Комедианты

Полдороги он летел стоя, потом уселся на топор верхом, свесив ноги. Да, так тоже удобно. А еще можно боком. Юньпин надвигался россыпью тусклых огней и громадой храма с ярко освещенным двором. Друзья не ошиблись, там определенно что-то происходило. Вэй Усянь осторожно облетел храм, чтобы не попасть в полосу света, и спрятался среди украшений крыши. Двор был заполнен цзиньскими лучниками, которые оборачивались на каждый звук. Странно, что не отслеживали небо. Впрочем, заклинатели не имели привычки скрывать свет своих мечей. У крыльца о чем-то тихо беседовали Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь, невдалеке у колонны раздраженно оглядывалась парочка связанных юных заклинателей — Цзинь Лин и один из отряда Ланей, знакомый еще по деревне Мо. Сейчас им ничего не угрожало, Цзинь Гуанъяо был на виду, и Вэй Усянь решил понаблюдать. Он вдруг осознал, что явился на топоре, но в обычной одежде и с чистым лицом. Вот пьянь безголовая. Предвидя возможную драку, он со вздохом начал отвязывать топор от Суйбяня. Потом на всякий случай попробовал прощупать окрестности на предмет темной энергии и чуть не свалился с крыши. Ну и местечко для храма... похоже, тут куча народа погибла ужасной смертью. Духи были так злы, что готовы терзать живых, но что-то их сдерживало. А, точно. Мощная сдерживающая печать. Умно. Но все же зачем было строить храм на таком гиблом месте? Внизу зашевелились: Цзинь Гуанъяо оглядывался в нетерпении, кто-то бегал в храм и обратно, тяжелые двери мягко поскрипывали на мощных петлях. Блики яркого света скользили по грубым камням двора. Лань Сичэнь сделал пару шагов в направлении связанных, но тут тишину за забором нарушил приближающийся собачий лай. Потом над оградой блеснула молния, и перед Цзинь Лином по широкой дуге, оглядываясь, спланировал Цзян Чэн, за пояс которого цеплялась Вэнь Цин в образе девы Пин Мэй. На него тут же обратились прицелы лучников. — Эр-гэ, у нас гости, — с отстраненной вежливостью проговорил Цзинь Гуанъяо. — Глава Цзян, соблаговолите, пожалуйста, заблокировать вашу духовную энергию. Я предпочитаю избегать неоправданных рисков. — Он сделал знак лучникам, и половина перевела прицел на Цзинь Лина. — Дева Пин Мэй. — Он отвесил учтивый поклон. — Не могу не отметить, что вы сменили компанию. — Ляньфан-цзунь. Не уверен, что рад вас видеть, хотя присутствие Цзэу-цзюня в данных обстоятельствах, — Цзян Чэн выразительно взглянул на пленников, — меня удивило. Сделайте одолжение, соблаговолите отпустить нашего племянника! — Цзян Чэн на секунду задумался. — И его друга. — Непременно, — улыбнулся Цзинь Гуанъяо. — Но позже. И мне не хотелось бы повторять свои требования. — По знаку его пальца в Цзинь Лина полетела стрела, пригвоздив его за одежду к колонне. — Следующий не промахнется. Цзян Чэн, пробурчав что-то о собственных умственных способностях, пробежался пальцами по точкам блокировки, и Саньду в его руке погас. Потом вызывающе глянул на Цзинь Гуанъяо, словно провоцируя на возражения, и уселся рядом с племянником. Вэнь Цин незаметно устроилась рядом. Шум в храме усилился, замелькали отблески светильников. Потом на крыльцо вышел монах, и Цзинь Гуанъяо направился внутрь. Несколько минут ничего не происходило. Вэй Усянь вынул из рукава беззвучную флейту и попытался договориться с местными злобными духами. Преодолевая храмовую печать, он мог немного, но все же на пару минут его хватит. Он свесил голову между выступов крыши и тихо засвистел песенку, которую Цзян Чэн в свое время слышал на представлении комедиантов в Цинхэ. Цзян Чэн вскинул голову, потом сложил губы трубочкой, делая вид, что свистит. Отлично. Вэй Усянь показал на стражников, потом на себя, на пленников — и на Цзян Чэна, потом в сторону калитки в боковой стене. И поднес