался скандал. — ...я немедленно забираю своего племянника... — Какой знакомый голос. — ...благородный господин желает обыскать дом? — А вот этот — низкий, вибрирующий Вэй Усянь узнавал с трудом. — ...но господин же не может рассчитывать, что его пустят на женскую половину? А других внутренних покоев у нас нет. — Какой позор, — забормотал Лань Цижэнь, — стоило отвернуться... Но слуги Пристани Лотоса направили меня сюда! Поэтому потрудитесь позвать моего племянника. — Он несовершеннолетний? — спросили его с чуть слышным смешком. — За ним требуется присмотр? Нижайше прошу прощения, эта недостойная не была представлена благородному господину... и его юному племяннику. — Нет! — рявкнул Лань Цижэнь и закричал на весь дом: — Ванцзи! Мы отбываем немедленно! Не заставляй себя ждать! За стеной простучали шаги, хлопнула дверь, и все стихло. Вэй Усянь не смог противиться искушению. Он тихонько свистнул, и на подоконник вспрыгнул мертвый кузнечик. Вэй Усянь чуть изменил тон, отдавая приказ, и кузнечик исчез. Наверное, следовало послать нескольких, но в Облачных Глубинах наверняка до сих пор копошились мертвые маленькие зверушки, остатки его предыдущей армии, так что за Лань Цижэнем присмотрят. И кто с ним сейчас говорил? Неужели сестрица Чжу? В ее голосе появились новые ехидные модуляции. Как интересно. Еще вчера они с Вэнь Цин строили предположения о том, куда пропал Лань Ванцзи, а получается, дядюшка своей властью старшего родственника приковал его к столбику крыльца павильона, где разместили гусуланьских гостей. Тогда что он сейчас делает здесь? — Лань Чжань, что слышно в заклинательском мире? Все еще требуют моей крови? И голову на блюде с листом капусты? Вэй Усянь потянулся и сел на кровати. — Брат улетел на встречу с Ляньфан-цзунем неделю назад и до сих пор не вернулся. Дядя волнуется, поэтому так кричит. — Лань Ванцзи пододвинулся ближе, луна осветила часть его лица. — В Пристань Лотоса прибыли женщины, перед всей армией обвинившие Цзинь Гуанъяо в инцесте и отцеубийстве. — И им поверили? — Мгм. Вэй Усянь потер лоб, потом посмотрел на свои ладони. — Тебе это не кажется странным? — Мне кажется странным, что они появились сейчас — когда заклинатели были готовы поверить в любые грехи Ляньфан-цзуня. — А учитель Лань? — Дядя пребывает в растерянности: он проспал почти год, потом неприятное пробуждение, дурные новости. Брат едва успел рассказать ему о Печати, о том, что передал ее Ляньфан-цзуню, а потом его не было, и дяде пришлось возглавить нашу часть армии в походе на Луаньцзан. — Он помолчал. Пальцы на коленях шевельнулись, словно трогали струны. — Когда брат так и не вернулся, дядя позволил себя убедить. — Потому что ты не позволил ему заподозрить меня? — Вэй Усянь откинулся на кровати и заложил руки за голову. Лань Ванцзи коротко кивнул. — Потому что я не позволил ему заподозрить Вэй Ина. — А теперь ты сбежал... — Он тихо засмеялся. — Лань Чжань, ты становишься сам на себя не похож! Вы с братом оставили бедного дядю, выпавшего из жизни на целый год, в смутные времена в одиночестве управлять кланом! Я бы на его месте тоже орал! — Вэй Ин не орал. Вэй Ин спрятался. — Точно, подальше от заклинателей и их переменчивых настроений. Кстати, а что они собираются делать с Цзинь Гуанъяо? — Суд… Вероятно, казнь. — Ну конечно, что они еще могут... —Вэй Усянь вдруг запнулся. Лицо, омытое светом луны, словно выцвело и стало очень серьезным, он коротко выдохнул, почти