По методу Мансона

Рядом с приправами обнаруживается запрятанный коробок с запасом травы. Это кстати. Эдди как раз недавно пытался вспомнить, куда он всё попрятал, поскольку то, что лежало у него в фургоне, пришлось выбросить до последнего грамма: не стоило оставлять для полиции зацепки, когда и так под следствием за убийства. Эдди довольно улыбается, перебрасывает найденные три пакетика себе в задний карман джинс и наконец перчит дрожащую на сковороде яичницу. Пара часов до возвращения дяди со смены. Харрингтон ещё лежит на боку, светя голой задницей, пока Эдди воодушевлённо, намурлыкивая себе под нос, готовит пожрать. На двоих. В этом нет романтики, просто факт — есть хотят все, и у Эдди есть привычка иногда мастрячить завтрак на себя и дядю. От легкого расталкивания Стив просыпается неохотно, но просыпается. На голову больше не жалуется, щурится на кухню, где Эдди раскидывает по два яйца на тарелку, сонно чешет пах и начинает натягивать шмотки с зевком. Взъерошенный, чуть неопрятный, но до сих пор, сука, с аурой плейбоя-королька. Всем бы так выглядеть с похмелья. Эдди завидует. Стив убирает как приличный мальчик бутылки с кофейного столика, даже бродит за спиной, отставляя невыпитые в холодильник, потом, когда Эдди ставит перед ним тарелку, морщится улыбчиво и осипше-приятно благодарит. Съев пару кусков, спрашивает, не проснулась ли Робин. Эдди отчитывается по-простому: свалила ещё ранним утром, глянув на голожопого Стива на диване, видать, была не слишком довольна, что, пока она спала, они трахались за стенкой. Стив давится, чуть не сплёвывает под ноги, переспрашивает и подрывается резко собираться. Так и отчаливает, суетно сбежав и оставив на тарелке дымиться половину глазуньи с растёкшимся желтком. А что Эдди. Он спрашивает, пока тот суетливо ищет возле дивана носки, к чему такая спешка, получает не очень разборчивый ответ, и на том успокаивается, лишь провожает взглядом и помахиванием ладони. Обе яичницы доедает сам. Получилось неплохо, зря Стив не доел. Эдди не станет кривить душой и говорить, что он не ожидал чего-то подобного: Стив определённо был не уверен, хорошо ещё, что спросонья не сбежал в ужасе, осознав, что вчера было, однако странно, что стимулом к такой суете стала Робин. Но, по большому счёту, это вообще не его дело. Из дел у Эдди на сегодня сходить к злоебучей миссис Доусон, попытаться в сотый раз выковырять из неё перечень несданных тестов и попроситься их пересдать, получить отказ, после чего пойти на встречу. Для встречи как раз найдены разные повесовки, это внушает надежду откопать всё по трейлеру, а не ехать до тюрьмы на свиданку с Риком. У них во взаимоотношениях вообще свиданки все на голяке сводились либо к бухичу, либо к сексу, и ехать и спрашивать, у кого сам Рик брал товар, когда последняя их встреча окончилась его арестом и свободой Эдди — такое себе. Свободолюбивый Эдди хватает чёрную майку только что из стирки, надевает бренчащую цепями куртку и по привычке лихо прыгает в фургон. Как раз дядя на выезде из трейлер парка встречает на своей машине, заезжает, устало взмахивает ладонью в приветствии, и они останавливаются поболтать из окон. — Мы у тебя позаимствовали пару банок с пивом, если что. — Ты был с кем-то? — дядя дымит в окно сигаретой на вытянутой руке. — Да, с парой знакомых посидели. Не ссы: все запасы не опустошили, сидели тихо и мирно, в карты шпилились. Никто даже не вызывал копов!.. Правда я делаю успехи?.. — Школу окончи, там и поговорим, — кривит он на последних словах тёплую улыбку и качает головой. — Ты же сегодня не идёшь с ребятами играть в бар?.. — Дядь, уже пятница, а играем по вторникам. — Понял-понял. Ладно, езжай, всё равно усвистаешь. С дядькой у Эдди тоже полный покой и мир. После того, как он затаскивает его в объятья в полицейском участке, Эдди на секунду вспоминает, что есть у него ещё в живых путёвые и любящие родственники. Становится даже совестно перед ним, что он свинтил и не показывался на глаза, ничего не сказал. Быть его дядей хуёво в какой-то мере: родители алкаши, младшая сестра залетела в старшей школе, вышла за мудозвона-бандита, который её поколачивал регулярно, потом умерла в больнице от оборвавшегося тромба, оставив безбашенного мелкого сорванца и своего муженька-вдовца, который искал денег на очередное дельце. Дядя окончательно забрал Эдди в средней школе, как только батю посадили. Он, конечно, не эталон благонадёжности сам, но всяко лучше, чем эддин батёк. В двенадцать Эдди думал, что он выберется, станет рок-звездой и заработает столько бабок, чтобы жить и в жизни не вспоминать прокуренные стены своего родного дома, где много лет подряд одно окно тупо заколочено досками. Чуть позже дядя вправил ему мозги, сказал ценить, что имеешь, и потихоньку идти от малого к большему. По щелчку никто звёздами не становится. Эдди вкурил, выкупил, стал чуть реалистичнее. А применение безудержной фантазии нашёл в Подземельях и Драконах, где с лихвой все оценивают его изобретательность и полёт мысли. А потом и вовсе подсел на металл. Так не слышно иногда своих мыслей, особенно тех, что потяжелей. Их заменяют разной витиеватости соло. Всё возвращается на свои места: Эдди ходит в сраную школу, пробует хоть как-то выскрести третий раз на свой аттестат, после торгует, репетирует с парнями в гараже или чертит дома за столом очередной план кампании для ПиД. С идеями глухо после другого мира-то. Точнее, как, они есть, их много, но все теперь до того реалистичны, что Эдди невольно возвращается в этот период, кривится и идёт опрокинуть пива. Да и дома уже не то. Он смотрит на закрашенную в потолке трещину, цыкает в сторону и хватает всё, что нужно, сваливает в лес, подальше от людей, чтобы, так сказать, в полностью природных условиях черкаться и просчитывать баланс противников, монстров. Стив Харрингтон?.. А что Стив Харрингтон: он так и не появляется в поле зрения, только Робин, при случайной встрече в коридоре в школе, вкрадчиво кивает и бегло отводит взгляд. На очередном заседании клуба огненной геены Дастин оповещает, что что-то точно произошло тогда, после того, как они все свалили — Стив молчит и ничего не говорит, а у Дастина нюх, он чует подвох, да никто не колется. Эдди не дурачок — он тоже не колется. Лишь фыркает, осклабливается в дольстве, потом делает вид, будто готов поделиться тайной произошедшего, но лишь в нужный момент гаркает в ухо, что на них троих напал злобный зверь по имени “бухач”, начинает в шутку щипать пальцами Дастина то тут, то там, пока тот покатывается то ли от ужаса, то ли от смеха. Кроме Дастина никого не интересует то, почему неожиданно Стив Харрингтон не продолжает тёплые и приятельское общение с Эдди Мансоном — это логично, закономерно, они на разных полюсах планеты, не о чем им разговаривать. И Эдди так-то согласен. Не о чем. Может, только потрахаться ещё разок. Пара картинок с распахнутыми глазами Харрингтона, особенно, когда смотрел, вбирая его хуй в рот, подзастревают в памяти. Эдди предательски облизывает губы, долго пытается прогнать сладкие воспоминания, но его фантазия усиленно работает не в том направлении, приходится расстегнуть пуговицу на джинсах и подрочить. А потом Эдди случайно видит Стива на улице, но не видит ничего предосудительного, чтобы побибикать, привлечь внимание, просто перекинуться приветами с подъёбками. Стив вздрагивает, скукоживается, оборачивается в поисках резкого звука, замечает ржуще улыбающегося Эдди, который тут же вылезает из окна по торс, свистит ему, и… Тут же скрывается в своём прокате кассет. Ох, какие мы ранимые. Хоть бы фак показал, Эдди оценил бы. Но теперь становится очевидно, что имел в виду Дастин — Стив его определённо избегает. Что ж, это достаточно предсказуемо. Разок можно взгреть и короля, но, увы, король потом и до смертного одра будет открещиваться, что такое было. Эдди жмёт плечами. Ему без разницы. Хотя, может, это немного задевает самолюбие. Всё было неплохо, Эдди был мягким и аккуратным, оба кончили, проблем никаких. Но Харрингтону виднее. Из своей этой корольковской башни, с которой он смотрит на людей сверху вниз. Или из самой дальней башни комплексов, что с мужиками спать позорно. А у самого-то как глаза зажглись, как одурело-долгожданно смотрел, как хотел его. Эдди снова, подлипнув взглядом куда-то в горизонт, пока ждёт очередного чувака на товар, зажмуривается, шипит сквозь зубы и поправляет член через джинсы. Чёртов Стив Харрингтон. Ну разок-то ещё можно. Будет верхом абсурда, если он тогда сбежал, чтобы оправдываться за свой секс с мужиком перед лесбиянкой. Эдди ещё раз обдумывает это, может, Стив не только надеется бывшую вернуть, но ещё и залезть на заранее недостижимое — на лесбиянку?.. Эдди не знает. Да ему и плевать должно быть. Он видит Стива ещё пару раз, в основном издалека, забирающего то Робин из школы на тачке, то Дастина. Стив случайно ловит взгляд Эдди на себе, тот улыбается ему, салютует по-прежнему без подковырки, а этот королёк ебучий скованно-быстро кивает и залезает спешно на водительское. А ведь так красиво стоит, ногой подпирая дверь. Все бы проститутки с трасс обзавидовались этому изяществу и естественности позы, но Стив Харрингтон, извините, другого уровня. Как какая-нибудь непись ушлая, с которой, сколько кубик не кидай, невозможно договориться. Эдди выбирает тактику излишне не докучать. Будет случай, он обязательно побесит его ещё раз, а раз случая нет — то и что говорить. Случай представляется через недели-полторы. Дядя долго таскается по трейлеру в выходной, постоянно что-то бурчит, пердит, копается то в тех шкафах, то в других, и Эдди, который пробует сконцентрироваться на расчётах баланса, постоянно перебивает себя мыслями, что дядя может случайно найти запрятанную повесовку. Поэтому выруливает сам, спрашивает, что он ищет, что неймётся, и дядя выкладывает, что смотреть нечего: Эдди видик-то ему купил, чтобы не скучал, кино смотрел на досуге, как нормальные люди в больших домах, а не всякую срань по телевидению, но он уже затёр всё до дыр. Эдди сплёскивает руками, спрашивает, что ему понравилось из последнего, получает ответ “ну, вот с тем мужиком в хоккейной маске, который за вожатыми бегал” и решает, что как раз ему стоит проветриться, съездить до проката. — Ты мне какой-то хотел показать, — вспоминает дядя, выходя следом покурить на крыльцо, пока Эдди прокручивает на пальцах ключи от фургона и спрыгивает по ступенькам. — Какой-то такой… необычный, ты сказал. Вроде где-то в Антарктиде. — А, понял, — оборачивается Эдди на пятке, прищёлкивает пальцами. — Там убойные спецэффекты!.. Тебе понравится. Дядя скупо дёргает уголками губ, садится на скрипучий диван, выдвинутый уже лет пять на крыльцо, чтобы клопы ушли. Чиркает зажигалкой. — Давай вместе что ли посмотрим, — предлагает, подкурив. — Возьмём пива, посидим. Прокручивающиеся ключи на пальце опадают, звякают в последний раз. Эдди не слепой: видит, что после того, как его обвинили в серийных убийствах и он исчез, дядя активнее контакт начал налаживать. Боится, что что-то не успеет сделать. Такое банальное, неброское, что в конечном итоге и составляет костяк жизни и воспоминаний. Из-за этого у Эдди грудь стискивается: чувствует, что сам постоянно убегает, готов заниматься чем угодно, кроме вот этих значимых мелочей. После того, как потенциально попрощался с жизнью или свободной жизнью (тюрьма не лучше), сам оценивает по-другому свои отношения с ним. Да и в общем с людьми. — Да, конечно, — Эдди неуверенно дёргает уголками губ в улыбке, отвечает тише, без показухи. И сам невольно робеет, не зная, как вести себя дальше, что говорить: — Давай… привезу нам пива. Взамен того, что выпил. Дядя улыбается в ответ легко, незаметно, отмахивается. Откидывается со скрипом на спинку дальше курить и созерцать незатыкающуюся псину в вольере у Харгроувов. Эдди садится в фургон, заводит, салютует ещё раз напоследок дяде и отчаливает, взрыкнув мотором. Только через половину пути, посвятив эту часть дороги слюнявым размышлениям о семье, понимает, что едет прямиком в прокат. Стив Харрингтон, да?.. Он самый. Это меняет вектор мыслей, вызывает ухмылку. Встав рядом с магазинчиком и заглушив двигатель, Эдди показательно громко захлопывает дверцу и видит через стекло витрины, как у прилавка с кассетами суетливо вздрагивает Робин, отворачивается и скрывается в полутени помещения. Что ж, это будет хотя бы весело. Королю докладывают о прибытии чёрта. Он неторопливо плывёт до дверей, отворяет их, брякая музыкой ветра над головой, и встречается взглядом со Стивом. В зелёной жилетке, с бейджиком и распахнутыми глазами. У него такое выражение лица, будто лишь немного удивляется. Однако кадык предательски вспрыгивает на горле, но сразу же встаёт на место — Стив выдавливает дежурную полуулыбку одними губами, смаргивает и упирается обеими ладонями в прилавок. — Сти-и-иви, — разводит руки Эдди, как три века не видя старого приятеля, который задолжал сотню баксов и пропал с радаров. — Эдди, — коротко констатирует факт. Робин, стоящая в стороне, встречает крутой поворот в свою сторону, поджимает нервно-раздражённо губы в улыбке. Эдди определённо нравится такое начало. Его никто не хочет здесь видеть, судя по всему. Поэтому он с ещё более довольной ухмылкой оборачивается обратно к Стиву, наблюдает, как тот вынужденно-терпеливо вскидывает во внимании брови, и после этого всё же подходит к стойке. Перебежкой пальцев тарабанит под лакированной столешнице, щёлкает по звонку для вызова продавца, чтобы Стив ещё более раздражённо прикрыл глаза, но вытерпел и так не убрал стоически упёртых рук, и наконец делано скучающе говорит в сторону: — Вижу, мне тут не рады… — рассматривает брошюрку на столе, подтаскивая ближе. На периферии зрения в облике Стива что-то смягчается — это опадают его напряжённо приподнятые плечи, руки сгибаются в локтях. — Это не так, — выдыхает неожиданно честно он, но резко останавливается. Эдди чувствует, что он уводит взгляд ему за плечо, и сам оглядывается на Робин. Та тут же дёргано отворачивается, прекращает какой-то размашистый жест руками, не очень убедительно притворяется, что продолжает расставлять по местам кассеты. Снова поворот ко Стиву. Он встречает взгляд, ждёт пару секунд, а затем закатывает глаза, окончательно осаживается на свой обычный рост, перестаёт выражать всем телом напряжение и по-простому спрашивает: — Дай угадаю, тебе нужно что-то про укурков, да?.. — по-прежнему не отрывает ладони от стойки, но жест всё же делает, разводит пальцами. — Не угадал, Харрингтон, — втягивает с посвистыванием воздух уголком рта Эдди, морщится показательно. А затем — резко подаётся вперёд, налегает грудью на стойку. Стив дёргается. Впивается пальцами в столешницу, как в опору, распахивает глаза, что можно собственное отражение увидеть, но не отстраняется, даже шею в плечи не вжимает. Эдди всматривается в него. У Стива Харрингтона есть яйца, умеет встречать проблемы лицом к лицу. Напугать его сложно. Поэтому Эдди решает сменить тактику. Улыбается, отстраняется плавно обратно, на положенное для покупателя место, складывает в развалку локти на столе, постукивая кольцами. — Мне нужно… — взгляда от его глаз не отрывает, вглядывается в самую душу. — Нечто… Стив не моргает, смотрит в ответ. Зачарованно, предательски долго. Пауза растягивается после слов, вынуждает что-то сказать. — Нечто… — повторяет Стив невольно тоном тише, как эхом, — нечто особенное?.. Эдди поджимает губы и морщится в отрицании. Стив предательски ухает взглядом вниз, ещё раз сглатывает. Поднимает глаза, перестукивает пальцами в сантиметре от пальцев Эдди. — Нечто специфическое?.. — чуть прищуривается, склоняет голову набок. Эдди цыкает, моргает, но снова возвращает долгий взгляд в глаза. — Нечто… уморительное? — начинает перебор, чуть нахмурившись, пробует вычитать в глазах Эдди правильный ответ. — Нечто фантастическое? Странное? — Боже, ему нужно “Нечто” Карпентера!.. — не выдерживает первой Робин за спиной, и Эдди не нужно оглядываться, чтобы понять, как она сплёскивает руками. — Просто дай ему его и всё!.. Стив переводит от неё озадаченно взгляд на Эдди. И тот прыскает, улыбается зубами — не думал, что его так быстро выведут на чистую воду. Робин всё же молодец, в прошлый раз молчала и не мешала, сейчас, видимо, решает сменить свою линию поведения. А жаль. Растроенно-раздражённый Стив — то, что нравится Эдди особенно. Он поджимает тонкие губы, вскидывает на мгновение брови, будто иронично выговаривая про себя что-то, после выдыхает, качает головой и примиряется с собственным затупом. — Так значит “Нечто”?.. — Оно самое. — Окей, мог бы просто не тянуть театрально паузу, — выдыхает, но не оставляет от поддёвки. — Левый сектор, ряд с ужасами. Чем ещё могу помочь? Эдди качает головой, возведя взгляд в потолок, ищет ещё повод зацепиться разговором. — Хм, то есть рекомендации с подкатами от Стива Харрингтона только для посетительниц, да?.. — проводит языком по зубам в деланно пространном размышлении. — Хорошо, ладно. Может, просто ещё что-то посоветуешь?.. Мне не для себя. — А для кого? — по-прежнему скептичен. — Для дяди, — Эдди опускает обратно на него взгляд. Уже без наигранности жмёт плечами. — Старик пробует наладить со мной контакт, думаю, чтобы ему ещё взять, но и самому не заскучать. Лицо Стива моментально теряет все краски раздражения. Он хлопает глазами, потерявшись от неожиданной честности, и привычно-бегло, для собственного успокоения, приглаживает пятернёй волосы, смыкает губы с долгим “эм-м-м”. — Да, конечно, сейчас, — ориентируется, соскальзывает руками со столешницы и идёт к перекидной части стойки. — Тебе прям ужасы?.. Или триллеры тоже?.. — Смотря какие. Робин, возникшая на периферии зрения, умеряется в своих жестах из-за спины — тоже с пониманием отворачивается обратно и действительно вчитывается в название на коробке. Эдди следует за немного суетно распростёршим руки в нужную сторону Стивом, покачивается в наигранной ленности, ошаривает взглядом ряды с кассетами. И думает — зачем сказал?.. Не то чтобы Эдди считал важным поделиться с кем-то этой информацией, но удобно пришлось к слову, и он не видит причин врать. А Стив, как уже подтверждено не раз, и вправду душевный парень. А ведь мог посчитать, что Эдди разводит снова, давит на чувства (он умеет, Дастин мог доложить о его умениях во время партий). Но нет, он действительно идёт советовать, оглядывается, не пряча взгляд, слушает, что понравилось дяде из последнего, кивает, начинает подбирать. В какой-то момент он шутит беззубо, как по-настоящему неплохой продавец, и Эдди улыбается в ответ, крутит всунутую в руки кассету. — Ну вот видишь, Харрингтон, — читая на задней стороне описание фильма, спокойно говорит он. — Я до сих пор не кусаюсь. И, как ты проверил на практике, бешенством не заразил, Робин тоже может успокоиться. Стив, едва свободно уперевшись рукой в стенд, заметно теряет в ширине улыбки. Моргает, чуть выглядывает, проверяя, где находится Робин. — Да я не… чёрт, — накрывает ладонью лицо, сминает пальцами виски. — Я и не думал, Эдди. — Правда?.. — Эдди специально не переводит на него взгляд, только поднимает на полку, вытаскивает первую попавшуюся кассету, изучает и её. — А я-то думал чего ты так шарахаешься от меня… Да ладно, не ссы — я не в обиде. Да и трепать не буду, если ты из-за этого загнался. Стив ещё очевиднее начинает нервничать. Постукивает пальцами по стенду, прикусывает губу, пляшет взглядом по видимому горизонту рядов. Держится зыбкая пауза. Наконец, он выдыхает. — Можем, эм… поговорить?.. — Стив всё же отдирает руку от стенда, взмахивает обеими в потерянном жесте. Эдди переводит взгляд резко, чётко, но Стива вряд ли удивишь теперь тем, что он не очень был погружён в чтение описания. Эдди не нужен никакой разговор, но, для честности, ему интересно послушать, для чего он Стиву. Поэтому не отказывается. Стив откладывает выбранные кассеты на стойку, кричит Робин в глубины помещения, что он выйдет на десять минут, та едва успевает высунуться из-за полки и сплеснуть руками, и вот они уже выходят через аварийный выход на задний двор. Печёт солнце массивные контейнеры для мусора, засвечивает непритязательный вид. Приходится щуриться, доставая из нагрудного кармана пачку. — Будешь?.. — предлагает Эдди, покачивая вставленной сигаретой в зубы. Стив, прошедший на пару шагов вперёд и сжимающий в размышлении волосы на затылке, оборачивается позже нужного, уже готовит речь про то, что не употребляет, но видит обычные сигареты в полупустой пачке. — А, не, — жмурится как кот от яркого солнца, хлопает себя одной рукой по бедру, а второй делает козырёк из ладони на лбу, — спасибо. Эдди пожимает плечами — на открытом солнце более ощутимы все нагромождения ткани, что он носит. Хочется скинуть куртку, да он и удовлетворяет своё желание: едва подкуривает, наученным дядей способом перекатывает фильтр в уголок рта, прикусывает и стягивает с себя куртку. Стив за ним наблюдает, щурясь в тени от своей ладони. Вторая, разумеется, упёрта по-привычному в бедро — идёт ему всё же поза недовольной мамашки. Хоть бёдра не крутые, как у женщин, Эдди видит особенную прелесть в другом — то, насколько они узкие. Шальная мысль влетает в голову, пока он устраивает куртку на крышке мусорного бака, и вылетает при крепкой затяжке. Стив по-прежнему забавный: с уложенными идеально волосами и сморщенным от обилия света лицом, в этой вырвиглазно-зелёной жилетке продавца из проката. Зелёная жилетка с именем. Эдди отводит взгляд, выдыхая дым в сторону, и давит в себе непрошенную ассоциацию. — Тебе не идёт зелёный, — разглядывая кирпичную стену, говорит. — Спасибо, обязательно учту, когда посоветую сменить фирменный цвет компании своему боссу, — иронизирует Стив, но давится на выдохе, понимает, что уводит разговор не в ту степь. — Так о чём же нам нужно поговорить?.. — Эдди всё же возвращает прищуренный взгляд к нему, поигрывает открытыми татуировками на солнце. — Думаю, не о моде. — Да, с тобой об этом точно бесполезно, — кривит губы во взаимной подъёбке Стив, но вздыхает более решительно, убирая руку от лба. — Да о… ты знаешь. — О том, что ты, как позорник, не знаешь, что такое Мордор?.. — Иди на хер, а, никто этого не знает!.. — Клуб Толкинистов с тобой не согласится. — Окей, а что такое аллей-уп и слэм-данк, а?.. — Какая-то залупа из бросания шаром в ваш тазик для стирки. Вроде переброска и сразу попадание в кольцо. — Да какого!.. — искренне вскидывает руки Стив, не ожидая, что Эдди поймёт. Эдди улыбается сыто — нравится раздражённый Харрингтон, идёт ему нахмуренность и открытый рот. — При всём желании забыть это нахер, к сожалению, вынужден знать, — отмахивается. — Не тебя же всю среднюю и старшую в приказном порядке хотя бы по разу таскали на ваши матчи уродские. — Ну уж извини, что не взяли кубок, — вздыхает, наконец обеими руками подпирая бёдра. Затем, чуть помолчав, шагает тоже к мусорке, встаёт ближе — наверное, дошло, что на расстоянии как для броска нормального разговора не сладить. Окидивает прищуренным взглядом с ног до головы, и Эдди, улыбаясь карикатурно широко, покачивает дымящей сигаретой в зубах. — Ну так о чём там нужно поговорить? “Всё плохо, дорогая, ты потеряла работу?..” — Нет, с работой у меня всё порядок, — хлопает себя по коленям Стив, осаживаясь задницей на бок контейнера. — Я просто… Чёрт, немного запутался. Эдди вскидывает удивлённо брови, косится в сторону, будто там есть зритель, который должен его понять через четвёртую стену, возвращает взгляд к Стиву. — Прости, в чём?.. В шнурках?.. — Да нет, нет, блин… Я имею в виду, то, что… В общем, я не хотел тебя избегать, просто так получилось. Я думал дать немного себе времени подумать обо всём, осмыслить там, так что… Сори, чел, вышло как-то паршиво. — Эм, Стив, — Эдди склоняется, пробует попасть в зону видимости его бегающего по асфальту взгляда, взмахивает наигранно ладонью с зажатой сигаретой, — не хочу прерывать твою душещипательнейшую речь, но хотел бы напомнить, что мы просто переспали. Просто секс, Стив. Ничего большего. — Да в курсе!.. — хмурится он, качая головой на Эдди, и тот, примирительно вскинув руки, уплывает обратно стоять и курить, покачиваться на кроссовках, ожидая окончания монолога. — Я просто… Для меня это был первый раз с парнем, и я немного потерялся. Всё произошло как-то резко, внезапно, ещё мы оба пили, поэтому… Да, поэтому я не сразу сориентировался. — Окей, теперь ты “без потери ориентации”, — хмыкает чуть саркастично Эдди, разводя руки. — Очень смешно, — серьёзно выдыхает Стив. — Ты просто не знаешь, какой у меня разговор был с Робин… — Немного не понимаю, какое ей дело. — Да никакого, но… Слушай, она высадилась, потому что я ей не рассказывал о!.. О своих сомнениях, да. Она была в шоке, я, ты прости уж, тоже был в шоке, и то, что она тогда так резко ушла, заставило меня напрячься. И… да, бля, я немного испугался. Не того, что произошло, всё было супер, а… — О, так всё было супер, — сразу цепляется за нужное Эдди, довольно упирается локтём в крышку контейнера. Стив бегло-искоса переводит на него взгляд, уголки его губ предательски вздрагивают в ответной улыбке. Похоже, Эдди даже немного приуменьшил оценку. Супер, воу. Стиву Харрингтону действительно понравилось. — Эм, да, — сразу отводя взгляд, подтверждает через короткую паузу. — Всё было… очень. Признаться, я не ожидал, и даже узнал о себе что-то новое… — То, что тебе не просто так нравятся шары?.. — Эдди оскаливается в хищной ухмылке, пробует окончательно выбить его из равновесия. Но Стив уже не пьян и не настолько нерешительно робок. Он лишь шикает, накрывает шею ладонью, потирая, и кивает. — Ну, я подозревал, но чтобы так… Чёрт, это было охренеть как круто. У Эдди по спине холодными мурашками. Волосы дыбом на предплечьях встают, как от гитарного соло на концерте. Ещё новый факт: похоже, не один он вспоминал эти полторы недели их порывисто-нежный перепихон. Вероятно, у Стива были несколько иные кадры воспоминаний, но он тоже их прокручивал в голове. Стив полуоборачивается к Эдди, встречает его долгий взгляд своим, таким же долгим, внимательным. Оба шикают смешками, отворачиваются. Что ж, теперь “ещё раз” остаётся не под таким жирным вопросом. Лишь делом времени. — Окей, когда у тебя не болит голова, ты умеешь льстить, — фыркает с дымком Эдди в кирпичную кладку над контейнером. — Ну, а ты и не пьяный охуеть как напористо кадришь, — в тон подмечает Стив, вскидывая брови. На солнцепёке заднего двора становится не до рези в глазах светло, но отчего-то приятно тепло. В принципе, солнце неплохо, когда скидываешь куртку и по-простому говоришь с бывшим корольком. Хотя какие короли ходят толкать речи не на публику, как Джейсон, а на зады своей подработки в видеопрокате кассет. Стив Харрингтон, может, и король — который удивительно красиво поправляет пятернёй уложенные волосы, щурясь на горизонт — но тот, которого действительно изберёт народ в небольшом королевстве. То есть, нереальный. Буквально невозможный. Эдди покачивает сигаретой в губах, описывает взглядом клювоподобный нос Стива, ловит, не отрываясь, его короткую