***
Эверстейн, войдя в предбанник, глубоко вздохнула, словно бы в один миг избавляясь от груза всех своих забот. После долгого и трудного дня ей хотелось как можно скорее искупаться и лечь спать, потому как завтрашний день обещал быть не менее трудным. Предстояло сделать многое, чтобы подготовиться к отбытию во временный лагерь. — Всё просто, да? — с улыбкой прошептала сама себе дер Кин, вспоминая слова Мартины перед её отбытием. Учитывая происходившее в последние дни, Эверстейн ещё больше усомнилась в том, что тренировать кадетов так же просто, как сражаться на поле боя. Все эти события не только не облегчали ношу ответственности девушки, так ещё и осложняли её собственную жизнь. Только появились редкие незначительные просветы в хоть каком-то развитии отношений с Агидель, так сразу же Марика устроила драку с горожанами, а потом ещё и потеряла контроль прямо у всех на глазах во время учебного боя. Было бы немного проще, если бы Огинь вообще не следовала правилам и часто их нарушала, так нет же! Она тренировалась и становилась сильнее, хоть по ней и было видно, что её уважение лишь показуха, но кто сказал, что она одна такая? Она без колебаний приняла своё наказание, хотя дети знати редко терпели подобное. Марика оказалась очень неоднозначной девушкой, следующий шаг которой было почти невозможно предугадать, да даже просто понять чего же она хочет, и то не представлялось возможным. А ещё эта ситуация в лазарете, она никак не шла из головы дер Кин. Сначала избить, а потом целоваться! Эверстейн всё не могла оставить навязчивую мысль о том, что она всё ещё не понимает кадетов. Ведь стоило вспомнить о той драке, о которой ей рассказали лишь следы на лицах её участников и становилось понятно — она рассуждала о кадетах так же, как о взрослых состоявшихся воинах, но её подопечные таковыми пока не являлись. Так может быть и вся эта ситуация между девушками не являлась тем, чем казалась? — Я этого, наверное, никогда не пойму, — намного тише вздохнула Эверстейн, не глядя, откинув рубаху на длинную лавку и сделав шаг в сторону двери, ведущей в саму баню. Уже взявшись за дверную ручку, она вдруг услышала гулкий звук упавшего ковшика. «Видно, Марика с Селимой ещё не ушли», — подумала лейтенант, хотя это и было довольно странно, учитывая, что времени прошло уже прилично. Без задних мыслей дер Кин легко потянула дверь, уже собираясь посоветовать девушкам идти в казармы, но взглянув через приоткрывшуюся щель, почти сразу застыла на месте… Марика полулёжа, сидела на полоке, блаженно прикрыв глаза, и одной рукой легонько поглаживала Селиму по тёмным влажным прядям. Далканка стояла коленями на лавке чуть ниже, опустив руки на бёдра зеленоглазой, а её голова была меж разведённых ног светловолосой девушки. Огинь чуть подняла лицо и лениво приоткрыла глаза. Взор её устремился прямо на ошарашенную Эверстейн, застывшую на пороге. Казалось, та не знала куда деваться, а взгляд Марики оказался довольным, немного шалым и, наверное, даже несколько… надменным? При этом девушка вообще не выказывала какого-либо недовольства в сторону случайной свидетельницы. Лишь задержав на Эверстейн внимание на пару мгновений, Огинь снова закрыла глаза и слегка запрокинула голову. Эверстейн едва удержалась, чтобы не захлопнуть с шумом дверь, тем самым выдав себя ещё и перед Селимой. Сделав пару неуверенных шагов назад, она села на скамью. Всё, вот теперь она вообще растерялась. Конечно, она понимала что кадеты, пусть и молодые, но всё же уже не дети, и между ними может быть всё, но как-то это было уж слишком неожиданно, да ещё и этот взгляд Огинь — будто бы только через него она отомстила старшей за плети. Дер Кин, чувствуя смятение, откинулась назад, опираясь о стену, и в её голову снова полезли непрошенные мысли об Агидель — почти те же, что были, когда она видела попытку поцелуя Селимы с Марикой, только теперь ещё более будоражащие разум. Тело вообще перестало слушаться, став каким-то мягким, податливым, будто лишилось того стрежня, что лейтенант закаляла в себе год от года. Даже всё раздражение, которое она успела испытать, застав девушек, не могло её заставить прекратить думать о совершенно иных вещах. Она просто не могла, да и не хотела сейчас вновь идти туда, чтобы прогнать их. И Эверстейн, испытывая одновременно и величайший стыд, и злость на себя, и растерянность, лишь и смогла, что кое-как подняться и отправиться на улицу, дабы там найти ближайший колодец и окатить себя несколькими вёдрами холодной воды, надеясь хоть как-то избавиться от навязчивых мыслей.Глава 12. О чём я думаю?
1 августа 2022 г. в 16:48
Едва услышав недружелюбный голос Инги, Селима, чуть ли не сразу готова была высказать в ответ всё, что думает о ней, и резко обернулась с горящим, частично от злости, частично от предвкушения, взором. Но вот Марика же, напротив, будто бы вообще даже смысла фразы не поняла, а остановилась лишь потому, что это сделала далканка. Слегка повернув голову, светловолосая немного усталым взглядом уставилась на Инги.
— Да-да, я вам говорю, — развернула плечи девушка, и смело шагнула к соперницам, — думаете, мы оставим всё случившееся просто так?
— Надеюсь, что нет, — с вызовом откликнулась дочь гор, уже собираясь сделать шаг вперёд, но её остановил ровный и уверенный голос Марики.
— Селима, — выдохнула Огинь, чуть отставляя руку, как бы удерживая свою спутницу, — не стоит.
— Вот-вот, целее будешь, а то она и тебе ещё раз кости-то пересчитает. Видать, уже где-то напросилась, что она тебя так отлупила? — хмыкнула дер Зиг.
— Инги, остановись, пожалуйста, — Агидель постаралась угомонить подругу, чувствуя, что всё вновь повторяется, но на этот раз может обернуться куда худшим раскладом, поскольку Огинь была не заодно, а против.
Селима нервно дёрнулась вперёд, но, даже не коснувшись руки Марики, застыла, будто боялась лишний раз тронуть зеленоглазую, и теперь едва не скалилась, как хищник.
— Послушай, что тебе говорит эта рыжая выскочка, и иди по добру, куда шла, — проговорила Огинь, подпуская в голос холода. Хоть тон её был спокойный, но этот взгляд Агидель явно видела в ту ночь, только теперь он был ещё более пугающий.
— А то что? — с вызовом ответила Инги, стараясь надвинуться ещё сильнее, хотя и так уже почти нависала над Марикой.
