Часть 2
6 октября 2022 г. в 17:17
Джамия находит Фрэнка и Джерарда на крыльце, они делят одну сигарету на двоих, постоянно передавая её друг другу. Судя по тому, что она видит, стоя в дверях, носы у них уже красные от мороза, а по взглядам понятно, что мысленно они оба находятся за тысячу ярдов отсюда. Привычное до жути зрелище в последнее время, и сегодня ей особенно невыносимо наблюдать за этим.
— Не одолжите сигарету? — спрашивает она, слегка задыхаясь, и голос её будто отражается от толстой, голубоватой в ночном свете, шапки снега, укрывающей сад. Мужчины одновременно поворачиваются на звук её голоса, едва не сталкиваясь лбами.
— Милая, ты же знаешь, что недавние исследования обнаружили, — отвечает Фрэнк, тем не менее, выдыхая в её сторону облачко дыма, а затем передавая сигарету Джерарду.
Джамия спускается вниз по ступеням и в итоге встаёт перед ними. На улице жутко холодно, и она удивляется, как, чёрт возьми, они додумались провести здесь столько времени после ужина. Хотя, выдерживать низкие температуры — это, наверное, самое меньшее, чему их научили на фронте. Она вздрагивает, но совсем не из-за холода.
— Эти же недавние исследования обнаружили и вред кофе, но я всё равно только что выпила чашечку вместе тыквенным пирогом.
Фрэнк закатывает глаза, улыбаясь и качая головой, а Джерард, слегка покашливая после очередной затяжки сигаретой, взволнованно поясняет:
— Это не очень полезно для тебя и малыша.
Джамия отмахивается от них обоих, переступая с ноги на ногу одновременно в предвкушении ночи и в попытке избавится от ощущения морозного воздуха, гуляющего по её коже под платьем.
— Глоток кофеина нам обоим не навредит, тем более что ребёнок уже на низком старте! И, кроме того, что ещё поможет мне справиться с вами двумя, оболтусами?
Сигарета снова вяло передается между ними, и Джамия наблюдает, как они начинают кутаться в свои пальто, как черепахи в свой панцирь, — уходят обратно в себя. Отчаяние впивается ей в горло, и она практически выкрикивает:
— Я всё ещё привлекательна для вас, да?
Джерард снова кашляет, и Фрэнк отбрасывает сигарету. Она падает на ступеньки, и Джамия делает шаг вперёд, чтобы придавить её носком своей туфли.
— Что? — переспрашивает Фрэнк, и его вопрос едва не тонет во внезапном порыве морозного ветра. — Конечно же да, соечка. Что за глупый вопрос?
От этого прозвища у Джамии будто снова запорхали эти пресловутые бабочки в животе. А может, это просто был Джуниор. Или кофеин.
— Так и? — решает уточнить она, нетерпеливо хлопая себя руками по бокам.
— Что и? — на лбу Джерарда появляется болезненная морщинка. Джамии очень хочется подойти и разгладить её; она бы очень хотела стереть с лиц своих любимых мальчиков все морщины, появившиеся на них не из-за смеха.
— Джей… — Фрэнк смотрит на неё сверху вниз, пальцами впиваясь в колени, и тяжело сглатывает. Под светом лампы на крыльце Джамия теперь отчётливо видит, что он действительно заметил её, а не просто смотрит расфокусированным взглядом в пустоту или, что ещё хуже, сквозь неё, — они оба с Джерардом так вели себя с ней, кажется, уже несколько месяцев. Джамия вдруг понимает, что это самый длинный их разговор со Дня благодарения.
Джерард в итоге заканчивает фразу за Фрэнка:
— Я думал, ты пока не готова к этому?
И это правда. Джамия знает, что некоторые девушки сходят с ума от гормонов во время беременности, но вот ей не хотелось ничего даже около сексуального с тех самых пор, как она перестала видеть свои ноги из-за округлившегося живота; у неё постоянно всё болело и отекало, ей было в целом слишком неудобно и отвратительно в своём новом теле, чтобы даже допускать мысль о возможности раздеться перед кем-то, кроме себя, во время особенно сильных приливов. Но сейчас она однозначно думает о сексе, и, Боже, как же она этого хочет…
Чтобы вы понимали, робкого предложения прелестной Кристы Торо оказалось достаточно для того, чтобы расшевелить её либидо.
— Зато теперь готова, — отвечает Джамия им. — Да ладно вам, я слышала, что вы двое частенько развлекаетесь без меня.
А после она озвучивает мысль, не дававшую ей покоя с тех пор, как они начали отдаляться от неё:
— Разве вы не скучаете по мне так же, как я по вам?
Фрэнк поднимается со ступенек, и сердце Джамии начинает трепетать в груди, словно она снова стала подростком, отчаянно нуждающимся во внимании и заботе каждую секунду своего существования. На его лице она замечает глубоко печальное выражение, но всё же он тянется к ней, чтобы положить свою тёплую руку ей на шею. Ещё одна волна дрожи пробегает по её ноющему позвоночнику.
— Я не переставал скучать по тебе с тех пор, как мы сошли на берег, милая, — шепчет он.
— Тогда почему вы двое заставляете меня чувствовать себя третьей лишней? — шепчет она в ответ.
Джамия на самом деле знает, почему, и не понимает, почему она в принципе это сказала. Должно быть, она просто отчаянно нуждается хотя бы в капле искренности от Фрэнка или Джерарда. Или же это внезапный прилив гормонов к её голове… Обычно она не бывает такой капризной стервой.
Вместо ответа Фрэнк целует её, и Джамия чувствует почти осязаемое облегчение, когда ему удаётся просунуть свой кислый, с привкусом табака язык к ней в рот. Он словно пытается коснуться им задней стенки её горла, пока одна его рука на её шее продолжает крепко держать её, не давая шанса на побег, другая, не имея возможности легко пробраться между её ног, как это было для них привычно когда-то, останавливается на её животе и бережно оглаживает его. Прикосновения Фрэнка всё ещё вдохновляют мышцы низа живота Джамии вытворять что-то невообразимое, и она вдруг осознаёт, что ей следовало взять инициативу в свои руки гораздо раньше, и к чёрту все надуманные неудобства и стеснение.
Она крепко держится за переднюю часть пальто Фрэнка, как будто он может улететь вместе со снежинками, если только его отпустят, и позволяет целовать себя на тротуаре прямо перед домом своих родителей — какое жуткое клише — до тех пор, пока у неё не перехватывает дыхание. Несколько раз, когда ей удаётся приоткрыть глаза во время поцелуя, она видит, что Джерард наблюдает за ними со ступенек, свежая сигарета тлеет в уголке его рта, а его бледный лоб слишком сильно испещрён морщинами.
В конце концов Фрэнк отстраняется, не убирая руки с живота Джамии. Он, всё ещё звуча неуверенно, переспрашивает:
— Ты уверена, что хочешь этого?
Несчастная поясница Джамии отзывается жгучей болью из-за долгого стояния на подъездной дорожке, и она отвечает, сильнее сжимая пальто Фрэнка:
— Ну, я точно не позволю вам прикасаться ко мне ещё какое-то время после родов, так что почему бы и нет?
Фрэнк переводит руку на её талию и притягивает к себе настолько близко, насколько это возможно, и снова целует, смазывая остатки помады с её губ.
— Всё, что захочешь, — выдыхает он. — Всё, что только пожелаешь. Я люблю тебя.
Господи, как бы ей хотелось, чтобы они взяли её прямо здесь, на виду у всех оставшихся к этому часу гостей, на этом снежном тротуаре, чтобы она не боялась сделать неверный шаг и разбить эту башенку из мелких деталей, находящихся в хрупком равновесии, составлявших её брак. Кто знает, что может случиться по дороге домой? Джамия просто хотела задержаться в этом моменте, запомнить их такими, какими они были сейчас. Ох уж эта непредсказуемость, заложниками которой они все стали…
— Так отвези меня скорее домой, здоровяк.
— Дважды просить не придётся, детка.
Фрэнк уже было пытается увести её отсюда, но Джамия упирается, потому Джерард всё ещё сидит на ступеньках и курит, смиренно склонив голову, словно не в силах больше смотреть на них двоих. Она однажды пообещала себе и Джерарду, что не позволит ему чувствовать себя лишним, и намерена держать своё слово, поэтому Джамия мягко отталкивает от себя руки Фрэнка, которыми он продолжал настойчиво обнимать её, и подходит к Джерарду так же, как она это сделала, когда встречала его на пристани с фронта месяцы назад. Она бы и в этот раз отзеркалила его позу, чтобы он не чувствовал себя одиноко, если бы он сейчас стоял на ногах, но вместо этого Джамия в итоге просто остановилась перед ним, так что её внушительных размеров живот оказался напротив его лица.
— Эй, — аккуратно поднимая его голову за подбородок согнутыми в костяшках пальцами, зовёт его Джамия. — Ты с нами?
Взгляд глаз цвета виски Джерарда, которым он одаривает Джамию, буквально разрывает её сердце на части; сдвинув сигарету языком в уголок рта, он говорит едва слышно:
— Я не хочу сделать тебе больно.
