Площадка, на которой проводилась последняя для большинства кадетов тренировка, мало что имела общего с учебной ареной, где начинался день для будущих гвардейцев. Единственное, что их связывало, так это извечные силуэты зданий кругом, но и тут имелось одно важное отличие — по правой стороне площадка из серой брусчатки примыкала прямо к стенам королевского дворца, что снаружи был вымощен красным кирпичом. Эта часть здания не имела ни окон, ни бойниц, разве что на приличной высоте располагался небольшой балкон, с которого Его Величество обычно наблюдал за парадом своих войск, когда те отправлялись в поход или возвращались оттуда. Ходили даже слухи, что король иногда следил за строевой подготовкой, но пока никто из кадетов на этом самом балконе его не видел. Наверное, мысль о том, что за тобой может смотреть сам король Остерна, хоть как-то бодрила будущих воинов и не давала им тут окончательно скиснуть от скуки. В остальном надоедливая площадка, достаточно широкая и сильно вытянутая, более напоминавшая улицу, постоянно навевала уныние. Для удобства построения некоторые каменные бруски отличались по цвету и образовывали правильные геометрические формы, а вот по этим формам сержанты, оставшиеся в столице, и гоняли кадетов, заставляя тех соблюдать все правила. Особенно надоедливым и неприятным был момент, когда от простых фигур строя начинали переходить к сложным. Так существовали «Стрелковая линия два ряда: наступательная», «Стрелковая линия два ряда: оборонительная», «Активная оборонительная», «Глубокая оборона» и ненавистная всеми без исключения — «Улитка». В первом случае строй размещался таким образом, что впереди, присев на колено, находились арбалетчики, за ними стояли лучники, позади спешенные латники, за ними пикинёры и алебардщики. Во втором то же самое, только латники отходили за пикинёров. В третьем впереди было два ряда пикинёров, за ними вставали арбалетчики, позади ещё пикинёры и алебардщики, а уж за ними латники и лучники. В четвёртом впереди размещались пикинёры, образуя ощетинившийся квадрат копий, внутри этого квадрата находились все остальные. Когда же дело доходило до «улитки», пикинёры оставались в том самом каре, внутри ждали латники, арбалетчики и лучники становились по углам этого квадрата впереди и по команде должны были быстро втянуться в центр общего построения.
Для облегчения всех этих взаимодействий никто из сержантов не обозначал названия построений полными терминами, присваивая им лишь цифры. Вот только кадеты, особенно из простолюдинов, знатно путались в них, ну а с «улиткой» и вовсе возникала сумятица. То каре вовремя не расступалось, то стрелки не могли образовать строй без подсказок камней на площади, то кто-то по выкрику «Делай раз!» принимались становиться в первое положение, хотя в случае последнего строя в ход шли уже свои цифры, но уставшие за день будущие бойцы того не улавливали. В итоге, доведённые до белого каления этой нерадивостью подчинённых сержанты, принимались орать, костеря кадетов на чём свет стоит. Не отставали и выбранные по итогам «забега» некоторые из десятников. Лонгин и Густав, более остальных проникнувшиеся важностью этой науки, требовали от соратников едва не больше старших командиров.
Марика, сейчас слышавшая, как её приближенный — Оссолин, распекает строй, который вновь напутал с приказом, даже испытывала что-то вроде чувства благодарности к парню. Во всяком случае, ей не приходилось заниматься этим самой, а то бы вышло плохо, особенно с учётом того, что девушка никак не могла успокоиться после поражения в «баталиях на карте». Поймав на долю мгновения взгляд соратника, Огинь одарила высокого кареглазого блондина кивком. Возможно, если бы мужчины не были ей абсолютно безразличны, она бы даже задумалась о том, что могла быть с ним парой. Род Оссолинов вёл свое происхождение от шляхты, поселившейся на северо-восточном побережье, и несколько отличался от местных. Прочий люд с тех краёв, хоть и также выделялся ростом, но имел или рыжеватый, или русый цвет волос, серые или же светло-голубые глаза, и чуть вытянутую форму лица. Но предки Густава, как и он сам, унаследовали черты людей центрального Остерна. А хорошая подготовка, частые охоты, будущее одного из младших сыновей как воина, сделали тело парня прекрасно сложенным и сильным. Впрочем, всё это не помогло ему в сражении при поступлении. Хотя, как посмотреть. Марике пришлось приложить немало сил, чтобы одолеть парня, за счёт чего, он, хоть и проиграл, но был принят в кадеты. Что до Богумила, который сейчас продолжал несколько бестолково выслушивать советы своего друга, то трудно было бы найти более отталкивающего внешностью человека. Он был чуть ниже Густава, но притом плотнее, фигурой напоминая ствол дерева, лишённого всякого утончения. И это бы ладно, но его лицо… От браков между выходцами с северо-востока и центральной области рождались весьма привлекательные люди, совмещающие лучшие черты, но тут всё было ровно наоборот — блеклые серые большие глаза навыкате, широкий нос и пухлые губы, что придавало ему сходства с рыбой, а вытянутая форма лица, большой открытый лоб и жидкая, короткая шевелюра лишь делали это сравнение более заметным. Род Лешчинов после войны, предшествовавшей объединению Остерна, как один из главных пособников противника нынешнего короля, сослали куда подальше, сделав их соседями Оссолинов, и отец Богумила женился на одной из местных дворянок, женщине невероятной красоты, что Марика видела лишь раз, но осталась под впечатлением, а в итоге вот это… Но Богумил был силён, как разъярённый медведь, при этом быстр, хоть и несколько глуповат. Зато вместе с красавцем Густавом, будучи друзьями уже несколько лет, они хорошо действовали вместе, и если Оссолин где-то проигрывал, на помощь приходил Богумил. В свою очередь, когда требовался ум и обаяние Густава, то он здорово выручал Лешчина. И поскольку оба с глубоким почтением относились к роду Огинь, признавая их как величайший дом всего севера Остерна, то с первого же дня во всём без исключения поддерживали Марику.