оглядку на себя. Это специально ему так ракурсы для запоминания выпадают или солнце ищет возможность оказаться за его головой, описать копну волос, угловатую челюсть и укрыть мягкой тенью черты лица?.. — В общем, — эстетично-красивая картина Харрингтона оживает, открывает в рот в пояснении ненужного итога, — я не хотел, чтобы ты меня неправильно понял. Да и избегать тебя тоже не хочу. — Согласен, — отмирает из задумчивости Эдди, кивает. — Дастин все мозги мне успел проесть, хотя мы встретились пару раз. — Тебе тоже?.. — Стив улыбается, приятно, искренне. — Боже, он не оставляет меня в покое уже неделю!.. — Хоть что делай, заёбывает, да?.. — Именно!.. Они ещё немного обмениваются возмущением и нытьём по поводу Дастина, которому вечно мерещится заговор и ему необходимо его разгадать, шуточно срутся, как бы он отреагировал, ради чего именно рыл под обоих подкоп, но Стив об этом не хочет думать, потому отрезает все выводы с диковатой улыбкой, но твёрдым “нет, никогда”. В конечном итоге Стив вспоминает, что он ещё на работе. Эдди докуривает, выкидывает бычок в сторону мусорки, терпит брюзжание, что он не попал и ему же за это влетит в случае чего, поэтому Эдди приходится, подхватив куртку, с показательно широкими жестами и расшаркиваниям подобрать бычок и целеноправленно кинуть под крышку контейнера. — Ты, короче, не парься, — походя, нагоняя Стива у дверей, бросает Эдди, — я на твои чувства к Нэнси не покушаюсь, если вдруг у вас чего наклюнется, я пропаду с горизонта. А так… Пока нам обоим приятно и ненапряжно, почему нет. — Расскажи об этом Джонатону, — кисло поддерживает тему Стив и качает головой. — Понял я, понял. Просто секс есть просто секс. Они заходят внутрь, и Эдди всё же опережает на полшага, ловит момент, чтобы повернуться эффектно на пятке, развести большой палец и мизинец, потрясти их у уха. — Наберёшь мне, большой мальчик?.. — ехидничает, и Стив закатывает привычно глаза, отпихивая локтём. — Я подумаю, понял?.. — Сти-и-иви, тут не нужно думать!.. — Ой, отвали, Эдди. Бери свой трэш и кати к дяде смотреть, мне потом перескажешь. Хоть смогу нормально описать покупателям, про что кино. Эдди покупает кассеты под косой взгляд Робин из-за ряда полок, продолжая лежать грудью на стойке, ещё немного перешучивается со Стивом. У того точно улучшается настроение: более спокойные жесты, улыбки, поблёскивающие глаза. Приятный он парень, этот Стив Харрингтон. — Бывай!.. — Привет дяде!.. — говорит вдогонку, а когда уже начинает звенеть музыка ветра в дверях, кричит: — Кстати, неплохо готовишь!.. Эдди не может перестать зубасто улыбаться, только машет, не оборачиваясь, кассетами себе за спину. Вот сучёныш. Ещё и яичницу его успел оценить, не забыл. Сплошная внимательная прелесть этот Харрингтон. Странно, что Нэнси всё ещё со своим укурком, ведь этот может, поди, как в кино, перечислить её любимые фильмы, музыку и даже цвет. Заводя мотор, Эдди видит через витрину, как Робин с немо разведёнными руками в сплошном вопросе подплывает к стойке. Придётся ей, похоже, выкладывать не один раз десятку, а по десятке за каждый раз. Метод Мансона работает даже лучше, чем сам Эдди описал. Перспектива ещё раз зажаться с Харрингтоном приятно греет, однако она так и повисает в воздухе без конкретики. Эдди и не собирался драть с него слово, назначать специально встречу, нет, его вполне устраивает вариант, что, когда они оба пересекутся, будут иметь развилку, ведущую на секс. Это удобно, не вызывает сложностей и лишних контактов. У Эдди и без Стива есть чем заняться. — Пятнадцать баксов, по-божески, — говорит привычную фразу Эдди, кидая прозрачный кулёк из железного сундука. В этот раз встреча вне Хокинса, подальше от глаз, но не слишком далеко от черты города. — Бери, сам проверял. Сатива прям улётная. Чувак хмыкает. Чешет подбородок, немного кривится для вежливости и… Падают купюры, шуршат зеленью в неровной стопке. Как вздрагивают подолы плисированной короткой зелёной юбки, подрагивающей на упругой заднице под марш барабанов. — А что по индике?.. — Чел, обижаешь, — Эдди оскаливается, разводит руки в жесте фокусника. Зелень-зелень. Шуршит неровными, часто надорванными краями, разлетается, когда ненароком выпадает из кармана. Распадается по асфальту с шелестом помпонов, мешает зелёные купюры с жёлтыми листами деревьев. — Вперёд, мужик, — подначивает Эдди парочку сомневающихся. — Тигры вперёд! — женскими бойкими голосами вскрикивает стадион позади школы. Эдди по ночам, отрываясь от записей для кампании ПиД, ещё раз перепроверяет повесовку: сидит скрюченно под одиноко горящей лампой в комнате, лениво кидает один пакетик на чашу весов, чиркается в записях. Случайно пишет не туда, и в итоге у монстра вместо уровня брони — двадцать пять грамм. — Он неубиваемый!.. — вздыхает Майк за очередной партией, падая лбом на руку. — Убойная дрянь!.. — делится отзывом постоянник. — Убей, убей, убей! — голосит гроулом Джефф, и Эдди сконцентрированно хмурится, на скорости перебирает пальцами по ладам, пережимает струны и долбит-долбит-долбит, чтобы перепонки едва не взорвались от накала звука. Всё идёт так, как и прежде. Кроме того, что, выходя с репетиции из гаража и перебрасывая через плечо гитару, Эдди проходит мимо столба и видит самодельный плакат, как при пропаже любимой кошки. “Полиция разводит руками! Убийца Эдди Мансон до сих пор на свободе!” Гаррет, потащившийся следом покурить с ним у фургона, шикает, бегло вытаскивает сигарету из зубов и срывает объявление. — Пара дохлых активисток из сборища домохозяек, — криво улыбается он Эдди под его внимательно-бдительный взгляд. — Не парься, мужик. Все уже поутихли. Эдди серьёзно оглядывает его, не улыбается. Потом резко фыркает, хлопает увесисто между лопаток, что Гаррет аж подпрыгивает на месте, и говорит, что и не парится. Полиция ещё два месяца назад объявила специально для журналистов и всех жителей Хокинса, что причастность Эдди была тщательно рассмотрена, а алиби проверено: в момент гибели Крисси Каннингем в их доме ни его, ни дяди не было, характер увечий невозможно было нанести с физическими параметрами Эдди, а сам Эдди Мансон находился в доме у Рика Липтона — подтверждено свидетелями из клуба огненной геены, а также соседями в трейлерном парке. Семья Мансон больше не рассматривается в качестве подозреваемых, а граждан просят не беспокоить всех её членов. Как красиво и стройно — “не беспокойте членов семьи”. Их всего, блядь, двое, но сама фраза звучит солидно. Конечно, самых параноидальных заверения полиции не успокаивают. Оттого время от времени возникают листовки по городу с фотографией Эдди пятилетней давности, где он показывает язык поверх “козы”, и громкие призывы наказать преступника. Эдди на это не реагирует. Делает вид, что и не замечает вовсе, но вот дядька его реагирует остро: тоже, как и Гаррет, едва видит клочок белой бумаги с плохо напечатанной чёрно-белой фотографией Эдди, весь подбирается, напрягается и дёргано идёт отдирать листовку. — Слушай, чел, — когда Эдди захлопывает свой чёрный железный ящик и уже собирается валить со встречи, окликивает его парень, — а ты, типа… Рил ту бабу грохнул?.. В глазах у чувака — какого-то странного вида восторг, возбуждение. Берёт кетиш пару минут назад. Эдди останавливается, не моргает, отводит застывше-непонимающий взгляд в сторону, пробуя переварить интонацию и вопрос. Затем решает не тянуть паузу — на всякий случай — и расплывается в максимально доброжелательно натянутой улыбке. — Ну, ты слышал полицию, — всё же возвращается к действию и щёлкает креплением на крышке ящика. — Нет, приятель. Всё, что я делаю незаконного, уже у тебя в руках. Людей я не убивал, не убиваю и не собираюсь. Чувак неуместно гыкает, хрюкает как-то странно, но сваливает. Эдди садится в свой фургон и отъезжает, осмысляет эту встречу ещё пару минут, глядя не мигаючи вперёд на дорогу и подпирая пальцем висок. Что ж, бывает и такое. Кто-то воспринимает его как “местную знаменитость”, кто-то чуть опасается, кто-то и не следит нифига, знает, что только грохнули какую-то молодёжь, а кто-то вот так. Эдди передёргивает, он промаргивается, пробует не думать об этом долго. Главное бабки. Эдди пересчитывает свой навар за неделю, чувствует, что от долгого мельтешения зелени перед глазами начинает подташнивать. Блядь, развод долларов веером и впрямь похож на плиссированную юбку. Эдди наскоро утрамбовывает обратно в пачку, перевязывает резинкой и кидает к траве в ящик. Думает о том, что придётся всё же пробить упомянутого всего раз Риком парня в другом городе, скататься на выходных и пополнить запасы. Его нычки подходят к концу. Как подходит к концу терпение, когда Дастин и Майк в который раз за столом в столовой поднимают вопрос о новых членах и что у них никак не получается ещё кого-то привлечь своего возраста. Эдди настаебенивает слушать оправдания и нытьё, он резко хлопает ладонью, что вздрагивают и оглядываются не только члены клуба, но и народ за соседними столиками. — Майк, Дастин, — улыбается наигранно приторно, сладко, склоняется в их сторону и теснее подтыкает ладони в подмышки, убирает их как опасность из поля зрения. — Или как мне лучше… Малыш Майки и Дастик-пастик?.. Парни напряжённо-испуганно переглядываются между собой, но, разумеется, первым рот разевает Дастин: — Ты только что назвал нас так, как называют наши девушки, я не ослышался, — пробует с нервной улыбкой проанализировать он. — Ты собираешь нам угрожать, да?.. — Какой ты умный, — Эдди наигранно мило хлопает глазами, склоняя голову набок. — Дастик-пастик, расскажи мне, детка, если ты такой умный, то почему, сука, это до сих пор для вас проблема?.. — Эм… Ну, потому что… — как прохудившийся спасательный круг подключается путанно Майк, вздрагивает, когда Эдди резко переводит на него совсем неулыбчивый взгляд, — потому что мы… Типа, не великие ораторы?.. — Да, точняк!.. — более обаятельно подхватывает Дастин. — Эдди, мы реально пытаемся, но после всей шумихи… — Вы умудрились заклеить двух супер гениальных баб, — нервно покачивается на месте Эдди, всё же эмоционально-широко сплёскивает руками, хотя пытался их контролировать. — И вы мне будете затирать, что у вас нет достаточных ораторских способностей?.. Перевод общей темы на личную и даже интимную всегда работает как часы: оба тушуются, смущаются, падают взглядами себе в подносы для еды. Эдди поджимает губы в раздражённой ухмылке. — Окей, я дам вам шанс ещё раз, — всё же решает смиловаться, парни обнадёженно робко поднимают глаза. — Давайте вот что сделаем: на следующей неделе я, как мастер, проведу супер лёгкую разовую кампанию. Справятся даже барды первого уровня. — Эдди, это скучно!.. — начинает неодобрительно подвывать сбоку Джефф, но Эдди смиловался только в сторону младших: он бегло хватает со своего подноса кукурузину и заряжает ей в лоб Джеффа. — Солидарность к младшим держателям клуба! — рявкает откровенно зло ему, после чего, как ни в чём ни бывало, снова поворачивается к ребятам и умеряется обратно до раздражённой улыбки: — Вот что я вам скажу, парни: если у вас хватило яиц подкатить к тем девкам, которых я знаю, то у вас точно хватит и яиц, и мозгов, чтобы обаять новую аудиторию. И шумиха — в рот я её ебал — наоборот должна служить для вас стимулом, чтобы доказать, что мы не конченные идиоты, усекли?.. Докажите всем, что вы не два обсоса!.. Вы же смогли это доказать своим дамочкам, разве нет?.. — Это другое… — неловко выдавливает Майк, и у Эдди спускает тормоза — он ещё раз звучно-громко хлопает обеими ладонями по столу, аж сок Дастина подскакивает и сваливается под стол: — Видимо, плохо меня поняли, — облизывает губы Эдди, зло глядя в пространный горизонт, после чего выдыхает шумно и всё же продолжает: — Ещё раз. Я специально проведу лёгкую кампанию для новых членов. Скучнейшую, простую, как для детей. И для вас это шанс затащить любого, даже нуба, для того, чтобы после нашего выпуска вы не остались одни. Это не мне ведь нужно, сечёте?.. Я просто выражаю акт поддержки и снисхождения, я со всей душой к вам, ребята, поэтому, будьте добры, завалить рты и начать шевелиться. С меня — максимально благоприятный порог входа, с вас — по новому человеку на игру. И меня не волнует, где вы их добудете, у вас есть целая неделя, чтобы пораскинуть мозгами!.. — Это реально хороший шанс, ребят, — как добрый коп подключается Гаррет, качает с наигранным шёпотом в сторону Эдди. — Вы простите, но нам не хочется проёбывать кучу времени, чтобы сидеть с нубярами и объяснять им, захер спасброски и хиты. Потом вас останется всего трое, будет уже не так движово, так что… Ловите момент!.. Майк и Дастин переводят с него взгляд обратно на Эдди, и тот более доброжелательно разводит руками — всё для них. В конце концов, что не сделаешь для ребят, которые спасли тебе жизнь и не бросили подыхать от голода в заброшенном доме Рика. Да, конечно, к ним ещё потенциально готов подключиться Уилл, который вместе с семьёй начал обратно перебираться в Хокинс, но всё равно четыре члена — это маловато для интересных партий. Тем более, кому-то придётся прийти на замену Эдди. ПиД без Мастера — курам на смех. На самом деле Эдди просто хочет расшевелить их, показать, что можно не бояться упоминать то, что они состоят в клубе, который недавно едва не признали сектантским. Они отличные ребята. Всем нужно набраться в своё время смелости и заявить о себе, о своих предпочтениях. Да так громко, чтобы весь мир затрясся. Угрозы Эдди — это больше предостережение. У них всё получится и они смогут. Вон, откопали же в сжатые сроки Эрику — настоящий самородок. Эдди нигде не упёрлась гордость потом подавать ей на выходе из дверей руку, как настоящей леди, хотя что его жесты и преклонения воспринимались с фырканьем — борзая двенадцатилетка останется борзой двенадцатилеткой даже будучи леди. Им точно стоит поучиться у младшей сестры Лукаса, как подавать себя и свои увлечения. Эдди пророчит Лукасу года через четыре, что придётся бегать за Эрикой и отбивать от неё неудачных кавалеров. Или вовремя ей подавать биту, сама управится. В любом случае, договор случается. Эдди не забывает о нём напоминать всю оставшуюся неделю за обедом, случайно столкнувшись в коридоре и в туалете у писсуаров — он ждёт новых потенциальных членов на игру в пятницу. Критерии: кто угодно, главное — ни разу не игравшие. Они всем клубом Огненной геены будут вести себя как паиньки и создавать максимально дружелюбную обстановку, лишь бы дать ребятам шанс оправдать их рекламу игры и привлечь кого-нибудь. Эдди в саму пятницу только задумывается, отдав пакетик с травой студентику и получив от него нал, что как-то недостаточно он очертил круг — зная этих ребят, он может предположить, что от безысходности и неудачи с первой попытки они пойдут за помощью… О, ну конечно. Опасения оправдываются, едва Эдди подтаскивает в кабинете театрального кружка своё любимое кресло-трон к столу и оборачивается на шум в дверях. Это приводят сопротивляющихся новеньких. Робин Бакли и Стив Харрингтон. Разумеется. Робин походя клянётся Стиву, что это единственный раз, что она не виновата, она задолжала желание Дастину, они пробудут здесь от силы полчаса, а Стив отбрыкивается от Дастина и божится, что это первый и последний раз, когда он присутствует на их задротском сборище. А затем поднимает глаза и увязает во взгляде Эдди. — Задротская тут только твоя причёска, Харрингтон, — ухмыляется плотоядно он, облокачиваясь на трон, но сразу умеряет азарт от встречи и переводит взгляд на Дастина: — Что ж, я дал вам шанс, но вы его проебали. — Нет-нет, послушай!.. — суетятся Майк с Дастином, выскакивая вперёд, пока Робин и Стив позади ошарашенно округляют глаза от их прыти. — Просто мы подумали и вот что: у Стива — полно знакомых во всяких кругах, у Робин… У Робин тоже!.. — Чушь!.. — сплёскивает она руками, но парней уже не заткнуть в суетливых расшаркиваниях: — …так вот да, мы не смогли никого переубедить и позвать, но!.. Если сам Стив расскажет кому-то из знакомых, что игра — отпад, то новички потекут рекой!.. Это верный шанс!.. — О да, план — класс, — иронично шлёпает себя по бедру сам Стив сзади, закатывая глаза. — Только я уже не общаюсь ни с кем из школы. Хэндерсон, ты пробовал хоть раз меня или Робин слушать?.. Иногда мы говорим полезные вещи!.. — Это иногда, и то редко, — увесисто отплёвывается Дастин назад, чем снова вызывает поверженные вздохи своих пленных, но быстро оборачивается обратно к Эдди: — Слушай, в уговоре не было сказано, что они точно должны учиться в школе!.. Да и Робин учится, так что мы точно сделали упор на всевозможные аудитории!.. — Да, так что разок… мы можем их принять?.. — изламывает жалобно брови рядом Майк. Эдди всматривается в их лица, поводит для показательности раздражённо челюстью, но в конце концов — цыкает, чуть морщится для авторитета, но говорит: — Один раз. И молитесь, чтобы ваш план сработал. Парни выдыхают облегчённо, ликуют, а вот Робин и Стив позади — не очень. Они страдальчески закатывают глаза, громко вздыхают и даже решаются крикнуть, что они искренне надеялись, что Эдди — за чистоту задротского отбора. — Может, я просто буду каждому покупателю говорить, что ПиД — игра для всех, берите детей, подружек, знакомых и играйте?.. А меня вы мучать этим не будете? — подходя неуверенно ближе и окидывая взглядом стол с кучей листов игроков, поставленными правилами мастера, пробует договориться Стив. — Серьёзно, Эдди, ты же понимаешь, что из этого ничего не выйдет?.. Эдди вскидывает брови будто действительно озадаченно, с наигранно долгим размышлением качает головой, укладывает её медленно подбородком на изголовье трона и, поморщившись, шикает вердиктом: — Мучать тебя, Харрингтон — мечта всей моей жизни, — перекатывается подбородком в его сторону, улыбается как можно милее. Но, понаблюдав за усиливающейся безысходностью в его лице, становится немного серьёзнее: — Тут играем по моим правилам, Сти-и-иви. Если я говорю “вы в игре”, то вы в игре и точка. Так что садись и читай книгу игрока, пока есть время до прихода остальных. У Стива в лице — вселенское отчаяние и скука. И совсем немного — злости. — Ты мстишь мне за то, что когда-то вас с классами гоняли на наши матчи?.. — Настоящий мастер — никому и никогда не мстит, — авторитетно прикладывает Эдди руку к груди, выплывает из-за массивного изголовья трона. — Всё бывает в первый раз, Харрингтон. Ты знаешь это как никто лучше. Короткое подмигиванье, пока никто не видит — то, на что Эдди ставит все сто очков. Это действительно срабатывает: Стив на мгновение теряет маску своих эмоций от происходящего, замирает, обменивается с Эдди разной продолжительности взглядами. Робин, которая, на кой-то чёрт, слушала их разговор, звучно для обоих проговаривает “ну вашу мать” и закатывает глаза. Стив отдёргивает от Эдди взгляд, скашливает, а Эдди… с довольной улыбкой падает на своё законное место мастера, прячет смешливо мерцающие глаза за поставленными правилами и книгой. Чёрт, если бы Дастин и Майк позвали буквально на пару месяцев раньше Стива Харрингтона — он бы безапелляционно сказал “нет”. Он здесь чужой, он будет только портить игру, настроение всем окружающим. Но теперь — теперь всё немного иначе — он действительно ловит внутри азарт и ждёт предстоящей партии. Стив Харрингтон. Здесь. Будет, как честная мамка, пробующая въехать в современные увлечения детей, играть в Подземелья и Драконы у него на глазах. И, что важно — под его чутким руководством. Эдди ничего не нужно писать, всё прописано у него заранее, но он делает вид, что вносит какие-то комментарии себе в блокнот и закусывает с не сходящей с губ улыбкой колпачок от ручки. Совершенно лёгкая и малоинтересная сюжетка резко в его глазах начинает играть красками. Он и не рассчитывает, что сегодня будет весело, скорее скучно и муторно, потому что придётся посвящать кучу времени стандартным объяснением механик, порядку действий, разжёвыванию смысла всего происходящего, но… Эдди коротко оглядывает подходящих ребят, вскидывает руку для приветствия, но взглядом вылавливает забившегося в угол Стива с Робин, которые пробуют осилить первую страницу правил игрока. Разглядывает то, как привычно в непонимании морщится Стив, как зарывается пальцами в волосы, разваливается на стуле, потом резко подаётся к плечу Робин, отбирает у неё книжку, щурится в текст. По солнечному сплетению — волной удовольствия. — Это они с нами будут играть?.. — со скептичным презрением спрашивает Гаррет, кивая на спорящих Стива и Робин, и Эдди отрывает взгляд окончательно, поднимает на него. — О да-а-а!.. — с переигранно восхищённым шёпотом вскидывает он руки, как в фейерверке, трясёт пальцами для большего эффекта. Раскидывается вольно по креслу, перекинув ноги через подлокотник. — Ты счастлив, Гаррет?.. Сам Стиви Харрингтон и его подружка!.. — Уссымся ща от счастья, — недовольно бурчит Джефф, кривится. — Что они ваще тут забыли?.. Эдди ловит в их взглядах знакомое ему неодобрение и враждебность, немного думает. Затем — обратно поднимает голову, подпирает её кулаком. — Какой-то должок Хэндерсону, как я понял, — снова взгляд неумолимо переползает на озадаченно чешущего щёку Стива. Лёгкая улыбка залегает на губах. — Пусть играют, законом не запрещено и королям пробовать что-то путнее, чем ебланский мяч. — Мы об этом пожалеем, — вздыхает Гаррет. — Может, это… Ты сразу их сольёшь?.. А вот это уже не весело. Эдди с шумом сдвигает трон вместе с собой, отталкивается рукой от стола и поворачивается на одной заднице в их сторону. — Правила для всех одни, — на полном серьёзе тыкает пальцем в сторону Гаррета, переводит вместе со взглядом на Джеффа. — Они пришли играть, значит, они будут играть. Вопросы?.. Те напрягаются, качают головами. — Вот и прекрасно, — осклабливается в довольстве Эдди, снова расслабленно расплывается по трону и его подлокотникам. — Если нет вопросов, можем и начать!.. Последними подходят Лукас и Грант: первый торопился с тренировки по баскетболу (видимо, Джейсон решает не упираться рогом и оставить игрока, вырвавшего им победу, в команде), а Грант, как обычно, таскался в магазин за снэками и газировкой для всех — у него буквально кровь снабженца или сына кухарки, даже откормленным лицом похож, поэтому все доверяют его выбору напитков и закуси. Конечно, кроме “новеньких”. Стив и Робин чуть неловко вскидывают ладони, приветствуя членов клуба всем составом, пока остальные то с раздражением и недоверием, то с робкой поддержкой окидывают их взглядами из-за стола. Рассаживаются тоже непривычно: Эдди часто-часто машет ладонями, прогоняя Гранта и Гаррета с их мест по обе стороны от себя, громко извещает, что ему так будет удобнее бдить за новыми игроками, и уже более наигранно дружелюбно приподнимается, разводит руками, чтобы садились Стив и Робин. Они определённо бы сбились в кучку где-нибудь на задах стола, чтобы лишний раз не отражать и не участвовать, но Эдди тут не за тем унылые сюжеты по сказкам для новичков пилил всю неделю. Стив садится по правую руку от него. Оглядывает Эдди, ёрнически улыбающегося одними губами, находит глазами Дастина, Майка и Лукаса в самом конце стола, кивает им на поддерживающие шепотки, затем — обнаруживает зло-сверлящие взгляды Гранта и Джеффа прямо рядом. Осторожно подальше от них садится. Жмётся невольно в сторону Эдди, старается скрыть свой долгий распахнутый взгляд от осознания, что ему тут не рады, но от Эдди ни одна миллисекунда его реакции не укрывается. Эдди подаётся чуть в сторону от поставленной книги мастера перед собой, доверительно изламывает брови: — Не бойся, Стиви, мы сразу людей не кушаем. — Иди ты нахер!.. — шипит в ответ отчаянно. — Слыш, мужик, ты чо попутал, — сразу отзывается громом недовольства Грант, и Стив буквально за одну беглую оглядку оценивает его массу, которая может в один присест его придавить и уничтожить, и снова панически отворачивается к Эдди. — Грант тоже тебя не съест, — продолжает наигранно утешать Эдди, едва сдерживая улыбку. — Ну, по крайней мере не в первые пятнадцать минут, пока есть еда. — Какой ты корректный!.. — закатывает глаза Стив со вздохом. — Ну и я, как ты знаешь, не кусаюсь, — заканчивает, выразительно поджав губы в широкой улыбке. Стив вскидывает на мгновение на него взгляд, кадык на его горле вспрыгивает. Затем он тут же отворачивается, пробует делать вид, что не замечает недовольного Гранта и Джеффа рядом, улыбается дёргано Хэндерсону по ту сторону стола. Нервничает. Эдди одновременно и приятно, и чуть волнительно, это как ток на кончиках пальцев, он рад, что Стив будет всё время у него перед носом. Время начинать игру. Первым предметом обсуждения естественно становятся правила и посвящение новичков. Эдди приходится подняться на ноги (ненавидит что-то сухое объяснять сидя) и начать прогуливаться вокруг всех сидящих, вольно объясняя на пальцах правила и суть всей игры, иногда авторитетно отсылая к примерам с конкретным игрокам и ситуациям с ними, кладя ладонь на плечо. Подводя итоги, он сам непреднамеренно заканчивает за спиной Харрингтона — так и падает обеими ладонями ему на плечи, заставляя того шикнуть, вскинуть голову и чуть скрючиться под налёгшим весом. — Ну, а остальное вы должны были прочитать в книге игрока, — похлопывает пальцами по напряжённым плечам Стива, чуть сминает их большими пальцами, не придавая этому значения, смотрит на Робин. — И, конечно же, создать своего уникального героя. Удивите нас вашей фантазией?.. Робин кисло поджимает губы, вскидывает одну бровь, оценив ладони Эдди на плечах Стива, затем выдыхает: — Да-да, мы выбрали, — с иронично-благосклонным придыханием говорит. — Моего персонажа зовут Бабин Рокли, он человек. И, э-э-э… Стив, что там ещё было?.. — Класс, — шёпотом помогает ей, и Эдди сильнее сжимает пальцы на его плечах. Чёрт, когда он с ним трахался, размеры бицепсов он не оценивал. Мускулы у Харрингтона хоть и не стальные, как у какого-нибудь качка, но тесные, упругие, мясисто перекатывающиеся под кожей. Эдди отлавливает муху надоедливой мысли, что в следующий раз он точно помнёт всего Харингтона в своих руках, а не только задницу, выкидывает её из головы и продолжает замороженно улыбаться. — А, да, класс, — закатывает она глаза, сплеснув руками. — Ну, типа… Эм, следопыт?.. — Ты практически вывела меня из себя меньше, чем за минуту, — оценивает Эдди, не отводя от неё замороженного взгляда. Зато разжимает пальцы на плечах Стива, что тот выдыхает благодарно. — Поразительно тупой выбор, спасибо, мы все оценили. А ты, Харрингтон?.. — Эм… — затылок у Стива очень красиво уложен, аж чешутся пальцы зарыться и взъерошить эту слишком идеальную причёску. — Ну, я тоже человек, воин и… Пур-пур, имя ещё же, да?.. Блин, к чему всё это… Ну, пусть будет Стивен Тонхарринг. — Стив, блин!.. — шипит ему шёпотом Дастин через весь стол. — Какого чёрта?!.. Вы тупо выбрали что попроще и не читали?!.. — Да там двести страниц, Хэндерсон!.. — в ответ, не смущаясь, сокрушается он. — Я вообще нихрена не понял уже на первом абзаце, о чём ты говоришь?!.. — Видимо, это слишком заумно для спортсменчиков, — язвительно хмыкает Гаррет, так и не стирая за всё время