-
Ей начало казаться, что Дамблдор издевается над ней. Стоило всем проблемам решиться: Нобби благополучно вернулся в школу; дело в аврорате официально закрыли, обвинив Адару и — заочно, так как он был в бегах — Альфарда; «Пророк» выпустил несколько оправдательных статей о Гермионе — неизменно с колдографией на всю первую полосу, так что ее теперь наверняка знала каждая волшебная тварь, — Альбус будто намеренно взялся ее избегать. Как только все более-менее устаканилось и первые эмоции поутихли, у Грейнджер стали появляться вопросы. И задать их никому, кроме Дамблдора, она, естественно, не могла. Особенно ее тревожила личность Пятого и все, что с ней было связано. Возможно, в каких-то аспектах ее мог просветить Волдеморт, но вот беда: несмотря на то, что Альбус ее избегал, он всегда находил способ Гермиону загрузить работой, а обсуждать такие вопросы в переписке, когда существует угроза перехвата писем, было бы откровенной глупостью. Через неделю после Пасхальных каникул Дамблдор объявил об уходе профессора Вилкост, которая на вопрос, почему так спешит уйти из школы за пару месяцев до окончания учебного года, лишь отговаривалась, что и так засиделась. На плечи Грейнджер внезапным грузом свалились все семь курсов четырех факультетов. И хотя с проверкой эссе Гермионе помогали старшекурсники, попадавшие на отработки, практические занятия по-прежнему казались адским испытанием. Кроме того, оставался дуэльный клуб, число участников которого росло в геометрической прогрессии. Дети подходили после каждого занятия с просьбами об индивидуальных уроках и сейчас, и на время будущих каникул. И Грейнджер вынужденно отказывала, отговариваясь этикой. Сполна прочувствовав на себе всю нагрузку, Гермиона осознала, насколько Галатея, должно быть, устала за все эти годы, и зауважала женщину еще больше. Еще Грейнджер с завидной регулярностью обнаруживала свое имя в расписаниях дежурств профессоров по школе и Хогсмиду. И то, что распределением смен занимается лично Альбус, сообразила быстро: она ни разу не пересеклась с Горацием. Гермиону так и подмывало узнать у Дамблдора, будет ли продлен контракт Слагхорна. Она крутилась как белка в колесе. Заскакивая в свое поместье не больше, чем на десять минут, всякий раз извинялась перед домовиками за такое короткое пребывание, но, по крайней мере, стремилась сдержать обещание навещать дом каждые выходные. Понимая, что в последние пару недель кроме бесконечной вереницы лиц — учеников и домовиков — не видела ничего, Грейнджер надеялась вырваться из замка в ближайшее воскресенье и строила на этот день грандиозные планы. Предвкушение встречи с Волдемортом никогда не было столь мучительным. По дороге из Хогсмида, уставшая донельзя — последние силы она оставила в кафе мадам Паддифут, откуда с трудом вытянула третьекурсниц — невольно прислушалась к разговору ребят из Хаффлпафа. Те обсуждали квиддичный матч, который, вот ирония, состоится завтра. Гермиона мысленно простонала. Как она умудрилась пропустить эту информацию раньше, было загадкой. По приходе в замок написала срочное письмо с очередными извинениями за отмену встречи — это была четвертая за две недели. И хотя Волдеморт на удивление реагировал сдержанно и продолжал вести переписку, несмотря даже на занятость, Гермиона понимала, что его терпение не резиновое. Уж она, как никто другой, знала о его границах и опасалась того, что мужчина может выкинуть на этот раз. Еще вчера они планировали вдвоем посетить ее поместье, а затем отправиться к Волдеморту, чтобы приготовить ужин и провести время вместе, но вместо этого Гермиона будет вынуждена одна наблюдать за ненавистной ей игрой. В памяти были свежи воспоминания о первых двух совместных ужинах в поместье Волдеморта — их трудно назвать удачными. С