— А то вместо лагеря поедешь в лазарет на плечах своей подружки, если она идти сможет, в чём я очень сильно сомневаюсь, — чуть прищурилась Огинь, смотря на Инги чуть ли не чёрными глазами — вся та зелень, к которой Агидель привыкла, теперь напоминала тёмную бездну с тусклым, еле заметным, оттенком зелёного.
Возникшая ситуация не нравилась Агеллон всё сильнее, так как пусть Инги и была сосредоточена на Марике, готова к её возможному нападению, но она не видела, как Селима совершенно бесшумно начала медленно отдаляться от блондинки, и заходить им за спину, а ведь девушки даже не могли знать, на что та способна. Агидель, пропустив все слова, относившиеся к себе, уже и в самом деле едва не закрывала телом подругу, что выглядело бы довольно смешно, если бы всё не грозило обернуться очередной дракой, но, на их счастье, из здания вышла Эверстейн, которая, кажется, даже немного удивилась, увидев девушек, явно готовых броситься друг на друга.
— Что здесь происходит? — сурово и весомо спросила лейтенант, приближаясь к собравшимся.
— Разошлись во взглядах относительно руководства войсками, госпожа дер Кин, — первой откликнулась Инги, мигом расслабившись и сделав шаг назад, — поспорили немного.
— Вот как? — чуть наклонила голову старшая, внимательно приглядываясь к каждой и прекрасно зная, что если бы она тут сейчас не появилась, то очередной драки было бы не избежать. — Что же, думаю, вам будет полезно немного охладить пыл и взвесить все риски. Сегодня мы несколько изменим порядок вечерней тренировки для кадета Огинь и кадета Агеллон. Первую, вместе с кадетом Селимой, жду на арене после строевой. Дер Зиг, а вы будете тренироваться вместе с кадетом Агеллон на плацу. Ей как раз требуется отточить некоторые приёмы, что мы разучивали на днях. Да и вам, пожалуй, не будет лишним проработать свои навыки. Всё понятно?
— Так точно! — хором отозвалась четвёрка.
— Тогда бегом марш на плац! — подбодрила девушек Эверстейн и сама отправилась следом за ними.
Если её кадеты думали, что сейчас устроят здесь очередную потасовку, то глубоко ошибались, поскольку дер Кин после случившегося на арене внимательно приглядывалась к первой десятке, и пусть она не находилась рядом со всеми постоянно, но она могла легко определить, что движет подопечными. Лейтенант нарочно поручила старшинство Агидель и Инги, желая выяснить, кто же в итоге из них окажется в состоянии забыть про обиду и действовать на общее благо. И тот факт, что это была именно Агеллон, которая очень старалась избежать конфликта, приятно порадовал Эверстейн. Рыжеволосая, может, была не такой уж сильной, как те же Марика и Инги, не слишком хорошо владела приёмами боя, но именно в ней проявились настойчивость, ответственность и желание учиться. Оставалось это желание лишь подтолкнуть и развить. И дер Зиг как нельзя лучше подходила, чтобы помочь в этом, ведь уроженка северных областей бывшей Империи имела за плечами боевой опыт. Заодно бы и отвлеклась от своей навязчивой цели поквитаться с Марикой. Но всё это было бы только после строевой, а сейчас им предстояла столь нелюбимая рутина. Правда, командир и здесь нашла способ, как взбодрить отряд, а потому, когда все собрались на плацу, сразу объявила:
— Кадеты! Сегодня вы продемонстрировали хорошие результаты в стеношном бою, а потому те, кто быстро и без ошибок справится со всеми командами, смогут раньше закончить тренировку и отправиться отдыхать. — По рядам тут же пронеслись радостные перешёптывания, и кто-то уже готов был самым скорейшим образом приступить к занятию. — Советую быть предельно внимательными и не радоваться раньше времени. Помните, нет ничего хуже чрезмерной самоуверенности. Не стоит терять голову, видя пред собой лишь конечную цель и награду. Именно об этом мы говорили на прошлом уроке. И так… Начали! Первое защитное построение! Марш!
Началась приличная сутолока, и уж конечно, не обошлось без ошибок, но были и те, кто за все прозвучавшие команды без проблем справились с первого раза, а потому они, не медля, отправились в бани и казармы. И всё повторилось вновь, только теперь порядок команд изменился. Впрочем, даже если у кого-то что-то и не получалось, это теперь встречалось не тяжёлыми вздохами, а досадой на себя же, иногда крепкими выражениями, но и горящими от предвкушения сделать всё безупречно взглядами. На глазах Эверстейн происходило настоящее чудо. Даже сержанты, стоявшие рядом, довольно подкручивали длинные усы и отмечали, что новобранцы более не напоминают то ещё стадо, а становятся похожи на солдат. И дер Кин почувствовала, как ветераны, поднаторевшие в таких делах, и на неё теперь смотрят с гораздо большим уважением. Это было приятно, ведь, по правде сказать, ещё несколько недель назад, когда Эверстейн только поставили тренировать кадетов, она и не думала, что однажды сможет обучать десятки будущих солдат. И уж точно она не ожидала, что у неё появятся собственные ученицы, которые в чём-то будут напоминать её же саму более десяти зим назад. Райнгард, как всегда, был прав, говоря ей: «Передвигать фигуры, что выучили всё на зубок — много ума не надо, а вот сделать так, чтобы их этому научить, тут надо постараться, Воронёнок». Да и Мартина оказалась права — обучать Эви тоже умела. Во всяком случае, пока у неё это вроде бы получалось.
Прошло не более часа, как началась строевая, и даже солнце, всё дольше задерживавшееся на небосклоне в преддверии длинных летних деньков, не успело ещё закатиться за горизонт, подкрашивая здания казарм приятным тёплым рыжеватым светом. Его лучи словно смягчали всё происходящее, придавая ему более позитивный настрой. Кадеты один за другим продолжали покидать плац. Справились с заданием и Марика с Селимой, которых Эверстейн отправила на арену проводить необходимую разминку, да и Агидель с Инги тоже недавно освободились. Лейтенант подошла к ним и вручила учебное оружие, также велев начинать практику, при этом показывая некоторые приёмы. Распоряжаться строем она позволила сержантам, когда почувствовала, что от большого количества приказов, что отдавала ранее, уже начал немного садиться голос.
Агеллон живо взялась за отработку движений, в то время как Инги действовала немного небрежно. Дер Кин украдкой улыбнулась, наблюдая за этим занятием. Агидель старалась изо всех сил. Она привычно клонила голову, хмурилась и слегка ругалась, если напарница делала что-то не так, как показала лейтенант. Дер Зиг только закатывала глаза. При всём её опыте, девушке явно не доставало выдержки. И Эверстейн с превеликим удовольствием осталась бы посмотреть дальше, но вынуждена была идти заниматься с Огинь и Селимой. Настроение вновь испортилось. После всего произошедшего и виденного, дер Кин не очень-то понимала, как правильно подступиться к Марике. Та, вроде бы, после наказания вернулась в прежнее состояние, но даже так она никаким образом не демонстрировала ни уважения, ни иного отношения. Девушка скорее показывала, что терпит руководство над собой только потому, как это ей до определённого момента выгодно или удобно.