всхлипнул, и отвернулся к стене. — Знаешь, Лань Чжань... эта история до отвращения похожа на то, что когда-то было со мной. Нет, я совсем не мирная птаха, мое личное кладбище больше, чем Луаньцзан, но ты помнишь, как они всем заклинательским миром бросились на меня? Быстро и неотвратимо, как день сменяется ночью, стоит солнцу свалиться за горизонт. Был Вэй Усянь — народный герой, стал — демон и злобное пугало. В точности как сейчас Цзинь Гуанъяо. Тебя это не пугает, Лань Чжань? — Мгм. — Лань Ванцзи придвинулся еще ближе, к самому изголовью. — И эти женщины. Ясно, что их подослали, и даже неважно, лгали они или нет. Заклинательский мир пожирает своих... героев? Или злодеев? Какая в сущности разница? Щерит жадные пасти, пытаясь урвать кусок посочнее. — Он с головой забился под одеяло. — Прости, Лань Чжань, мне не ко времени вспомнился штурм Луаньцзан. — Он помолчал и сглотнул. — Тебе не кажется, что та история с пленными Вэнями случилась как-то уж слишком вовремя? Хотя нет, такое трудно подстроить. Скорее всего, кто-то просто схватил за хвост случай. Не то, так другое, такой уж я... был. Гуй, тошно-то как. Лань Чжань, давай выпьем? Дева Чжу настаивает восхитительный самогон. Напьемся, как просветленные свиньи, пойдем буянить... Забудем про заклинателей и станем выплясывать на канате для черни. Она милосерднее. Он так сжался в комок, что почти не почувствовал теплую руку между лопаток. И потом как его заворачивают в одеяло, поднимают и несут во влажный воздух ночи, наполненный шорохами и светляками. Когда луна поднялась так высоко, что уже не смогла бы заглядывать в окна, Вэй Усянь сидел на мостках, обняв колени, уперев на них подбородок и глядя на воду перед собой покрасневшими сухими глазами. С двух сторон его подпирали Лань Ванцзи и Вэнь Цин, сзади стояла Чжу и низким, вибрирующим голосом пела балладу о карпе, стремящемся стать драконом. С ивы, трогающей кончиками ветвей лепестки лотосов, порой слетали желтоватые листья. Странно, до осени еще далеко. Ветер шевелил тростники, и они тихонько шуршали. Лягушки притихли, и только иногда какая-нибудь из них гортанно стонала, пугая ночных птиц. Вдруг Вэй Усянь хрипло рассмеялся и, резко запрокинув голову, вылил в себя целый кувшин ягодного самогона. Перед ним стоял десяток разных сосудов, пустых и полных, Вэнь Цин поглядывала на них с неодобрением, но молчала. Осторожно потягивала что-то свое, морщилась и время от времени гладила Вэй Усяня по волосам, ласково пропуская пряди из спутанного хвоста сквозь тонкие до прозрачности пальцы. Лань Ванцзи сидел с отрешенным видом, иногда бросая на них быстрые взгляды из-под ресниц. — О-о-о-о, этот был восхитителен! Вэнь Цин, это ты научила Чжу настаивать самогон на лекарственных травах? — Вэй Усянь утер рукавом рот. Он раскраснелся, глаза опять заблестели. — Лань Чжань! — Тычок локтем под ребра. — Ты обещал со мной выпить! Лань Ванцзи посмотрел на Вэнь Цин, словно ища поддержки, но нашел только понимающий взгляд и коротко кивнул. Огляделся и выбрал сосуд, что поменьше. Повертел в пальцах. Взглянул на Вэй Усяня, словно решаясь, вздохнул и одним глотком выпил. Сморщился, продышался, почти уронил пустой сосуд на мостки. Потом аккуратно выпрямился, сложил руки на коленях — и плавно, как опадающий лист, опустил голову ему на плечо. — Лань Чжань! Ты чего? — Вэй Усянь вздрогнул и попытался аккуратно свалить его на мостки. Аккуратно не получилось, выпитый алкоголь давал о себе