первого сбежал Волдеморт, со второго — Гермиона. И она надеялась и верила, что третий раз окажется куда лучше… Погруженная в свои мысли, Грейнджер добрела до двери в покои, но так и замерла с поднятой ладонью, не донеся ее до ручки. Перед глазами промелькнули образы поцелуев, ласк; кончики пальцев закололо от эфемерного ощущения горячей кожи под ними, — все подробности этого совместного вечера Гермиона помнила отлично. Прекрасно осознавала, к чему все шло и чем могло закончиться, если бы не завершилось ее побегом… Мотивы своих поступков Гермиона знала. А вот почему в разгар приема, на который были приглашены Блэки и Малфои, сбежал Волдеморт, она припомнить не могла. Но сейчас, сопоставляя в уме некоторые факты, кажется, кое-что осознала. Бросив тоскливый взгляд на дверь, Гермиона развернулась и быстрым шагом, перепрыгивая через ступени, направилась в библиотеку. Добравшись до заветного стеллажа, Грейнджер выудила подшивки «Пророка» с февраля по настоящее время и, окинув взглядом свободное от учеников пространство, заняла укромный уголок, спрятанный в нише. Ее исследование затянулось на неприлично долгий срок: она выписывала даты, когда столкновения группировок освещались в газете, порой зачитываясь и ужасаясь количеству жертв. По ее данным выходило, что Пятый — она пока разделяла этот образ с личностью Дамблдора — первым напал на Центральный и Лютный; в тот день Волдеморт был вынужден уйти с ужина в своем же поместье. После Волдеморт ответил атакой на Хогсмид, и Дамблдора ранили. Затем несколько столкновений без жертв в Центральном. Потом был Цирк, затем — еще несколько атак на Лютный. И, наконец, последняя — две недели назад на Хогсмид. Помимо абсолютно бессмысленных смертей среди мирных жителей, мысли о которых медленно, но верно пробуждали в Гермионе гнев, ее беспокоили еще кое-какие аспекты, касающиеся последней атаки. Волдеморт задал ей правильный вопрос тогда, в министерстве, но Грейнджер в тот момент думала о другом и не придала ему значения. Что он делал в Хогсмиде в тот день? Волдеморт, кажется, обронил в разговоре с Пятым, что на Хогсмид не нападал… но Гермионе что-то в этом не нравилось. Какая-то мысль вертелась на задворках сознания, вновь и вновь ускользая. Гермиону вообще с момента, когда она пришла в себя в комнате над баром в «Кабаньей голове», преследовала какая-то догадка, но она все не могла сообразить, к чему же та относится. Казалось, не хватает кусочка пазла, чтобы картинка сложилась. А еще было ощущение, что именно эта деталь решит все.-
Гермиона специально пришла задолго до начала матча, чтобы занять место рядом с Альбусом — ее все еще распирало от эмоций из-за обнаруженной информации. Его фигуру, облаченную в красную, расшитую золотым пестрящим узором мантию, она заметила еще у входа на стадион. Внимательно наблюдала за тем, как он медленно, сияя и переливаясь на солнце, движется в сторону трибун, а затем поднимается по лестнице. Дамблдор, если и был удивлен увидеть Гермиону на месте Макгонагалл, то тактично промолчал, лишь кивнул в знак приветствия. Нервно ожидая подходящего момента, чтобы завести непростой разговор, Грейнджер наблюдала за тем, как деканы успокаивают студентов. В этом матче за звание чемпионов Хогвартса боролись Слизерин и Гриффиндор, а потому все болельщики поделились на две команды, подчеркивая выбор цветом нарядов. Эмоции детей плескались через край, и это порой выливалось в незначительные стычки. — Мисс Грейнджер, вы, кажется, возбуждены больше учеников, — беззлобно подметил Дамблдор, когда Гермиона в очередной раз приподнялась. От нервов ей было трудно сидеть на месте ровно. — Да, но с матчем это не связано, — быстро произнесла она. Всем корпусом развернулась к Альбусу, чтобы тот имел возможность лицезреть, насколько