Духом и Сталью: Сильнее тебя

— Бесы бы побрали Марику с её переборчивостью в еде, — проворчала Сильвия, ползая на карачках в поисках травок, нужных Селиме для блюда, которое она хотела приготовить взбалмошной дворянке, — курва упрямая, скорее себя голодом заморит, чем начнёт есть то, что едят другие! — Ну, она ведь согласилась варить кашу для остальных, — неловко оправдала девушку далканка, рыская рядом с охотницей. — После того, как я ей сказала, что палец о палец не ударю, пока она не займётся делом. Не надо ей потакать, Селима, она и без того балованная. Только и делает, что жалуется на больную руку, хотя там всё зажило ещё пару дней назад, и вообще, если бы не она, мы бы не оказались тут.       За разнесённый в хлам полевой лазарет четверо девушек отрабатывали по лагерю, готовя на всю ораву, и занимаясь тем, чем по мнению Огинь, воины заниматься были не должны. Едва речь заходила о том, чтобы хорошенько потрудиться, Марика начинала жаловаться на боли в руке. Агидель метко заметила, что рука у блондинки болит исключительно в эти мгновения, но если речь заходила о собственных тренировках дворянки, у той всё тотчас проходило. Капрал и десятник чуть было не сцепились этим утром, и лишь вмешательство Селимы с предложением вкусного блюда, убедило Огинь потрудиться на благо остальных и приготовить кашу.       Охотница, не стесняясь в выражениях, отругала обеих девушек, поразив как Марику, так и Агидель, что те забыли о вражде меж собой и подорвались работать. Но дочери леса решительно не нравилось отношение магнатки к происходящему. Беловласая не чувствовала за собой никакой вины, её не признавала, и всячески пользовалась тем, что Селима как раз таки корила собственное поведение в прошлом. Если бы Огинь хоть по-человечески относилась к далканке, её б ещё можно было понять, но Марика делала вид, что ещё не до конца решила — прощать ли ей дочь гор. Кареглазая готова была исполнить любую мелочь по прихоти дворянки, вот только Сильвия после памятного сражения с захватом флага взялась опекать Селиму, и когда Огинь начинала наглеть, всегда вмешивалась. К сожалению охотницы, сегодня она спохватилась слишком поздно. — Я только хочу, чтобы Марика была довольна… Извини, что втянула тебя в это, — тихо пробормотала дочь гор, скрывая взгляд за спавшими на лицо волосами. — Селима, я сама согласилась тебе помогать, — весомо заметила Сильвия. — Но зачем? — немного опешила чернявая, смахнув в сторону прядь и глянув на соратницу. — Для начала мы так быстрее управимся, и я хотела, чтобы эти двое поработали вместе. В сражении они могут быть командой, но едва заходит речь про что-то иное — у одной тысяча идей, как улучшить то, что улучшать не надо, а у другой тысяча идей как улизнуть куда подальше. Я понимаю, друзьями они вряд ли станут, но учиться разговаривать меж собой им надо. Ну, и в завершении, если Марика начнёт воротить нос от нашего блюда, Фрая свидетель, я возьму плошку и вывалю ей всё на голову. Достала!       Чернявая быстро хохотнула, представив себе это зрелище. Она поняла и приняла привычку Огинь тщательно подходить к выбору пищи, но порой, казалось, что дворянке просто нравилось слегка издеваться над их потугами. Тут же вспомнилось как сама Селима из-за этого бесилась, когда блондинка подтрунивала над Сильвией из-за её рильков. И до чего это тогда довело далканку? — Знаешь, Сильвия, — быстро улыбнулась дочь гор, — а ты сильно изменилась. Увереннее стала, даже Марики не боишься, когда она злиться начинает. Я вот не могу представить, что поступила бы как ты, если ей еда не понравится… Да что там еда, я ей иногда и возразить боюсь. — Потому что ты её любишь, — наставительно заметила охотница, — но как я тебе уже раньше сказала, не надо позволять ей садиться на плечи. Вообще, Селима, в моём понимании любовь — это ещё и забота о человеке, даже если сам он этой заботе противится. Тебе нужно не потакать интересам Марики, а следить за тем, что ей нужно… Сама ведь знаешь, если она будет плохо питаться, ничем хорошим это не кончится, — вздохнула Сильвия. — Но мне боязно, она так порой смотрит… — А ты возьми и посмотри в ответ, можешь даже ногой топнуть, — хмыкнула дочь леса, поражаясь сама себе. Про уверенность далканка попала точно в мишень.       Стоило Сильвии разок покомандовать Марикой и Агидель в шатре, как она с удивлением обнаружила, что имеет на них немалое влияние, и, в общем-то, это благодаря ей с работами по лагерю не возникало больших проблем. Девушка умела организовать процесс. Она усмехалась — оказалось, что заниматься подобным, это как хлопотать по дому. Только тут дом был в разы больше, и приходилось трудиться на благо двухсот с лишним человек. — Раньше бы я так и сделала, — немного понуро откликнулась Селима, — но я всё ещё чувствую вину… — кареглазая осеклась, будто хотела добавить что-то ещё, а потом передумала, украдкой глянув на дочь леса. — А вот это ты брось, — почти приказала Сильвия, — свою вину ты уже не раз искупила, а кому-то с белёсыми волосами надо бы прекратить себя вести как распоследней курве. — Она не любит признавать своих ошибок, — чуть улыбнулась дочь гор. — Агидель тоже не любит своих ошибок признавать… Ох уж мне этот гонор благородных домов Остерна, — покачала головой охотница, оглядев небольшую корзинку, куда они складывали травы. — Собрали вроде, так, что там у нас дальше? — Ты только не ругайся, я сама, наверное, достану, если что, — отвела глаза далканка. — Селима, что ещё? — настойчивее потребовала ответа дочь леса, прищурив глаза. — Мёд нужен, — разом сжалась чернявая, зажмурившись, дабы не видеть реакцию русоволосой. — От лерва б… — одёрнула себя Сильвия, глубоко вздыхая, и успокаиваясь, — Селима, ты не могла выбрать что-то попроще? — Ну я тут недалеко от лагеря видела дупло с пчёлами, когда… гуляла, до того как с Марикой снова начать общаться. Это недалеко, ты не беспокойся, я залезу и достану, — слегка пожала плечами кареглазая, уставившись в землю. — Пошли, раз недалеко, — слегка проворчала охотница, в сердцах ругая, внезапно, именно Марику.       