— Боже, Уэй, что за бред, ты не можешь причинить мне вред, и ты сам прекрасно это знаешь. Давай же, не заставляй меня вставать перед тобой на колени, — предупреждает она, поднимая костяшкой его подбородок ещё выше, — я же потом не смогу подняться.
Фрэнк подходит к ней сзади, заслоняя от пронизывающего ветра её спину, кладёт руки ей на бёдра и слегка задирает платье, словно приманивает кошку.
— Не заставляй нас идти домой без тебя, — мурлычет он, упираясь подбородком в плечо Джамии.
Джамия проводит рукой по волосам Джерарда, жёстким и холодным, и она вдруг понимает, насколько он успел промёрзнуть здесь. Тем временем он внимательно следит за руками Фрэнка.
— Поднимайся, солдат.
Джамия вынимает сигарету у него изо рта и засовывает в свой, и Джерард наконец встаёт, чтобы выхватить её обратно. Но Фрэнк опережает его, выбрасывая сигарету в снег. Стоя перед ними и выглядя совершенно неуверенным в себе, словно они не были женаты уже пять месяцев, не говоря уже о том, сколько лет они являются друзьями, Джерард всё же позволяет Джамии взять свои бледные, слегка дрожащие руки в свои и положить их себе на живот. Фрэнк перекладывает свои руки на её бёдра, и от того, что теперь они оба прикасаются к ней, оба находятся так близко, у Джамии начинает по-настоящему кружиться голова.
— Позвольте мне сделать моим мальчикам приятно, — говорит она, крепко держа Джерарда за запястья. Она почти чувствует его пульс. — Позвольте мне сделать хотя бы это. Ради всего, что между нами было.
Наконец-то, наконец-то Джерард сдаётся. Он издаёт какой-то задушенный возглас и впивается поцелуем в губы Джамии, да так отчаянно, как будто он никогда в жизни не целовался, или как будто он целует её впервые за много лет. Поцелуй очень неуклюжий и в то же время голодный, и Джамия, на самом деле, прекрасно понимает, что он чувствует.
Тут руки Фрэнка накрывают руки Джерарда, Джуниор под ними решает сделать олимпийский кувырок, в результате чего Джамия начинает задыхаться во время поцелуя.
Джерард, у которого никогда раньше не было проблем с тем, чтобы положить руки на живот Джамии, и который ушёл посреди праздничного ужина, когда мать Фрэнка упомянула о ребёнке, а потом заикался, когда говорил о нём всего несколько минут назад, внезапно отнимает руки от Джамии и Фрэнка и поднимается на ступеньку позади себя.
Его зрачки сильно расширены, словно он употребил что-то запрещённое, а щёки приобрели очаровательный розовый оттенок, и Джамия, замечая всё это, понемногу успокаивается.
— Хорошо, — его согласие едва различимо, и больше напоминает отзвуки эха в плотном тумане, однако после него он отступает ещё на один шаг в сторону дома. — Позвольте я только… Поблагодарю хозяев за гостеприимство.
А потом Джерард исчезает в доме её родителей, оставляя Джамию нежиться в тёплых объятиях Фрэнка. Он обнимает её чуть крепче, и она позволяет себе откинуться назад, уронив голову на его плечо.
— Он сказал тебе, почему ушёл в самоволку посреди ужина? — спрашивает она, скорее, у снежинок, которые падают на её ресницы, чем у Фрэнка.
Но он обнимает её ещё крепче, едва не душит в объятиях, и она чертовски рада снова чувствовать его крепкую хватку на себе, независимо от того, как долго это продлится (она очень надеется, что это нескоро закончится).
— Нет. Мы просто сидели здесь и курили одну за другой. Прости, что не вернулись обратно, милая.
Он кладёт руки поверх живота Джамии, обнимая её сзади, и ей хочется, чтобы он переместил руки чуть ниже, а может, и чуть выше, и да, это она только что жаловалась Кристе на то, что ей приходится быть терпеливой женой, так что и сейчас ей не хочется врать самой себе, не говоря уже о других.
Фрэнк нежит её в своих объятиях, как вдруг внезапная сильная судорога пробегает по его левой руке и поднимается к плечу прямо под головой Джамии; он резко отстраняется, чертыхаясь, оставляя её мёрзнуть. Когда Джамия встречается с ним взглядом, он разжимает руку с таким видом, словно его только что ударило током.
— И что это, чёрт возьми, такое? — строго спрашивает она. — У тебя же не обострились проблемы с плечом, ведь так?
Инфекция, сильно осложнившая его пулевое ранение и позволившая ему вернуться домой, не проходила очень долго, вследствие чего и рана заживала медленно, гораздо дольше, чем у Джерарда, и даже после того, как Фрэнку наконец сняли швы, у него всё ещё сохранялась слабость в руке из-за повреждённых нервных окончаний, но его врач заверил его, что всё будет в порядке, пока он продолжает разрабатывать руку и выполнять небольшой комплекс упражнений каждый день. В итоге Фрэнк занялся вязанием на пару с Джерардом — привычное занятие для ветеранов на гражданке, — считалось, что оно помогает справляться со стрессом, и после того, как в коллекции Фрэнка появилось множество детских вещей, связанных вручную для их будущего малыша, Джамия была уверена, что его моторика пришла в норму. Но, видимо, это было не совсем так — ещё одна вещь, о которой она не была осведомлена. В течение нескольких секунд вредный эгоистичный голосок в её голове злорадствует, говоря ей, что она почти рада, что Джерард не рассказал Фрэнку о том, что так взволновало его за ужином, так что она не единственная здесь чувствует себя обделённой, но она быстро затыкает его. Ну нет, это уже слишком.
— Да так, ерунда. — Уверяет Фрэнк. — Просто нервные окончания плохо на холод реагируют.
Джамия запускает руку Фрэнку под пальто и проводит ладонью по его плечу, заставляя его занять прежнее положение, чтобы она снова могла чувствовать тепло, которого ей так не хватало. Проглотив горький комок рвущейся наружу обиды, она говорит, как можно мягче, чтобы не опрокинуть свою «хрупкую башенку» семейного спокойствия:
— С твоим больным плечом и моим всем, мы, конечно, замечательно друг другу подходим. А Джерард, похоже, легко отделался, да?
Фрэнк хмыкает, глядя куда-то вдаль.
— Это неправда. Ты просто не видишь его боль.
Джамия нервно кривит рот и впечатывает ребро ладони в плечо Фрэнка сильнее, чем собиралась. К слову о Джерарде, куда запропастился этот растяпа? Им троим нужно поскорее оказаться в одной постели, пока Джамия окончательно не сорвалась с цепи.
— Мне кто-нибудь скажет, почему Криста рассмеялась, когда я пожелал ей доброй ночи?
Джерард появляется на крыльце с очевидной выпуклостью в штанах, и Джамия тоже начинает хохотать, чувствуя, как напряжение покидает её мышцы.
— Наверное, из-за этого, — говорит она, указывая на внезапно возникшую проблему.
Джерард опускает взгляд вниз и, спохватившись, пытается прикрыть промежность руками, и на всякий случай оглядывается, словно кто-то специально наблюдает за ними в окно. Его щёки всё ещё очаровательно румяные. Фрэнк издаёт нечто очень напоминающее голодное рычание Джамии прямо на ухо. Она вскидывает руки в патетическом жесте и восклицает:
— Отвезите меня скорее домой, мальчики! Я больше не выдержу.
Фрэнк берёт её на руки, как невесту — именно так Джерард нёс её из машины в их спальню после того, как они вернулись домой со свадьбы; её желудок едва не подпрыгивает к горлу, словно она только что прокатилась на «Циклоне».
— Иисусе! — вскрикивает она, хватаясь руками за шею Фрэнка и изо всех сил стараясь не отдать прямо сейчас весь рождественский ужин обратно. — Ты же даже до беременности не мог меня поднять!
Джамия чувствует, как пальцы Фрэнка впиваются ей под рукой и в бедро, когда он целует её прямо в широко раскрытый от удивления рот, а затем говорит:
— Поблагодари ВС США за это, детка.
Джамию бросает в жар, кажется, что на ней нет сухой нитки, и она едва не падает на замёрзший тротуар, в попытке снова столкнуться с Фрэнком губами, но вовремя оказывается подхвачена его сильными руками. Она чувствует, как заполошно бьётся сердце Фрэнка, когда на мгновение они оказываются прижатыми грудью друг к другу, от этого ощущения у неё начинает кружиться голова. Бог свидетель, она уже даже не чувствует холода.
— Джерард? — выдыхает она в морозный воздух, качая ногой. Фрэнк не отпускает её от себя достаточно долго, чтобы она начала волноваться о том, куда делся Уэй.
— Я здесь, — хрипло отзывается Джерард, очень вовремя оказавшийся рядом. Он едва слушающимися руками снимает с Джамии туфли, с трудом расстёгивая застёжки на них. Она ненавидит эти клятые туфли, так что к чёрту их.
Как только она оказывается в одних чулках, её влажные от пота ноги напоминают ей, что сейчас середина зимы; её туфли свисают с запястий Джерарда, а он сам начинает целовать её распухшие лодыжки, поднимаясь нежными поцелуями по икрам всё выше, невесомо скользя губами по гладкому материалу чулок.