ухмылку и цепкий презрительный взгляд. — Ну, или для женщин. — Ты сказал это своей первой девушке, поэтому у тебя её нет?.. — такой же едкостью отплёвывается Робин ему. — Эй, баскетбол — нормальная тема, — укалывается ненарочным комментарием Лукас, налегая на стол. — Давай-ка без этого!.. — О, взвился их защищать!.. — фыркает Джефф, неоценивающе качая головой. — Синклер, они даже секунду времени не потратили, чтобы хотя бы страницу прочитать!.. Зачем они тут нужны?.. Потому что Дастин и Майк нихрена не могут?.. — Слушай, чел, давай помягче, — подрывается в ответ Майк, но его перебивает тоже подтянувшийся к спору Дастин: — Блин, тебе ли говорить, а!.. Мы хотя бы что-то постарались сделать, а ты, как обычно, нихрена недоволен!.. Как от случайно оброненной спички вспыхивает пламя срача: Гаррет, Джефф и Грант криком напирают, что их друзьям тут не место, нечего сюда тащить всех без разбору, а Дастин, Лукас и Майк отбиваются, пробуют объяснить, что они не виноваты, всем нужно дать шанс и какой смысл держать их клуб открытым для новых членов, если они никого позвать не могут. Робин и Стив сначала между собой закатывают глаза, но следом, как и остальные, цепляются на крючки случайных фраз, тоже влезают во всеобщее недовольство с посылом, что они и рады уйти, не собираются проводить свой вечер с их недовольными и пресными рожами. Эдди слушает галдёж, запрокидывает голову, долго глядя на единственную лампочку, оставшуюся гореть на потолке, и резким криком заглушает всю перебранку разом: — Заткнулись!.. Замолкают все, даже Дастин, у которого слог тянется длиннее из-за шепелявости. Взгляды устремляются на Эдди, а тот, похрустев шеей, поперебирав пальцами по приятным плечам Стива и мысленно успокоив себя, умеряет тон обратно: — Наш клуб Огненной геены доброжелателен и рад новым игрокам, — выцеживает из себя с усилием, облизывает нервно-раздражённо губы. — Так что закрыли рты нахуй, мои друзья, и слушаем внимательно, так, чтобы ни одно слово не выскользнуло: эти двое, хоть и сделали супер тупую вещь, но остаются играть за этим столом. Если им сложно и непонятно, то мы, как старшие и опытные члены, должны протянуть руку помощи и помочь им разобраться. Всем ясно?.. Тишина наваливается на плечи тяжелее, чем Эдди на чужие плечи. К слову, этим плечи как раз приходят в движение — Стив осторожно вскидывает голову. — Эдди, слушай, — он пробует сморщится как можно более жалостливее, — может, мы и вправду пойдём?.. Вы нам не рады, мы не рады портить вам кайф, вот и разойдёмся! Все на практике поняли, что мы не умеем в ваши фэнтези, ничего страшного!.. Эдди резко опускает голову, впивается взглядом в глаза Стива. — Слушай меня, Тонхарринг, — склоняется нос к носу, и Стиву уже некуда деваться, лишь сглатывать, подёргивая остро торчащим кадыком на шее, и смотреть своими огромными распахнутыми глазами, — не знаю, что там и кто задолжал Дастину, но ты уже сидишь за моим столом и выслушал мои правила. Тут будешь гонять кубик исключительно по правилам этой команды, понял?.. Волосы Эдди занавешивают по сторонам лицо Стива, случайно колят уголок глаза. Он смаргивает, ещё раз, ещё, в итоге его идеально королевское лицо сводится в смешной судороге и попытке убрать морганием случайный волос из глаза. Эдди едва не давится подходящим по глотке гоготом. Лишь хмыкает, убирает показательно плавно и медленно свои волосы от его лица, мажет подушечкой пальца по скуле. Единственная, кто каменеет от движения Эдди — Робин. Эдди ловит её немо вопящий взгляд, провожающий движение его пальцев по лицу Харрингтона, предательски вздрагивает уголком губ и завершает: — Итак, сейчас вы берёте книгу игрока и помогаете Робин создать путёвого персонажа, который впишется в вашу команду. — А как же Стив?.. — не забывает о своей любимой няньке Дастин. — Книга же одна, так что мы… — Харрингтон на мне, — распрямляется Эдди, хлопает по его плечам, и Стив ощутимо вздрагивает. — Кто-то сомневается в том, что мастеру не нужна книга?.. — Нет-нет-нет!.. — Эдди, что ты!.. — Ты знаешь лучше, да!.. — Вот и прекрасно, — Эдди улыбается мило и одобрительно, но тут же стирает с лица дружелюбие: — За дело, чего сидим! Гаррет, Джефф и Грант поначалу не отмерзают от своих мест, лишь с ухмылками наблюдают, как парни пересаживаются активно к Робин, но после нежданных толчков Эдди в плечи тоже неохотно пересаживаются ближе, начинают вкрадчиво что-то пояснять, рассказывать. Едва освобождается место рядом со Стивом, Эдди хватает стул за спинку, переворачивает к себе и вразвалку присаживается впритык, складывает локти на одном плече Харрингтона, подтаскивает к тому ближе его карточку. — Я, конечно, не буду сомневаться, что тебя не просто так зовут мастером, — всё ещё скептично проговаривает Стив, косо поглядывая на Эдди, — но, чёрт, ты же понимаешь, что ничего не выйдет?.. — В тебе говорят твои предубеждения, — теряя всю показуху и громкость голоса, спокойно отвечает. — Чем больше ты будешь повторять, что тебе не нравится и ничего не получится, тем больше сам в это веришь. Но, как мне кажется, намного лучше, если ты на секунду отвлечёшься от самоубеждения, расслабишься и попробуешь получить удовольствие. — Сложно получить удовольствие, когда за один неверный шаг на тебя накинется свора задротов этой вашей игры, — более честно выдыхает он, вскидывает руки, чуть не заряжая Эдди по щеке. — А это уже их предубеждения, — хмыкает, подстраивается ещё ближе. — Слушай, Стив, я не прошу тебя доказывать ребятам, что на самом деле ты и Робин — отличные. Но, согласись, ни им, ни вам не хочется сидеть ещё четыре часа с унылыми рожами. — Сколько?!.. — Стив резко оборачивается. — Четыре часа?!.. Эдди встречает его взгляд впритык и невольно улыбается. — Четыре часа, чтобы порушить свои собственные границы восприятия и попробовать что-то новое!.. — подхватывает его эмоциональность, вскидывает руки, как детский фокусник, и лицо Стива становится ещё кислее. — Ну, Харрингтон, давай: я знаю, ты умеешь быть решительным и открывать в себе новое! Стив опускает ниже брови, нахмуривается. — Тебе доставляет удовольствие мне напоминать?.. — бегает внимательным взглядом между глаз Эдди. Эдди опускает руки, делано грустит, что это не оценивают, но затем выдыхает. — Если быть честным — да, определённо, — решает не кривить душой, снова с поскрипыванием подтаскивает свой стул за спинку ближе и к Стиву, и к столу. — Но давай-ка ещё кое-что проясню: здесь — моя святая святых. Эти люди, — Эдди кивает на шумно галдящих ребят вокруг Робин, которая не может из-за их разнобоя разобрать ни одного дельного совета, — практически как моя семья. И сейчас мой главный приоритет, чтобы игра прошла нормально и все так или иначе остались довольны. И, да, раз ты сидишь здесь — ты в их числе. Стив снова оборачивается на него, но Эдди уже не гримасничает, смотрит спокойно, разглядывает без страсти. — И сидишь ты буквально на мне, потому что?.. Нет, Харрингтон иногда непробиваемый идиот. Эдди посмеивается, улыбается зубами, качает головой. — Я сижу так, чтобы ты точно хорошо меня слышал за всеми криками остальных, и так же мне нужно тебе объяснять по карточке всё, поэтому да, я так близко, — Стив снова теряет скепсис, видимо, укалывает себя чем-то изнутри осуждающим за подозрительность. Его взгляд падает с лица Эдди обратно на стол. — Не ищи везде подвоха. Я просто хочу, чтобы ты нормально провёл время, как и все мы. — Ладно, понял. — Постарайся расслабиться, окей?.. — более откровенно хлопает его по плечу, сминает пальцами, проверяя, что мышцы до сих пор напряжены. — Я всё объясню сейчас. И постараюсь не подъёбывать за то, что ты не поймёшь. Эдди держит слово. Практически. Он действительно объясняет, специально упрощает, старается подбирать наиболее понятные аналогии, и тлеющие угли надежды, что их игра пройдёт средней паршивости, начинают разгораться от внезапно осенивших выдохов Стива “а-а-а, понял!”, “ага, то есть… вот сюда смотрю, да? супер, теперь въехал”. Эдди старается не налегать на него без нужды, только склоняется ближе к уху, наговаривает контрастными низами голоса, водя пальцем по листу и иногда вскидывая ладонь в порывистом жесте. Стив слушает, кивает, иногда оглядывается, чуть не врезаясь носом в нос Эдди, но оба не вздрагивают, не вычитывают подтекста: просто смотрят, ловят зрительный контакт, и Эдди объясняет дальше, не прерываясь. В какой-то момент он чувствует, что Стив окончательно расслабляется рядом. Немного серьёзный, сосредоточенный, он действительно пробует вникнуть, а после первых осторожных переспрашиваний и того, что Эдди не проглатывает его за них, более смело оглядывается, уточняет, пробует сформулировать ситуацию, чтобы понять, как ему действовать. Эдди понимает, что всё под контролем, когда Стив спрашивает, какой класс ему выбрать — у него мало опыта, он не знает и теряется от обилия разных примочек у каждого. Эдди артистично отклоняется, как фотограф модного издания, ловит лицо Харрингтона в объектив из пальцев, причмокает, будто пожёвывая жвачку, и заключает — вылитый светлый паладин. Стив прыскает, смеётся искренне, приглушённо, и Эдди подаётся к нему ближе с охотой, начинает уже без шуток объяснять, почему он. Самое важное, что нужно запомнить новичку — нужно подобрать для персонажа что-то, что больше всего тебе понятно и действительно отражает твои качества. По большому счёту игра социальная, и всё равно, какого бы ты странного героя не отыгрывал, но будет просачиваться что-то от игрока, от его моральных компасов, склада характера. Эдди колется, что едва он увидел Харрингтона в своей святая святых, он сразу понял — полуэльф паладин. Доблестный, справедливый, идущий за сиянием своей святой благодати, но действительно храбрый воин и защитник. Стив немного смущается, отшучивается, потом, подхватив, чуть сетует, что нельзя выбрать в оружие биту с гвоздями — и Эдди, сам не зная почему, начинает заливисто ржать ему в плечо, хлопает по столу рукой, морщится в такое же трясущееся от смеха плечо Стива. Их издалека ловит взглядом потерявшаяся от галдежа вокруг себя Робин. Смотрит на то, как они разговаривают, непонятно о чём перешучиваются, Стив активно разводит руками в жестах поверх стола, то округляет, то прикрывает глаза в акцентах на слова. Но долго на них смотреть не приходится — сразу же перед глазами проскальзывает чья-то ладонь, тычет в карточку, сверху уверенно говорят записывать. Спустя ещё полчаса личных объяснений все возвращаются к столу: Эдди неохотно освобождает стул, хлопает для поддержки Стива по плечу, тот без задней мысли тоже оставляет мазок пальцев поверх его руки, и рядом уже более благодушно приземляется Грант и Джефф. Результат их трудов очевиден. — Давай, Стив, представляйся, — решает начать со своего “подопечного” Эдди, и все во внимании уставляются на него. — Так, кхм, — Стив чуть нервно прореживает уложенную чёлку пятернёй, но сразу утыкается взглядом в карточку. — Моего пер… Меня зовут Лорак Ретран, мать — эльфийка, отец был обычным смертным человеком. Я понял своё истинное призвание паладина, когда… Это буквально сродни оргазму: Эдди окидывает гордым взглядом всех за столом, видит, как отпадают челюсти у Дастина, Майка и Лукаса, как офанаревше косятся его ребята. Эдди не просто так мастер — научит и салагу, как правильно подавать. Тем более он знает, какой Стив и то, что он не тупой спортсменчик, который умеет только за мячиком на площадке бегать. Просто нужно было… подобрать правильные слова. Паладина объяснять через рыцарей круглого стола, о которых Стив точно слышал и может представить себе их образ, полуэльфа — через объяснения смешения крови, краткого экскурса к каждой расе и их сильным чертам. Он накидывает ему совсем черновой вариант, как он сам его видит, но голосом Стива и с его интонациями — да, это стопроцентное попадание в цель. Стив действительно такой. И оттого его персонаж начинает играть всеми красками цветового спектра. — Охренеть, — когда Стив заканчивает недолгое представление, выговаривает Дастин. — Ты… Боже, приветствую вас, господин Ретран!.. — Хэндерсон, сотри это выражение лица сейчас же, — нервно переключается Стив, но у Эдди лишь расцветает более широкая улыбка. — Если хоть раз вне это места назовёшь меня Ретраном… — Не, чел, это чума, — подхватывает Майк. — Эдди тебя задрочил. — Пока нет, — щёлкает авторитетно пальцами сам Эдди, показываясь из-за поставленной книги мастера, и сам не знает, в каком ключе хочет воспринимать этот комментарий. Наверное, в обоих. — Давайте, не отстаём от графика. Робин. Робин более нервно вперивается в кучу понаписанного в своей карточке. Она суетливо прыгает взглядом по строчкам, все вокруг воодушевлены и предвкушают результат своих трудов. Она — эльфийка следопыт, Тейрастра Галанодэль, что переводится как Лунный шёпот. — Кто мне записал это имя?!.. — прочитав его с третьего раза, раздражённо-потерянно оглядывает она парней, прижимаясь к столу. — Тебе безумно идёт!.. — откликается рядом Гаррет, который удивительно быстро меняет пренебрежение на активное участие и, похоже, симпатию. — У тебя утончённые черты лица, это имя так подчёркивает!.. — О-о-о, парень, — не удерживается впервые от комментария Стив, оценив его взгляд на Робин. — Ей пойдёт только… — Молчи!.. — шипит она. — У тебя-то хоть что-то выговариваемое!.. — Так я специально попросил попроще! — О! О! О! — щёлкает пальцами Джефф оживлённо — И впрямь, как эльф с полуэльфом! Я же говорил, ребята, Эдди точно выберет ему полуэльфа, мы попали в самое яблочко!.. — Это ещё чо значит, — переводит хмурый взгляд Стив на Эдди, наблюдающего с наслаждением, что гомон поднялся в нужном направлении. — Ты чужой среди её народа и чужой среди людей, — наскоро, мотнув ладонью в воздухе, поясняет в двух словах. — Их расы никогда не могут довериться тебе полностью, вдруг ты перейдёшь на другую сторону. — Мы друзья, мы не станем собачиться!.. — понимая, к чему клонит Эдди, взвывает Робин. — Бред!.. — Согласен, это точно не для нас, — разводит руками Стив, как отрезая. — Что ж, посмотрим, — обманчиво мягко улыбается Эдди, оглядывая их. Остальные тоже вынуждены представиться. Даже, выпустив первичный пар недовольства от соседства с полными нубами, кратенько добавляют в конце, что они умеют и как работают. Дастин сияет по ту сторону стола как золотой слиток — ему совсем подсносит крышу от счастья, что он играет одновременно и с ребятами из клуба, и со Стивом. И да начнётся приключение! Не сказать, что в этот раз Эдди сильно напрягается: он подбирает что-то совсем простое и общеизвестное, предполагая, что будут непосвящённые люди, но внутри разгорается азарт от неожиданных членов среди игроков, поэтому это накладывает некоторые… условности. Эдди ведёт себя естественно, поначалу предыстории будто и незаинтересованно — перекатывает ручку в пальцах, гуляет взглядом по потолку, малоэмоционально поджимает губы. На самом деле — старается не соскользнуть взглядом на Стива, который — чувствуется — пока потерянно и неловко смотрит на него. Эдди знает: посмотрит в ответ — точно расплывётся в предательски широкой улыбке от сплошного удовольствия видеть его перед собой в таком непривычном ключе. Сраный, блядь, паладин. Господи, как идеально он вписывается в придуманную им предысторию, у Эдди от прилива вдохновения аж пульс учащается, это то самое чувство, что лучше оргазма, прихода и ряда других земных допингов — когда история течёт стройной и чистой рекой, нигде не врезается в препятствия из камней, это настолько идеальный ручей рассказа, что горные ключи должны сосать Эдди Мансону за его исключительность фантазии. Сама предыстория проста: после победы над Векной компания героев решает взять паузу от приключений, увы, лаврами их не вознаграждают, поскольку миссия была тайной, но выдохнуть каждому требуется и не по разу. Они добираются до портового города, славящегося развлечениями, и в разгар их головокружительного отдыха к их лидеру и чародею (Майку) подбегает посыльный — к своему двору их просит давний знакомый господин Фодель Марск. — Вроде бы он… нормальный, — изрекает своё мнение чародей, оглядывая остальных за столом. — Что думаете?.. — У господина Марска много деньжат, и его семья отличается лояльностью к нашим рудникам, — выражает своё мнение дварф Грант. — Можно выслушать, что хочет этот человек. — А ещё он не зовёт никогда к себе без причины, — подаёт голос полурослик Дастин. — Там точно что-то интересное! Господин Фодель не просто так ждёт гостей, герои в этом правы. Едва они прибывают в его поместье, как понимают, что в семье Марска трагедия: воют служанки, рыдая навзрыд, хмурая охрана немногословно качает головами, всё поместье окутано трауром. Вскоре причина всеобщего горя становится известна — совершенно недавно поступило известие, что дражайшая супруга господина Марска погибла в путешествии от нападения неизвестных. Жуткая смерть: её разорвали в клочья, как растащили по кусочку, даже алмазное ожерелье не вытерпело ударов — впрочем, исчезло вместе с частью останков. Вместе с супругой Марска путешествовала также дочь господина Фоделя — Снивит. Она же пропала без вести. Господин Фодель пребывает в отчаянии, горе и упадке: его кабинет завален бумагами, клочкастая нечёсанная борода придаёт его облику безумства, неопрятности, весь разговор с гостями он то понуро сидит в кресле, созерцая серый горизонт за окном, то резко подскакивает и начинает мерять шагами тесное пространство, дёргано размахивать руками. — Мужик с горя головой потёк, — боясь нарушить атмосферу и скосив губы набок, шепчет Робин. Но на неё тут же шикают остальные, и она примирительно вскидывает руки, будто ничего и не говорила. Эдди прощает её вольность — он обещал быть лояльным к новичкам — и продолжает рассказ. — “Боюсь, мне больше некого просить о помощи…” — Эдди, будто и есть господин Фодель, нервным глотками отпивает воды, дрожащей рукой приглаживает волосы к голове. — “Вы знаете мою дочь, господа, вы знаете… Пожалуйста, отыщите её!.. Я верю, что она жива, моё сердце чувствует это!..” — Разумеется, господин Марск, мы поможем вам!.. — твёрдо заверяет его сидящий напротив Майк. Робин и Стив переглядываются между собой, сгорбливаются, корректно пряча диковатые улыбки в кулаках. Эдди встречал уже такую реакцию, поэтому это его не выбивает из колеи. Он продолжает. Господин Марск заручается помощью героев и, чтобы не оставлять их без подмоги со своей стороны, приглашает в кабинет двоих: своего личного следопыта, что сопровождает его на каждой охоте, Терастру Галанодель и бывшего бодигарда Снивит, который ушёл со службы несколько лет назад из-за найденного признания и вступления на путь паладина — Лорака Ретрана. — А, так нас не было в комнате всё это время, — давится неловким смешком Робин. — Я снова был нянькой?!.. — возводит руки Стив, упираясь въедливым взглядом в Эдди за книгой. — Да блин!.. — “Лорак очень привязан к моей Снивит”, — продолжает дрожаще-нервно отыгрывать Эдди, невзирая на недоумение. — “Он сказал, что найти её и спасти — дело высшей благодати”. — Как благородно, господин Ретран, — иронично и пародируя витиеватую речь Эдди, замечает Робин. — Я всегда знала, что защита детей — ваше призвание. — А мисс невыговариваемое имя и фамилия умеет затыкать рот?.. — оскорблённо нахмуривается Стив. — А то я могу пойти и… что там, у эльфов?.. А, да, пойти и повырывать цветочки с ссанной клумбы!.. Цветочки, на след которых давно пытаешься выйти, но они ждут опыления!.. — Ну ты и хамло, Харрингтон!.. — теряя наигранность, фыркает Робин. — Точно, эльф и полуэльф, — упаднически констатирует факт Дастин. Все остальные давят улыбки. — Так, что ты там говорил, Гаррет, — тут же находит союзника себе Робин и склоняется к нему, — что эльфы считают полуэльфов низшими существами и оскорбительным витком эволюции?.. — Нет, это про… — Иди!.. Понюхай землю, росток природы!.. — подключается активнее Стив. — Хочу напомнить, что у паладинов есть определённый кодекс чести и благородства, — будто бы в сторону говорит Эдди, но возникший спор ему нравится. Действительно неплохо их разделить, так быстрее вольются в игру и будут отыгрывать. Стив поворачивается к Эдди, ловит его елейный взгляд. — У меня есть какая-то высшая цель, так? Я могу чем-то пренебрегать во имя её?.. — Можешь, — поджимает губы Эдди. — Посылание эльфов нюхать цветы противоречит моему кодексу?.. Эдди немного морщится, качает в раздумье головой. Наконец выдаёт: — Нет, но будь поаккуратней со словами, это не красит твою харизму, — последнее слово он особенно выделяет интонацией, намекая на основные сильные черты. Но Стив пропускает мимо ушей. Он уже поворачивается обратно, выразительно вскидывает брови и руки, показывая Робин, что послать её за цветами — вполне его кодекс чести. — Пиздец ты друг, мы посрались в первые две минуты… — устало вздыхает она, закатывая глаза. — Цветы. Нюхать, — дорвавшись до позволенного, повторяет. — Потому что я не нянька, ясно?.. — Мы поняли вас, господин Ретран, — суетливо вклинивается Майк в их перепалку. — Господин Марск, они всегда… были такими?.. — “Я давно их не видел…” — Эдди выдыхает с чуть более старческим придыханием, но глаза округляет, падая взглядом в стол, очень для себя естественно. — “Пожалуй, у них всегда были разногласия. Но они сослужат верную службу в поиске моей дочери”. Что ж, первое погружение в историю выходит не таким идеальным, как в голове у Эдди, но определённо — показательным. Он оглядывает искоса откинувшегося на спинку Стива, лихорадочно гуляющего взглядом по потолку (наверное, уже успевает начать совеститься за перебранку с Робин), и невольно мягко улыбается. Паладин, который смылся из должности няньки ради чего угодно, даже великой цели. Эдди откатывается вне поля его видимости, за поставленную книгу мастера, давит глухой смешок, но он всё равно прорывается — благо, не слышен за начавшимся рассуждением остальных, как начать поиски. Чёртов Стив Харрингтон. Он умеет быть обаятельным даже тогда, когда от него этого не ждёшь. Дальше всё достаточно стандартно: Эдди подсказывает детали и место, где была обнаружена погибшая супруга господина Марска и что там же пропала Снивит, и герои отправляются в путешествие до этого места. Поскольку он рассчитывал эту партию провести для новичков, то столкновений на пути не происходит — просто даётся время обжиться в своих ролях, найти контакт с остальными и влиться в процесс истории, забыть, что они сидят все за одним столом, а не идут разномастной командой через леса. Робин и Стив напротив, дав жару в самом начале ввода их героев, притихают, лишь бегают глазами, следя за бурными обсуждениями остальных и выборами, куда пойти, кого спросить и что сделать дальше. В ход идёт кубик на проверку навыков. Эдди привычно говорит, какой порог, и ребята то вкрадчиво победно кричат “да!”, то чуть раздосадованно “о чёрт”. — Вообще-то у нас есть следопыт, — напоминает Гаррет, глянув на притихшую возле себя Робин. Та будто пугается обращённых к себе взглядов, скукоживается на месте, потом молит одними глазами, чтобы её не трогали лишний раз, но под подбадривания Дастина и Майка она всё усаживается ближе, удобнее, сглатывает и упирается взглядом в карточку. — Так… Я… Я могу… — Ты исследователь природы! У тебя на первом уровне есть этот навык!.. — Да-да, я помню!.. — нервно отмахивается она, но взгляд всё равно лихорадочно скачет по карточке. — Я… Э-э-э… Изучаю местность?.. Чтобы… — Чтобы понять, кто напал, сколько их было и как давно!.. Робин поднимает всё ещё вопросительный взгляд на Эдди, а он лишь солидарно разводит руками — ей помогает весь стол, плохого не советуют. Пока что. — Проверим, насколько успешно ты определишь нападавших. Кидай, — он кивает на кубик. — Это вот этот, который с двадцатью?.. — Нет-нет, вот этот!.. Ребята суетят ей нужный кубик, придвигаются всем столом ближе. Робин, пугливо оглядев их, встречается глазами со Стивом — тот пожимает плечами, сам не особо понимая до конца, что они делают. Вбирает в ладонь, встряхивает и скидывает на стол. Эдди лениво выглядывает из-за книги мастера и кивает в одобрении. — И так, Тейрастра окидывает опытным взглядом дорогу, — уже более заинтересованно заговаривает он, припадает ближе, и все тоже, как отражения в зеркале, припадают к столу ниже, — поднимает палец, чтобы определить направление ветра, и вот, не успеваете вы и моргнуть: она устремляется куда-то в чащу леса, а вы едва поспеваете за её шагом!.. По пути вы спрашиваете её, что она видит, и Тейрастра вкрадчиво отвечает: “Их было семь. Семь низкорослых существ. Гуманоидные, не дикие”. — Семь низкорослых… — отклоняется Гаррет, задумываясь. — Разумные. Зачем могли напасть?.. — Так, погодите, — Робин вскидывает ладонь, как боясь утопления, — это, типа… Я всё вижу?.. Да?.. — Невыговариваемое имя, смотри в землю!.. — цыкает Стив с поддёвкой, и Робин, будто и ждала общения с кем-то на своём уровне, довольно кривит губы: — О, нянька проснулась. Я думала, ты задремал в дороге. Может, поможешь?.. Кажется, я тут творю офигенно крутые вещи, что-то от тебя помощи я не вижу!.. — Я, мать твою, паланкин!.. Ой, блин, паладин!.. — не понимая предъявы, искренне поражается Стив, оглядывает остальных, но в их глазах вычитывает только скучающее ожидание, поэтому оглядывается на Эдди. — Я что-то разве могу сделать?.. — Ну, вообще… — то, что он невольно становится опорой Стива — льстит откровенно, и Эдди тянет паузу, перекидывает вальяжно ноги через подлокотник трона, устраивается поближе к нему. — Если так подумать, то есть у тебя возможность чувствовать зло… — Да, но только в определённом радиусе, — уверенно говорит Дастин, качая головой. — Нет, простите, господин Ретран, вы сейчас не можете помочь. — Прекрати меня так называть!.. Эдди видит на периферии, как Стив оскорблённо взмахивает руками, но, не найдя поддержки, привычно осаживается на месте, закатывает глаза. Даже руки проскальзывают на бёдра, будто снова хочет упереть их, но сидя это выглядит не так эффектно, как стоя. Эдди отводит на мгновение от него глаза, щурится, улыбаясь. Обычно, ни один сюжет не идёт по чёткому плану, так что, почему бы не форсировать события. — Кажется, твою честь и доблесть паладина не оценивают, — загадочно тихо говорит в сторону Стива Эдди, пока остальные, уже включая и Робин, активно рассуждают о том, кто это мог быть и почему. — Паладин служит свету, а тебя попирают только так… — Да вообще охренели, — фыркает в ответ Стив, но потом, покачав в недовольстве головой, жмёт плечами. — Я без понятия, что мне делать дальше в этой вашей игре… Я бесполезен, так что буду сидеть дальше и нифига не делать. — И ты оставишь их вот так насмехаться над тобой и твоей святой миссией спасти подопечную?.. — сощурившись, наигранно поражённо выдыхает Эдди. Стив оглядывается на него как обычно, но считывает эмоции и теряется. — Оставишь так просто на эту мнительную эльфийку свой святой долг?.. — А что я могу?.. — нахмуривается в непонимании. — Дас… А, неважно, я всё равно имя не запомнил, Дастин же сказал, что я могу что-то там отследить только в определённом радиусе. Эдди поджимает губы, будто действительно воспринимая