Дождавшись пока чернявая пройдёт вперёд, Сильвия задумчиво взглянула вслед девушке. Странные и не совсем понятные у них складывались взаимоотношения. После разноса от Марики, Селима старалась держаться рядом с охотницей, а та и не возражала, наоборот, поддерживала и оберегала девушку, постоянно внушая, что пора обрести себя прежнюю. Она ведь видела как далканка преобразилась на время битвы. Как-то в разговоре с Агидель, рыжеволосая заметила, что тихая и спокойная Селима ей нравится больше. Нельзя было сказать, что она совсем не права, но дочь леса, видела как тяжело кареглазой приходится в подобном состоянии. По сути — бледная тень прежде взбалмошной далканки. Сильвия считала, что это не правильно. Она уже не раз высказывала Марике, чтобы та начала нормально общаться с чернявой, на что Огинь или огрызалась, или заявляла, что время ещё не пришло. Было ясно одно — девушкам стоит поговорить, желательно вдали от всех.       Но возможности с этим проклятым наказанием пока не представлялось, они безвылазно сидели в лагере, а под вечер валились с ног от усталости. Нужно было что-то придумать, но что? Сильвию начинала раздражать сложившаяся ситуация — отношения с Агеллон вновь замедлились, хотя, казалось бы — ещё немного и вот оно. Но нет. Едва закончив разбираться с Огинь, Сильвия теперь помогала Селиме. Ей было не в тягость, но на себя вновь не оставалось времени. И откуда взялось это желание помогать кареглазой девушке даже в ущерб себе самой?       Всё больше рассуждая о том, чтобы изменить положение дел, охотница не заметила, как они добрались до нужного места. Внимание привлёк тихий низкий гул сверху, и девушка задрала голову, разглядев, где находится дупло. Высоко. Как назло, ствол дерева не располагал к тому, чтобы по нему можно было нормально подняться. Стоявшая рядом Селима задумчиво почесала подбородок. — И как ты собралась туда залезть? — немного скептично спросила охотница. — Я думаю, — нахмурилась далканка, — у нас на родине они обычно селятся среди скал, по уступам добраться легче… А может… ну, Агидель позвать? Она ж хорошо по деревьям лазает. — Не надо, — слегка обречённо вздохнула Сильвия, вдруг начиная сбрасывать с формы портупею, — свою тоже сюда давай, — кивнула девушке дочь леса. — Зачем? — опешила Селима, но послушалась. — Увидишь, — дождавшись, когда ей отдадут надёжные кожаные ремни, русоволосая принялась связывать их меж собой, — запали пока огонь, нужно пчёл дымом отогнать.       Закончив все приготовления, дочь леса закинула лезиво из ремней на ствол дерева, взяла у далканки дублет, обматывая им голову, подхватила чадящий факел из костерка и довольно ловко принялась карабкаться вверх по стволу. Далканка так и рот открыла от удивления, она даже представить себе не могла, что Сильвия умеет так. А охотница, добравшись до цели, довольно ловко принялась добывать мёд. Не церемонясь, она подхватила несколько сот, крикнув, чтобы Селима внизу ловила, благо им не требовалось много, но охотница, раз уж дорвалась до очередной добычи, желала получить как можно больше с промысла. Первым сигналом, что пора и честь знать, стал болезненный укус в руку. Охотница продолжила. Последовал второй, Сильвия поморщилась, но продолжила, когда случился третий. Почти в одно и то же место оказалось больновато, и русоволосая, сбросив последнюю добычу, поспешно заскользила вниз по стволу дерева. Едва встав на ноги, она отвязала ремни и громко скомандовала: — А теперь быстро отсюда! — и вместе с далканкой ломанулась через лес, стараясь убраться как можно дальше от потревоженных и сердитых пчёл.       Оказавшись на безопасном расстоянии, девушки перевели дыхание, осматривая всё, что им удалось раздобыть. — Это даже как-то много, — покачала головой далканка, — на блюдо бы и меньше хватило. Что с остальным делать будем? — На, — Сильвия разломила несколько сот, истекающих мёдом, вручила лакомство девушке и сама тут же припала к угощению, с удовольствием втягивая нектар. — Ммм, — дочь гор даже глаза прикрыла, — вкусно как! Обожаю! — У нас в Литау есть традиция, когда получаешь свою добычу, нужно сразу же обязательно или выпить кровь зверя, или что-то съесть прямо сырым, — рассказала охотница, слегка улыбаясь, — согласись, если дело касается мёда, это гораздо приятнее. — Вот уж точно, — хохотнула Селима, — у нас тоже традиция есть, но это перед битвой. Глотают небольшой камушек, обязательно чтобы с Далкан. — Инги говорила, многие из имперцев вообще перед боем из больших медных чаш пьют волчью кровь, так, вроде бы, обретают силу и ярость зверя. — Брр, — передёрнула плечами Селима, — уж лучше камень. Он хоть на вкус никакой, да и проглотишь, не заметишь… — Ладно, пойдем, что ли к нашим? Надеюсь, они там друг друга ещё не переубивали, — слегка погрустнела Сильвия, подумав про Агидель и Марику, и покачала ужаленной рукой из стороны в сторону. — Постой! — как-то даже слишком рьяно воскликнула далканка и сразу, словно устыдившись таких эмоций, указала взглядом на руку охотницы, произнося тише, — позволишь?       Русоволосая удивилась, но виду не подала, протягивая ладонь. Селима быстро осмотрела укусы и, ничего не говоря, ловко вытащила из маленьких ранок жала. Подхватив с пояса свою флягу, она смочила руку девушки водой, покопалась в поясной котомке, достала какую-то неизвестную Сильвии сушёную травку и втёрла на тыльную сторону ладони. Горевшая от раздражения рука тут же стала успокаиваться. — Спасибо, — поблагодарила дочь леса. — Нет, это тебе спасибо, — отчаянно помотала головой из стороны в сторону далканка, поднимая на русоволосую слегка искрящийся от слёз взгляд, — и ещё раз прости меня, что была такой суртой. Я заблуждалась в тебе, Сильвия из Литау, ты совсем не такая, как я думала. Все эти дни ты пытаешься мне помочь и… знай, я перед тобой в долгу!       Чернявая, быстро выпалив всё на одном дыхании, поспешно развернулась, словно устыдилась порыва, и первой зашагала обратно к лагерю. Охотница поражённо смотрела девушке в след. Кажется, у неё сейчас появилась ещё одна подруга.