— О мой Бог, нам срочно нужно домой, — почти стонет Джамия, когда Джерард останавливается у её коленей и поддевает носом подол её платья настолько, что ей хочется сейчас же обхватить его ногами за шею и зажать его лицо между бёдрами прямо как в тот день на веранде после похорон Майки.
Когда они подходят к купе Джамии, Джерард любезно открывает заднюю дверь и двигает кресла вперёд, чтобы Фрэнку было удобнее устраивать Джамию на сидении. Он в свою очередь продолжает целовать её до боли в челюсти, а затем задирает платье, оголяя ноги, и снимает чулки. Джамия терпеть не может эти блядские корсеты для беременных, которые её мать продолжает ежемесячно присылать ей, поэтому, когда Фрэнк обнаруживает, что на праздник она отправилась без белья, он, ругаясь на чём свет стоит, с упоением припадает к её разгоряченной коже, как голодающий.
— Подожди! — Джамия хватает его за плечи и отталкивает назад, упираясь ногой ему в живот, требуя сделать небольшую паузу. Фрэнк выглядит, как обезвоженный путник посреди пустыни, и она не может удержаться от откровенного любования выражением его лица (а ещё ей хочется, чтобы он пострадал совсем капельку), прежде чем они смогут продолжить.
Но план проваливается с треском, потому что позади неё открывается дверь и на сидение залезает Джерард. Он головокружительно целует её, положив руки на её болезненно чувствительную, набухшую грудь, которую ей, к сожалению, пришлось затянуть в бюстгальтер, чтобы выглядеть прилично хоть капельку; она решает снова прерваться только тогда, когда Фрэнк вновь опускает своё лицо между её трепещущими бёдрами.
— Я не собираюсь заниматься сексом в этой жестянке, — наконец проговаривает Джамия, тяжело дыша под руками Джерарда. Её позвоночник уже жалуется на тесноту и неудобное положение, поэтому она чуть сдвигается, правда, теперь некомфортно её животу. — Я и так здесь едва помещаюсь.
Фрэнк не сдерживает разочарованного стона и вжимается лицом в её колено. Джерард отзывается сверху, напоминая, будто бы она могла забыть:
— Ты же отсосала мне на водительском сидении после того, как мы смотрели тот фильм с Кэри Грантом.
— Это было несколько месяцев назад. — Осаждает Джамия обоих, указывая на живот. — Вам не кажется, что я немного подросла с тех пор?
Фрэнк, тяжело сглотнув, кивает и отстраняется, оставляя лежать её растрепанной и полураздетой на кожаных сиденьях. Джерард же пока остаётся на месте и снова предпринимает попытку залезть руками под платье со стороны выреза, целуя её.
— Я поведу, — шепчет он ей в чёлку.
— Чёрта с два, — возражает Фрэнк. — Ты хоть знаешь во сколько машин Дяде Сэму обошлись твои навыки вождения?
Джерард в ответ издаёт разочарованный вздох и целует Джамию ещё раз напоследок.
— Не скучай тут без нас.
— У меня есть целых две руки, так что не беспокойтесь, уж точно не успею, — уверяет Джамия, пока передние кресла снова принимают прежнее положение, отгораживая её от Фрэнка и Джерарда, которые как раз занимают свои места в передней части салона. Прежде чем они наконец оставляют дом родителей Джамии позади, мальчики страстно целуются, прямо как Бонни и Клайд перед тем, как отправиться в бега.
Несмотря на неровную езду из-за нелепо средней скорости, которую держит Фрэнк и которая становится причиной того, что Джамию слегка мотает из стороны в сторону в пределах сидения на каждой кочке, ей очень нужно слегка сбросить напряжение как можно скорее — она не настолько терпелива. Всё ещё лёжа на заднем сидении, она упирается ногой в спинку переднего сиденья и принимается помогать себе пальцами. Она уже мокрая и разгорячённая, словно печь, а её бёдра покрываются мурашками от каждого скольжения пальцев, и, хотя ей не видно ничего, кроме затылков Фрэнка и Джерарда, зато слышно, как тяжело они дышат, и уже это понимание толкает её на грань оргазма.
И конечно же именно сейчас полицейский со всеми своими сиренами, мигалками и прочими штучками садится им на хвост.
— Сукин ты сын. — Ругается Фрэнк, оглядываясь.
— Фрэнк, — приглушённо зовёт Джерард. — Нужно снизить скорость.
Но Фрэнк делает всё с точностью да наоборот — вжимает педаль газа. Джамия толкает спинку его сидения ногой:
— Не смей устраивать гонки с преследованием с твоим ещё нерождённым ребёнком в машине, Фрэнк Айеро.
После очередного ругательства он всё-таки сворачивает на обочину, но так резко, что Джамия едва не падает с сидения. Когда они благополучно останавливаются, и полицейский подъезжает к ним, она пытается привести себя в порядок, но Фрэнк останавливает её.
— Притворись, будто вот-вот родишь, — просит он, разворачиваясь на сидении; замечая её состояние, он голодно облизывает пересохшие губы. Джамия не думает, что это будет слишком сложно, учитывая, что её платье задрано по самое не хочу, чулки болтаются на лодыжках, не говоря уже о том, что она взмокла, как мышь. Эти гормоны постоянно выбивают её из колеи, но если они избавят их от необходимости платить штраф, то это будет неплохой компенсацией за все страдания.
Фрэнк опускает стекло, и Джамия, затаив дыхание, наблюдает за тем, как полицейский пробирается к ним. Джерард оглядывается на неё, и она подмигивает ему в темноте, положив руки на вздымающийся живот.
— Добрый вечер, офицер, — начинает Фрэнк, звуча встревоженно. — Послушайте…
— Не подскажете мне, почему это вы ехали так быстро в такой гололёд? — спрашивает полицейский, упираясь рукой в окно, чтобы продемонстрировать своё превосходство. — Вы, парни, перебрали эгг-нога?
— Моя жена рожает, — смущённо отзывается Джерард. — Вернее, его жена. У неё, эм, будет ребёнок.
Свет фонарика переходит на заднее сиденье, Джамия, даже щурясь от яркого луча, замечает, как глаза полицейского расширяются, а его щёки краснеют. Она тут же сводит ноги с характерным хлюпом.
— Что ж! — говорит он, явно испытывая неловкость. — Я вижу.
— Мы можем быть свободны? — уточняет Фрэнк.
Фонарик снова освещает Джамию, как будто полицейскому нужно взглянуть на неё ещё разок, потому что его не убедили слова Джерарда… Или он просто извращенец. Его явно раздирают сомнения на счёт того, что же ему нужно делать с ними дальше, а Джамия едва сдерживает смешок, ведь ситуация просто уморительная, если не учитывать тот факт, что если она не вернётся к тому, на чём её прервали, то просто взорвётся через пять секунд.
— Сэр, — напоминает Джерард, его голос ломается самым соблазнительным образом. Джамия задается вопросом, чувствует ли он то же самое, что и она, чувствуют ли они это оба…
Полицейский растерянно поправляет свою синюю фуражку и говорит:
— Что ж… Я могу сопроводить вас до больницы.
Мало того, что Джамия категорически не хочет рожать в больнице, так она ещё и находится в двадцати милях в противоположном направлении. Она уже начинает думать, что им не удастся выбраться из этой ситуации невредимыми, ведь её мальчики хорошо научились держатся под огнём обстрелов, но сейчас-то совсем другое дело, тем более что ни один из них никогда не был хорош в спорте…
— Нам не нужно сопровождение, спасибо, — говорит Джерард, и полицейский начинает смотреть на него так, будто он не понимает, почему этот парень вообще находится в машине с ними. До полицейского вдруг, кажется, доходит, и Джуниор внезапно ощутимо переворачивается, отчего в животе Джамии поднимается жуткая тревога, и ей приходится приподняться на локтях, чтобы немного уменьшить дискомфорт. Что бы ни случилось, она должна поскорее избавиться от этого чувства, иначе рожать действительно придётся в машине.
Полицейский наконец убирает фонарик в сторону, погружая всё обратно в темноту, и с вызовом наклоняет свой надменный подбородок, всем видом показывая, что признаки его недавней неловкости исчезли.
— Думаю, так будет лучше. Я же не могу просто отпустить вас за превышение скорости…
Фрэнк внезапно бьёт руками по рулю, заставляя всех троих подпрыгнуть от неожиданности.
— Слушай сюда, — говорит он, и Джамия снова опускает руку между ног, как будто она была ненадолго сбита с толку этой вспышкой гнева, а теперь всё вернулось на круги своя. — Мы всё ещё в двадцати минутах езды от больницы посреди ночи, не говоря уже о том, что сейчас адски холодно, и хотя это мы с моим приятелем здесь те, кто успел послужить, ни один из нас не знает, как безопасно извлечь из человека посторонние предметы, кроме шрапнели, поэтому если моя жена будет вынуждена рожать в этой машине, потому что тебе нужно выполнить свой план, я обязательно удостоверюсь в том, чтобы ты оплатил все наши счета за медицинские услуги, а особенно те, которые будут сверхурочными при возникновении каких-либо осложнений.
В машине наступает ошеломляющая, но короткая пауза, а после Фрэнк добавляет:
— А теперь, если вы не возражаете, офицер, мы, чёрт возьми, поедем. Вы можете следовать за нами, если угодно.