серьезно она настроена. — Вот как? Дамблдор с любопытством склонил голову к плечу и улыбнулся, как улыбаются маленьким несмышленым детям. Гермиону это расстраивало — несмотря на то, что молодо выглядела, кажется, она уже не один раз доказала компетентность. — Я провела кое-какие исследования, — произнесла Грейнджер, подаваясь вперед, — и у меня накопилось очень много вопросов. Касаемо Пятого. С удовлетворением отметила, что безмятежная улыбка с лица Дамблдора спала; казалось, даже его сияющая мантия слегка потускнела. Но не думал же он, в конце концов, что она просто проигнорирует информацию? — Не здесь, профессор, — серьезно проговорил он, тоже наклоняясь к Грейнджер. — А я и не хотела здесь, — прошипела она возмущенно. Коротко посмотрела в сторону трибун, ощутив на себе чей-то взгляд, но быстро повернулась к Альбусу. С него станется сбежать и в долю секунды — не зря же директору позволено трансгрессировать на территории школы. — Вы же меня, черт возьми, избегаете. — Профессор… — А мне хотелось бы многое обсудить, Альбус, — перебила она и снова на мгновение перевела взгляд в сторону толпы; нервно повела плечом, желая избавиться от зудящего ощущения слежки. — Кроме того, у меня есть вопросы к вам и как к директору. Например, что вы планируете делать с Горацием? А еще возможно ли нанять мне помощника? Дамблдор поджал губы. — Мисс Грейнджер… — … и у меня есть несколько замечаний по программе… — Гермиона… — Вы ведь понимаете, что, избегая меня, наносите вред не только нашим личным взаимоотношениям, но и профессиональным тоже? — на одном дыхании выдала она. Его синие, как озеро в ясный день, радужки темнели на глазах. — Что касается Горация — не так просто найти нового специалиста, профессор. А все остальное предлагаю обсудить позже. Челюсть Гермионы в буквальном смысле упала. Грейнджер задохнулась от рвущегося наружу возмущения. Она несколько раз открыла и закрыла рот, не в силах подобрать цензурные слова. Зло отвернулась, желая отыскать взгляд, от которого зудел затылок, да так и осталась с упавшей челюстью — в самом низу профессорских трибун стоял Волдеморт.-
Сам матч оказался еще более напряженным, чем настроение на трибунах. Слизерин и Гриффиндор в принципе не отличались честной игрой, а сейчас, когда на кону стоял кубок школы, и вовсе разошлись. Грейнджер даже на некоторое время сумела отпустить мысли и увлечься матчем, но не из-за красивой игры, а по причине ее травматичности. Основные игроки сменялись запасными с катастрофичной скоростью, и если бы не комментатор, чудом успевающий перечислять фамилии, зрители вряд ли заметили бы все рокировки. Матч закончился победой Гриффиндора — ловец поймал снитч на сто двадцать третьей минуте, когда Гермиона уже практически отчаялась увидеть завершение игры. Она повернулась было к Альбусу, надеясь все же поговорить с ним, но того и след простыл — его фигура уже маячила на стадионе возле поредевшей команды гриффиндорцев. Раздосадованная Грейнджер решительно влилась в движущийся поток. Все случилось в одно мгновение: вот Гермиона в толпе профессоров спускается с трибун, а вот — ее хватают за плечо и трансгрессируют, хотя, казалось бы, разве это возможно в Хогвартсе? Грейнджер едва не упала после приземления в собственной комнате, но сильные руки, обхватившие ее плечи, помогли сохранить равновесие. — Какого… — она с трудом сдержалась, чтобы не выругаться. Наверняка пара словечек покрепче вырвалось бы, если бы дыхание не перехватило от внезапного перемещения. — Что вы себе позволяете?! Она сбросила руки Волдеморта и повернулась к нему. Мерзавец расплылся в довольной улыбке. — Я позволил себе организовать, наконец, наше совместное времяпровождение, — произнес он. Грейнджер, возмущенная таким бесцеремонным поступком, не