«Не люблю фотографии, но ты так счастлив на них»
Его прошило. Неуловимо для человеческого глаза, словно молния внутри обрушила на него всю ярость, пробегая по тонким стенкам тела. Оно сейчас ощущалось подобно картонной коробке, едва не рассыпающейся от едкого дуновения ветра. Его голову щекотала ноющая, словно головная боль, мысль. Ллойд закусил внутреннюю часть щеки. Отчаянно, словно пытается привести себя в чувства, пусть он и отрекается от них сейчас. Ему явно не стоит сейчас шире улыбаться, не стоит делать чего-то, что было бы триггером. Он больше не прислушивается к коварным волнам Сент-Круа, мягко танцующими свой медленный танец, его вещи больше не пахнут имбирным печеньем с корицей, он больше не носит повязок и бинтов на левом глазу. И он, вероятно, не хотел бы другого исхода, грезы дождливой ночи заставят его внять. Он чувствует себя лучше с тех пор, как ушел оттуда в последний раз, с тех пор, как отражение мелькнуло смутно в голубой воде. Ему нужно лишь разорвать последнюю нить паутины, пока она назойливо не охватила его в свои сети. Уголки его губ опустились, сегодня Монтгомери не сделает того, чего бы она хотела. — Вопреки своей никчемности, на фотографиях ты получаешься чудно, — заговорила девушка, листая материал, — Твоя взяла, засвечу твоим личиком на наших страницах. Ллойд как-то испугано поднял глаза, от внезапно доносящегося голоса, в надежде на то, что прошло не больше нескольких мгновений, и он не успел разделить участь с психически нездоровыми личностями, пялясь в стену. Он ослабил хватку, освободив потрепанную щеку от немилости зубов. Во рту, кажись, заиграл металлический привкус. — Спасибо, — фыркнул он. И почему, черт возьми, никчемный? Это донимает его уже не впервые. — Так как тебя, малец? — Я не малец. — Мне же нужно как-то подписать тебя для толпы глупых девчонок, сохнущих по каждому экземпляру с хреном, — пожала плечами она, словно не слыша Ллойда. — Ллойд Гармадон, мое имя. — Что из этого имя? — Разве не очевидно? — Ну Гармадон довольно нераспространенное им— — Ллойд, имя Ллойд. — Вообщем, давай ты отправишь мне на нашу почту и пометишь, что имя, а что фамилия. — Да Ллойд же! — вспыхнул мальчик. По коридору донесся отчетливый, звонкий стук обуви. — Снова донимаешь бедных жителей нашей планеты, Кита? — врезался в уши третий самодовольный голос. — Тернер, — помрачнела девушка, тихо рыча. — Кита? — озадачился светлый юноша. — Для тебя Токсикита Эдвард, по матери Пибади Уайт! — выкрикнула она, краснея и ткнула пальцем в его грудь. — Какое милое зрелище, тебе к лицу смущенное выражение, — усмехнулся парень с волосами цвета каштана, — А вот эту штуку на твоей милой шейке лучше сними, она тебе ни к чему, — мягко указал он на ремешок от прибора для фотоснимков. — У кого-то, кажется, отбирают хлеб, Финни? — убрала Токсикита его руку. — Смеешься? Да моя бабуля Глори на фоторамку фотографирует лучше тебя, — равнодушно поправил он темные очки закрывающие собственные глаза. Ллойду, изначально, показалось ношение солнечных очков в помещении вещью, мягко говоря, экстраординарной, однако и странным назвать он это не мог. Парень, которого Эдвард так свирепо именовала Финни, был одет в своем роде экстравагантно. Нет, правда, белый смокинг смотрелся эффектно. Ухоженные волосы зачесаны назад, это создавало образ, скорее посещающего это заведение парня, лишь в качестве экскурсии, точно не учащегося здесь. — Не волнуйся, малец не жалуется, — жутковато улыбнулась она ему. — Да почему «малец», я же выше тебя! — встрял Монтгомери. — Нашел повод для гордости, — фыркнул Финни, — Да кто угодно выше ста шестидесяти сантиметров непрофессионализма и невежества. Больше названной цифры ей