на секунду это как аргумент, но снова поднимает взгляд на Стива: — И разве воина света это остановит?.. — чуть покачивается на месте, смотрит неотрывно в его глаза. — Это же ты с ней провёл всю юность и покинул лишь по зову всевышнего. Разве эта кучка не пойми кого что-то понимает?.. Стив смотрит в ответ. Долго, немного вопросительно. Но шестерёнки всё же с запозданием приходят в движение. — Окей. Хорошо!.. — произносит последнее громче, что все отвлекаются от обсуждения. — Я, короче… Использую вот эту фигню для обнаружения зла. — Божественное чувство?.. — нахмуривается Майк, и Стив закатывает глаза: — Да-да, как бы оно ни называлось. — Да нафига, это бесполезно! — подаёт голос Гаррет. — Мы просто потратим время!.. — Священный зов подсказывает паладину Лораку!.. — на порядок громче поднимается Эдди над своим местом, стаскивая ноги с подлокотника, привлекает всеобщее внимание на себя и продолжает: — Что здесь есть присутствие сил зла!.. Поэтому он концентрируется на своих ощущениях и… Пауза. Тишина. Все уставляются на Эдди, даже сам Стив, ожидая. Эдди держится пару секунд, потом сдаётся. Склоняется бегло через книгу, кивает Стиву: — Кубик кидай. Стив вздрагивает, понимает, что настал его ход и не сразу выбирает нужный. Эдди сам подкатывает кубик к нему пальцем, Стив порывисто, но при этом не забыв улыбнуться вкрадчиво в благодарности, подхватывает, встряхивает в двух ладонях и кидает на стол. Выпадает позорно низкое число. Уже ребята, разочарованно эхнув, осаживаются обратно на стулья. Но Эдди до сих пор тут мастер. И ему решать. — И господин Лорак вдруг чувствует — зло ещё здесь!.. — Эдди артистично раскидывает руки, переходит на сипящий шёпот, проносится своей зловещей тенью над столом, чтобы остальные поражённо подняли головы. — Совсем небольшое, крохотное… Но сколько зла в его помыслах!.. От него разит этим, как от протухшего мяса, которое забывала Тейрастра в старые времена после охоты!.. — Фу, я так не делала!.. — кривится Робин. — Уж я-то знаю!.. — преисполнившись, с гордостью поднимает подбородок Стив, кивает на себя и кубик. — Но… — вклинивается Майк, всё ещё морщаясь в недоумении. — Число же выпало… — Они первоуровневые, алло, Уиллер, — со скпетичным расстройством опадает обратно на трон Эдди, делает вид, что всё так и задумано. — У них ниже порог. Шевели мозгами. — Так, значит, этот кто-то… вернулся на место преступления? — подхватывает Дастин, решая не встревать в спор на тему выпавшего числа. — Мы должны его поймать!.. Все снова включаются и решительно следуют за обнаруженным недоброжелателем. Стив, окрылённый неожиданным успехом, тоже подаётся ближе к столу, кивает на рассуждение и этапность подхода, хотя видно по его секундным нахмуриваниям, что понимает от плана он мало. Мгновение, которое остаётся у Эдди до включения в сюжет и импровизационную подстройку, он оглядывает осчасливленного Стива, улыбается сам себе. Он до обезоруживающего прелестный в своей честности: его отодвинули на задний план — расстроился; его инициатива выиграла — он улыбается, гордо поднимает голову. Эдди нравится не только злой или раздражённый Стив, но ещё вот этот, который и впрямь, как ребёнок — просто искренен и прямолинеен в каждой своей реакции. Но, конечно, Эдди этим сюжетным ходом сильно ускоряет течение сюжета и задаёт ему не то русло: раньше планируемого наступает бой, Робин и Стив откровенно теряются, не понимают, что им делать, в каком порядке, какой кубик и на что кидать. Остальные подхватывают с рвением, им просто долгое предисловие ни к чему, однако Робин они успевают быстро насоветовать, как более первой по инициативе, а вот Стив… Пока Эдди бегло отвечает, не забывая поглядывать на выпавшее число, сколько урона снесено, какой манёвр делает противник, он клонится вправо — скоро себе рёбра сломает, так часто он налегает ими за вечер на подлокотник — бегло тыкает Стиву в его карточку, постукивает по нужному навыку и подсказывает шёпотом: — Вот это, если что, можешь кого-то исцелить или защитить. Давай, большой мальчик, верю в тебя. Стив, до этого с непониманием и ужасом наблюдающий за словестно-костным поединком остальных, оживает, оглядывается на Эдди — тот уже возвращается на место мастера, поднимается над книгой, громко кричит “промах!” или, зашипев как от настоящей боли, констатирует потерю брони. Вёрткого гнома — а именно им оказывается недоброжелатель — не удаётся быстро поразить. Первой, метнувшись под раздачу, уже готова откинуть коньки Робин, паникующая над тем, что она без понятия, как вывозить и что делать. Стив, коротко глянув на Эдди и словив его по-доброму прищуренный взгляд, кивает и выдаёт: — Использую наложение рук. Восхищённо и вместе с тем поражённо подрывается Дастин. Сначала, конечно, офигивает от того, что Стив понимает, что делает и для чего, но следом, уже как герой — орёт, что не нужно, этот навык может пригодиться позже. Но нет, полурослик не доорётся до истинного паладина — он защищает, исцеляет и спасает свою не больно близкую родственницу по линии эльфов. Эдди прикрывает один глаз на число, выпавшее на одном из кубиков, списывает мысленно, что всё это — сойдёт для игроков первого уровня. А никто и внимания не обращает. Всё же неопытные игроки, включающиеся в игру — само по себе интересное зрелище, на стол за всех смотрит мастер, к чему им за ним пересчитывать. Эдди и рад. Он и сам, хоть по-прежнему хорошо считает, знает погрешности своей формулы в этот раз. Но огрехи, похоже, всё же с запозданием понимает ещё один человек: Робин, восхитившись на полсекунды поступком Стива, резко нахмуривается, считает на пальцах. Но ничего не говорит, как Майк, Дастин или ещё кто-то — поднимает долго-прищуренный взгляд на Эдди. Он подыгрывает Стиву. Да, но хер она его в этом уличит. У Эдди есть на это жёсткий и неоспоримый аргумент — они нубы, задирай он планку порога высоко так же, как и для остальных, они бы так и продолжили сидеть с кислыми минами всю игру. Условность в том, что для Робин, хоть и играет роль пониженный порог, но он тоже работает, как часы. А у Стива… он совсем немного плавает в зависимости от настроения Эдди. Эдди ловит на себе взгляд Робин, вскидывает высоко брови во внимании, ожидая, но она отворачивается. Кисло, но с по-настоящему дружеской улыбкой признаёт: — Как обычно подставляешься, Стив. — Кажется, быть с набитой рожей — моя роль, — улыбаясь, фыркает иронично он. — Да и я ж этот, паладин. Не могу иначе. — Думай иногда головой, прежде чем подставляться. Гном свержен сокрушительными силами героев, но выживает для допроса. Однако оказывается максимально несговорчивым, а ещё и на последнем издыхании. Эдди разводит руками, сидя на корточках на своём троне, затем резко сцепливает пальцы в замок, опускает их между коленей, чуть покачиваясь. — Вы можете убить его и принести голову господину Марску, как голову убийцы его жены, — подытоживает он, выбирая самые яркие варианты. — Или, может, попробуете его оставить в живых и допытать, что он делал здесь. — Нужно его подлечить и… — Связать, точно связать!.. — Вроде бы в этих краях должен быть лекарь… — А чего мы ждём?.. Давайте просто его завалим! Реплика Стива заставляет всех замолчать и оглянуться. — Эм… Господин Ретран, — морщится Дастин на немой взмах руками Стива. — Вы же… Светлый паладин. — Да какая разница!.. — закатывает глаза он, путано жестикулирует. — Я же, это… Он зло, я почуял зло!.. Не думаю, что в этой сюжетке просто какие-то случайные персонажи есть, наверняка он и есть главзло или кто там!.. Чего тянуть, все все мысленно обвешаны кучей оружия, давайте убьём!.. — Капец ты кровожадный, — с неверящей улыбкой переводит на него взгляд Робин. — Но, вообще, да. Чем быстрее убьём, тем… — Конечно, вы можете убить, — вклинивается Эдди, разводя с покачиванием руки из замка, — но предложение светлого паладина… и вправду жестокое. Вероятно, это простой воришка, который проходил мимо, его мысли черны от гадких помыслов, но… — Да что “но”!.. — Стив, одержав одну победу, распаляется, резче взмахивает ладонью. — Я буквально уверен, что ты бы не придумал схватку на полчаса, будь это какой-то левый мужик!.. Так что валим этого говнюка, будь он даже монахом — точно не ошибёмся!.. Все притихают ненадолго. Только самые опытные оттаивают из ступора от эмоциональности Стива, заговаривают о логичном: — Но нам же нужно найти пропавшую дочь… — Да, точно, его убийство никак нам не… — Стоп!.. — крик Эдди грохает раскатом грома, всё смолкают окончательно. Однако, выдержав паузу, Эдди снова клонится в уже привычную правую сторону и, понизив едва ли не до шёпота голос, уточняет: — Повтори, что сказал?.. Стив теряется, оглядывается на остальных, будто пробуя найти ответ, что неясного он сказал, но так и не найдя его, поворачивается и повторяет уже без прежнего азарта: — Ну, я сказал, что нам лучше убить… — Нет! Не-не-не, точную последнюю фразу. Слово в слово. Стив морщится, открывает в немом непонимании рот, трясёт в хилом отрицании головой, но всё же выколупывает фразу: — Будь он даже монахом… — Ага!.. — снова взвивается Эдди, подскакивает на ноги, возвышаясь столбом над столом, и в ужасе сморщиваются только те, кто понимают, к чему он клонил. — Что ж, герои, конечно, одолели проворного гнома, однако вашего же паладина одолела така-а-ая ярость, что он забылся и!.. Эдди с шумом спрыгивает с трона, подхватывает свою ручку и перегибается через книгу мастера, начиная бегло черкаться в карточке Стива под его по-прежнему непонимающие жесты. — Чо ты делаешь?! — Он отвернулся от бога и святой миссии!.. — будто и вправду, как выводя на позор, остервенело взвывает Эдди, вскидывается обратно, возводя ручку над головой. — Всего одно неверное слово и вот, среди вас уже проклятый отступник!.. — Чего?! — Стив вскидывает на него голову. — Я же был светлым паладином!.. — Ты сказал, что тебе без разницы, монах он или нет, — спокойнее со стороны объясняет Грант. — Как паладин, который поклялся нести крест святой миссии, ты не можешь отречься от своего пути, и твои слова преступны. Поэтому ты разгневил Бога, за это лови откаты. — Откаты?! — Стив оглядывается на него, морщится ещё усерднее, потом резко поворачивается к Эдди. — Да ты не бог же!.. — А ты теперь не паладин, — поджимает в деланно милой улыбке Эдди, прокручивает ручку в пальцах. — Я же сказал: следи за словами. — Ну, это реально справедливо, Стив, — подтверждает Дастин с другой части стола. — Ты должен отыгрывать роль и аргументы приводить, исходя из неё. Поэтому тебе прилетело от мастера. — Да нифига не справедливо!.. — взмахивает руками он, продолжая сокрушаться. — Я говорил действительно полезную вещь, что такого?!.. — По моим правилам, Сти-и-иви, — напоминает Эдди, падая обратно на трон. — По моим. Стив оглядывает его раздражённо, сплёскивает снова руками, да так и отклоняется на спинку, угрюмо скрестив руки на груди. Остальные пару секунд переваривают вспыхнувший конфликт и робко возвращаются к игре. Эдди делает условности, да. Но всё будет не так интересно, если только потакать чужому желанием и рвению. Выбывание Стива (на самом деле он и не выбывает, просто Эдди рисует ему занижение характеристик и плюхает печать отречения) не останавливает сюжет: герои всё же принимают решение не рубить с плеча ретивого гнома, излечивают его немного магией, связывают и приступают к допросу. Эдди отвлекается на отыгрывание роли сварливого гнома, который только и делает, что отплёвывается, но пара удачных бросков кубиком от опытных, и ему приходится немного развязать язык — он готов сказать, где сейчас находится Снивит, подтверждает, что она жива и он знает о произошедшем на перевале, однако больше он ничего не скажет. Ещё немного обсуждений, применения способностей и чародей лезет против воли гнома ему в голову, заставляет сказать больше — сам гном никого не убивал, а страховал других. Шестерых своих братьев. — Погодите-ка… — вдруг прищуривается Робин, начиная соображать. — Семь гномов… Эдди пробует не улыбаться, глядя на то, как её взгляд начинает метаться, а остальные с жаром подаются ближе, спрашивают, что не так. Есть небольшой нюанс: для мира ПиД гномы, конечно, распространённая и известная раса, однако участвовали они не только в этом обширном лоре. — Мансон, чёрт тебя!.. — вдруг осеняет Робин, и она оборачивается, сияя улыбкой, к нему. — Ты забыл, что мы оба сидели и на немецком!.. — Это тут причём?.. — морщится Майк. — Ну как же!.. — её окрылённость сбивает с ног, уже невозможно устоять, чтобы не улыбаться, и Эдди аккуратно подаётся назад, скрывая довольную улыбку. — Семь гномов!.. Снивит! Снивит с немецкого — Белоснежка!.. Мы играем в сюжет чёртовой Белоснежки!.. Парни поражённо и с небольшим подтормаживанием тянут “о-о-о-о”, ещё через пару секунд ещё более активно “о-о-о-о!”. Стив в стороне хмыкает, вздрагивает уголками губ, оценивая сообразительность Робин, но тут же будто отворачивается в сторону, почёсывая щёку. Эдди искоса оценивает его. Может, перегнул и поступил жестоко?.. В другие разы и в других партиях таких бы вопросов не возникало. Но это Стив Харрингтон. Впервые играющий в игру, которую он нихрена не понимает. Эдди не теряет прежней улыбки, скрываясь за книгой мастера, немного отключается от бурных обсуждений, что, конечно, Робин права, но как это им поможет, и подаётся правее к Стиву. Хочет уже сказать что-то, как-то поддеть, но сам себя останавливает. Зачем, если он тут мастер. Можно же не только расшевелить его словами, но и делом. К этому моменту ребята выруливают на логику того, что это хорошая им подсказка, однако сюжет явно не следует сказке: злую мачеху не убивали гномы даже в оригинале сказки, поэтому им точно предстоит разобраться, как здесь обстоят дела. — Мы точно знаем и там, и здесь, что у него есть шесть братьев, — по-лидерски подытоживает Майк их обсуждения. — Мы должны узнать в городе что-то про семерых гномов и, конечно, попробовать версию про рудники. — Согласен, но его тоже нельзя так оставить, — откликается рядом Лукас, разводя ладонями. — Может, раз господин Ретран утратил благодать, оставим его с ним?.. — О, ну конечно, — удивлённый тем, что о нём вспомнили, разводит руками Стив. — Всё, что меньше пяти футов, сразу мне. Давайте определимся, я или нянька для детей, либо охранник злого гномья!.. — Думаю, что это плохая идея, — нетипично для себя вклинивается Эдди, обращаясь ко всем и удобнее пересаживаясь на своём месте. — Всё же утраченная благодать — это не конец жизни для героя. Не стоит бросать человека за один неверный проступок. — О, ну конечно!.. — сплёскивает всё ещё обиженно руками Стив, но, для честности, уже не так активно, больше для принципа. Эдди даже не косится в его сторону, лишь делает вид, что очерчивает для всех больший горизонт вариантов. Обычно Эдди редко подсказывает, как лучше поступить (точнее, никогда, наоборот блефует и может ради смеха подбрасывать самые злые варианты), но в этот раз опять упирается в то, что среди них новички. Лучше сказать — среди них угрюмый и обиженный Стив. В обычной жизни Эдди бы полюбовался подольше, посмаковал эту его черту и эмоцию, но всё же гордость хорошего мастера не позволяет оставить его просто так. Герои двигаются в путь, прихватив пленённого и отрубившегося гнома, зачаровывают его под какую-то нелепую палку (у кого-то выпало неудачное число на кубике на вариант заклятия) и двигаются в ближайший город. И по совершенному случайному стечению обстоятельств встречают на подходе паломника-монаха. И, как удачно, той же веры, что и их отречённый паладин. Эдди в рассказе старается не сильно акцентировать внимание, что они его видят: будто так, случайной деталью этот человек показывается им среди других держащих путь. Но опытные сразу видят перспективу и активизируются. — Господин Ретран!.. — взвивается моментально Дастин, от которого точно невозможно скрыть, как отстранился Стив. — Кажется, это ваш шанс!.. — Я жду, когда игра кончится и мне придётся с вами пилить до машины у проката, чтобы развести вашу задротскую стайку, — уныло отзывается он, потом, дёрнувшись от того, что откликнулся не на своё имя, для честности морщится: — Хэндерсон, я просил прекратить меня так называть!.. — Случайный вскрик полурослика привлёк внимание паломника, — громче заговаривает Эдди, но из-за книги не показывается. — Слышал!.. — не унывает Дастин. — Давай, иди и исповедуйся!.. — Вот ещё!.. — скукоживается лицом в изюмину Стив. — Прекращай дуться, обиженка, — приправляет разговор Робин. — Нам ещё часа два сидеть, давай, иди и сделай что-то с этим монахом!.. — Каким, нафиг, монахом?!.. Эдди дожидается шанса и резко выныривает по правую сторону от книги мастера, прямо перед лицом нахмуренного в раздражении Стива. — “Ох, добрый путник, — с наигранным сопереживанием, чуть изменив голос, изламывает он брови. Стив на секунду озадаченно распахивает глаза, затем — закатывает. — Простите, издалека я подумал, что вы паладин… Но, вижу, вы утратили благодать”. — Книжку от себя отодвинь, будешь лучше видеть, — отплёвывается тихо-раздражённо. Но не отворачивается. Сверлит раздражённо-злым взглядом, как обиженная мамочка, которая ждёт, когда к ней притащатся на кухню дружным скопом просить прощения. Желательно, хором, отрепетированно. Эдди, понимая, что в таком ракурсе его мало кто видит из-за стола, позволяет себе наклонить голову набок, полюбоваться подольше его раздражением. — “Вы имеете в виду святую книгу?..” — Стив-в-в!.. — уже сворачивает внутриигровое обращение Дастин, шипит. — Не упрямься!.. — Не упрямлюсь я, Хэндерсон!.. — оглянувшись, отвечает, но сразу поворачивается обратно. Однако смеряет Эдди уже менее раздражённым взглядом. Выдыхает. — Ладно. Что там нужно сделать?.. — “О?..” — Эдди наигранно округляет глаза. — “Вы хотите исповедоваться?..” Стив опять закатывает глаза. Опять. Эдди не прячет просачивающейся довольной улыбки. Улыбается зубами, посмеивается беззвучно, сглатывает, снова разглядывает. — Да-да, — устало взмахивает ладонью Стив, промаргивается. — Что-то вроде этого. — “Что же ты сделал такого, мой мальчик?..” — Покайся, Стив!.. — чуть смешливо подначивает Робин, и он снова оглядывается, стреляет уже в неё недовольным взглядом. Оборачивается. — Что мне нужно говорить?.. — уточняет, почёсывая бровь. — Эм… Эдди хмыкает, смотрит. А потом решает, что да похер — один раз живёт. — “Скажи, как ты оступился, и я снизошлю на твою голову прощение Господне”, — больше для остальных говорит. — Эм… — Стив подлипает взглядом в угол стола, вскидывает брови, — ну, я что-то сказал про… В общем, я косвенно одобрил убийство монаха, и Бог перечеркал мне всю карточку. — Ты раскаиваешься?.. — Ну… — втягивает носом побольше воздуха, поднимает глаза на лампочку. Выдыхает. — Ладно, да-да, я очень виноват, Эдди!.. Прости меня, отдай благодать и продолжим преследовать осатаневших гномов из сказки!.. Эдди ухмыляется, встречает оглядку Стива долгим взглядом глаза в глаза. — Хорошо, сын мой, — специально потянув слоги, взмахивает рукой. — Я услышал тебя. А если тебя услышал Господь наш — ты почувствуешь это!.. Стив замирает. Нахмуривается. — Это… Типа как?.. Эдди покачивается на подлокотнике, игриво отводит взгляд в сторону. Затем резко переводит обратно. — Да воссияет счастье в твоём лице от благодати Божьей!.. — артистично поводит ладонью возле лица, загадочно улыбаясь. Стив всматривается в него секунду, две. Нахмуривается ещё сильнее, качая головой в непонимании. И Эдди, улыбнувшись без всякой тени роли, шепчет одними губами: — Улыбнись мне. Стив не сразу считывает то, что он говорит. Ещё немного тупит, уже открывает рот, чтобы переспросить вслух, но всё же до него доходит. Выдыхает громко и раздражённо. Качает головой. И улыбается. Натянуто так, вымученно, стараясь выглядеть мило. Но выглядит он смешно. Эдди прыскает, морщится неодобрительно и качает головой. — Что вы там… делаете?.. — чуть напряжённо подаёт голос Робин с другой части стола, но на неё шикают авторитетно: — Стив должен понять, в чём была его ошибка, дай ему и мастеру время!.. Эдди бы поблагодарил Дастина за пару выкроенных лишних секунд, но, наверно, Дастин не понял бы за что конкретно. Эдди снова шепчет: — Искреннее, Харрингтон!.. — Да чем ты недоволен?!.. — просачивается его настоящее возмущение, но тоже — шёпотом. — Я улыбнулся! — С лимоном в глотке, — цыкает Эдди. — Расстроен, что я тебе не дал всё же в оружие биту с гвоздями?.. Прости, Бог не настолько рукаст. Стив заранее закатывает глаза, но мгновение, нужная фраза — и он дёргает уголками губ честно. Улыбается, прыскает коротким смешком. — Это и вправду твоя ошибка, — поднимает глаза, вскидывая брови, — “Бог”. — Вот теперь верю, — наслаждаясь тем, как прищуренно смотрит в ответ Стив, как едва-едва наклёвываются ямочки на его щеках, кивает наконец Эдди. И сразу же, чтобы действительно не затягивать перешёптывания где-то рядом со столом, резко отталкивается от подлокотника, поднимается над книгой мастера и, вскинув руки, извещает: — Паладин прощён Господом!.. Благодать снова в его руках!.. Все выдыхают (очевидно, думали, что Эдди пытает его, а не заставляет улыбаться), и Стив, покачав ещё раз для принципиального неодобрения головой, но не теряя смешливой полуулыбки, возвращается к столу. Не такой раскочегарившийся, как после сыгравшего навыка, но более благодушный. Остаётся полтора часа, и за этот срок успевается буквально всё, что остаётся по сюжету: вскрывается через допросы неписей, что мачеха Снивит была тираншей, что в какой-то момент она сама отослала её подальше, не оставив и гроша, и гордая девушка не побежала за помощью к отцу, а попыталась сама выжить в крупном городе; немного трагично обнаруживается и факт того, что вольная жизнь Снивит не задалась с самого начала и её опорочил варвар, затащив в горы к рудникам и надругавшись над ней; после выясняется и связь семи гномов — они её спасли, а после девушка, набравшись от них твёрдости и умений, решает отомстить мачехе. Судьба погибшей супруги господина Марска прискорбна — её забивают кирками, дробя кости наживую. На таких неприятных подробностях истории все невольно поджимают плечи и кривятся в отвращении. На моменте изнасилования передёрнуло в основном только Робин. Пропавшие драгоценности — лишь для отвода глаз, а настоящим противником становится пропавшая Снивит. К ней и выходят на финале истории герои, когда взятый в плен гном сбегает и прибивается к остальным своим братьям и спасённой девушке. Эдди эффектно выставляет на стол фигурку девушки с киркой, которую полукругом обороняют семь гномов. Вот и сказка. Последний бой сложный, долгий и от затупов новеньких, и от неудачной помощи других, но вполне посильный. Гномов всё же раскидывают, лишившись большей части здоровья, а вот у Снивит остаётся ещё немного для отмаха. Эдди кидает кубик за её атаку, цыкает делано-разочарованно, что его принцесса мажет. Похоже, сегодня сказка не выиграет. Эдди не то чтобы прям сильно этого хотел, но из-за включённости всех в такой простенький сюжет и сам переоценивает, чуть больше активничает, чем планировал. Последним штрихом действительно хорошей игры становится очередная активность Стива: видимо, он выучил урок того, что может его персонаж, а что нет, поэтому, зарядившись от остальных инициативой и вовлечённостью, в последний момент говорит “нет”. Сначала он лепит простое “мы реально бьём девушку, ребят?..”, затем, поймав вопросительные взгляды на себе, приплетает уже игровые аргументы: “Слушайте, ну я же её воспитывал там!.. Как я могу её убить?..”, “Ну, блин, по факту она права, да, наверное, убийство с расчленением это перебор…”, “И вообще, у нас же изначальная цель доложить её отцу, что она и как она! Почему мы с ней сражаемся, напомните?..” Эдди не ожидает, что все переключатся на эту логику — а ведь она действительно лучше той, что они просто её убивают, как обычное и пространное “зло” — и вот в конце финальной битвы неожиданно рождается развилка сделать по-другому. У Эдди — глаза горят. Это восторг, это то, ради чего стоит проводить даже такие лёгкие сюжеты и партии. Герои делают благородный поступок с подачи паладина в их составе — они одолевают Снивит, но оставляют в живых. Доставляют отцу, выкладывают ему полную версию произошедшего и на том их игра кончается. Не триумфальной победой, конечно, но валом эмоций — определённо. Робин и Стив не сразу понимают, что Эдди ставит точку в рассказе. Ещё немного ждут, будто он продолжит говорить, что было после со Снивит, господином Марском и их странной семьёй, но нет, Эдди же не великий прозаик — ему нужна игра и конец. А после они выдыхают, закатывают глаза и действительно облегчённо, будто сами прошли кучу миль и сражений, опадают на спинки стульев. Для опытных же финал не оканчивается такой же кучей эмоций, но вполне заинтересованными комментариями, оценками того, что это было неожиданно, и даже лёгкая сложность не смутила их. Наконец собираются пустые банки от газировки, шуршащие упаковки, дребезжат ножки стульев, расставляемые обратно, щёлкает выключатель — кабинет театрального кружка погружается в полную темноту. Темнотой встречает и улица, когда все выходят под белильный свет фонарей. Дастин и парни активно прибиваются ко Стиву с Робин, трясут с них впечатления, слова, что были не правы и игра — огонь, а остальные с Эдди обсуждают вполголоса, что это его потянуло на сказки, неожиданно от него было получить такую сюжетку, на что Эдди отмахивается, что взял первое, что попалось под руку: он не хотел напрягаться в выдумывании собственного сюжета, взял костяк, понакидал туда побольше кровищи и жести, да так и решил оставить. Гаррет, покивав и подкурив сигарету вместе с ними, вдруг ловит периферийным зрением Робин и внезапно отходит. Джефф хмыкает, говорит тихо Эдди, что, похоже, он запал и подружка Харрингтона — очень ничего, но Эдди на это лишь усмехается. Он не думает, что ему следует предупредить Гаррета заранее — Робин, чай, отошьёт сама, говорила же, что видела разной убогости подкаты от парней. Подкат от гиков — ещё нет. Пусть пополняет коллекцию. Сам Эдди чадит неторопливо сигаретой у ступеней, слушает вполуха разговор Джеффа и Гранта. Мажет взглядом по пустой парковке, соскальзывает на компанию Хэндерсона и… Встречается взглядом со случайной оглядкой Стива. Улыбается ему, поджав губы и дёрнув сигаретой во рту. Стив тоже с промедлением — кивает, улыбается и приподнимает руку, помахав. Эдди воспринимает это как приглашение для разговора. Отходит от своих, Стив, тоже оглядев пацаньё, отмахивается от какого-то комментария Дастина и подплывает неторопливо ближе, вталкивает ладони в задние карманы джинс. — Ну что, как впечатления?.. — чуть прищурившись, интересуется Эдди. — Это было… — Стив оставляет дольше нужного приоткрытым рот, взгляд Эдди тут же соскальзывает на него. — Ну, это оказалось лучше, чем я думал. Конечно, это супер долго, супер сложно, но… — Без “но”, Харрингтон, — Эдди одним движением снимает сигарету с губ, ею и взмахивает, указав на расстоянии. — Тебе понравилось. Я видел. — Ладно-ладно, ты меня поймал!.. — шуточно сдаётся, качает головой. — Это было интересным опытом. Но!.. Но не