сразу заметила изменения в привычной обстановке комнаты. Она уже открыла рот, собираясь спросить, что это такое Волдеморт имеет в виду, но взгляд скользнул за спину мужчины — в сторону зажженного камина, точнее, к тому, что теперь находилось перед ним. А именно: потрясающе сервированному круглому столику, нескольким вазам с цветами, из-за которых воздух в комнате приобрел сладковатый аромат, и парящим повсюду зачарованным огням, придающим обстановке особенный уют. Все рвущиеся возмущения застряли в горле. — Как вы..? — на выдохе спросила Гермиона, обводя рукой помещение; взгляд цеплялся за все большее количество деталей. Уровень подготовки впечатлял: Волдеморт даже некоторую мебель то ли трансфигурировал, то ли принес. — Всего лишь договорился с местными домовиками. Грейнджер отстраненно кивнула — уж он умел очаровывать, и не было удивительным, что даже с домовыми эльфами нашел общий язык. — А как вы трансгрессировали? — У меня есть некоторые преимущества, — пространно ответил Волдеморт, смахивая невидимую соринку с рукава серой мантии. «Ах, да, — подумала Гермиона, — наследник Салазара собственной персоной». — Но вам запрещено здесь находиться, — с искренним сожалением выдавила она, встречаясь с ним взглядом. Волдеморт усмехнулся и взял ее за руку. — Вас это действительно беспокоит? — поинтересовался он. Прочитав ответ по ее лицу, вздохнул. — Директор не узнает о моем нахождении здесь, если вы так хотите. Грейнджер кивнула, хотя, откровенно говоря, обещанию Волдеморта не особенно верила: с него станется обмануть только для того, чтобы насолить Альбусу. С другой стороны, не в его интересах сейчас портить ее отношения с директором. Осознав, что окончательно запуталась в своих рассуждениях, Гермиона приняла решение просто отпустить ситуацию. В конце концов, она заслужила небольшой отдых. С любопытством посмотрела на стол и осознала, что ничего не ела с самого завтрака. А Грейнджер, несмотря на то, что за последние месяцы относительно стабильной и сытой жизни поправилась на несколько килограммов и перестала напоминать бледную ветошь, приемы пищи старалась не пропускать — она знала цену еде. Волдеморт, заметив, куда направлен ее взгляд, прошел к сервировочному столу и прокомментировал: — Я решил отдать предпочтение легким блюдам, а потому у нас сегодня суп из диринара , филе шпырота под соусом Камберленд и на десерт — трайфл с клубникой и шоколадным кремом. Произнося слова, он заставлял обычные магловские крышки-полусферы исчезать, а названые блюда появляться во всем их великолепии. В глаза бросалось глубокое блюдо с наваристым прозрачным бульоном с разбрызганной по поверхности зеленью. На глиняном противне аккуратно выложенные порции рыбы тонули в малиновом соусе. В стеклянных бокалах, взбираясь один на другой, рябили слои трайфла: шоколадный крем, укрытый взбитыми сливками, в которых утопали сочные ягоды клубники. Наливные яблоки и гроздья спелого винограда выставляли себя напоказ на подносе рядом с дольками шоколада и крекерами. — Выглядит потрясающе, — искренне похвалила Грейнджер, потрясенно рассматривая столик издалека. — Каждый раз вы меня удивляете… — Не пора ли перейти на «ты»? — предложил Волдеморт. Он, повернувшись к столику, сделал несколько уверенных пассов палочкой, устраивая целое шоу: снял чары стазиса в виде розоватых полусфер, окружающих блюда на манер магловских крышек, и комната мгновенно наполнилась ароматом еды, а рот — слюной. Половник взлетел в воздух вслед за супницами и наполнил их, хлеб с легким хрустом распался на части и левитировал в корзинку. Рядом с обеденным столом материализовалось ведерко на подставке со льдом и бутылкой вина. Грейнджер была уверена, что никогда не привыкнет к Волдеморту за таким видом колдовства. Он куда охотнее