к губам флейту. Минута — и лучники обездвижены злобными духами. Вэй Усянь чувствовал, что духи рады возможности хоть так отомстить живым: они сами изо всех сил боролись с печатью, и ему оставалось только им помогать, не переставая играть. Цзян Чэн оценил путы на пленниках. Их, не считаясь с расходами, спеленали веревками божественного плетения, и без духовных сил он не мог их разрезать. Он вцепился ногтями в узел, когда Вэнь Цин, не церемонясь, выхватила Саньду у него из-за пояса. Они уже почти справились, когда в храме раздался взрыв. Из распахнутых дверей повалил сизый дым, высыпали перепуганные монахи и заклинатели. Цзинь Гуанъяо тряс покрасневшей рукой с ошметками рукава, кого-то вынесли и положили в сторонке. В суматохе маленькая группа Цзян Чэна начала медленно продвигаться за угол храма, поближе к калитке. Лань Сичэнь их заметил, но промолчал, только нервно окинул взглядом все, что попадало в пятна света от фонарей. Калитка была уже совсем рядом, но почти перед носом у Цзян Чэна она беззвучно открылась, и во двор протиснулся глава клана Молин Су, тащивший за руку Не Хуайсана. — А вы что здесь делаете? — нервно спросил глава Су. Он резко захлопнул калитку у себя за спиной и повысил голос, привлекая внимание Цзинь Гуанъяо. — Держите их, — резко приказал тот, и лучники дернулись было, но почти не сдвинулись с места. Глава Су отшвырнул от себя Не Хуайсана и обнажил меч. Цзян Чэн выхватил Саньду из пальцев Вэнь Цин. Даже без духовных сил сколько-то он продержится. Все силы Вэй Усяня уходили на сдерживание лучников и охраны, поэтому он мог только смотреть, а к схватке уже бежали монахи и заклинатели из храма. Вэнь Цин, повернувшись спиной к Цзян Чэну, с двух рук швырнула иглы, и восемь нападавших свалились под ноги тем, кто бежал за ними. Цзян Чэн, выругавшись, выронил бесполезный меч, отпрыгнул от главы Су и перешел в рукопашную с набежавшей толпой. Плевать, что в такой свалке у него не было шансов. — Бегите, — крикнул он пленникам, и они рванулись к стене. Юный Лань попытался подсадить Цзинь Лина, но глава Су сбил его с ног, а сверху на него рухнул наследник Цзинь. Он простонал, зашевелился, попробовал встать, но его грубо схватили за шиворот, и к горлу прижался кончик меча главы Су. Цзян Чэн беспомощно оглянулся и опустил руки. Драка замерла. — Вэй Усянь. — В наступившей тишине голос Цзинь Гуанъяо отражался от стен и звучал, казалось, со всех сторон. — Не знаю, как ты это делаешь, но если тебе почему-нибудь дорог племянник, перестань удерживать моих бойцов. — Вэй Усянь? — прошептал Цзинь Лин. По его шее потекла струйка крови. Вэй Усянь, все еще прячась в изгибах крыши, отнял от губ флейту и запихнул ее поглубже в рукав. Лучники зашевелились. Кто-то из них упал, кто-то пошатнулся, а у кого-то на губах мелькнула злая улыбка, и в Цзян Чэна полетело сразу несколько стрел. Вэй Усянь не успевал. Даже если... нет. Разве что... Он швырнул метательные ножи, чтобы сбить стрелы, и одновременно ногой спихнул с крыши топор, который приземлился на голову главе клана Су. Тот распластался на каменных плитах у самых ступеней и затих, заливая камень двора кровью из рассеченной головы, и Цзинь Лин отскочил от него, прижавшись спиной к стене. Вэй Усянь не видел, как Цзинь Гуанъяо проскользнул за спину Цзян Чэна, но заметил, как на шее брата блеснула удавка. Перед храмом стало заметно светлее — заклинатели добавили талисманов, а вдали загрохотал гром. Повеяло холодком и странной жутью: приближалась гроза. — Не соблаговолите ли присоединиться к нашей теплой компании, Вэй Усянь? Мне кажется, вас здесь остро не хватает. — Помилуйте, Ляньфан-цзунь, мне и здесь хорошо. Надеюсь, вы понимаете, что стоит вам убить даже одного заложника, и... впрочем, считаю излишним вам угрожать. Кстати, вы