знать. — Вэнь Цин! С ним все в порядке? — На членов главной семьи клана Гусу Лань алкоголь действует сильно и непредсказуемо. — Она чуть досадливо сморщилась. — Проспится — будет в порядке. — Давай отнесем его в комнату? — У нас нет лишних кроватей. А спать на полу можно и здесь, ничего с ним не будет, только быстрее проспится на свежем воздухе. Лягушки тут мирные... разве что комары покусают, но это полезно, может, дурь отсосут. — Ладно. — Вэй Усянь вытянулся рядом. — Ты иди спать, я тут рядышком полежу, прослежу, чтобы его гули не съели. Жалко им отдавать такого красивого. Чжу, ты тоже иди. Его голова тоже клонилась к доскам. Он явно переусердствовал с возлияниями: во-первых, еще не привык в этом теле. К тому же, такое количество и в прошлой жизни вышибло бы из него мозги. Небо прочертила падающая звезда. За ней рванулась летучая мышь. Ветер растрепал ветки плакучей ивы. Рядом тихо дышал Лань Ванцзи. Интересно, на что он надеется? В плане «люблю». Ну вот в самом деле. Поцелуйчики под луной? Он вспомнил свой единственный поцелуй и на щеки плеснуло жаром. — Эй, Лань Чжань! Не спи! Рядом зашевелились. — Лань Чжань! — Он потряс его за плечо. — Чего ты от меня хочешь? Лань Ванцзи вдруг легко приподнялся на руках, грациозно уселся на доски причала, приняв идеальную позу. И потянулся к волосам Вэй Усяня. — Э-э, нет. Словами, Лань Чжань. — Он выставил перед собой руку ладонью вперед. Лань Ванцзи сглотнул. Посмотрел в глаза пристальным открытым взглядом и передвинулся, чтобы сидеть прямо напротив, почти касаясь коленями. Попытался протянуть руку, чтобы потрогать лицо, но Вэй Усянь оттолкнул ее, перехватил за запястье и устроил у Лань Ванцзи на коленях. — Словами, Лань Чжань. Словами. — Небожители, что он несет? Зачем? Теплая влажная ночь пьянила не хуже забористой самогонки. — Что. Ты. От. Меня. Хочешь. Лань Ванцзи молчал, только смотрел и комкал в пальцах ткань белого одеяния. Его взгляд скользил по телу, оставляя ощущение прикосновения. Потом остановился на губах. — Все-таки поцелуйчики под луной? — пьяно хихикнул Вэй Усянь, и Лань Ванцзи прыгнул. Вернее, качнулся вперед, обхватывая его лицо большими ладонями и нежно касаясь губами обветренных губ. Вэй Усянь замер, закрыл глаза. По губам скользнул теплый язык, и он вспомнил. Завязанные глаза, запах сандала, упорство и мягкость губ. Охота на горе Байфэн. Щеки вспыхнули, в штанах стало тесно. Казалось, из легких вышибло воздух. Он замотал головой и оттолкнул Лань Ванцзи, резким движением перевернул на спину и уселся на него сверху. — Лань Чжань, ты охуел? Я тебя просил меня целовать? По-моему, я просил словами. — Он изо всех сил стиснул запястья Лань Ванцзи, который и не пытался сопротивляться. — У тебя последняя попытка. Чего ты хочешь? Мне интересно. Хотя нет. — Он беспечно разжал пальцы одной руки и почесал в затылке. — Сначала расскажи мне про тот поцелуй. Это ведь был ты? На той охоте? Я тебя узна-а-ал. — Он пьяно хихикнул. Лань Ванцзи обмяк. Откинул свободную руку и отвернулся, показав заалевшее ухо. — Прости. Вэй Усянь фыркнул. — Еще скажи, что ты не хотел. — Хотел. Очень. — Он скрипнул зубами. — До боли. Не смог сдержаться. Вэй Усянь захохотал. — Лань Чжань, а я думал, ты очень сдержанный. — Он продолжал смеяться, откинувшись назад, почти касаясь затылком его коленей. — Еще скажи, что больше не будешь. — Буду. Если Вэй Ин разрешит. — В прошлый раз ты не очень-то спрашивал. Да и сейчас... — буркнул