Впрочем, не только представители тех краёв почитали магнатов Огинь. Довольно быстро зеленоглазая блондинка стала обзаводиться свитой, которая хоть и уступала в числе тем, кто прямо так и вился вокруг Агидель, но были подготовлены куда лучше. Глядя на рыжеволосую и весь остальной сброд, Марика сравнивала их с котами, что ошивались у миски с молоком, хотя, уместнее было бы сказать, как предпочитали говорить те же простолюдины — как мухи возле свежей кучи. Сама она, в отличие от этой рыжеволосой выскочки, что, кажется, не могла обойтись без восхищённой толпы, совершенно спокойно перенесла бы и полное одиночество, но для достижения поставленных целей ей требовалась поддержка. Потому Марика тоже собирала последователей, но относилась к ним лишь как к необходимому средству и всегда старалась держаться подчёркнуто отстранённо, особо к себе никого не подпуская. Даже Густав и Богумил хоть и были ближайшими соратниками, всё равно не могли до конца понять всех мыслей, стремлений и чувств предводительницы. А та пока размышляла, что неплохо было бы привлечь на свою сторону кадета Мариотта, пока не выбравшего ничью сторону, но выделявшегося умом. Несколько смущало, что тот не относился ни к какому благородному дому, но и явно не происходил из крестьян. Можно было потом поручить это задание Густаву, ведь тот, когда того требовали обстоятельства, прекрасно, оказывается, мог втираться в доверие к людям. Вообще, вопрос о том, брать ли в своё окружение людей, не относящихся к магнатам и шляхте, породил два ответа. Сначала было категоричное: «Нет». Через несколько дней, когда стало ясно, что при всём желании они просто не могут соперничать с всё увеличивающимся числом сторонников Агеллон, Марика изменила решение. Это, к её удивлению, позволило привлечь в свои ряды выходцев из западной Империи, а за ними подтянулись ещё несколько ребят из зажиточных горожан. Не далее же, как вчера, она заметила, что девушка из далканских горцев — смуглая, темноволосая, с пронзительным взглядом карих глаз и горбинкой на носу, что делало её немного похожей на хищную птицу, старается держаться поближе к окружению Марики. Это было интересно.
Вспоминались сказания и летописи, в которых говорилось, что племена людей, сейчас составлявшие благородную часть населения Остерна, когда-то давно пришли из-за Срединного хребта. Здесь они столкнулись с местными племенами и довольно быстро подчинили их себе. Отсюда и пошло представление о простолюдинах как о потерпевших поражение, потому магнаты и шляхта считали себя выше. Но, помимо проигравших, на северо-востоке, среди лесов Литау жили другие люди, сильные и свободолюбивые, победить которых оказалось не так просто. А на юго-востоке, на Далканском нагорье, издревле проживали не менее вольные, да ещё и воинственные горцы, с которыми даже перемирия никогда не удавалось добиться. И если с жителями севера-востока постепенно удалось наладить хорошие отношения, а потом заключить вечный союз ещё задолго до вторжения орд некромантов, то большая часть горцев примкнула к Остерну лишь после того, как королевство уже объединилось и победило далканцев. В этом тоже была немалая заслуга гвардии, возглавляемой в то время генералом дер Кином.
Марика знала о далканцах немного, да и то только потому, что отец заставлял её вникать во множество деталей жизни королевства. И из того она помнила, что жители Далканского, или же Юго-Восточного нагорья присоединились лишь при сохранении гораздо больших вольностей, чем тем же южным магнатам, что охраняли границу от степняков. При этом горцы делились на кланы со своими устоями и предпочитали держаться обособленно. Часть из них стала эдаким заслоном от собственных же сородичей, ведь борьба в горах не прекращалась. Потому появление горцев в рядах будущих гвардейцев, пусть тех и было всего трое, стало значимым событием. На местном языке они говорили плохо, двое парней, что казались заметно старше прочих кадетов, вроде как были сыновьями какого-то тамошнего князя, а про черновласую девушку вообще ничего не было известно.
Огинь полагала, что она, наверное, тоже представитель властного рода. Уж больно хорошо держалась, всем своим видом демонстрируя гордость и превосходство, тем самым не уступая и зажиточной шляхте с магнатами, да и с учебным оружием управлялась прекрасно, что опять же говорило в пользу того, что она получила хорошую подготовку, которую могут дать только среди высшего сословия. А ещё ей явно, как и самой Марике, не нравилась эта возня на площадке. Зеленоглазая, бездумно перемещаясь по квадрату и следуя приказам сержантов, продолжала наблюдать за дочерью гор и видела, как та морщится, фыркает и относится к происходящему с заметным пренебрежением.
— Марика… Марика! — девушку самым грубым образом отвлекли от созерцания, и та зашипела, подобно разъярённой змее. — Не положение «один», а первое построение «улитки».
Густав обращался к своей предводительнице с каким-то покровительственным снисхождением, объясняя очевидную вещь, но это лишь ещё больше взбесило девушку. Мало того, что парень обратился к ней подобным тоном, так ещё и позволил себе сделать это прилюдно. Она-то и высказывания сержантов, в основном простолюдинов, с трудом терпела, а тут ещё её же последователь, которого она на арене знатно отходила при поступлении, посмел поставить под угрозу её способности! И за всем этим таилась только злость на саму себя. Мало того, что Марика на какой-то момент уверовала в то, что Агидель на прошлом задании не оплошает… «Вот же наивная!». Так после поражения, когда шанс на победу был почти осязаемым, Марика совсем расслабилась, ничего вокруг себя не замечая. Поначалу её захлестнули мысли о том, как правильнее было бы поступить, если бы она не полагалась на успешные, очевидно, случайные, действия рыжеволосой курвы, а теперь ещё и ворон считала, пялясь на незнакомую девушку, до которой, по большому счёту, ей дела не было. Или было?
В довершение к дурацкой путанице в приказах, когда почти каждый призглуп, каковыми Марика считала большинство будущих воинов, сумел таки вовремя перестроиться, она ещё и запнулась самым нелепым манером о собственную ногу. И это едва не стоило ей приземления лицом о брусчатку. Только в последний миг, сумев выставить руки, девушка избежала полного позора, но содрала ладони о холодный камень и так больно ударила локоть, что всё тело пронизало разрядом молнии.
— Курва! — зло выругалась она, теряя остатки самообладания, и услышала, как раздался сдавленный смешок.
Взгляд её, полнившийся ярости и желания уничтожить на месте посмевшего зубоскалить, моментально метнулся в сторону, откуда исходило это фырканье, но, вопреки даже некоторым надеждам, что подобное можно было ожидать от Агидель, она увидела, что поспешно прятала улыбку та самая девушка из горцев.