в курсе, на каком месте стоит этот храм? — Цзинь Гуанъяо нервно оглянулся. — Вижу, что да. Поэтому в ваших интересах сохранить твердость руки. Лань Сичэнь подошел к юному Ланю и проверил пульс, потом сел, опираясь спиной на стену, и усадил его рядом. Цзинь Лин пристроился с другой стороны от приятеля. А Вэй Усянь продолжал: — Цзэу-цзюнь, утолите мое любопытство: как вас угораздило стать соучастником захвата заложников? Неужели клан Гусу Лань так низко пал? Или... правилами это не запрещено? По лицу Лань Сичэня пробежала тень. — Вэй Усянь, где мой брат? — Который из трех? Или четырех? — глумливо пропел Вэй Усянь. — Нет, пожалуй, из двух, потому что об остальных вы знаете не хуже меня. Так который вас интересует? В такой идиотской ситуации можно было только тянуть время: друзья рано или поздно придут в себя и прилетят их спасать. Надо же было сегодня напиться! Он вспомнил, как после разговора с Лань Чжанем, внутренне содрогаясь, сидел на мостках и листал рисунки из весенней коллекции Цзинь Гуанъяо. Злился, хихикал, порой ужасался, и все равно не мог сдержать любопытства. — Разве это не очевидно? Ах да, как можно было забыть о Лань Сичэне. Вэй Усянь фыркнул. Кажется, хмель еще не совсем вывертился из головы. — Вообще-то нет, но я буду великодушен. — Он свесил ноги с крыши. — Дагэ потянуло на блядки, а Лань Чжань валяется пьяный на причале Пристани Лотоса. Оба были вполне довольны... хм... жизнью, когда я в последний раз проверял. А еще перед тем как заснуть, Лань Чжань нарассказывал кучу всего интересного о вашей тайной библиотеке. — Вэй Усянь помолчал, давая слушателям возможность прийти к собственным выводам. — Кстати, Цзэу-цзюнь, вы выяснили, что за мелодию играли в Илине ученики Молин Су? Ту, что лишила заклинателей духовных сил? Вы не могли это пропустить, слух разлетелся по всей Поднебесной. А может, Ляньфан-цзунь удовлетворит наше любопытство? Это же его друг организовал тот забавный концерт! Кстати, глава Цзинь, нападение на Илин — это низко даже по не слишком завышенным меркам вашего уважаемого отца. — Вэй Усянь! — сквозь зубы процедил Цзинь Гуанъяо. — Вы забываетесь! — Ну вот не надо, Ляньфан-цзунь. Дагэ напел мне «Очищение», которое вы ему играли. Оно отличается от того, что когда-то, еще в прошлой жизни... м-м-м... — Он гаденько захихикал. — А шутка опять стала смешной... наверное, это зависит от обстановки... еще в прошлой жизни мне играл Лань Чжань. — Вы понимаете, что несете бред? — почти перебил его Лань Сичэнь. — Я понимаю, что вы помогаете преступнику, — отрезал Вэй Усянь. — Давайте отпустим заложников и поговорим, как в старые добрые времена? Хотя о чем я, в старые добрые мы ведь не разговаривали. Ляньфан-цзунь, поведайте нам, что заставило вас пойти по скользкой дорожке? Облегчите совесть. Хотя нет, молчите, я сам вам расскажу. Из вас же слова не вытянешь, когда надо. — Он разлегся на карнизе, положив голову на руку. — Почему бы вам тогда не рассказать на совете кланов, что среди Вэней на Луаньцзан не было военных преступников? Но вы промолчали. Струсили. Побоялись огорчить папу. Потом эта ваша забавная свадьба. Я не держал свечку, но если все было так, как шушукаются в Пристани Лотоса, у вас не хватило духу ее отменить. Опять же, что скажет папа? — Он захихикал. — Почему-то мне кажется, что вы не слишком храбры, Ляньфан-цзунь. Ни в чем не смогли ему возразить. И даже после того, как он... скажем так, перестал усложнять вашу жизнь, вы не решились исправить причиненное зло. Иначе как объяснить, что Вэнь Цин столько лет провела в ваших подвалах? Ах, Цзэу-цзюнь, вы не знали? Подумать только, у главы Цзинь были секреты и от вас. Еще никогда у него не было такой внимательной аудитории. Он не понимал, почему молчит Цзинь Гуанъяо, но впрочем, какая разница? — А