Духом и Сталью: Сильнее тебя

— С самого детства я привыкла, что всем от меня что-то нужно… Даже когда мы с тобой познакомились, я сразу поняла, какие мысли были в твоей голове. И не возражай, ведь это правда. Я не злюсь на тебя, в моём положении подобное просто неминуемо, — по-настоящему улыбнулась зеленоглазая. — Со временем я обернула это себе на пользу и, скажем так, научилась использовать тех, кто хотел использовать меня.       По взгляду Селимы стало ясно, что от этих слов она вновь испугалась, успев посчитать, будто фраза Огинь относится и к ней, но блондинка решительно протянула руку к чернявой, нежно проводя кончиками пальцев по щеке. Марика не отрывала взгляда от карих глаз, успокаивая дочь гор. — Погоди, я знаю, что ты хочешь спросить. И я отвечу, но прежде всё объясню, — пообещала зеленоглазая, а потом разочарованно вздохнула, — порой, мне кажется, всё было бы гораздо легче, будь у меня ума чуть меньше. Первые разногласия с родителями начались с самого детства, когда я стала спрашивать о богах, я хотела узнать больше, но мне отвечали, что я размышляю неправильно. Сейчас мало что изменилось. Ты знаешь моё отношение к высшим силам, и уж честно, Селима, твоя вера мне ближе, чем весь этот сонм богов. Но ладно, пока я была маленькой, не составляло большого труда делать вид, что я верю в ерунду, что несут служители храмов, от меня даже отстали… Ровно до того, как я сказала, что хочу быть воином. Отец был в гневе, пытался выбить из меня эти мысли плетьми, но всё, чего добился, лишь большего ожесточения. С каждой каплей крови, с каждым новым шрамом на спине я утверждалась в мысли, что принимаю правильное решение. В это время всё ярче начинала проявляться моя сила. Первым, кто узнал про неё, был Леслав, и он посоветовал не рассказывать никому. В роду нашем магов не было отродясь, и такое проявление могло дорого обойтись, да и отец бы, наверняка, захотел найти мне иное применение. Но скрыть не получилось…       Марика покачала головой и слегка нахмурилась, вновь проживая неприятное воспоминание, имевшее для неё и брата далеко идущие последствия, хотя и послужившие тем толчком, что привёл к нынешнему положению дел. В глазах Огинь едва заметно заметались зелёные искры, но вскоре взгляд стал чуть спокойнее. — Брат пытался мне помочь, он приметил, как я могу использовать силу, старался научить контролировать, но как-то раз, отец, увидев наши тренировки, сказал, что из меня получается отвратительный воин. Это у него, видишь ли, был такой способ мотивировать, — усмехнулась Марика, после чего чуть тряхнула головой. — Или просто мстил за то, что я не захотела становиться в будущем жёнушкой для его прихвостня. Я очень разозлилась, потому что приём был сложный, а Леслав, чтобы быстрее избавить меня от поучений отца, сказал, что и сам не очень доволен, и пожурил. Но в тот миг я этого не поняла и подумала, что брат тоже против меня, и тогда… Тогда я напала на него, меня обуяла злость. Я ничего не поняла, было только желание причинить как можно больше боли, разорвать, уничтожить. Ровно так, как это случилось с тобой. Я потеряла сознание и только после из разговоров узнала, что Леслав в последнее мгновение сумел выставить оружие и принять удар на него, но мечи, на которых мы тренировались, попросту разлетелись, и его задело клинком. Брата отправили подальше в войско одного из поместных шляхтичей нашего рода, откуда он при первом случае сбежал в гвардию, а отец, узнав о моей силе, принялся таскать меня к магам, решив, что я могу стать колдуньей. Но, в какую бы школу меня не приводили, никто не сумел обнаружить во мне способностей. Мой дар, или проклятье, исчезло после того случая, да я и сама старалась больше не пробовать с ним взаимодействовать, я боялась этой силы. Но больше всего на свете я не желала этой своей силой принести пользу отцу. Меня настолько раздражало его желание везде и всюду искать выгоду лишь для себя, что… После того, как он поступил со мной… как он поступил с Леславом, — прервалась Марика, скрипнув зубами. — Я…       Девушка смолкла, закрыв лицо руками, пытаясь успокоиться. Селима чувствовала, как тело блондинки тихонько дрожит, а мышцы напряжены. Из темноты под руками, укрывавшими лицо, проявилось слабое зелёное свечение. Далканке было жутко, но она не отпускала руки Марики, придерживая ту за локоть. Тяжело вздохнув, Огинь немного грубо перехватила руку Селимы, продолжив свой рассказ: — Помню, как маги говорили, мол, во мне нет никакого проявления, и это странно, поскольку почти в каждом человеке оно есть, но сказать ничего конкретнее не сумели. Может быть, папаша потащил бы меня к некромантам, или к последователям Единого, но что одних, что других, он люто ненавидит. А злость на очередные несбывшиеся планы он, как всегда, выместил на мне, добавив ещё больше шрамов, — рассказала Огинь, сжав губы и устремив взгляд в небеса, где на солнце набежали облачка, ненадолго сделав всё окружающее каким-то тусклым.       Селима приблизилась, улёгшись под бок Марики, и подняла голову, наблюдая за дворянкой. Пусть её по-прежнему пугала эта сторона зеленоглазой девушки и её таинственная сила, но для себя далканка решила, что поддержит красавицу. Огинь нуждалась в этой поддержке, пусть и не просила о ней. Что-то раскрывалось в душе дочери гор, она каждой клеточкой тела ощущала, насколько важно происходящее. Она была уверена, что Марика никому ни о чём подобном не рассказывала в таких подробностях. Селима обняла беловласую, прижавшись так сильно, как только могла — сейчас она полностью позабыла про страхи и волнение. Далканке казалось, что так можно хоть немного облегчить состояние Огинь. Девушки лежали, позабыв про время, без слов понимая друг друга. Селима чувствовала, как сердце Марики беспокойно бьётся, и чернявая ждала мгновения, когда этот стук станет хоть немного спокойнее, чтобы продолжить. — Это ужасно, — тихо произнесла дочь гор и удивилась, когда на её слова блондинка только улыбнулась и возразила. — Вовсе нет, — произнесла Марика, обняв Селиму в ответ так нежно, как только могла, — единственное, о чём я жалею, так о том, что больше не довелось свидеться с Леславом. Я бы хотела извиниться перед ним за то, как дурно повела себя, поддавшись эмоциям. Дальше всё складывалось для меня приемлемо. Папаша решил, что из меня можно сделать воина, и даже сам со мной занимался, хоть и порол, если ему казалось, что я недостаточно усердна. Но я нашла способ, как скрасить свои дни… Точнее, ночи. При мне всегда находилось множество молоденьких служанок, и скоро я быстро догадалась о том, почему именно мне так не хотелось замуж. О-о, когда стали известны мои предпочтения, от гнева отец забыл меня высечь, — засмеялась Марика. — Ему даже плохо стало. Не обошлось без грандиозного скандала, эта история вновь