И при всех иных обстоятельствах, невзирая на присутствие рядом вышестоящих чинов, Марика уж точно бы не поскупилась на колкое высказывание в адрес той, кто посмел насмехаться, но сейчас заметила, что черноволосая девушка делает это настолько непринуждённо, так просто и естественно… Она не смеялась именно над ней, скорее, над самой ситуацией, даже сделала один шаг в сторону Марики, словно собиралась помочь ей подняться. Гнев зеленоглазой будто натолкнулся на стену, которую взять и пробить не сумел, отчего возникла некоторая растерянность. Эта реакция её поразила, но была принята. Впрочем, Огинь уже вскочила и выпрямилась, не желая показывать свою слабость, только не рассчитала сил и едва не скорчилась от боли в мышцах, но лицо сумела сохранить. И теперь даже сама чернявая опешила и так резко себя остановила, что едва не завалилась на месте. От этого она лишь ещё больше развеселилась.
— Это не кадеты, это бес ведает что такое! — вспылил один из сержантов, по-видимому, из панцирников. — Глина вместо мозгов! Что лыбишься, как полоумная? Я кому сказал первая позиция? Понимаешь меня, ты, немая?!
— Шир та! — несколько зло воскликнула смуглолицая девушка.
— Куда ты меня послала?! — ещё больше завёлся сержант, видно, бывавший в горах Далкан и выучивший некоторые ругательства местных.
— Видно, туда, где солнце точно не светит, — как-то даже злорадно вздохнула Марика и мигом сообразила, что от подобного высказывания ей точно влепят наказание, но это всё равно лучше, чем торчать на этой проклятой площадке.
Но прежде, чем сержант вновь разразился своей тирадой, вмешалась Эверстейн, доселе наблюдавшая за происходящим со стороны. Огинь даже обрадовалась её резкому окрику, хоть ничем того и не показала.
— Кадет Огинь, кадет Селима! Десять больших кругов по арене!
— Слушаюсь! — с еле заметной издёвкой в голосе отозвалась Марика, очень надеясь, что сейчас ей, как и прежде удаётся сохранить спокойное выражение лица, хотя некоторый прилив сил, что она ощутила, недавно испытав приступ злости, так и подмывал показать настоящее отношение ко всему происходящему.
Кивнув в знак понимания, жительница Далканского нагорья и вовсе приняла такой вид, будто это наказание было ей самым великим горем в жизни. Однако чуть только краем глаза заметив настоящую реакцию Марики, лицо темноволосой тут же озарила слегка насмешливая улыбка.
Глядя на это представление, дер Кин, к чести своей, не сказать чтобы прямо-таки поверила, но менять решение уже не стала, подумав, что ещё успеет придумать для этих двух более весомое наказание. В иной ситуации она бы, может, внимания не обратила, но мало того, что Марика вновь начала дерзить, так теперь у неё ещё и поддержка появилась. Потому сейчас, Эверстейн, велев сержантам постепенно заканчивать с занятиями, напомнила Агидель, что ждёт её у конюшен, а сама отправилась наблюдать за тем, как наказанные исполняют её приказ.
По пути девушки вначале молчали. Пользуясь тем, что сейчас никто, кроме Марики, не видит её выражения лица, Селима позволила себе довольную усмешку и даже вроде что-то принялась совсем тихонько себе под нос напевать. Ну а Огинь, пока размышляла над тем, почему к её спутнице командир обращалась напрямую по имени, ведь больно уж странно звучала бы такая фамилия. Может, просто она была слишком сложная для произношения? Мысль о том, что Селима может быть простолюдинкой, Марика гнала прочь, да и в таком случае, лейтенант непременно добавила бы к имени происхождение по местности. Проще всего было спросить напрямую, но зеленоглазая не знала, сможет ли девушка ей внятно ответить, поскольку, кажется, лишь понимала язык, но на нём не говорила, да и опять же, демонстрировать свою заинтересованность Огинь не хотела. Вот только в душе уже поселился росток любопытства, который, чего там, проклёвывался в девушке не часто.
— Быстро ты сообразила, как от этой ерунды с построениями избавиться, — прекратив мурлыкать мелодию, на абсолютно чистом, без какого-либо акцента, наречии Остерна произнесла Селима, глянув на Марику с открытой и дружелюбной улыбкой.
— А? — беловласая в этот миг заметно растерялась, причём, неизвестно от чего больше: то ли потому, что не ожидала, что чернявая заговорила на её родном языке, или же потому, что та вообще не испытывала перед Огинь никакого стеснения и вела себя так, словно они не один год были знакомы. Не чувствовалось и никакого подхалимства, пренебрежения или снисхождения. — А, да… Так ты говоришь на нашем?
От этой растерянности Марика, кажется, задала сейчас один из самых глупых вопросов, на который только была способна. И если бы могла себя как следует ударить, то непременно бы это сделала, поскольку в один миг превратилась в дуру Агеллон.
— И даже написать могу, ну, кроме что стихов, разве, — пожала плечами Селима, вновь чуть усмехнувшись, и, предвосхитив ещё один невольный вопрос, пояснила: — Чем вести всякие разговоры с дураками, проще их послать туда где, как ты сказала, солнце не светит.
— А тебя не пугает, что за такие высказывания можно и серьёзнее наказание получить? — не скрывая своего интереса в продолжении беседы, спросила Огинь.
— Ну, тебя это ведь тоже нисколько не напугало. Да и что они такого сделают? Разве до скончания века оставят маршировать на той площадке, вот это страшно! — Селима в притворном ужасе округлила глаза, да так натурально у неё это вышло, что Марика не удержалась и позволила себе коротко хохотнуть.
Пожалуй, за всё время, что она провела в казармах, это был первый раз, когда Огинь позволила себе искренний смех. Она поспешила себя тут же взять в руки и вновь вернуть невозмутимость, но все её усилия перечеркнула следующая фраза спутницы:
— Матерь гор, я уж не надеялась, что когда-нибудь твой настоящий смех услышу.
— Почему? — уже собралась ощетиниться Марика.
— Ты не обижайся только, мне говорили, что в ваших благородных кругах принято не выказывать слишком ярких эмоций, но твоё напускное безразличие и этот взгляд, ледяной, я уж действительно подумала, что ты всегда такая, — легко поделилась своими мыслями Селима.