жители города И, которых никто не подумал защитить от вашего шиди с Тигриной Печатью? — Его передернуло. — В этом городе мертвых даже мне стало не по себе, а ведь я был главным злодеем в вашей прошлой веселой драме. Ни за что не поверю, что от обилия заклинательских дел вы об этом просто забыли. Вы этого не умеете. Не знаю, кто убил Цзинь Жусуна, но если слухи не врут, то тоже из страха. И я пока помолчу о Чифэн-цзуне. Кончайте бояться, Ляньфан-цзунь. Страх — неважный советчик для человека, и отвратительный — для заклинателя, облеченного властью, я это вам говорю, как Самый Главный Злодей. А выживание в качестве жизненной цели выглядит как-то... мелко. — Вэнь Цин, — словно не успевая за его речью, механически повторил Цзинь Гуанъяо. — Иглы. Вот почему ее движения показались знакомыми. Он выхватил нож и швырнул его в деву Пин Мэй. Цзян Чэн дернулся, и от удавки поперек его шеи выступила красная полоса. Вэнь Цин с трудом увернулась: нож срезал изящно подвязанную прядь волос. — Вэй Усянь, — Цзинь Гуанъяо поднял взгляд, пытаясь разглядеть его среди изгибов крыши на фоне не слишком темного из-за туч неба, — спускайся. У меня еще много ножей, а у моих людей хватит стрел на то, чтобы уничтожить небольшую армию. Дева Вэнь не сможет увернуться от всех, а мне не нравится убивать. — Да что вы говорите, — не удержался Вэй Усянь. — Представьте себе. Понимаю, что по нынешним временам в это трудно поверить. — По его губам скользнула улыбка. — Я жду вас... скажем... три удара сердца. Свет фонарей кровавым отблеском отразился от Суйбяня; Вэй Усянь картинно спланировал на камни двора и приземлился перед Вэнь Цин, закрывая ее от всех остальных. — Вэй Усянь?.. — пробормотал Цзинь Лин. — Но это же Мо Сюаньюй! Гнусный обрезанный рукав, которого выкинули из клана за непотребство! — Ты не поверишь, племянник, — ласково сказал Цзинь Гуанъяо. — Сам удивляюсь. Взгляни-ка на его меч. — Господин Верховный Заклинатель... или уже нет? — процедил Вэй Усянь. — Ладно, плевать. Заложники могут нас покинуть? Цзинь Гуанъяо на минуту задумался, глядя на небо, с которого сорвались первые капли, и в этот момент Цзинь Лин с диким криком схватил валяющийся у его ног Саньду и попытался вонзить его в грудь Вэй Усяня. Тот увернулся, перехватив меч за лезвие у самой гарды. Потекла кровь. — Тише, малыш. Ты сможешь убить меня в другой раз: сейчас надо, чтобы выбрались все остальные. Даже Цзэу-цзюнь, который, похоже, не способен о себе позаботиться. — А теперь я... настоятельно... попрошу вас заблокировать свои духовные силы, — покачивая на пальце метательный нож, сквозь зубы процедил Цзинь Гуанъяо. Похоже, спокойствие давалось ему с трудом. Вэй Усянь улыбнулся и пробежался по точкам пересечения меридианов. Начинал накрапывать дождь, мешаясь с кровью из рассеченной руки. — Вэй Усянь! — Цзинь Лина била дрожь. Он выпустил Саньду, скорчился на холодных камнях, сжался в комок и зарыдал. — Ненавижу. Убью. — Ага. — Вэй Усянь присел над ним и погладил по голове. — Конечно, убьешь. Я даже не буду сопротивляться. Ну хочешь, убей прямо сейчас? Ляньфан-цзунь со временем вас отпустит, он в сущности неплохой, только очень трусливый. И несмотря на свой ум, плохо умеет расставлять приоритеты. Вот сбежит подальше и отпустит, ясно же. И убивать он не любит, хоть и прекрасно умеет. Долго тренировался. Ну что ты, не плачь, маленький... Он продолжал гладить его, и рыдания постепенно становились все тише, а дождь все усиливался. Вэй Усянь поднял голову. Это его и спасло, он краем глаза заметил летящую в него стрелу. И почти сумел уклониться. Стрела задела не до конца зажившее плечо, и он не смог удержать вскрика. — Не стоит глумиться над Ляньфан-цзунем, — послышалось от ступеней храма, и в воздухе запела еще пара стрел. *** Иногда Вэнь