Часть 1
29 сентября 2022 г. в 15:07
— Может, поставить другую пластинку, милая? Тишина так угнетает.
Джамия с безразличием наблюдает за стараниями своей матери, которая всё-таки встаёт с дивана, чтобы подойти к проигрывателю, затем её взгляд останавливается и на нём, шипящем в углу гостиной. Уставившись в потолок, она проклинает Бога или кто там смотрит на неё сверху за то, что он является безвольным свидетелем этой катастрофы, в которую превратилось Рождество 1944 года.
Из почти пятидесяти человек, пришедших на традиционную вечеринку, сейчас в доме осталось не больше десяти; любимые прадедушкины часы подсказывают смертельно уставшей Джамии, что уже почти полночь. Может, это и преувеличение, но она на ногах практически с рассвета, и, учитывая, что до родов осталась всего неделя, она ни за что на свете не встанет с этого дивана прямо сейчас. Её матери придётся смириться с этой гнетущей тишиной; возможно, это даст ей снова почувствовать ужасный, горький привкус войны на языке, которого она будто специально старается не замечать со времён Перл-Харбора. Господь свидетель, и Джамии тоже довелось хлебнуть горя. Но не слепо же отрицать теперь всё.
Иисусе, она никогда не была близко знакома с матерью Джерарда, но исходя из того, что она успела увидеть собственными глазами и услышать от неё, Джамию никак не покидает мысль о том, насколько их матери на самом деле похожи. Но его, хотя бы, не заявилась на вечеринку в этом году. Им с Фрэнком и так было нелегко.
— Хэй, ты как? Всё хорошо?
Джамия приоткрывает глаза со слипшимися от туши ресницами и видит, что Криста смотрит на неё из прихожей с обеспокоенной морщинкой между её идеально выщипанных бровей. Джамия снова обращает взгляд на потолок.
— Если ещё хоть один человек спросит меня об этом, — говорит она, — я подожгу ёлку. Всё равно она страшная, как смерть.
Криста смотрит на ёлку в противоположном конце гостиной, украшенную серебряной мишурой, безвкусными старыми огоньками и самой отвратительной звездой-верхушкой, которую Джамия когда-либо видела в своей жизни, и заливисто смеётся. В итоге она подходит и садится рядом с Джамией на диван, и от неё почему-то сильно пахнет медикаментами.
— Не злись на меня, это всё из-за твоего отца, это он пригласил доктора Коллинза. Ты же знаешь, что доктор никогда не умел нормально вешать своё пальто.
— Я уже ему высказала всё, что думаю. — Отвечает Джамия подруге. — А ещё, когда доктор с женой ушли, спросила, почему вообще нужно было их приглашать, и отец ответил, что они с мамой задолжали ему пирог. Боже милостивый, пирог.
Вместо того, чтобы привычным жестом зажать переносицу между пальцев, Джамия гладит руками свой живот, внутри которого ребёнок ведёт себя как настоящее исчадие ада с тех пор, как она выпросила себе чашечку кофе с десертом после рождественского ужина. Она ненавидит тревожить своего малыша, но ей нужен кофеин, если она хочет пережить остаток этой ночи.
— Так, — вновь обращает на себя внимание Криста, прижимаясь своим костлявым плечом к Джамии, — как ты себя чувствуешь? Это был чертовски долгий день.
Джамия слегка толкает её локтём в бок.
— Угадай. Знаешь, я не была так близка к истерике даже на День благодарения.
— О да, понимаю. — Криста снова держит в руках платок, время от времени проводя пальцем по вышитым на нём инициалам Рэя. В последнее время она всё чаще носит его с собой и начинает теребить в руках, словно чётки, когда волнуется. Иногда это заставляет Джамию нервничать похлеще старой бабки и думать о плохих предзнаменованиях. Была ли она такой суеверной до войны?
— Почему ты до сих пор не сбежала? Не ушла домой вместе со всеми?
Джамия так и не может признаться Кристе в том, что какая-то часть неё отчаянно сопротивляется самой мысли о возвращении домой, в их маленький миленький домик в Фэа Лоун, с большой пустующей кроватью и призраками прошлого, поджидающими на каждом углу. В последнее время там стало так неуютно и холодно… Джамия просто не в настроении сейчас с этим всем разбираться. К тому же, зимы в Нью-Джерси в принципе довольно холодные.