— А у вас не так? — задавая этот вопрос, зеленоглазая преследовала сразу две цели — определить, принадлежит ли к высокому дому Селима, и заодно понять, как именно она относится к ней самой.
— У нас проще. В любых кругах, независимо от сословия общаются так, как того требует ситуация, ну и к старшим непременно всегда с уважением.
— То-то ты с уважением сержанта послала, — не удержалась от едкого замечания Огинь, — раза в два старше ведь.
— Ха… Не совсем правильно выразилась, под старшими я подразумевала стариков. Да и в целом, эти правила в основном распространяются только на наши общины. И потом, кто сказал, что я прямо образец примерного поведения? В моём роду меня все считали редкостной невежей и грубиянкой, — понизив голос до заговорщицкого шёпота, сообщила Селима.
— Твой род? — подвела к интересующему её вопросу Огинь, несколько недоумевая.
— Ах да, у нас нет определения домов, у нас есть род. Вот я, например, Селима, дочь Нарваза, сына Эрафа из рода Сарфир. Представляясь полностью, мы всегда упоминаем своего отца и его отца, а потом называем того, от кого род ведёт происхождение. Наш род считается одним из самых древних, от тех, от кого появились первые горцы, — в сказанном явно прослеживался намёк на то, что дочь гор очень гордится таким происхождением, и в то же время сказано это было без какой-либо напыщенности.
— Понятно, — приободрилась Марика, которой, кажется, сейчас стало ясно, что она разговаривает с равной себе, — у нас, как правило, фамилия происходит от имени основателя династии или же от места, где этот род произошёл и которым владел. Иногда, бывает, в фамилии объединяется два имени или имя и место происхождения, может ещё имя и какое-нибудь мифическое существо или растение.
— Вот и говорю же, у нас гораздо проще, — развела руками Селима и Огинь не нашлась, что на это возразить, — но, как мой отец говорит: «Мы должны в любой ситуации с уважением относиться к местным традициям, это залог хороших отношений».
— Он мудрый человек, твой отец, — задумавшись над словами собеседницы, ответила Марика, желая тем самым ещё и выразить своё хорошее отношение, а потом поделилась, даже как-то непринуждённо тем, что думала о своём: — Мой подчас вообще никого не замечает, даже если это его родные.
— Благодарю от всего сердца, — Селима, походя, чуть склонилась в небольшом поклоне и приложила ладонь к груди. — Ты, наверное, не знаешь, но такие слова про родного человека, сказанные от души, для моего народа это высшая степень проявления уважения. Потому, хоть ты и говоришь про своего с некоторым пренебрежением, я уверена, он тоже великий человек.
— Благодарю от всего сердца, — точь-в-точь повторила фразу и поклон Марика, прекрасно знавшая, как в высшем обществе принято отвечать взаимностью, чтобы завоевать хорошее расположение собеседника.
— Тар фаза аль дарлил, — на своём ответила Селима и сразу перевела: — Мир дому отчему твоему. Это так мы говорим после того, как произнесены слова уважения и благодарности. После них люди становятся добрыми собеседниками.
— Я запомню, — твёрдо пообещала Огинь, кивнув девушке, когда они уже оказались возле аренной площадки, чтобы приступить к пробежке.
Желания бегать не было теперь никакого. А ведь ещё несколько минут назад Марика с удовольствием бы занялась этим вместо оттачивания навыков построения, но сейчас, общаясь с девушкой, что невероятным образом заставляла её открыться и делала это так непринуждённо, Огинь с большим удовольствием продолжила бы это общение. Только оклик Эверстейн позади напомнил, зачем они тут.
— Давай наперегонки? — вдруг предложила Селима, когда они с Марикой начали с совсем лёгкого бега, постепенно разминаясь. — Всё веселее.
— А смысл? — чуть повернув голову, беловолосая посмотрела на девушку, что была немного ниже её и довольно щуплой.
— Ради интереса, — легко отозвалась та, — я у себя дома быстрее всех была. А здесь хоть соперники достойные. И потом, мне всегда интересно было с тобой посоревноваться. Ты же одной из первых пришла на испытании.
— А ты уверена, что в таком темпе все десять кругов выдержишь? Я поблажек не даю никому, — сразу предупредила Огинь, действительно не привыкшая уступать и весьма болезненно переживавшая, что рыжеволосой курве удалось её обойти тогда.
— Я, вообще-то, сразу за вами прибежала, может, и обогнала бы, но в этих лабиринтах сам тайхран ногу сломит, вот и заплутала, — с вызовом откликнулась Селима.
— Кто такой тайхран? — следя за дыханием, поинтересовалась Марика. Её интерес не только не угасал, но и пробуждался всё сильнее.
— Если сможешь меня обогнать, расскажу, — блеснув хитрыми карими глазами, Селима резко ускорилась, что Огинь даже опешила.
— Идёт! — воскликнула зеленоглазая и бросилась вдогонку. — А ещё, когда я тебя обойду, за тобой любое моё желание!
И если в самом начале она полагала, что это их соревнование будет достаточно лёгким, то вскоре поняла, насколько серьёзно ошиблась. Да, за счёт роста и тренировок, ещё до гвардии, у неё было преимущество, и она с первого же момента постаралась сделать большой отрыв, однако дальше, чем на половину круга, уйти ей не удавалось. А потом Селима и вовсе начала сокращать разрыв. И Марика никогда не видела, чтобы люди бегали так. Девушка из горцев теперь едва касалась мыском земли, сразу же отталкивалась, будто подпрыгивала, приземлялась на мысок и снова отталкивалась. Это больше походило на то, как бегают косули. Благодаря такой манере она вскоре не только нагнала Огинь, но и опередила её.
— Видно не очень тебе интересно узнать, кто такой тайхран? — задорно подмигнула Селима.
Впрочем, Марика, по совету брата, который сейчас уже служил в гвардии, когда только начинала свои занятия, и прислушивавшаяся к его рекомендациям, бегала не только по дорожкам поместья, но и по пересечённой местности, а особенно гордилась тем как носилась по ступенькам замковой башни, иногда и через ступеньку. Это сделало её не только подтянутой, но и очень выносливой. Так что теперь, к близившемуся концу дистанции, она задействовала все скрытые силы, мгновенно увеличив скорость. Главное было следить за дыханием, а то, что зажгло мышцы, было не страшно.