В довершение всего Джамия издает надрывный стон, чувствуя, как дрожат руки от напряжения, и Фрэнк срывается с места; шины противно визжат на обледенелой дороге, когда он съезжает с обочины. Такое ощущение, что они стали героями приключенческого фильма.
— Это было пиздецки горячо, милый, — отмечает Джамия, прежде чем вернуть руку на прежнее место. Она всё ещё горячая, влажная, и очень нуждается в чём-то большем, чем собственные пальцы, которыми она не позволяет себе насладиться в полной мере, потому что должна быть терпеливой. По крайней мере, попытаться.
Тем временем Джерард откидывает голову на подголовник пассажирского сидения, потому что, скорее всего, прямо сейчас тоже прикасается к себе, пока Фрэнк, одной рукой придерживая руль, другую запускает в его волосы.
— Он же не собирается кончить сейчас, правда? — уточняет Джамия, смотря на Фрэнка, который сначала оглядывается на дорогу позади них в зеркало заднего вида, а потом пересекается с ней взглядом. Она пошире раздвигает ноги, предоставляя ему примерно такой же обзор, как и тому офицеру полиции.
— Не собирается. — Всё, что в итоге отвечает Фрэнк, по сути, ни к кому из них не обращаясь, но неотрывно наблюдая за тем, как Джамия трогает себя; машину ещё пару раз резко дёргает на дороге, отчего Джамия внутренне напрягается.
— Вам лучше притормозить, иначе я точно рожу в этой машине, — предупреждает она. — Мальчики, вы что, не можете потерпеть?
Джерард вздыхает так, что это больше напоминает стон, и отвечает, не отрывая взгляда от Фрэнка:
— Ради тебя всё, что угодно.
Вместо того чтобы закрыть окно, Фрэнк лишь высовывает руку наружу, но никто из них не жалуется на холод; купе Джамии напоминает сейчас жаровню на плите. Хотя в ней, наверняка, не стоит такой же головокружительный запах секса, который, как Джам знает, уже успел впитаться в обивку, поэтому она просто уверена, что никто из них точно не против небольшой порции свежего воздуха.
Наконец, именно тогда, когда Джамии кажется, что её лёгкие готовы вывернуться наизнанку, она чувствует, что машина останавливается. Её пальцы замирают лишь на долю секунды, а затем она снова продолжает одновременно удовлетворять и дразнить себя, как вдруг Фрэнк бросается с голодными поцелуями на Джерарда. Они продолжают бродить руками по телам друг друга, пока лобовое стекло не начинает слегка запотевать, и пока взмокшая нога Джамии не соскальзывает с сиденья, снова ударяя в спинку водительского сидения, что заставляет парней наконец оторваться друг от друга.
— Хорошо, — говорит Фрэнк, скорее, самому себе. — Хорошо.
Они с Джерардом синхронно покидают машину, а Джамия вновь приподнимается на локтях и наблюдает за тем, как для неё отодвигают сиденья. Но вдруг она понимает, что находится в затруднительном положении…
— Похоже, нам всё-таки придётся остаться здесь, — начинает она. — Мне кажется, я больше никогда не смогу вылезти из этой жестянки.
— Почему? — спрашивает со смешком Джерард, стоя позади Фрэнка. Как же она скучала по этому…
Джамия вскидывает руки, как маленький ребенок:
— Ну не зря же я больше не сплю на спине! Давайте-ка, подсобите старой кляче.
Фрэнк хватается за мясистую часть её рук чуть выше локтей и одним быстрым движением вытаскивает её из машины. В последние несколько месяцев центр тяжести у Джамии особенно сильно смещён из-за арбуза, растущего там, где у всех нормальных людей должен быть живот, и когда она, наконец, снова оказывается в вертикальном положении, а её почти голые ноги погружаются в грязный снег на краю подъездной дорожки, она чуть не падает обратно в машину. К счастью, позади неё оказываются две пары рук, готовые поймать её.
Джамия держится за плечи Джерарда, пока Фрэнк помогает ей снять всё ещё болтающиеся на лодыжках чулки, чтобы она ненароком не споктнулась о них по дороге, когда Уэй спрашивает:
— Хочешь, я занесу тебя домой так же, как после свадьбы?
В ответ она сильнее сжимает его плечо:
— Я, конечно, очень ценю ваше рыцарство сегодня вечером, но…
Засранец, коим и является Фрэнк, внезапно встаёт на колени перед Джамией прямо в своём дорогущем костюме и делает вид, что целует ей ноги. Если бы он делал это взаправду, то несмотря на то романтическое шоу, которое устроил Джерард у дома её родителей, Джамия бы с лёгкостью могла сломать нос этому умнику одним лёгким движением ноги. Вернее, сломать снова. Но…
— Меня и так достаточно помотало сегодня, ещё немного, и точно укачает.
— Есть, мэм, — салютует Фрэнк и поднимается на ноги, а после Джамия позволяет им довести себя до дома, делая вид будто она Первая Леди, а они её Секретная служба.
Первое, что замечает Джамия, когда Фрэнк и Джерард снимают обувь у двери, это то, что дом вдруг перестал ей казаться таким холодным и одиноким несмотря на то, что весь свет выключен, и вентили отопления никто не трогал с самого утра. Это заставляет её улыбнуться. Криста заслуживает гораздо большего, чем может дать ей Джамия…
Им всем не помешало бы освежиться, но как только за ними закрываться дверь спальни, все трое сразу же залезают на кровать прямо в грязной уличной одежде, занимаясь кто чем: Джамия вынимает шпильки из причёски, а Фрэнк и Джерард стягивают свои пиджаки. После этого Джамия поворачивается к ним спиной и настойчиво просит:
— Кто-нибудь, расстегните это чёртово платье, иначе я разорву его в клочья.
Чьи-то руки начинают старательно дёргать за молнию на её модном рождественском платье, и Джамия вдруг понимает, что она рада тому, что молнии снова используют для одежды, ведь их можно гораздо быстрее расстегнуть, чем пуговицы; она впивается озябшими пальцами ног в ковёр, пока ждёт освобождения от надоевшего платья, пытаясь расшевелить их после пребывания в снегу.
Кровать поскрипывает, когда тот, кто расстегнул молнию, откидывается назад, платье тем временем вздымается вокруг плеч Джамии, застрявшее из-за груди и живота. Она прикладывает усилия, чтобы наконец стянуть его, и в итоге всё-таки переступает через него так же, как она избавилась от чулок ещё на улице, а затем разворачивается к кровати лицом, оставшись в одном лишь бюстгальтере. Фрэнк и Джерард, выглядящие так растрёпанно, как будто всё это время были очень заняты друг другом (скорее всего, так и было), смотрят на неё с нескрываемым восторгом в глазах и отпавшими челюстями. Они не смотрели на неё так очень давно, и это почти компенсирует тот факт, что это на самом деле было чертовски давно.
Джерард тяжело сглатывает. Фрэнк потирает покрытую лёгкой щетиной челюсть. Джамия пожирает взглядом обоих.
Не сходя с места, она раздвигает ноги так же бесстыдно, как Ева в Райском саду. По крайней мере, до яблока.
— Так… Кто хочет вставить в меня свой член? — интересуется она, не переставая радоваться тому, какие у неё есть возможности для исполнения всех своих желаний. К тому же, многие ли замужние, приличные дамы могут сказать своим мужьям такое?
Её мужья, например, тут же начинают снимать с себя брюки наперегонки, и когда они оба оказываются полностью обнажёнными (в отличие от неё), то освобождают ей место на кровати, на которое она сразу же и заползает. Фрэнк и Джерард нависают над ней, пока она устраивается поудобнее в изножье кровати, и смотрят так, будто Джамия — идол, проносимый через преданную толпу адептов её культа. На миг они втроём просто замирают, смотря друг на друга и словно не зная, что делать дальше или кто должен начать. Это почти похоже на первый раз, когда они занимались сексом, когда всё было в новинку, захватывающим и самым необычным опытом в их жизни.
Как и всегда, Джамия берёт всё в свои руки, быстро целует их обоих в губы и говорит, откинувшись назад:
— Хочу для начала объездить Джерарда.
Джерард издаёт радостный возглас, словно только что он выиграл самую большую плюшевую игрушку на окружной ярмарке, и придвигается к изголовью кровати, чтобы подготовить свой уже полутвёрдый член для Джамии. Она же в третий раз за эту ночь раздвигает ноги, слегка сгибая колени, и протягивает руку в направлении Фрэнка.
— А тебе выпадет честь подготовить меня, — говорит она Фрэнку, который без капли стеснения опускает взгляд между её ног; все его желания всегда написаны на его красивом мужественном лице, поэтому он просто протягивает Джамии свою руку и переплетает их пальцы.
— К слову, я уже начала делать твою работу в машине…
— О да, я заметил, — выдыхает Фрэнк, и Джамия понимает, что внутри неё всё пульсирует уже от одного звука его голоса. — Хочешь, снимем твой лифчик?
Джамия тянет его за руку, чтобы притянуть поближе к себе, — Фрэнк выставляет другую и упирается ей в матрас, чтобы ненароком не придавить ребёнка.
— Не сейчас, поддержка будет очень кстати. Грудь стала слишком тяжёлой, у меня и так уже отваливается спина.