думай, что я ещё раз приду или подсяду на эти ваши Подземелья!.. — Да не, и не думаю, — спокойно отмахивается Эдди и затягивается. — Ты весь изъёрзался на месте, сидеть кучу времени на одном месте — явно не твоё. — Боже, у меня задница онемела!.. — по-честному колется, запрокидывает голову. Эдди чуть качает головой: оценивает шанс и предложить, и подъебнуть, но, пока курит, лишь рассчитывает собственные силы. Пока молчит, Стив заговаривает. — И вы так каждую неделю?.. — Да. — А, может, эм… вам включить в неё немного активности?.. Ну, там, соорудить мечи из картонок, побегать вокруг стола… — Заткнись и не смей превращать святое в свою тупую беготню с мячом!.. — кривится Эдди, но предательски улыбается сквозь дым. — Ладно, понял, задроты не любят двигаться. — Смотря в чём, — не удерживается. Стив ощутимо приклеивается взглядом к его щеке. Эдди затягивается ещё раз, косится, улыбается едва уловимо видимым уголком губ. Он хорошо умеет рассчитывать силы: на поле ПиД, в жизни, не теряясь то от постоянного движения, то от более мирных посиделок за столом. И надеется, что расчёт с разговором в прокате не остался пустым актом вежливости и миролюбия. Мир с Эдди крутить не нужно, а вот секс — очень даже. Повисает пауза с кружащим по темноте дымом. Молчание внешнее, но разговор — короткий такой, неопределённый — одними взглядами, едва заметным движением радужек. Прерывает многозначное молчание Дастин: он валко подваливает со стороны, чтобы известить, что они поедут с Гарретом, Робин тоже с ними. Стив отмирает, оглядывается, машинально кивает, что понял, потом напрягается и вылавливает взглядом Робин: та вполне спокойно кивает на какой-то заливистый монолог Гаррета, но, как чувствует, вскидывает вовремя глаза и одним выражением лица показывает “помогите”. — Кажется, он запал, — комментирует коротко Эдди, пока они оба наблюдают, как Робин бегло, заметив оглядку Гаррета, меняет беспомощное отчаяние на якобы заинтересованность и серьёзность. — Это, эм… — Стив морщится неуверенно, скашивает рот набок. — Всё будет порядок?.. — О, чел, это Гаррет, — торопится его успокоить Эдди. — Максимум, что он за сегодня выдавит, что она очень умная. Не ссы, он из твоего же набора мужиков, что спустя месяц решаются цветочки под окно принести. — Я так не делаю!.. — мгновенно переключается. А тем временем вся дружная ватага, попутно отбивая потерявшуюся Робин, упихивается на заднее сиденье развалюхи Гаррета. Дастин, то ли сделав доброе дело, то ли просто от наглости природной, плюхается на переднее. — Хэндерсон, — одновременно облегчённо выдыхают Стив и Эдди, и не остаётся вопросов, всё ли в порядке будет с Робин. Вероятно, первое, что её достанет за поездку до дома — это задротский галдёж. Гаррету придётся поджать язык и, может, промямлить на выкатывании Робин из давки на заднем, что она очень умная. Гаррет хороший парень. Эдди его знает, поэтому не переживает. — Она ведь может просто сказать, что по бабам?.. — чисто риторически спрашивает Эдди, глядя вослед укатывающейся машине. — Не уверен, — в сомнении морщится Стив. Грант и Джефф прощаются издалека, подняв ладони. Эдди отвечает тем же и, опуская, хлопает себя по бедру. Теперь пауза и молчание более контрастны. Гудят фонари лампами, где-то недалеко шуршат колёса и слышится вскрик гуляющей молодёжи. — Подбросить?.. — докурив, разрушает неловкость Эдди и отщёлкивает бычок в сторону мусорки. Стив, наконец отцепив собственные руки от своей задницы через карманы (Эдди размышляет, не знак ли это), сплёскивает руками, поджимает губы и возвращает взгляд. Смотрят на секунды две дольше, чем следует. — Я ж сам на машине, — будто и вправду выискав аргумент, кивает Стив. — А она у проката, — резонно напоминает Эдди. Стив кивает, шикает, ещё раз поджимает губы. — Подбросишь до проката, — вскидывает глаза, ставит акцентную точку. — Да без вопросов, — пожимает плечами. — Завтра у меня смена, так что… — Подбросить до проката. Я понял с первого раза, Харрингтон. — Я к тому, что если захочешь позвать пить — я пас, — очень неаккуратно пробует сместить тему. — Я устал, как собака, — признаётся без обиняков Эдди. — Хочу доехать и завалиться спать. Как можно дольше. — О, супер, — порывисто-часто кивает. — Выспимся перед следующим днём. — О да, мечтаю об этом. Особенно после такой долгой игры… — Ну, до проката?.. — Да, до проката. До проката они доезжают. Практически. Но Эдди чувствует, как напряжение зреет в бегло отведённых глазах, поёрзываниях на сиденьях, нарочито ленивых жестах. А затем спичкой, оброненной в бензиновую лужу — вспыхивает. Кажется, Эдди делает вид, что выходит из фургона ещё раз покурить, а Стив просто из солидарности остаётся постоять. Но выпадывает сигарета на асфальт, распахивается задняя дверь тачки Харрингтона, и вот они залетают, путаются в ногах, бьются головами, кто о ручку другой двери, кто о потолок, шипят, и снова в пламя. Эдди действительно устаёт после партий, выгорает от них до чернющих углей, но сраный Стив Харрингтон поджигает в нём другой фитиль ещё до этого, тлеет, как по влажной верёвке, и наконец добирается до сути. У Стива и не спьяну такие глаза — оголодавшие, безумные, со зрачками в монету, где плещется это запрятанное желание. Едва захлопнув за собой дверь мыском кроссовка, Эдди не отрывается от его рта, стаскивает походя с себя куртку с жилеткой, лезет под поло Стива, жадно вцепляется пальцами. Стив гнётся, льнёт всем телом, без прежней скромности, как в прошлый раз, отирается стоячим хером через джинсы, поздно лезет стянуть с себя сраную одежду. Ебаться на заднем сиденье нихрена не удобно. Но Эдди пробует не обращать на это внимание, тупо поскорее отлепляет одежду, свой джемпер, порывисто приникает обратно, от страсти кусает в то мясистое плечо, что Стив тянет “ауч”, но тоже, поймав расстояние для взглядов, впивается по-дикому в губы, ползает языком во рту, подхватывает задницу Эдди сверху и сжимает. Они не сосутся — клюются поцелуями, беззубыми укусами рот в рот. Не раздеваются — кожу отрывают, чтобы открытым жаром в спёртый воздух, до кружении пыли у приборной панели. Расстёгиваются пуговицы на джинсах, ладони сразу ныряют под резинки, в густую поросль. Стива кроет, он с эмоционально прямым стоном запрокидывает голову, ебошится снова ей о дверцу, немного приходит в себя. У Эдди от того, как он хочет, только нарастают обороты. Сам сатанеет, взаправду начинает верить, что не просто всё это время вёл обычную партию в ПиД, а максимально давил на Харрингтона, подначивал, гонял на эмоциональных горках, чтобы схлопнулось. У Стива аж течёт. Эдди выдыхает смешливым стоном, падает снова ртом на его, сминается губами и вяжет большим пальцем по чужой головке, размазывает предэякулят. Стив поддаёт бёдрами выше, уже не просит, а требует. Эдди смеётся беззвучно ему в губы, сам порывисто глотает ртом воздух, когда вокруг его хуя уверенно схватываются пальцы, закрывает глаза, шипит. Дрочат вразнобой, даже не для удовольствия, а просто сжираются хаотичными движениями, лишь бы добраться, прижаться, откусить побольше. В конечном итоге Эдди снова использует тот случайный выстрел: не пойми как находит равновесие на коленях, упирается лбом, взамен рук, в стекло двери напротив, подныривает и второй ладонью за расстёгнутую ширинку и резинку трусов. Обхватывает за яйца, перекатывает в пальцах. Стив зажмуривается, более мягко откидывает голову на торчащую ручку двери, стонет долго, с наслаждением, а потом так сминает губы, будто уже готов заскулить от кайфа. Эдди нависает сверху со всклоченным стогом волос, дышит тяжело. Боже, этот блядский Стив Харрингтон на трезвую так же отрывает башню наглухо. Эдди нежничает, чтобы уже в удовольствие, в медленность, мягко-мягко оттягивает, возвращает обратно, снова играется пальцами, даже будто взвешивает в ладони, отчего Стив выдыхает уханьем, жмурится. Он совсем немного тупит, подсев на иглу по эрогенной зоне — наконец адаптируется, выдёргивает руку из трусов Эдди, стаскивает валко-бедно свои джинсы и трусы ниже, выскакивает хер из-под резинки налитый и каменный, едва не о живот бьётся. Эдди мог бы, конечно, совместить игру с его яйцами с минетом, но как-то боится отлипать взмыленным лбом от стекла — наебнётся. Поэтому отдувается только рукой. Частит, задрачивает, успевает наскоро поднести пальцы к губам, сплюнуть для большей влажности. Стив кончает настолько внезапно и так далеко, что пара капель спермы остаётся покачиваться на волнистых прядях Эдди. И затем весь обмякает, падает обратно на сиденье, уже невзирая, что шишку набил затылком о дверь. Приоткрывает глаза, оглядывает масляно-поплывше, расфокусированно. Эдди хмыкает довольный собой, подмигивает. Сосать Харрингтон за разбежку, чуть поменьше месяца, не успевает научиться, однако Эдди подзаряжается уже от того, как он решительно толкает его в грудь, заставляет сменить положение, сам, поматерившись от того, что некуда деть ноги, порывисто лезет взять в рот. Эдди падает ладонью с кольцами ему на голову, взъерошивает наконец-таки уложенную причёску. До чего же сладко он берёт у него. Чмокает, чпокает ненарочно ртом, и у Эдди едва не мурашки по затылку. Однако смять волосы от кайфа ему не дают: Стив шикает, едва убрав его головку от губ, встряхивает головой — Эдди послушно приподнимает руку, опускает взгляд, чтобы понять, что не так — и он выдаёт: — Эдди, сука. Кольца. Эдди закатывает глаза, уже лезет начать снимать, как Стив ловит его руку рядом с собой неожиданно и… Блядь, вбирает его пальцы, как хуй себе в налившиеся губы. У Эдди внутри всё поджимается. Он предательски сглатывает, изламывает в чувствительности брови, не может оторвать глаз. Посасывает, обводит языком то проскальзывающие перстни, то суставы. Потом самым кончиком — как, блядь, по головке, возле уретры — частит-частит, медленно вытаскивает из рта, посасывает одними губами. Эдди сдаётся. Закрывает, чуть закатив, глаза, извергается долгим и протяжным стоном. А ведь рядом, в другой руке у него до сих пор зажат его член. Сука, какая же сука этот Стив Харрингтон. Эдди не разбирает, когда этот сукин сын снизывает с его пальцев кольца, сплёвывает ему куда-то между ног и вбирает обратно сладко-нежно его член, неторопливо начинает курсировать головой. И у Эдди фейерверком в башке: от того, как он его задразнил, пока сосал пальцы, от того, как не переставал лениво поддрачивать, пока издевался, как сейчас ласково и неопытно берёт, толкает его головку себе в щёку, а потом дальше по языку к горлу. В этот раз Эдди успевает — резко хватается за волосы пальцами без колец, оттягивает и, застонав в голос, кончает. Он его высосал без остатка — хуй знает больше морально или физически. От вспышки страсти отходят даже дольше, чем от пьяно разгоревшегося секса: тупят, сотрясая горяченный воздух хриплыми дыханиями, сглатывают, наблюдают расфокусированно за кружащими хлопьями пыли. Затем медленно приходят в движение — с шипением распрямляют ноги, руки, вляпываются то в один плевок спермы, то в другой, стирают пот вместе с ней с плечей, живота. Стив выругивается звучно, когда понимает, что сам отёрся своей спермой об обивку. По-простому находит своё смятое поло где-то на коврике, вытирает. Они едва ломано распутываются в тесноте заднего сиденья, потом, поймав пространство, не торопятся одеться и разбрестись. Стив истинно по-королевски вытягивает ноги в зазор между передними местами, приоткрывает окно, долго скрипя ручкой. Эдди, немного покопавшись в полутьме и постаравшись определить, какая именно деталь его одежды где лежит, забивает вскоре, повторяет позу короля: только одну ногу в зазор, накрест ног Стива, а другую на угол спинки водительского, согнув. Разваливаются полуголые с расстёгнутыми ширинками и торчащими опавшими хуями. Эдди полузвуком спрашивает, можно ли курить у Стива в тачке, тот отвечает таким же смешанно-одобрительным междометием. Наверное, не снеси ему так голову, запретил бы. Но Эдди не в силах об этом думать, он вольно откручивает и своё окно, блаженно прикрывает глаза от заползшего свежего воздуха, прорежает спутавшиеся волосы пятернёй и выискивает пачку в подмятой куртке сбоку. Закуривает, вытягивает руку в окно. Смотрит зачарованно, как крутит волнистый узор дым в косом холодном свете фонаря внутри машины, выползает в оконную щель. Радует одно: они доехали до парковки на заднем дворе проката, поэтому случайных свидетелей быть не должно. После оргазма говорить не хочется, как и двигаться. Поэтому Эдди совсем лениво-разморённо чмокает в фильтр сигарету, долго выпускает из губ клубящийся дым, чувствует взмокшим плечом плечо Стива рядом, как тот тоже долго восстанавливает дыхание. — Пиздец… — наконец выдыхает Стив. — Мне просто голову оторвало… Эдди выскребает из себя полуулыбку, затягивается легко-легко и стряхивает за окно. — Сейчас-то голова не болит?.. — Не, неа, — по-честному пробует взмахнуть рукой, но сил даже для жеста не остаётся: он будто взбрасывает онемевшую кисть, слабо болтает ею в воздухе и опускает обратно с шлёпаньем на сиденье. — Это… Чёрт, это охуительно. В этот раз Эдди усмехается звучнее. Всё же его ставка на то, что им ещё нужен хоть разок — была верной. Не зря же, блядь, несколько лет дрочился на подсчётах, должен понимать вероятности. Стив рядом лениво перекатывает голову в его сторону по спинке. Эдди отрывает с промедлением сигарету от губ, выдыхает дымно и тоже поворачивается. Смотрят друг на друга сквозь крутящийся меандр дымной волны. На секунду расслабленно-блаженно выражение лица Стива подёргивается: он вглядывается в глаза Эдди, что-то будто ищет в них, изламывает сложно брови. — Какого хрена это происходит?.. — выдаёт риторическое. Эдди и не знает, как на это отвечать. Поджимает губы, давая время сформулировать что-то связное. — Потому что мы оба этого хотим. Находит самое логичное и простое. Стив выдыхает резковато смесью то ли ироничной усмешки, то ли поверженного дыхания. — Я… не понимаю, — признаётся, откатившись затылком снова до прямого положения головы. Открывает глаза, и его длиннющие ресницы режут резкостью плавную полумглу в смаргивании. — Нет, не то чтобы… Бля, себя не понимаю. — В чём?.. — просто из необходимости поддержать разговор, откликается Эдди. Стив пробует поморщиться привычно для себя, но и на эту мимику не находится достаточно сил и основания — просто рефлекс, который тут же сглаживается настоящим, более расслабленным. — Три месяца назад я был в активном поиске той самой, — подводит итоги, дёрнув пальцами в слабом жесте, — потом меня лоб в лоб снова свела вся эта херня с Нэнси, у нас что-то… без понятия, что это было, но что-то точно было. А затем… а затем мне рвёт голову и я пиздец как хочу, чтобы ты зажал меня после задротской игры… пиздец, я уже ничего не понимаю. Эдди рассматривает его профиль, запоздало дёргает своей ладонью, чтобы скинуть пепел с сигареты за стеклом. Копаться в мотивах Харрингтона — это, конечно, то ещё болото. Он не сможет, да и, наверное, не шибко хочет. — Ты давно хотел попробовать с мужиком, — снова говорит простое, твёрдое и понятное. — Хочешь шутку?.. — Стив активно отзывается на его ответ, намного более откровенно, чем сам Эдди поддерживает разговор, снова оглядывается, улыбается. — До недавнего времени я сам в душе не знал, что так этого хотел. — И теперь это… — Эдди опять вхолостую стряхивает сигарету ленивой ладонью, лежащей запястьем на приоткрытом стекле. — Мешает твоим возвышенным чувствам и поискам вечной и прекрасной любви?.. — Ты это сказал, и звучит теперь как полное дерьмо, — усмехается, отворачиваясь. — Да нет, нет, — вяло качает головой, подчёркивает, что задевать не хотел. — Я же сказал сам — у вас с Нэнси точно что-то промелькнуло. — Как промелькнуло, так и… Похер, не знаю, затухло, погасло. Наверное. Не знаю. — Отбивать её не планируешь?.. — А?.. — Стив за какую-то короткую секунду успевает провалиться в собственные мысли. — А, нет, я ж… я не мудак, господи. Она ушла от меня к Джонатону. Не зря ж, поди. — Так она тебя кинула?.. — Ага, да. Ну, как точнее… Ох, да неважно. Просто она хотела быть с ним, а чувств ко мне не было. — И ты, как настоящий принц, будешь хранить целибат, пока она не воссияет ими снова?.. — отчего-то ёрничество всё же подбирается по глотке, срывается чуть ироничным смешком. — Что?.. Боже, нет!.. — уже искреннее сморщивается Стив. — Ну, то есть… Эдди короткой оглядкой описывает его профиль, улыбается против воли и смеётся хрипло, глухо. Корольковская мнительность моментально этого не выдерживает, Стив опять скрипит обивкой, поворачивая голову, даже толкается вяло плечом. — Слушай, чел, ну нет!.. — Да чего ты мне затираешь, — щурится по-прежнему смешливо Эдди, поднимая на него взгляд. — Ты сейчас после секса начал изливаться страданиями на тему, что у тебя чувства душевные идут врозь с желаниями тела!.. — Но если это действительно так!.. — возмущается так искренне и честно, Эдди не может выдерживать этого, у него скулы начинают болеть от постоянной улыбки. — Ну, не совсем… Слушай, не в Нэнси дело. Я просто в шоке, что за такой короткий срок всё так поменялось!.. — Да что поменялось-то?.. — улыбается Эдди, ловит с наслаждением его эмоциональный взгляд. — Я хочу этого, ты хочешь, а ещё ты хочешь в вероятном будущем сойтись с бывшей — ничего в данный момент ничему не мешает. — Да, это так, но… — Харрингтон, — уже чуть серьёзнее, но не теряя улыбки, кивает Эдди, — я же сказал: на твою высокую любовь не покушаюсь. Воспринимай это как эксперимент. Пока тебе хочется и у тебя есть время, свобода, то мы можем продолжать. Наклюнется чего с Нэнси или ещё с кем — я пропаду с горизонта. Стив теряет хватку, выдыхает, так ничего и не сказав. Взгляда не отводит от глаз. — Тебе хорошо со мной?.. — задаёт вопрос в лоб Эдди, тоже вглядываясь в его зрачки. — В сексе?.. Стив моргает, медленно вдыхает. — Пиздец как, — он будто и не умеет врать вовсе, всем лицом отражает ответ: чуть вздрагивают брови в чувственном изломе, губы теряют приподнятые уголки защитной улыбки, взгляд темнеет от длительности и чуткости. Эдди, напротив, улыбается едва заметно в ответ — тепло, мягко, без напускного. — Тогда и не думай ни о чём. Подаётся ближе, тянется шеей, и Стив уже без этих путанных затупов, желания попиздеть склоняется тоже. В этот раз целуются нежно, чутко. Прям как тогда, когда Эдди впервые его пригубил. И то, как от простого сминания губами с прикрытыми глазами тонким разрядом тока в солнечное сплетение, теплом за рёбрами — даёт самый простой ответ. Всё отлично. Не надо дальше путаться. Запутаться в жизни они всегда успеют. Но как-нибудь потом.

***

Дальше следует период, который Эдди готов назвать своим золотым временем — такое обязано быть у каждого хоть когда-то, обычно по молодости, юности. Стив соглашается на секс без ёбли мозгов. Всё логично, понятно и кристально ясно: Эдди просто хочет трахаться, а Стив — хочет вдоволь потрахаться именно с мужиком. Вряд ли последующие отношения с женщинами предполагают волю для реализации его тайных желаний. Эдди для шутки думает над выражением лица Уиллер, если Стив попросит её даже просто за яйца его подержать, и разоряется сам с собой адским гоготом. Ещё тогда, когда Эдди натягивает куртку и собирается отчаливать из тачки, он бросается напоследок “что делаешь в воскресенье вечером?”, и Эдди подъёбывает, что даже предложение поебаться от него звучит как культурное приглашение на свидание. Но, к удивлению Эдди, свиданием это сложно назвать: в воскресенье Стив подъезжает ближе к сумеркам на своей машине к трейлеру Эдди, немного стоит, обменивается незначащими фразами, пока тот курит, заходит в трейлер, будто и не спешит никуда, а уже внутри сначала льнёт в неуверенно-осторожном поцелуе, а когда Эдди припечатывает его к стене — стонет в рот, жмурится блаженно, начинает хаотично раздеваться, лапать, сам тереться и подставляться. Это поначалу Стив ещё балансирует на какой-то сложно-острой грани внутренних сомнений, а как шагает в пропасть — только ветер в ушах свистит. Стив страстный, голодный. Это чувствуется в его сжимающихся крепко пальцах на каждой части тела, в порывистости целовать, толкать руку в трусы, в постоянно зажмуренных глазах и желании продлить удовольствие — не оголодать снова. Эдди за короткий период притирки выучивает темп Харрингтона, чтобы от зубов отскакивало: распалить, поддрочить, затем потянуть нежные ласки, оттягивая момент оргазма, в обязательном порядке поиграться с его мошонкой, а затем довести ярко и быстро. Эдди и не думал, что у него будет настолько регулярный секс. Частый, страстный и, блядь, качественный. Ему нравится то, что это не похоже на пугливую дрочку по углам, лишь бы поскорее спустить в чужую руку, а после — суетливый побег подальше. Нет, Харрингтон не изменяет себе нигде: он действительно трахается запалисто, на эмоциях, полностью отключая голову, но при этом выкладывается в самом процессе, не забывает о том, что должно быть не только ему хорошо. После секса в трейлере в вечер воскресенье, Эдди курит себе в окно, сидя голой задницей на столе, смотрит с удовольствием, как Стив лениво растекается по его кровати, потягивается неохотно, потом, потупив, спрашивает, где салфетки, чтобы вытереться. Стив Харрингтон, чёрт возьми. Лежит в его комнате голый, покачивает хером, когда сам поднимается и идёт до комода, по-простому садится и начинает рыться с перебором, под какой из книг всё же есть пачка салфеток. — А у тебя же было… так? — спрашивает он, пока вытирается. Эдди смотрит на него, моргает. — В каком смысле?.. — Ну, я имею в виду… — Стив так же резко отрывается рукой, размахивает в путанном жесте салфеткой. — С мужчинами. Ну, что так же к себе, просто видитесь для секса и… — А, не, — качает головой. — Если тебе польстит, то ты первый, с кем я трахаюсь у себя дома. — Да?.. — оглядывается, вопросительно изогнув бровь. Эдди ухмыляется, затягиваясь. Он мог бы приврать про богатый сексуальный опыт, но не видит смысла. Если говорить начистоту, то у Эдди с мужиками опыт: нескольких отсосов в толчках или за трейлерами на концертах, одно приятельство с привилегиями и пара разов на стороне с едва знакомыми парнями. Но для Стива, который едва-едва третий раз спит с Эдди, это уже много. — У тебя уже были отношения ради секса?.. — уточняет, и Эдди давит в сторону умилительную улыбку от слова “отношения”. Да, отношения — Стив Харрингтон даже называет это привычными для себя именами, у него нет понимания, что секс бывает и без них вовсе. — Да, что-то вроде этого. — О, — он вскидывает оценивающе брови, поджимает губы. — А как долго, если не секрет?.. Эдди прищуривается, глядя на потолочную лампочку, затягивается. — Я не считал, — честно пожимает плечом. — Год-полтора где-то. Пока Рика не посадили. — Понял, — кивает на первую часть фразы, а потом, с затупом округляет глаза: — Так, погоди. Рик?.. Это не тот, что как чай?.. — Бля, он самый хреновый чай на свете, — оценивает шутку Эдди, начинает заливаться смехом больше от неё, чем от офигивания Стива рядом. — Вот… чёрт!.. Эдди не совсем понимает, что в этом такого удивительного: они же его тогда и отследили в его домике, очевидно, что он неплохо его знал и приятельствовал. Но Стив скороговоркой перебивает, что это-то и понятно, но то, что они спали… для него шок. История Эдди и Рика очень простая: они познакомились на каком-то тусняке в штате, потом охренели от того, что в одном городе живут, покурили вместе травки, Рик затёр про то, что толкать ему влом половину, и так понеслось. Эдди как раз искал быстрый способ найти денег, поэтому быстро садаптировался в роли торгаша. Чтобы точно без наебательств, Эдди начал с ним корешиться, налаживать отношения и вне товара. А там Рик, раскурив с ним самый ядрёный бонг, который только Эдди пробовал в своей жизни, немного масляно поинтересовался, было ли у Эдди с парнями, получил положительный ответ, да так и потрахались. В отличие от Харрингтона, с Риком не нужно было тратить лишних слов: просто встречались, вели дела, трахались по настроению. Частенько у Рика не стоял, он просто просил трахнуть его да пожёстче. Говорил, что его умиротворяет скрип дивана и хуй в жопе, это прям ступень поближе к нирване. — Ебануться, — комментирует с по-прежнему круглыми глазами Стив. Эдди безынтересно пожимает плечом — да нет, вполне привычная херня. Но беда в том, что этот сраный королёк Хокинса — не такой, непривычный. Идеальный король, муж, отец, ещё тысяча званий — всё это сраный Стив Харрингтон. Но при этом он ещё тот, у кого взгляд темнеет от намёков Эдди, тот, кто сглатывает, отводит взгляд, предательски соскальзывает им на чужую ширинку. Эдди не станет за Стива говорить, кто он там, в каких пропорциях, но то, что он определённо долго хотел и дорвался — это однозначно. На какое-то время даже жизнь начинает ярче играть красками от того, как часто Эдди ходит с пустыми яйцами или с чётким осознанием, что он точно пересечётся со Стивом и исправит это дело. Эдди живее улыбается на встречах, иногда на радостях широким жестом предлагает скидочку, если возьмут побольше грамм. Хреначится на репетициях, подогревает парней с большим количеством инициатив, отыгрывает пятерым алкашам в баре с таким рвением, будто это его соло концерт на стадионе. — А, ты говорил, что… у тебя первый раз был тоже с парнем. Это реально так или ты меня разъебать хотел?.. С этим разговором Стив подстревает ещё через пару раз, в фургоне у Эдди. Распахнуты двери кузова, они по-простому заезжают куда-то в лес, свешивают голые волосатые ноги с края, стараются не соскальзывать на холодное неприятное железо и лежат на пледе. Эдди спрашивает из вежливости, не хочет ли он дунуть, но тот отмахивается. И Эдди закуривает сигарету. — Правда, — кивает, откладывает с железным бряканьем по дну зажигалку. — И… ты так понял, что… — Стив долго крутит ладонью над ними в жесте, подбирает слова. — Ну, как ты вообще понял, что и с парнями хочешь?.. — Ну ты же как-то понял, — посмеивается лениво. Стив очень любит поговорить, поспрашивать. Эдди не против, он и по разговорам неплохой, не скучно с ним потрещать, хотя и в половине того, в чём разбирается Эдди, нихрена не понимает. Но это даже приятно. Эдди вдруг осознаёт, что уже давно долго не разговаривал ни с кем, кроме своих основных кругов общения: с ребятами в клубе огненной геены или на репетициях. Разговоры с подвыпившами челами в баре, с теми, кому толкает — это так, обычная вежливость, и разговором не назвать. В итоге Эдди не жалко, а Стиву определённо интересно — он совсем недавно начинает раскрывать в себе стороны, которые задвигал на задний план, Эдди и не станет мешать его интересу, как приличный батёк или вроде того. Первый раз у Эдди был в четырнадцать. Он смылся автостопом на концерт Kiss от дяди, едва прожив с ним месяц после того, как отца посадили. Он тогда ещё горел по року, только прислушиваясь к чему-то тяжёлому, а в фаворитах у него держалась сраная “I Was Made For Lovin’ You”. Поэтому, забив на притирку с дядей и разгребая весь свой воз проблем с помощью излюбленного побега, Эдди рванул с хрен пойми кем и по пути словился с неплохими ребятами. В основном там