Страх живёт внутри нас

      Чувство голода преследовало Вэй Ина, казалось, всю его сознательную жизнь. Пускай временами оно было непродолжительным, коротким, едва ощутимым, даже приятно-лёгким. Но это так блекло и мимолётно на фоне более острых форм этого чувства.       Будучи совсем маленьким, Вэй Ин не боялся голода, он всегда знал, что ласковая мама или смешливый сильный папа дадут ему что-то сытное и вкусное, чаще всего – тёплое и свежеприготовленное. Может быть не сразу, если малыш захочет кушать немного внезапно или в не самый удачный момент, но они быстро примут меры и устранят чувство дискомфорта своего дорого чада.       Вэй Ин помнит, как здорово пахло свежеприготовленной рисовой кашей на молоке, чуть сладковатой из-за кусочков фруктов, как она легко проваливалась в желудок и оседала там приятной тяжестью. Как горячий чай согревал изнутри, как становилось тепло и спокойно после этого.       Вэй Ин всё это помнит.       Вэй Ин помнит, как не вернулись его родители. Сначала он не испугался, хоть он и был совсем малышом, но он уже показал свою сообразительность и знал, что мама и папа могут задержаться на день. И обязательно принесут с собой что-то интересное или вкусное!       На второй день Вэй Ин заволновался – родители никогда не задерживались так долго, а если и приходилось, то всегда оставляли его с кем-то из своих знакомых. Из знакомых никто не пришёл. Родители тоже. Но Вэй Ин же умный и хороший мальчик? Он помнит, как мама и папа говорили ему ни в коем случае не покидать дом, только если это не грозит его жизни.       На третий день закончились те немногие продукты, что хранились в доме. Вэй Ин всё ещё ждал. Живот неприятно сводило, но Вэй Ин мог потерпеть, нужно лишь дождаться маму и папу. Он подождёт.       На четвёртый день Вэй Ин был вынужден выйти из дома: живот болел всё сильнее, изнутри будто жгло, а голова начинала болеть и кружиться.       Мальчик прошёл совсем немного, их дома находился на отшибе, между самим поселением, где они остановились, и гущей леса. Родители всегда уходили в лес на задания. Возможно, они уже рядом и Вэй Ин сможет встретить их?       Что же, он действительно встретил их. (Они не дошли совсем немного)       Их тела лежали в засохшей крови, драная одежда и торчащие сквозь неё кости. Лица изъедены не то дикими животными, не то чем-то, что напало на них. Запах вокруг стоял ужасный, настолько, что Вэй Ин не смог сразу приблизиться, уже мучаемый некоторое время голодом желудок изверг из себя кислоту и что-то, что смог закинуть в себя из еды Вэй Ин перед выходом.       Наверное, мальчик бы и не смог опознать в изуродованных трупах, в которых копошились жадные насекомые, своих родителей, если бы не одежды и мамина заколка, что осталась нетронутой в изрядно потрёпанной голове.        (Даже спустя годы Вэй Ин будет помнить, что, ещё тогда будучи совсем маленьким почувствовал сожаление по длинным густым маминым волосам. Теперь на голове было огромное количество проплешин, будто кто-то намерено выдирал клоки волос из головы.)       Он не пытался их разбудить. Вэй Ин был умным мальчиком и понимал, что его родители больше точно не смогут вздохнуть полной грудью. Хотя бы, потому что теперь их грудь разворошена изнутри и превращена в фарш. Они больше никогда не откроют глаз, разве что, будучи нечестью.       Вэй Ин остался один. Он плакал навзрыд, он бежал как можно дальше от этого места, спотыкаясь о неровности своей дороги, падал и снова вставал, пока совсем не обессилил и так и остался сидеть на голой земле. Он плакал громко, икая и задыхаясь, хрипя, до головной боли и сухости в глазах.       Желудок снова свело судорогой.       Вэй Ин не чувствовал сейчас голода, он отступил, внутри было пусто-пусто-пусто.       