представлялся с палочкой в боевом хвате, чем творящим бытовые чары, а потому выглядел впечатляюще. Она вспомнила о том, что он задал ей вопрос, лишь когда мужчина снова посмотрел на нее. — М-м-м, — протянула она, мучительно долго соображая, — да, да, конечно. Давай. — В таком случае, — произнес он, поворачиваясь и протягивая руку, — составишь мне компанию, Гермиона? Грейнджер кивнула, не доверяя своему голосу. Она почему-то внезапно смутилась, но быстро себя успокоила: было бы странно использовать официальное обращение в настолько неформальной обстановке. Она в полной мере оценила, на что ради нее готов Волдеморт. Речь, естественно, шла не о самом ужине — хотя Гермиона серьезно считала готовку подвигом, а еду такого уровня — искусством, — а о том, что ради ее спокойствия он предусмотрел многое и, более того, в чем-то даже пошел против себя. Слишком уж гордым был Волдеморт, чтобы держать свое пребывание где-либо в тайне. Свои эмоции от его пребывания в ее покоях она старалась не анализировать глубоко. Ей однозначно было приятно, и это все, что сейчас имело значение. Ей нравился этот мужчина, приводило в восторг его желание сблизиться. Радовало, что, наконец, тайн между ними становится все меньше… — Как продвигается открытие магазинов? — поинтересовалась Гермиона — все же есть в абсолютной тишине она смущалась. Волдеморт еле заметно поморщился, прежде чем ответить: — Не так гладко, как хотелось бы. Разрешение на расширение пространства в Хогсмиде отозвали. Гермиона задумчиво нахмурилась и перевела отстраненный взгляд к окну. — Вы же… ты же, — мгновенно исправилась, — всего неделю назад писал, что Вальбурга решила этот вопрос. Она потянулась к корзинке с хлебом — потрясающая текстура выпечки и хрустящая корочка дали понять, что и это — ручная работа. Грейнджер даже представить не могла, как же рано Волдеморту пришлось проснуться: чтобы успеть все приготовить, понадобилось бы не меньше шести часов, а у него ведь и обязательства перед людьми есть… Где-то в области груди разлилось приятное тепло, которое патокой обволакивало внутренности. Сердце сжималось от огромной благодарности. — Да, но… — он резко замолчал, и Гермиона перевела взгляд от окна к лицу Волдеморта. — Подозреваю, что Пятый не хочет видеть мои магазины в своем районе. Это подтверждает мою теорию о том, что он связан с министерством. Но использовать это я пока не могу. Гермиона опустила глаза. Есть в тишине показалось внезапно не такой уж и плохой идеей. Прежде чем приступить ко второму блюду, Волдеморт достал бутылку вина изо льда и, смахнув влагу, открыл ее. — Среднеазиатское белое вино из айвы и белой сливы — отлично подходит к блюдам из рыбы, — прокомментировал он, протягивая наполненный бокал, на стенках которого тут же выступил конденсат. Грейнджер прикрыла веки и вдохнула аромат — насыщенный, с едва ощутимыми нотками трав. Фруктовый вкус оттеснялся еле заметной горчинкой, которая добавляла пикантности. — Спасибо, — открыв глаза, проговорила девушка. Она надеялась, что сумела вложить в это слово куда больше смысла, чем простую благодарность за вино. Волдеморт, наклонившись, мягко коснулся своими губами губ Гермионы и провел языком по нижней. — Потрясающий вкус, — произнес он. Тепло, циркулирующее по организму, устремилось к низу живота. У Грейнджер перехватило дыхание, и она недоверчиво наблюдала за тем, как Волдеморт отстраняется и возвращается на свое место. Она, сглотнув, опустила взгляд на тарелку и, отделив рыбным ножом кусочек филе, обмакнула его в красный соус. Гермиона, не удержавшись, довольно промычала, когда вкус — сочный, нежный, слегка маслянистый и чуть сливочный, оттененный сладостью малины, — фейерверком взорвался на языке. Теперь прохладное ароматное вино само просилось в руки. Волдеморт