повлияла на меня, может, не в лучшую сторону, как теперь кажется… Среди служанок была одна девочка, она мне нравилась больше других, и это было взаимно. Мы много времени проводили вместе, она была дочерью распорядительницы покоев моей матери, а потому имела неплохое образование, и с ней всегда находилось о чём поговорить. Когда родителям нужно было куда-то уехать, считай, весь родовой замок оказывался в нашем распоряжении, и мы там знатно веселились. И, затеяв очередную шалость, играя в прятки, я её искала, когда услышала как её мать, распорядительница, разговаривала с одной из кухарок. Она утверждала, что благодаря таким вот связям её дочери со мной, очень скоро они получат новые привилегии, а может и вольную, и тогда уж заживут, а девушку, которую я любила, выгодно выдадут замуж. В этот день от злости я вновь чуть не прибегла к силе, хотя, наверное, это была даже и не злость… Опустошение, словно мир вокруг потерял все краски… Всё вдруг стало каким-то бессмысленным, словно… — не договорив, Марика посмотрела в глаза Селимы, а после чуть улыбнулась. — Успокоившись, я придумала, как отомстить. Дождавшись, когда вернутся родители, всё рассказала. Понимала, как мне влетит, но это того стоило! Багровеющий от ярости папаша, расстроенная мать, проявившая хоть каплю эмоций, вопли распорядительницы и её дочурки, когда их сослали в одно из самых дальних имений на самую неблагодарную работу… Хм, пожалуй, это можно даже назвать жестокостью. С другой стороны, не было ли жестокостью так обманывать меня, как ты считаешь, Селима?       Марика резко повернула голову, нехорошо усмехаясь, и дочь гор, прежде чем что-то ответить, быстро сглотнула. Вряд ли раньше она представляла себе, в кого её угораздило влюбиться, но теперь, зная правду, лучше понимая поступки блондинки, девушка осознала, как прежде предала доверие Марики, какую боль причинила ей своими действиями. У Огинь были причины недоверия и прохладного отношения не только к самой Селиме, но и к окружающим. — Прости меня, — тихо прошептала дочь гор, чуть сжав руку блондинки, — это было очень подло и отвратительно с моей стороны. — Кажется, я спросила твоё мнение об ином? — вопросительно приподняла бровь Огинь, на самом деле, как раз желая указать Селиме на некую схожесть и втайне радуясь, что та всё правильно поняла. — Об ином. Но трудно не заметить связь, Марика, — ответила кареглазая, заметно поникнув. — Умная девочка! — Огинь чуть приподнялась и быстро потянула Селиму на себя, смыкая руки на спине, заключая в объятия, — вот ведь можешь же, когда хочешь. Ну, не бойся, чего дрожишь? За ошибки нужно не корить себя, а в первую очередь учиться на них.       Далканку вновь трясло от накатывающих эмоций, и она не знала какой поддаться. Всё перемешалось! И рассказ Марики о прошлом, объяснение, что сделало её такой, и её сила, которую так тяжело было контролировать, и которая могла разрушить всё вокруг себя, но, вместе с тем, Селима видела и чувствовала, как важно было девушке довериться ей, видела, что Огинь обрадовалась, когда Селима попросила прощения. Её объятья, эта близость… Если бы только Марика сказала те самые простые слова, наверное, это вознесло бы дочь гор под самые облака. Но блондинка не спешила. Черноволосую она так и не выпустила, а спросила, даже как-то чуть отстранённо: — Теперь ты знаешь про меня. А что насчёт тебя, Селима? Поведай, что скрывается в твоей душе? В твоём прошлом? Что же сделало тебя такой? — проговорила Марика с непонятной интонацией, то ли осуждающе, то ли… восхищаясь? — Все кто оказался здесь, носят в себе какую-то тайну… Уж поверь, услышала я тут уже о тех, у кого действительно до гвардии проблем вроде и не было, но и у них были причины изменить свою жизнь. — Тайну… — слабым эхом повторила далканка, смыкая веки от того, как кольнуло от боли сердце, — моя тайна в том… В том, что…       Глаза девушки быстро наполнились слезами, она попыталась закрыть лицо, судорожно всхлипнула и забилась в рыданиях. Не в силах себя контролировать, Селима прижалась к Марике, цепляясь пальцами за её рубаху, словно боясь упасть в бездну. Огинь опешила, она привыкла видеть Селиму вызывающей, дерзкой, гордой и самоуверенной, пусть эта маска и разлеталась порой, позволяя чувствовать настоящую душу дочери гор, но сейчас Марика не могла понять, что же так ранило чернявую. — Селима? Прости, если чем-то обидела, — растерянно пробормотала магнатка, едва не ударив себя. Всё, что она творила с девушкой в последние дни было до ужаса мерзко. Огинь стало противно от себя самой. — Ты не виновата, — чуть тише всхлипнула далканка, боясь оторвать лицо от тела дворянки и посмотреть на неё, — но это не просто… Ладно, — она вдруг успокоилась, подняв голову, и взглянула на Огинь сквозь тёмные пряди, — думаю, ты знаешь и понимаешь, как это тяжело, когда родной дом становится для тебя темницей, где ты не можешь делать то, что хочется тебе. Где ты никогда не свободна, где ты только должна, обязана, потому что так надо… Нет, меня никогда не хотели насильно выдать замуж, у нас так не принято, но… Моя мать, она умерла, родив меня. С самого своего появления на свет я несу печать того, что должна была заместить её. Мой дед и отец никогда такого не говорили, но то, как они меня растили, как внушали обязанности, как воспитывали, о Матерь гор, я для них была лишь тенью, они меня даже нарекли в её честь! — Селима! — поражённо воскликнула Марика, и не подозревавшая, какую боль пришлось пережить девушке, — ты никогда не говорила! Почему, Селима? Если бы я только знала… — дворянка смотрела на дочь гор, чувствуя, как виски начинают болеть от сожаления. — Я не хотела, чтобы об этом кто-то узнал. Я обещала Арсалану, что вырву его язык, если он проболтается… Я никогда не хотела к себе жалости… — всё ещё судорожно вздыхая, поведала далканка. — Ты просто хотела, чтобы тебя любили такой, какая ты есть, — поняла Огинь, — ты думала, что я пойму, но я оказалась тупой курвой. — Не говори так про себя. Не надо Марика. Ты хорошая, ты не представляешь, насколько ты хорошая! — Селима сжала руки, сдерживая беловласую, и перекатилась с ней, нависая сверху. — Ты лучшее, что случилось в моей жизни, ты заставила меня поверить, что я не одна, — восторженно проговорила девушка, смотря в глаза и сжимая запястья. — А потом отпихнула тебя от себя, — отведя взгляд, горько выдохнула блондинка и, приподняв голову, ударила затылком о землю.       