____
В ту пятницу Гермиона не заходила в лазарет. Вместо этого она потратила всё своё время на подготовку к вечеру. Она приняла душ в два раза дольше, чем обычно, уделила особое внимание волосам и даже нанесла лёгкий макияж. Она хмыкала и ахала, решая, что ей надеть, — в итоге остановилась на скромном чёрном платье и кардигане, — и провела целых полчаса, трансфигурируя свои туфли, пока не убедилась, что они идеально подходят друг к другу. Обычно Гермиона соглашалась с шестикурсниками по поводу того, что самое лучшее, что было на встречах Слизнорта — бесплатное шампанское. Его вечеринки были яркими, неприятными и, по её мнению, слишком многолюдными. Но в этом году… она гудела от предвкушения. У неё годами не было настоящего свидания. Гермиона уставилась на своё отражение. Её глаза были уставшими, измученными, но в остальном она выглядела вполне прилично. Главной темой пятидесятых была скромность, и им её платье, безусловно, было. Хотя и будучи облегающим, кружевное платье доходило ей до колен, и в сочетании с её кардиганом с длинными рукавами она определённо не показывала слишком много кожи. Она бы идеально вписалась в то общество. Однако её волосы… были совсем другой историей. Она не пыталась приручить их — у зелья для волос Простоблеск не будет той сильной формулы, к которой она привыкла, ещё следующие два десятилетия — и вместо этого убрала несколько волнистых прядей назад, сделав что-то вроде полу-причёски. Это не было похоже на вьющийся, свободный пучок, который был в моде в настоящее время, но это было лучшее, что она могла сделать. — Ты выглядишь так же хорошо, как филиппинский орёл, — пропело её зеркало. Гермиона уставилась на него. Восприняв это как явный признак того, что на слишком долго разглядывала себя, она взяла свою расшитую из бисера сумочку и вышла из комнаты. Выйдя в коридоре первого этажа, она поняла, что у них с Эйвери не было чёткой договорённости о том, где они должны были встретиться. Дерьмо. Сделав предположение не хуже любого другого, Гермиона поспешила вниз, в вестибюль. К счастью, у подножия лестницы её ждала высокая фигура. — Добрый вечер, мэм. Я ищу мисс Гермиону Грейнджер. Она примерно такого роста… — вторгшийся мужчина положил руку себе на плечо, — и у неё вот такие пышные волосы… — он развёл руки так широко, как только мог. — Вы не видели её? — Прекрати, — сказала Гермиона, придвигаясь ближе, чтобы можно было шлёпнуть его по руке. Эйвери рассмеялся. — Ты чудесно выглядишь. — Ты… тоже хорошо. Он действительно хорошо выглядел. Его шёлковая мантия была насыщенно-чёрного цвета с белой оборкой, а обычно распущенные до плеч песочные волосы были завязаны на затылке. На левом боку у него была маленькая золотая булавка для лацкана в виде розы. Он выглядел опрятно. Правильно. Было ясно, что он был при деньгах. — Спасибо, — сказал Эйвери, предлагая ей локоть. — Как ты? — Готова выпить шампанское, — честно сказала она, шагая в ногу с ним, когда они свернули к подземельям. Он рассмеялся над этим. — Ты так и не ответила на моё последнее письмо, — сказал он. — Я не был уверен, что мы всё ещё на связи. Гермиона поморщилась. Верно. Она собиралась написать в ответ, но потом… не получилось. Она позволила бессилию овладеть собой. — И всё же ты всё равно пришёл? — Я бы никогда не бросил леди. — Это очень благородно с твоей стороны, — сказала она. — Я хотела ответить тебе. Извини, всё было таким… — Перед Рождеством всегда спешка, — подвёл её Эйвери. — Это не проблема, Я понимаю. Когда они достигли подножия лестницы и свернули в главный коридор подземелья, она заметила группу слизеринцев, направлявшихся к ним с другой стороны. Том был в конце группы. Прекрасно. Один только его вид был острым напоминанием её неудачи. Они замедлились, пропуская группу студентов. — Добрый вечер, Гермиона, — поприветствовал Том, когда поравнялся с ними. — Эйвери. Если она думала, что Эйвери выглядят