***

      Подходя к полевой кухне, ещё издали можно было разобрать голоса Агеллон и Огинь, те, по уже сложившейся традиции, пререкались с большим воодушевлением. Причиной, как и всегда, служило различие взглядов на то, как должно быть всё устроено. Марика упирала, что нужно было сделать иначе, Агидель парировала, что раз дворянка такая умная, то ей нужно было становиться капралом и делать, как она считает нужным. Беловласая не сдавалась: — Вот поверь, настанет тот день, когда я буду старше тебя и первым же делом разнесу на клочки все твои идеи! — С таким поведением и постоянными выговорами я к тому времени уже состарюсь и уволюсь со службы! — хохотнула рыжеволосая, смотря на Марику, стоявшую по другую сторону бурлящего котла. — Пфф, Агеллон, тебя прибьют в первом же бою, но я, так и быть, даже пророню скупую слезу в твою честь, — закатила глаза беловласая, делая вид, что так всё и будет. — Самоуверенная зарвавшаяся ты курва! — Фи, как грубо, но что ещё ожидать от такой дуры как ты? — картинно приложила ладонь к щеке Огинь. — Я хотя бы не строю из себя самовлюблённую принцессу! — продолжала заводиться капрал. — Да уж куда тебе с твоим скудоумием… — издевалась зеленоглазая, вальяжно махнув рукой на Агеллон. — Лучше скудоумие, чем неспособность хоть к кому-то чувствовать подобие любви! — рявкнула Агеллон и поняла, что перегнула палку, потому как Марика резко замерла и нехорошо прищурилась, — ладно, извини, это было слишком.       Блондинка погрузила длинную поварёшку на дно котла, помешивая кашу, и опустила голову, ничего не говоря. Капрал, вздохнув, принялась просить прощения, что она не хотела обижать девушку, не замечая, как ехидная улыбка расплывается на губах беловласой. Та как-то грустно вздохнула, сделала безразличное выражение лица, поднимая взгляд, и произнесла: — Агидель… — А? — с тревогой капрал взглянула в зелёные глаза. — Кашу на! — подцепив плошкой пищу, Марика словно из катапульты запустила едой в Агеллон, успевшую пригнуться в последний миг. — Ах вы лярвы драные! — раздался сбоку негодующий вопль Сильвии, как раз вернувшейся вместе с Селимой. — Зачем еду переводите?! Я вас сейчас сама высеку, курвы такие!       Огинь и Агеллон одновременно обернулись на девушку, слегка дрогнув, и тут же указали друг на друга, сообщая, что виновата «она». Но охотнице было откровенно плевать, кто там первый начал, её это так достало, что дочь леса, опустив припасы для кушанья на землю, подхватила лежавшую недалеко подпорку для вертела, и грозно двинулась вперёд. — Делаем ноги, — шепнула капрал своей недавней сопернице. — А вот тут соглашусь, тикаем! — кивнула Марика, вместе с капралом бросившись врассыпную от котла. — И только посмейте вернуться! — грозно пообещала Сильвия, погрозив палкой, приближаясь к готовившейся пище, и проверяя содержимое, — ладно хоть не спалили как обычно.       Селима, зажмурив глаза, заливалась искренним смехом. После того как она поблагодарила дочь леса, ей стало гораздо лучше, да и уж больно забавен был вид обычно грозной и холодной Огинь, удирающей словно неудачливый воришка. В этот миг она действительно была склонна верить охотнице, что не стоит так зажиматься в присутствии Марики. Уверенность в собственных силах возвращалась к дочери гор, заставляя вспомнить, кем она является. Какой бы там ни была магнатка, у Селимы тоже было своё тайное оружие. Мысли в голове принимали удивительно простой ход — после всего случившегося меж девушками так и не было близости, и далканка, страдавшая от подобного, осознала, что Огинь тоже изводилась. Она ведь не бросила Селиму. На губах обозначилась коварная улыбка. — Настанет день, и я в самом деле отлуплю их обеих, — покачала головой Сильвия, возвращаясь к своей напарнице, и не могла не заметить преображение девушки, — смотрю, тебе понравилось? — Осознала кое-что, — лукаво блеснула глазами чернявая, — давай готовить наше блюдо? — Давай, — согласилась охотница, радуясь этим изменениям Селимы, — только ты руководи, я понятия не имею, как правильно.       Ей было интересно наблюдать за далканкой. Как та распалялась в бою, так же и готовила. Она забывала обо всём, отдавая себя делу. Сама Сильвия наоборот сосредотачивалась, стараясь ничего не забыть и не упустить, но Селиме, кажется, этого не требовалось. Девушка вдохновенно управлялась с ножом, совершенно не глядя, разделяя кусочки мяса и точно отправляя их в плошку, где охотница смешивала приправы. Дочь гор в эти мгновения напевала себе под нос и охотница с любопытством вслушивалась в незнакомые для себя мотивы. У далканцев мелодии были лёгкими и весёлыми, в отличие от жителей Литау, предпочитающих медленные, порой, заунывные песни. — Больше трав добавляй, — второй раз наставительно заметила дочь гор, — что ты их жалеешь? Для чего собирали? Не бойся. У вас блюда тоже неплохие, взять твои рильки… Ну, добавь ты к ним пару-тройку специй, ещё лучше будут. А так всё время немного пресноватым кажется. — А сам вкус основного составляющего не потеряется? — немного запережевала Сильвия. — Он должен не потеряться, а новыми красками заиграть. У нас вообще блюдо есть, там двадцать одна специя идёт, — важно произнесла кареглазая девушка, — эх, вот бы хорошо потом к нам приехать послужить, я б вам показала. Теперь берись за мёд, его отдельно готовить будем.       Охотница немного беспокойно осмотрелась по сторонам, следя за тем, чтобы никто не видел, как они тут собираются себя побаловать прекрасным кушаньем. Один несомненный положительный момент от работы по лагерю имелся — девушки в кругу своей четвёрки, имея лучший доступ к ингредиентам, могли позволить и лучшую трапезу. Агеллон поначалу ворчала, что это несправедливо и разделяет дух войска, но Марика и Селима сразу заявили ей — мол, раз так хочешь, ешь со всеми из одного котелка. Капрал поворчала для приличия, но согласилась с доводами соратниц. Впрочем, под руководством дочери леса и пищу на всех остальных стали готовить не в пример лучше. Сильвия поражалась, как безалаберно её соратники относились к трапезе, хотя многие всегда говорили — лишь бы горячее, да и ладно. В такие мгновения охотнице так и хотелось приготовить кашу, как обычно, по старому рецепту и посмотреть, что кадеты скажут тогда. — Эй, эй! Стой, куда ты?! — далканка ловко перехватила руку охотницы, когда та вознамерилась добавить побольше мёда, — а вот это лишнее будет. Он точно перебьёт вкус.       