Люди со столь сложным характером всегда были камнем преткновения для Эверстейн. Невольно вспоминалась Глэм. Спутница Райнгарда обладала воистину непредсказуемым поведением. Порой она была невероятно добра, обходительна и заботлива, но с такой же лёгкостью выходила из себя, срывалась, бесилась, говорила гадости и одним своим видом демонстрировала такое презрение, что потом и несколько дней к ней подходить вообще не хотелось. Впрочем, придя на арену, командир увидела даже несколько идеалистическое зрелище: Марика и Селима, изредка переговариваясь, в основном, по делу, разминались перед тренировкой, освещённые яркими лучами заходящего солнца. Длинные тени девушек чёрными полосами пересекали непривычно пустую и тихую арену. В воздухе витал дух приближающегося лета, но так же всё ещё чувствовалась весенняя прохлада. Дочь гор в точности старалась повторять расшагивания и плавные взмахи, которые делала Марика. Правда, получалось у Селимы не слишком хорошо. Но всё это легко объяснялось тем, что горцам, в общем-то, была чужда манера боя остальных остерновцев.
Заметив старшую, кадеты вытянулись перед ней, ожидая, когда Эверстейн даст указания. Марика всё так же спокойно смотрела на дер Кин, а вот Селима, напротив, как бы ни старалась это скрыть, проявляла любопытство и беспокойство, что легко читались по её выражению лица. Дочь гор по-прежнему немного опасалась за Огинь, полагая, что старшая всё ещё не простила Марику за совершённый проступок, и оттого переживала. Правда, если бы это было так, она бы, наверное, уж придумала какой-то иной способ наказать девушку.
— Кадет Селима, — резко обратилась к дочери гор лейтенант, что та чуть вздрогнула, — насколько я помню, у вас на родине существует одна старинная практика подготовки? Называется «Орёл и гадюка».
— Так точно, госпожа наставница, — кивнула кареглазая девушка, не совсем понимая, к чему клонит Эверстейн, — это на проверку реакции. Один человек это орёл, он атакует гадюку, всегда внезапно, а гадюка должна или увернуться, или атаку заблокировать. Если удалось, они меняются ролями.
— Прекрасно. Только в нашем случае местами меняться вы не будете. И так, кадет Селима, вы будете стараться атаковать кадета Огинь, посмотрим, получится ли у неё предугадывать ваши действия. Можете приступать, — легко пожала плечами лейтенант, чуть отступая.
Селима едва было не выругалась. И дело здесь было не в том, что это уж слишком суровая практика для её народа, но когда запрещалась смена ролей, это было самым прямым наказанием. Очевидно, так лейтенант всё же хотела проучить Марику, вот только вряд ли представляла, что и для Селимы это будет сущим наказанием, ведь та и в самом деле не держала никакого зла на блондинку. Возможно, совсем капельку побаивалась, но испытывала куда большее восхищение от её сил, а теперь вот опасалась, как бы после такого Огинь совсем не замкнулась в себе, посчитав, что Селиме понравится возможность мести. Видимо, переживания, испытываемые кареглазой девушкой, слишком явно отразились на лице, потому как Марика, встретившись с ней взглядом, тихо и спокойно вымолвила:
— Ничего не бойся, делай, как должно. Это… Должно быть интересно.
Сердце Селимы на краткий миг ёкнуло, причём от того, что она сейчас вновь испытала подлинное восхищение. Марика превосходила все её ожидания! Она не просто смирялась с тем, что её ожидало, она относилась к этому как к чему-то обыденному. Ни страха, ни переживаний, только спокойствие и толика понимания, притаившаяся в этой необычно красивой зелени глаз. Если в самом начале, когда Селима только присматривалась к светловолосой девушке, она думала, что это знакомство может быть ей крайне полезно для будущего завоевания положения, то теперь чувствовала, что оно может принести куда как больше ощущений и… Удовольствия?
— Кадет Селима, вы можете начинать, — напомнила о себе лейтенант, заметив, что подопечная просто застыла на месте, и та, будто встряхнувшись, резко выбросила кулак в сторону Марики.
Огинь, хоть этого и ожидала, но увернулась с трудом, а потом даже чуточку улыбнулась, так, что это заметила лишь кареглазая. И улыбка эта подбодрила её, заставила действовать куда смелее и увереннее, что она и сама не заметила, как втянулась, тем более достать Марику оказалось очень трудно. Но помимо этого, через улыбку Огинь ещё и поддержала её, выразив таким образом своё одобрение. Беловолосая почти всегда разгадывала замысел «орла», выставляла или блок, или просто уворачивалась. А потому, когда кулак Селимы угодил таки ей в щёку, обе даже замерли на некоторое время, недоверчиво глянув друг на друга, будто сами того не ожидали.
— Прос… — не успела сказать далканка, как увидела, что Марика искренне ей улыбается.
— Наконец-то! — кажется, Огинь ликовала в этот миг. Чуть отойдя, она пару раз бодро подпрыгнула на месте, с воодушевлением предлагая продолжить.
За этим испытанием они даже не заметили, как пролетело время и как солнце почти скрылось за крышами строений, погрузив в их тени почти всю тренировочную арену. Только подступающая темнота заставила лейтенанта остановить занятия, хотя напоследок, прежде чем разрешить кадетам идти в бани, Эверстейн ещё и успела устроить для Марики дополнительную тренировку, гоняя её в пробежки и заставляя отработать силовые упражнения. И лишь после того, как Огинь едва не свалилась от усталости, лейтенант произнесла:
— На сегодня, думаю, хватит. Можете заканчивать, кадет, и следовать к бане, — проговорила Эверстейн и направилась к брусьям, дабы успеть выполнить и собственный план по тренировкам на сегодня.
Селима всё это время стояла у стены здания, греясь в самых последних лучах заходящего солнца и смотрела за тем, как дворянка, пробежав ещё немного, постепенно замедлилась и перешла на шаг, направившись к постройке, где её ждала чернявая. Та слегка улыбнулась ей, сдерживая себя, так как не знала, как вести себя с «такой Марикой». Блондинка остановилась у чана с водой, взяла в руки ковшик, лежавший на краю, и вылила воду прямо на себя. Закрыв лицо ладонями, она сделала пару быстрых движений, смыв пыль и грязь, а после провела руками по волосам, отбрасывая чёлку назад. Рубаха девушки, куда попала вода, слегка намокла и прилипла, облегая верхнюю часть тела, повторяя его рельеф — от этого вида Селима немного смутилась и отвела взгляд.