А ещё страшно. Отчаяние маленького беспомощного ребёнка накатывала с новой силой, каждый раз после затишья – ещё большей волной, накрывая с головой и доводя почти что до потери сознания. Он один, совершенно один.       Ему холодно. Теперь ему всегда будет так холодно? Ведь больше никого нет рядом.       (Больше никогда никого не будет рядом?)       Вэй Ин сидел на земле, на улице небольшого городка, в котором останавливались он и родители. Людей было немного, но те, что всё-таки проходили мимо – едва ли обращали внимание на чумазого ребёнка, что смотрел мутным пустым взглядом в пространство. Как-то Вэй Ин заприметил женщину средних лет, которым как-то помогли его родители. Тогда она была приветлива, мила и очень благодарна семье Вэй Ина.        Возможно, она поможет ему? Вэй Ин не знал, какой помощи он ожидал от неё, но думал, что она может сделать хоть что-то, что могло бы облегчить его состояние. Или состояние тел его родителей, что так и остались там, в лесу.       Но нет, она лишь брезгливо оттолкнула Вэй Ина, будто мерзость какую заразную.       Больше Вэй Ин не лезь к людям со знакомыми лицами. Он понял, что помнить лица людей в целом бесполезная трата памяти, ведь какой смысл в этом, если они всё равно останутся незнакомцами по большому счёту?       Тел его родителей, кстати, быстро не стало. Вэй Ин не знал, куда они делись. Но предполагал, что голодные насекомые и животные сделали своё дело. О, да, Вэй Ин их прекрасно понимал в этом плане и не винил за желание выжить и утолить это ужасное чувство. Но легче внутри от этого не становилось.       Пока он был в шоке, пока был оглушён истерикой и отчаянием – голода не было. Но так не могла продолжаться вечно. Чтобы жить – нужно есть. Чтобы расти – нужно есть. А дети невольно, но растут. И организм очень быстро об этом вспомнил.       Вэй Ин был голоден.       Голоден-голоден-голоден-голоден. Пожалуйста, он голоден.       Голод сковывал своими жгучими пальцами изнутри, длинными острыми пальцами копошился изнутри, превращая желудок изнутри в фарш.       Больно-больно-больно, внутри так больно.       И виной тому был голод.       Вэй Ина постоянно тошнило, кружилась голова и тело ощущалось очень тяжёлым. Часто хотелось спать. Но он знал, что если не будет двигаться, то так и умрёт. Умирать маленький Вэй Ин не хотел.       Голод был основным двигателем его действий. В голове мальчика были лишь мысли о том, где и когда он сможет урвать кусок чего-то, что он сможет проглотить и усвоить, не выблевав потом и не мучаясь болями в животе.       Он не запоминал лиц добрых или терпеливых торговцев, которые позволяли ему ошиваться возле их лавок или которые иногда угощали его едой. В этом не было смысла, ведь будь у них плохое настроение и милость быстро сменится гневом. И тогда в лучшем случае его назовут ужасными и обидными словами, а в худшем случае будет больно. Но боль от голода была мучительнее, поэтому Вэй Ин из раза в раз пытал счастье даже у торговцев с хмурыми лицами, иногда ему везло, иногда нет.       Вэй Ин почти всегда был голоден. Того, что ему удавалось съесть не хватало на долгое время, лишь поддерживало жизнь в истощённом тельце, но не более. Про качество поглощаемого и говорить нечего, очень редко, когда ему удавалось получить свежую, не испорченную еду. Как правило – в очень небольшом количестве.       Люди - ужасны, это Вэй Ин понял ещё в самом начале.       Но собаки ещё хуже. Когда было тепло, было ещё терпимо. Они хоть и были голодны, но пока тепло – еды достать проще, а холод не подтачивает организм, не приходится тратить жизненные силы на излучаемое телом тепло, чтобы не умереть уже не от голода, а от холода. А чтобы эти жизненные силы были – нужна еда.       