все это время не отрывал пристального взгляда от Грейнджер, заставляя ее сгорать от напряжения и возбуждения. Он склонил голову к плечу и внимательно проследил за капелькой влаги, сорвавшейся с бокала и упавшей на горячую кожу в области ключиц, а затем — скрывшейся под платьем. Гермиона рвано вдохнула. — Я, кажется, уже не голодна, — хрипло произнесла, отставляя бокал. Волдеморт вышел из-за стола и протянул руку ладонью вверх. — Иди сюда. От его непривычно низкого голоса по коже пробежали мурашки. Гермиона тонула в глазах мужчины, в его расширившихся до черноты зрачках. Таяла в моменте, в прикосновении его теплой руки к ее. Он, как всегда, взял инициативу в свои руки — увлек Гермиону за собой на диван, и она, опустив ноги по обе стороны от его бедер, прильнула к мужскому телу. Волдеморт притягивал, прижимал ее к себе. Его прикосновения плавили. Сбившееся от страсти дыхание заставляло захлебываться воздухом. Они оба от страсти сгорали. Волдеморт провел языком по ее губам, и Грейнджер охотно приоткрыла рот, впуская его. Их языки встретились, а сердце, которое и без того колотилось, как безумное, забилось еще чаще. Гермионе было мало. Она задыхалась от эмоций, но ей хотелось… нет, она нуждалась в большем. Дрожащими руками расстегнула застежку на его мантии и стянула темную ткань. Не пользуясь магией — неизвестно, кто от этого страдал сильнее — она доставала из петель пуговицу за пуговицей на белоснежной рубашке. Волдеморт запрокинул голову, когда Грейнджер, не удержавшись, коснулась открывшегося участка голой кожи губами. Медленно поднимаясь вверх, проложила дорожку из влажных поцелуев от груди к подбородку. — Как же давно, — произнес мужчина, повторяя движения Гермионы с застежкой и отбрасывая ее мантию в сторону, — я этого ждал. Скользнул ладонями под ткань платья, сжимая бедра и касаясь кромки белья, и Грейнджер простонала, подаваясь вперед. — Идем… в спальню… — срывающимся голосом произнесла она. С трудом встала на ноги и, не прерывая поцелуя, отчего Волдеморту пришлось наклоняться, повела его за собой. Стянула с широких плеч рубашку и бросила в сторону. Волдеморт, не желая мириться с неудобствами, подхватил Гермиону на руки, заставляя обхватить талию ногами. Пряжка его ремня тут же впилась в нежную кожу, но Грейнджер этого совершенно не почувствовала, полностью сосредоточенная на губах мужчины. Войдя в спальню и закрыв за собой дверь, Волдеморт прижал Грейнджер к деревянной поверхности. Беспорядочными поцелуями касался ее лица: носа, губ, подбородка. Опустился к шее, и Гермиона, запустив пальцы в его волосы, запрокинула голову. Он слегка отстранился, наткнувшись на преграду в виде ткани, и неспешно, словно в отместку за ее недавние действия, потянулся к шнуровке корсета. Грейнджер судорожно вздохнула, когда платье беззвучно упало на пол и Волдеморт прижался к ней. Его кожа создавала контраст между холодной поверхностью двери и казалась почти обжигающе горячей. Он поцеловал ключицу, опустил губы на грудь и взял в рот сосок. Застонал, когда Гермиона крепко впилась пальцами в его плечи, оставляя на коже небольшие алые борозды. Она не сразу поняла, что шепот — отчаянный и какой-то умоляющий — доносится из ее уст. Как сквозь толщу воды слышала свой слабый голос. — Пожалуйста, — раз за разом повторяла она. Волдеморт вновь подхватил Гермиону под бедра и, быстро преодолев расстояние до кровати, опустил её на мягкое покрывало. — Такая красивая, — произнес он, нависая сверху. Его взгляд бесстыдно скользил по ее телу. Волдеморт поцеловал ее в подбородок, спустился к ключице и прикусил, лишь слегка царапая зубами, — такая вкусная. Гермиона прикрыла веки; ее тело напоминало натянутую струну — малейшее прикосновение заставляло дрожать и извиваться в урагане ощущений. Поцелуи