и нельзя было дать, но это ведь нормально для девушки, разве нет? Он был выше на добрый десяток, но, если так посмотреть, откровенно, не был высшим из высших. — Знаешь, самого толстого из мультфильма тоже звали Гриффином, не находишь? — Это фамилия, во-первых, — помотал он указательным пальцем перед ее лицом, — а во-вторых, даже не пытайся, Чибикко-Кита, мое тело само превосходство. — Да? — сквозь зубы проговорила она, как можно естественнее улыбаясь, — Ты уже успел взвеситься после черничных моти мистера Даррета? — Я съел всего штуку. — Четыре. — Нет, ну может две. — Ты сожрал все четыре за раз. Ллойд, снова послужив в качестве статуэтки, решил уволиться с этой должности и по тихому свалить, ибо быть втянутым в чужой конфликт особо не хотелось. Или, правильнее сказать, совсем, черт возьми, не хотелось. Двигаясь под стеной, возле которой его фотографировали не так давно, он крабом уполз за первый же поворот. Вечно он должен попасть в какую-то передрягу, все здесь так враждебно настроены. В том числе, девушка с урока, казалось, сыграла с ним не самую юморную шутку. Гармадон не из тех, кто бы надеялся на то, что его примут с распростертыми объятиями, и все же. Скорее из тех, но явно не в этом месте. Так или иначе, жизнь слаще казаться не стала, ему будто не женщина с пустым ведром дорогу перешла, а целая толпа. Тепло чужой спины сбавило обороты, столкнувшись с его личиком. Юноша повернулся лицом к лицу Ллойда и парой секунд позднее взору Монтгомери открылись черные жемчужины, впившиеся в его глаза. В них отражалось столько необъяснимого и неизведанного, что это заставляло ресницы зеленых глаз трепетать в хаотичном танце. Хотелось оказаться внутри этой кофейной гущи, подобрав нужные ключи к скважине этого невнятного чувства. Ему казалось, что он глядит туда уже вечность, будто он в состоянии аффекта или крупицы эйфории. Где-то в самом дальнем пыльном углу сознания голос разума эхом отбивался от места своего заключения, но что-то неподдающееся словам заставляло его игнорировать. Возможно, плюсуя его, по отношению к Морро, невысокий рост, он походил на ребенка, впервые увидевшего супергероя. Только когда темноволосый мальчик, благополучно забив на эту сцену, продолжил двигаться в первоначальном направлении Гармадона будто перемкнуло. Он собрался скрыться и поскорее, ибо такие моменты начинали надоедать несущим за собой стыдом, но вовремя опомнился темой, которая волновала его последние пару часов. Совместная работа. Такие вещи оставались вечно недопонятыми, поэтому Гомери вечно нуждался в том, чтобы обсудить или минимально переспросить. Иногда это давалось не без усилий, потому как ему казалось, что он не вникает в очевидные вещи, а желанием казаться глупым он не горел. — Привет, — нагнал он парня. — Я тебя не знаю, — безразлично ответил брюнет на приветствие. — Мы с вами встречались раньше, — неловко улыбнулся Ллойд. — Может по мне и не скажешь, — ровно отвечал юноша, глядя точно вперед, — но мне нет сорока. Можно на "ты". — Да, конечно! Мы виделись этим утром, — пытаясь заглянуть в чужие глаза, что не выявляли к нему какого-либо внимания, объяснял он, — На этой...Как ее...