Марика подошла ближе, слегка протирая рукой лоб и волосы, с которых ещё капала вода. Солнце находилось прямо за спиной девушки, поэтому кареглазая пыталась спрятаться за её тенью, дабы не щуриться. Даже после изнурительных тренировок на лице Огинь не дрогнул ни единый мускул. Селима даже задумалась, а чем в действительности была та лёгкая улыбка во время их совместных тренировок? Это был действительно признак чувств Марики, или же просто её вежливость и манеры? Но даже если это была лишь вежливость, то она ведь невозможна без хоть какой-то капли эмоций.
— Могла и не ждать, — пожала плечами Огинь.
— А могла и ждать, — хитро улыбнулась Селима. — Тем более ты…
Она хотела напомнить Марике про невыполненное обещание, но запнулась. Она не знала, будет ли это вообще уместно теперь, и какой будет реакция зеленоглазой. Взгляд непроизвольно скользнул на мокрую рубаху, и Селима тут же снова отвела взор, но потом опять бегло глянула на девушку.
— Идём тогда, — сухо произнесла Огинь, вообще не замечавшая частых и весьма заинтересованных взглядов Селимы.
Дочь гор поспешила за Марикой, которая и не думала ждать. Нагнав её, Селима опять украдкой посмотрела на блондинку, но в этот раз уже не на мокрую одежду. Она, наверное, впервые после лазарета, а может вообще с их знакомства, так пристально могла рассмотреть Огинь: раньше характер девушки этому несколько мешал, а теперь её безразличность играла чернявой на руку. Влажная от воды и пота, бледноватая кожа слегка поблёскивала в последних лучах солнца, взор был устремлён прямо вперёд, а глаза, будто неживые, вообще не двигались. Огинь казалась холодной, но при этом её губы не были сжаты от злости или же напряжённости. Вдруг Марика резко повернула голову, и прямо в карие глаза Селимы уставились зелёные. Та от неожиданности чуть не запнулась.
— Будь готова, — выдохнула Огинь, чем, пожалуй, ещё больше сбила дочь гор с толку.
— Что… — хотела было спросить та, но тут увидела, как прямо им навстречу из-за поворота строения, где находилась офицерская баня, вынырнули Агидель и Инги, уже успевшие завершить свою тренировку, а после и вымыться.
Девушки замерли друг напротив друга, разделённые несколькими шагами и принялись красноречиво изучать друг друга взглядами, будто примерялись к соперницам, прикидывая, какие у них шансы. Селима, правда, ещё и успела подивиться, и как это Марике удалось раньше её самой услышать приближение Агеллон и дер Зиг. Впрочем, вряд ли этот вопрос имел сейчас какое-либо значение. Особенно, когда Инги опять развернула свои широкие плечи и упрямо двинулась на них обеих. Агидель уже вряд ли что-то могла изменить, даже если бы и попыталась остановить подругу. Дочь гор даже слегка ухмыльнулась, хрустнув кулаками. По правде сказать, она была совсем не против подраться да и преподать урок этим зазнайкам, каковыми считала их и она сама, и Марика. А та и ухом не вела. Так и оставалась на месте, даже не потрудившись принять должную стойку.
— Ну что, шлиссе ты белобрысое, в этот раз тебе уже лейтенант не поможет, — ругнувшись на своём, осклабилась Инги, игнорируя все попытки Агидель задержать себя.
— Да стой же ты! — рыженькая девушка метнулась вперёд, но дер Зиг просто играючи сдвинула её с места и обогнула.
— Приношу свои извинения, — вдруг хмыкнула Марика, кивнув в сторону Агеллон, — я-то раньше думала, что среди вас ты самая безголовая, но, похоже… — выдержав красноречивую паузу, зеленоглазая слегка улыбнулась, —…ошиблась.
— Пасть закрой, гадина! — совсем распалилась Инги, — думала, если тебе всыпали плетей, то на этом всё закончилось?
— Много болтаешь, или ты только на это и способна? — Огинь являла собой монумент спокойствию, как будто чувствовала собственную неуязвимость, или знала, что с ней ничего плохого не случится.
Селима, стоя рядом, напротив, едва ли не вздрагивала от предвкушения грядущей стычки и еле держала себя в руках, чтобы первой не сорваться в наметившуюся драку. Только холодное спокойствие и уверенность Марики удерживали её от этого.
— Инги, да остановись ты, я тебе приказываю! — дёрнула за рукав куртки подругу Агидель, опасавшаяся и того, что их могут увидеть, и того, что им могут в этой драке как следует намять бока.
Страх этот был вызван даже не тем, что это может быть больно. В конце концов, рыжая привыкла к дракам, привыкла получать тумаки. Она рисковала собственной жизнью минувшей ночью, но одна мысль о том, что может Марика, если её вновь разозлить… Один взгляд блондинки продирал морозом до самых костей. И не стоило сбрасывать со счетов Селиму — противника, которого рыжеволосая совсем не знала. Один тот факт, что она так быстро вернулась в строй, хотя и получила побольше Колека, уже о многом говорил.
— Ги, не мешайся, займись второй, — рыкнула Инги, вырвав рукав из ладони подруги.
Агеллон с лёгким сомнением окинула поспешным взглядом Селиму, и та ей злорадно улыбнулась, а глаза, карие, немного прищуренные, пристально следили за любым действием соперницы.
— Что ж, выходит нас оставили, — с улыбкой, полной лишь желания грядущей драки, Селима встала в боевую стойку.
Дер Зиг выросла перед Марикой, едва не сдвигая её своим корпусом, и в том уже крылась величайшая ошибка. Инги, ослеплённая злостью, уверенная в своём превосходстве, явно недооценивала Марику, повторяя всё те же ошибки, что были на плацу. Надеясь победить лишь за счёт напора, она позабыла о дистанции. И весь её рост, и длина рук не могли быть уже эффективны. Только девушка вскинула кулак, собираясь направить сокрушительный удар сверху вниз, как Огинь и воспользовалась ошибкой. Кажется, её движение было едва заметным, стремительным, как бросок гадюки. Каблук сапога она опустила изо всех сил на ногу Инги, что та округлила глаза от боли, а в следующий миг локоть врезался прямо в подбородок, и дер Зиг безвольным кулём рухнула на землю со всего маху, приложившись затылком.
Кинувшись на помощь к подруге, Агеллон немедля склонилась над ней, даже и не думая, что может сейчас стать следующей, но уж больно сильно она испугалась за Инги, которая попросту ничего не смогла противопоставить Марике. Даже Селима удивилась столь быстрому завершению боя. Рыжеволосая поспешно взглянула на соперниц, заметив как вперёд дёрнулась чернявая, явно собираясь напасть на неё, но Огинь схватила ту за ворот рубахи, будто бы знала наперёд всё, а потом обратилась к Агидель:
— Забирай эту безмозглую курву и вали подобру-поздорову, и передай всем остальным, что если ещё хоть раз попробуют сунуться, с ними будет то же самое, но в следующий раз одним ударом я не ограничусь… И сама запомни — никогда не вставай у меня на пути, грязь, — властным тоном произнесла Марика.