были парни и девки за восемнадцать, но с ними ехала и пара подростков. Среди них и затесался “первый секс” Эдди Мансона — немного молчаливый паренёк, у которого громко гремели цепи на жилетке, когда их фургон подскакивал на кочке. Эдди петушился, был безбашенным, поэтому его не сильно смущала компания постарше. Он в основном и плавал в таких кругах. Но сблизился он, как уже логично, с тем, с кем больше было общего: сраная школа, тебя не понимают, семья — полный пиздец, даже сигареты одной дешёвой марки курили, поскольку именно их тырили кто у батьков и дядь, кто у отчимов. Эдди сразу заметил, что парень на него смотрит долго, неотрывно, даже когда вокруг орала музыка и тряслось всё вместе с людьми. Эдди было интересно, он тоже отвечал долгими взглядами. Потом они отбились от своей основной группки, шастали по палаточному лагерю приезжих недалеко от города, в котором намечался концерт. Там словились с какими-то хиппарями, те предложили травку, они не стали отказываться. И вот, лёжа в палатке какого-то Слэмми Кокки, ловя расслабление и дурные смешки, глядя в покачивающийся ловец снов, они засосались. Просто засосаться и разбежаться в таком состоянии казалось тупым, поэтому они полезли друг другу в штаны, как-то валко-неловко пытались поймать общую волну и кончить. Парень был явно поопытнее Эдди, говорил уже учёными фразами и направлял чётче. Эдди просто плыл по течению. А потом, когда проспался, запил остатками горького пива со стола их группы, покривившись, понял, что не испытывает за этот эпизод стыда. Было хорошо, приятно. Да, у них обоих было по хую, но это как-то не сказалось ни на чём в жизни и мировоззрении Эдди. Эдди замалчивает немного то, что в его жизни вообще не первостепенная проблема — что у кого в трусах. Да и, может, он немного приукрашивает, что совсем не парился потом насчёт произошедшего, но яркого отпечатка на нём это и впрямь не оставило. Он просто решает для себя, что ему похуй. Главное, чтобы легко, весело и ненапряжно, а уж какого пола — поебать. С девушками и парнями, конечно, разные искры. Это как разные ноты, но и те, и те кайфовые по-своему. — Так легко?.. — удивляется Стив, поворачивает к нему голову, шурша пледом. Эдди косится на него, тоже перекатывается затылком по складкам ткани. — А у тебя больно сложно?.. — ухмыляется, разглядывает вблизи. Стив хочет ответить, то открывает, то закрывает рот, хмурится, насупливается, но так и оставляет приятную лесную тишину без слова против. За гранью потолка кузова покачиваются сосны, трещат ветками. Спокойно перекрикиваются птицы. После первой недели секса то у Эдди в трейлере, то в фургоне, то на заднем сиденье тачки самого Харрингтона, Стив умеряет пылкость, видимо, прочухивает, что Эдди не собирается исчезать — сам стабильно ждёт и приходит, подначивает словами. Голод Стива поумеряется, слабнет. Подключаются мозги и то, что сплошное импульсивное передёргивание чужого члена не даёт уже нужного удара в голову. Наверное, на этом бы ему должно свернуть лавочку эксперимента: он вкусил все прелести секса с мужиком, набрал полные лёгкие тяжёлой вони пота, как в мужской раздевалке, облапывает и сжимает каждую выпуклую часть тела Эдди, вдрабливает в память каждую татуировку. Но, видимо, Стиву не только страсти не хватало, а секса в общем — и спокойного, и нежного, и любого другого на его вкус. Ещё через раз, когда Эдди на пару секунд прерывает их бодрые пососушки на заднем сиденье тачки Харрингтона, чтобы достать презервативы (разжился ими наконец), Стив вдруг вспоминает про это. — А, эм… — глядя, как Эдди надкусывает уголок и вскрывает один, он затупливает, приглаживает волосы, — я могу спросить?.. Наверное, это слегка не в тему и пиздец как поздно спрашивать, но я так, на всякий случай. — Валяй, — жмёт плечом Эдди, достаёт склизкий кругляш. Стив, подтормаживая, наблюдает немного за тем, как Эдди брякает цепью на штанах, приспуская их, начинает раскатывать латекс по стоящему херу. — Не подумай, что я, там, обвиняю или что-то ещё, — Стив в своём репертуаре пробует зайти к теме издалека, Эдди косится на него, предвосхищая, что это надолго, — но… Ты предохранялся с Риком?.. О, так вот почему вспомнил. Эдди, понимая, что ответ нужен больше, чем его короткое “да, разумеется”, бросает поправление презика на себе — садится удобнее на сиденье, выдыхает, откидывает локти на спинку. Стив рядом напряжённо сглатывает. — Да, я был в защите, — кивает абсолютно серьёзно он, чуть поводя расслабленной ладонью. Качает головой, сразу думая, какую ещё вводную информацию стоит выложить. — Поверь, Харрингтон, я не совсем придурок. Рик тот ещё торчок и я не уверен, какое количество народа его ебало или он ебал. Поэтому да, да, я, как ссыкливый мальчик, даже в рот ему давал в гондоне. — Да, понял, прости, — шипит сразу Стив в ответ, зажмуривается. Осознаёт, что приписывает Эдди черты конченного говнаря, хотя по факту он таким не является. — Тупой вопрос, да. Но я… — Да не, вопрос нормальный, — с пониманием выдыхает Эдди. Потом, округлив глаза, активнее взмахивает рукой: — Учитывая, что мы уже спали с тобой без всяких гондонов, логично, что ты интересуешься, не будет ли у тебя после наших поебушек капать с конца. — Да, я просто недавно об этом думал и… — подхватывает брошенную нить поддержки, начинает порывистее взмахивать ладонями в жестах. — Если тебя я хотя бы знаю, ну, не так, чтобы хорошо и тесно, но всё равно… Эдди прыскает смешком, качает головой. Чёрт, Стив Харрингтон — он то ли до усрачки забавный, то ли милый. Кто ещё определяет букет венеры по близости межличностных отношений. Стив и сам понимает, что говорит тупость. Посмеивается следом, улыбается. — Ради справедливости, с меня тоже спрос есть, — закатив глаза, уточняет с улыбкой. — Но мне по работе требовалось пройти медобследование, так что… — Я и не сомневался, что королевский хуй блестит, как золотой слиток, — ухмыляется Эдди, поднимая на Стива смеющеся-прищуренный взгляд. — Будь спокоен: увы, из-за моих постоянных отложенных выпусков я тоже гоняю на обследования каждый год, как, блядь, рок-звёзды после афтепати. После того, как Рика посадили, был там, так что будь у меня дерьмо, боюсь, школу бы мне и в теории закончить не дали. — Хорошо, понял, — Стиву идёт сраная приглушённая улыбка, тёплая такая, не для всех. — Так ты решил с презиком, просто… Он кивает на всё ещё стоячий член Эдди в обтяжке мутного латекса, и они оба уже фыкают смешками. Чёртов Харрингтон. Заставляет говорить даже тогда, когда Эдди не планирует. Кажется, он привыкает. Стив не из тех, с кем молча можно встретиться, спустить штаны, стресс и сперму, с ним… человеческий контакт, наверное. Лёгкий, приятный. Эдди улыбается, разглядывает его лицо. Хороший он парень, Стив Харрингтон. А ещё и чванливо приличный. Но не до такой степени, чтобы раздражать. Например, про использование гондонов он думал непорядочно несколько недель. Эдди подбирается, сбрасывает вместе с встряхиванием ладони тёплое чувство, заполняющее грудь, наигранно удивлённо указывает рукой на свой хер. — А вдруг корольку параллельно со мной приспичит присунуть фрейлине, — смешливо серьёзно, округляя глаза, говорит. — А фрейлина даёт не только королям, но ещё и всем рыцарям круглого стола!.. — Пошёл ты!.. — отфыркивается Стив, но пихает в плечо небольно, тоже шутливо. — Да и “фрейлин” никаких нет… — Но могут быть, — кивает Эдди, потом, уже перешагивая черту наигранности, комментирует серьёзно: — Мне без разницы, Стив, если что. — Да знаю, знаю, — вздыхает он тяжело, умывает лицо ладонями. Потом замирает, отводит пальцы от глаз: — Не знаю, мне как-то… Не умею я на несколько фронтов. Неестественно. — Как знаешь, — вскидывает примирительно руки Эдди. — А, эм… — Стив ещё раз качает головой на растянутый презик на его хую. — У тебя, может, кто-то?.. О, да никого у Эдди и на горизонте нет. Он не мистер популярность, в отличие от некоторых, когда перепадает, тогда и доволен. Эдди поджимает губы, разводит руками. — Фрейлины мне не дают, — шутит. — Но если вдруг, то я предупрежу, если что. — Окей, — кивает Стив. — Я тоже скажу, если кто-то будет. — Окей. — Отлично. Гондон в итоге остаётся лишь натянутым, но не использованным: они как-то быстро сходятся во мнении, что тогда это не имеет смысла, раз оба пока что ебутся только друг с другом. Да и все остальные разы они тоже были без защиты. — Я тебе доверяю, Харрингтон, — нарочито слащаво кривляется Эдди, прежде чем они засасываются и продолжают. К слову о доверии и вере. Хоть Эдди особо и не верит, но план “разрекламировать ПиД через Харрингтона” немного работает: когда все собираются обычным составом и поносят Лукаса за очередное отсутствие, подходят две девочки с окулярами, робко спрашивают, они ли играют в какую-то прикольную игру с выборами и героями. Девочки, конечно, невесть какая аудитория, но охреневшие вообще от такого вопроса члены огненной геены всё же распростирают руки и приглашают внутрь. Сами потенциальные члены не решаются поиграть в первую партию, но просятся просто посмотреть, живо наблюдают за всем и уходят, пообещав, что почитают подробнее и уже вернутся, готовые влиться. — Ты серьёзно рассказал им про Подземелья, когда они выбирали фильм на пижамную вечеринку?.. — хренеет по-хорошему Эдди, натягивая футболку, и Стив, уже застёгивающий джинсы, жмёт плечами: — Ну так, вроде… я обещал порассказывать. — И что, много народа слушает?.. — Эдди немного окрыляется. — Ну… не очень, — кривится в ответ в сомнении. — Я уже выбрал тактику, что рассказываю только тем, кто спрашивает какое-то похожее по жанру кино. Будто между слов. Если становится интересно — говорю, что в старшей школе есть клуб. — Часто спрашивают?.. — М-м-м… нет. В основном начинают интересоваться мужики постарше, но как слышат про школьный клуб — быстро списывают на детскую развлекаловку, теряют интерес. — Бля… Промоутер из тебя, конечно… — Ой, слушай, отвали!.. Дядя спрашивает, неужели у Эдди с учёбой попёрло, когда он подхватывает, намурлыкивая под нос, ключи от фургона. Эдди отвечает честно, что нет, просто настроение хорошее, а дядя усмехается, комментирует — как-то частенько в последнее время оно хорошее. А с чего бы ради ему быть плохим, в самом деле. У Эдди всё в ажуре: деньги есть от торговли каннабисом, их клуб понемногу реабилитируется хотя бы в небольших кругах, с музыкой всё стабильно, а ещё Стив Харрингтон учится сосать, и Эдди думает об этом чаще, чем о тестах у миссис Доусон. Теперь, забирая из школы Робин, Стив видит Эдди и здоровается открыто. Обменивается поддёвками, закатывает глаза, ставит руки в боки, а потом, пока Робин садится на пассажирское, говоря “что больше не хочет слушать этот абсолютно странный флирт”, спрашивает: — Завтра свободен? — Играю в баре, — цыкает уголком рта Эдди, но, едва заметив как Стив кивает в понимании, но немного разочарованно облизывает губы, спешит добавить: — Могу нажраться после, заберёшь меня. Стив вскидывает долгий взгляд. — А пункт про нажраться обязательный?.. — потом резко морщится, осмысляет, что ему буквально не дают выбора. — И в смысле заберёшь?.. У тебя же своя тачка есть!.. — Будет что сказать парням, почему поехал не на своей, — подбивая походя сигарету в губы, пожимает плечами. Парни, к слову, и не спрашивают вообще. Не то чтобы они были супер друзьями, просто иногда вместе зависали и играли: что в баре, что в школьном клубе. Джефф и Гаррет между собой друзья детства. Грант просто прибивается к тусовке в старшей, тоже угарает по металлу, но сам себе на уме. Эдди для них как эдакий заводила, инициатор всего крутого и безумного. Но разговоры по душам, приглашения на дни рождения — нет, это не про них. Поэтому никто не интересуется, когда Эдди, перекинув гитару через плечо, прыгает в тачку притормозившего на паркове Стива Харрингтона. А тот, боже, он не знает различий между рок-н-роллом и металлом — приснимает чёрные очки, подтверждает статус бывшего королька с этим своим перекинутым локтём через открытое окно и укладкой назад. Впрочем, Эдди недолго его стебёт, а Стив в ответ раздражается, взмахивает рукой, что он не отстал от жизни. Сворачивают с дороги, останавливаются, недолго подсвечиваются в сумерках алыми габаритами. — Эдди, — спрашивает он, выискивая футболку на коврике под задним сиденьем, пока Эдди курит в окно, прижимая свои вещи голой задницей, — всё спросить хотел: а у тебя какие слабые точки?.. Вопрос ставит в тупик. Эдди выдыхает дым, оттопыривая нижнюю губу, думает, почёсывая бровь в паузу. — Это в каком смысле?.. — оглядывается, снова затягиваясь. — В плане секса, — Стив зажмуривается, обводит в жесте круг ладонью по воздуху бегло, немного жмурится, понимая, что не с первого раза верно сформулировал мысль. — Я имею в виду, что… Ну, ты мою нашёл и успешно этим пользуешься. — О-о-о, — Эдди ухмыляется, приклеивается взглядом к Стиву, — это ты про то, как ты начинаешь скулить, когда твои яйца трогаешь?.. Стив смущается, поджимает губы, но кивает, сплеснув руками: — Да-да, ты понял, — Эдди смеётся, отворачиваясь в сторону окна, продолжает неторопливо курить под его говор. — Я пробовал найти у тебя что-то подобное, но как-то… То ли мне не везёт, то ли моего усердия не хватило. Поэтому подумал спросить напрямую, чтобы тебе тоже было в кайф. Эдди поджимает оценивающе губы, глядя на своё полустёртое светом внутри салона отражение. Охуеть. Разговоры вне секса про то, как кому-то сделать лучше в сексе. Эдди не против, нет, но в который раз поражается сраному Харрингтону: насколько честно и прямо, как ответственно подходит к любому вопросу, хотя и не кажется, что он вообще должен быть в этом заинтересован. В беглом сексе, как успевает выучить за свои двадцать лет Эдди, такие детали не освящаются — что успел брякнуть в процессе, то и будет, а вести долгие и заунывные разговоры о том как, где лучше трогать, где нет, это уж, будь добр, припрячь для кого-то более неравнодушного. Например, для Стива Харрингтона. Эдди докуривает до фильтра, отщёлкивает бычок в сгустившуюся лесную темноту, не торопится закрывать окно. — Даже не знаю, — честно отвечает, — мне многое нравится. — Ну, а прям то, что мозги вышибает?.. — Стив изламывает брови, вглядывается с неподдельным ожиданием со стороны. Приходится подождать, пока Эдди мычит в потерянном размышлении, перекидывает медиатор на цепочке со спины обратно на грудь, чешет неправильно поджатое на паху место. — Слушай, не знаю, — более тщательно проанализировав весь свой секс, отвечает. — Чтобы одно и тоже, отчего штырит — не припомню. Смотря к чему настроение ляжет, наверное. Он переводит взгляд на Стива, для верности пожимает плечами, и тот, бегло отводя глаза, кивает. — А-а-а… ладно, понял, — пробует вернуться к поиску футболки под ногами, но тут же нахмуривается, распрямляется обратно в забытой мысли: — Что, прям… совсем ничего?.. — Харрингтон, что тебе так упёрлось?.. — не выдерживает Эдди и улыбается ёрнически. — Блин, да хочу, чтобы ты тоже больше удовольствия получал, — отбрыкивается серьёзно, насупливается. — Типа… мне действительно от того, что ты делаешь, крышу сносит, а вот как тебе так же приятно сделать… Ну, я, конечно, надеюсь, что сосу лучше, чем в первый раз, но всё же. Эдди замирает. Стива Харрингтона реально парит, что принесёт Эдди удовольствие в сексе. А ведь они просто трахаются. Ради эксперимента, ради пустых яиц и без проблем в головах. Но Стив уже парится на счёт чего-то. Эдди бы съязвить, ткнуть в то, что парится — это не тот формат, который они обговаривали, но по факту Стив интересуется самым прямым и важным вопросом в их взаимоотношениях. Он выдыхает, неловко взъерошивает волосы на затылке, собирает на подушечки пальцев пот по проборам. Окидывает взглядом тени сосен за машинным стеклом. — Я подумаю на досуге, ладно?.. Ты меня реально в тупик поставил. Это оказывается действительно не самым простым вопросом. Эдди ходит несколько дней, иногда подлипает подолгу взглядом, вспоминает, анализирует, пробует понять, от чего бы ему крышу срывало, но всё настолько разрозненное и вправду будто бы просто зависящее от настроения. Однако подумав ещё день, выявив свои самые яркие моменты в сексе, Эдди неожиданно находит общее сходство. — Прозвучит странно, — предупреждает он, вскидывая руки как для дистанции, когда Стив уже привычно заходит к нему в комнату и бросает куртку на стул, поднимает брови вопросительно-выжидающе, — но я, кажется, понял, на что у меня дымит! У Эдди охуенно богатая фантазия, да. И именно заигрывания с ней, а не просто с частью тела, как долбёжка в одно место, заводят его с полоборота до ста. И вместо того, чтобы уже вжиматься в кровать и скидывать шмотки, Эдди путано, но крайне эмоционально объясняет, от чего ему рвёт голову, приводит примеры, а Стив внимательно и с интересом слушает эту херню, кивает, вникает. Это будучи полностью одетыми. Странные они приятели по перепиху. Эдди нравится, когда ему намекают, обещают. И ещё долгое время не выполняют этого, оставляют простор для фантазии, и Эдди так с лихвой докручивает себя до нужного, представляет сам то, что ему больше хочется, что он моментально отключается. Например, как тогда Стив неожиданно взял и обсосал его пальцы, снимая кольца. У Эдди голова взорвалась. Он и не знал, что может так завестись просто от того, что кто-то ползает языком по его рукам, снизывает кольца губами. Но секунда, и его мозг докручивает: будто это не пальцы, а его хуй, подменяет местами, и это ощущается даже лучше, чем минет. — Понял, — спустя долгие и путанные полчаса объяснений, кивает Стив. — Я пока хрен знает, что именно сделать… Но я буду пробовать. И сраный Харрингтон охуеть как начинает пробовать. Эдди и не знал, что это действительно его слабая точка, тот крючок, на который можно насадить, пропоров челюсть, и тащить на леске без особых сопротивлений. Первый раз Эдди вырубается из жизни и происходящего вокруг, когда Стив, забирая его из бара после их квёлых отыгрышей, сидит на своём водительском, приспустив окно, снимает очки и… начинает мазать контрастными взглядами на ширинку курящего рядом Эдди, а затем и вовсе играться дужкой со ртом. Не показательно-пошло — просто прикусывает, оставляет зазывно приоткрытым рот, там перекатывает языком по мягкому изгибу. Эдди так и отключается. Просто замирает с сигаретой у губ — та чадит, дымит вхолостую — и не сводит подвисшего взгляда с Харрингтона. Во второй раз Стив повторяет фокус с кольцами — Эдди опять отрубается, просто зачарованно смотрит, изломив в чувствительности брови, не может и двинуться от того, как его расковыривает от одного понимания, что скоро этот же Стив будет ему отсасывать. Это кажется тупым, даже банальным по прошествию времени, но после таких заигрываний Эдди кончает буквально сразу. Пара движений рукой, и всё, он стонет, изливается густо и много. Стив продолжает свои эксперименты теперь уже над вариативностью возбудителей: может просто долго мять его внутреннюю часть бедра, но обходить паховую зону — Эдди готов скулить; может будто бы ненарочно, пока тот ждёт окончания его смены в прокате, заполнять какие-то бумажки за стойкой и водить напряжённым кончиком языка за щекой — Эдди готов скулить; может обхватить, как он любит, руками бёдра и начать покачиваться в своих срано-узких джинсах, но не расслабленно, а прям со знакомым им обоим темпом — Эдди готов скулить. Эрогенная зона у Эдди — его блядский мозг. Если немного постимулировать, заставить увязнуть в предвкушении того, что будет в сексе — Эдди свержен, он кончает от давления чуть ли не на любую часть тела. Потом Эдди думает, что это пиздец как позорно: чтобы заставить кончить со стонами Харрингтона — ему всего лишь нужно стянуть с него джинсы, трусы и помять нежно яйца; чтобы заставить кончить со стонами Эдди — можно просто минут пять, стоя от него вдалеке, повторять непризывные жесты. И Эдди сойдёт с ума. Тут же. Их контакт вместе с сексом налаживается. Говорят немного о том, о сём, Эдди думает, что лучше и быть не могло. Но ничего идеального не бывает, да. И первый звоночек Эдди слышит, когда извещает Стива после секса, что ему ещё надо съездить по делу. На встречу. Не сказать, что Эдди как-то прятал от него то, чем он зарабатывает: он спокойно мог слазить и в ящик при нём, и временно, пока ищет что-то, выкинуть на сиденье свёрнутую пачку купюр. Это Харрингтон — он точно не нуждается в бабках. И в травке, судя по всему. Одеваясь, Эдди лезет куда-то в шкаф, проверят и так не больно большие запасы. И Стив спрашивает с кровати: — А ты сам употребляешь?.. Эдди оглядывается на него, удивившись, потом, не заметив ничего странного в его лице, возвращается к поиску. — На постоянке? Нет, захер, — отвечает по-бытовому, брякает железными коробочками, находит целую армию недокрашенных фигурок для ПиД. — Это, скорее, неоговариваемое правило: если торгуешь, то не сидишь на этом. Согласись, будет сложно предлагать товар, если ты сам не прочь его стащить на одного себя втихаря… Бля, да где же?.. Не-не, это не так работает. Не, я, конечно, пробовал, так что знаю, что предлагаю и какой эффект. Ну, и минусы тоже, а куда без них… А так, нет, сам я не великий фанат: травка ещё ничего, под настроение заходит, ещё смотря какая, а вот кет… бля, ненавижу, нахуй, кет, я после него как-то раз чуть желудок себе не выблевал, у меня прям жёсткая реакция на него какая-то, мб непереносимость чего… О, сука, наконец!.. Нашёл. Эдди оборачивается, довольный находкой, чешет до чёрного ящика, отставленного на стул. Брякает железным креплением. — Тогда зачем?.. Вопрос не сразу обрастает смыслом в голове, Эдди с запозданием оборачивается на голос. Встречается с напряжённо-долгим взглядом. О. Осуждение. Эдди не сразу обращает внимание на то, что со Стивом он никогда не развивает этой темы. Эдди и плевать на самом деле, трепаться о траве и том, что “ты пробовал псилу?” или “чёрт, а добудешь ли крэк” — это больше его профессиональный галдёж. Эдди дёргает в смешанной эмоции уголком губ, распрямляется. — А к чему вопрос, Харрингтон? — Да просто… — он разводит руками, хлопает себя по коленям, поджав губы в рассуждении, — не знаю, есть куча работы. Ну, как куча, ладно, но есть же возможность просто работать без… Без нелегальщины. — Ну замечательно, что есть, — голос Эдди проседает, не оставляет и оттенка веселья. — Вот и работай. Стив оглядывается на него потерянно, выгибает брови в неуверенности и оценивании. Ещё раз хлопает себя по коленям. — Извини, просто спросил, — разводит снова руками, показывая, что не собирается продолжать допрос. Расслабляется. — Мне было интересно, вот и всё. — Думаю, я удовлетворил твой интерес, — тоже с лёгкостью идёт на мир, выдавливает искусственную улыбку. — Во всех вопросах, которые когда-либо тебя интересовали. Стив предательски прыскает, качает головой, и Эдди только тогда внутренне расслабляется. Потом думает, что, наверное, зря так напрягся: по сути Стив не спросил ничего такого ужасного, не высказал никакой точки зрения. Просто Эдди подсознательно ждёт от него чего-то такого — правильного, лощёного, что принижает всем своим существованием его. Если такой, как Стив Харрингтон, забухал — что-то тяжёлое произошло, понять-простить-поддержать. Если такой, как Эдди Мансон, забухал — понятно, от него другого и не ожидалось, боже, и он до сих пор учится в школе?.. А уж терпеть морализаторские допросы от такого, как сраный королёк — нет уж, нахуй. Стиву не нужно делать вид, что пробует понять, он никогда не поймёт, у него с рождения золотая ложка в жопе. Эдди немного злится и затухает, пока едет до встречи, окатывает себя объективным, что ничего и не произошло толком. А уже на следующий раз, пересекаясь со Стивом, тот без тени прошлого разговора начинает ныть, что Дастин использует его как свою личную повозку, и Эдди окончательно успокаивается. Спросил и спросил. Ни на чём это не сказывается. Даже на том, что Стив обнаруживает слабую точку Эдди и раскочегаривается до полного контроля над его хуём. Это заставляет Эдди следом подорваться реактивнее в разнообразии их секса. Точку-то он уже знает. Остаётся немного фантазии. В очередной раз, когда Эдди спускается по кровати между не сильно широко разведённых ног Стива для минета, он опаляет головку дыханием, затем насмешливо целует и — ниже. Выцеловывает вкрадчиво по всему стволу под корень и прихватывает губами нежную тонкую кожу, приподнимает яйца на пальцах. Стив извергается в воздух настолько глубоким и тяжёлым стоном, что прежние увещевания, что ему отрывает башку — херня. Когда Эдди, придрочившись к тому, чтобы облизывать и давить небольно языком на гуляющие под кожей, берёт одно в рот. Стив как по щелчку разводит ноги в стороны широко, сам прихватывает себя за член, поддрачивая, и стонет вместо дыхания, шипит от удовольствия, когда в обхвате губ по его яйцу начинает кружить язык. Кончает фонтаном, едва Эдди возвращается и берёт в рот. А потом долго, благодарно-скуляще целует его в плечо, как только Эдди падает рядом, немного бредит в отливе оргазма, что так ярко он ещё не кончал. Что ж, не зря проходит эксперимент королька Харрингтона — теперь он тоже, если будет заигрываться, будет получать долгую прелюдию с посасыванием его яиц и твёрдой просьбой себя не трогать в этот момент. Он ёбнется умом, и Эдди будет отмщён. — Ты охренеть какой чувствительный, — делится Эдди, посмеиваясь собственным мыслям. — Раньше я себе таким не казался, — отвечает честно, пробуя отдышаться, Стив. — Мне говорили, что я нежный, хороший и… — Значит бабы, которых ты трахал — дуры, — авторитетно фыркает в ответ. Эдди не готов поверить, что все девушки, с которыми спал Харрингтон, настолько слепые или глухие. Ну, или недостаточно опытные. Их контроль друг над другом в плане фетишей упрочивается, устаканивается на равных позициях, и Стив возвращается к упору в то, как лучше делать минет. Эдди не очень понимает его потребность всё довести до наиболее высокого уровня, но списывает это на бывшие спортсменские амбиции: стремись к большему, совершенствуйся, завоюй медальку или кубок. Выдавать медальку за лучший минет Эдди не собирается. Но по ощущениям Стив хочет именно её заслужить. От первого неловкого и осторожного отсоса по пьяни Стив планомерно с каждым сексом идёт уверенно к лучшему: уже не цепляет случайно зубами, всегда поддрачивает оставшуюся часть вне губ, чередует разные приёмы, учится держать ритм дольше и даже брать глубже. Эдди спрашивает его, для чего так стараться — вообще он не против, кто будет против хорошего отсоса — но такую старательность не совсем понимает. Стив отвечает по-простому — хочет доставить кайф. Да и тупо будет, если они ебутся так часто, а он так и не въедет, как хорошо делать ему минет. Эдди опять — в который раз уже — подвисает, офигивает больше от личности Стива, чем от его навыков, и закрывает шутливые распросы. Стив нацелен на то, чтобы они не просто бегло сдрачивались, иногда посасывая друг у друга, но ещё и действительно каждый раз получали от этого удовольствие. Удовольствие минимальное предполагает и так сам факт, что ты дрочишь не один, а тебе кто-то, но лучше намного, когда этот кто-то