В тот же миг дочь гор прильнула всем телом к Марике и, упёршись головой в её лоб изо всех сил, что только у неё были, посмотрела прямо в зелёные глаза. — Я усвоила урок, он был жесток, но необходим. Все эти годы, все эти дни я мечтала встретить такую как ты… — как можно мягче, но чётко произнесла девушка, не желая, чтобы красавица продолжала корить себя за содеянное. — Зачем? Ты же слышала, как я только всё порчу… Как я… с тобой… — прервалась магнатка, не в силах произнести ещё хоть слово. — Ничего ты не портишь. Ты учишь. Лучше любого наставника. А я не поняла…       Чернявая тихонько отпустила руки беловласой и, нежно коснувшись губами щеки Марики, легла сверху, вслушиваясь в сердцебиение Огинь. Вздохнув, почти шёпотом, делясь самым сокровенным, дочь гор продолжила рассказ: — Дома так надоело, когда мне говорили, как я должна жить, что я никого не хотела слушать. Далканы прекрасный край, там красиво, там очень красиво, там дышится легче и пьянит от воздуха, и там… Невероятно скучно. — Селима, улыбнувшись, приподняла голову и увидела как беловласая недоверчиво вздёрнула бровь, — у нас есть даже такая поговорка — времена и люди приходят, а горы стоят неподвижно. В этих краях ничего не меняется из века в век, последнее потрясение случилось, когда Остерн решил присоединить эти земли к себе. Это здорово перетряхнуло наш образ жизни, кто-то это принял, устав от вечной постоянности, кто-то воспротивился и не может успокоиться до сих пор, но очень многие будто ничего не заметили. Я родилась в таком месте, где не меняется ничего. Можешь представить, как скучно человеку, чуть более любопытному, как я, жить в таких краях? — тихонько возмутилась дочь гор. — Чуть? — слегка хихикнула Марика. — Согласна, я была не в меру любопытной, лезла везде, куда только можно проникнуть, и всё искала приключений. Один раз подбила ребят забраться в древнюю постройку, что испокон веков поблизости от наших жилищ стояла. А там пещеры оказались огромные, мы в них заплутали, и взрослые нас еле нашли. Ох, и влетело тогда мне. Дед выпорол, как упрямого ишака… — Ишак? — услышала незнакомое слово Огинь, — а это кто? — Животное такое, оно как лошадь, только не лошадь, меньше, но выносливее, и уши длинные, но такое упрямое, что как чего себе в голову вобьёт, так его поди с места сдвинь и ничего делать не заставишь, — пояснила Селима. — Мм, да, сравнение удачное, — рассмеялась беловласая, слегка сжав пальцами кожу девушки. — Марика! — возмутилась дочь гор, легонько ударив девушку. — Что? Ты сама сказала… Ладно, извини, что перебила. Мне очень интересно узнать, что же дальше. Что ты ещё учудила? — спросила Марика, наконец-то забыв о своих переживаниях. — Да всего не упомнить, — улыбнулась Селима, прикрыв глаза, — то придумала с водопада в реку прыгать, то на совет старейшин притащила рой пчёл и к ним запустила, то по реке на плоту хотели по порогам сплавиться, то чуть пожар в лесу не учинили. А как постарше стала, дед с отцом наконец-то поняли, что прилежной хранительницы очага из меня не выйдет, и начали обучать воинскому делу. Мне понравилось. И с оружием упражняешься, и на лошади приёмы, и на охоту можно, а уж как чего кто не поделит, во все драки лезла. Один раз, правда, говорила уже, мне это чуть жизни не стоило, и после этого я задумалась — а какой толк в том? Почти все, с кем росла, стали семьями обзаводиться, а я как ходила неприкаянная, такой и осталась. Смотрела по сторонам, да понимала, что не хочу я так. Не моё это. Все эти люди менялись, чуть только заводили отношения. А уж как в союз вступят, так и вовсе, как мне казалось, я теряла очередного близкого человека. Другими они становились. Но вот один раз я как-то приметила, что девушки постарше, они там время всё больше друг с другом проводили, куда-то уходят, шепчутся, смеются. Мне интересно стало, решила я узнать, что они делают… Пошла за ними проследить, да и увидела, как они друг с другом целуются. Я там чуть дар речи не потеряла. Знала, конечно, про алисте, но никогда ничего подобного не видела, и так я засмотрелась, что они меня заметили… — Я ж тебе сказала, следить ты не умеешь, — рассмеялась Марика, — ну, и что же дальше было? — сладко улыбнулась Огинь, не отводя взора.       Сердце Селимы словно остановилось, девушка с трудом сохранила прежнее выражение лица, из последних сил цепляясь за свою историю. Марика была очень заинтересована в продолжение её рассказа, все её жесты и движения смущали дочь гор. Дворянка, кажется, получала удовольствие, заставляя краснеть чернявую. — Они меня к себе позвали… Спросили сначала, понравилось ли увиденное. А мне понравилось. Очень, — усиливая внимание на последнем слове, Селима пристально посмотрела в зелёные глаза Марики. — И когда я сказала это, одна, которая меня первой увидела, вдруг взяла и поцеловала. С того дня я всё время с ними ходила. Отцу и деду ничего не говорила. Не потому что они были бы так уж против, мы народ вольный, сами выбираем, как нам и с кем жить, но я единственный ребёнок в семье, мне казалось жестоким лишать их надежды на внуков, да и уж, если совсем честно, не хотела я ни с кем жизнь свою связывать, мне больше нравилось с новыми девушками знакомиться. Но с разрозненностью наших селений, не шибко-то подобные возможности представлялись. Зато те, что появлялись, я использовала, как могла, — далканка немного осмелела и взглянула на Марику, намекая, что опыта у неё предостаточно.       Огинь, вспоминая, как складывались их отношения, особенно в начале, имела мнение противоположное. Хмыкнув, блондинка хитро взглянула на чернявую, всем своим видом демонстрируя, что не верит в большой опыт, а потом прямо спросила: — И со сколькими же ты встречалась, Селима? — Марика прекрасно понимала, зачем дочь гор это делает. Той не давали покоя бурные похождения Огинь в прошлом. Беловласой даже нравилось желание Селимы приврать — было в этом что-то притягивающее но, учитывая уговор, просто так пропустить ложь зеленоглазая не могла. — С десятью! — заявила далканка, состроив горделивое лицо. — Да? — хохотнула дворянка, хитро прищурившись, — а судя по тому, когда мы с тобой в первый раз дошли до постели… Точнее, до бани, я бы не сказала, что у тебя богатый опыт. Зачем опять врёшь? Хотя, скорее, сочиняешь. — Я не вру, — нахмурилась дочь гор, нервничая и прикусив губу, — просто… Понимаешь? В наших краях хоть и вольны жить так, с кем пожелают, но до свадьбы стараются беречь себя… — быстро выпалила Селима, хорошо чувствуя, насколько нелепы её отговорки. — Ох, никогда бы не подумала, какие у вас там все целомудренные, — рассмеялась Огинь, — особенно учитывая, что после нашего знакомства… Сколько дней прошло до бани, три-четыре? — спросила Марика, с ехидной улыбкой посмотрев чуть в сторону. — Так я тебе и объясняю, я-то не такая, мне всегда хотелось, чтобы всё было до конца, по-настоящему! Я даже просила других девушек у себя в горах, но они отказывались, боялись! Представляешь?! — возмутилась далканка, чуть наваливаясь на блондинку. — Только не говори, что ради этого ты и прибыла в гвардию. Пожалей мой живот, я его от смеха надорву, — в шутку предупредила Марика, едва сдерживая хохот. — Нет! Конечно, нет! — фыркнула дочь гор, становясь серьёзнее, размышляя над ответом.       