Цин казалось, что в списке обязательных навыков для благородных дев критически не хватает кое-чего весьма важного: умения долго и грязно ругаться. Сейчас был как раз такой момент. Она проводила взглядом удаляющийся топор и повернулась к лотосовому павильону, который уже начинала считать своим домом. На пороге стояла дева Чжу и неодобрительно щурилась вслед Вэй Усяню. — Он в своем настоящем виде, — прошелестел ее голос. — Нехорошо. — И пьян, как... в старые беззаботные времена. Так что если нарвется на Цзинь Гуанъяо, будет беда. — Вэнь Цин беспомощно оглянулась. — Надо что-то делать. Она сорвалась с места и побежала к дому главы клана, на полдороге чуть не влетев в объятия Цзян Чэна. Сбивчиво объясняя, куда полетел Вэй Усянь, она тащила его к павильону, и продолжала рассказывать, пока дева Чжу превращала ее в деву Пин Мэй. — Дева Чжу, когда появятся брат с Чифэн-Цзюнем, пожалуйста, попросите их нас подстраховать. Та сухо кивнула, а потом Цзян Чэн обхватил Вэнь Цин за талию и поставил перед собой на меч. Как давно она не летала! Но кроме восторга от ночного полета в голове билось: только бы Вэй Усянь не успел ничего натворить, только бы он не успел... Он не успел. Без раздумий влетев в разборки с превосходящим противником, они справились первыми. *** Вэнь Нин не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким живым: по всему телу словно лопались искристые пузырки радости. Хотелось обнять весь мир и сказать, что теперь-то уж точно все будет хорошо. Рядом, приобнимая за плечи, шел Дагэ. Вокруг шуршало, звенело и прыгало, а небо медленно выцветало: со всех сторон набегали тучи. На мостках, уютно устроившись головой на согнутом локте, все так же спал Лань Ванцзи, а от павильона бежала дева Чжу с новостями о Вэй Усяне и храме в Юньпине. Потом они быстро, но вдумчиво собирались, думали, будить ли Ханьгуан-цзюня, но когда уже были готовы взлететь, он проснулся сам. И, бледный то ли от выпитого, то ли от беспокойства, увязался за ними. *** От одной стрелы Вэй Усянь увернулся, от второй не вышло — за ним, съежившись, сидела Вэнь Цин. Он попытался перехватить Саньду, чтобы прикрыться лезвием, но не успевал и уже приготовился к очередной боли, когда перед лицом что-то мелькнуло. Метла? Он едва удержался, чтобы не протереть глаза. Стрела отлетела в сторону, стукнулась о мостовую и покатилась, а перед ним завис комедиант на метле. Наверное, можно было расслабиться. Или?.. Вэй Усянь заметил примотанный снизу меч, но гораздо интереснее был сам комедиант: в черном как ночь, порванном по подолу платье нищего праведника, лица не узнать под гримом, вот только глаза слишком светлые, вместо флейты — гуцинь, и струны дрожали, еле справляясь с волнами ци, что ломали луки в руках у стражников. Кажется, кое-кто здорово рассердился. Но как же охренительно хорош! Вэй Усянь не верил своим глазам. Никто не верил. Цзинь Гуанъяо устало вздохнул. Лань Сичэнь прикрыл лицо рукой. Цзян Чэн хмыкнул. Мир сотрясся от раската грома, которому вторил смех Вэй Усяня. Ай да Лань Ванцзи. Как. Он. Смог? Кажется, та стрела все-таки попала в сердце. Вэй Усянь попытался вдохнуть. Такому можно отдаться. Да что там можно, просто-таки хочется! Здесь и сейчас. — Господин комедиант, — ехидно процедил Цзинь Гуанъяо. — Прошу опуститься и заблокировать духовные силы. Иначе кое-кто может пострадать. — Он чуть натянул струну вокруг шеи Цзян Чэна. — Не интересует. — А как насчет участи дамы? — небрежный кивок в сторону Вэнь Цин. — Не интересует. — Подумать только. Но вон там, взгляните — ученик вашего клана. Его судьба вас тоже не интересует? — Вы не станете огорчать брата, — послышался ровный голос. Лань Сичэнь встрепенулся: — Хм-м... Ва... Господин комедиант, а как насчет вас? Вы даже не представляете, как сильно я могу