знает твой ритм, знает как подогреть, возбудить, когда потянуть паузу для острастки, сам улучшает и повышает на несколько уровней движение своей руки. Эдди хренеет от того, на какой уровень их выходят изначально беглые поебушки — это действительно охуительно, даже когда страсть и энергия от новизны сходит полностью, без остатка. У них обоих уже нет того фурора, но желание не улетучивается, как от случайного перепихона с кем-то — потому что есть чёткое понимание, что аппетит точно придёт во время еды: знают, как готовить и что, вкусовые предпочтения. Эдди не знает, какой там Джонатон в сексе, но точно уверен, что Нэнси проебалась — такого любовника как Харрингтон нужно беречь, занести в красную книгу и сдувать пылинки с записи о нём, поскольку кто ещё так будет въёбываться в своё и чужое удовольствие в сексе. Да и не только Нэнси проебалась. Все те девушки, что заверяли, что Стив Харрингтон не чувствительный. Для честности, они тоже правы в своей оценке — он нежный, чуткий — но и офигеть какой сам отзывчиво-чувствительный. Вроде бы первая страсть сходит в сексе, да даже вторая, от открытий нового, но Эдди до сих пор ловит ощущение, что он находится в слишком хорошей ветке своей жизни. Может, немного ненастоящей, как по накурке. Чужая накурка вовремя даёт ему подзатыльник, что не всё в этой жизни так идеалистично-сказочно: распрятанные повесовки по трейлеру начинают подходить к концу, а Рик ещё будет сидеть долго. Мелкота в клубе огненной геены оповещает, что пока что временно неделю-две не смогут появляться: семья Байерс окончательно перебирается обратно в Хокинс, и они собираются впрячься в помощь своему другу. Значит, возвращается и старший братец того немного затюканного Уилла — Джонатон, парень Нэнси. То, что с Уиллом Эдди познакомится лучше — это понятно. Парни божатся, что он точно вступит в клуб, он будет в восторге и даже просят, может, начать пораньше крутую кампанию, чтобы Уилл оценил. Но и с этим Джонатом Эдди не зря цепанулся взглядом ещё в клубе, знакомясь — в этом нет никакой интимной искры, скорее общее понимание, что они друг другу потребуются в будущем. Новый потенциальный покупатель. Эдди ещё раз дома перевзвешивает каждый пакетик, раскидывает крупные по более мелким, ходовым, потом долго трёт переносицу, жмурится на желтушный свет лампы, откидывается на спинку. Ему в любом случае нужно где-то брать. И лучше выплывать из своей нейтральной сказочки, где у него стабильный секс, деньги и совсем нет времени ни на что из-за обилия хобби. Дядя уходит в очередной раз на сутки, и у Эдди совершенно случайно не оказывается никаких планов на эту ночь. Остаётся один на один со своим домом — латанным, переделанным из кузова трейлера, скрипящим, сипящим посторонними звуками при каждом порыве ветра. Эдди врубает музыку погромче, через время стучится самая склочная соседка и пригрожает, что вызовет копов. А у Эдди стол весь украшен только для статьи за большой вес — приходится культурно натянуть улыбочку и хлопнуть погромче дверью вместо ответа “ща, отъебись, вырублю”. Наступает тишина. Лает пёс Харгроувов, скрипят стены. В последнее время он совсем не остаётся один в тишине. У себя дома. Эдди старается дома проводить как можно меньше времени. Хотя, конечно, после того, как дядя осторожно пробует с ним наладить контакт, он придерживает себя временами: то кинцо посмотрят, то встанут что-то приготовить вместе, может, даже послушают музыку или поглядят в заунывное шоу. — Слушай, — отсасываясь от бутылки с пивом, с места в карьер говорит как-то дядя, выдыхает по-старчески долго. По его лицу мельтешит калейдоскоп фильма с экрана, — давай… договоримся, Эдди. Если у тебя будут проблемы — неважно какие, понимаешь? — ты скажешь мне об этом. Без разницы, виноват ты сам или нет. Ты просто мне скажешь и мы разберёмся вместе, идёт?.. Эдди, до этого мирно подлипающий в телек, косится из-за своего кулака, подпирающего щёку. Неожиданно дядька решает по душам потолковать. Он сглатывает, чуть поводит головой, пробует, как и дядя — будто ни о чём таком и не разговаривают — снова упереться взглядом в экран. Но уже понять то, что происходит, не получается. — У меня нет проблем, — вполне уверенно скашляв случайную сухость с голоса, лениво отвечает Эдди. — Ну, кроме тех, о которых ты и так знаешь. Про эту сраную миссис… — Гонорок, Мансон. — Ты понял, — кривится, нервно поводит плечом, скидывая липкое ощущение, что его очень запоздало решают повоспитывать. Хотя неважно. — Если ты всё из-за того, что плакаты… — Забудь про это, — отрезает. — Нихера эти чокнутые не знают и не понимают. Я говорю про действительно твои проблемы, понимаешь?.. Эдди вздыхает показательно тяжело. — Нет у меня проблем, дядь. Харэ, что тебя пробило на потрещать по душам?.. — Ты мой единственный племянник, — совсем жёстко, обрубая вялое сопротивление. — Потерять тебя не хочу. В глотке — как штангой застревает. Однако сам дядя лишь расслабленнее устраивается на кресле, отпивает из бутылки, продолжая смотреть в экран. — Будут проблемы, говори. Усёк?.. — Да-да, — потеряв на секунду ощущение реальности, кивает Эдди, промаргивается, сглатывает. — Понял я, понял, давай смотреть. В тишине подступающей ночи Эдди смотрит с места дядиного кресла на потолок — теперь идеально белый, ровный. Но Эдди всё равно там видит трещину. Тотальную жирную трещину своей жизни. Как сраный гранд каньон. У Эдди нет проблем. Никаких. Когда им быть, если уж так подумать? У него просто нет времени их создавать, потому что… Тишина наваливается тяжёло на плечи. Давит, сужает стены. Эдди недолго стоит, затем — хватает ключи со стойки, так и оставляет все свои подсчёты, лишь накинув какую-то шмотку сверху. Ладно, у Эдди есть одна проблема — закуп. А то, что он панически дёргается, когда в зеркале заднего вида видит что-то зелёное, оборачивается, понимает, что это лишь листья деревьев так контрастно подсвечиваются фарами — это не проблема. Так, небольшие… последствия. Которые сразу же сглаживаются, если забить голову другими делами и вопросами, например, теми, где раздобыть контакт того чувака, о котором упоминал Рик. В эту ночь Эдди курит в окно своего фургона и едет, подсвечивая темноту дороги, пошариться в дом Рика, наскрести хоть какую-то зацепку, где искать того парня и как связаться. И Эдди находит. Молодец, Мансон. Эдди наугад, полагаясь на чуйку, выскребает контакт из домашнего телефона Рика, звонит с таксофона в городе и даже каким-то чудом вспоминает имя, хотя и морщится в неуверенности, боясь проколоться. Но нет, у него в этот раз выпадает полная удача: только заслышав, что он приятель Рика, тот расслабленно предлагает пересечься, как Эдди будет в его городе, и там уже поговорить. Эдди в последний момент понимает, что записать нечем, находит чью-то ручку, закатившуюся в днище будки, и черкает себе по запястью последними чернилами опознавательные магазины, короткие фразы. Остаётся только найти момент и скататься. Делов-то. — Что это?.. — через день спрашивает Стив, заметив ужирнённые росчерки уже маркером, которые не отмылись. Они едут на тачке Стива до магазина: Эдди между делом, когда только Стив приезжает, вспоминает, что пожрать ничего нет, собирается уже прыгнуть в фургон, но Стив отказывается напрочь ехать с ним — ему хватило тех бодрых заносов в предыдущие разы, нет, если они едут вместе, за рулём он. Поэтому Эдди вольготно раскидывает на пассажирском, дымит в окно, скидывает куртку на заднее сиденье под кудахтанье Стива, закатывает рукава чёрного джемпера по локоть. Эдди отслеживает его взгляд на запястье, смотрит, как подрагивает цепочка чуть ниже на предплечьи поверх дьявола. — Сомневаюсь, что это наброски для очередного зловещего тату!.. — округляя глаза, взмахивает одной рукой Стив, и Эдди давится улыбкой. — Ты думаешь набить хоть что-то менее пугающее и странное?.. — Вообще… да, есть одна идейка, — стянув с лица предательскую улыбку, более серьёзно подаётся в его сторону, закидывает ноги на приборную панель. — Готическим шрифтом “Стив Харрингтон” на своём хую! — Ноги убрал!.. — пропускает лучшую шутку, машет суетливо рукой, и Эдди морщится наигранно: — О, то есть ты согласен, чтобы я набил твоё имя под залупой?.. — Ноги убери, потом поговорим!.. — совсем как мамочка. Эдди нравится такой Стив, не может себе отказать, чтобы не выбесить, поэтому, удовлетворённый представлением, стаскивает ноги обратно, разводит широко колени, будто так и хотел. Но Стив, зараза, всё же слушал, начинает взмахивать чётко рукой, будто полотенцем на нерадивого ребёнка, не отрываясь от дороги: — И хрена-с два ты набьёшь моё имя на члене!.. Только попробуй, Эдди!.. — Откусишь?.. — С яйцами!.. — поворачивается, не теряя мамкинской жестикуляции, и Эдди только тогда понимает. Сукин сын Харрингтон шутит. Подыгрывает ему только в путь. Эдди осклабивается в восторженной улыбке, прыскает предательски смехом. И Стив, посмотрев на него мягче, тоже улыбается, отворачивается к дороге. Но головой качать не прекращает. — Так что это?.. — возвращается к прежней теме. — А, да… — Эдди вспоминает, что так и зажимает сигарету в пальцах, высунутых за окно, успевает ещё затянуться разок, прежде чем отщёлкнуть на скорости. — Да по работе. Нашёл нового поставщика. Мягкая улыбка с лица Стива незаметно сползает. Несколько секунд едут в странном воцарившемся молчании. Эдди скрипит обивкой сиденья, устраивается удобнее, не обращает внимания. — Так… — вдруг на порядок скованнее заговаривает Стив. — Так и будешь?.. — В каком смысле?.. — Эдди перекатывает голову по подголовнику в его сторону, изучает его профиль. — Ну… “торговать”, — Стив пробует улыбнуться, засмеяться, но выходит ненатурально, криво. Смотрит упорно прямо на дорогу, взгляда не скашивает. — Просто… интересно. Эдди отводит от него глаза, выдыхает. — Да, почему нет, — вскидывает лениво ладонь на своём колене, потом, чуть подумав, добавляет: — Чувак, как я понял по рассказам Рика, может даже крэк поставить. Можно попробовать, что за бадяга. Пауза. Свистит прохладный воздух в приоткрытой щели окна. — Крэк?.. — пальцы Стива теснее сжимаются на руле. — Ты серьёзно сейчас?.. — Не знаю, — честно качает головой Эдди. — Я ж сказал, только по рассказам знаю, да и сам не про… — Нет, ты реально сейчас не шутишь, — Эдди с запозданием слышит, что голос Стива садится, теряет лёгкость. — Крэк?.. Блядь, Эдди, это же… — Наркотик, — его голос в ответ тоже обрастает сталью: становится тяжелее, резче. — С добрым утром, Харрингтон. Люди употребляют. — Да причём тут это?!.. — не выдерживает, взмахивает порывисто рукой. Эдди скашивает на него глаза, ловит, как он разевает в невысказанном потоке слов рот, округляет глаза, хмурится. — Я про!.. Бля, слушай, я не осуждаю, окей: ты торгуешь травкой, все дела. Но, бля… Это же тяжёлое дерьмо, разве нет?.. — Кет тоже не в поле цветочки нюхать, — ловит противоречие, ухмыляется едко-зло. — Да, и он тоже!.. — Стив не смущается, лишь активнее взмахивает ладонью. — Просто, блин, чел… Я не совсем что-то понимаю, может, это не моё дело, но ты относительно недавно сидел в участке две недели, тебя обвиняли в массовых убийствах, а теперь ты говоришь о крэке!.. — Стив, — Эдди напрягается. — Да и, чёрт!.. Эдди, а если поймают?.. Ты сам говорил, что это твой год, ты хочешь выпуститься, то как же!.. Бля, я не понимаю! — его несёт, он едва успевает выдыхать. — А ребята?.. Блядь, Эдди, крэк!.. Это же не шутки!.. Ты же не можешь вот так всё время… — Стив. — Да что, блядь, Стив!.. — он наконец оглядывается, ловит тяжёлый взгляд Эдди на себе, но лишь мотает головой в непонимании. — Я не прав?.. Эдди смотрит на него. Долго. Так и знал, что говно польётся. Он должен был ожидать, но нет. — В одном ты прав абсолютно точно, — выцеживает, не отрывая взгляда. Стив, будто найдя опору, кивает активнее, взмахивает рукой, падает обратно ею на руль, мол, вот, я же говорил. Но Эдди договаривает, как скребут по металлу ногтями: — Это не твоё дело. Стив, едва расслабившись в плечах, замирает. Смаргивает, с запозданием смыкает губы. Его кадык едва заметно подпрыгивает на горле. Молчат. Проносятся по сторонам от дороги деревья, фары разрезают полутьму. — А ребята?.. — ещё через минуту давящего молчания находится со словами Стив. — А что они? — Блядь, если… Я серьёзно сейчас, не шучу: если ты их подса… — Ты ёбнутый?.. — Эдди подбирается на сиденье, неверяще уставляется в его профиль. — Им, блядь, по пятнадцать!.. Ты в своём уме, по-твоему, я им толкать буду?!.. — А ты спрашиваешь возраст у всех, кому продаёшь?.. Эдди запинается. Конечно же нет. Не спрашивает. Но Эдди и не ебанутый: он ведь смотрит, что за ребята, обращает внимание на лексикон, на то, как ведут себя, что спрашивают… Эдди, едва набрав воздуха для ответа погромче, спускает, как воздушный шарик. Отворачивается, продолжая в неверии качать головой. Пошёл на хуй этот королёк с его праведными речами — это он может, будто спустившись с Олимпа не земь твёрдую, делать вид, что живёт как обычные люди. А люди, которых знает Эдди — их много, их дохуя — живут не по лекалам красивых слов и праведных истин. И ему ли пиздеть. — Иди на хуй, — отплёвывается на последок. Уже без шуток. И звучит это, как просвистывание ножа по воздуху. Стив нахмуривается, стискивает руль, но не отвечает. Так и едут в гробовом молчании, глядя в разные стороны. Когда приезжают в магазин, аппетита уже нет. Эдди думает, что возьмёт первое попавшееся с полок, быстро оплатит, доедет со Стивом обратно да и пошлёт подальше, нет у него настроения больше трахаться. Стив, уныло и напряжённо таскающийся между рядов, будто тоже немо отражает, что это лучшее решение. Однако на обратном пути он робко и неуверенно говорит, что взял ингредиенты для пасты. Эдди саркастично вскидывает высоко брови, взмахивает ладонью с зажатой меж пальцев сигаретой, не отвечает. Ещё минут через десять Стив говорит вымученно “извини”. Выдыхает, начинает затирать про то, что он не хотел лезть не в своё дело, но его и вправду напрягает то, что Эдди недавно только оправдали, да и за ребят переживает, в конце концов, все рано или поздно что-то да пробуют, как и алкоголь. Эдди не может терпеть его жалобных расшаркиваний в пустоту. Долго сопротивляется, молчит в темноту за окно, пока курит, потом внутренне опадает от злости, выдыхает. Какое ему дело до мнения Стива, впрочем. Он думать может что угодно, он же просто ебётся с ним. Сходиться во взглядах не требуется для того, чтобы продолжать качественно трахаться. Эдди ещё раз прокручивает их разговор, разоряется тоже в ответ тем, что никогда не будет толкать полное дерьмо никому из своих: максимум, это если захотят попробовать травку, он, конечно, здорово поездит по мозгам, поподъёбывает, может, расхотят в это время, а если и нет, то под его надзором и без дерьма. Но будет или нет торговать Эдди крэком — это уже он сам решит. И мнения Харрингтона на этот счёт спрашивать не будет. Стив смиренно разводит большими пальцами от руля, кивает. Ещё раз подчёркивает, что просто волнуется, как бы это не обернулось дерьмом для самого Эдди. И Эдди окончательно размякает. Сам не знает от чего, просто выдыхает легко, постукивает пальцами по приборной панели, смотрит на росчерки своих записей на запястье под цепочкой. — Я ж не идиот, Харрингтон, я пару лет как в этом, — с кислой улыбкой отвечает. Стив кивает, перестаёт спрашивать. Когда приезжают, Эдди теряет настрой его справаживать. Заходит в пустой дом, вскидывает взгляд на белый потолок, дёргано отводит взгляд, а затем переводит его на буднично разгребающего пакеты Стива на кухонном пяточке. Тот, увидев, что Эдди оборачивается на него, с дебильной пародийной улыбкой показывает томатную пасту, поворачивает этикеткой — на ней по-уебански улыбается томат. Эдди прыскает квёлым смешком, но переключается. Они действительно готовят эту херову пасту. Даже смотрят кино, Эдди напяливает на Стива одну из миллионных кепок дяди, ржут, а после всё устаканивается до спокойного желания нежно потрахаться. Эдди не называет это “остаться на ночь”. Он называет это “мы были голодные, сварганили пожрать, глянули какую-то крутую дичь и потом друг другу подрочили”. Справаживать в середине ночи Стива у него точно нет желания. Поэтому просто засыпает рядом, чувствуя, как тот снова по привычке обнимает его со спины. А через неделю в клубе официально появляется новый член — Уилл Байерс. Он робко улыбается всем, кивает ещё незнакомым парням, вкрадчиво-дружелюбно извещает, что такого в Калифорнии не было — рад, что дома до сих пор есть люди, которые шарят за ПиД. Эдди авторитетно распростирает руки по вечернему кабинету театрального кружка и заявляет “это и есть твой дом, приятель”. Уилл оказывается неплохим парнем. Замкнутым, со скользящим двусмысленно взглядом по профилю Майка, который он сразу же старается отвести или придать ему другой оттенок, но Эдди решает не вдаваться в подробности их “дружбы с детства”. Эдди хлопает его по горшку из волос, говорит, что и не сомневался, что Майк и Дастин притащат толкового члена. Уилл странно вздрагивает от неожиданного физического контакта, проезжается с головы до пят взглядом по Эдди. Эдди отвечает ему ухмылкой и ёрническим подмигиванием. А пацан сразу теряется, опускает панически глаза, дёргает неуверенно улыбкой в ответ. Парнишка явно по мужикам. Ну, Эдди это мало ебёт — сам пристрастил Харрингтона к взаимодрочке. С ним они полностью друг друга удовлетворяют в сексе. На этой точке можно зависнуть беспричинно долго, а, когда будет нужно, прервать. Но Эдди не до конца оценивает желания корольков: их аппетиты растут, со временем движения становятся резче, смелее, а поступки — жёстче, глубже. Они не обговаривали никогда, что пойдут прям до конца: Эдди прикидывает, что это долго, муторно и ни к чему, а Стив — ну, это Стив Харрингтон. Вряд ли он за какой-то месяц или полтора дозреет, он относительно недавно побаивался просто засосаться с Эдди, дать волю тому, что ещё не исследовал в себе. Но Эдди уже привычно для себя проёбывается в отношении Стива. Это начинается с того, что как-то Эдди тянется из-за его спины взять что-то на кухне (после секса пропирает пожрать, и Эдди же не мудак, чтобы кормить одного себя), он без подтекста прижимается бёдрами к его заднице. И неожиданно получает заигрывающий толчок, отирание. Эдди ухмыляется, поддерживает, сам трётся членом, а Стив не отстраняется, лишь крепче вжимается своей упругой задницей, ржёт, не смущаясь, на какую-то подколку через плечо. Эдди не станет врать — трахнуть его он бы хотел. Но вряд ли сам Стив подпишется на это, вероятно, зассыт. Так чаще начинают встречаться задница Стива и хер Эдди. Через одежду, конечно, но Эдди не слепой, замечает разницу и то, что раньше Стив даже не пытался заострить на этом внимание. Руками-то трогать Эдди горазд, ему не запрещается. Однако с того, как начинается это осторожное прощупывание почвы, Стив сам начал изредка останавливать руку Эдди на своих ягодицах, опускать обратно — трогай дальше, мол. Эдди ставит пометку в голове, но больше ничего не делает. Считает, что это что-то из той же оперы, где его дразнят, обещают больше, чем дадут, и поэтому он не сильно парится на счёт анала. Эдди в общем старается не париться. Это его кредо. Но, видимо, он так же не до конца оценивает желание Стива париться по всему на свете. И, увы, по той теме, на которой Эдди хотел бы с ним поставить крест, чтобы не разосраться в пух и прах и просрать пока что лучшего любовника, который у него был. Это происходит, и Эдди в теории знает, чем может всё кончиться. Но всё равно делает это. В обед он издалека машет рукой Уиллу, который отходит перетереть к подъехавшему старшему братцу для чего-то, и взгляды Эдди и Джонатана пересекаются. Эдди кивает и ему, и тот, дёрнувшись странно в его сторону, тоже кивает, махает рукой, потом снова отворачивается к брату говорить. А через десять минут подлавливает Эдди у его же фургона. — Привет, — Джонатан ещё более дёрганный и скованный, чем Уилл. Эдди оборачивается к нему налегке, на пятке, расплывается в наигранно доброжелательной улыбке, разводит руками. — И тебе привет, — артистично округляет глаза, прищуривается. Оба знают, что это за неловкое начало разговора. В таких случаях иногда кажется, что можно обойтись без формальностей, но, увы, законы человеческого общения обязывают зачастую говорить кучу ненужных фраз. — Я слышал… ты же у моего брата клуб ведёшь, да?.. Джонатон пробует быть приятным — ну, попытка засчитана. Эдди из смеха поддерживает какой-то незначащий разговор о херне, выжидает, когда тот решится спросить о насущном, больше тратит времени на изучение этого Джонатона вблизи, как под микроскопом. И Нэнси Уиллер выбрала, блядь, его?.. Вместо Стива Харрингтона?.. Чёрт, у этой дамочки явные проблемы со вкусом. Хотя, бля, это было ясно по её платьюшкам в гардеробе — эдакая выпускница дома благородных девиц. Хотя, наверное, таким бабам и нужен кто поробче, потише: Стив яркий сам по себе, к нему стекаются взгляды, он король, и даже когда ведёт себя как полный идиот, в нём всё равно чувствуется этот блеск, аристократизм, шарм. Может, в нём сияет допотопная золотая ложка в жопе — Эдди же не проверяет, откуда ему знать. Но то, что Стив явно поинтереснее понятного, как пять пальцев, Джонатана Байерса — это очевидно. Тот выглядит как идеально пособие быть забитым мальчиком: немного сутулости, немного беганных взглядов, путанная и вкрадчивая речь, очень хилые попытки в коммуникацию. Может, он и неплох, если узнать его получше, но Эдди знает их дистанцию ещё до того, как Джонатон с ним заговорил. — Я узнал от ребят, что… — Для того, чтобы купить, необязательно узнавать, как прошла последняя катка, — деланно умилительно поджимает губы Эдди, пряча лёгкий флёр снисхождения и разводя руками. — Подъезжай после уроков, словимся. Джонатон подлипает в нём озадаченным взглядом дольше, чем обычные люди — побочные эффекты постоянной накурки. Эдди готов поспорить, что таких он может вычислять только по паузам между словами. Долгая реакция, долгое формирование мыслей, по трезвости зажатость и лёгкая, будто небрежная, дёрганность вкупе с плывучестью тем в разговорах. О, Эдди видел таких слишком часто. Он вырос в таком окружении. — Да, да, — Джонатон отмирает, моргает, пробует буднично засунуть руки в задние карманы джинс. Потом резко качает головой — видимо, мысль стрельнула в другую сторону: — А, это… А сейчас не вариант?.. — Чел, мы в школе, — наигранно громким шёпотом оповещает Эдди. — Знаешь, я, конечно, мог бы тут прям открыть посреди двора лавку, но, боюсь, она не продержится долго. Да и, понимаешь, после того, как за мной гонялись и считали убийцей… — О, да, конечно, — Джонатон кивает часто-часто, пробует садаптировать свою речь под беглую, под Эдди. — Просто вечером никак, вот, подумал… — Что, прям горит?.. — Нет, просто… — опять подвисает. — Просто удобнее. Так. — Окей. Эдди выдыхает с запозданием, облизывает передний ряд зубов под губой, оглядывая двор. Говорит: — Знаешь заброшенный столик для пикника за стадионом?.. Он больше не выбирает это место, чтобы ловиться с кем-то, но раз надо срочно — хорошо, он всегда пойдёт на уступку. Не то чтобы у Эдди с этим местом дурные ассоциации… Просто это и вправду неудобно. Он недавно был у всех на виду, учителя, которые так и с презрением косятся на него, не дают и шанса, лишь пристальнее смотрят вослед. А он у них под носом будет водить учеников старших классов и толкать травку. Они уславливаются, что встретятся там минут через пятнадцать. Чтобы не было вопросов, почему они пошли туда вдвоём. Пока прётся до места нарочито окольными путями, Эдди даже думает, что со Стивом так не прячется. По большому счёту, мало кого интересуют их встречи время от времени. Ребята думают, что Стив и Эдди находят общий язык, поэтому временами тусят, ребята Эдди считают, что он ему толкает периодически, для сторонних наблюдателей — двое погодок просто катаются, трындят ни о чём. Эдди подходит к столику первым, выбирается со стороны кустов. Пусто. Лёгкий ветер с шуршанием перебирает сухие перезимовавшие листья по земле, сдувает верхний слой земли и грязи со скамеек. Совсем нетронутое место. Кажется, буквально вчера здесь Эдди… Он смаргивает, прокашливает голос и по прямой проходит до стола. Ставит дребезжащий ящик на скамью, деланно скучающе оглядывается по сторонам, поднимает голову на вершины сосен. Трещат, качаются. Режут серо-голубоватый кусок неба остриями. Где-то со стороны надламывается звучно ветка, хлопают крылья. Эдди резко оборачивается, ищет взглядом, что и кто, но не находит. И сразу картинкой воспоминаний — Крисси. Как подёрнулся её рыжий завитый хвостик, когда дёргано оглядывалась. Как тёрла свои аккуратные пальцы, гуляла испуганным взглядом по столу, что только под голубыми тенями, как кит под толщей моря, двигались полукружиями глазные яблоки. Глаза, которых уже тем вечером не стало навсегда — расплющило. Эдди передёргивает. Он сглатывает, качает головой (сам себя ведь накручивает, с этим нужно так же, как с мыслями по накурке: управлять ими, не давать залезать в тёмные углы) и лезет по привычке в нагрудный карман за пачкой. Надеется, что сраный Джонатан не заплутал. Или, решив поиграть в праведника, не идёт сюда с копами — вон, поглядите, а ведь он тусит с детьми, с моим младшим братом, мало ли что. Но это вряд ли. Задувает прохладой. Холод ветра лезет по драным коленям, за ворот, касается льдом пальцев. Эдди немного нервно подкуривает, неосознанно начинает притопывать по земле — упирается взглядом в землю, смотрит на свой мысок кроссовка. Листья жухлые, разорванные, поломанные — прям как… Хватит-хватит. Харе. Зажмуривается, затягивается потуже, чтобы аж горло зажгло и лёгкие будто сжались в бесполезный кусок мяса. — Тиг-ры впе-рёд!.. Резкий женский вскрик заставляет Эдди снова дёрнуться, пугано оглянуться — это со стороны стадиона идут тренироваться на свежем воздухе девчонки из поддержки. Лесная опушкам молчит, а в ушах — стучит, как по барабанам. Девичий заливистый смех, долго тянущиеся слова в интонации. Идут тренироваться. Без Крисси. Без светло-рыжего хвостика Крисси Каннингем. Без её огромных сияющих глаз, которые очаровательно прищуриваются в открытой улыбке. Боже, какая у неё была улыбка. — Ты совсем не страшный, — влечёт с дуновением ветра словно эхом, и Эдди так и остаётся расфокусировано смотреть куда-то в сторону стадиона, чадит беспуто опущенной сигаретой в губах. Будто ещё секунда, и вот покажется её макушка — она будет подниматься с розовым рюкзаком сюда, неловко заламывая пальцы. Такая красивая, сияющая в ярко-зелёной форме. — Эй. Эдди подпрыгивает от ужаса на месте, оборачивается и всё же роняет сигарету под ноги. Джонатан со спины тоже испуганно отдёргивает руку, немного пятится, не понимая реакции. А у Эдди чуть сердце не останавливается. Он пробует отдышаться, натурально хватается за грудь, стискивает в пальцах джемпер и, надолго прикрыв глаза, выдыхает весь воздух из лёгких нахер. Пиздец. Пиздец. На кой хер он попросил здесь встретиться. Впрочем, несмотря на дёрганность Эдди вначале и недоумение Джонатона, сделка