— Может, тогда позволишь нам заняться ей?
Джамия не уверена, кто из её мужей был автором этой идеи, возможно, оба, но в любом случае она с энтузиазмом кивает.
— Всему своё время, мальчики. А сейчас давайте, вставьте в меня уже хоть что-нибудь. Вы достаточно долго игнорировали меня.
К счастью, последняя фраза не сбивает общий настрой, и, что ещё лучше, никого не смущает, что она ведёт себя как грубиянка, когда дело доходит до постели.
Нога Джерарда внезапно опускается на плечо Джамии, заставляя её спуститься пониже, и Фрэнк, используя ту руку, которой он придерживал её в исходном положении, проникает в неё сразу двумя пальцами, словно нанизывает кусочек мяса на шампур — резко и очень уверенно. Джамия задыхается от внезапного вторжения и удовольствия от того, что наконец-то может получить то, чего так хотела с момента их ухода с рождественской вечеринки, и впивается накрашенными ногтями в его предплечья. В отличие от Джерарда, Фрэнк никогда не боялся быть с ней немного грубым. За все годы их совместной жизни он понял, что её не так легко ранить, даже когда она наиболее уязвима, как сейчас, например. Но в этом нет ничего страшного. Брак — это непрерывное обучение, выстраивание доверия, и в то время, как они с Фрэнком практически с момента знакомства чувствовали себя женатыми друг на друге, Джерарду всё ещё многое предстоит узнать.
У Джамии хорошее предчувствие насчёт этой ночи.
— Боже, я так близко, — стонет Джерард, и Джамия поворачивает голову в его сторону, чтобы увидеть, как раскраснелась его кожа от шеи вниз, как он, одной рукой обхватив свой член, выгибается на постели, сжимая бельё в другой. Его цепочка вместе с двумя именными армейским жетонами, жетоном Майки и золотым обручальным кольцом, которое они с Фрэнком подарили ему после свадьбы и от одного взгляда на которое он жутко растрогался, сбились к его ключицам. Он сейчас так невозможно прекрасен и грациозен, что Джамия не может поверить, что Фрэнку потребовалось столько времени, чтобы сделать первый шаг. Он должен был оказаться в их постели задолго до войны.
— Кончи в меня, — задыхаясь, предлагает ему Джамия, пока жетоны Фрэнка падают в её декольте, когда он накрывает её рот своим. Его пальцы вытворяют какие-то поистине райские вещи, заставляя её кусать его губы в ответ.
— Как будто тебе этого мало, — выдыхает Фрэнк ей в горло, спускаясь к нему поцелуями.
— Всегда.
Джамия чувствует, как её бюстгальтер становится тёплым и влажным спереди, как раз в том месте, где из её набухшей груди начинает подтекать молоко; она абсолютно уверена в том, что хочет почувствовать член Джерарда внутри себя как можно скорее, потому что её собственный оргазм уже маячит на горизонте, как военный корабль. К сожалению, живот портит ей обзор, но она готова поспорить на деньги, что член Фрэнка теперь тоже твёрдый.
— Я готова, — заявляет она, крепче сжимая руку Фрэнка, оставляя полумесяцы от ногтей на его коже в том месте, на котором он планировал набить татуировку с момента своего возвращения.
Фрэнк вынимает пальцы и тут же ныряет вниз, чтобы заменить их своим языком, прежде чем Джамия успевает перевернуться на спину; она почти что душит его, когда её бёдра сжимаются вокруг его головы.
— Ах ты сучёныш, — стонет Джамия, и кажется, что все мышцы её тела напрягаются одновременно, подкидывая её на кровати, как одержимую. Она всегда предпочитала язык пальцам… Но всё-таки член превыше всего. — Фрэнки, давай. Ну же.
Джамия падает навзничь, не успев опомниться, потому что оргазм накрывает её, как лесной пожар или взрывная волна, на мгновение унося с собой всю боль. Фрэнк продолжает ласкать её языком, словно чёртова собака, пока она тщетно пытается унять дрожь в ногах; его нос прижимается в аккурат к её клитору, посылая слабые электрические разряды прямо к пупку, а лоб вдавливается в самую нижнюю часть живота.
— Сукин ты сын, — вторит Джерард, отпихивая Фрэнка в сторону, а тот, отстраняясь, хитро и очень сыто ухмыляется, протягивая руку к своим влажным блестящим губам. Он проводит рукой по лицу, как будто это ему поможет избавиться от следов своей маленькой шалости, и наклоняется, чтобы поцеловать Джамию. Вот только она отворачивает голову в сторону, тяжело дыша; кажется, что её ноги превратились в желе.
— Иди пососи мятную конфетку, — лепечет она и подмигивает Джерарду, который выглядит так, будто может пробить стратосферу своим едва сдерживаемым желанием. — Ты же знаешь, мне никогда не нравился мой собственный вкус.
— Ладно. — Отвечает на это Фрэнк и подползает к Джерарду, впиваясь с поцелуем в него. Ему-то, в отличие от Джамии, нравился её вкус, поэтому он с большим энтузиазмом отвечает на поцелуй Фрэнка, как будто пытается представить себя на его месте между её бёдрами. Джамии же всегда было больше по нраву пробовать на вкус других девушек, спасибо большое.
— У неё хватит сил и на второй заход.
— Знаю, — говорит Джерард, обхватывая свой член, будто бы его срочно потребовалось привести в чувства после увиденного. Джамия тем временем перекатывается на бок, запоздало осознавая, что простыни под ней стали такими же мокрыми, как и её бюстгальтер. Она уже прилично запыхалась, перед глазами всё немного плывёт, а бёдра адски ноют, но она доведёт этот заезд до конца, даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни.
— Джуниор скорее научится ходить, чем меня кто-нибудь наконец трахнет, — ворчит Джамия, с ленивым интересом наблюдая за бледной задницей Фрэнка, к которой уже тянет свои шаловливые ручки Джерард.
Будто зная, что речь зашла о нём, ребёнок начинает брыкаться со скоростью автоматной очереди, а Джамия изо всех сил старается не думать о том, что в комнате, фактически, присутствует несовершеннолетний, и что его кроватка стоит прямо у изножья кровати. А ещё она старается не зацикливаться на мысли, что ребёнок уже был достаточно разумным в прошлый раз, когда они занимались сексом. Это кажется… Неправильным.
Но сейчас совсем неподходящее время для подобных размышлений, поэтому Джамия гонит от себя всяческие посторонние мысли. За последний час или около того она очень поднаторела в этом искусстве.
— Подождите, Джуниор? — переспрашивает Джерард, скептически вздёрнув бровь, и Джамия указывает на свой живот, как делала это в машине.
Фрэнк вновь обращает своё внимание на неё, а она ещё раз перепроверяет, достаточно ли плотно её ноги сомкнуты. Правда, не всё её тело согласно с таким решением…
— Технически, он будет уже третьим. Если мы назовём его Фрэнком.
Пока что единственный в комнате Фрэнк проводит языком по пупку Джамии, который практически за одну ночь стал выпуклым и таким же чувствительным, как и её соски, а затем начинает покусывать засос к югу-востоку от него, прямо там, где сейчас, по ощущениям Джам, и свернулся калачиком ребёнок.
— А сейчас здесь Джуниор только я.
Да будет всем вам теперь известно, что Фрэнк Айеро Второй — самый отъявленный ублюдок по эту сторону Северного Джерси.
— Хорошо, Джуниор, разрешишь ли ты своему мужу трахнуть твою жену прямо сейчас, пожалуйста?
Фрэнк напоследок ещё раз облизывает пульсирующий синячок, оставленный его же зубами, дует на повреждённую кожу до тех пор, пока её не начинает жечь, как мелкий порез, на который попал лимонный сок, и только после этого помогает Джамии подняться.
— Попроси ещё раз, — говорит он.
— А не пойти бы тебе нахуй, — парирует Джамия.
Тем временем, возбуждённый до предела член Джерарда так и ждёт её, и она, больше не теряя времени, переползает к нему, через мгновение изящно перекидывая ногу, как будто действительно садится на лошадь. Она не может видеть дальше своего живота, но, к счастью, с чувствительностью у неё всё замечательно, поэтому, положив руки на очаровательно веснушчатые плечи Джерарда и обнимая коленями его бёдра, Джамия позволяет его члену несколько раз восхитительно игриво скользнуть по её клитору, прежде чем сесть на него одним плавным движением, как самый настоящий эксперт, которым она, собственно, и является.
— Господи Иисусе, — Джерард почти что задыхается от восторга и немного сгибает ноги в коленях, чтобы ей было на что опереться.
— Её зовут Джамия, но ты как никогда близок к истине, — хихикает Фрэнк и откидывает волосы Джамии назад, оставляя пару поцелуев на её плечах.
— Ты знаешь, — начинает Джерард, пока Джамия устраивается на нём поудобнее, прежде чем начать по-настоящему двигаться; она слегка смещает бёдра, как будто сидит сейчас на барном стуле. Джамия ловит себя на мысли, что её зачаровывает вид их переплетающихся тёмных лобковых волос, будто они стали двумя сторонами одной липучки… Как же она скучала по такой близости со своими мужьями, какая может возникнуть только между двумя людьми. Или в их случае, тремя. — Это ведь может быть девочка. Ребёнок, я имею в виду.