огорчиться, если вы продолжите это... неподобающее представление. — Его улыбка словно примерзла к лицу. — Вздор. Лань Сичэнь поперхнулся. — Не следует забывать о приличиях. Правилах. Достоинстве, наконец! — О-о, Цзэу-цзюнь тоже умеет повышать голос! — глумливо заорал Вэй Усянь. — Господин комедиант, вы прекрасны! Как синее бархатное небо, с которого осыпались все звезды, и все как одна — мне в ладони! Я в восхищении! Я охуел от восторга. Хочу встать с вами рядом, и чтобы ветер в лицо. А потом целыми днями смотреть, как вы метлой гоняете злобных духов. — Он перевел дух и взглянул на Лань Сичэня. Кажется, тот скрипнул зубами. — И не слушайте этого зануду, знали бы вы, что он делает по ночам! Впрочем, почему бы вам не узнать? Вам даже может понравиться! — Вэй Усяня захлестнула и понесла по порогам горных ручьев волна азарта. Он вынул из рукава пачку рисунков, вздохнул — не все успел просмотреть, — и перекинул комедианту. — Вот, полюбуйтесь, что мы нашли в тайной комнате Ляньфан-цзуня! Один наш общий знакомый уверен, что это рука главы Лань. — Он расхохотался. — Я бы еще понял, если бы так развлекался уважаемый глава Не! — Потом театрально вздохнул. — Что-то странное нынче творится с великими кланами, вы не находите? Один глава Цзян прекрасен и безупречен. Моя школа! Лань Сичэнь ссутулился, словно сдулся, и спрятал лицо в ладонях. Цзян Чэн приподнял уголок рта. Цзинь Гуанъяо во время бесстыдной тирады отвлекся и чуть ослабил петлю вокруг его шеи, и он рывком высвободился. Услыхав свое имя, Не Хуайсан сел, потирая ушибленный бок. Потом протер глаза. И вытаращил их на комедианта. А тот углубился в рисунки. За яркой раскраской было не видно лица, но все заметили, как сверкнули его глаза. Чтобы освободить руки, он закинул гуцинь за спину и начал пролистывать пачку, держа большим пальцем и быстро выпуская по одному. Кажется, у него вспыхнули ненакрашенные уши. Или это были красные отблески фонарей? — Пожалуй, мы тут слишком задержались. — Цзинь Гуанъяо сделал шаг к боковой дверце, но Вэй Усянь вцепился ему в рукав. — Э-э-э! Куда? Мы вас не отпускали! Лань Сичэнь с нарастающим ужасом наблюдал, как Цзинь Гуанъяо пытается выхватить меч или хотя бы вывернуться из рук Вэй Усяня, как это перерастает в грязную драку из подворотни. Вернее, грязную — со стороны Верховного Заклинателя. Уворачиваясь от пинков ниже пояса и попыток выцарапать глаза, Вэй Усянь демонстрировал неплохое владение рукопашным боем, и несмотря на запечатанные духовные силы, уверенно побеждал. Бросок через спину — и Цзинь Гуанъяо летит на шершавые плиты, откатываясь к ступенькам храма, а Вэй Усянь прыгает на него сверху, беря руку в захват. И тут не выдерживает охрана. С диким криком заклинатели в золотых ханьфу бросаются на помощь главе клана, и комедиант на метле, вздрогнув, словно проснувшись, веером швыряет рисунки, которые разлетаются по всему двору. Вэй Усянь прыскает со смеху, вот только под прикрытием рисунков летят метательные ножи, и стражники останавливаются, хватаясь за руки с перебитыми сухожилиями. Вокруг Вэй Усяня и Цзинь Гуанъяо, похватав выпавшие из их рук мечи, встают полукругом заложники: Цзян Чэн и Вэнь Цин, Цзинь Лин и молодой Лань, и только Лань Сичэнь остается сидеть у стены, словно изо всех сил пытаясь сообразить, сколько небожителей поместится на острие меча. Звуки гуциня отбрасывают охрану, на лице Вэй Усяня расцветает отчаянная улыбка, но вот она сменяется удивлением, и он начинает медленно заваливаться вперед. Глава Су, который до этого лежал неподвижно, толкает его, Цзинь Гуанъяо пытается приподняться, и тут створки ворот сотрясаются под увесистыми ударами. Раз, другой — и ворота слетают с петель. Во двор вступают две царственные фигуры в летящих шелках и начинают стремительный