Улица со странным названием... Младший Гармадон, засев в комнату своего подсознания, начал усердно откапывать нужное воспоминание, успешно проглазев, что его собеседник остановился и обратил свой взор на него. Он продолжал шагать, бормоча себе, словно мантру, под нос. — О, ты тот неудачник с остановки, — умозаключил Морро, выдернув парня из его упрямых попыток докопаться до адреса. — Точно! — засиял Ллойд от неоспоримости факта того, что запомнился, — Хей, с чего сразу неудачник?! — вспылил он незамедлительно. — Хотя, было в этом падении что-то забавное, — приложил он палец к подбородку. — На чужом несчастье счастья не построишь! — Извини, что мне фиолетово. До чего же отвратный тип. Гомери уже всерьез задумался над тем, что поспешил с выводами, решив, что с этим ему повезло крупнее, нежели Уильямом. Может вещь, которая была ему неясна в очертании черных глаз это такой же хреновый характер, как и его владелец? При любом раскладе, ждать каких-то прогнозов от парня Морро не стал, продолжив свой шаг под тихое фырканье Ллойда. — В любом случае, — снова догоняя из-за принятой позади позиции, нехотя твердил зеленоглазый, — я не это хотел обговорить. — К сожалению или счастью, у нас нет тем для обсуждения. — Ох, у меня скоро образуется аллергия на тебя, — взвыл Ллойд, перед повисшей долей молчания. Он ненавидел паузы, всегда чувствуя обязанность продырявить чертов занавес затишья, но слова никак не шли. Ему вообще по особенному не хотелось заводить общий диалог с этим непозволительно спокойным чудаком, но давящую тишину он не переносил масштабнее. Хотя, переступать через себя не пришлось. — Значит, смею предположить, что это твое? Морро мирно продолжал ход, вытащив шарик из бумаги и продемонстрировал его светловолосому, что безнадежно плелся позади, не укладываясь в скорость шага лидирующего юноши. — Я не читал содержимое, — вернул себе парень полученное. — Там ничего нет, отдай обратно. — У нас дефицит бумаги в стране? — без труда прервал он провальную попытку Ллойда отобрать лист самостоятельно. Юноша апатично поднес руку над головой, полагаясь на превосходство в росте, и ставка сыграла. — Не особо интересуюсь новостями, тем не менее, не до такой степени. Познав снова неудачу, светловолосый нахмурился, для полной картины не хватало лишь топнуть ногой. — Вдруг там признание в чувствах или любовное письмо? — язвя, сообразил Ллойд. — Тебе не кажется, что лист с признанием куда разумнее отдать тому, кому оно адресовано? — Это была вынужденная мера! Морро прервался и повернул к мальчику. Несколько мгновений он всматривался в возмутившуюся моську Гармадона, что глядела прямиком в его глаза. — Плевать, мне не принципиально, — швырнул Морро вещь через плечо, возобновляя свой путь в класс искусства. Ну что за невыносимый парень. Сквернее его нрава только запах в пельменной мисс Госсип, ничего тошнотворнее Ллойд в жизни не слышал. То ли она действительно не понимала, то ли держалась за единственную ветку финансового дохода, ибо другого повода содержания такой миленькой забегаловки с напротив отвратным приготовлением пищи Гармадон найти просто не сумел бы. Вопрос «Кто и с какой целью посещает это заведение?» оставался навечно открытым. — Меня зовут Ллойд Монтгомери Гармадон, — бросил он, не вникая, что еще может предложить в качестве реплики. — Ты сын древнеримских послов? Если нет, будь проще, молю. — Какой ты— — Блядский тип? Монтгомери застыл с озлобленной гримасой и вытянутым указательным пальцем, что-то шипя, и додумывая более корректную формулировку, но как-то слабо выходило. Возможно потому что более точного описания для этого парня просто не существовало, та еще недовольная жизнью скотина. — Неприятная личность, — выдохнул Ллойд наконец. — Ох, какой я неприятная личность. — Не глумись надо мной, — прорычал мальчик. — Я всего-то цитирую. — Нам нужно как-то разобраться с заданием, — замял Ллойд, прежде чем снова впечататься в широкую спину. У этого хрена привычка резко давать по тормозам или что? — Со своей обувью для начала соизволь разобраться, — указал он вниз и отдалился. — Чт—? Его попытка сделать шаг, оборвалась исходом сегодняшнего «начала дня». Парень свалился на пол на полуслове, издав гулкий грохот, кой