Руки Фрэнка вдруг возникают на животе Джамии — он снова обнимает её со спины, а Джерард разводит ноги чуть шире, будто пытаясь приобнять теперь их обоих. Фрэнк немного приподнимает её живот, чтобы снять часть веса с бёдер и коленей, больно впивающихся в матрас, и от этих ощущений Джамия неожиданно сжимается вокруг пульсирующего члена Джерарда, который отчаянно нуждается в чём-то большем, чем просто её обволакивающее тепло. Опора, предоставленная ей, ощущается замечательно, вернее, почти так же хорошо, как и член Джерарда внутри неё, и в конце концов она делает лёгкий тестовый толчок, чтобы проверить, всё ли будет в порядке. Мало того, что это похоже на их самый первый совместный раз, так ещё Джамии теперь приходится учиться управлять процессом в совершенно ином, до сих пор непривычном теле.
— У нас могла бы быть дочь, — говорит Фрэнк, целуя шею Джамии и впиваясь пальцами в нежную кожу её живота. Пальцы Джерарда, тем временем, переходят на её бедра, и, кажется, завтра она будет вся в синяках, не так ли?
— Я бы очень этого хотел, — отвечает Джерард, откидывая голову назад и упираясь ей в деревянное изголовье попытке удержать в узде своё безумное желание вбиваться в податливое тело Джамии до исступления. Ох, как же сильно Джамия хотела того же, как же ей это было нужно несмотря на то, что её мышцы уже не были такими, как прежде. И пусть сейчас она сверху, но она совсем не уверена, что её измученные бёдра позволят ей задать ту скорость и угол, в которых они все так отчаянно нуждаются.
Пальцы Фрэнка, пока Джамия была занята важными размышлениями, тем временем находят путь к её клитору, и в итоге она на пару с Джерардом восхищённо охает. Сами прикосновения и дополнительная стимуляция заставляют её двигаться чуть быстрее, сбиться на рваный, немного безумный ритм; её руки запутываются в цепочке на шее Джерарда, и звяканье всех амулетов на ней немного напоминает музыку ветра.
— Давай же, детка, — шепчет Фрэнк ей в спину, и по тону его голоса становится понятно, что он тоже трогает себя в этот момент.
— Фрэнк, — внезапно зовёт Джерард, — дай мне руку, нет, лучше обе.
Фрэнк подчиняется, и Джерард размещает и его руки на бёдрах Джамии так, что она оказывается зажата между ними, пока они направляют её вверх и вниз, по сути, беря на себя всю работу, так что Джамии и делать больше ничего не нужно, кроме как наслаждаться. Какие же джентльмены, мать вашу.
— Боже, — то ли стонет, то ли сипит Джамия, задыхаясь. Её тело снова начинает напрягаться, но она не до конца уверена, что это: очередной приближающийся оргазм или же ослабленные беременностью мышцы так сводит судорогой. — Я чувствую себя такой наполненной, будто сейчас тресну по швам.
— И тебе всё ещё этого мало? — шепчет ей в ухо Фрэнк.
— Кончи в меня, — вместо ответа позволяет Джамия, сильно натягивая цепочку Джерарда, словно держит в руках шнурок от торшера. — Немного Фрэнка, немного тебя, а? Давай же, милый, я знаю, ты хочешь, знаю, тебе это нужно.
Джерард сжимает её бёдра поверх ладоней Фрэнка:
— Леди вперёд.
Джамия наклоняется, чтобы поцеловать его, и чувствует слабый привкус себя на его языке. Теперь она оказывается прижата своим животом к Джерарду ещё плотнее.
— Никогда в жизни я не была леди.
В это время Фрэнк проводит руками вверх по бокам Джамии, пока не останавливает всё своё внимание на её ноющей, набухшей груди, грубовато сжимая её через кружево. Яркая вспышка почти что боли пробегает от сосков и обратно, после чего Джамия вновь чувствует, как намокает ткань бюстгальтера. Без лишних слов Фрэнк расстёгивает его, видимо, считая, что сейчас поддержки уже достаточно, заставляя груди выпасть прямо на живот. Они невероятно тяжёлые и очень нуждаются в том странном хитроумном приспособлении, по сути, напоминающим обычную помпу, которое подарила мама Фрэнка на день рождения Джамии, но в этот раз чудо-машинку заменяет Фрэнк, снова буквально берущий всё в свои руки.
Джерард выдыхает: «Иисус, Мария и Иосиф», и наконец-то приникает губами к её груди. Фрэнк, закинув подбородок ей на плечо и упираясь членом в поясницу, запускает руки во взъерошенные волосы Джерарда. Джамии ничего не остается делать, кроме как сидеть с членом Джерарда внутри. Она пытается пошевелиться, пока мальчики играют с её грудью, но деваться ей, собственно, особенно некуда… К счастью, пока её сосками заняты то чьи-то пальцы, то губы, она чувствует скорое приближение нового оргазма: её дыхание становится поверхностным, рваным, а бёдра начинают мелко дрожать.
Джамия вдруг осознаёт, как сильно ей хочется кончить с членом Джерарда внутри.
Тут она откидывает голову на плечо Фрэнку, переполненная различными ощущениями, ногтями царапает Джерарду грудь и матерится в потолок. Такое ощущение, что её грудь готова взорваться, от нарастающего с каждой секундой давления в ней ей хочется рыдать, а после это просто происходит — грудное молоко бьёт в лицо Джерарду, а после начинает стекать вниз, заставляя слипаться его длинные ресницы, очерчивая скулы. Струя чуть слабее проходит сквозь пальцы Фрэнка, который продолжает (теперь, правда, гораздо нежнее), массировать её грудь, стекает по животу Джамии, оставляя после себя тёплый влажный след на её разгорячённой коже. Это маленькое происшествие даёт ей себя почувствовать мужиком с огромным членом, вот только молоко совсем не похоже на липкую, странную на вкус сперму от слова совсем, и это, по мнению Джамии, является ещё одним плюсом в пользу женщин.
Джерард с секунду в шоке смотрит на Джамию, Фрэнк выстанывает: «Господь всемогущий, соечка», ей в шею, а затем Джерард кончает с рвением пожарного шланга глубоко в ней, одновременно продолжая слизывать молоко, стекающее по его лицу, как самый настоящий уличный кот. Её собственный оргазм не заставляет себя долго ждать: её уже натруженные за эту ночь мышцы напрягаются ещё сильнее, чем когда-либо прежде, до такой степени, что это становится почти болезненным, а после они все втроём превращаются в мешанину из сбитого дыхания и лапшеподобных конечностей.
Когда звездопад перед глазами прекращается, а зрению возвращается маломальская чёткость, Джамия слезает с Джерарда, потому что ей никогда не нравилось ощущение обмякающего члена внутри себя. Поэтому после она просто падает ему на грудь, пытаясь привести в норму спотыкающееся сердцебиение. Она позволяет себе несколько мгновений понежиться и насладиться теплом его тела, впервые за несколько месяцев осознавая, как давно она не лежала на животе.
Джамия чувствует, как из неё по ногам вытекает сперма, а из груди — молоко, будто она стала шариком, наполненным жидкостью, в котором сделали пару дырочек, как дико болят её бедра, не говоря уже о возмущениях Джуниора, у которого выдался, мягко говоря, весёлый вечерочек, но ей, честно говоря, на всё это глубоко плевать. В её жизни произошло чёртово рождественское чудо, раз они вообще дошли до этого момента.
— Ты в порядке? — заботливо интересуется Джерард, гладя руками её бедра, спину, плечи, прикасаясь к ней везде и всюду, чтобы убедиться, что она всё ещё цела и невредима, что он не причинил ей боль, не сломал её каким-то образом.
— Более чем, — мурлычет в ответ ему Джамия, несмотря на то что её обычные боли и ломота снова дают о себе знать. Но это всё равно правда. Она довольна, как слон.
Внезапный сильный спазм внизу живота заставляет Джамию с ворчанием подняться — видимо, Джуниор решил, что с него хватит притеснений. Лежать на животе, конечно, было очень приятно, даже если это длилось всего несколько жалких секунд. Джерард, щёки которого всё ещё были румяными, устраивает обе руки поверх её живота впервые за весь вечер по собственной воле. Ребёнок тут же начинает брыкаться, вызывая робкую улыбку на его губах, и, к счастью, спазмы не возобновляются от его прикосновений.
— Я надеюсь, что у нас будет маленькая девочка, — говорит он, восторженно рассматривая её живот, её тёмные припухшие соски, её лицо с поплывшей косметикой, которое, вероятно, делает её похожей на полурастаявшего снеговика. Джамия самозабвенно целует его, и Фрэнк издаёт нетерпеливый звук где-то позади неё. Ничего, потерпит. Она ведь всё ещё изучает Джерарда как своего мужа, поскольку она уже довольно долго знает того Джерарда, который передавал ей рисунки углём на уроках математики и покупал содовую после воскресной мессы, того очаровательного мальчишку, который стал ей лучшим другом, и останется им навсегда несмотря ни на что.
— В следующий раз ты можешь зачать мне ребёночка, — обещает она ему, и лицо Джерарда принимает то трогательное выражение, из-за которого его хочется схватить в охапку и запереть в каком-нибудь шкафу, чтобы никто не смог украсть это сокровище.