хорошо, то Том выглядел… Гм. Довольно мило. Том был весь в чёрном, и из-под воротника она увидела пиджак с тёмно-зелёной оборкой. Он был чисто выбрит, и теперь, когда он стоял рядом с ними, она чувствовала запах его одеколона. Он был… тоже неплохим. Она старалась не думать о его кольце в стене. — Том, — ответил Эйвери. — Не мог пропустить, да? — с ухмылкой спросил Том, присоединяясь к ним на пути к кабинету Слизнорта. — И пропустить вечеринку Слагги? Без шансов. Гермиона чувствовала себя совсем маленькой между Томом и Эйвери. — Как семья? — вежливо спросил Том, пока они шли. — Всё хорошо. Кларисса выходит замуж в январе, и моя мать чуть не сошла с ума из-за организации. Не более двух недель назад она заказала четырнадцать лебедей для озера. Четырнадцать, ты можешь в это поверить? — Это не похоже на Женевьеву, — пошутил Том. Эйвери рассмеялся. — Да, совсем не похоже. Предательские звуки рождественской музыки настигли их прежде, чем они добрались до кабинета Слизнорта. Похоже, были танцы. Гермиона действительно была не в настроении — музыка была бодрой,— но, если повезёт, немного алкоголя и компания Эйвери согреют её, и в худшем случае у неё будет приятное свидание. Заглянув в обшарпанный класс зелий, Гермиона была впечатлена. Возможно, это была лучшая работа Слизнорта. Он, как обычно, выложился по полной. Оркестр у занавесок играл рождественские песни, в то время как с потолка мягко опускался снег. Остролист, плющ и омела украшали комнату, и по всему периметру было расставлено по меньшей мере пять рождественских ёлок. В центре, где обычно стоял его демонстрационный котёл, находился длинный стол с изысканной хрустальной чашей для пунша. Его окружал фуршет с едой, заполнивший всю длину стола со свечами, парящими над ним. Было красиво. И комната была полностью заполнена! Гермиона узнала только половину гостей, которые были профессорами и студентами. Остальные, должно быть, были связями Слизнорта, бывшими учениками или знакомыми. Многие из них были среднего возраста и хорошо одеты. Работники Министерства, предположила она. — Я возьму немного выпить, — быстро сказал Эйвери и нырнул в толпу. Внезапно оставшись наедине с Томом, Гермиона прокашлялась. Помимо любезностей у неё не было возможности поговорить с ним после того вечера с Хагридом. Она осмелилась взглянуть на него. Он изумлённо наблюдал за ней. — Что? — спросила она, защищаясь. — Ничего. — Нет, что такое? Что-то на моём… — Гермиона потёрла подбородок. Её помада смазалась? — На твоём лице ничего нет. Ты прекрасно выглядишь. Гермиона нервно рассмеялась. — О. Гм. Спасибо? — Мне просто интересно, что такого тебе сказал Эйвери, что убедило тебя пригласить его сегодня вечером. Гермиона нахмурилась. У неё начинало складываться ощущение, что Том не особо любил Эйвери. Это… может оказаться серьёзной проблемой. — Что ты имеешь в виду? Он пожал плечами. — Нет, о чём ты? Когда он всё ещё не вдавался в подробности, Гермиона слегка толкнула его локтём. — Почему бы мне его не пригласить? Он был мне хорошим другом. Том не пропустил ни одной детали. — Он говорил тебе о Сильвии? Гермиона ничего не сказала, но, видимо, ей и не нужно было, потому что Том только посмотрел на неё и кивнул. — Не думаю, — сказал он. Внезапно она перестала думать достаточно быстро. Всего от нескольких слов её желудок упал. Сильвия. Кем была… — Одно шампанское для дамы, — неожиданно сказал Эйвери справа от неё. Гермиона взяла предложенный бокал с поджатыми губами, как бы говоря спасибо. — И один огневиски для вас, добрый господин, — сказал он, протягивая Тому рюмку. Том кивнул в знак благодарности, но затем вскинул брови, приветствуя одного из гостей Слизнорта позади них, которого Гериона не узнала. — Я догоню вас двоих позже. Наслаждайтесь вечером Если вы извините меня, — сказал Том и, успешно бросив гранату, ушёл. Гермиона сделала большой глоток шампанского. — Странно снова оказаться