танец. — Вперед, комедианты! — шепчет Вэй Усянь. — Как насчет представления? Танцы с бубнами... нет, лучше с вилами... там где-то валяется мой топор... Музыкант на метле споет местным духам балладу на свои самые жалостливые стишки... только не про любовь, пожалейте мое нежное сердце... Комедиант! Вы же в детстве писали стишки? Не могли не... Не-сюн, ты, как ценитель прекрасного, будешь их обсуждать! Трень-брень, гу... А мы будем драться. Его голова падает на руки, и становится видно, что из спины торчит нож. Вэнь Цин подбегает к нему, и наконец на город стеной падает дождь. Комедиант на метле, резко спикировав, подхватывает его на руки и летит в храм, за ним бегут Цзян Чэн, Вэнь Цин и заложники. Фигуры в шелках вьются в бешеном танце, и цзиньские стражники, смыкающие ряды вокруг своего главы, падают один за другим от ударов по голове. Глава Су тянет за руку Цзинь Гуанъяо, но вокруг больше нет охраны, и к ним с неспешностью и неотвратимостью наводнения подступают фигуры в шелках, хватают в стальные объятия — не вырваться, даже не пошевелиться — и втаскивают в закрывающиеся двери храма. *** Вэй Усянь пришел в себя от ощущения теплой руки на спине и усиленной циркуляции ци. Где-то сверху и чуть в стороне слышался тихий напев под ненавязчивый перебор струн: «Цзян Ваньинь может только орать-ругаться. А Мэн Яо затрахался улыбаться. Только Не Минцзюэ всегда доволен». Потрясающе. Лань Чжань оказался еще более невероятным. Он тихо восхищенно вздохнул. — Слово «затрахался» не может быть частью классического стихотворного строя, — послышался веселый голос Не Хуайсана. — К тому же, вы нарушаете поэтический канон. Вэй Усянь тихо засмеялся. Идеально. Просто какое-то воплощение мечты. И тут же получил подзатыльник. — Лежи и не рыпайся. Опять нарвался. — Ох. Цзян Чэн такой суровый, — пробормотал он и продолжил слушать. «Только Не Минцзюэ стоит за правду. Гуаншань размечтался о злой печати. Вэнь Жохань в голове тараканов кормит». — А это скорее поэзия Цюй, — продолжал развлекаться Не Хуайсан. — Дагэ, помнишь, как учитель заставлял нас писать в этом каноне? Ты тогда все время бегал жаловался Бася! Дагэ! Что ты делаешь? Хватит пугать сань-гэ! Вэй Усянь попытался приподняться, но рука между лопаток прижала его к... коленям Цзян Чэна? Цвет был знакомый. — Ванцзи, прекрати этот фарс, — устало послышалось справа. «Цзэу-цзюнь на дудке в лесу играет. Цзян Ваньинь о доме роняет слезы. Только Вэй Усянь неизменно весел». Вэй Усянь прыснул со смеху, перекатился на локоть и начал в такт хлопать в ладоши. Вокруг добавились еще хлопки: Вэнь Цин, Цзян Чэн... Не Хуайсан? Монахи? Он еще немного понаслаждался четким ритмом аплодисментов, отражающихся от стен, как сухой стук барабанов, но вдруг локоть под ним подогнулся, и он зашелся кашлем. — Лежи, горе. — Теплая ладонь вернулась на спину. — Да, я такой, — пробормотал он и снова уплыл в забытье. Когда Вэй Усянь пришел в себя в следующий раз, спина почти не болела, и чувствовал он себя почти здоровым... вернее, способным двигаться. Что тут же и проделал — перевернулся и сел. К статуе Гуаньинь были примотаны Цзинь Гуанъяо и глава Су. Перед ними стоял пустой гроб, видимо, только что выкопанный из разверстой рядом ямы, а Дагэ с Вэнь Нином — все еще в белоснежных шелках под стать небожительнице — разыгрывали его между ними на пальцах. — ...разве что вы предпочитаете разделить гробик? Такая преданность должна вознаграждаться, — хищно ухмыльнулся Дагэ. — Как ты считаешь, А-Яо? Преданность и предательство звучат так похоже. Тебе ли не знать? Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза. — И все же, дагэ, ты к нему слишком жесток, — пропел Не Хуайсан. — Он так старался. А потом с этим жил. Ты бы так не смог. Цзинь Гуанъяо невесело усмехнулся. — Только лицом к лицу, только на поле боя. Победа или смерть. — Он тоскливо, словно в очередной раз прощаясь с мечтой, взглянул на Дагэ. — У меня так не получалось. Кстати, Ханьгуан-цзюнь... хотя глупо вас так называть в этом наряде. Вы не заметили, что мы с вами похожи? Комедиант не ответил. Вэй Усянь поперхнулся и осторожно вдохнул: в груди еще кололо. А Цзинь Гуанъяо спокойно продолжил: — «Про кого в древности говорили, что он хорошо сражается, тот побеждал, когда было легко победить. Поэтому, когда хорошо сражавшийся побеждал, у него не оказывалось ни славы ума, ни подвигов мужества»*. — Вы считаете это победой? — Лань Ванцзи обвел взглядом разоренный храм. Цзинь Гуанъяо дернул плечом, а Не Хуайсан ехидно пропел: — Грамотный полководец ценит свои союзы и свои войска**, а не избавляется от неугодных при первых признаках неприятностей. — Он обвел собравшихся невинным взглядом: — А что вы смотрите? Я тоже читал учителя Сунь. Дагэ коротко хохотнул. — Что, А-Яо, помогли тебе эти смерти? — Да! — выкрикнул глава Су, и изо всех сил отклонившись назад, обдирая кожу, вырвал руку из пут, выхватил шпильку гуаня и полоснул ей по связывающим их веревкам. — Бегите! — Он подтолкнул Цзинь Гуанъяо к яме у гроба: — Скорее вниз, там подкоп! — и швырнул в Дагэ взрывной талисман. Тот отскочил в вихре белых шелков. Цзинь Гуанъяо попытался обогнуть гроб, но наперерез кинулись бывшие заложники с обнаженными мечами, и ему пришлось запрыгнуть внутрь. Он оглянулся, с трудом балансируя — гроб начал съезжать в яму. Дагэ смотрел с хищным любопытством, но ничего не предпринимал. От взрыва талисмана содрогнулись земля и стены, и статуя Гуаньинь начала заваливаться прямо на гроб. Глава Су издал полузадушенный вопль и в прыжке выбил Цзинь Гуанъяо из-под богини — тот покатился в яму и попытался нырнуть в узкий подземный ход — но сам выбраться не успел. С хрустом статуя впечаталась в гроб, одновременно обрушив край ямы и кучу выкопанной земли и сталкивая гроб на дно, закрывая подкоп. Пара мгновений — и все затихло. Только кое-где еще тихо осыпалась земля, потрескивали факелы на стенах, да летучие мыши метались под потолком. Вэй Усянь обвел взглядом храм. По стенам жались монахи, рядом, почти касаясь локтем, сидел Лань Ванцзи, а чуть поодаль — глава клана Лань, но на него смотреть не хотелось. — Дагэ, ты все успел обсудить с главой клана Цзинь? Моя помощь не требуется? Тот неприлично заржал. — О да, твоя помощь! Спасибо, но не в этот раз — не представляю Мэн Яо в нашей холодной компании. У него никогда не было чувства юмора. — Тогда — мы здесь закончили? Монахи и небожители справятся с остальным? Он нетвердой походкой направился к выходу. С двух сторон его кинулись поддержать Лань Ванцзи и Цзян Чэн, следом двинулись остальные. Дагэ прошел мимо Лань Сичэня, взглянул на него, но и только. Удаляющийся стук тяжелых шагов — и за ним захлопнулась дверь. Снаружи был ветер. Брошенные Лань Ванцзи листы разлетелись, наверное, по всему Юньпиню, но Вэй Усяню вдруг стало их жалко. Они были забавны и познавательны. Он вынул из рукава флейту, и на его тихий зов откликнулись мертвые насекомые. Короткий приказ — и они рассыпались, разлетелись по городу. Что-нибудь да соберут. У ворот, привалившись к стене, их ждал Лань Цижэнь. Рядом невозмутимая дева Чжу держала над ним зонтик. — Ванцзи. Что ты себе позволяешь? — Казалось, у него не осталось сил на крик. — Быть свободным. Вэй Усянь обнял его за шею, и вся компания выкатилась на улицу. Пахло мокрой травой. Дождь перестал, ветер трепал обрывки выжатых туч об острые пики гор. Занимался рассвет. Лань Цижэнь устало покачал головой. Дева Чжу поднялась на цыпочки, приблизила к нему лицо и аккуратно стерла слезу кончиком рукава. Погладила по плечу и решительным шагом направилась за комедиантами.