— Хочешь, я найду и приведу к тебе Фрэнка? — мягко спрашивает Криста, а затем тише добавляет: — Или Джерарда?
— Если бы всё было так просто…
Джамия не видела ни одного из них после ужина, во время которого мать Фрэнка сказала, что по её мнению, Джамия ждёт мальчика, и Джерард, чьё лицо могло посоревноваться своим цветом с белоснежным блюдом с картофелем, из которого он как раз набирал ложкой кусочки к себе в тарелку, резко встал и ушёл, а Фрэнк, конечно же, сразу последовал за ним. Джамия не искала их с тех самых пор.
Просто она знала, что это бессмысленно — спрашивать, всё ли у них в порядке, поэтому решила оставить их одних.
Джамия также знала, что праздники будут тяжёлым испытанием для её мальчиков, морально была даже готова к этому, но в этом году всё ещё больше усугубилось тем, что происходило на Западном фронте: какая-то большая, кровавая наступательная кампания, в центре которой оказались Рэй и все те, с кем они сражались бок бок совсем недавно, и кто всё ещё был там. Как будто месяцы до этого и так не были достаточно тяжёлыми… Как будто все не успокоилось после Нормандии.
Новости об этом сражении пришли чуть больше недели назад, и с тех пор Фрэнк и Джерард словно приклеились к радио и почтовому ящику, их лица были постоянно напряжёнными, а разговоры — тихими и отчаянными, и ещё они старались держаться подальше от любопытных ушей Джамии. Из-за этого она до сих пор не знала многих деталей, но всё-таки, по ходящим среди женщин слухам, ей известно, что происходящее сейчас в Арденнах — одно из самых тяжёлых и кровопролитных сражений в истории Америки. И она ничего не может сделать для того, чтобы её мужьям стало легче в данной ситуации, кроме как не мешаться у них под ногами.
Как же Джамия устала держаться на расстоянии с ними… Сначала Битва за Атлантику, теперь вот это. Она очень скучает по их медовому месяцу, когда они позволяли ей заботиться о них так, как она того хотела и как им было на самом деле нужно — тогда всё казалось возможным. Она может поклясться, что всё было просто замечательно до тех пор, пока не наступил праздничный сезон.
Кстати, говоря о Рэе…
— Ты получала что-нибудь от своего мужа?
Криста, которая только что снова встала с дивана, сунула руку в карман своего кардигана.
— Да, вчера. Фрэнк и Джерард всё ещё сжигают все письма, которые получают?
— Как только они их прочитают, — отвечает ей Джамия, качая головой. — Они так беспокоятся о том, чтобы у меня не поднялось ненароком давление, что даже не дают мне больше слушать радио. Как будто они без меня его не слушают…
— А как насчёт фильмов? — Криста протягивает ей сложенный лист бумаги, заляпанный и грязный, с особым оттиском, подтверждающим его подлинность и личность отправителя, и Джамия осторожно берёт его. — В последнее время они показывают так много кинохроники, что у меня голова идёт кругом.
— Я время от времени смотрю их, когда мальчики уходят на свою смену в A&P, но эти хроники настолько прилизанные и помпезные, что из них просто невозможно узнать что-нибудь действительно важное.
Криста постукивает по письму, которое она только что передала Джамии, своим накрашенным пальчиком.
— Ты же знаешь, что их подвергают цензуре.
— И всё же. Это очень хорошее.
Пробежав глазами по последнему письму Рэя, Джамия цепляется за отдельные строчки:
«Я никогда не видел такого грязного снега».
«После каждого устроенного их атакой беспорядка они заставляют нас брать с собой металлоискатели, как будто мы ищем монеты на пляже».
«Я скучаю по парням, я так скучаю по тебе…»
И, конечно же: «Не давай Джей читать это, в её положении нельзя нервничать».