Забрав у девушки соты, она разломила их пополам и ровно так же, как совсем недавно дочь леса, угостила Сильвию, не забыв и про себя. Поставив пищу готовиться на небольшой огонёк, они вдвоём уселись под сенью небольшого навеса, гадая, куда сбежали Марика и Агидель. Заметь кто тех, праздно шатающимися без дела, влетело бы ещё сильнее, и русоволосая начинала всерьёз беспокоиться. Но вскоре услышала, как чуть сбоку, среди рядов палаток кто-то крадётся. Прекрасно различая звук шагов, зная, кому принадлежит походка, она слегка обернулась и позвала: — Агидель! Хватит там сопеть, иди сюда.       Капрал немного стыдливо выбралась из-за укрытий, приближаясь к соратницам, искренне собираясь извиниться за то, что они опять повздорили с Огинь и вели себя неподобающе, но тут взгляд её упёрся в корзинку, где всё ещё оставались медовые соты. Слабость к сладости тут же затмила всё остальное, и рыжеволосая мгновенно оказалась рядом, указывая на угощение: — Где вы его взяли? — Сильвия на дерево залезла и стащила у пчёл, — быстро рассказала Селима, даже как-то гордо глянув на охотницу. — Правда?! — ахнула капрал и тут же зажала себе рот ладонью, — в смысле, вот это да! — Вот после этого я ещё подумаю, а заслуживаешь ли ты лакомство, — мастерски нахмурилась дочь леса, — вообще-то, я много лет прожила в лесу, и уж не думаешь ли ты, что я не научилась добывать мёд диких пчёл? — сделав обиженный вид, Сильвия посмотрела на Агеллон. — А… я… — мельтеша глазами, и не зная, что сказать, попыталась оправдаться девушка. — Оно и заметно, сама дикая и злая как пчела! — ухмыляясь, Огинь совершенно спокойно подходила с противоположной стороны. — Уж кто бы говорил, — вскинув голову, Сильвия быстро перебросила косу с одного плеча на другое, — ладно, идите сюда обе, налетайте.       Соратниц не пришлось упрашивать дважды, но когда Марика потянулась за следующей порцией, а капрал хотела было спросить, можно ли взять ещё, по руке Огинь раздался предостерегающий шлепок ладонью от Селимы. Все с изумлением уставились на далканку, и лишь охотница чуть улыбнулась. — А не слипнется? — прищурила карие глаза дочь гор, — дождитесь главного блюда, мы для кого с Сильвией готовили? Её три пчелы ужалило, пока она мёд собирала. — Очень больно? — спохватилась Агеллон, обращая внимание на слегка раздутую руку Сильвии. — Ерунда, Селима вытащила жала и обработала укусы, — только отмахнулась русоволосая, в то время как Марика с Агидель недоверчиво переглянусь меж собой, пытаясь понять, не послышалось ли им. — Доставайте свои плошки, у нас всё почти готово, — словно не замечая ничего вокруг, далканка деловито поднялась с места и отправилась к костерку, где готовилось кушанье, ловко убирая посуду с огня.       Дочери гор было сложно вести себя так, в мыслях она, ликуя от того, что решилась на небольшую дерзость по отношению к Огинь, переживала, придётся ли еда по вкусу девушке. Что та скажет? Как отреагирует? Не смотря на решение вернуть себя прежнюю, Селима всё ещё переживала. Выкладывая в подставленные миски кусочки мяса, сдобренные медовым соусом, девушка незаметно для всех увеличила порцию дворянки, слегка обделив себя. — Пожалуй, ради таких пиршеств, я подумаю над тем, чтобы почаще оказываться с вами на работе по лагерю, — заявила беловласая, водя носом над блюдом, чувствуя незнакомый, но приятный аромат. — Марика! — возопили все трое, укоризненно посмотрев на Огинь, но та осталась равнодушной, быстро подцепляя ложкой исходящий паром кусочек. — Прежде чем приступить к трапезе, люди желают друг другу насладиться пищей. Неплохо бы и богов поблагодарить за угощение, ниспосланное нам, — пристально глядя на магнатку, заметила Сильвия. — Да, что-то такое припоминаю, обычно это делала прислуга в моём замке, — быстро хихикнула Марика, не сводя хитрого взгляда с русоволосой. — Неисправима, — пробурчала себе под нос Агеллон, но посмотрев на других девушек, вежливо склонила голову и произнесла полагающиеся слова.       Сильвия и Селима ответили ей тем же, а дочь гор, немного поколебавшись, быстро глянула на Огинь и всё же пожелала и ей приятного аппетита. Беловласая подняла взгляд и сожмурила веки, дав понять, что услышала. Может и ответила бы, но едва могла оторваться от кушанья. Никогда прежде ей не доводилось пробовать столь восхитительного блюда. Дочь гор превзошла даже своё прошлое. Марика молчала, а вот троица на все лады принялась переговариваться меж собой. Видя как тепло общаются меж собой Селима и Сильвия, дворянка ощутила даже что-то вроде укола ревности, едва не возмутившись этому. Впрочем, был у неё при себе один козырь. — Это потрясающе! — сметя всё подчистую, облизав ложку, первой закончила трапезу Агидель, — восхитительно! — Правда понравилось? — оживилась далканка. — Ещё как! Может, завтра повторим? Я могла бы тоже на дерево забраться. — Боюсь, пчёлы не оценят такого рвения, — хихикнула Сильвия, — закусают-закусают! — отставив свою пустую плошку, девушка, раззадорившись, принялась шуточно жалить-щекотать Агидель. — А можно без упоминаний этих насекомых и всего прочего? Я ем, — немного хмуро заметила Огинь, демонстративно растягивая удовольствие от трапезы. — Простите, Ваше Высочество! — в шутку откликнулась капрал. — Ничего, дозволяю, — вальяжно махнула рукой Марика, возвращаясь к трапезе. Сказано было таким тоном, что все остальные замолчали.       