***
Дома было тихо и темно. Ещё одна ночь пройдёт прежде, чем вернётся шумная семья. Алёна едва успела захлопнуть дверь, как Дикий опять потянулся к ней с поцелуями. — Гр-р… — ворчал он низко, когда она гладила его по груди через рубашку. Алёна немного боялась того, что творит, но не хотела прекращать. Она развязала пояс на его талии и потянула рубашку за подол вверх. Дикий, кажется, был только рад освободиться от одежды. Он снова зарычал, когда Алёна развязала шнурки его штанов и погладила по животу. — Я боюсь немножко, — прошептала она, прекратив целовать его. Дикий смотрел горящими зелёными глазами. — Ты понимаешь, что будет?.. Он облизнулся и заурчал. Алёна развязала платье на груди и спустила с плеч. Дикий молча наблюдал, как платье упало к её ногам, и Алёна осталась в нижней рубашке. Он не трогал, просто смотрел. Алёна прикусила припухшие губы, стянула и рубашку. Сквозняк защекотал голую кожу, по груди побежали мурашки, и волоски на теле встали дыбом. — Как я тебе? — тихо спросила Алёна, борясь с желанием прикрыться. Она ощутила себя беззащитной и особенно слабой и робко улыбнулась. — Нравлюсь? Не знаю, правда, красивая я или нет. Дикий наклонился и прижался к её шее, облизнув за ухом. Алёна вцепилась в его плечи и задрожала. «Нравлюсь», — поняла она и, взяв его руку, повела к кровати. Она плохо знала, что требуется делать, подобное происходило с ней впервые. Алёна нерешительно посмотрела на Дикого в надежде, что он знает. Он взял её за талию, развернул и прижался к спине. — А… божечки, страшно мне, — Алёна схватила его за волосы на затылке, когда облизал ей шею сзади. Дикий схватил за бёдра и поставил на колени на кровать. Алёна опустилась на локти и вцепилась в простыни. Показалось, что тошнит, а ещё жарко и холодно одновременно. Она замычала, ощутив его сзади. Стало больно и неудобно, снова тошнота подкатила к горлу. — А-а… больно мне!.. — Алёна попыталась уползти. Дикий навалился сверху и вдруг укусил за плечо. — Ур-рх… — низко зарычал он, и что-то потекло по ногам. Он не был ласковым и терпеливым, как Алёна бы хотела. Она расплакалась и уткнулась лицом в постель. Если бы Дикий не держал за живот, она бы давно рухнула без сил. Неожиданно, она услышала глухое и невнятное: — М-м… лёна-а… — это было так низко и жутко, что у Алёны волосы на голове зашевелились. А ещё притупилась боль. Сначала она решила было, что ей почудилось от волнения, но Дикий снова позвал её: — Лёна-а… р-рх… Алёна перестала плакать, а только всхлипывала и оторопело слушала его первые слова. Своё имя. Дикий стал ещё грубее. Алёна не сдержала тихого стона боли и зажмурилась. Наконец всё закончилось. Дикий прижался к затылку лбом и зализывал след от собственных зубов, урча. Он выпустил её, и Алёна упала на постель. Дикий вытянулся рядом, не прекращая урчать. Алёна легла на спину и повернулась к нему лицом. — Ты заговорил со мной, — прошептала она, вытирая слёзы запястьем. — Ты умеешь говорить?! Дикий усмехнулся и придвинул её ближе, обхватив за пояс.***
Алёна проснулась от шума во дворе. Солнце светило прямо в лицо, но открывать глаза не хотелось. Рядом сопел Дикий, Алёна чувствовала его позади себя — большого и горячего. А потом она поняла. Вернулись родичи! Дверь распахнулась, и в дом первой зашла мать. Алёна успела только сесть и прикрыть грудь простынью. Мать уронила на пол куль с вещами, и её скуластое лицо вытянулось. — Это… это что такое?! — заорала мать. За ней в дом вошли отец и брат Егорка. Все оглядывались, не понимая ещё, что случилось. Алёна услышала шорох рядом, обернулась и увидела, что Дикий прыгнул, сделав кувырок, и… обернулся серым волком. Мать завизжала от ужаса, когда зверь кинулся на неё. Егорка выругался, шарахнувшись к матери, и закрыл её собой. Отец схватил кочергу в углу и замахнулся. Волк нырнул у них между ног и выбежал на двор. Оттуда послышались вопли жён братьев. Алёна вскочила с кровати и, прикрываясь простыней, выбежала на крыльцо. Оборотень перемахнул ограду, перепугал баб, идущих по улице, и побежал по дороге. Вскоре он резко свернул и скрылся в лесу.***
Конечно, кровь на постели увидели все. Мать схватилась за розги и со слезами в глазах замахнулась. — Дрянь малолетняя, лучше б с обычным мужиком согрешила! А ты!.. С нечистью! — заорала она и бросилась на Алёну. Отец и Егорка едва успели её схватить и не пустили убить Алёну на месте. — Поздно уже, мать, уймись, поздно! — отец взял мать за плечи и дал выплакаться. Егорка повёл Алёну прочь, подальше от материных глаз, которая уже начала причитать о «проклятии на её голову». Алёна не успевала за широким шагом брата, ноги путались в простыни. Жёны братьев с ужасом смотрели на неё, когда Егорка вывел Алёну на двор, и делали божественные знаки у грудей. Брат привёл в баню и облил ледяной водой. — А! Холодно! — воскликнула Алёна, прижимая к груди промокшую, тяжёлую простынь. Егорка схватил за щёки. — Будешь знать, как с нечистью любиться! — глухо отругал он. Брат никогда не кричал, но его злости Алёна боялась даже больше материной. Егорка окатил её ещё парой вёдер ледяной воды и зло швырнул ведро на пол. Ведро грохнуло и покатилось. Алёна плакала, дрожа от холода. — Что же ты глупая такая?! — брат встряхнул за плечи. — Не могла потерпеть немного? Я тебе такого жениха нашёл, Федьку, сына Степана, у которого дом у постоялого двора. Ты видела тот дом? Огромный! Там хозяйство большое, людей много и торгуют они. Жила бы в достатке, а ты!.. Тьфу! Егорка зло сплюнул на пол. — Теперь уж кто возьмёт, порченую… Алёна закрыла лицо руками, выронив простынь. Не хотела она ни за кого, кроме Дикого! Пусть бы и в лес, но он ни ругать не станет, ни бить! Никогда! Егорка, должно быть, заметил следы зубов и зверских поцелуев на ней, и вздохнул: — Сестрёнка моя глупая, не доглядели!.. — запричитал брат и прижал её к груди, успокаивая.