Вэй Усянь, потянулся к краю мостков, почти съехав с живота Лань Ванцзи, и отхлебнул почти половину одного из последних сосудов. — Мне надо выпить. Все это слишком сложно. Ладно, проехали, ты извинился, что дальше? — Он надолго задумался, задрав лицо к небу. — Знаешь, Лань Чжань, в последний раз, когда я проверял, я был мужчиной. И ты вроде тоже, хотя я не проверял. Нет, я все понимаю, росточком не вышел, но все остальное-то... Сисек нет, — печально проговорил он, глядя на плоскую грудь Лань Ванцзи. — Какой тебе интерес? И нефритовых врат как-то тоже. — Вэй Усянь вгляделся в глаза Лань Ванцзи. — Никакой радости бедному Ханьгуан-цзюню. И нахуй связываться? Неужели ты так меня любишь, что даже от весенних утех готов отказаться? Лань Ванцзи вдруг приподнялся и сел, опираясь на руки. — Ни за что. — Он упрямо помотал головой. — Не смогу отказаться. Мечтал о Вэй Ине. — Он приник щекой к распахнутому вырезу его небрежно завязанного ханьфу. — Раздевать Вэй Ина, трогать, облизывать... — Он задрожал, и дрожь передалась Вэй Усяню. — Везде. — Он потерся носом о то место, где под слоями одежды напрягся сосок. — Трогать везде. Лизать нефритовый ствол, и дальше, до медных врат. Вэй Усянь распахнул глаза. — Лань Чжань, стой. Погоди, я так не могу. — По телу прокатывались горячие волны, пальцы на ногах поджались. — Замолчи! Я знаю, ты это умеешь! — Он не глядя протянул руку и ухватил последний полный сосуд. Выхлебал его залпом, по подбородку на грудь в распахнутом вороте потекли красные сладкие струйки, и Лань Ванцзи принялся по одной слизывать их кончиком языка. — Блядь, стой. Я еще не согласился! — беспомощно пискнул Вэй Усянь. — А потом погрузил бы нефритовый ствол в бесконечно желанные медные врата Вэй Ина, и... — Что? — Вэй Усянь захлебнулся. Кажется, воздухом, но он не был уверен. Огонь из желудка вдруг разлился под кожей, все тело горело. — Откуда ты взял эту хрень? — Трактаты по парному совершенствованию из закрытой части библиотеки Облачных Глубин, — послушно признался Лань Ванцзи. — Ханьгуан-цзюнь, ты охуел, и это не шутка и не преувеличение. — Он скосил глаза на живот Лань Ванцзи, где нефритовый ствол изрядно топорщил белую ткань шелковых одеяний. На всякий случай Вэй Усянь совсем сполз с него и откатился в сторону, выставил перед собой руки и забормотал: — Ладно, допустим, только допустим, ты это не выдумал, такие книги действительно существуют, тогда почему я их не видел... обрезанные рукава в самом деле играют в такие игры, это не выдумки Не Хуайсана... и это не значит, что мне это нравится, и что я соглашусь, но предположим. Что дальше? Лань Ванцзи заморгал. — Вэй Ин не хочет? — У него были глаза обиженного ребенка. — Хочет, не хочет. Ладно, допустим. Предположим. Даже если Вэй Ин вдруг захочет, в чем он решительно сомневается, что будет дальше? Лань Ванцзи явно не понимал, чего от него хотят, и Вэй Усянь начал объяснять, как ребенку: — Что насчет моего нефритового жезла? Куда мы его-то засунем? В смысле, как насчет твоих медных врат, Лань Чжань? Тот опять моргнул, не понимая. Вэй Усянь ждал ответа. — Никак? Вэй Усянь поперхнулся. — Вот так просто, одному все, другим ничего? Лань Чжань, ты охуел? Кто давал тебе те трактаты? Да кто тебя вообще воспитывал?.. И учил всех грести под себя? — бормотал он себе под нос. — Дядя. — Старый девственник Лань Цижэнь. Ха-ха. Интересно, чему он там мог научить? Судя по тому, как он вечно зол на весь мир, сам всю жизнь только и мечтал о несбыточном. Я... — Он почесал в затылке. — ...