Раньше далканка пыталась саму себя убедить, что её привела в Коронное войско забота о родном крае, но теперь это было лишь оправданием истинного порыва. Конечно, Селима любила место, где родилась и выросла, но любила она его как приятное воспоминание, и с самого начала не собиралась идти на поводу у старейшин, направивших её сюда. — Я уже говорила, приход Остерна заставил даже самых замшелых старейшин задуматься о том, как мы будем взаимодействовать с окружающим миром. Большинство считает, что нет никакого смысла менять взгляды, другие не согласны и пытаются бороться, а некоторые, как в моих краях, решили участвовать в жизни всего королевства. Разумеется, для того, чтобы всё оставалось прежним. Старейшины захотели преподнести нас как показательный пример. Я со своим характером и нежеланием сидеть на одном месте пришлась очень кстати. Думаю, они решили, что это прекрасная возможность убрать меня куда подальше, пока новых бед не натворила. Я и сама была не против, только не собиралась заниматься произведением благоприятного впечатления, это к Арсалану и Кайраму. Я расценила это поручение как возможность пожить для себя, — поведала далканка, чуть потупив взгляд, и тише добавила, — только не очень-то получилось… Не думала, что тут всё строго и не получится жить так, как захочется… — то ли недовольно, то ли расстроено сказала Селима. — И тут ты очень даже заблуждаешься, — ухмыльнулась Марика, — добрая половина кадетов, только и делает, что валяет дурака. Не сложись так, что мы познакомились настолько близко, у тебя было бы много возможностей жить как хочется. Но знаешь, что интересно? Что мне нравится в тебе? — хитро прищурилась Огинь. — Что? — с надеждой спросила дочь гор. Сердце ёкнуло, стоило ей услышать «нравится». — Несмотря на все ограничения, правила, порядки, ты оказалась из тех, кто идёт своей дорогой. Что же тобой движет? Ты всегда с сомнением относилась к приказам старших, никого не желала слушать, и, пусть в какой-то мере, ты делала это, чтобы походить на меня, но тебе удавалось выделяться, — с улыбкой проговорила дворянка, рукой подцепив прядь чёрных волос, слегка перебирая их. — Возможно, во мне гораздо больше духа моего народа, чем я привыкла думать, — хихикнула Селима, подобрав ладонь Марики, и нежно провела большим пальцем по тыльной стороне. — Я бы сказала, ты истинное воплощение горцев, — засмеялась в ответ блондинка, — меня это сразу привлекло в тебе… До сих пор помню, как ещё задолго до нашего разговора частенько обращала внимание на твои вспышки… далканских кровей. — Мне так любопытно было увидеть тебя настоящую, а не холодную маску, которую ты носила первые дни, что я готова была из сапог выпрыгнуть, лишь бы этого добиться, — призналась дочь гор, начиная говорить быстро, — сперва я приглядывалась к окружающим, пыталась понять, как всё устроено, и скоро выяснила, что вы более сдержанны в проявлении чувств и эмоций, но ты Марика, даже по сравнению с остальными, выглядела уж совсем непоколебимой, — с некоторым беспокойством в голосе произнесла Селима. — Первое время я отходила от того, как привыкла держаться подле папаши, — немного задумчиво проговорила зеленоглазая девушка, — трудно позволять себе эмоции, зная, что любую из них могут использовать против тебя. Ещё труднее избавляться от этого доспеха, который чуть ли не становится второй кожей. Да и о чём говорить, если именно моё состояние позволило возвыситься над всеми остальными… Вот и тебя привлекло моё равнодушие… Кажется, даже получив свободу, мне сложно быть свободной, — горестно усмехнулась дворянка. — Но у тебя получается, — мягко заметила далканка, улыбнувшись Огинь, — иногда, правда, я пугаюсь этих резких переходов. — Смутилась кареглазая, отводя взгляд. — Понимаю… Я заметила, в такие мгновения моя сила становится нестабильна, словно вместе с чувствами она тоже находит себе дорогу… Я стараюсь отделить одно от другого, дабы не натворить бед, — сказала Марика, — но это сложно. Нельзя просто так взять и изменить собственным привычкам. — Так может тебе стоит всё выплеснуть разом? Сделать такую разрядку? Я вот, если испытываю очень много эмоций, попросту не могу держать всё в себе и даю им выход, — предложила далканка, не будучи уверена после всех событий в том, что это действительно хорошее решение. — Учитывая, до чего тебя доводили эти выбросы эмоций, если предположить, что я попробую также, о результатах лучше даже не думать — ты сама видела последствия погрома, что я тут устроила, — хохотнула беловласая, — нет, Селима, мы обе будем не правы, идя на поводу у своих порывов. Без контроля моя сила слишком опасна… Из-за неё я едва не покалечила сначала брата, а совсем недавно и тебя чуть не убила… Дважды! На стрельбище я еле сдержалась… Даже не так — если бы не Сильвия с рыжим недоразумением, я бы не остановилась… И мне жаль… Я очень сильно тебя напугала? — вдруг спросила Марика, с тревогой посмотрев в карие глаза. — Напугала, — честно ответила Селима, немного прикусив губу, — но не от того, что напала на меня… Да, я испугалась в первый миг, но гораздо больше я боялась другого… — бегая взглядом из стороны в сторону, произнесла дочь гор. — Оказавшись в гвардии, я решила, что здесь уж поживу для себя, но потом всё изменилось. Я познакомилась с тобой, и… Да к тайхрану! — в сердцах воскликнула далканка, идя до конца, — у себя в горах я с пренебрежением смотрела на сверстников, которые так быстро обзаводились парами, даже не пытаясь узнать мир за пределами Далкан. Мне казалось странным, что можно так легко связать свою жизнь с человеком, отказавшись от многих радостей. И ты права, когда мы только с тобой познакомились и сблизились, я поначалу думала как бы получить от нашей связи побольше выгоды… Но потом, с каждым днём, особенно когда ты уехала, я поняла, что мне не хватает тебя… Те десять дней в одиночестве. Каждую ночь я засыпала будто не на своём месте, смотря на твою пустую кровать. Желание обнять, прижаться к тебе, поцеловать… Я… я едва слёзы сдерживала… Это как дышать после изнуряющего бега. Кажется, сколько не вдохни, всё равно будет мало, но если поддаться, то начнёшь задыхаться, сбив себе дыхание. И я задохнулась от этих чувств. Приехав сюда, вновь тебя встретив, я заметила, как ты изменилась. Начала думать, что больше тебе не интересна. Я увидела, как хорошо ты стала общаться с Сильвией, и от ревности потеряла голову. Поэтому всеми силами старалась привлечь твоё внимание, поэтому… Напала на Сильвию… Но я не знала, что мне думать… Я не знала, как сделать, чтобы ты снова обратила на меня внимание… Такое… Как было в городе… Я хотела… — дрожащим голосом договорила Селима, чуть сжимая руку беловласой.       