здесь, — непринуждённо сказал Эйвери, потягивая сливочное пиво, которого взял для себя. — М-м? — промычала Гермиона, пытаясь сохранять спокойствие. Беспокоиться было не о чем, пыталась успокоить она себя. Том просто пытался помешать ей. Это было именно то, что он сделал бы. Он просто пытался испортить ей ночь. Но её мозг неожиданно сосредоточился на одной мысли: кем, чёрт возьми, была Сильвия? Она не должна позволить себе увлечься кем-либо. Наверное, это было пустяком. Это пятидесятые. Если бы Эйвери уже встречался с кем-то, то он явно не был бы так открыт с ней. Люди сплетничали, а распущенность по-прежнему не одобрялась. …Не так ли? — Все студенты такие маленькие, — Эйвери рассмеялся про себя. — Посмотри на них! Но он был здесь в качестве её партнёра! Она сообщила об этом Слизнорту, и он, похоже, совсем не смутился. Безусловно, если бы Эйвери встречался с кем-нибудь ещё, Слизнорт бы знал об этом? Слизнорт знал обо всех тонкостях известных волшебных семей. — В один год у Слагги был фонтан с шампанским, знаешь, с бокалами, поставленными друг на друга? — продолжал говорить Эйвери. — Это была катастрофа. Макнейр вытащил один из стаканов со дна и у-у-у-у, — сказал он, жестикулируя руками. Но Гермиона почти не слышала его. Сильвия. Сильвия. Она не могла вспомнить ни одной Сильвии за всё время пребывания здесь. Может, она его бывшая девушка? Это было бы отлично. Да. Должно быть, так и было. — Вижу, на этот раз он усвоил урок, — усмехнулся Эйвери. Но что если она… о, чёрт возьми. Гермиона больше не могла этого выносить. — Подышим воздухом? — спросила Гермиона, допив шампанское большим глотком и взяв Эйвери за руку. Он улыбнулся в ответ, и поэтому Гермиона потащила его из класса в холл, где звуки с вечеринки начали становиться тише. — Мы только пришли сюда, — сказал Эйвери в слабом протесте, когда расстояние между ними и группой людей увеличилось. Гермиона проигнорировала его. Она повела их дальше по коридору, и только когда они добрались до фонтана в подземелье, она наконец набросилась на него. — Кто такая Сильвия? — потребовала она, изо всех сил стараясь контролировать голос. Улыбка Эйвери медленно сползла с его губ. Это сказало всё, что ей нужно было знать. Чёрт возьми. — Верно. Конечно, — Гермиона кивнула. — Как глупо с моей стороны. Эйвери потянулся к ней, но она отступила. — Нет… Гермиона, это не так, — выпалил он. Её щёки опалил огонь. — Тогда скажи мне, что это значит? — Она… — Эйвери выглядел расстроенным. — Родители устроили это. Но это ничего не значит! Не так, как… Гермиона закатила глаза. Её желудок скрутило в узлы. Она не чувствовала такой боли со времён грёбаного шестого курса. И… Иисус Христос. Чёрт, блять, побери. Он должен был быть её путём к Тому. Но он… он был помолвлен! И всё же он был так настойчив, так открыто интересовался ею. Какой человек это сделает? — Думаю, тебе пора уйти, — она кипела изнутри. — Ну же, Гермиона, просто… выслушай меня, — сказал он. — Я не вижу её в таком плане. Никогда не видел, и она тоже. Мы выросли вместе, но это всё. — О, не так ли? — прошипела она. — Какая я глупая. Ты помолвлен только для того, чтобы потом пожениться. Никаких проблем. — Гермиона… — Нет! Что с тобой не так? — Гермиона, это… ты должна понять, это происходит постоянно, — настаивал он. — Всё это было устроено, да, но не высечено на камне. Есть место для переговоров с моей семьёй. Я должен жениться только в своей двадцать седьмой день рождения. — И что? Ты думал, что до тех пор просто будешь тянуть меня за нос?! — Нет! Просто… ты мне нравишься, я хочу узнать тебя поближе. И если всё пойдёт хорошо, и ты будешь чувствовать тоже самое ко мне, я поговорю с родителями. Я откажусь от брака, — сказал он так, будто это было просто. — Ты… ты издеваешься надо мной? Ты не заинтересован в своей невесте, поэтому вместо того, чтобы отказаться от всего этого, ты решил найти другую девушку, оставаясь