Волдеморта опускались все ниже, дразня и сводя с ума. И все же она не смогла удержаться и вернула взгляд к его лицу, когда он, подхватив большими пальцами белье, медленно потянул его вниз. Он облизнул губы, не отрывая глаз от открывшейся перед ним картины. — Марволо? Взгляд метнулся к ее лицу. — Хочу тебя прямо сейчас, — на выдохе произнес он. Снова навис над ней, проникая языком в ее рот. Гермиона потянулась к его ремню, но руки плетьми зависли в воздухе, когда ладонь Волдеморта опустилась на колено, скользнула к внутренней стороне бедра, а затем его пальцы коснулись влажных складок. Гермиона дернулась, издавая то ли стон, то ли скулеж. Пальцы Волдеморта кружили по набухшей плоти, то касаясь клитора, то проникая внутрь, и Грейнджер безнадежно потерялась в ощущениях. Казалось, что весь мир сузился лишь до этой комнаты, до этой кровати. До Волдеморта и пьянящего удовольствия, которое он доставлял. — Гермиона. — Голос мужчины отрезвил ее; она открыла глаза. — Поможешь мне? Он посмотрел вниз, но Гермиона не сразу поняла, что от нее требуется. Открывающийся с ее стороны вид выбивал все мысли из головы. Лишь когда Волдеморт остановился, она оторвала взгляд от его рук и перевела его на пряжку ремня. Та звонко щелкнула под её пальцами. Нетерпеливыми движениями Гермиона расстегнула пуговицы и потянула шерстяную ткань вниз. Не удержавшись, нежно провела по члену ладонью; большим пальцем коснулась уздечки и, обхватив ствол, размазала проступившую смазку. Волдеморт издал утробный то ли стон, то ли рык, невольно подаваясь бедрами вперед. Мягко отвел руку Гермионы, не давая ей перехватить инициативу, и устроился между ее разведенных бедер. Опустил ладонь на ее подбородок, поворачивая на себя. Приблизил лицо, так что стали видны его черные, почти полностью поглотившие радужку зрачки. — Пожалуйста, Марволо, — протянула Грейнджер, ерзая под ним. Он осторожно толкнулся внутрь, и Гермиона, глубоко вдохнув, замерла. Волдеморт медленно, сантиметр за сантиметром двигался вверх. Подался назад, чтобы войти еще раз — резко, на всю длину. Теперь он был внутри нее полностью, и это казалось чем-то чертовски правильным. Опустив одну руку на ногу Гермионы, Волдеморт согнул ее в колене, поднимая выше. Грейнджер, абсолютно себя не контролируя, впилась ногтями в его плечи. Его влажное хриплое дыхание опаляло шею. Рука опустилась на грудь, мягко сжимая полушарие. Затем он начал двигаться. Почти полностью вышел, снова вошел, и еще, и еще… еще. Гермионе казалось, что она словно куда-то проваливается; голову будто набили ватой. Он оставил грудь — пальцы вернулись вниз, закружили, размазывая влагу, но не касаясь самой чувствительной точки ее тела. Мысли Гермионы плыли как в тумане. Она бесконтрольно подавалась вперед, подстраиваясь под ритмичные толчки, а сознание с каждым движением улетало все дальше. Горячие стоны и влажные дыхания смешивались; в воздухе витал насыщенный запах секса и мускуса. Волдеморт коснулся клитора, и все вокруг Грейнджер резко потемнело и закружилось. Она сжалась, еще отчетливее ощущая его внутри себя, выгнулась и, запрокинув голову, простонала его имя. Мужчина ненадолго замер. А затем начал двигаться более горячо, не сдерживая собственные стоны. Его ритмичные размеренные толчки постепенно превратились в беспорядочные. Совершив еще одно последнее движение, он зарычал и кончил в нее. Перекатился, опускаясь рядом с Гермионой, и она прижалась к его горячему влажному телу, пряча лицо в изгибе шеи. Его ладони продолжали то скользить по ее спине, то оглаживать бедра, то пробегать по волосам. В конце концов он обхватил ее за плечи и опустил подбородок на ее макушку. Гермиона щелкнула пальцами, призывая одеяло накрыть их, и почувствовала, как окончательно проваливается в сон.