Самое худшее, с чем Джамии приходилось сталкиваться в праздники с начала войны, — это несколько пустых стульев за рождественским столом, но она знает, что это не сравнится с тем, через что прошли её мальчики, и всё ещё продолжают проходить каждый день. Она читала обо всём этом в письмах до того, как Фрэнка и Джерарда отправили домой, и в них они немного рассказали ей о тех долгих, холодных, одиноких часах, проведённых в промёрзших насквозь палатках и окопах, прежде чем они вернулись домой и перестали в принципе ей что-либо рассказывать. Но всё же она знает, что, когда они вместе замыкаются в своём маленьком военно-обязанном мирке, их обоих мучают воспоминания об обморожениях, о кровавом снеге, о тени Майки в военной форме, которая никогда не заменит его и не споёт больше рождественский хит Бинга Кросби вместе с ними. Их мучают воспоминания обо всём, о чём написал в своём письме Рэй, и даже больше, так что, может быть, ей просто стоит перестать жаловаться. Она всё знает, понимает, и они — тоже, и этого должно быть достаточно.
Иногда Джамия чувствует себя настоящей эгоистичной стервой. Но, эй, беременным женщинам же можно быть эгоистичными раз в пятилетку, верно? Она никогда не была терпеливой, а сейчас и подавно постоянно находится на грани.
— Можно подумать, что они прекратили бы воевать из-за дня рождения Христа, — внезапно произносит Криста, её глаза влажно блестят за изящной оправой, а голос дрожит. Джамия хочет встать, чтобы обнять свою подругу, но она всё ещё не находит в себе достаточно сил, чтобы оторваться от этого проклятого дивана, поэтому она решает протянуть ей свою руку и перехватить её маленькую ладонь, слегка сжав в своей. — Знаешь, они ведь так и делали во время Первой мировой.
— Я знаю, — успокаивающе говорит Джамия. — Твой дядя Руди снова рассказал эту историю за ужином.
— Ох, точно. — Криста забирает письмо Рэя и оглаживает его пальцами, как свой платок. — Я так боюсь за него, Джамия. Он там совсем один, посреди всего этого снега.
У них случались подобные разговоры постоянно до того, как Джерард или Фрэнк вернулись домой, до того, как Майки умер, и Джамия чувствует горький привкус вины на языке. Она вернула своих мальчиков, в то время как у Кристы остались лишь несколько писем, которые были очень редкими, да старый носовой платок. Джамия знает, каково это, и всё же она слишком погрязла в жалости к себе.
— Я знаю.
— Говорят, тысячи американцев уже погибли там.
— Знаю.
Криста болезненно сжимает руку Джамии.
— Ты такая счастливая, знаешь. У тебя теперь два мужа, и оба они с тобой рядом, в безопасности.
— Я знаю, чёрт возьми, знаю!
Джамия вскакивает с дивана, и уже через минуту Криста обнимает её своими руками за шею.
— Ох, Джам, прости меня, я ведь знаю, что у вас тоже не всё гладко.
Она вздыхает и гладит Кристу по спине, пытаясь дать ей хоть малую толику комфорта, которого она заслуживает, комфорта, который они дарили друг другу, когда Джамия ещё была с ней в одной лодке.
— Тебе не за что извиняться, милая. Мне просто нужно перестать хандрить и быть более терпеливой с ними, вот и всё.
— Нет, — Криста мило фыркает и слегка отстраняется, перемещая руки на бёдра Джамии. От этого прикосновения в её груди снова просыпается тоскливая боль, которая совершенно не помогает ей справиться с чувством вины. — Эти праздники всё равно омрачены войной, так что тебе позволено хандрить сколько угодно.
Джамия ловит себя на том, что улыбается, несмотря на то, что два её мужа оставили её в таком же состоянии, в каком она была, когда Дядя Сэм всё ещё держал их под своим каблуком, и несмотря на тот факт, что муж Кристы может вообще не вернуться домой.
— Они должны награждать орденами Почёта нас за то, что мы все — солдатские жёны.
Криста возвращает ей улыбку и наклоняется, чтобы поцеловать напудренную щёку Джамии. В её груди отзывается болью и это.
— Ты пыталась поговорить с ними?