Марика внимательно слушала признание дочери гор, ощущая, что собственная душа находит отклик на каждое слово далканки. Селима не сказала главного, боясь получить отказ, но Огинь уже всё понимала. Её, чуть ли не впервые в жизни, глодала совесть! Совесть! То, чего, как думала Марика, она лишена. Отчаянно захотелось развеять все сомнения, первой сказать о том, что чувствовала она сама, но прежде чем это сделать, дворянке надлежало быть откровенной до конца, иначе все её действия, слова и взятое обещание не имели никакого смысла. Она и обещание это придумала скорее для себя. Недавно, размышляя о грядущем разговоре, беловласая всё больше понимала, что обе скрывали слишком много и слишком долго, но Марика вела себя куда хуже Селимы, даже с учётом нападения той на охотницу. — Селима, — обратилась к дочери гор зеленоглазая девушка, приподнимаясь, и усаживаясь напротив неё, беря руки далканки в свои, — послушай, пожалуйста. Мне действительно жаль, что ты пострадала из-за моей силы. Прости за это, если сможешь. Я вижу, как ты вздрагиваешь всякий раз, когда она проявляется. Меня эта сила тоже пугает, но я учусь с ней справляться. Теперь… Не должно быть того, что случалось ранее. И я обещаю, что больше не вызову у тебя такой опустошающей ревности. Ты была права, когда ревновала меня… Только смотрела не в ту сторону. Если на кого обижаться, то только на меня, — слегка прервалась Марика, мрачно уставившись вниз на землю. Голос предательски дрогнул, а каждое слово словно обжигало горло, отравляя сознание.       От переживаний Селима снова едва ли не расплакаться готова была, слыша такие слова. Всё же подозрения были не напрасны, раз сама Огинь о том говорила, но сразу же возникло замешательство. Зачем дворянка изливала душу? Пыталась оправдаться? Не хотела ранить, или… Селима мысленно обозвала себя безмозглой суртой. Опять она пыталась сделать выводы, не выяснив всё до конца. Возможно, это и помогло ей удержать контроль над чувствами. Надежда на то, что Марика имеет ввиду совершенно иное, слабо теплилась где-то в самых закромах души черноволосой девушки. — Я скажу тебе, как есть, — сделав глубокий вдох, Марика посмотрела в карие глаза. — После того случая с дочерью распорядительницы у меня ни к кому не возникало сильных чувств. Было много служанок, пару раз встречалась с дочерями наших поместных шляхтичей, и когда мы с тобой познакомились, я тоже не представляла, что это может быть серьёзно. Откровенно говоря, Селима, уезжая сюда, я не совсем понимала, захочу ли быть с тобой, когда мы встретимся вновь. И не потому, что ты мне не нравилась. Напротив. Вот только я не знала, смогу ли удержаться, захочу ли вновь, а тут ещё и Сильвия начала со мной общаться. Она оказалась из тех, кто вообще не был заинтересован во мне, она просто хотела дружить, она заставляла меня становиться человечной, и в какой-то миг меня стало задевать её равнодушие… Я попробовала склонить её, но эта тихоня оказалась крепче кремня в своих убеждениях и любви к рыжей заразе. И она же заставила меня задуматься над тем, что творю я и как живу. А потом приехала ты. Та ночь… После неё, Селима, я начала испытывать нечто гораздо большее, чем просто влечение. Это чувство росло и крепло, но я всё ещё не была уверена, я переживала, а Сильвия помогала с этим разобраться, пропадая со мной. И в тот день… Теперь знаю почему так ждала его. Я хотела не просто показать тебе это место. Я хотела сказать…       Дыхание Марики сбилось, а сердце вдруг ухнуло вниз. По спине прошёл лёгкий холодок едва не заставивший девушку вздрогнуть от понимания того, что она собирается сказать. Селима до боли стиснула пальцы Марики, подавшись вперёд, смотря на Огинь широко раскрытыми глазами. Казалось, что ещё хоть одно мгновение этой тишины, и от внутреннего напряжения они обе вспыхнут ярким пламенем, рассыпавшись в пепел. Дворянка выпрямилась, пристально смотря прямо в карие глаза напротив. — Селима, дочь Нарваза, сына Эрафа из рода Сарфир, — как могла, с наивысшим почтением, хотя и чуть охрипшим голосом, произнесла беловласая, пытаясь не зажмуриться, — я люблю тебя! Ты согласна принять моё предложение и быть со мной?       Вместо ответа далканка издала радостный сдавленный писк, так и кинувшись вперёд, освободила руки и, горячо обняв Марику, повалила её на землю, принимаясь покрывать лицо блондинки быстрыми нетерпеливыми поцелуями. Вместе с ними Огинь чувствовала солоноватый вкус слёз на своих губах. Дочь гор зарыдала от переполнявшего её счастья. С души не то что камень, гора свалилась, разрешив все сомнения, противоречия, страхи и опасения. В голове одно за другим проносились воспоминания о прошедших днях и ночах, проведённых с Марикой, и теперь Селима понимала, что то, чего ей так не хватало всё это время в этих отношениях, была именно любовь. Последний, но такой важный «камушек» был уложен в основание. Сбылось всё, о чём она так мечтала, чего так хотела. Ненадолго прервавшись, взглянув в зелёные глаза, лучившиеся от радости, Селима с нежностью, прошептала: — Конечно, я согласна, Марика Огинь. И я тоже тебя очень люблю! — Иди ко мне, — улыбнулась блондинка, проведя ладонью по локонам далканки, и опустив руку на затылок, притянула к себе.       Губы девушек соприкоснулись. Быстро, требовательно. Обе ясно осознавали как соскучились по поцелуям за последнее время, и как происходивший сейчас, был не похож на них. Если раньше всегда оставалась какая-то недосказанность, туманность, то теперь всё было абсолютно понятно. Ничто не могло прервать их связи, их нежности и чувств. Весь мир словно замер в некой тишине, но оставаясь самим собой. Всё так же стрекотали кузнечики в высокой траве, щебетали птицы, гулял над поляной лёгкий ветерок, немного разгоняя горячий от жары воздух. Лучи солнца, что давным-давно миновало зенит, чуть подкрашивали всё в золотисто-рыжий оттенок. И когда Марика немного отстранилась, чтобы посмотреть в глаза далканке, то с восхищением отметила, как свет, отражаясь в радужках, золотит её взор, придавая ему тот самый тягучий и сладкий медовый оттенок. Тот самый, который она увидела почти сразу в день их знакомства. Кажется, Марика врала самой себе и влюбилась ещё тогда, во время первой их встречи, во время первого общения. — Ну, любовь моя, неугомонная, — с лёгкой усмешкой произнесла дворянка, не желая ни на минуту отпускать дочь гор из своих объятий, — довольна ль ты теперь? — Не совсем, — вернув хитрую улыбку в ответ, подражая голосу Огинь, протянула Селима. — Вот как? — притворно вздохнула Марика, — значит, вредничать ты тоже не прекратишь? — Может, и прекращу… Зависит от того, что ты готова ради этого отдать, — далканка всё же не выдержала и слегка провела носом по носу блондинки. — И это ещё ты меня называла «алчной дворянкой»?! — хихикнула Огинь, любуясь темноволосой красавицей, пытаясь запустить ей руки под рубаху. — Алчная дворянка ты и есть, — засмеялась Селима, в шутку пытаясь сопротивляться, — а ещё, дорогая моя, ты очень коварна. — Ах ты… — Марика легко перевернула далканку на спину, нависая над ней, — что теперь скажешь? — победоносно вопросила Огинь, любуясь как сквозь волосы Селимы, укрывшими траву вокруг головы, пробились многочисленные яркие цветы.       