при этом помолвленным с другом женщиной?! Эйвери издал раздражённый звук. — Ты не понимаешь, потому что ты не выходишь в круг, но это действительно довольно обычное… — О, — Гермиона отпрянула. — Ты имеешь в виду, что я не понимаю, потому что не чистокровная? — Я… — Эйвери замялся и, похоже, не знал правильный ответ. Но затем он согласился: — Да. Гермиона фыркнула. — Думаю, будет лучше, если ты уйдёшь. — Гермиона… — Я не хочу слышать это. — Можешь хотя бы… могу я… кто рассказал тебе? — Неважно, кто сказал мне! — чуть не закричала она. — Это был Том? — настаивал Эйвери. Гермиона фыркнула. Она не собиралась раскрывать, кто сказал ей об этом, но в любом случае это было очевидно, не так ли? И она ничем не была ему обязана, поэтому пожала плечами и пробормотала: — Он мог упомянуть об этом. — Он мог… — повторил Эйвери. — Грёбаный… конечно, он сказал это, — пробормотал он про себя. Гермиона скрестила руки на груди. — Что ещё он сказал тебе? — резким тоном спросил Эйвери. Она нахмурилась. — Как ты думаешь, что ещё он мог сказать мне? Эйвери покачал головой. — Это просто… типичный грёбаный Риддл. Я должен был… я видел, как он смотрит на тебя. Гермиона рассмеялась. Он… о, ради бога… он ревновал? — О, пожалуйста, — протянула она сквозь смешки. — Не пытайся перетянуть это на меня! Ты не хуже меня знаешь, что тебе совершенно не о чем беспокоиться в отношении Тома. — Не так ли? — возразил Эйвери. — Нет! — теперь, когда она начала смеяться, было трудно остановиться. — Пожалуйста! Это совершенно нелепо! — Ну, это было бы не в первый раз! — отрезал Эйвери. Смех Гермионы стал громче. — О чём ты говоришь? Эйвери фыркнул и откинул выбившуюся прядь волос. — Смотри. Я не люблю говорить об этом, но когда я был на шестом курсе, то встречался с Селестой Гринграсс. Наши отношения длились несколько месяцев. Я… я думал, что любил её, думал, что мне удастся убедить родителей жениться на ней. Гермиона поднесла руку ко рту, чтобы скрыть остатки смеха. — А затем, однажды, я не смог её найти. Мы должны были встретиться за обедом, так что, естественно, учитывая всё, что произошло с Уоррен в прошлом году, когда она не появилась, я забеспокоился. Поэтому я искал везде, везде, где только мог подумать, а потом нашёл её в сарае для лодок на озере. С Томом. — С Томом, — повторила она с протяжным фырканьем. — Они…? — Ну, они точно не играли в шахматы, если ты об этом спрашиваешь! Глаза Гермионы расширились. — О. Это… ты имеешь в виду…? Эйвери кивнул. — …Ох, — улыбка Гермиона медленно спала. — Ох. — Ага, — сказал Эйвери. Внезапно Гермионе стало трудно оставаться в реальности. Все кусочки пазла складывались в её голове. Потому что… это может всё в корне изменить. Она думала, что подготовилась ко всем возможным вариантам развития событий, ко всему, но молодой Волдеморт с бушующими гормонами был… совершенно не тем, чего она ожидала. Это было из ряда вон выходящим. Она просто не думала, что он может быть заинтересован в… в сексе. Совсем. Иисус. Гермиона внезапно попыталась переосмыслить все те моменты, когда они разговаривали, когда он подмигивал, когда делал ей комплименты, когда она дразняще подталкивала его локтём, их игривое подшучивание, когда он пригласил её с собой в библиотеку. И все его ехидные комментарии об Эйвери… Возможно… возможно, она подошла к нему совсем не с той стороны. Её лучшее предложение о том, где он мог держать свой дневник, среди своих вещей — в собственной комнате! И как было проще всего попасть в мужские покои? В конце концов, он был двадцатишестилетним мужчиной. Может… так она могла бы получить куда больше. Гермиона думала, что её может стошнить. — И он был таким со второго грёбаного курса! — сказал Эйвери. — Он нагло воровал мои книги и перья на протяжении всей учёбы, разрушил мои шансы с Отделом Тайн, который, как он знал, был моим первым выбором после школы, он приходит ко мне домой и ведёт себя