никак не смутил присвистнувшего Морро. Рукой он окинул дверную ручку заветного кабинета. — Второй раз на сегодняшний день, ай-яй-яй. Юноша дернул дверь на себя, но та не поддалась. — Тормози, — приставил Гармадон ногу перед дверью. Даже навалившись спиной Ллойду показалось этого недостаточно и он подпер древесину рукой, будто там дикий медведь, которого, во имя своей же безопасности, стоит удерживать взаперти, или сама дверь обрушиться на его голову при первой возможности. Черноглазый всего на долю секунды поднял бровь, сменив это на что-то вроде проявления омерзения, то ли отвращения. Он откинул голову вправо, сощурив глаза. — Мне не совсем по душе, когда…Что? Почему ты—? — Шуруй в медпункт, живо. — С тобой все н—? — Господе Иисусе, — начал переть Морро парня со спины в обратную сторону, — доходит, как до жирафа. — Стукнулся головой я, а проблемы у тебя, да? Совсем кукуха поехала? — повертел Ллойд пальцем у виска, пока его мирно двигали, словно неподъемный сундук, в том же направлении. Он затронул ладонью раненую щеку, что завладела вниманием лишь когда алые пятна на руке остались замеченными. Парень как-то скептически еще раз прошелся пальцами по ноющему участку, пока кончики снова не окрасились кровавым красным. — Оу, — какое-то не особо впечатлительное выдал Монгомери, — Ты из-за этого так всполошился? — удивился мальчик. Нет, его, безусловно, тоже напрягали ссадины на родной кожице, но реакция Морро кажется уж слишком утрированной, даже параноидальной. — Начало кровоточить и начало, дома подлатаю и все славно будет, зачем так категорично? Ты что, — ухмыльнулся зеленоглазый, выворачивая голову удобным способом, дабы заглянуть в чужие глаза, — бактерий боишься? — Иди к чертям. — Мм…Мизофобия, кажется? — снова погряз в своих размышлениях Гомери. — Ллойдофобия. — Специфический юмор, — нахмурился светловолосый, — Погоди, ты помнишь как меня зовут? — Хватит выкатывать глаза на меня, смотри вперед. Ллойд и опомниться не успел, как его буквально насильно, и буквально затолкали, в небольшую на вид комнатушку. Когда перед его вздернутым носом захлопнулась дверь, с этим потоком воздуха от хлопка, ощутилась и некая пустотелость. Слышались лишь стабильные удары шаров Ньютона, дополняясь шариковой ручкой скользящей по бумаге. Комната словно была пустой, несмотря на то, сколько в себя вмещала. — Голова? Живот? Горло? — разбавила гробовую тишину девушка, не отвлекаясь от листа. — Царапину обработать. Она подняла взгляд. Наверное, оценить ситуацию, ибо восприняла его «царапину» чрезмерно буквально. Ему даже показалось, она заранее подготовила себя зачитать мораль в случае беспокойства из-за незначимых вещей. Ничего необычного эта процедура собой не вещала, впрочем в этот раз ему, кажись, повезло. Как бы Гармадона самого это не настораживало, в катастрофу он здесь не влип, даже не стал причиной ее явления. Когда девушка уже отложила перекись водорода и начала возиться с бинтами, фиксируя их пластырем на его щеке, Ллойд заметил бейдж на груди, гласящий “Sept”. — Семь? — не понял парень. — Ты знаешь французский? — удивилась рыжеволосая. — Я вырос в Марселе. — Что привело тебя в город за десять тысяч километров от дома, вроде этого? — опешила Семь, уронив бинт. — В двух словах и не объяснишь, — выдал усталый смешок зеленоглазый. Девушка, крепя последний пластырь взглянула на него боковым зрением, пока тот расфокусированно пялился в стену. Чрезмерно много мутного и несказанного мешалось в зеленых глазах, она не стала расспрашивать. — Ох, черт, — опомнилась Семь, — Тебе, кажется, пора, — окинула она глазами настенные часы, что действительно сообщали о прошедшем с момента начала времени. — Да, спасибо, я