С наступлением холодов начался ещё больший кошмар, новый круг личного Ада Вэй Ина. Теперь злые, худые, будто уже мёртвые, собаки, шерсть которых свалялась и вываливалась клочьями из-за множества болячек, искали еду более активно.       Еды вроде объедков не хватало для них, сам Вэй Ин уже не мог толком ничего перехватить – после собак ничего не оставалось. Собаки начали почти что охоту на ребёнка. Только завидев его могли начать рычать или даже напасть, ведь знали, что он точно также, как и они, ищет еду.       Но Вэй Ин был так безумно голоден, всегда был голоден, это стало уже почти привычным мучительным ощущением. И собаки тоже были голодны, Вэй Ин это понимал. Но у собак были пасти, полные острых клыков. Были столь же острые когти. А ещё они были быстрыми, ходили кучками и имели острый нюх.       У Вэй Ина не было шансов уйти целым.       А потом пришёл дядя Цзян.       Если бы Вэй Ин чувствовал себя немного лучше, то сам бы подошёл к богато одетому господину с мягкими чертами лица. Бывало, что люди в красивых одеждах могли дать таким как он еды или немного денег. Но Вэй Ину было плохо и всё ещё были свежи в памяти случаи, когда вместо милости зажиточные люди могли попытаться забить сапогами и камнями таких вот бродяжек за непочтительность, за оскорбление лишь одним своим видом, существованием. А раз Вэй Ин чувствовал себя неважно (он всегда чувствовал себя неважно, но в этот раз было хуже), то он не знал, сможет ли удрать от людей, которых может послать этот богатый господин.       Но мужчина подошёл к нему сам.       Спросил имя, улыбнулся тепло, на руки взял уверенно и осторожно. Сильный, сделал вывод Вэй Ин, даже не пытаясь дёргаться. Он слишком слаб, а ему не сделали ещё ничего страшного, чтобы он попытался вырваться и убежать.       Дядя Цзян – как попросил называть себя господин заклинатель – поражённо выдохнул, когда взял ребёнка на руки. Да, тот выглядел очень хрупким и худым. Но на руках он почти не почувствовал веса, лишь легкое давление, как от небольшой стопки одежды. Более того, ребёнок болезненно поморщился от прикосновений, будто под одеждой (почти лохмотьями) скрывались раны. Возможно, так и было, но сейчас проверить этого Фэнмянь не мог, хоть и хотел. Не на улице, да и ребёнок мог это неверно понять.       Пока Цзян Фэнмянь предавался тяжёлым размышлением, неся ребёнка на руках, сам Вэй Ин цепким умным взглядом осматривался, запоминая мельчайшие детали пути.       Вэй Ин не был глупым ребёнком. И с чуйкой к опасности у него всё было в порядке. Глупых детей и детей без этой «чуйки» больше не осталось в этом городе.       Бывало так, что приходили люди в роскошных одеждах, завлекали к себе детей, а потом последние пропадали. Некоторых из них не видел впоследствии никто и никогда больше. Некоторых Вэй Ин видел в борделе издалека. Иногда самому Вэй Ину сердобольные шицзе позволяли переночевать в их покоях или коморках рядом. Однажды Вэй Ин нашёл уже 2 изуродованных тела брата и сестры в переулке, кишащем крысами.       Его больше не тошнило.       Так что, хоть внутри ничего и не вскинулось в предчувствии опасности, Вэй Ин предпочитал быть настороже.       А потом ему дали еды.       И не какой-то жалкий маленький, хоть и до безумия вкусный, сладкий плод, которым невозможно утолить голод. И не на грани испорченности кашу. Нет, это был свежий пряный рис с маленькими кусочками курицы на пару, горячий суп с какими-то овощами.       Вэй Ин ел, ел и ел, буквально запихивая в себя еду, хоть ему и было уже больно.       А вдруг у него сейчас отнимут еду? Он не знал, когда сможет поесть снова. Поэтому набивал живот как можно большим количеством еды, хоть и неподготовленный к этому желудок резало от боли.       