Как юный девственник тебе говорю, Лань Чжань: так не пойдет. И поскольку это была твоя идея... насчет медных врат, — исчерпывающе пояснил он, — то мы постараемся сделать все честно. Если решимся на это безумие... впрочем, нахуй такие игры. Или нет, интересно... Нет, нахуй. Зеленокрапчатый гуй… — Он помотал головой и обеими руками вцепился в волосы. — Все-таки пить надо меньше. Потер руками лицо, приоткрыл один глаз и вдруг осознал, что вещает сверчкам и лягушкам, потому что Лань Ванцзи опять уже тихо посапывает на мостках. Краска еще не сошла с его скул и ушей, но он выглядел безобидным и милым, как белый маленький кролик. С кучей диких запросов, напомнил себе Вэй Усянь и уселся на все еще теплые доски самого края причала, обняв колено и покачивая другой ногой над водой, задевая бутоны лотосов. Вынул из рукава флейту и заиграл легкий фривольный мотивчик. Эту песенку напевал Не Хуайсан, когда рисовал картинки на веерах, которые потом продавал в дом весенних забав в Цинхэ. Он всегда говорил, что заклинателю без золотого ядра не помешают карманные деньги, и Вэй Усянь потом сам имел шанс в этом убедиться. Кстати, почему ему не пришло в голову зарабатывать рисованием весенних картинок? Тогда они бы не голодали на Луаньцзан. Мелодия звенела над водой, карпы поднимались тяжелыми тушами и открывали рты, словно хотели ее попробовать. А потом на доски причала свалились Вэнь Нин и Дагэ и, перебивая друг друга, рассказывали о храме Гуаньинь в Юньпине, который построил Цзинь Гуанъяо, и что вот как раз сегодня ночью вокруг храма началось странное движение. Они прилетели, чтобы спланировать перехват, если вдруг там появится сам господин Верховный Заклинатель. Вэй Усянь слушал и продолжал играть, и по телам Вэнь Нина и Дагэ стали пробегать странные волны. — Что это? — вдруг севшим голосом спросил Дагэ. Он шагнул к Вэнь Нину и обнял его, прижимая к себе. Потерся всем телом. — Я чувствую себя как-то странно. Вернее… я себя чувствую. — И я, — отозвался Вэнь Нин, спрятав лицо у него на плече. — Эта музыка действует на нас необычно... Молодой господин Вэй... этот комедиант просит простить его неудержимый весенний порыв, но прямо сейчас нам с Дагэ придется уединиться. Вэй Усянь вскочил, пряча флейту в рукав: — Эй! Нет, ну какого гуя? Давайте отложим весенние игры хотя бы до завтра! Вы же прилетели по делу! — Он покачнулся. Хмель в голове и не думал развеиваться, наверное, потому он и продолжал играть, пока друзья рассказывали о храме. — Эй! Вы... Ответом ему стало только шуршание камышей. — Не думал, что солдафоны так тонко чувствуют музыку, — обиженно пробурчал Вэй Усянь и пошел будить Вэнь Цин, чтобы повиниться и непререкаемо заявить, что сегодня ночью пьяным комедиантам придется сменить на посту мертвых комедиантов. Потому что уйти не прощаясь он больше не мог — боялся деву-дракона. А потом его ждало небо, летучий топор и Юньпин. Он радовался, что утром его здесь уже не будет: знал, что когда протрезвеет, ему будет мучительно стыдно. Даже его хваленая наглость не выдержит, и придется забиться в какую-нибудь комедиантскую нору, отправиться на гастроли в Дунъин, пока разговор на мостках не выветрится из головы. У обоих. Оставалась надежда, что Лань Чжань был так пьян, что проснувшись, не вспомнит их занимательную беседу. Вот только Вэй Усянь твердо знал, что не с его удачей надеяться на такие подарки судьбы.