— Так, ладушки, теперь мой черёд, — вклинивается Фрэнк между ними и тоже целует Джерарда.
Джерард отнимает руки от живота Джамии, и что-то подсказывает ей, что пора отползать восвояси, ложиться в ту позу, в которой ей было удобно спать по крайней мере в последние дни, на сегодня достаточно развлечений. Она отлипает от Джерарда при помощи Фрэнка, внутренняя сторона её бёдер всё ещё липкая, помимо того, что ноет от боли; Джамия в итоге устраивается на своей стороне кровати лицом к ним (если не брать в расчёт то, что она была единственной, кто спал на ней с тех пор, как Фрэнка впервые отправили на фронт).
Фрэнк, руками обхватывая обмякший член Джерарда, вдруг наклоняется к ней, чтобы поцеловать её и заодно ещё разочек приложиться губами к груди.
— Ты всем довольна, милая? — между делом интересуется он. — Ты выглядела волшебно, сидя на коленях у Джи. Самая красивая девочка на всём белом свете. Жаль, что у меня не было под рукой камеры, я бы хотел запечатлеть вас обоих для новой фотографии за голенище.
Джамия шлёпает его тыльной стороной ладони по липкой от пота груди, нечаянно задевая своим обручальным кольцом его жетоны.
— Вам двоим пора порезвиться, мамочке нужно перевести дух.
— Хорошо, — соглашается Фрэнк и напоследок оставляет дорожку поцелуев от её живота до лобка, прежде чем вновь обратить своё внимание на Джерарда, который явно времени не терял, а даже наоборот, судя по тому, с какой лёгкостью он уже погружал в себя пальцы. Фрэнк, недолго понаблюдав за этим увлекательным шоу, схватил Джерарда за заднюю часть его бёдер и немного приспустил его вниз — поближе к себе в пределах кровати. Когда Джерард наконец вынимает из себя пальцы и запускает их в волосы Фрэнка, тот наклоняется, чтобы поцеловать розовый шрам на его мягком животе, находящийся почти в том же месте, где теперь красуется засос у Джамии его авторства. Она даже немного ревнует, ведь тоже хотела прикоснуться губами к этому шраму, но забыла.
— Что будешь делать со мной, Фрэнки? — игриво спрашивает Джерард. — Трахнешь меня так же, как я Джей?
— Тоже сделаю тебе ребёночка, — хрипло отвечает ему Фрэнк, нарочито медленно проводя языком по всему его члену, который до сих пор пока находился в пост-оргазменном коматозе. — У тебя такое красивое личико, прямо как у девчонки. Все так считают.
Джерард краснеет в очередной раз за эту ночь и закрывает руками своё прекрасное лицо. Фрэнк без лишних церемоний переворачивает его на живот, и, пока они упоительно трахаются, Джамия стаскивает ещё одну подушку, которую размещает между ног. Ткань наволочки создаёт приятное трение с её гиперчувствительным всем, бросая её в дрожь. Она знает, что ей пора бы удалиться в ванную, пока она не подхватила какую-нибудь заразу, но, блять, ей слишком хорошо, она чувствует себя буквально на седьмом небе, к тому же ей предоставлен такой замечательный вид на то, как её мужья занимаются друг с другом любовью, от которой у них в стене скоро будет вмятина на месте изголовья… Так бы лежала и смотрела до скончания век. Точно так же, как когда-то она не хотела покидать дом родителей, теперь она не хочет, чтобы эта ночь заканчивалась.
Но она верит в то, что, как она и говорила Кристе (или ей только показалось, что она произнесла эту мысль вслух), секс не в силах сделать всё только хуже.
Джерард вдруг подползает к Джамии, забираясь на неё сверху, пока она греется в лучах двойного оргазма, и начинает поглаживать её живот, как обычно это делает она перед сном, чтобы успокоить ребёнка. Он утыкается лицом ей в грудь, пока Фрэнк сильно трахает его сзади, и, когда она пытается отодвинуть подушку, чтобы он смог несколько раз толкнуться в неё своим вновь затвердевшим членом, болезненный, откровенно тревожный спазм скручивает низ её живота, от неожиданности Джамия впивается зубами в плечо Джерарда. Джерард отстраняется, когда странное ощущение проходит, и оказывается, что её укус стал причиной его второго оргазма за ночь; покрытая большим количеством спермы, чем ей хотелось бы, Джамия осторожно выпутывается из клубка подушек, одеял и размякших конечностей Джерарда и встаёт с кровати, прижимая руку к месту, откуда, по её ощущениям, началась боль, будто пытаясь придержать края обильно кровоточащей раны.
Ей явно нужна ванна и немного отдыха. Это был чертовски долгий день, и Джамия уж точно больше не хочет торопить события, по крайней мере, не тогда, когда в любой момент у неё могут начаться роды. У них был секс… Ничего сверхъестественного, конечно, учитывая её габариты и тот факт, что Рэя могут найти мёртвым посреди какого-нибудь сугроба в Европе в любую минуту, но тем не менее, это был фантастически прекрасный секс. Она вернула своих мужей и очень надеется, что так и останется по завершении ночи.
Чувствуя, будто в ней всё ещё находится член Джерарда, и перекатываясь с ноги на ногу из-за этого, как пингвин, Джамия выскальзывает из спальни в ванную, где наполняет ванну очень горячей водой и аккуратно забирается в неё. Её мальчики появляются некоторое время спустя, когда она набирает уже вторую ванну, после того как привела себя себя в порядок снаружи и, конечно, изнутри; они устраиваются на крышке закрытого унитаза и на полу возле ванны с таким видом, будто только что пробежали Бостонский марафон. У Фрэнка столько засосов на шее, что он похож на прокажённого, а у Джерарда всё ещё идёт кровь из плеча, куда Джамия недавно вонзила свои зубы. Она, вероятно, выглядит ненамного лучше…
— Как ты себя чувствуешь? — оказывается первым, что произносит Фрэнк.
— Беременной, — отвечает Джамия, понимая, что этой фразой можно охарактеризовать всё, что сегодня произошло. Её живот возвышается небольшим айсбергом над поверхностью воды, пока она проводит разомлевшими от горячей воды пальцами по засосу, оставленному Фрэнком на нём. — Акушерка подумает, что меня избивали.
— Просто скажи ей, что твой ребёнок частенько хулиганил. Он же пинается достаточно сильно, чтобы оставлять синяки, так?
Джерард подползает к ванной со своего места на полу и устраивает ладонь на её животе. Теперь, когда он, кажется, преодолел то, что заставило его переволноваться сегодня за ужином, он снова не может оторвать от неё рук. И от этого у Джамии в груди словно всё тает и превращается в сахарный сироп. Ей определенно нужно подарить Кристе корзину фруктов или что-то в этом роде.
— Это она, — тихо произносит Джерард, мечтательно улыбаясь и не отводя взгляда от живота Джамии, будто уже представляя себе темноволосую маленькую девочку, для которой он будет делать рисунки углём и спешить за содовой после воскресной мессы.
— Давай ты ещё деньги на это поставишь, — возмущается Фрэнк, и Джамия окатывает его водой.
Брови Джерарда, всё ещё слипшиеся из-за подсохшего молока, тут же превращаются в одну напряжённую линию.
— Ни за что, — серьёзно отвечает он.
Джамия понимает, что пора сменить тему, поэтому она вынимает из воды руку, чтобы стереть кровь с пострадавшего плеча Джерарда, воркуя:
— Мы здорово друг друга потрепали, неправда ли?
— Ты это мне говоришь? — решает уточнить Фрэнк. — Мне вообще придётся стащить один из твоих шарфиков, чтобы пойти на работу.
— О, ты будешь похож на одного из тех очаровательных квиров из Гринвича, — Фрэнк плещется водой в сторону Джамии вместо ответа, и после короткого импровизированного морского боя, превратившего пол в ванной в огромную лужу, но зато поднявшего Джерарду настроение, Джамия произносит:
— Вы оба должны пообещать мне кое-что.
Она не хочет на них давить, особенно, когда ей удалось восстановить это хрупкое равновесие, но ей просто необходимо сказать об этом. Она просто хочет быть уверена в том, что всё не развалится к чертям уже утром.
— Всё, что угодно, — отзываются эхом оба, соединяя руки на её животе, будто собрались приносить клятву на Библии.
— Вы двое будете вводить меня в курс дела почаще. — Настаивает Джамия, указывая на каждого из них по очереди. — Мне всё равно, как сильно это может меня расстроить, я ваша жена и заслуживаю хотя бы знать, что происходит с вами и в какой опасности находятся наши общие друзья. Это важно. И больше даже не вздумайте отмахиваться от меня или вообще игнорировать. Я ваша жена.
Фрэнк и Джерард опускают виноватые взгляды, не убирая ладоней с её живота, хотя, на самом деле, это Джамия чувствует свою вину перед ними. Она продолжает, чувствуя окрыляющую уверенность:
— И именно потому, что я ваша жена, и что я люблю вас обоих чертовски сильно, позвольте мне заботиться о вас, насколько это в моих силах. Вы не должны оставаться наедине с вашими страхами, ясно? Тот факт, что вы проползли на пузе пол-Европы и прошли через по-настоящему дерьмовые вещи, не означает, что я не понимаю, что такое война. Я тоже успела внести свою лепту, знаете ли.