Когда у него мягко забрали палочки и тарелку, на глаза мгновенно навернулись слёзы от жалости к самому себе, от страха, что снова скоро будет хотеться есть, а он не сможет.       Вэй Ин не мог успокоиться даже под нежные и мягкие заверения голося дяди, что теперь он не должен будет терпеть голод и всегда сможет поесть столько, сколько ему захочется, но если он будет сейчас есть слишком много, то ему будет плохо.       Вэй Ин видел, как другие дети и даже взрослые умирали от голода.       Вэй Ин не хотел так.       Вэй Ину было страшно, страшно до истерики.       Он успокоился лишь только после того, как забил рукава своей новой одежды до отказа едой и когда увидел, что Цзян Фэнмянь самолично набрал ему мешочек булочек, сказав, что это только ему одному, Вэй Ину. Он не был уверен, действительно ли ему будет позволено съесть это, но, всё же, стало немного спокойнее.       В новом месте, где жил Вэй Ин, страх голода не исчез, а приобрёл какую-то извращённую форму.       Он постоянно носил с собой еду, всегда и везде, прятал ту под кроватью и во всех возможных укромных уголках. Не стала исключением и улица, Вэй Ин банально закапывал её в земле, прятал в камнях и на деревьях.       Лишь бы быть уверенным, что где-то всегда будет заначка.       Но это было не страшно, даже порой полезно, особенно когда его в наказание оставляли без еды.       Страшным было другое: Вэй Ин почти никогда не чувствовал сытости. Его желудок словно бездонная яма, сколько не брось туда, а всё равно мало. Даже когда от переизбытка пищи в желудке его рвало, Вэй Ин не переставал есть. Он понимал, что это плохо, не нормально, что нужно что-то с этим делать, что ничем хорошим это не может закончиться.       Но…       Но он был голоден, так голоден, голоден-голоден-голоден.       Вдруг он снова будет голоден, вдруг он умрёт от голода, он не хочет – не хочет – не хочет, он не…       Но он не должен быть голоден.       Не должен, но был.       Он правда пытался исправиться, привыкнуть, понять, что нет, не будет больше такого, как раньше, он больше не должен драться с собаками за объедки, не должен выпрашивать милости у людей, не должен жевать в отчаянии траву и землю, лишь бы заглушить это ужасное чувство.       А потом случились Курганы.       У него были сломаны кости и не было золотого ядра, что могло бы помочь ему протянуть некоторое время. Повсюду была лишь Тьма, трупы, нечисть и голая, пропитанная кровью и трупным смрадом, земля. Ворон, что кружили там, Вэй Ин за просто птиц не считал. Невозможно тут было выжить обычным животным.       Вэй Ин думал, что тоже не выживет, утопая во тьме.       А ещё он снова был голоден.       В голове и теле были лишь тьма и голод-голод-голод-голод…       Вэй Ин обсасывал кости, разгрызал хрящи, и наловчился убивать этих странных птиц. Его рвало, ему было плохо, но он хотел выжить. Его тело пропиталось Тьмой «от» и «до». Изнутри и снаружи, в самом буквальном смысле этих слов.       Он выбрался, он выжил, он голоден.       Он должен заботиться сначала о Клане Цзян, своем брате, сестре, помочь им. Он не должен быть голоден, нет возможности сейчас прокормить бездну внутри него.       Он не должен, но всё ещё был.       Позже нужно было заботиться о Вэнях, о малыше Юане, и Вэй Ин не мог позволить себе есть больше, не мог позволить, чтобы маленький Юань чувствовал тот же всепоглощающий голод, что и он.       Вэй снова так голоден, так ужасно голоден, прямо как тогда, давным-давно. Но он не должен быть голоден.       Чувствуя, как сотни мертвецов кинулись рвать его плоть, впиваясь гнилыми зубами в плоть, Вэй Ин понимал их, понимал терзающий их лютый голод.       Вэй Ин закрыл глаза, не чувствуя необходимости бороться.       «Теперь я больше не буду чувствовать голод?»