Агидель была настолько поражена, что и сказать даже ничего не смогла, лишь быстро кивнула, возвращаясь взглядом к Инги, которая приглушённо застонала, всё ещё лёжа на земле. От Огинь будто бы исходило какое-то сильное, необъяснимое давление, словно на спину Агидель водрузили несколько неподъёмных мешков. Она словно окаменела от этого пронзающего и смертельно холодного взгляда.
— Селима, идём, — коротко приказала Огинь своей спутнице и, не поворачивая головы, направилась в сторону офицерских бань.
Далканка, нервно сглотнув, борясь с желанием сейчас же отвесить Агеллон, поспешила за своей предводительницей, сосредотачиваясь на ней, но всё ещё ощущая тот жар и азарт, что возникли от возможного сражения. Она уже и не видела, как рыжая с трудом пытается поднять Инги, однако, в голове возникло множество вопросов — почему же Марика позволила убраться своей главной противнице? Сейчас можно было бы решить всё раз и навсегда, чтобы потом никто и правда не думал сунуться. Стоило только двери, ведущей в баню, закрыться за спиной, как чернявая сходу выпалила прямо в спину Огинь:
— Зачем ты меня остановила? Я ведь могла её победить!
— Я знаю, — Марика резко обернулась, буквально пригвоздив взглядом Селиму обратно к двери, что та и отступила на шаг, прижимаясь спиной к дереву, — поэтому и остановила.
— Но ведь… — ничего не понимая, растерялась кареглазая, — они нам теперь отомстят.
— Успокойся, Селима, — довольно жёстко проговорила блондинка, сделав шаг и теперь уже и в самом деле прижимая девушку к двери.
Селима вообще перестала понимать, что происходит. Её распирало от негодования, недоумения, а теперь к этому примешалось ещё и лёгкое смущение, поскольку она прекрасно чувствовала даже сквозь одежду, что грудь Марики упирается в её грудь, а нога оказалась прямо меж её ног. Да и дыхание Огинь, жаркое, вопреки её ледяному спокойствию, было так близко, что этим странным чарам светловолосой девушки невозможно было сопротивляться. Взгляд Марики теперь уже не казался таким безжизненно-холодным и, вроде, проявлял что-то ещё. Все чувства злости и раздражения вылетели из головы, заставив концентрироваться лишь на этих слегка блистающих зеленью глазах Марики.
— Я просто… — уже не так уверенно хотела что-то сказать Селима, как её губы ощутили на себе губы Огинь.
И этот поцелуй сложно было назвать каким-то трепетным или смущённым. От той ауры, что возникла в маленькой комнатке лазарета, не осталось и следа. Напротив, поцелуй был очень настойчивым и горячим, противоречащим всему образу спокойной Марики. Она была властной, сильной, такой, какой просто невозможно сопротивляться и, наверное, если бы Селима не была прижата к двери, она бы просто рухнула, поскольку ощутила, что её ноги не держат. Огинь через поцелуй как будто вытянула из Селимы всю агрессию, силу и волю, подчинив себе не только разум, но и чувства. Словно зная это, Марика положила руки на талию далканки, сжимая пальцы, как будто бы желая даже чуть приподнять дочь гор. На мгновение она прервалась, но потом ещё раз новой волной продолжила их поцелуй, чуть приоткрывая губы, скользя языком внутрь. И только далканка хотела ответить этому порыву, как Огинь резко отстранилась. Селима разочарованно выдохнула, немного высунув кончик языка, не желая останавливаться. Что-то вдруг переменилось в ней — она хотела продолжить, захотела большего.
— Не отомстят, — сказала Марика, чуть сжав губы, — теперь рыжая выскочка знает, что даже сила может быть бесполезна против нас. И если бы мы тронули её, то это действительно могло обернуться местью, а так она сама удержит остальных от новой драки. К тому же, скоро наша первая десятка отправляется во временный лагерь, и мне нужно, чтобы здесь всё было спокойно.
— Как скажешь, — хрипло произнесла Селима, ощущавшая на губах лёгкое приятное покалывание.
Чернявая будто бы и вправду забыла всё, безвольно стоя у двери, едва держась на ногах. Этот поцелуй — это было больше, чем она ожидала. Он, словно дурман, взывал к чувствам и желаниям, о которых до сего мгновения Селима даже и не думала.
— Хорошо. Вижу, ты немного успокоилась, а потому, давай пойдём уже, и вымоемся, с меня семь потов на арене сошло, — легко предложила Огинь и, отвернувшись, распахнула дверь из предбанника в само помещение.
Из бани сразу дохнуло влагой и паром, что белым, почти прозрачным, покрывалом разлетелся по стенам и потолку, столкнувшись с той прохладой, которую девушки пустили с улицы, войдя внутрь. Дочь гор, заворожённая видом Марики в этой полупрозрачной дымке под слабым светом свечей, немного неуверенно отошла, наконец, от двери, точно следуя за Огинь. Возвращаясь со своих тренировок слишком поздно, чтобы мыться в солдатских банях, Марика прекрасно ориентировалась здесь, зная, что и где находится. А Селима, впервые тут оказавшись, переживала. Она никак не хотела этого показывать, но её несколько нервировало то, что она здесь находилась. Так и казалось, что сейчас заглянет та же дер Кин и прогонит её к тайрхану.
Проходя мимо распахнутой двери, далканка, съедаемая любопытством, заглянула внутрь, отметив, что в офицерской бане было гораздо меньше места по сравнению с той, где она мылась ранее, но и выглядело всё намного солиднее и удобнее. Здесь были отдельные закутки, где стояли маленькие печурки с нагретыми камнями, а рядом располагались вёдра с водой и ковшиками, чтобы полить на себя или же поддать парку. На стенах висели мочалы, а под ними расположились аккуратные каменные мыльницы, где покоились аж по нескольку крупных кусков мыла. В противоположной стороне от закутков разместились высокие бадьи-купальни, и эти были не просто подобием раздутых бочек, а напоминали большие вытянутые ванны, где места и на троих бы хватило. У самой дальней стены находились большой камин и полок, очевидно, чтобы господа офицеры имели возможность, как следует отдохнуть и попариться.