На кухне разбивается стакан, а те немногие, кто остался на рождественской вечеринке, приглушённо смеются. Джамия ждёт, пока всё утихнет, прежде чем ответить, потому что то, что Кристу не смущает её необычное семейное положение, до сих пор удивляет её. Например, её собственная мать всё ещё уверена в том, что она не родит до весны.
— Это бесполезно, — в конце концов говорит она. Комок разочарования поднимается в её горле и вырывается словами сквозь с силой сжатые зубы, прежде чем она успевает его остановить. — Знаешь, ведь раньше они делились со мной всем. А теперь мне остаётся только гадать, почему на днях Фрэнк пришёл домой с разбитым ко всем чертям носом, потому что мне никто ничего не расскажет. — Она гулко втягивает воздух, когда Джуниор снова начинает бушевать. — Нет, я просто должна быть терпеливой, как я уже и говорила.
Криста бросает на неё сочувствующий взгляд, кончиками своих пальцев с идеальным маникюром она утешительно поглаживает больные бёдра Джамии через ткань ужасного платья, которое ей пришлось надеть сегодня, но прежде чем она успевает что-то сказать, с языка Джамии срывается ещё больше бессмысленных жалоб. Она просто не может остановиться, понимаете? Доктор не сказал ей, что одним из симптомов беременности является отсутствие чёртова замка на её большом рту.
— Я бы очень хотела, чтобы я могла сделать хоть что-нибудь для них, понимаешь? Я собирала бомбы, чёрт возьми. Я способна на большее, чем просто сидеть наседкой дома в ожидании, когда мои мужья придут домой, вернутся ко мне. Я не создана для роли послушной домохозяйки, Крис, ты же знаешь.
Криста убирает руки с бёдер Джамии, и на её щеках появляется румянец.
— Я знаю кое-что, что ты можешь сделать для них. То, что всегда работало для нас с Рэем.
Джамия уже собирается спросить, что же это, когда Криста смотрит на неё так, что ответ становится очевидным, и от одной догадки внизу её живота всё сжимает сладкой фантомной судорогой, которая заставляет Джамию переместить свой вес на ноги.
— Джамия, дорогая, ты поставила ту пластинку? — доносится с кухни голос её матери.
— Я просто предложила, — говорит Криста, затихая. — Поверь, это хороший способ заставить их почувствовать себя лучше. И тебе, кстати, тоже будет полезно.
— Я… — Джамия раскрывает рот от удивления, и ребёнок снова даёт о себе знать, начиная бой, по всей видимости, с её селезёнкой. Она нетерпеливо тычет костяшками пальцев в это место, чтобы приструнить хулигана хоть ненадолго. — Но я же размером с дом!
Глаза её подруги загораются так, как Джамия не видела уже очень давно, а может быть, и никогда раньше, и она говорит с некоторым восторженным воодушевлением:
— На твоём сроке это безопасно, ты же знаешь. Я читала об этом в журнале.
Джамии нечего на это ответить. Ведь перед ней сейчас стоит та самая Криста, которая никогда и члена-то не видела до встречи с Рэем Торо, и предлагает ей заняться сексом, чтобы решить свои семейные проблемы! Идея не так уж плоха, признаётся самой себе Джамия. Это, конечно, будет гораздо лучше, чем пикантные фотографии или пропитанные духами письма. Более того, она не может вспомнить, когда Фрэнк или Джерард в последний раз прикасались к ней определённым образом, так что, возможно, то, что им всем действительно нужно, так это хороший перепих. Когда они втроём после свадьбы не могли отлипнуть друг от друга и оприходовали все комнаты в их общем доме, это явно пошло им тогда на пользу.
К тому же, не может же секс всё ещё больше усложнить, ведь так?
— Знаешь что? — после долгих раздумий заявляет Джамия, ведь заразительное волнение Кристы заставило и её сердце до странного неровно биться в груди. — Ты права. Я найду этих двоих и заберу их домой.
Затем она спешит покинуть гостиную так быстро, насколько только могут позволить её уставшие ноги, пока Криста вслед говорит ей, всё ещё немного хрипло:
— Только убедись, чтобы они не остались перед тобой в долгу!