— Спасибо за службу, — отвечает Фрэнк, криво улыбаясь, а Джерард издаёт всхлип, который изначально задумывался как смешок. Но они оба всё прекрасно понимают. Она знает это.
Джамия вновь окатывает его водой, несмотря на то что и так уже половина воды из ванной успела впитаться в затирку между плиткой.
— Засранец, я вообще-то серьёзно. — Затем она переводит взгляд на Джерарда, прикрывающего глаза, и добавляет: — Я уже говорила тебе, чемпион, что не собираюсь проходить всё это в одиночку.
Джерард сжимается в комочек и вздрагивает, а потом крепко обнимает её:
— Ты так нужна мне, Джамия. Спасибо, спасибо за всё.
— Не разводи тут сырость, — ворчит она, чувствуя подступающие к горлу слёзы. — Эти гормоны превратили меня в плаксу. Плаксу даже похуже тебя.
— Ой, с появлением малыша сырости в нашей жизни будет предостаточно, — комментирует Фрэнк, тоже незаметно утирая слёзы. — Ну же, Джи, хватит, ты сейчас зальёшь её своей кровью.
Джерард отстраняется, и, конечно, по руке Джамии, в том месте, где его укушенное плечо было прижато к её собственному, стекает след розоватой воды.
— Господи, всё напоминает мне о тех выходных, — говорит он, стирая рукой кровавую воду.
Джамия знает, о каких выходных идёт речь, вот только они никогда не рассказывали о них что-то кроме того, что тогда поцеловались впервые и признались друг другу в своих чувствах. Она также знает, что там тоже фигурировала ванна, а ещё длинное письмо, которое Джерард написал своим родителям, и ответ на которое Джамия тогда сожгла ко всем чертям, но на этом всё. Она лишь надеется, что однажды они поделятся с ней всем, а особенно ей интересно узнать историю, связанную со сломанным носом Фрэнка Айеро, потому что она всегда считала, что его нос — это его лучшая черта.
Фрэнк встаёт и начинает рыться в аптечке. Он всё ещё очевидно не готов говорить о тех выходных, но это не страшно. Терпение… Он достаёт бутылочку со спиртом, кусочек ваты и пластырь и приступает к работе, бережно латая плечо Джерарда. Джамия наблюдает за происходящим из ванной, чувствуя себя так, словно она стала свидетелем боевой операции. Они переговариваются друг с другом взглядами на том секретном языке, которому научились за границей, а затем нежно целуются, после чего Фрэнк укладывает всё обратно в зеркальный шкафчик над раковиной.
— Не хочу, чтобы пошло заражение, — тихо говорит он, и его рука непроизвольно дёргается, как бы подтверждая его слова.
Джамию начинает клонить в сон, тёплая вода расслабляет её больные мышцы и снимает всю тяжесть с её ещё более больных суставов, убаюкивая её, и почти уже засыпает прямо в ванной после такого насыщенного событиями дня. Джамия понимает, что была бы не прочь остаться в ванне на всю ночь, но Джерард вдруг возникает над ней; он, одетый в одежду для сна, вернее, в майку и боксёры, стоит скрестив руки. Когда он замечает, что она приходит в сознание, то протягивает ей руку.
— Если останешься в воде ещё ненадолго, то станешь похожа на яблочную куклу.
— Но здесь так хорошо… — сонно бормочет Джамия и опускается полностью под воду. Когда она выныривает, Джерард смотрит на неё с глубокой любовью в своих медовых глазах, прижимая тыльную сторону ладони к тому месту на своём мягком животе, где, как она знает, находится его боевой шрам. В отличие от Фрэнка, он его не беспокоит, ведь рана прекрасно зажила, но всё же иногда он прикасается к ней, как Криста к своему носовому платку. Эта война превратила самые странные вещи в какие-то грёбаные сувениры, талисманы на удачу.
— Держу пари, что в кровати будет ещё лучше. — Джерард помогает ей выбраться из ванны, позволяя использовать себя в качестве костыля и нисколько не заботясь о том, что она его намочит.
— Откуда ты знаешь? Сам-то когда последний раз спал на ней?
Это было сказано в шутку, несмотря на вполне реальные переживания Джамии, скрывающиеся за этим комментарием, и, к счастью, Джерард в ответ на её замечание рассмеялся, сказав:
— Туше́.
Он помогает ей обсохнуть, вытирая её полотенцем так нежно, словно она — драгоценный артефакт, который только вытащили на свет божий из недр истории. На крышке унитаза уже лежит аккуратно сложенная ночная рубашка, и Джерард, собрав её гармошкой, помогает Джамии надеть её через голову. Ткань оказывается свободнее простыни, и Джамии кажется, что на ней надета палатка. Как будто она и так недостаточно большая…
— О нет, не смотри на меня так, — предупреждает Джерард, просушивая полотенцем её волосы. — Ты сама говорила, что в этом тебе удобнее спать, чем во всяких поддерживающих поясах.
— И всё равно я даже в ней похожа на корову, — жалуется Джамия. — Знаешь, что на самом деле неудобно?
— И что же?
— Становиться на колени, — глаза Джерарда, кажется, становятся размером с Луну, но, прежде чем он успевает что-либо возразить, Джамия уже опускается вниз на слегка влажный пол. Его шея тут же краснеет, но вместо того, схватиться за резинку его трусов, она задирает его майку и прижимается губами к шраму размером в полдоллара у его пупка. Она рада, что он прислушался к её совету и немного набрал вес. И Фрэнк, к слову, тоже. Они оба были кожа да кости, когда вернулись домой, а теперь вот упаковывают продукты в A&P, хотя всего пару месяцев назад приходили в ужас от одной мысли, что им придётся покупать там что-нибудь. Джамия безмерно гордится ими, но почему-то испытывает ещё один прилив чувства вины.
— Ладно, — неуверенно протягивает Джерард, проводя ладонью по её голове. — А теперь поднимайся скорее, пока ещё можешь.
Джамия хватает его за руки и позволяет поднять себя на ноги. Поднявшись, она пытается восстановить дыхание, потому что, несмотря на то, что Джуниор больше не сжимает в своих ладошках её легкие, дышать иногда всё равно бывает трудно, и Джерард прислоняет её к своей груди. Тяжесть осознания того, как сильно она скучала по своим мальчикам, как до их возвращения домой, так и после, внезапно наваливается на неё, и она, морщась, прячет лицо в его майке.
— Мне очень жаль, что мы… Так отдалились от тебя. — Говорит Джерард, звуча так уверенно, будто прочитал её мысли. — Просто, как только нам показалось, что дышать стало полегче, Рэя отправили обратно во Францию. Мне так страшно, Мия. — Это прозвище невероятно редкое, и, наверное, никогда не перестанет вызывать у Джамии бег мурашек по коже… Единственным человеком, который называл её Мией, была её прабабушка за то короткое время, что она её знала. Она даже никогда не говорила об этом Джерарду… — Оверлорд должен был стать началом конца войны, а теперь тысячи солдат погибают в снегу вместо песка, и ради чего? За что, чёрт возьми, погиб мой младший брат?
Джамия утыкается носом в потрёпанную цепочку на шее Джерарда, выглядывающую из-под его майки, вдыхая все его слова и чувства, задерживая их в своей груди. У неё нет ответов. Она так отчаянно пытается узнать от них с Фрэнком хоть что-нибудь, но боится представить, что будет, когда всё-таки получит своё. Поэтому она молчит, обнимает Джерарда так, как ему нравится, а он обнимает её в ответ. В конце концов, брак — это опыт, постоянная учёба на своих ошибках.
Как раз когда её спина снова начала болеть, Джерард целует её в висок и предлагает:
— Пойдём в постель. Тебе и малышу нужен отдых.
Пройдя через коридор, в спальне они обнаруживают Фрэнка, спящего в кровати, вокруг его шеи обернут пакет с замороженными кольцами лука. Они аккуратно забираются рядом с ним, и Фрэнк, так и не просыпаясь, сбрасывает лук на пол и притягивает к себе Джамию. Она оказывается снова зажата между своими мужьями, как ещё совсем недавно, вот только теперь они все чистые, и никто не трогает её многострадальную грудь. Вдруг она задумывается:
— Когда вы двое успели так намыться?
— Армия, детка, — сонно бормочет Фрэнк ей в макушку. Он собственнически сжимает её задницу до тех пор, пока Джерард, прижавшийся к её спине, не отодвигает его руку в сторону, после устраивая её на своё бедро.
— Чего?
— Мы освежились у раковины на кухне, пока ты дремала в ванной. Армия нас многому научила, — объясняет Джерард.
— Ты так об этом говоришь, будто никто до вас в жизни не мылся в раковине.
Джамия снова начинает засыпать. Обнимаясь со своими любимыми мальчиками, наконец-то оказавшимися с ней в одной постели, чувствуя отголоски приятной боли между ног… Она готова согласиться, что эти ощущения несравнимо лучше тех, что были в ванной. Кажется, Джамия засыпает со счастливой улыбкой на лице, думая, что они втроём сейчас могли бы стать просто замечательной картинкой для рождественской открытки…