Агеллон чуть опустила голову, широко раздувая ноздри, и ощутила, что Сильвия аккуратно взяла её ладонь в свою, переплетая пальцы, а потом слегка сжала. Гнев рыжеволосой тут же схлынул, особенно когда русоволосая протянула ей ещё соты с мёдом. — Было вкусно. Очень. Благодарю, — немного сухо проговорила блондинка, отставляя от себя плошку, — ладно, я пошла. — Куда?! — обалдела Агидель, глянув на блондинку едва ли не круглыми от удивления глазами. — На тренировку. Твоя богоявленная дер Кин разрешила мне вернуться к практикам. Пока ты там таилась по кустам, я сходила к старшей и испросила дозволения. Кстати, раз уж ты за ней вечно плетёшься как хвост сурты, попросила бы, чтобы нас вернули в строй? Судя по всему, о ужас, без нас всё пошло совсем паршиво. Без нас, Агеллон! Хотя большая заслуг всё равно моя… — А нам тут возиться с кашей и остальным? Не много ли чести?! Ты в край окутасилась?! — Я лишь спросила, и мне ответили… — хмыкнула Марика, посмотрев на девушку надменным взглядом, частенько проявлявшимся лишь в самом начале их знакомства. — Когда ты перестанешь действовать вопреки всем разумным пределам?! — всё же завелась капрал. — Всё делаешь, лишь бы не исполнять свои обязанности! — Это я-то не исполняю? — рыкнула беловласая, — а что ты делаешь, позволь спросить? Только и ноешь, да блещешь ненужными идеями, хотя просто работать в соответствии со званием не в состоянии. — Ну уж не кидаюсь кашей, когда перед тобой извиняются! Ты в меня чуть не попала! — Хотела бы, попала, — уверенно ухмыльнулась Марика, — бывайте. Свидимся ещё.       Марика неспешно зашагала прочь, в то время пока капрал продолжала бессильно сжимать кулаки. Внутри бурлила ярость и… Разочарование. Досада на саму себя. Почему Огинь вот так запросто могла взять и обратиться к наставнице, а она даже не подумала об этом? Рыжеволосая осела на землю, схватившись за голову, потянув себя за недлинные пряди. Не меньшее опустошение испытала Селима. Хладнокровный ответ Марики, вроде бы приятный, уязвил её в самое сердце. Девушка уже пожалела, что осмелилась ударить блондинку по руке, но вдруг, как и все прошлые дни, на помощь пришла охотница. — Иди за ней, — выразительно мотнув головой в след Огинь, почти беззвучно прошептала Сильвия.       Дочь гор сделала большие глаза и улизнула следом за Марикой, вознамерившись догнать ту, пусть бы это и стоило ей нового наказания. Сердце бешено колотилось о клетку рёбер. Далканка ничего не понимала. Прежде беловласая тренировалась лишь с раннего утра и поздно вечером, но что изменилось сейчас? Чернявая вознамерилась выяснить всё! Приходилось бежать тихо, пока девушка не увидела впереди силуэт Огинь. Селима, резко замерев, присела за ближайшей палаткой, глядя на то, как беловласая уходит в лес, где находилась коновязь. Немного подождав, кареглазая припустила следом, сгибаясь так, что ныли кости.       Едва достигнув ближайшего дерева, дочь гор распласталась за его корнями, глядя на то, как удаляется Марика. Позабыв про страхи, девушка принялась короткими перебежками, от одного ствола к другому сокращать дистанцию. И тут её постигло величайшее разочарование. Сержант! Тот долго разговаривал с Марикой, но слов дочь гор услышать не могла. Они стояли у коновязи, а потом разошлись. Горлопан с пустыми вёдрами отправился к реке, а Огинь, найдя свою кобылку, принялась ласково разговаривать с ней.       В иные мгновения Селима бы сочла это трогательным, памятуя о том, как дворянка любила животных, но чем дольше она оставалась на месте, тем меньше у далканки было времени до того, как вернётся сержант. Возник соблазн показаться сейчас. Кареглазая закусила губу. Не выйдет ли так, что Марика отправит её обратно? Селима аккуратно выглянула из-за дерева и увидела, как Огинь, оглядевшись по сторонам, начала седлать лошадь.       Привалившись обратно к коре дерева, дочь гор смежила веки, мысленно отсчитывая минуты до того, как беловласая отправится в дорогу и до того, как вернётся крикун. «Ну же, ну же, ну…» — проговаривала в мыслях Селима, когда услышала лёгкое ржание кобылки и перестук копыт. Наполовину высунувшись из-за дерева, чернявая увидела, как Марика пустила Тьму в лёгкую рысь.       Стремглав бросившись к своему скакуну, дочь гор впопыхах принялась приторачивать седло и сбрую. От волнения тряслись руки, всё шло вкривь и вкось. Кое-как закрепив седло, далканка поставила ногу в стремя и взлетев вверх, едва не кувырнулась. Конь слегка удивлённо покосил на девушку взглядом, но прянул вперёд, едва хозяйка подтолкнула его пятками сапог. Оглянувшись напоследок, Селима с облегчением увидела, что сержант ещё и не думал возвращаться, а спасительная листва и ветви деревьев скрыли её из виду.       Отправившись в направлении, куда уехала блондинка, дочь гор поначалу погнала своего каурого жеребца в галоп, пару раз едва не вывалившись из седла, и лишь когда увидела в отдалении знакомый силуэт, осадила скакуна, начиная таиться, стараясь не упустить из виду девушку. Зеленоглазая направлялась дорогой, какой имели обыкновение отправляться в путь охотничьи команды. Подумав, что сейчас Марика всё равно никуда не свернёт, Селима решила нормально закрепить седло. Затягивая подпруги, далканка размышляла, зачем беловласая вообще уезжает так далеко от лагеря? Шум леса не успокаивал, наоборот, навевал тревогу, вынуждая ошибаться в простых вещах. Раньше чернявой казалось — так Огинь хотела как можно больше отдалиться от лагеря, встречаясь там с Сильвией, но абсурдность этих предположений стала столь очевидна в последнее время, что на душе было тошно. Извинения, принесённые дочерью гор охотнице прилюдно, не так сильно заставили одуматься, как общение с русоволосой девушкой. Унижение и растоптанная гордость были лишь слабым отголоском того, что испытала далканка, получше узнав Сильвию. Высокая русоволосая девушка искренне заботилась, помогала словом и делом, и была невероятно храброй. Такой, какой не была, а лишь хотела казаться Селима.       