Правда, всё же обогнав Селиму и придя таки первой, Огинь с блаженством позволила себе опуститься прямо на дорожку, вытягивая вперёд ноги. Только отдыхать ей долго не дали. Вновь о себе напомнила Эверстейн, наблюдавшая за происходящим со стороны, но отметившая, что кадет сейчас буквально преобразилась, стала не такой замкнутой.
— Похвально, Огинь, я только, надеюсь, вы не забыли, что у нас с вами ещё сегодня занятие? И раз уж в вас столько сил, то будьте добры, не стесняйтесь их показать потом, в том случае, если их здесь все не оставили, — затем внимание дер Кин обратилось на кареглазую, — а вы, кадет, в следующий раз подумайте, прежде чем кидаться выражениями, а чтобы это вам лучше запомнилось, вы сегодня за ночь выучите все положения при построениях, и завтра с утра я с вас это лично спрошу, а коли не ответите и не покажете, будете каждое утро вставать раньше и при мне всё это отрабатывать. Свободны. Огинь, жду вас у конюшен. Не задерживайтесь надолго.
Едва лейтенант покинула арену, как Селима с горестным стоном опустилась рядом с Марикой:
— Ой, тайхран! Горе мне! — на лице её отобразилось неподдельное отчаяние. — Вот кто за язык тянул? Я на этой площадке действительно до скончания века застряну!
Беловласая, вообще не отличавшаяся состраданием, взглянула на новую знакомую внимательно и сочувственно, поскольку ощутила к ней что-то вроде жалости. И кто знает, почему. Может, оттого, что та была совершенно искренна в проявлении эмоций, или в том, что решилась просто заговорить с Марикой, или в том, что бросила ей вызов и при этом действительно достойно держалась.
— Кто такой этот твой тайхран? — довольно спокойно поинтересовалась Огинь, пока что, не демонстрируя никаких эмоций и, вроде бы, лишь желавшая услышать то, что обещала ей рассказать Селима.
— Злой дух, насылает на людей беды и несчастья. В более широком смысле, это может быть и бессовестный и подлый человек. Иногда, можно использовать и для описания каких-либо положительных чувств, ну, чтобы выразить всю эмоциональность, — грустно рассказала девушка, понурив голову.
— Ясно, в общем, как наша курва или лярва, — заключила Марика, — только у нас это не злой дух, а падшая женщина.
Она ещё некоторое время помедлила, переводя дыхание и решая, как бы лучше поступить в данной ситуации. Да, с одной стороны, было бы, наверное, неправильно делать какие-то исключения. В конечном итоге она всегда считала, что проблемы человека это его проблемы и если где-то он не силён, то в этом должен разобраться сам, но с другой точки зрения, ей нужны были союзники, а Селима могла бы стать прекрасным дополнением к её свите и во многом ей помочь. Да и потом, что-то родственное чувствовалось в этой девушке. Огинь представила себе, какого пришлось бы ей, если бы она чего-то не умела, и рядом никого не оказалось, кто бы ей помог.
— У тебя с этой строевой совсем плохо? — всё также несколько безразлично поинтересовалась Марика.
— Совсем, — призналась Селима, — мне тяжело усвоить, я цифры-то запоминаю, но мы у себя не пользуемся ни такими построениями, ни командами.
— Давай так сделаем, — решила Огинь, — я сейчас уеду на тренировку, а ты, как себя в порядок приведёшь, иди к Богумилу. Скажи, что от меня, передай суть проблемы, говори, что я просила позаниматься с тобой. Он тебя, скорее всего, перепоручит Густаву. Общаться с ним порой не просто, но сама видела, дело он знает. Потом я приеду и тоже помогу, чем сумею, договорились?
— Это… То есть… — теперь уже кареглазая не на шутку растерялась, но лицо её озарилось неподдельной радостью. — Это я теперь с вами?
— Если захочешь…
— Конечно! Очень! Спасибо тебе, Марика! Спасибо большое! Сарм торан! — из всего потока, обрушившегося на Огинь, последняя фраза была произнесена на родном языке девушки с Далканского нагорья, однако, перевода она не требовала.
— Как будет на вашем «Не за что»? — приятно тронутая такой реакцией спросила беловласая.
— Иль ник!
— Иль ник, Селима, иль ник…
***
Приободрённая разговором с Эверстейн, а ещё и тем, что командир сдержала своё обещание и на их тренировку привезла-таки с собой учебные клинки, Агидель этим вечером старалась выложиться на полную, проявляя всю концентрацию и буквально ловя каждое слово, что слетало с губ лейтенанта. Она понимала, что в присутствии змеюки Огинь их старшая не могла себе позволить проявления тех эмоций, как в беседе один на один, но практически кожей ощущала её незримое одобрение, а потому прикладывала ещё больше усилий. В какой-то миг даже стало казаться, что с оружием все эти упражнения даются куда как легче, или же просто она действительно довольно быстро усвоила все правила, о которых говорила лейтенант? А может, легче было ещё и оттого, что сейчас она предельно чётко видела длину своей сабли-карабелы и уже, исходя из этого, могла рассчитывать, какой сделать шажок, дабы её оружие не столкнулось с клинком наставницы.
— Шаг, ещё шаг! — привычно командовала Эверстейн, сейчас наступая и тем заставляя своих учениц отходить дальше, но не более, чем следовало. — Не забывайте смотреть по сторонам. Вы должны знать, куда отходите, куда ставите ногу.
Это был действительно важный урок, хотя и непросто было поспешно озираться, рассчитывать в голове такие условности, как неровности почвы под ногами, наличие опавших сучьев, камней, попадавшихся среди травы, уже мокрой от опустившейся к ночи росы. Влажная зелень тоже задачи не упрощала — наступишь слишком резко и вскользь, поедет нога, и грохнешься оземь. Что Агидель, что Марика уже в предыдущие дни успели на собственных телах познать всю коварность травяного ковра. Первой до сих пор об этом напоминал синяк пониже спины, когда она мало того, что зацепилась за ветку, так и оступаясь, как раз поскользнулась и приземлилась со всего маху на землю, что и зубы клацнули, а в глазах от боли сразу защипало.
— Огинь, проснитесь уже, где вы витаете? — несколько раздражённо обратилась ко второй ученице командир, подметившая, что Марика, в отличие от Агидель, сегодня на редкость рассеянна.