Селима даже задумалась о том, что стать офицером можно хотя бы даже ради таких вот удобств, но тут Огинь, не церемонясь, начала снимать с себя одежду, сбрасывая её на лавки, и далканка поспешила последовать её примеру. Селима делала это с заметной нервозностью, стараясь не смотреть в сторону Марики, поскольку в голове было тяжело от собственных мыслей, от которых далканка отвлеклась лишь на какое-то мгновение, пока рассматривала помещение. Эти мысли возвращали её к поцелую и давали надежду на продолжение, но Марика всё так же оставалась холодной даже после произошедшего. Надежда, что после такого ярого ответа Инги и злости, Марика хоть немного проявит чувства, не оправдалась. Дочь гор не понимала этой реакции, она была готова даже к несколько жёсткому или даже жестокому проявлению чувств, но ничего… И вот, девушка, поначалу буквально вспыхнувшая смущением от осознания совместного мытья вдвоём, немного поникла, видя полное безразличие со стороны Огинь. Даже этот поцелуй ничего не изменил, оказавшись лишь средством, чтобы снизить боевой запал. Селима, испытывая разочарование, посмотрела на зеленоглазую красавицу, на белую кожу её ног. Взгляд, словно притягиваемый, скользнул чуть выше, и желание увидеть обнажённое тело Марики впервые стало настолько сильным, что кареглазая невольно зажмурилась, нервно прикусив губу.
— О чём я вообще думаю? — неожиданно для себя, довольно громко прошептала дочь гор и едва не зажала себе рот, испугавшись.
— Что? — даже вроде с чем-то большим, чем безразличие, спросила Марика.
— Да так… ещё пытаюсь остыть после произошедшего, — наигранно улыбнулась Селима, устремив свой взгляд на Огинь, стоявшую к ней спиной, но тут же спешно отвела его, увидев, что та уже сняла рубаху.
Отчасти такая реакция девушки была вызвана даже не наготой, а видом многочисленных, почти бордовых, отметин от ударов плетью. Чернявой казалось, что смотреть на них ещё более неприлично, чем на голое тело, но, к счастью, Марика распустила волосы и Селима немного расслабилась. Оставив одежду на деревянной лавке, Огинь совершенно спокойно прошла мимо, и первой вошла в помещение бани.
Селима поспешно стянула с себя оставшуюся одежду, немного замешкавшись с развязыванием бинтов на груди, и, чуть не спотыкаясь, поспешила следом. Пусть она и не признавала этого, но она одновременно и боялась продолжения поцелуя, и в тоже время она боялась, что Марика может раздумать делать вообще ещё хоть что-нибудь. Дочь гор почему-то даже не думала о том, а почему, собственно, она была так уверена, что Марика непременно хочет продолжить, и почему вдруг она сама так боялась упустить этот шанс?
Едва не поскользнувшись, перешагивая через порог и прикрывая за собой дверь, Селима быстро прислушалась. Ничего. Марика уже вошла в закуток, начав мыться, и даже если она что-то и планировала, время было упущено. Селима, от злости и раздражения на саму себя, слегка небрежно подхватила ковшик и ведро с водой, расплескав немного на пол, и отправилась в соседний закуток. Терпения не было даже закрыть за собой дверь, и девушка лишь, кое-как подцепив ручку пальцем, с силой потянула её за собой. Деревянная дверь, ударившись о проём, со скрипом, очень напоминающим лошадиное ржание, чуть приоткрылась обратно.
Выплеснув на себя несколько ковшиков воды, далканка принялась безрадостно намыливать тело. Пока пена крупными хлопьями, щекотя кожу, спускалась по телу, все мысли дочери гор были о её нынешнем положении. Как только они с Огинь познакомились, Селима быстро поняла, что Марика отнюдь не безразлична к девушкам, однако при этом она не проявляла ни к одной какого-то интереса. Тогда у далканки созрела мысль — а почему бы ей самой не использовать эту возможность? Такая близость с Огинь могла очень сильно сыграть ей на руку — хотя бы в кругу кадетов с ней начнут считаться, не желая иметь проблем с Марикой, особенно учитывая, что блондинка сделала с Инги.
Конечно, это требовало некоторых усилий, и даже если Марика ничего ни к кому не испытывала, кто знал, как она себя поведёт, если кто-то начнёт проявлять к ней чувства? Даже просьба о поцелуе была скорее попыткой использовать ситуацию и проверить свои догадки, однако реакция и неспешность действий Огинь смутили Селиму. И теперь, когда Селима была уже уверена в верности всех своих предположений, почему же она сама не спешила? Казалось, просто прими то, что само идёт к тебе в руки, действуй, прояви инициативу, ответь на поцелуй, покажи Марике, что ты согласна, но вдруг за мгновения выросла стена из неуверенности и страха. Откуда? Селима ведь никогда ничего не боялась и тут вдруг струсила.
От раздражения далканка ударила кулаком о перегородку и опустила голову, втягивая сквозь зубы горячий воздух. Никогда ещё с ней не было такого, чтобы находясь в считанных шагах от кого-то, она сама не могла ничего сказать, проявить какую-то настойчивость. Кареглазая уже и не понимала, что её раздражает больше — собственная нерешительность, безразличие блондинки, неудовлетворённое желание, которое не желало отступать, стоило прикрыть глаза и подумать про Марику, или вообще вся эта ситуация в целом. Получался какой-то замкнутый круг, из которого она не знала, как вырваться, стронуть дело. Или же всё дело было в том, что она боялась последствий?
Дочь гор крепко выругалась в собственных мыслях, раздражаясь уже на то, что этими своими сомнениями демонстрирует лишь какую-то слабость, что ей была совсем даже не присуща. И меж тем она думала лишь о том, что это всё немедленно бы закончилось, если бы Марике было дело, если бы она взяла и взглянула на неё, всё поняла по одному взгляду…
Только вот чернявой было совсем невдомёк, что та холодная стена равнодушия, которую выстроила зеленоглазая девушка, держалась из последних сил. Потому что весь самоконтроль Марики едва не полетел к бесам, едва она только коснулась губ Селимы тем поцелуем. Потому что для Огинь всё это казалось сейчас таким соблазнительным, таким живым, таким непривычным. Потому что все её интрижки со служанками не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас. У служанок, по сути, и выбора-то не было, кроме как исполнить волю хозяйки, но чтобы было так…
— Что случилось? — раздался голос Огинь за перегородкой.
— Да всё так же, — вздохнула Селима, сводя всё к недавней драке, не желая, чтобы у Марики появились догадки об истинных причинах её состояния.
— А что драка? — произнесла Марика, вдруг заглянув в закуток.
Селима от неожиданности едва не взвизгнула, вовремя взяв себя в руки. Далканка с еле скрываемым страхом и смущением посмотрела на Марику, что шагнув вперёд, немного наклонилась к ней. Взгляд то и дело метался от губ к груди и ниже, но страшнее всего было задерживать взгляд на глазах. Селима боялась, что Марика легко может обо всём догадаться, хотя при этом до конца и не понимала, почему она этого так боится. Ей ведь нравилась Огинь, очень нравилась!