побегу, — приложил парень ладонь к бинту, словно наверняка зафиксировав его там. Содержимое его мыслей как-то спуталось от этого краткого разговора. Он сам не уверен имеет ли трезвое объяснение такого стремления переехать, то ли он не знает, то ли не хочет знать. На это определенно есть причина, но, скорее всего, Ллойд не может озвучить ее даже в своей голове. Она крутится где-то там, среди утешительных воспоминаний и ночных кошмаров, что он упорно пытается взять под контроль, но продолжает оставаться нетронутой, подобно пыльной книге на самом виду. Чувство приравнивающееся к смерти. Никто не знает, что будет дальше и будет ли вообще, но опасение не исчезает, не рассеивается, как туман летним утром. Гармадон, спрыгнув с довольно высокой кушетки, подошел к двери. Как бы там ни было, расписание под такие ситуации подстраиваться, увы, не будет. Он оставил ладонь повиснуть в воздухе, в очередной раз закусив щеку изнутри. Это казалось не таким значимым, но по прежнему заставляло его колебаться. Ллойд сжал руку в кулак, обессилено опустив ее вниз. — Подождите, есть еще кое что.***
Спустя десять минут он таки покинул эту злосчастную комнату, выдыхая, когда дверь за ним закрылась. В коридорах, на самом деле, оказалось опустошенней, чем в тех стенах. Звонкий гул голосов заглушали шумоподавляющие стены аудиторий, если бы не белый день, ощущалось бы здесь по истине жутко. И, быть честным, только не застав здесь ни души, Монтгомери ощутил, что, возможно совсем немного, совсем ненадолго понадеялся, что встретится с черными глазами лицом к лицу в этом безлюдном коридоре. Зачем-то поторчав на этом месте лишние пару минут, он все же прислушался к здравому смыслу, и быстрым шагом направился по курсу, которым тащил его сюда Морро. И таки нашел. Долго возиться мальчик не стал, потому сразу, подготовив убедительную речь по дороге, потянул на себя дверь. — Приношу свои изв— — Боже милостивый, ну что за бараны! — ругался темноволосый мужчина, лет тридцати, кажись, — Оттенок должен быть между беловатым и сливочным, а то, что ты мне показываешь сейчас — надругательство над искусством, — все не мог уняться он, яро доказывая что-то подростку из первой парты. — Э? — застыл Гармадон, на которого среагировали, или, точнее выразиться, не среагировали, как на пустой звук, — Окей? Юноша шагнул вглубь аудитории, поправляя сумку на плече, что надоедливо с него съезжала. Парень направлялся к учителю, глазами бегая по партам в поиске сам не зная чего. — Прошу прощения? — подошел Гомери к нему, тем самым открываясь от копошения в лицах. Кареглазый повернулся всего на секунду, затем внезапно ухватив Ллойда за прядь волос. — Вот! Видишь? — снова спохватился мужчина к тому парню. — Ауч! — Такой цвет, не белый как, мать твою, зефир! Это школьный ритуал, таскать новых учеников за волосы в первый день учебы? Для полного счастья не хватало, чтобы Морро его так потягал и тогда совсем запоминающееся будет. — Достаточно, — пропыхтел Ллойд в попытке аккуратно выдернуть светлые клочья из чужих лап. — Вы Мистера Ронина тоже так дрессируете? — заржал парень с последней парты. Большинство девушек начали втихаря хихикать, закрываясь ладошами. Мужчина вскипел, наконец отбросив светлые пряди, пусть и с интенсивным рывком, можно было и понежнее. Он громко топча по земле, направился к шутнику, бросая Монтгомери стоять на месте. Тот, в данный момент, лишь с недовольной мордой поправил прическу. Юноша успел расслышать лишь угрозы про лапшичную фабрику или что-то в этом роде, пока не столкнулся с недовольной гримасой позади. На том же месте, вот гад. Он и в мыслях не имел, что именно хочет высказать этому парню, но его раздражал сам факт