Сегодня далканка вознамерилась быть на неё похожей. Вспомнив взгляд серо-зелёных глаз, дочь гор аж перетряхнуло. Руки уверенно затянули подпруги, пришла уверенность. «Сегодня я пойду до конца и узнаю всё, чего бы мне это не стоило» — кареглазая лихо запрыгнула в седло, направив скакуна обратно на тропу. Она пронеслась сквозь лес подобно стреле и вылетела на широкое поле. Селима придержала поводья, увидев в отдалении Марику. Слишком много открытого пространства. Но магнатка и не думала оборачиваться. «К Тайрхану всё!» — дочь гор решила, что если Огинь и заметит её, то обратно уже не отправит.       Вперив взор в фигуру перед собой, далканка продолжала слежку и, дождавшись мгновения, когда Огинь скрылась в густом ивняке перед рекой, погнала скакуна следом. Дальше она дороги не представляла, нужно было держаться рядом. Вновь натянув поводья перед рекой, девушка увидела, как магнатка на противоположном берегу забирает по холму в лес. Ткнув пятками жеребца, Селима направила того через реку, не спуская взора с силуэтов.       Марика исчезла в густой сени леса. Дочь гор взлетела вверх по склону, оказавшись в непролазной чаще. Ветви елей то и дело грозились полоснуть по лицу. Продираясь сквозь чащу, стараясь производить меньше шума, Селима всё больше впадала в отчаяние. Она не могла нагнать Огинь, слишком плохо ориентируясь в лесу. Она могла потеряться, и девушке стало неуютно. Она была беспомощна в таких условиях. Начинал обжигать колкими иглами страх. Дочь гор без видимых усилий смогла бы сориентироваться в родных краях или на открытой местности, но тут, среди непролазной чащи… Девушка уже готова была заорать от беспомощности, когда её слуха донёсся уверенный голос Марики: — Селима! Я знаю, что ты здесь!       Сердце ушло в пятки. Заметила! Как?! Да и плевать, пусть бы её отправили обратно в лагерь, но позволили выбраться из тенёт зелёного плена. Дочь гор направила скакуна в сторону, откуда прозвучал голос. Продравшись сквозь заросли, далканка вынеслась на поляну, вскидывая ладонь, чтобы не ослепнуть от ярких лучей солнца, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. Она различила силуэт дворянки, окутанный светом, и опять зажмурилась, заставляя скакуна перейти на малый шаг. — Следить ты не умеешь, — внезапно хохотнула беловласая, — горе далканское, давай уже сюда.       Дождавшись пока чернявая подъедет поближе, Марика изящно соскочила с седла и помогла девушке опуститься на землю, подхватив её за талию и поставив на землю прямо перед собой. Селиме трудно было поднять взгляд на магнатку, но та решительно протянула ладонь, коснувшись пальцами подбородка девушки, а потом притянула к себе, быстро, жарко, поцеловав немного сухие губы далканки. — Зачем ты здесь? — надавила вопросом Огинь. — Я… Марика… Ты… — смешалась дочь гор, — я хотела понять… — Поняла? — хлёстко перебила Марика, — я вот сомневаюсь. — Хотела узнать правду… Хотела узнать о тебе всё, — не смея прекословить взгляду зелёных глаз, выдохнула далканка, — хотела быть как Сильвия, не бояться тебя. — Хах, — прыснула магнатка, прикрывая кулаком рот, — не лучший пример храбрости…       Блондинка задумчиво отвела взгляд, посмотрев в кроны, а затем немного расслабленно вздохнула, вновь посмотрев в глаза Селимы. — Ладно, идём. — Куда? — опешила та. — Туда, — неопределённо мотнула головой Огинь, — коня оставь здесь, пешком быстрее. А насчёт лесной девчушки не переживай. Её трясло тут похлеще тебя.       Далканка сжала губы в узкую полоску, пробираясь следом за Марикой. Не говоря ни слова, девушки медленно шли меж толстых стволов деревьев, спускаясь по оврагу. Селима обратила внимание на длинные, свежие отметины на некоторых стволах и крупные сломанные ветки, валяющиеся сразу под деревьями. Кажется, здесь бывали и те самые вепри, один из которых едва её не растоптал.       Марика всё молчала, и Селима потихоньку начинала злиться, чувствуя эмоции, что раньше заставляли быть её такой суртой. Опять к ней обращались как к малому дитю, опять не спешили сразу открыть правду. Дочь гор послала в затылок Марике обжигающий взгляд, безмолвно желая получить хоть какие-то объяснения. — Я передумала, — остановилась Огинь, обернувшись, — ты не должна видеть раньше времени. Замри. — Мар… — осеклась девушка, когда ей на лицо набросили шейный платок, а потом ловко завязали на глазах, — Марика! — по-детски возмутилась Селима.       Вместо ответа беловласая уверенно взяла её за руку и повела за собой. Раньше они спускались вниз по склону, а теперь резко забирали вверх. Иногда дворянка немного замедлялась, придерживая ветки, чтобы те не хлестнули по лицу кареглазой. Та и так настрадалась, пока ломилась сквозь чащу. На щеке и над левой бровью алели свежие царапины.       Потеряв ненадолго возможность видеть, другие чувства Селимы обострились, заставив кареглазую хорошо ощутить прикосновение рук Марики, её силу и даже дрожь. Дочь гор удивилась, когда поняла, что магнатка, кажется, словно чего-то побаивается. Может даже и глаза завязала из-за небольшого страхом, а не обычного баловства? Неожиданно нахлынуло желание успокоить блондинку, и Селима перехватила руку Марики, сплетая их пальцы, чуть сжав. — Пришли! — оповестила Марика, когда подъём закончился, — не спеши, сейчас сниму, — проговорила дворянка, положив ладони поверх рук далканки, просто собиравшейся сорвать с лица повязку.       Ткань спала с лица дочери гор, и яркий солнечный свет резко ударил в глаза. Чуть привыкнув, часто смаргивая, Селима узрела огромное поле, переливающееся всеми оттенками радуги из-за сплошного ковра цветов. Удивление Селимы было прервано, когда Огинь легко коснулась её оголённой талии, приобняв девушку сзади и запустив руки под свободно болтавшуюся рубаху. Прикосновение тёплой ладони наоборот вызвало волну мурашек. Но приятных. — Вижу, тебе понравилось? — прошептала блондинка, слегка коснувшись уха далканки губами. Она чуть сжала пальцами кожу на талии Селимы, переместив ладони на живот. — Поле и поле… У нас в горах тоже такое есть, — покраснела далканка, пытаясь изобразить на лице равнодушие. — Прямо такое? — сладко спросила Марика и легонько укусила девушку за мочку уха, отчего по телу черноволосой прошла дрожь, едва не заставившая потерять равновесие. — Такое, — тише подтвердила Селима, чуть повернув голову в бок для поцелуя, но Марика легко обошла её, вновь взяв за руку. — Ладно… Тогда пошли дальше. Ты же хотела узнать, где я пропадаю? — хохотнула Огинь, хорошо понимая, что Селима нагло привирает. — Да! Вот именно, — немного обиженно выпалила дочь гор, пряча настоящие чувства под излишней самоуверенностью и раздражением, а у самой едва ноги не тряслись от волнения. Она хотела быть как Сильвия, но была как Сильвия до большого испытания, и это никуда не годилось.       