совершенно неподобающие с моей матерью и сестрой при каждом удобном случае, хотя я говорил ему, что это меня беспокоит… — Эйвери… — Но знаешь что?! С меня хватит! Я больше не собираюсь это терпеть! Хочешь хочешь о драгоценном медальоне Слизерина?! — спросил Эйвери. — Почему бы тебе не пойти и не спросить Тома об этом, — выплюнул он. — Хочешь… Глаза Гермионы расширились. — Эйвери, перестань… — …узнать о комнате и о том, что действительно произошло с Уоррен? Иди и спроси у Тома! — Нет, нет, ты не можешь сказать это… — Уверен, он просто умирает от желания продемонстрировать, рассказать тебе обо всём… — Хватит! — закричала она. Эйвери уставился на неё, настолько возбуждённый, что чуть не задыхался. — Что?! — Мы не можем говорить об этом, — медленно прошипела она, осматривая коридор, чтобы убедиться, что их не подслушивают. — Что ты… — Эйвери нахмурился, но потом на его лице постепенно появилось изумлённое понимание. — Ты… но ты уже знаешь, — пробормотал он. — Не так ли? Гермиона глубоко вздохнула и натянуто покачала головой. — Мы не можем говорить об этом, — повторила она. — Откуда ты знаешь? — Мы не говорим об этом! — прошипела она на грани паники. — Если он узнает, что мы даже были близки к этому разговору, что ты вообще мне что-то сказал… Эйвери закатил глаза и фыркнул. — Я серьёзно! — настаивала она. — Он не может узнать. Ни при каких обстоятельствах. Видя, как она серьёзна, Эйвери поднял руки. — Хорошо, хорошо. Я ничего не буду говорить. — Пообещай мне, — настаивала она. Он выглядел неуверенно, но всё же сказал: — Хорошо. Обещаю. Гермиона вздохнула и закрыла глаза руками. Мерлин. Какой бардак. В то время как она постоянно боролась со своим беспокойством о том, что Том мог применить к ней легилименцию… теперь ей приходилось беспокоиться и о том, что он мог применить её и в отношении Эйвери. — Тебе нужно просто… просто идти, — сказала она. Чем больше расстояние между ним и Томом, тем лучше. — Гермиона… — Просто… пожалуйста, — настаивала она. — Я… я подумаю. Может, я напишу тебе. Не знаю, так во многом надо разобраться, просто дай мне обдумать это. Пожалуйста. Лицо Эйвери было расстроенным, но в итоге он кивнул. — Прости, — сказал он. — Мне стоило рассказать тебе. Ты не должна была слышать это от него. — Нет, — согласилась она. — Но если… если ты простишь меня, я всё исправлю. Гермиона закатила глаза. Она не знала, что думать, и это тошнотворное, тяжёлое чувство предательства всё ещё было в её животе. Она не хотела смотреть на него. Но если ничего не выйдет… он всё ещё может ей понадобиться… — Посмотрим, — в конце концов сказала она. Его лицо немного просветлело. А затем быстро, прежде чем она успела отойти, Эйвери наклонился и легонько чмокнул её в щеку. Его губы были тёплыми. А потом он, больше не сказав ни слова, развернулся и ушёл.____
После ухода Эйвери Гермиона села на край фонтана в подземелье, поставив локти на колени и обхватив голову руками. Что за ночь. А ведь ещё и восьми не было! Она не знала, как долго просидела там. Она подумала о том, чтобы вернуться и выпить ещё немного шампанского, попытаться спасти вечер и максимально использовать возможность поговорить с Томом. Но в чём был смысл? У неё с ним ничего не выходило. Поскольку на следующий день ученики должны были покинуть замок, пришло время сделать перерыв, восстановить силы и всё такое. Рон всегда говорил, что она почти не делает перерывов. Но она была так раздражена из-за Тома. Он знал, что она поддерживала связь с Эйвери, и у него было всё время в мире, чтобы упомянуть о его помолвке, и всё же он предпочёл дождаться того, чтобы высказать ей всё это прямо сейчас, на публике, пока она на свидании с ним! Как унизительно. Честно говоря, Эйвери тоже начал нравиться ей. Когда она решила отказаться от своей жизни, какой её знала, ради большего блага, она знала, что это, вероятно, означало потерю шансов на любовь, на семью, на нормальную