— Тебе же вроде не досталось? Или я не заметила чего-то? — быстро проговорила светловолосая девушка, чуть присев и пристально посмотрев на Селиму.
Марика, оглядывая чернявую, задержала пристальный взгляд на синяках и ссадинах, которые остались после избиения. В этот миг Селима заметила, что взгляд Марики немного изменился. Огинь поднесла руку к синякам на теле девушки, слегка коснувшись пальцами. От этого прикосновения Селима вздрогнула, снова не решаясь ответить, хотя бы прикоснуться в ответ к руке Марики. Почему так происходило? Это очень раздражало дочь гор.
Марика хорошо чувствовала, как быстро бьётся сердце девушки — снова тот же ритм, что был в комнатке лазарета. Блондинка медленно придвинулась ближе, чуть остановившись, ожидая сопротивления, но, не обнаружив его, медленно коснулась губами губ Селимы. Нежно, так нежно, насколько это было возможно. Для Селимы этот поступок не был против её воли, но та аккуратно положила руки на грудь Марике, и с лёгким усилием оттолкнула её. Происходящее не было ей неприятно, скорее, наоборот, но такое быстрое развитие ситуации немного испугало далканку. Марика, ничего не говоря, отстранилась и собралась уйти — чернявая знала, что если сейчас ту не остановит, то это будет самая большая ошибка.
— Стой! — эхом раздался крик в бане.
Селима в порыве чувств схватила руку Марики, и в следующий миг далканка опять испугалась своих действий, резко отпустив запястье девушки и зажав себе рот. Выкрик был намного громче, чем она планировала. Огинь как по команде встала будто вкопанная, но Селима более не решалась сказать что-либо. Она дрожала, испугавшись того, что может произойти. От раздавшегося через мгновение скрипа двери, кареглазая вздрогнула и сползла на пол. Она не понимала, почему ничего не сделала, даже не сказала. Снова.
Марика, вернувшись в соседний закуток, вылила на себя ковш почти что кипятка, пытаясь выгнать из головы любые мысли. Тело приятно обжигало водой, а волосы теперь казались почти что грелкой. Распахнув дверь, она подошла к бадье. Неспешно перебравшись через край и устроившись там, Марика глубоко вздохнула. Бросив взгляд на ряд маленьких комнатушек, она закрыла глаза, пытаясь улечься так, чтобы кожа на спине не тянулась и раны от плети не причиняли боли. Огинь не сильно беспокоилась о том, из-за чего Селима чуть не сгорела от смущения. Было лишь небольшое разочарование, но всё же девушка приняла такой «ответ». Селима была не её служанка, у неё была воля выбора, и Марика не могла на это никак повлиять. Но всё же Огинь думала, что именно этого Селима и хотела, поэтому и поцеловала — ей казалось, что так она хоть немного сможет загладить вину от случившегося днём. Марика хоть и смирилась с произошедшим, но всё же её голову терзали вопросы — что же сейчас она сделала не так? Она была уверена, что правильно распознала чувства Селимы через её незначительные жесты и реакцию, но всё же та отстранилась. Марику это злило, но злила она сама себя, злила неспособность без слов понять то, что нужно дочери гор. Ей впервые было недостаточно просто соблазнить девушку, слегка надавив в нужную сторону, ей хотелось, чтобы и Селима этого тоже захотела. Целуя её, зеленоглазая рассчитывала, что таким образом ясно даст понять, что не против, но, кажется, она была слишком самонадеянной.
Огинь вздохнула и медленно окунулась с головой в воду. Приятный тихий гул немного притупил все её внутренние переживания, но не избавил от них. Марика вновь осознала, что так и не разрешила проблему с Селимой. Она, конечно, попросила прощения и выполнила её желание, но было что-то ещё. Это «что-то» не давало ей покоя — казалось, что они обе знают причину, но она всё никак не соберётся воедино в их головах. А может, это были просто попытки оправдать то, что не произошло? Марика начинала понемногу понимать, что не была так уж холодна к чернявой. Как оказалось ей очень понравилась эта горная нимфа и впервые за всё время в гвардии она бы даже могла серьёзно…
Вынырнув из воды, девушка быстро вздохнула. Всё же, погрузившись в размышления, дыхание она задержала как-то уж слишком надолго. Голова немного кружилась, и Марика помассировала себе виски пальцами, снова положив голову на край бадьи и закрыв глаза. Вдруг со стороны закутка раздался звук босых ног, ступающих по полу. Огинь лишь успела приоткрыть один глаз, как увидела едва ли не летящую к ней Селиму, а в следующий миг вода в бадье брызгами взмыла вверх. Тело ощутило не особо аккуратные попытки далканки упереться ногами и руками о дно бадьи.
Отерев лицо от воды, струящейся с мокрых волос после произошедшего, и полностью открыв глаза, Марика увидела перед собой чуть размытый силуэт Селимы, волосы которой покрывали лицо словно тёмная вуаль, что иногда носили благородные дамы. Селима упёрлась руками в дно бадьи, касаясь тела блондинки руками и ногами. Девушка подняла голову, сквозь её чёрные локоны лишь слегка было видно нос и чуть приоткрытые губы. Немного приподнявшись, Огинь откинула с собственного лица налипшую мокрую прядь.
— Что т… — не успела Марика задать вопрос, как ощутила горячие губы Селимы на своих губах, а руки далканки нагло обхватили тело, дабы пресечь любые попытки прервать поцелуй.
Прижавшись к Марике, Селима даже и не думала останавливаться, немного неуклюже углубляя поцелуй, слегка стукнувшись зубами, и скользя руками ниже, обвивая стан Огинь, почти не церемонясь с её отметинами. Тело Марики вздрогнуло от боли, но на неё девушке уже было плевать, она сама в порыве чувств грубо прижала чернявую к себе, едва ли не впиваясь пальцами в талию Селимы. Далканка поджала ноги, усевшись на ноги Марики, и положила обе руки на спину блондинке, желая быть ещё ближе, почти что полностью лёжа на девушке.
Селима напирала всё сильнее и Марика, понимая грядущее, втянула носом воздух, улавливая аромат чистых волос и терпкого полынного мыла, прежде чем они обе погрузились в воду. Чуть прервавшись, блондинка лишь выдохнула под водой, и снова с первой же попытки нашла губы Селимы, продолжив поцелуй, пытаясь забрать инициативу. Кое-как упёршись ногой в стенку бадьи, она смогла пересилить напор чернявой, и они обе вынырнули обратно, тяжело дыша. От такой резкой и неожиданной перемены обстановки обе чуть ли не дрожали. Марика прижала к себе Селиму, положив руку ей на голову, впиваясь губами в шею, а в следующее мгновение уже начиная нежно её покусывать. Селима лишь с шумом выдохнула воздух, ощутимо прикусив мочку уха Огинь в ответ.