Вдвоём они молча пересекли поле и вскоре оказались на месте, где тренировалась Марика. В центре поляны виднелось тёмное пятно вытоптанной земли, то тут, то там, торчали обломанные толстые ветки и валялись поваленные стволы молодых деревьев. Трава вокруг поляны была не такой длинной, но чем дальше от центра, тем выше она становилась. В некоторых местах поросль прерывалась проплешинами от чего-то, что с большой силой кинули прямо в траву, оставив длинные борозды, уходящие в заросли. — Вот тут я и тренируюсь, — непринуждённо сказала беловласая, чуть пройдя вперёд и быстро развернувшись на одной ноге, остановилась в центре тёмного пятна земли. — Кажется, ты ожидала совсем не этого? Ответь мне, Селима, только честно. Правду. О чём ты думала?       Селима стояла и смотрела на дворянку, не зная что сказать. Она видела, как Марика с головой погрузилась в тренировки, но тупая ревность не позволяла представить подобного. — Я даже не знаю, — изумлённо произнесла дочь гор, тяжело сглотнув, прежде чем поделиться своими переживаниями, — я правда начала думать, что ты и Сильвия… Что вы… — Тише, не волнуйся, — слегка улыбнулась Огинь, подойдя ближе, — я больше ничего не сделаю, говори. — Я ревновала… — едва слышно произнесла Селима, чувствуя, как на глазах едва не навернулись слёзы.       Блондинка наклонилась, ткнувшись лбом в лоб чернявой. Зелёные глаза завораживали, пробираясь в самые потаённые закрома души, запрещая отводить взгляд. Дочь гор только и сумела, что прижать руки к телу, боясь прикоснуться к Огинь, хотя этого хотелось больше всего. — Это чувство… — немного сухо продолжила Марика, слегка ткнув пальцем Селиму в живот чуть ниже пупка и, не отрывая его, провела вверх, остановив точно посередине груди. — Поднимающееся из самых глубин, обжигающее всё нутро и отравляющее организм, заставляя делать глупости. Неужели оно тебе так нравилось? — прошептала Марика, прижимая Селиму к себе. Далканка задрожала, но это точно не был тот же страх, что раньше. Да и страх ли это был — всё перемешалось. Блондинка сместила руки, опустив ладони на талию, прижимая к себе, не давая возможности отступить. — Нет… Оно мне не нравилось… — тихо ответила Селима, осторожно вытянув руки вперёд, обнимая стан беловласой, изо всех сил борясь с желанием прижаться к беловласой как можно сильнее. — Я знаю, — прошептала Огинь, коснувшись носа далканки своим.       Губы блондинки были так близко! Дочь гор хорошо чувствовала дыхание дворянки. Марика нежно провела носом по носу Селимы, коснувшись губами щеки, так же нежно дотронулась своей щекой щеки девушки. Дыхание Огинь чуть сбилось. Девушка спустилась к шее, чувствуя, как пульсирует кожа под ударами сердца, и легко дотронулась губами до неё. — Не нужно утаивать, если переживаешь. И врать не надо… Не ври мне больше… Никогда, — прошептала блондинка чуть дрожащим голосом. — Прости… — одними губами произнесла далканка, подняв карие глаза и смотря в бесконечную зелень глаз Марики, скользнув взором по губам блондинки, тут же почувствовав словно бы разряд молнии, прошедший по телу. Казалось, чем дольше она находилась рядом с Огинь, тем сильнее росло напряжение внутри. — Это ведь легко… — сказала магнатка, чуть отступая от Селимы, не отпуская рук далканки, утягивая следом. — Раньше я злилась на саму себя, показав Сильвии это место первой. Думаю, я переживала не из-за самого поступка, а из-за того, что не сказала о нём тебе. В тот курвин день я хотела и тебе показать, с нетерпением ждала, — с горечью в голосе проговорила дворянка, прервавшись и тяжело вздохнув. — Но случилось, что случилось… Я разозлилась из-за твоего поступка, впала в гнев и потеряла контроль, но я была расстроена… Ужасно расстроена, я так хотела, так ждала вечера в тот день, и когда я пришла на стрельбище и увидела, как ты готова была наброситься на Сильвию… А ещё твои слова… У меня внутри всё рухнуло… Мне казалось, что тысячи и тысячи осколков стекла режут до крови всё внутри, — дрожащим голосом закончила Марика, на мгновение, сжав чуть сильнее ладони дочери гор.       Селима сама чувствовала, как нутро раздирает сонм колючих осколков. Сожаление о поступке нахлынуло так, как никогда раньше. Она увидела настоящую Сильвию. Добрую, искреннюю и заботливую. Чернявая чувствовала себя ужасно, слушая Огинь, ей казалось, будто она собственными руками готова была убить беззащитных птенцов. Жестоко, равнодушно. — Кажется, ты поняла, — сказала Марика, смотря на девушку. Лицо далканки было напряжённым и красным, а взгляд карих глаз снова устремился в землю. — Я… — тихо начала Селима, опасливо, но с долей надежды мельком глянув на блондинку. — Только правду, — улыбнулась Огинь, приложив указательный палец к губам. — Я была драной суртой, — прошептала Селима. — Ещё какой, — хохотнула Марика, тепло улыбнувшись. — Хотя и могла бы рыжей немного влепить. Ей это полезно время от времени, — заметила беловласая, желая чуть расслабить Селиму. — Она бы мне потом влепила, — тихо пробурчала дочь гор, пытаясь оставаться серьёзной и не показать поднявшегося настроения. — Я рада, что ты выучила этот урок, — улыбнулась Марика, отходя и маня за собой. — Что скажешь теперь, когда мы всё выяснили?       