жизнь. Хотя она и не думала, что у неё будут такие отношения с Эйвери… она ничего не могла с собой поделать. Это всё ещё была мимолётная мысль на задворках её сознания. А потом пришёл Том и окатил её ледяной водой! Она предполагала, что в порядке вещей это было намного ниже по шкале зла, чем убийство, но честно. Что за задница. — Марвин уже ушёл? Гермиона закатила глаза. Его время было безупречным. — Если ты пришёл позлорадствовать, то я не в настроении, — пробормотала она. Том ничего не сказал. Она услышала звук ботинок по камню, а потом он сел рядом с ней. — Ты в порядке? — спросил он. Бр, что он творил? Разве он уже недостаточно сделал? — Отлично, — проворчала она, упрямо сосредоточившись на своих туфлях. — Ты так не выглядишь. Гермиона фыркнула. От него пахло огневиски и карамелью. — Я не хочу говорить об этом. Когда между ними воцарилась тишина, она попыталась на всякий случай перевести свои мысли на несуществующие любопытные факты. Она не могла думать о своём разговоре с Эйвери, не могла рисковать тем, что Том узнает. Чёрный космос. Открытый океан. Пустые поля. — Я просто подумал, что ты имеешь право знать, — сказал Том после длинной паузы. Она фыркнула. — Ага. Верно, уверена, всё было именно так. Ещё несколько минут они сидели молча, звук журчащей воды из фонтана эхом разносился вокруг них. — Я могу проводить тебя обратно до твоей комнаты, если ты не против, — вежливо сказал Том. Это было любезное предложение. По-джентльменски. Но, ох, что-то было в его тоне, фальшивом, самодовольном, опьянённом тоне, который был последним гвоздем и всколыхнул мозг Гермионы, заставив её покраснеть. — Почему ты вообще здесь?! — рявкнула она, не в силах сдержаться. Том моргнул. — Я просто пытаюсь помочь тебе. — Ну, мне не нужна твоя помощь! — чуть не закричала она, вскочив на ноги. — Я не какая-нибудь бедная, беспомощная девчонка, на которую ты можешь наброситься и манипулировать грубым словом здесь и обходительным комплиментом там! Наступила ещё одна пауза, пока Том вставал. — Я не хотел произвести на тебя такое впечатление… — Боже, я думала, что вы с Эйвери друзья! — продолжала она. — И всё же ты каким-то образом умудряешься говорить о нём плохие вещи при каждом удобном случае, и вот я всё думаю, почему это? Эйвери сказал, что вы знакомы тринадцать лет. И знаешь, на самом деле, я на долю секунды подумала о том, что, возможно, ты ревнуешь меня. Но ведь это вовсе не так, да? — сказала она, подходя к нему. — Это из-за Эйвери. Всё это время было именно так, не так ли? Том не двигался, но его брови слегка нахмурились. — Думаю, тебе пора немного поспать. — Ты просто не можешь смириться с тем, что кто-то предпочитает его тебе, да? Бьюсь об заклад, это съедает тебя изнутри. Том кивнул. — Я понимаю. Уклонение — естественная реакция организма во время эмоционального стресса. — Он из известной чистокровной семьи, — проложила Гермиона, будто он ничего не говорил. — Ему всё преподнесли на блюдечке с голубой каёмочкой. Ему никогда в жизни не приходилось ни да что бороться, а потом… вот и ты. Том пристально смотрел на неё. Он ничего не сказал, но Гермиону было не остановить. Она больше не заботилась об осторожности. Она хотела знать, как далеко он может зайти. — Конечно, ты хочешь быть им, в этом есть смысл! Тебе приходилось бороться за всё, не так ли, пока ему было так легко! Ты пришёл из ниоткуда, а потом тебя отправили в логово змей с маггловским именем… Он нанёс удар. Том прижал её к стене, обе его ладони были около её головы, заманивая в ловушку. Его глаза сверлили её. Они всё ещё оставались карими, но ей впервые показалось, что она увидела в них что-то большее, что-то тёплое. — Иди спать, Гермиона, — произнёс он тихо и спокойно, но сдержанно, — прежде чем ты скажешь что-нибудь, о чём утром пожалеешь. Её пульс участился. Угроза была ясной. Она знала, что ведёт себя безрассудно, но теперь могла видеть это — мельком увидеть его настоящего. Гермионе хотелось вонзить туда пальцы и открыть, хотелось увидеть больше, и она так устала от пятидесятых, от него, от Эйвери, от всей этой проклятой ситуации, что не могла остановиться. — В чём дело? Я задела нерв? Боишься услышать, что это на самом деле… Она ахнула, когда руки Тома переместились со стены на её горло. Они были достаточно широкими, чтобы легко обхватить всю её шею, его большие пальцы впились ей под челюсть. Он толкнул её достаточно для того, чтобы ей стало больно, но не настолько, чтобы перекрыть доступ к кислороду. Гермиона увидела, как его рот дёрнулся. Он прикрыл глаза. Он висел на ниточке. — П-правда может ранить. Не так ли? — смело, глупо выдохнула она, а затем, хотя было совсем не смешно, она рассмеялась. — Что ты собираешься делать? Думаешь, этого достаточно, чтобы напугать меня? Том издал короткий смешок, совсем не наполненный весельем. Затем он наклонился к её уху. — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, Грейнджер, — медленно пробормотал он, — что ты настоящая грёбаная сука. Это, без сомнений, должно было быть оскорблением. Но было что-то в том, как его дыхание коснулось мочки её уха, что-то в его почти незаметной сдержанности, и она чувствовала восторг от того, что он наконец обнажил брешь в своём облике, от которого у Гермионы по коже пробежали мурашки. Не совсем неприятные. И поэтому Гермиона повернула к нему голову, и действие сблизило их так, что их лбы соприкоснулись. Она не знала, что на неё нашло. В тот момент она не узнавала себя. Гнев и разочарование овладели ею, и всё, чего она хотела, — увидеть, как идеальный, безупречный Том обнажает ей свою душу хотя бы на мгновение. Она хотела победить. Поэтому, не задумываясь о последствиях, она выдохнула: — Но тебе нравится это, — улыбка играла на её губах. — Я права? Хватка Тома на её горле усилилась. Было больно, но только на мгновение, и когда он расслабился, то издал грубый стон, а затем поцеловал её. Но это даже близко не было хорошим поцелуем. Он был грубым, злым и необузданным. Были зубы и язык, и это было в спешке, его руки отпустили её шею, чтобы запутаться в её волосах, ногти впились в кожу головы. Это было всепоглащающе, и Гермиона вцепилась в его запястья, будто они могли её спасти. Всё, о чём она могла думать, — то, как она ненавидела его, она ненавидела его, а затем укусила его за нижнюю губу. Он застонал в её рот, и звук был непристойным. У неё закружилась голова. Она возилась с его галстуком, притягивая его ближе, и ему не следовало делать это в коридоре, где любой мог… Гермиона попыталась отстраниться, попыталась дать больше свободного места. Она дышала так, будто изголодалась. — Кто-нибудь, — хрипло прошептала она ему. — Кто-нибудь может… Том двигался быстро. Он развернул их, отведя по коридору в пустую комнату для зелий. Он продолжал целовать её, держа одну руку на ключице, а другой сжимая её бедро, и толкал их глубже в комнату, пока её спина не коснулась одного из столов. Гермиона застонала ему в рот, чувствуя, как он сильно прижимается к ней. И, Мерлин, она…. она никогда раньше не занималась сексом. Должна ли она… должна ли она сказать ему об этом? Это было важно? Это то, что должно было случиться? Она не хотела терять свою девственность с Томом из всех возможных людей, но, может, это был лучший путь, лучший способ добраться до него… — Ах, — простонала она, когда он переместился как раз в нужном направлении, его бедро было зажато между её ног. Его грудь вздымалась под её руками, и он зацепил её губу зубами, резко потянув за неё. — Теперь не такая разговорчивая, не так ли? — пробормотал он. Гермиона лишь захныкала, дёргая его за воротник мантии. Он стянул с неё кардиган и поднял за бёдра, посадив на край стола. Его руки начали с нижней части её платья, поднимая его всё выше и выше, пока он не собрал его вокруг её талии. Его руки были горячими на её