Селима показала язык, но в тот же миг зажмурилась и начала извиваться всем телом, когда блондинка принялась её щекотать. Дочь гор смеялась, приглушённо вскрикивала, но успокоиться не могла. Да и не хотела, всё происходящее сейчас лишь в очередной раз показывало ей, что Марика искренна в своих чувствах, и что она всё та же Марика, в которую Селима влюбилась. Наверное, странно было бы, если та вдруг стала вести себя иначе. В конце концов, далканка и полюбила девушку за такой характер. Правда, только она собиралась вскинуть руки и сказать, что сдаётся, как почувствовала, что Огинь оставила её в покое, резко поднявшись. — Куда? — возмутилась Селима, сделав несколько взмахов в бессмысленных попытках ухватить Марику за одежду. — Сама сказала, что я коварная, вот теперь и попробуй заставить меня перестать так себя вести! — хохотнула дворянка, напоследок быстро поцеловав дочь гор в лоб, а потом отбежав на несколько шагов. — Марика! Сейчас же вернись, а то я тебя поймаю и даже не знаю, что сделаю! — приподнялась с земли далканка, готовая пуститься в погоню за несносной и такой притягательной блондинкой. — Конечно, не знаешь, — кивнула зеленоглазая девушка, — опытная ты моя… — Марика! — более не раздумывая, Селима подскочила и ринулась к Огинь.       Поймать ту оказалось непросто. Всякий раз, когда чернявая готова была вцепиться в рубаху девушки, дворянка ловко крутилась на месте, бросаясь в противоположную сторону. Хитрая Огинь использовала частичку своих сил, её взор чуть блестел от вспыхивающих зелёных искр. Но это больше не пугало далканку. Селиму так охватил азарт погони за неуловимой красавицей, что она думать забыла обо всём остальном. Ей непременно хотелось поймать девушку, повалить её в высокую траву и вновь, и вновь целовать, никуда не выпуская. Кажется, что-то даже начинало получаться, поскольку, отступая, Огинь всё больше смещалась к небольшому озерцу в низине. Марика пыталась изменить направление, но кареглазая ей этого не давала сделать, успевая преградить дорогу, уверенно тесня к воде.       Имеющее почти идеальную форму круга, словно с обрезанными краями, озеро едва ли не с самого начала пребывания девушек здесь заинтересовало далканку. У себя дома, среди Далканского нагорья, она частенько видела подобные. Образовывались они на месте карстовых провалов, имели очень большую глубину и, также как и в горных реках, вода в них была чистейшая, а часто ещё и полезная. Встретить что-то подобное тут казалось невероятным. — Марика, а что это за озеро? — вновь упустив Огинь, на краткий миг дав себе передышку, спросила дочь гор, кивнув за спину беловласой. — Понятия не имею, — легко пожала плечами та, — Просто озеро. Я о нём узнала, когда после большого испытания нас сюда занесло вместе с Агеллон. Рыжую тоже сюда потянуло из какого-то любопытства. Она, правда, довольно быстро решила уйти. И вообще, была очень дёрганной. — О причинах поведения Агидель не хотелось рассказывать, но, спроси Селима, Марика бы поведала ей ту историю, только далканка легкомысленно усмехнулась. — Ха! Ничего удивительного. Это же Агеллон! У нас про таких говорят, что их бешенная сурта покусала и тайхран оса ужалила! В каждой бочке пробка! Как ты только её выносишь? — резко сменив тему, усмехнулась Селима, тряхнув тёмными волосами. — Ну, справедливости ради, стоит сказать, что без таких как она было бы гораздо скучнее, — хохотнула Марика, — да, порой так и тянет прибить, но, насколько я понимаю, ты теперь не воспринимаешь её как своего личного врага? — улыбнулась беловласая, довольная переменами в её далканской красавице. — Нет, — честно ответила дочь гор, — иногда бесит, но когда было совсем плохо, она мне старалась помочь, как умела. Во всяком случае, немного мозги на место поставила. — Неожиданно, — улыбнулась Марика, — ещё бы она сама себе с Сильвией помогла. Ведёт себя как девица на выданье! — Тебя это прям задевает, — подметила Селима. — Конечно, мне просто жалко потраченного на них времени, — отмахнулась Огинь, как бы невзначай глянув на небо, определяя положение солнца, — ладно, хватит языком чесать. Я хочу ещё в бане успеть помыться, — вздохнула дворянка. — Хорошо. Только… — не договорив, Селима вдруг отступила, взяв разбег, и устремилась к озеру, минуя Огинь, решившую, что далканка предприняла очередную попытку словить её, а потому и сместившуюся в сторону.       Марика даже не сразу поняла, что та задумала. Лишь увидев как чернявая на бегу сбрасывает с себя одежду, перепугавшись, она хотела окликнуть девушку, но было уже поздно. Дочь гор замерла у края воды, стянув штаны и набедренную повязку, и легко оттолкнулась от берега, прыгнув в озеро. В окружающей тишине раздался громкий всплеск. — Селима! — едва сдержав вдруг подкатившее отчаяние, закричала Марика, бросившись следом за девушкой к берегу.       С того дня, как они с Агидель нашли это место, Огинь успела изучить поляну вдоль и поперёк, но к воде блондинка старалась не приближаться. Озеро необъяснимо притягивало её сильнее всего, а потому Марика и старалась держаться от него как можно дальше. Находясь в любом месте поляны, с закрытыми глазами дворянка легко могла указать направление, где располагается озерцо. В душе поселилась уверенность, что не поляна, а нечто неведомое, находящееся в тёмной пучине, так манит её. И Огинь отнюдь не горела желанием выяснять, что же скрывается в голубой бездне.       Подбежав к самому краю, Марика едва не поскользнулась на траве, попытавшись остановиться, и с нескрываемым страхом посмотрела на воду. Селима, вольготно раскинув в сторону руки, непонимающе посмотрела на неё. — Ты чего? — удивилась далканка, размеренно перебирая ногами, поддерживая себя на поверхности. — Давай лучше ко мне… Вода прохладная… Явно озеро родниковое. То что нужно в такую жару. — А ну, вылазь! — едва сумев успокоиться, приказала Огинь. Блондинка едва не разозлилась на Селиму из-за того, что та сделала. — Не-е, — с улыбкой протянула кареглазая. — Я об этом только и мечтала, как озеро заприметила, а уж после этой беготни… В том болоте у лагеря только дурной купаться будет, а тут… Вода чистейшая, я даже свои ноги вижу… — восторженно сказала дочь гор, оглядывая отвесные берега сквозь кристальную воду. — Давай, лучше, присоединяйся! — Н… нет… — голос Марики слегка дрогнул и она слегка отступила. — Давай… Иди сюда, — улыбнулась далканка, нарочно двинувшись назад, отчего её обнажённое тело стало очень хорошо видно в лучах заходящего солнца. — Нет… Вода здесь грязная… — быстро придумав самое нелепое и неправдоподобное оправдание, воспротивилась магнатка. — Ага, а в бане нашей будто чистая? Ты вспомни эту речку. Мне даже было противно первое время… Я потому избегала всего, что связано с работой при банях, чтобы не видеть, что там, в болоте, творится, — фыркнула Селима.       