того, что тот так свалил, сплавив его в медпункт. Этот иуда так просто не отделается. Вот прямо сейчас и получит по заслугам. — Куда? — перехватил мальчика за рубашку учитель. И когда он успел закончить со своими разборками? Ллойд чуть сердечный приступ от такой неожиданности со спины не словил. — Пойду присяду, — неуверенно махнул он рукой в сторону задней парты у окна. — С какого хрена опоздал? — Ну, я…вообщем…— собирался озвучить подготовленную объяснительную юноша, автоматом зыркая на меченое место, но картина, кою представилось увидеть его глазам, его адски вывела из-за себя. Этот парень, видимо после Ллойдовых размахов в свою сторону, показательно бросил сумку на уже не свободный стул, ну и уебок. Ллойд насилу не взорвался на месте, хватает же ему наглости. Парень ехидно улыбнулся, что еще больше приводило Гармадона в бешенство. — И вообще, с чего вы спрашиваете у меня это? Я же минут пять тому назад извинялся, а вы только сейчас встревожились! — Чудно, у нас появился доброволец на роль живописца дня, — заключил мужчина, — Черти эскиз сегодняшней работы. Ллойд ненавидел рисовать, это с малых лет было вещью, которая у него не получалась, сколько бы желания создавать красивое его не переполняло. Вот, даже игра на фортепиано как-то схватывалась, а эти каракули ни в какую. Он издал тяжелый вздох. Это вообще законно обращаться так с учениками? — Что рисовать? — угрюмо спросил он у доски. — Герника. — Пикассо? — опешил парень. — Угу, — копался в столе мистер. — Ха?! Может кошку там, собаку? — скулил Гармадон. Он на таких уроках ни разу не рисовал должное, пользовался репутацией престижного ученика и хорошего парня, так и получал зачет по всем направлениям. Живописью он интересовался, это казалось ему самой изящной стороной искусства, но повторить подобное? — У телки своей кису просить будешь, — выдал жалкую шутку противный очкарик где-то с первых парт. — В позе собачки, — дополнил Уилл напротив, заржав. — Так можн…? — проигнорировал парень, не имея малейшего желания отвечать на такого рода ничтожный стеб, — Ясно, — лектор уже успел засесть в телефон и наушники, что-то подпевая губами. Если бы Монтгомери знал, что так можно вести лекции, непременно пошел бы даже на преподавателя квантовой физики. — Хей, Лукреция, — по идиотски ухмыляясь, повернулся Уильям к той блондинке позади, — Может дашь пареньку пару— Словив на себе острый, недовольный взгляд, он как по команде умолк, покашливая, и медленно вернулся на место. Одного предупредительного взора Морро, видимо, хватало, чтобы усмирить даже такого недоумка, как Уилл. Светловолосый покосился назад, подумав на учителя, у которого могла проявиться хоть доля совести, но, несмотря на натянутого как струна парня, тот лишь покачивал плечами листая ленту с фотографиями, удивительно. Сам к этому пришел? Или о совести вспомнил не лектор? Хотя, разве у кого-то вроде этого рыжего, есть остатки совести? Он собрался и взял в руку мел. Выводя черту за чертой, линию за линией, словно наверстывая, то что он бросил еще в десять лет. Звуки постепенно отдалились, что Ллойд и забыл о их должном присутствии. Он пытался выплеснуть всю путаницу из своего состояния, связав это каким-то образом с тем, что он видел неоднократно в музее Парижа, отчаянно перенося все крученые контуры. Сейчас никто не увидит его лица, никто не осудит его за неумение рисовать, по крайней мере, ему плевать. Кисть сама выводила, алгоритмы работы памяти сводились на нет. Может, он уже сам не знает, что делает, наверное, так и есть. Но, рано или поздно, он поставит точку этому, как, не раз, ставили в его жизни конечные нити судьбы, спутываясь и обрываясь.«Монтгомери, пообещай не забыть меня.»