— Прошу прощения, — буркнула зеленоглазая, стараясь согнать с себя всю задумчивость, в которой пребывала с того мига, как они разделились с Селимой. Весь этот диалог с дочерью гор по-прежнему не желал идти из головы и пробуждал в душе какое-то тёплое чувство, что Огинь редко испытывала за всю свою жизнь.
— Внимательнее, — чуть спокойнее добавила Эверстейн, прямо взглянув теперь на Агеллон, гадая, поймёт ли та, что таится за этой фразой.
И рыжеволосая вновь не разочаровала. Девушка почувствовала, что сейчас наставница отступит назад и сделает это без предупреждения. Именно так она проверяла моментами их реакцию, когда не открывала своего замысла, но сообщала о манёвре, несколько выделявшемся из хода событий. А потому, стоило только лейтенанту действительно сделать шаг назад, как Агидель верно ступила вперёд, сохраняя идеальный разрыв, что клинки едва не касались друг друга, замирая на расстоянии одного-двух пальцев. Из всего многообразия вариантов, Агеллон угадала верно. Впрочем, угадала ли? Она ведь действительно старалась понять по одному взгляду Эверстейн, что та собирается сделать. И сейчас готова была поспорить, что обращаясь к подопечным, командир чуть отвела в сторону глаза, будто желала взглянуть себе за спину. Именно это и навело рыжеволосую на мысль, что дер Кин сейчас точно отступит. Наверное, старшая специально подавала такие знаки, чтобы подопечным было проще понять замысел. Агидель была уверена, что если бы Эверстейн захотела, она бы их с Марикой обвела вокруг пальца. Но учиться стоило именно сейчас, именно на этом, когда тебе подают лишь небольшой намёк. И, судя по тому, что Огинь сейчас совершенно неверно поняла его, из-за чего шарахнулась в сторону, Агидель хоть немного, но научилась. Это подтвердила и сама дер Кин, когда чуть кивнула девушке и медленно опустила ресницы.
Эта мимика, едва заметная, настолько неуловимая и сдержанная, почему-то отдалась теплом в душе рыжеволосой девушки. И в то же время показалась ей уже знакомой. Пришла и догадка — она её видела раньше. Совсем не часто, потому как в большинстве случаев командир её отчитывала. Но в те моменты, когда она была довольна, то выражала свою похвалу подобным образом, может, даже невольно для себя самой. Это открытие настолько поразило Агидель, что моментально захотелось отметиться ещё раз, дабы понять, верна ли догадка. Однако сейчас Эверстейн вновь обратила своё внимание на Марику, которая, удивительное дело, сегодня была вообще не собой. И это в какой-то степени серьёзно беспокоило Агеллон. Её не покидало ощущение, что за сегодняшнее поражение та затаила на неё ещё большую обиду и обязательно попытается отомстить. Но каким способом, когда и где? За бани, к счастью, можно было не волноваться, поскольку никто бы не стал держать их нагретыми для двух кадетов, и потому командир разрешила девушкам пользоваться офицерской, где и сама смывала с себя трудовой пот. В офицерской бане было гораздо лучше — там имелись отдельные небольшие комнатки с бадьями, а комнатки те можно было закрыть дверью с внутренней стороны, что никто не войдёт. По пути до жилья у них тоже не было возможности выяснить отношения — Эверстейн лично сопровождала девушек до входа. Оставался лишь коридор, ведущий к спальням. Да, там Марика могла бы что-то устроить, но на шум тут же сбежались бы остальные кадеты. Впрочем, и один раз получить от разгневанной беловласой змеюки было бы неприятно.
— Огинь, вы хоть следите за тем, что происходит? — остановила тренировку дер Кин, опуская оружие и пристально глядя теперь на Марику. — Сколько мне ещё призывать к вашему вниманию? Если у вас и правда не осталось сил после того глупого соревнования с кадетом Селимой, то надо было сразу сказать.
Зеленоглазая непокорно взглянула в ответ, и в глазах её читалось то самое выражение, после которого все, кто этот взор видел, предпочитали убраться куда подальше. Впрочем, на Эверстейн подобные взгляды не производили никакого впечатления. Ядовитая зелень бессильно разбивалась о спокойную глубокую синеву. Как же отчаянно в этот момент хотелось Марике сказать что-то в духе Селимы, да просто послать куда подальше наставницу, но она, благодаря собственной выдержке, смерила гнев, чуть наклонила голову, не в силах выдержать этого спокойствия и потом хмуро пробормотала:
— Прошу, дайте мне ещё одну попытку, я буду лучше стараться.
— Ладно, — запросто согласилась командир, — но если и сейчас вы не соберётесь, то на этом занятие на сегодня закончится. Я упрощу задачу, кадет Агеллон пока передохнёт, а вы покажете мне всё, что выучили.
Агидель, тайно восхищавшаяся тем, как Эверстейн удаётся сохранять самообладание и как легко она может поставить на место ненавистную заносчивую блондинку, сейчас испытала странное чувство, чем-то напоминающее ревность. Это ведь ей командир должна была уделить больше времени, потому как именно она сегодня доказывала свою состоятельность и демонстрировала отличную концентрацию, а эта зеленоглазая курва своими, очевидно, притворными действиями, переманила всё внимание себе.
Но дер Кин не собиралась просто так взять и оставить без тренировки рыжеволосую подопечную. В голову пришла мысль, что пока, в качестве поощрения, она могла бы показать Агидель один из приёмов боя, который когда-то придумала одна из её наставниц — Нейса. Прибывшие с запада воины не владели сабельным боем, этому они научились у местных, но ещё и несколько усовершенствовали стиль, а особенно это хорошо удалось первому ротмистру усцар. Сама лейтенант предпочитала традиционные для имперцев мечи, однако, если было нужно, и с карабелой могла хорошо управиться.
— Дай-ка на минуту, — обратилась командир к Агеллон, протягивая руку за оружием и та, не колеблясь, хоть в глазах и отразилось мелькнувшее огорчение, вручила саблю старшей, ещё не догадываясь, что сейчас от восторга и радости чуть ли не на месте начнёт вытанцовывать, — смотри и запоминай.