Далканка резко нырнула и, оставаясь под водой, подплыла почти к самому берегу. Вынырнув, Селима с улыбкой тряхнула назад головой, убирая с лица мокрые волосы и смотря карими глазами прямо на Марику. Лицо далканки от капель воды отблесками переливалось в лучах заходящего солнца. — Что-то я не заметила… Когда те два дурака полезли подглядывать, ты вообще едва ли не в самой бузе сидела, — подметила Огинь, хитро прищурившись. — Между прочим, кто-то засел в самом чистом месте и не подпускал к себе никого даже на шаг, — улыбнулась чернявая. — Ага, их там целая толпа была в самом глубоком месте, — сделав вид, что не поняла намёка, засмеялась блондинка. — Ну, Марика… Давай, хватит увиливать… Я хочу с тобой поплавать, — почти что взмолилась Селима.       Беловласая не знала, как ей поступить. Всё же это она предложила девушке ничего не скрывать друг от друга, но обстоятельства сложились так, что блондинка и сама сейчас была бы рада соврать. Признавать за собой слабости, как выяснилось, было тем ещё испытанием. Но, раз они пообещали друг другу… — Я… не умею плавать, — покраснев, намного тише сказала Марика, чуть отведя взгляд в сторону, боясь увидеть реакцию Селимы.       Беловласой было немного стыдно, она до сих пор не научилась плавать, и даже больше — она и воду не особо жаловала, если дело касалось не обустроенных бань или ванн, а открытых водоёмов. Девушку пытались в детстве научить плавать и родители, и брат, но толку не было — страх и отторжение легко отвергали любые попытки обучения. Раньше Марика немного задумывалась над тем, чтобы побороть эту слабость и научиться, но с того дня, как её боевые навыки позволяли чуть ли не убить любого, кто посмеет сказать хоть что-то против, она отбросила эту затею. Зачем, ведь это почти никак не отягчало её жизнь, да и умение плавать в войске не сильно ценилось. — А-а-а, значит, всё-таки у тебя есть слабости? — с улыбкой спросила Селима. — Ну вот, ты точно человек, а то я боялась, что ты словно не из этого мира — всё знаешь, всё умеешь, быстро обучаешься. Да ещё и эта твоя сила! — Далканка подплыла ближе и, кое-как найдя под водой на крутом обрыве уступ, упёрлась в него ногой, взявшись одной рукой за корень старого дерева, от которого даже пня не осталось. Чуть привстав, Селима протянула Марике свободную руку. — Давай научу. — Не… Не-не-не! — выставив в защитном жесте ладони, Марика попятилась назад. — Ты понимаешь какая там глубина? Ты сама еле нашла, на что под водой встать. Ладно ещё та речка у лагеря, там не так глубоко, а тут… Не знаю, как я вообще отреагирую, — неуверенно ответила Огинь, бегая взглядом, опасливо посматривая на голубую воду. — Марика… Если утонем, то утонем вместе, — засмеялась Селима, но продолжила чуть серьёзнее. — Не бойся. Я тебе помогу. Да и ты сама рассказала про свою силу. Не думаю, что она тебе позволит утонуть. Иди ко мне, — улыбнулась дочь гор, поманив девушку рукой.       Немного подумав, беловласая неохотно разделась, что-то бурча себе под нос о несносных далканских бестиях и, кинув одежду в сторону к вещам Селимы, осторожно подошла ближе. Волнение было настолько сильным, что Марика даже и забыла, что они с далканкой абсолютно голые. С нескрываемым опасением и неуверенностью дворянка смотрела на голубую воду. Селима взяла руку Марики, придерживая ту, и уже оттолкнувшись от дна, держалась на поверхности, лишь двигая ногами. Зеленоглазая, оказавшись у самой кромки воды, чуть не распласталась на крупном валуне, нависающем над озером. Девушка аккуратно опустила ноги в воду, ощущая, насколько же та была студёной, и оттого едва не застучала зубами. А может так её начало колотить от страха, поэтому она и вцепилась в запястье далканки. — Положи обе руки мне на плечи и прыгай… Вода сама тебя будет поддерживать. Расслабься и не бойся, я буду рядом, — сказала Селима, толком не зная, как бы ей успокоить блондинку, придав той уверенности. Она даже и вспомнить не могла, учили ли её плавать когда-то, не особо понимая, как учить этому ещё кого-то. У неё совершенно не было страха перед глубиной, и понять, как себя чувствовала Марика, девушка в полной мере не могла. — Селима! Дно! Его нет! Селима! — вскрикнула Огинь, не на шутку перепугавшись, стоило ей соскользнуть с камня в воду. Страх, нахлынувший сразу в тот миг, когда у неё пропало ощущение земли под ногами, едва ли не парализовал девушку. — Просто спокойно двигай ногами и держись за меня… где хочешь, — ухмыльнулась далканка, немного отойдя от первой реакции Марики и поддерживая теперь себя и её. Беловласая в то же мгновение обвила Селиму обеими руками, сдавливая тело. Далканка даже и не подумала о груди Марики, прильнувшей к телу, чувствуя лишь быстрые удары сердца Огинь и её дрожь по всему телу. — Дура! — шикнула магнатка, не зная, что ей делать, и по-прежнему испуганно смотря в воду.       Страшно было даже не из-за воды, а из-за глубины. Она не могла понять, как сможет вынырнуть, случись что. Казалось, стоит потерять концентрацию, отпустить Селиму, и она в то же мгновение камнем упадёт в бездну. Эта неизвестность пугала больше всего — в любом другом месте девушка точно знала, что у реки, пруда или озера есть дно, но здесь она не была уверена, а есть ли оно вообще. Где-то в глубине души Марике озеро казалось бесконечным, а его воды безграничными. Сейчас беловласая готова была поверить в любые небылицы — скажи ей кто, что озеро ведёт в обитель Анером или, что в его глубинах обитают всякие мифические чудовища, она бы и в это поверила.       Селима была поражена, видя такой страх и неуверенность на лице зеленоглазой. Ещё недавно ей представлялось, что Марика идеальна, будто она не может чего-то не уметь, словно всё вокруг ей подвластно. Но сейчас, когда Огинь до боли впилась пальцами в её спину, это представление изменилось. Марика действительно оказалась человеком — конечно, она была очень способной и талантливой, но даже у неё были и недостатки, и страхи. — Если так боязно, можешь прижаться сильнее… Мне это не… — не успела Селима договорить, как Марика буквально прилипла к ней, едва ногами не обхватив. — Вот так в самый раз, — нервно хихикнула беловласая, опустив голову на плечо Селимы, прижимаясь к щеке и уху далканки. — Так ты ничему не научишься… Попытайся держаться хотя бы на расстоянии вытянутых рук от меня. У тебя будет опора, но ты сама немного попробуешь поплавать. Ты же видела, как я оставалась над водой, двигая лишь ногами, когда держала тебя за руку. Просто положи руки мне на плечи и, не спеша, хотя бы немножко отпрянь и перебирай ногами, — спокойно объяснила кареглазая. — Сама почувствуешь, как держишься больше не за меня, а благодаря движениям.       