Дочь гор сделала пару неуверенных шагов, разглядывая окружающий разор. Отметив, что пострадали не только деревья, но и камни разбросаны по сторонам или вовсе расколоты, а развалины, которые она и не сразу заметила из-за оплетавших их вьюнов, покрылись мелкими сколами у основания, далканка вспомнила о кабанах, успев было подумать, что они приходят зачем-то сюда, но как это могло быть? Да и не творили дикие звери таких разрушений. — Марика… — сглотнула Селима, — тут… Одной… До лагеря далеко, а если что-то случится? Тут может быть небезопасно? — неуверенно произнесла дочь гор, тихонько прикоснувшись к руке блондинки. — Ещё как, — продолжала улыбаться Огинь, — особенно, когда я злюсь и не в настроении. Не стоит приходить сюда в эти мгновения. — Это… Ты всё сделала? — не сразу поверила кареглазая, не понимая, что чувствует — то ли опаску, то ли восхищение, то ли недоверие, — но как?! — Так, — пожала плечами Марика, и сразу же её глаза полыхнули зелёным свечением, что Селима и пикнуть не успела, как блондинка резко подхватила её, затем легко, как пушинку, подбросила и сразу же поймала, вновь поставив на землю. Далканка едва ли успела осознать произошедшее. — Это… Эт-то, — чуть заикаясь, хотела спросить дочь гор, но не могла толком, одновременно испугавшись и восхитившись, — что?       Перед глазами до сих пор были мелькнувшие образы всего поля вокруг, а тело пробивала лёгкая дрожь от ощущения падения. Высоты девушка не боялась, однако не в те случаи, когда не могла ничего контролировать. — Двумя словами не объяснить, — с некоторой грустью покачала головой Марика, — это давно началось, но так ярко проявилось лишь пару месяцев назад. Извини, если опять напугала. Я и сама, порой, боюсь этого, потому что не знаю ровным счётом ничего точно… — Это было неожиданно, — отдышавшись, ошарашено сказала Селима, — расскажи, что знаешь! — воскликнула она, прильнув к Марике и смотря в глаза, немного привстала на мыски. — Тебя надо было немного встряхнуть, а то совсем нос повесила, — произнесла блондинка, подвинувшись ближе к далканке, положив одну руку ей на талию. — Если хочешь знать правду, то пообещай мне…       Марика прервалась, пристально смотря в глаза Селиме. Дочь гор от такой внезапности едва не забыла, как дышать. Опомнившись, она увидела, что магнатка серьёзна, как никогда. Зеленоглазая смотрела совершенно иначе, так, как, похоже, не было ни разу. Возможно, такого взгляда удостаивались единицы из тех, кого знала Марика на протяжении всей своей жизни. Это была надежда. — Что? — шёпотом спросила Селима, хоть, кажется, и понимала всё без слов. — Пообещай, что отныне ты будешь говорить мне только правду. Ничего не скрывать. Чтобы больше не было того, что произошло между нами. Какая бы страшная и неприятная она не была, я думаю, теперь ты и сама понимаешь, что ложь может привести к ужасным последствиям. И я обещаю поступать также.       Селима была рада услышать эти слова. Именно правды она хотела уже давно. Что бы Огинь не скрывала, далканке было важно только одно. То, что давно не давало покоя ей самой — чувства, начавшие зарождаться в лагере, чувства, из-за которых она натворила столько глупостей. Они были взаимны? Кареглазая испугалась, а вдруг её любовь окажется безответна и Марике нет до неё дела? Нет! Огинь просила правды и сама обещала! А вдруг тайны этой девушки со светлыми волосами и такими пронзительными зелёными глазами гораздо страшнее, чем могла предположить Селима? Как быть тогда? От всего сердца дочь гор хотела пообещать себе, что примет всё, что расскажет ей Марика, но страх неизвестности в глубине души никак не хотел исчезать, заставляя сомневаться. — Хорошо, — немного неуверенно ответила Селима. Далканка дрожащей рукой взяла руку блондинки, перекрестив пальцы и чуть сжав. Не смотря на сомнения, Селима хотела поддержать Марику, хотела показать, что не оставит её. Она хотела довериться ей. — Рада этому, спасибо, — быстро улыбнулась беловласая, вздохнула и аккуратно утянула дочь гор на примятую траву, — что ж… Как ты успела заметить, я могу становиться сильнее… Много сильнее. Особенно это проявляется, если я злюсь, но тогда мне труднее себя сдерживать, поэтому я и старалась заниматься здесь. Тот случай в казармах, когда я напала на тебя, он и произошёл из-за такой вот вспышки злости… Я даже не поняла, что творю. И это было не в первый раз… Всех подробностей не помню толком, маленькая была. Тогда я только начинала учиться сражаться на мечах, мне помогал один из моих братьев — Леслав. Из всей моей родни это единственный человек, который меня всегда понимал и поддерживал. Старшие братья — Болеслав и Лех до мозга костей пропитаны идеями и духом дома Огинь. Болеслав словно двойник отца, только моложе, он его прямой наследник и в своё время получит всю власть, а Лех очень удачно женился и, поскольку у того дома нет иных наследников мужского пола, сам станет магнатом. Мы же с Леславом для нашего отца оказались как бельмо на глазу. Во многом это началось из-за взглядов Леслава. Тот не хотел подчиняться, стремился к свободе, и всеми силами пытался вырваться из-под власти отца. Папаша, конечно, не хотел его так просто отпускать, желая, чтобы мой брат приносил пользу дому Огинь, только вот чем больше на Леслава давили, тем больше он сопротивлялся, и я, вольно или невольно, начала разделять его взгляды. Брат был добр ко мне, поддерживал, а настоящих друзей у нас и не было никогда. Даже не знаю, смогла бы я добиться того, чтобы меня отпустили сюда, если бы не пример Леслава, но уж чего я точно не хотела, так это становиться очередной породистой суртой, только и способной, что плодить наследников одному из напыщенных подхалимов, что так и вьются возле моего папаши!       Селима увидела, как Марика дала волю чувствам, заметно озлившись. Но, вместо того, чтобы отдёрнуться, далканка наоборот, подалась вперёд. Девушка тепло обняла беловласую. Огинь, ощутив прикосновение, немного мотнула головой и, сморгнув, едва улыбнулась далканке. Селима начала догадываться о причинах её общения с Сильвией, и теперь-то всё происходящее начинало вставать на свои места.