Эверстейн, ощущая теплоту железной рукояти, нагретой рукой Агидель, быстро крутнула оружие, чуть отступив в сторону, потом выставила руку вперёд, направляя клинок вниз, елманью к себе, при этом кулак как бы смотрел в сторону воображаемого противника. Такое положение гарантировало, что если враг вдруг вздумает ударить по кисти, то удар придётся на закрытую часть эфеса. Эту конструкцию в качестве цепочки или неширокой пластины тоже придумала Нейса, и она себя отлично зарекомендовала, особенно против степняков, которые всегда старались бить по пальцам. Да и местные, до того как образовалась усцария, тоже этим грешили, в основном стараясь рубить сверху вниз.
— Вот это положение оружия, когда бой происходит пешим, выгодно тем, что ты не только всегда держишь врага на определённой дистанции, но и тем, что его прямой удар придётся либо на эфес, либо на лезвие, и в последнем случае соскользнёт. В случае бокового, ты всегда имеешь возможность отбить. Вот так, — и Эверстейн быстро повернула оружие, что остриё описало в воздухе полукруг, — и можешь бить сама. Вот так.
Вначале она продемонстрировала удар сверху вниз, потом поперёк, что получился эдакий крест, и вновь повторила, затем вернувшись в изначальное защитное положение. Агидель как заворожённая следила за тем, что показывает ей командир и в который раз дивилась, как же складно у Эверстейн всё это получается. А уж когда та отдала ей саблю и сказала отрабатывать этот приём, девушка и вовсе не удержалась от восторженного возгласа:
— Да, госпожа лейтенант, слушаюсь! — глаза загорелись от азарта и осознания того, что именно к ней старшая продолжала обращаться лично.
На какое-то время для неё вообще перестал существовать весь окружающий мир, пока она, поначалу медленно, а потом всё быстрее постаралась в точности воспроизвести движения также, как показала ей дер Кин. Наверное, было даже хорошо, что рыжеволосая сейчас не видела Марику, ведь та, пока могла, наблюдала за потугами соперницы с нескрываемым презрением. Ей вообще давно претили все эти техники своих сородичей и их бои на саблях. Удивительное дело, являя собой чуть ли не пример типичной богатой и знаменитой части населения Остерна, относясь к пришлым с изрядным пренебрежением, Огинь обожала именно их стиль боя и клинки латников. Особенно длинные прямые мечи, или же фламберги. Последние были такой редкостью даже среди них, что каждый из этих мечей имел собственное имя, а гвардейцы, владеющие ими, получали двойное жалование. Фламберги наносили такие чудовищные раны, что и колдуны-лекари, если не успевали в первые несколько минут вмешаться, лишь беспомощно разводили руками. Марика мечтала, что, быть может, однажды, она удостоится чести владеть таким мечом и даже даст ему имя. Но сейчас в её руке был простой полуторарочник, к тому же, затупленный, но и ему она была рада. Командир привезла с собой несколько видов учебных оружий, а потому и не возникло сомнения, что выбрать на этот раз. Сама Эверстейн тоже взяла такой меч.
— Начали! — скомандовала дер Кин. — Первые три шага наступаете, дальше вы знаете, как должно быть.
Собравшись, отпуская от себя всю злость и раздражение, Марика безупречно выполнила приказ, сразу за этим, не дожидаясь новой команды, отступила на шаг назад, потом вправо, отдавая право наступления наставнице. Именно так начинались их тренировки все предыдущие дни, и сейчас Огинь доказывала, что она всё помнит и ничего не забыла. Вот только по ходу этой демонстрации, она вновь начинала ощущать, как в крови вскипает необъяснимая злость, и происходит это быстро. Правда, в данном случае, этот азарт битвы уже не мешал ей концентрироваться, но искушение ответить на очередной выпад каким-нибудь ударом, всё возрастало. Ей до смерти наскучили эти бесконечные шаги, как будто мало того было на предшествовавшей тренировке, откуда она предпочла уйти, хоть и получив наказание. Это заставило её немного задуматься, а смогла ли бы она так сделать, если бы прежде своё презрение не высказала Селима? Искушение ответить ударом или блоком возросло многократно, захотелось доказать, даже самой себе, что она вполне в состоянии принимать решения, свои решения, без оглядки на кого-либо. Назло. Дочь гор была права, когда сказала, что им ничего не сделают такого, а если и сделают, то что в этом страшного?
И потому, когда командир вновь сделала выпад, Марика не отступила, выставив меч для защиты. Последовал удар. Затупленное лезвие наткнулось на жёсткое сопротивление. Звук удара металла о металл звоном раздался в тишине леса и постепенно угасал, в то время как взгляды девушек встретились, и ни одна из них не собиралась отводить взор. Светловолосая бросила вызов и не слишком задумывалась, что будет дальше. Примет ли её вызов командир, или отстранит от тренировки.
— Хорошо, — спокойно заметила лейтенант, чуть прищуриваясь, а потом резко отошла назад и также быстро рванулась вперёд, нанося новый удар, куда более акцентированный и сильный, что клинок едва не вылетел из рук Огинь, и ей пришлось отступить, — Агеллон, помогай соратнице!
Услышав эти слова, рыжеволосая, только недавно заметившая, что происходит на поляне, так и кинулась со всех ног к ним, едва не спотыкаясь от волнения. Пусть и отрабатывать новый приём ей нравилось, но возможность поучаствовать в поединке и уже там показать, как она успела освоить его, заставило сердце участить бег. Вот только шансов на эту демонстрацию оказалось не то чтобы много. Нет, несколько дней персональных занятий с Эверстейн точно пошли на пользу обеим девушкам. Во всяком случае, они действовали куда как осмотрительнее и не бросались вперёд очертя голову, надеясь на удачу. Но следить за собственными движениями и отбиваться от постоянных атак старшей было той ещё задачей. Возможно, они и держались пока лишь потому, что действовали вдвоём. А дер Кин, в свою очередь, отмечала одну положительную черту — девушки старались не мешать друг другу и не пытались навалиться. Как только она наносила один удар, кто-то из этой пары парировал его, чем пользовалась вторая, спеша выдвинуться на удобную позицию. Правда, скорость Эверстейн позволяла ей вовремя реагировать на эти изменения, да и не особо много сил она к тому прикладывала, но это уже было интереснее, чем на первом же бою. Ещё она увидела, что Агидель, хоть и не может провести полноценный выпад, но старается отразить атаку именно так, как ей показали. У Марики была другая техника, она старалась поймать клинок на самую надёжную часть своего меча — ближе к гарде, что тоже было верно.