коже, и, чёрт возьми, в тот момент, когда он упал на колени, Гермиона решила, что ей всё равно. Он был на коленях перед ней. Один только вид этого поднимал волну жара внизу её живота, окутывающий её так, как она никогда не чувствовала. Его губы впились в кожу её обнажённого живота, вниз до пупка, по линии её колготок, чередуя поцелуи с тем, чтобы царапать кожу зубами. Руки Тома потянулись к краю её колготок. Он начал снимать их, и Гермиона откинула голову назад, а затем… Он остановился. Гермиона судорожно вздыхала. — Что… что сл… — Что это? Руки Тома перестали сжимать её колготки, и вместо этого он потянулся и взял её левую руку, притягивая ближе. О, нет, нет, нет… В тот момент, когда она поняла, что он делает, Гермиона попыталась отдёрнуть свою теперь неприкрытую руку, но хватка Тома была крепкой. — Можешь… просто позволь мне… — Остановись… Тому удалось перевернуть её руку, и Гермиона перестала бороться. Было слишком поздно. Он уже увидел её шрам. Грязнокровка. Она сглотнула. — Я… — пробормотала она, всё ещё тяжело дыша. — Мне не нравится… — Откуда это у тебя? — прошептал он, хмуро глядя на шрам. — Я не хочу говорить об этом, — сказала она, снова дёргая руку. — Прекрати, я просто пытаюсь… — Отпусти меня. — …осмотреть это, Гермиона… — Отпусти меня! Том отпустил её, и Гермиона поспешно вскочила со стола, натянув платье на бёдра. Настоящая, чистая паника начала пронизывать её до самых костей. Она астрономически облажалась, даже больше, чем когда отговорила Диппета от приёма Биннса на работу и позволила Тому преподавать. Но она совершенно забыла о своих шрамах! Прошли годы с тех пор, как она столкнулась с Беллатрисой, и они стали частью неё. Она даже больше о них не думала. Блять, блять, блять… он был бы в ярости. Мало того, что она была магглорождённой, так ещё и соврала об этом. Но как только Гермиона набралась смелости, чтобы посмотреть на Тома, она не нашла того, чего ожидала. Он не выглядел убийственно. Он смотрел на неё почти с… беспокойством? — Ты… — неуверенно прошептала Гермиона, — ты не… злишься? Он моргнул, слегка нахмурив брови. — Злюсь? Гермиона фыркнула. Она не хотела этого говорить. Я соврала тебе. Я магглорождённая. — Я не… — она не знала, что сказать. — Я не хотела лгать. Я просто… с Гриндевальдом… сейчас не самое подходящее время для таких, как я, чтобы признаваться о своём… наследии. — Это… — Том покачал головой, как бы говоря: это не имеет значения. Гермиона подумала, что, возможно, ей показалось. — Это… тёмная магия, Гермиона, — сказал он. — Да, я знаю, спасибо… — Нет, я имею в виду, он проклят. — Да, я знаю. Думаешь, я храню шрамы, потому что они мне нравятся? Том нахмурился ещё больше. — Кто сделал это с тобой? — Я не люблю говорить об этом. — Кто это сделал? — Это… — Гермиона вздохнула. — Это было много лет назад. Во время войны. Одна из… не знаю, как бы ты назвал её. Одна из последователей Гриндевальда. Сейчас она скончалась. Не стоит думать об этом. Том выглядел задумчивым, когда отступил назад и начал поправлять галстук и воротник рубашки. Смотря на это действие, Гермиона почувствовала сильный толчок, возвращающий её обратно в реальность. Она двигалась быстро, подхватив с пола свой брошенный кардиган, и снова натянула его, скрывая шрамы. — Наверное, нам следует… — Будет лучше, если… Они оба остановились, давая другому возможность договорить. Гермиона вытерла губы. Они были сырыми. Её щёки горели, чувство стыда начинало нарастать. Что она делала? Она была на волоске от… с Томом... — Я пойду, — тихо пробормотала она, и с этими словами чуть не выбежала оттуда. — Гермиона… Гермиона не остановилась, не обернулась, хотя он звал её. Она поспешила через замок, избегая зрительного контакта со студентами, которых встречала на лестнице, и не останавливалась, пока не вернулась в комнату и не заперла за собой дверь. Она билась головой о деревянную поверхность двери. Чёрт возьми.