Селима слегка повернула голову, нежно поглаживая щёку Марики своей щекой, пытаясь ту успокоить. — Да к бесам всё! Я в воде и уже неплохо, — быстро пробурчала Огинь почти шёпотом. — Ты действительно так боишься воды? — удивилась далканка, не понимая, что же тут может быть страшного. — Я не воды боюсь… Я люблю ощущать землю под ногами, а когда её нет… — воспротивилась Марика, уже думая о том, что зря поддалась на уговоры. Наверное, если бы не обнажённое тело кареглазой красавицы, она бы и не сунулась в озеро. Мерзкий внутренний голосок сразу же злорадно напомнил о том, как в первый раз оказавшись тут, дворянка едва ли не кинулась в эту бездну, и только присутствие и вмешательство Агидель помешали ей это сделать. — То есть ты ещё и высоты боишься? — улыбнулась Селима, раздумывая над тем, стоит ли отплыть подальше от берега, но предпочла этого не делать. — Нет… Вот высоты я точно не боюсь… Как наша рыжая, я лазить, конечно, не умею по деревьям, но бывало, ходила даже по ограждению на стенах замка… — похвасталась Марика.       Блондинка действительно гордилась такой своей особенностью. Никто из её семьи, даже братья, не были настолько бесстрашными, если дело касалось большой высоты. Отец, так вообще, громче всех орать начинал, если замечал девушку за таким занятием, словно бы Марика над бездонной пропастью находилась. Мать, правда, вела себя более холодно, не раз закрывая глаза на выходки дочери, и в большинстве случаев лишь ради спокойствия всех вокруг соглашалась с мужем. Именно она и приходила увести её подальше от стены обратно в замок — казалось, что бесстрашие перед высотой блондинке досталось именно от матери. — А здесь-то какая разница? Значит, там ты не боишься разбиться, навернувшись с такой верхотуры, а тут… Когда у тебя ещё и шансы выбраться обратно есть… Чего бояться? — искренне не понимала Селима. — Я не могу это объяснить. Мне здесь неуютно. Давай уже на берег. Может там смогу лучше объяснить, — попросила Огинь умоляющим тоном. — Что, даже не попробуешь хоть как-то поплавать? — расстроилась Селима. — Я смогу тебя поддерживать, обещаю… Ты не одна, я тебя ни за что не оставлю, — пообещала дочь гор, подразумевая гораздо большее. — В следующий раз, — твёрдо сказала Марика, показывая, что это не обсуждается. — Ловлю на слове, — прищурилась далканка, пообещав самой себе, что заставит зеленоглазую хоть когда-нибудь ещё раз окунуться в это озеро.       Приплыв к берегу, Селима только хотела помочь Марике взобраться на крутой берег, но та, лишь ощутив, как нога ткнулась во что-то твёрдое, вылетела из воды, словно выпущенная из лука стрела, в один миг, преодолев крутой подъём. Выбравшись следом за блондинкой, дочь гор посмотрела на спину Огинь, всю исполосованную тонкими длинными белыми шрамами. На ней, казалось, едва можно найти хоть один нетронутый клочок кожи. — Нет, никогда больше сюда не залезу, — необычно высоким тоном сказала дворянка, без сил упав на небрежно лежавшую на земле одежду. — Что?! Марика, ты ведь обещала! — Сама предложила больше ничего не скрывать друг от друга, — возмутилась Селима, быстро подскочив к лежащей блондинке, едва ли не нависая над ней. — Конечно, иначе бы эти мучения не закончились… Да и, мы же условились говорить правду, вот я тебе правду и сказала, — закрыв лицо руками, ответила Огинь, всё ещё отходя от пережитого. Она физически чувствовала, как бешено колотится её сердце, а разум начинает работать, отходя от всего того страха и ужаса, заполнившего его, пока девушки были в воде. — Марика! Ты же соврала! — вытянувшись, воскликнула Селима. — И сразу сказала правду… почти, — засмеялась блондинка, раскинув руки в стороны, греясь в лучах заходящего солнца. — Нет! — обиженно произнесла далканка, кинувшись сверху, и схватив девушку за плечи, слегка начала трясти. — Ты соврала и не важно, когда ты в этом призналась. — Если судить по твоему поведению сейчас и до этого дня, ты мне правды задолжала до конца года, — усмехнулась Огинь. — Была вся такая из себя серьёзная, агрессивная, кидалась на всех, а сейчас…       Селима притихла, опустив голову и, усевшись на бёдра Марики, чуть раздвинула и поджала ноги. Она могла в шутку возмущаться поведением зеленоглазой дворянки, но должна была признать правоту своей девушки. Кареглазая молча смотрела, как капли воды на её груди и руках медленно стекают вниз по телу, падая на живот Марики. — Это потому, что мы тут вдвоём, — тихим голосом призналась дочь гор. — И я могу быть с тобой настоящей, и я не хочу возвращаться. Давай пока останемся… Мне… Я терпеть не могу этот тайхранов лагерь, я не хочу туда. — Знаешь, лёжа здесь в тот день, когда тебя ударила, я тоже думала… Думала о том, зачем мне возвращаться, зачем мне этот курвин лагерь, зачем я вообще пошла в гвардию и прочий бред, — тихим голосом призналась Марика, посмотрев в карие глаза, и накрыв сверху обе руки Селимы своими, чуть сжала пальцы. — Ну, почему бред — каждый тут не только из-за желания стать воином, но и в попытке убежать от чего-то… Из двух зол выбирают меньшее, — вздохнула Селима, развернув руки ладонями вверх, в ответ сжав пальцы, обхватив ладони Марики. — А может и не зол, — улыбнулась блондинка, скрестив пальцы, сжимая крепче руки далканки. — Ты о чём? — удивилась чернявая, не понимавшая, что имеет ввиду Огинь. — Главное, что заставило меня отбросить размышления о прекращении обучения в гвардии даже не то, что жить было бы сложнее, и не моя сумасшедшая семья… Это ты… Ты, Селима, из-за кого я вернулась тем утром, из-за кого не ушла неизвестно куда. Я не хочу тебя терять. Может, я и была зла все эти дни, но, как первой заметила Сильвия, это было из-за того… Я люблю тебя больше всех на свете… Никогда до этого я не влюблялась по-настоящему, не привязывалась к кому-то настолько сильно… Ещё раз прости меня. В случившемся хватает моей вины, — немного грустно улыбнулась зеленоглазая девушка.       Селима даже и не знала, как ей реагировать. Конечно, ранее они уже прояснили свои чувства друг к другу, но сейчас сказанное Марикой звучало как-то особенно. От переполнявших чувств, чернявая поняла, что ещё немного, и она снова зарыдает. От счастья. Легко улыбнувшись в ответ, Селима, не говоря ни слова, медленно легла на тело Марики, чуть мокрое и от этого прохладное. Внезапные сильные и приятные ощущения от соприкосновения захватили разум далканки, заставив ту чуть сильнее прижаться к блондинке грудью. — Я тоже люблю тебя, — прошептала Селима, в следующий миг аккуратно коснувшись поцелуем губ Огинь.