Быстрое прерывистое дыхание далканки заводило Марику, и постепенно разум её начал затуманиваться, предоставляя свободу уже давно забытым чувствам, но Огинь будто опасалась этого. Она из последних сил пыталась сохранить самоконтроль, боясь, что может случиться опять то же, что случилось днём. Но пьянящий сладкий соблазн поддаться чувствам давил всё сильнее, а губы и прикосновение тела Селимы лишь раззадоривали разум и тело. Эти ощущения были немного другими, чем раньше, чем-то большим, чем в той жизни ещё до гвардии. Зеленоглазая впервые в жизни почувствовала, что хочет не только простого удовлетворения собственного желания. Внутри неё горел такой азарт, который она испытывала, лишь вступая в сражение, но во время поединков разум был чист, а тут не то что разум, тут сердце бешено колотилось, руки подрагивали, Марика просто жадно обхватывала тело Селимы, лишь бы быть ближе, лишь бы не потерять её, не потерять эти чувства… Наверное в этот миг она и начала понимать, что ей нечего опасаться, что сейчас не случится ничего плохого, если она уступит этим горящим и опьяняющим ощущениям, если перестанет пытаться сохранить самообладание и чистый разум.
Селима, уловив состояние девушки, ощутив, как её пальцы жадно впиваются в спину и талию, изредка, словно неуверенно, спускаются чуть ниже, сама усилила напор и довольно жёстко начала требовать большего. Поцелуи стали дольше, а кожи уже касались не только губы — лёгкие покусывания дрожью разносились по всему телу Марики. Но та не желала так быстро поддаваться, ей хотелось растянуть удовольствие, продлевая эти поцелуи. Марика исходила восторгом всего лишь из-за того, что правильно поняла эти знаки, правильно прочитала желания и стремления чернявой. Огинь еле сдерживала улыбку от того, что Селима отнюдь не была кроткой и смущённой девушкой. Напротив, всё это поведение далканки, её страсть, напор, решимость… Всё это будто стало неким вызовом и Марика не собиралась уступать, намереваясь взять всё, что можно, показать, кто из них главная. Вот потому тело и пронизывала странная дрожь, подхлёстывая действовать напористее, жёстче, подчинить, услышать сладкие уху стоны, увидеть обезумевший от наслаждения взгляд и насладиться каждым мигом.
И Марика полностью открылась этим эмоциям, которые до того скреблись где-то в глубине, словно собираясь взять изнеможением разум блондинки, и им это удалось. Сплошное желание, тягучее, сладкое, как крепкий мёд, опустошающее разум, разлившееся по всему телу, пронизав каждую его частичку, разогрев кровь, заставившее сердце биться гораздо сильнее, правило Марикой, и она следовала ему. Дрожь и жар волной пронеслись снизу вверх, Марика грубо впилась губами в шею далканки, одновременно с силой ударив её ладонью по ягодице. Селима охнула и Марика почувствовала, как та прижалась к ней ещё сильнее. Почти что пронзая пальцами мягкую нежную кожу, Марика продолжила истязать шею чернявой, постепенно спускаясь всё ниже.
Огинь ослабила хватку, слегка отпустив Селиму, и та на мгновение почти поникла, но зеленоглазая бестия, медленно спускаясь дорожкой поцелуев дальше, припадала губами к влажной коже, наслаждалась каждым мигом, стараясь мельчайшим прикосновением вызвать у Селимы реакцию. И та, недавно ещё, может, и желавшая как-то побороться, только послушно отзывалась тихими глубокими вздохами. Довольно грубо Марика согнула ногу, подтолкнув тело Селимы чуть выше — от этого девушка слегка вскрикнула. Наверное, в этот миг Селима сама бы не смогла сказать, случился её вскрик от неожиданности или чего-то ещё, но на раздумья Марика всё равно не дала времени, поочерёдно обхватывая губами красивые, напряжённые от желания соски, дразня их игрой языка. Светловолосая девушка больше не сдерживала свои желания, не только нежно касаясь сосков губами, но и довольно ощутимо покусывая зубами, причиняя тем самым Селиме приятную боль, заставляя её всё быстрее шептать: «ещё, ещё, ещё…» и прижимать голову Марике к себе. Чернявая вообще не понимала, как она может себя так вести — Огинь полностью взяла под контроль её разум, внушая ей свои желания, заставляя быть такой, какой она сама себя ни разу не видела.
Эти странные для Селимы ощущения вытягивали из неё самообладание, заставляли забыть всё и всех вокруг. Дочь гор, кажется, так же совсем забыв и о травмах Огинь, впилась ногтями той в спину, и теперь уже сама Марика охнула от боли, которая удивительным образом смешалась со странным откликом удовольствия. Вздрогнув, девушка качнулась вперёд, заставив Селиму уткнуться лицом в плечо, чем та незамедлительно и воспользовалась. И уже её язык скользил по коже Марики, отчего блондинка сама громко постанывала, едва не теряя опору. Закрыв глаза, Огинь полностью окунулась во всё многоцветье чувств, едва удерживаясь на грани реальности, всё больше погружаясь в приятную пучину удовольствия. Ей даже показалось, что она падает, поэтому Марика схватилась за плечи Селимы, уже не соображая, грубо впиваясь ногтями в нежную кожу, оставляя царапины. И только мысль, что она должна добиться желаемого, увидеть, как в её руках будет сходить с ума от удовольствия кареглазая красавица, заставила Огинь вернуть себе власть.
Чуть оттолкнувшись от дна и навалившись вперёд, Марика вынудила Селиму откинуться на спинку бадьи. От резкого движения вода огромной волной выплеснулась на пол. Марика чуть приподняла одной рукой тело Селимы, обхватив девушку за талию, а затем заставила сползти вниз, что над водой осталась вздыматься грудь далканки, которую Огинь вновь одарила чередой поцелуев. Словно бы поддерживая чернявую, Марика позволила ей выпрямиться и, удерживая её в таком положении, второй рукой скользнула под водой по ногам далканки, ведя пальцами от полусогнутых колен до внутренней стороны бёдер. Немного издеваясь, она погладила кончиками пальцев у самого основания ног девушки, ловя приятное уху дрожащее дыхание, которое лишь участилось, стоило Марике провести пальцами совсем близко к сокровенной точке. Селима широко распахнула глаза, быстро хватая ртом воздух, а потом на короткий миг губы её сжались в тонкую полоску, будто девушка очень боялась что-то сказать, признаться. Но стоило Марике уверенно переместить ладонь меж бёдер, коснуться там, как можно более нежно входя пальцами, как Селима, чуть дрогнув всем телом, почти что жалобно простонала, выдыхая прямо в лицо блондинке самую сокровенную свою просьбу:
— Давай… Мари-ка…