Приём этот был предельно понятен лейтенанту, он использовался, чтобы при возможности попытаться выверенным движением зацепить перекрестием лезвие и вырвать оружие из рук атакующего, однако опыт, сила и скорость были на стороне Эверстейн, и она попросту ждала, когда её соперницы начнут ошибаться. И ждать того пришлось недолго. Они стали уставать и уже отсюда начались их проблемы. Уменьшилась концентрация, возникли более длинные перерывы в попытках атаки. Да и вообще, когда по оружию раз за разом бьют, причём весьма ощутимо, это заставляло всё сильнее напрягаться руки. Почему, кстати, командир и учила девушек в первую очередь стараться не парировать удар, а разорвать дистанцию. Впрочем, им полезно было бы и такую нагрузку на себе испытать, чтобы скорее сообразили, в чём заключается хитрость долгой схватки.
И вот, после того как Марика в очередной раз выставила блок, лейтенант пробила с такой силой, что светловолосая с шипением выпустила меч. Руки у неё к тому моменту уже огнём горели, начиная от запястий и до самых плеч. Агидель пролетела мимо, и Эверстейн, заблаговременно отступив немного в сторону, лишь слегка вскинула меч, сделав точный, но аккуратный тычок затупленным концом в спину рыжеволосой, что та и заскользила по траве, едва не теряя равновесия. Правда, кадет Агеллон так прониклась этой схваткой, что просто чудом смогла развернуться, и хоть ещё и, оскальзываясь, но сумела занять новую боевую стойку, уверенно смотря в лицо старшей. Это рвение напомнило наставнице собственные молодые годы, когда она только начинала тренироваться с оружием, и лейтенант позволила себе совсем маленькую улыбку, а потом выдохнула и произнесла:
— На сегодня довольно. Вы обе показали, что не зря мы тут занимались. Конечно, вам есть куда стремиться, но поговорим об этом по пути к казармам. И думаю, с сегодняшнего вечера стоит всегда брать на тренировки оружие…
***
Обратный путь в казармы для Эверстейн и её подопечных проходил в относительной тишине, нависающей над дремлющим городом, нарушали её лишь их разговоры, да цокот копыт лошадей. Девушки ехали лёгкой рысью, с одной стороны, поспешая, но в то же время позволяя себе не слишком торопиться. Командир знала, что после усердной тренировки, после долгого тяжёлого дня, всем требуется некоторое время, чтобы слегка прийти в себя и обдумать события, которые происходили с самого утра. Да и к тому же, быстрая скачка тоже отнимала силы, а потому после неё всё равно сразу же не уснуть, да и тело должно расслабиться. Кроме того, в эту прогулку дер Кин имела возможность обсудить с кадетами все их действия на занятии, что-то подсказать, дать небольшой совет на будущее. Сегодня, правда, они и сами довольно быстро пришли к выводу, что при столкновении с сильным соперником, зачастую, действительно проще не парировать удары, а сохранять дистанцию, особенно, если собственных сил ещё не хватает. Агидель тут же поинтересовалась, что необходимо для того чтобы эти силы как можно быстрее получить, и услышала вполне закономерный ответ, что стараться как можно усерднее выполнять необходимые упражнения по утру. Рыжеволосая несколько поникла, поскольку ей больше нравились тренировки на ловкость, а Марика позволила себе что-то вроде самодовольного хмыканья. Но и это тоже не осталось без внимания старшей. Эверстейн, уже несколько дней отмечавшая, что Огинь явно пренебрегает едой, добавила и о важности питания:
— Без поддержания энергии для организма, вся польза от силовых упражнений быстро идёт впустую. Даже во вред. Мускулы страдают в первую очередь, что потом и те же упражнения станут даваться куда труднее.
Марика, если это замечание и услышала, то виду явно не подала, возвращаясь в привычное для себя несколько безразлично-снисходительное состояние, которое уже всерьёз начинало надоедать даже терпеливой Эверстейн. Правда, от этих мрачных дум о том, что делать с кадетом, отвлекла Агидель, которая, надо сказать, никогда не страдала отсутствием аппетита. Вздохнув, девушка немного мечтательно произнесла:
— Пироги сегодня вкусные были, — и звучало это так просто, легко и с какой-то надеждой, что командир отвернулась, пряча улыбку, но полностью согласная с этим высказыванием.
— Если завтра в первой половине дня все себя достойно проявят, возможно, я распоряжусь, чтобы их снова приготовили, — пообещала лейтенант, уже зная, что сейчас одним этим обещанием даст девушке дополнительную поддержку.
— Правда? — загорелась от предвкушения кадет Агеллон, чуть привставая в стремени.
— А разве я давала повод усомниться в своих обещаниях? — решительно кивнула дер Кин.
— Никак нет, госпожа лейтенант! — отчеканила Агидель, преданно взглянув в лицо старшей.
На этом разговор как-то стих и они как раз въехали в самую густонаселённую часть города. Копыта лошадей застучали по каменной кладке, а лейтенант задумалась о том, что своей фразой сейчас во многом повторяла высказывание своего приёмного отца, в тот миг, когда сама она, будучи ещё маленькой девочкой, впервые высказала желание стать воином. Как всё причудливо складывалось… Больше десяти зим назад она с трудом могла удержать в руке меч, а теперь уже учила тому других. И теперь ей виделось в этом нечто правильное. Пожалуй, говоря сегодня вечером с Агеллон, она действительно осознала, что недаром осталась здесь, а не отправилась с остальными в поход. И принимая это, Эверстейн подняла взгляд к звёздам, глубоко и умиротворённо вздыхая. Ночь сегодня выдалась просто чудесной. И ясное небо, на котором более не осталось и следа «Зелёного копья», внушало только покой и приветливо мерцало огоньками, под светом которых спал огромный город. Конечно, в кварталах, что были отдалены от главной улицы, жизнь кипела и бурлила, но тут, среди примыкавших к мостовой домов, разлились тишина и сон.
— Помогите! — резкий, пронзительный крик, раздавшийся впереди, разорвал эти покой и тишь в клочья, и был столь нежданным, что всадницы невольно натянули поводья, останавливая своих скакунов.