проходит быстро. Джонатон явно прошаренный, чётко знает что именно хочет и сколько — Эдди сразу выкладывает нужное, не разжёвывает детали, только старается смотреть ему за плечо, пока тот шелестит купюрами. Когда он скованно-решительно пододвигает их по столу, Эдди режется взглядом о плиссированные края смятых купюр. Забирает, раздражаясь сам на себя. И не зная, за что. В эту пятницу Уилл на собрании клуба подолгу подвисает взглядом на Эдди. Раньше вроде он поглядывал на Майка, поэтому Эдди на всякий косится, отслеживает, ожидает. Вряд ли так быстро меняет любовный интерес, а вот иметь вопросы на тему своего брата очень даже может. Ещё тогда Эдди будто чувствует, что зря это делает. Ищет в окружении реакцию, но надеется, что не грянет. А грянет в воскресенье. Они привычно собираются у Гаррета в гараже порепитировать. Пока только настраивают аппаратуру, подключают гитары, перешучиваются между собой, набрасывая идеи, что ещё разучить или рискнуть и попробовать сыграть недавно придуманную, ещё не до конца обкатанную песню, совсем сырую. И тут по району выруливает знакомый бмв. Эдди сразу его узнаёт, а вот Гаррет с Джеффом поднимают глаза лишь тогда, когда машина, мягко шурша колёсами, останавливается прямо напротив гаража. — Бля, вот обдолбыш этот Харрингтон, — цыкает с усмешкой Джефф, глядя из-за плеча Эдди, как с водительского выплывает бывший королёк Хокинса, приснимает чёрные очки. — Он уже в любой момент тебя дёргает, да?.. — Да он вроде против такого, — менее насмешливо откликается Гаррет, но тоже с подозрением косится. — Мне Робин сказала. Что ему надо, Эдди?.. Надеюсь, он без предъяв — нам хватило и одного раза. Эдди, конечно, ничего не говорит о том, употребляет Стив или нет. Но опасения Гаррета ощущает не беспочвенными. Стив выходит из тачки, может, для них плывуче, вальяжно, но для Эдди, который достаточно на него насмотрелся — местами резковато, раздражённо. И то, что выискивает взглядом без полутьмы солнцезащитных очков, а затем, поджав губы даже не в остатках, а в хилых очертаниях нейтральной улыбки, снова их надевает, помахивает ладонью, больше подзывая, а не приветствуя, доказывает определённо — Стив не припёрся просто послушать их репу, есть разговор. И судя по позе мамашки, упёршей руки в бока — он заранее раздражён и собран. Эдди смотрит на него, для ребят взмахивает тоже в ответ рукой, напрягается. Но оглядывается уже с деланно расслабленной улыбкой, подмигивает: — Пару минут, окей?.. Ща перетру с ним и погоним дальше. — Надеюсь, ты не будешь ему толкать прямо под окнами моей мамы, — на всякий случай опасливо уточняет Гаррет. Эдди кривится, отмахивается, пока стаскивает с себя гитару, и выходит под свет божий из приятного полутенька гаража. А руками уже ищет пачку по карманам куртки. Обходит капот, морщится из-за яркого солнца и вставляет сигарету в зубы. Стив с очками выглядит под дневным освещением прям круто, стильно. Даже то, что немного хмурится, ему идёт: весь такой в чёрном поло, джинсовке, убирающий залаченные волосы набок. Эдди ещё раз оценивает, думает, что Уиллер ёбнутая — вот этот шик обменивает на Джонатана с тремя рядами мешков под глазами — и пробует для разрядки атмосферы улыбнуться приятно. — Воу-воу, Стиви, прости, но не даю автографы, — подкуривает, покачивает сигаретой в зубах. Потом для завершения комплимента округляет глаза, стреляет глазами по его виду: — Но, знаешь, могу просто дать тебе. Ты ко мне такой красивый?.. — Ты охренел, Эдди?!.. — шипит тут же он, дёргано оглянувшись на наблюдающих ребят из гаража. Что ж, комплименты — это не то, зачем он приехал. — Это ты толкнул траву Байерсу?!.. — Тише-тише, — тоже глянув на парней, Эдди старается выглядеть не напряжённым. Мало ли, подумают, что у них более серьёзный конфликт, чем назревает. Отходит за крышу тачки, затягиваясь, и всё же смывает с себя наигранную улыбку. Стив, немо взмахнув руками, отведёнными от бёдер, со шлепком возвращает их на место, качает головой. — Давай только сразу проясню, — уже серьёзнее отвечает Эдди, качнув в его сторону сигаретой, — старшему Байерсу. Не младшему. Если младший обкурился — это не я, спрашивай с его… — Да я и говорю про старшего!.. — срывается на повышенный голос, но тут же глохнет, придерживает себя. Снова разводит руками в порывистом жесте. — Эдди, блядь!.. Нахера?!.. — Стоп-стоп-стоп, — улавливая нехорошую нотку раздражающей темы, вскидывает ладонь. — Я правильно тебя понял, что ты приехал качать права за то, что я толкнул взрослому чуваку травы?.. — Да не поэтому, блядь!.. — Эдди, какие-то проблемы?.. — эхом из-за машины окликивает Джефф. Судя по голосу он уже смекает, что они не просто перетирают мирно, а собачатся. Эдди кривится, чертыхается шёпотом, дёргано взъерошивает волосы. Сраный Харрингтон. Прикатывает корольком этого захолустного мира сраться с ним, как ёбаный парень со своей девчонкой на тусе, а у ребят впечатление, что он сейчас будет вколачивать его в асфальт, пока они не видят. Конечно, это немного приятно — они не остались в стороне, крикнули предупредительно, что Эдди не один. А с другой — блядь-блядь-блядь. Всё невовремя, некстати и вообще идёт хер пойми по какому маршуруту. Эдди затягивается наскоро, выглядывает наигранно позитивно из-за крыши, взмахивает рукой парням: — Всё путём, Джефф! Просто трещим, пока без меня, ладно?.. — Точно всё окей?.. — более нервно-припуганно уточняет полукриком Гаррет. — Да, всё нормально!.. — внезапно подыгрывает и сам Стив, тоже выглядывает, запоздало помахивает ладонью им в приветствии. — Простите, что прервал!.. Попытка Стива улыбнуться проваливается: не для него самого, но, судя по тому, как парни продолжают напряжённо коситься, для них она точно не служит стопроцентным доказательством неконфликтности разговора. Но на время они отстают. Эдди снова оборачивается к Стиву, затягивается крепче. Тот, выдохнув, осаживается обратно на пятки, стирает с лица наигранное дружелюбие. Нужно решать всё быстро. — Зачем ты приехал? — сразу раздражением выплёвывает умеренно тихо Эдди, вглядывается за тёмные линзы очков. — Кажется, мы с тобой договорились, Стиви: ты не лезешь. Кому я что толкаю — не твоего ума дело. Так, напомни-ка мне, на основании чего ты сейчас заявляешься сюда и предъявляешь?.. — Ты не слышишь меня!.. — шипит Стив, сдёргивает всё же свою крутость вместе с очками с носа: жестикулирует ими, щёлкая дужками. — Я и не собираюсь лезть, просто это!.. — Что “это”?.. — Эдди нахмуривается тяжелее. — Какая разница Байерс это или нет?.. Тебя это не касается. Стив на секунду теряет напор, так и замирает, тыкая в воздух очками. Затем — выдыхает, прикрывая глаза, качает головой и нервно облизывает губы, оглядывается, будто в поисках поддержки себе. Что ж, в лице Эдди сейчас он её вряд ли найдёт — его раздражает эта ситуация от и до. Эдди трижды срать на то, долбит Джонатон или нет. И четырежды срать, считает аморальным это Стив или нет. С чего он вообще, блядь, взял, что имеет право просто припереться, начать трахать Эдди мозги и… Стив сплёскивает уже более сдержанно одной рукой, второй упирается привычно в бедро. — Нэнси собиралась заявить, — выдыхает. Эдди, затягиваясь, едва не давится дымом. Но вовремя выдыхает, промаргивается, мотает головой: — И как это меня кос… — Блядь, она поняла, что Джонатан долбит, — нервно-раздражённо начинает пояснять Стив скороговоркой: — Я от Робин узнал. У них была какая-то тотальная срачка, вскрылось ещё какое-то дерьмо с поступлением в колледж… В общем, Нэнси была на взводе. И… раз она не могла повлиять на Джонатана, она собиралась позвонить в полицию и… — Стоп, Робин?.. — неожиданно, бегая взглядом по асфальту и затягиваясь, сморщивается в непонимании Эдди. — Да-да, она, — закатывает глаза Стив, взмахнув ладонью, потом со шлепком её упирает в бедро. — Они же, типа… ну, просто у Робин давно не было подруг-подруг, девушек, меня она заебалась слушать. Вот и… Да не в этом суть, ты не слышишь?.. Она собиралась доложить копам, что есть информация о драгдиллере в окресностях школы!.. — И чего ж не стуканула?.. — ухмыляется с вызывающим смешком Эдди, но уверенности и злости немного теряет: никогда не бывает хорошо, когда пробуют дозвониться по этому поводу копам. — Потому что я попросил, — выдыхает резко. Уголки ухмылки вздрагивают и опускаются. Эдди моргает, падает взглядом вниз. — Что, прям взял и попросил, и она такая: “О, ну раз Эдди, то у меня нет вопросов, мой великолепный бывший!” — Я попросил Робин её переубедить, — качает головой Стив, прикрыв глаза. — И… попросил, чтобы она не говорила, кто это был. Чтобы просто донесла, что проблема не в том, кто продал, а… ну ты понимаешь. — В том, что Джонатон курит и видит в этом решение проблем, никогда не виноват тот, кто продал ему траву, — фыркает иронично Эдди в подтверждение. — Это резонно, знаешь. — Только отчасти, — снова этот тон. Эдди и поднимать глаза не хочется. — Слушай, Эдди, я просто… переживаю, окей?.. Ты “уж извини”, что не лезу не в своё дело там, морали толкаю, как ты выразился в прошлый раз, но… Бля, объективно: ты совсем недавно был на слуху, народ на взводе и ещё не до конца отошёл и… У тебя будут проблемы. Эдди всё же поднимает глаза, затягиваясь, прищуривается. Без очков Стив выглядит и впрямь не так круто, не по-королевски: излом бровей чуткий, не дерзкий, взгляд напряжённо-ожидающий, но не требовательный, поджатые губы не в гневе, а в… Эдди выдыхает откровенно тяжело. Ну какого хрена, а. — И приехал ты сюда с предъявой, чтобы?.. — решает всё же надавить до конца, чтобы точно не скиснуть самому под вот этим взглядом. — Чтобы предупредить, — неверяще округляет глаза Стив. — Эдди, чёрт тебя!.. Ты же сам сказал, что своим толкать не будешь, вот я и… — Да кто мне такой, нахуй, этот Джонатон?! — уместно кривится в ответ. — Он мне “не свой”!.. Считай, что, может, это тебе от меня подарок: пока этот чел курит, твоя ненаглядная Нэнси имеет все шансы бросить его, и тут ты, весь в сияющих доспехах праведности и благоразумия, подоспеешь!.. Стив смотрит неверяще, выдыхает, поморщившись. — Пиздец как смешно, — похоже, Стив не ждёт любого шанса, который подвернётся. Эдди, хоть и шутит, но для выразительности пожимает плечами, мол, “а почему бы и нет?..”, тогда Стив закатывает глаза, качает головой: — Слушай, то, что Джонатон там в чём-то проебался, не делает меня автоматически лучше, чем он, понимаешь?.. Отношения не так работают, так что такие подарки нахер мне не нужны. — Прости, значит я не придумал подарка тебе на день рожденья, — наигранно-ёрнически поджимает губы в извиняющейся улыбке Эдди, но теперь и сам чувствует: упирается из принципа, как ребёнок. Просто потому что он совсем не хочет поднимать эту тему со Стивом. Потому что он не хочет, чтобы он влезал в его жизнь по всем фронтам, играл на свету своими воображаемыми доспехами на солнышке. Потому что… да потому что Эдди это бесит. Внутренне, зудяще. О, какой Стив Харрингтон правильный и хороший! О, какой Эдди Мансон нехороший гондон!.. Нехороший гондон даже в глазах Стива. Эдди выдыхает, прикрывает глаза на секунду: понимает, что это чушь, он ведь уже знает его чуть побольше, чем просто облик королька школы. Он знает настоящего, неподдельного Стива Харрингтона — который снимает крутые очки перед ним, чтобы напрямую смотреть в глаза. И который просит свою подружку переубедить бывшую докладывать копам. Чтобы Эдди не словили. Эдди втягивает воздух носом, заглатывает немного жгущегося в ноздрях дыма. Открывает глаза и поднимает взгляд. — Ладно, не подумай, что я не благодарен, — попускает. Стив тоже напротив расслабленнее опускает плечи, выдыхает следом. — Просто, извини, Стив, но твоя подача… — “Что я вмешиваюсь в твои дела, хотя они не мои”, — иронично повторяет его же слова он, но Эдди ухмыляется и качает головой: — Не. Ты прикатил сюда как мой сраный бойфренд, чтобы выяснить, что я делал с другим мальчиком наедине в лесу, — подъёбывает. Стив, едва расслабившись, тут же напрягается: замирает охреневшим взглядом на бампере своей тачки, перестаёт двигаться. И резко отмирает. — Я так не делаю!.. — взвывает. — О, ещё как делаешь!.. — ехидничает Эдди, подхватив дотлевающую во рту сигарету пальцами и указав на Стива: — Прости, сла-а-адкий, что не оправдываюсь перед тобой, почему хожу с другими мальчиками по лесам и тихо толкаю им травку. Просто, кажется, мы договаривались на тот вид “отношений”, где ты не трахаешь мне мозги, а только мой хер, разве нет?.. — Да я же сказал, почему приехал!.. — так искренне вскидывает руки, возмущается, у Эдди внутри всё плавится от удовольствия. — И я не трахаю тебе мозги!.. Что это вообще значит!.. Я просто беспокоюсь, обычно, блядь!.. — Да всё-всё, мам, я понял, — меняет на ходу тактику Эдди, отщёлкивает сигарету в сторону. — Больше не вяжусь с этим противным Байерсом, толкаю только тем, у кого нет истерящих девушек от наличия травки в доме. — И это всё, что я хотел сказать!.. — с запозданием понимая, что Эдди просто его спровоцировал на оправдания, пробует подключиться к шутке. — Но, это, на всякий случай, Стив. — Ну что ещё?.. — Просто хочу сказать, — разводит руками Эдди, — что до этого я как-то справлялся. Уверен, не у одного Джонатана есть подружка, которая не одобряет его накурки. И, думаю, не одна она собиралась припугивать его тем, что заявит. На это Стиву ответить нечего. Он только взмахивает вхолостую широко ладонями, закатывает глаза и снова ставит руки в боки, как настоящая мать, которую всё же добили аргументами. — Окей, больше я не буду к тебе приезжать и отвлекать от репетиций громыхания в кастрюли!.. — соглашается, но не оставляет без ответного недовольного подъёба, смотрит раздражённо в сторону. — Уже уезжаю!.. — Хэй, да брось. Эдди подаётся ближе, коротко оглядывается на ребят в гараже — те уже устали смотреть на их спор, курят, повернувшись спинами — и осторожно перехватывает Стива за задницу, чуть подталкивает к себе. Стив логично шалеет, вытаращивает глаза: до этого при людях и на улице они не флиртовали настолько откровенно, оттого Стив сразу же, офигев от столкновения пах к паху, панически оглядывает пустой жилой район, парней, которые о чём-то перетирают меж собой. Опускает глаза обратно на Эдди, сглатывает. А Эдди усмехается ему в лицо довольно вблизи, без прежней едкости, засовывает свою ладонь в задний карман джинс. Сжимает. Стив давится выдохом, но лица не теряет. Напряжённо и немного жалобно вглядывается в ответ в его глаза. — Оставайся, большой мальчик, — морщится в приятной улыбке Эдди, аккуратно забирает второй рукой тёмные очки из ладони Стива на бедре, раскладывает дужки. — Что уж, раз приехал, я не гоню. Послушаешь, мы новую песню обкатываем, потом можем и ко мне. — Это будет выглядеть странно, — сдавленным шёпотом, сглотнув. — Ой, а твой приезд со мной перетереть будто бы нет, — хмыкает. — Оставайся. Всё равно ребята уже в курсе, что мы общаемся и тусим вместе, какая им разница. Эдди разрезает минимальное расстояние между ними тем, что поднимает очки, и Стив ухает взглядом на них, заметив движение. Но возвращать королю крутость это не задача Эдди. Задача Эдди — её отбирать. Он лихо нацепливает на себя его очки, придвигает по носу как можно ближе к глазам. — Что, мне идёт?.. Стив вскидывает оценивающе брови, но, сука, даже и не думает подъебнуть в ответ. — Ну, кстати, да, — пожимает плечом. — Выглядишь неплохо. Эдди показательно громко всхрапывает, достаёт руку из его кармана и стаскивает очки. Ну и какого хера Стив Харрингтон настолько душка?.. То печётся о том, что его копы повяжут, то комплиментами одаривает. Вот так с ним и трахайся без заморочек. — Эй, ребят!.. — втиснув обратно в грудь Стива его очки, оглядывается Эдди из-за крыши тачки. — У нас тут слушатель нарисовался!.. Давайте, зажжём, чтобы у него уши загорелись!.. Гаррет и Джефф оглядываются охреневше. Стив бегло напяливает очки, пробует улыбнуться ненапряжно, но напряжением от такой компании сквозит за версту. Но всё же никто не против, лишь немного удивлены тому, что Стив Харрингтон — вот тот Стив Харрингтон, что буквально недавно сиял как королёк школы — теперь сидит с ними в гараже, немного морщится от громкости музыки, но покорно слушает, а ещё пробует разобрать текст. В итоге Стиву нравится куплет. Ребята кивают, решают именно его переделать и во вторник не идти с сырой песней, а ещё немного доделать. Эдди упаковывает свою любимую женщину в чехол, салютует ребятам и уезжает. На тачке Стива. В фургоне у него что-то подозрительно фырчит, поэтому он не на нём. Можно сказать, Эдди сглаживает их ссору тупо ради бесплатного доброса до дома. Ну и, конечно, ради секса. Они ведь за этим и общаются, верно?.. Ради секса. Без анала, конечно, ведь это слишком долго. Но всё когда-нибудь прорывается. И со Стивом — охренеть как быстро. Они лежат на кровати, лениво целуются после достаточно насыщенного дня, наслаждаются тем, что завершают его таким же лениво-приятным сексом. Салфетки уже надрываются из пачки, их комки, отеревшие сперму с животов, закинуты куда-то в сторону мусорки. У Эдди гудит плечо от напряжения, и он разрывает поцелуй напоследок, падает расслабленно рядом. Говорят о чём-то короткими фразами, случайными смешками и долгими паузами — просто отдыхают. Эдди уже и не помнит, но что-то говорит про душ: что нужно до него доползти, Стив в который раз упоминает, что можно хоть раз попробовать встретиться у него, там ванная комната вместит их обоих, один может лежать в ванной, второй стоять в душе. Эдди кривится, отфыркивается — нет, не пойдёт он смотреть на королевские хоромы, травить себе душу, что в такие только в гостях — но всё же улыбается. — У тебя что, душ с виброрежимом?.. — подначивает. — Или там массажёр какой-то, а, Харрингтон?.. — Бля, да хватит расписывать меня за супербогача, — морщится тот, но тоже улыбается. — Нет ничего такого, обычное всё!.. — О-о-о да, это говорит мне человек, который недавно жаловался, что тебя заставил отец разгребать специальное помещение, отведённое под инвентарь для прочистки бассейна. — Слушай, да это как сарай!.. Это ж не отдельная комната там, ну… — Да-да, ваш участок вмещает на себе пятьдесят таких сараев, один из которых — замок. — Ну харэ, правда!.. — оборачивается, ловит взглядом ржущего рядом Эдди, и оттого теплее перекладывает голову ему на плечо, сам машинально посмеивается. — Просто я думаю, что нам, ну… будет удобнее там. — Вам, ваше величество, естественно, — округляет глаза Эдди и поворачивается, деланно серьёзно корчит мину. — А я, простите, обычный смертный крепостной, потеряюсь. — Ты никогда не завалишь, да?.. — цыкает устало. — Нет, — поджимает довольную приторно-милую улыбку Эдди. — Пока ты не назовёшь объективных причин тащиться в сраное поместье Харрингтонов. Они щурятся друг на друга вблизи, Эдди — с подъёбкой, а Стив… А Стив прекращает щуриться. Посмеивается ещё раз, инертно, остатком, мелко сглатывает, отводя взгляд на татуировку Эдди на груди. Похоже, причины-то у него есть. Но какие-то внутренние, долгие, которые он не готов говорить сразу. Эдди рассматривает его спинку носа, брови, перебирает пальцами где-то за его головой, чтобы не подобрать распавшиеся уложенные пряди, пригладить вместо чужой руки. Он не видит смысла начинать встречаться в доме у Стива, потому что чувствует, что всё равно всё хорошее подходит к концу. Незачем ещё вбивать себе в голову, какой хорошей жизнью живёт этот королёк. Встречи с сексом рано или поздно закончатся, а вот воспоминания о том, как в какой-нибудь предпоследний раз Эдди подлипнет взглядом в дорогущий холодильник или тот же бассейн с подсветкой — нет, нахер, это воспоминание долго будет его жрать изнутри, пересвечивать хорошую и ненапряжную ёблю. Вдруг Стив отмирает у него на груди, приподнимает голову, снова встречаясь взглядами. — Да просто… подумал, может… Мы пойдём куда-то дальше, знаешь. Этот как предпоследним ударом в гонг — Эдди ощущает нехорошее в этой фразе, двусмысленное, то, что может выходить за рамки секса. И, видимо, это отражается в его лице ненарочным напряжением. Стив спешит поправиться, сморгнув: — Я имею в виду… в сексе. На душе у Эдди легчает, конечно. Выражение лица становится расслабленным. Но сам контекст считывается позднее. — Ты хочешь попробовать анал?.. — вскидывает вопросительно одну бровь. Стив начинает нервничать, он дёргает уголком губ в попытке улыбнуться, но тут же гасит кривую улыбку, сглатывает. — Не знаю, просто… думал. — Ты хочешь… — Эдди лениво поднимает ладонь от своего живота, взмахивает ею в воздухе, — чтобы ты меня или я тебя?.. Стив встречает оглядку Эдди долгим, тянущим взглядом. — Чтобы ты меня. Эдди откровенно удивляется. Хотя, насколько сильно, это вопрос: он ловит сигналы, делает себе зарубку, но не рассчитывает, что в их ситуации это уйдёт дальше. Но Стив… Стив. Сраный Харрингтон. — Оке-е-ей, — втягивает с промедлением воздух через нос, укладывает обратно ладонь на живот. — Я понял. — Но, это, не то чтобы… — снова в запозданием начинает пояснять Стив, падает взглядом на безволосую грудь, мечется суетливо им по тату. — Нет, я тоже хотел бы и тебя, да!.. Ну, то есть, если ты тоже хочешь, но просто… — Просто хочешь, чтобы я тебя трахнул. — Да!.. Бля, — резко осознаёт, морщится, улыбается смущённо-иронично. — Ты понял меня, ладно. — Так… — Эдди не волнуется от этой темы, поэтому медленно пробует прощупать, выяснить основное. — Ты пробовал?.. Вообще анальный секс, то, что ты сам не принимал, я понимаю. — Эм, нет, — колется, втянув воздух через зубы. — Не знаю, я как-то и не интересовался особо… — Но тут заинтересовался?.. — стреляет наугад и сразу в цель. — Да, я… — Стив сглатывает, кивает часто-часто, щекочет подмышку своей гривой. — Ну, после того, как мы с тобой… Начали спать, то я всё равно думал об этом, не то чтобы прям серьёзно, нет, я не парился, но просто в теории… — И?.. — подводит к сути. — И, ну, — Стив облизывает нервно губы, ещё раз прикрывает глаза, будто если не смотреть, пока говоришь — проще. — Я немного… Эдди резко понимает. Скрипит кроватью, смещаясь ниже, ложится головой напротив. Стиву явно не нравится, что приходится отклониться на руку Эдди, а не продолжать лежать у него на груди, но глаза он открывает. — А сам с собой пробовал?.. — вгрызается внимательным взглядом в его глаза. Стив заминается, позже нужного смыкает губы. — Да, — кивает, мелко сглотнув. — Я просто… — Как именно? — у Эдди разжигается азарт. — Бля, — Стив морщится, опадает расслабленно затылком на его руку, устремляет взгляд в потолок, — ну… пальцами. В душе. Я совсем немного, просто… У Эдди отражается безумная смесь восторга и ахуя в лице — бровям ползти выше некуда, глаза открывать шире невозможно. Чёрт возьми. Стив Харрингтон ласкал себе задницу пальцами в душе. Не то чтобы он не имеет на это права — каждый дрочит как он хочет — но сам факт нехило взрывает мозги Эдди, заставляет улыбаться ошалело восторженно. Не знает, насколько далеко в прошлое он должен отмотать, чтобы этот факт вызвал только ёрнический смешок или ухмылку, что, воу, сраный бывший королёк хочет хуй себе в задницу, но сейчас это оседает остатками неверия из прошлого и сумасшедшим желанием. Стив впервые с ним сосётся. Впервые спит как с мужиком. А теперь ещё — охренеть — хочет, чтобы он его взгрел, выеб. Стив смущённо косится на Эдди, проверяет его реакцию. А что Эдди. Он под впечатлением от такой прыти Харрингтона, не верит, что он сам предлагает. Будь это кто угодно, но не Стив, Эдди бы абсолютно безразлично пожал плечами и сказал “окей”, может, предупредил, что сам он ни разу не давал в задницу, но вовсе не из-за принципиальности или ещё чего-то, просто его всегда просили быть подающим. Эдди без разницы. Но со Стивом Харрингтоном — не совсем. — Что?.. — не понимая, как считывать выражение лица Эдди, устало вздыхает Стив. — И как ощущения были?.. — не теряя чуть безумной улыбки, спрашивает в ответ. Стив вздыхает тяжелее, приглаживает чёлку к голове, по укладке, светит волосами в подмышке. — Мне… не знаю, странные ощущения, — выдыхает порывисто и тихо. — Я не понял именно, как оно мне, но… меня дико возбудило. — Ты дрочил себе? Кажется, Эдди буквально раздирает его по клочкам из-за короткого эпизода, но ему жизненно важно это всё узнать, просмаковать. — Н-н, да, — Стив с каждым словом заметнее смущается, приятно нервничает от откровенности разговора. — Быстро кончил?.. — Очень. — А ты себя, — Эдди подключает уже руки, поднимает одну и пробует отогнуть нужное количество пальцев, — одним, двумя?.. Как глубоко, вот так или… — Эдди, блядь!.. — не выдерживает пытки смущением Стив, перехватывает его руку, заставляет поднять ошалело восторженный взгляд обратно на своё лицо. — Я же сказал, что я немного!.. — Немного — это как?.. — с Эдди спадает шок, он чуть подуспокаивается, набирается ёрничества. Укладывает удобнее голову, глядя ему в глаза долго, лживо поддаётся ладонью, что больше не показывает, но тут же выскальзывает из захвата чужими пальцами. — Просто погладил или входил, растрахивал себя?.. — Я… Я… — Стив мечется взглядом от одного его глаза до другого. Эдди понимает, что его раздражение и смущённость — любимые пока что эмоции. — Трогал, потом… — Вот так?.. Эдди, не отрывая взгляда, сползает рукой ниже. Напрягается пресс под кожей от скользяще-плавного движения пальцев, чуть вздрагивает нога, когда Эдди огибает по ней круг возле члена, подныривает ниже. Стив не может ни отвести взгляд, ни моргнуть — только сглатывает, вспрыгивая кадыком на горле. Естественно, пока лежит расслабленно, не широко разведя ноги — подлезть сложно. Эдди просто мажет воздушно подушечкой пальца по складке сжатых ягодиц, и тут же — Стив разводит порывисто колени, открывает доступ. У Эдди улыбка становится плотояднее, шире, но взгляд по-прежнему долго направлен в распахнутые глаза. Всматривается, подмечает каждое движение радужки, расширение зрачков. Он протискивается средним между крепких булок, не может устоять, немного прищипывает их большим пальцем — Стив выдыхает, сбрасывает немного напряжения — и всё же дотрагивается до складок сжатого ануса. Стив окончательно не выдерживает: сглатывает откровеннее и дольше, прикрывает глаза, пробует выравнять дыхание. — Вот так?.. — повторяет практически шёпотом вопрос Эдди, глядя, как у него изламываются брови. — Просто гладил?.. Медленно поводит подушечкой пальца — ощупывает рельеф, приникает ближе, дотрагивается. У Стива по телу непроизвольной судорогой. Он незаметно старается развести ноги ещё шире, подрагивает от того, что Эдди просто трогает его сзади, его тесную сжатую дырку. Совершенно сухую. Очевидно, что Харрингтон хоть чем-то смазывал себя или свои пальцы, не мог же просто… — Д-да, — выдыхает он, приоткрывает глаза. Взгляд — уплывший нахер. — Сначала да. — А потом?.. Приникает всей фалангой к узкому проходу. Приходится напрячь соседние пальцы, чтобы начать поглаживать рельеф ануса в тесноте его ягодиц, но Эдди делает это с лёгкостью, не оборачиваясь на собственную руку. Намного важнее то, как выглядит Стив. Смущённый, притихший, чутко реагирующий на всё. Вздымается медленно и едва заметно грудь, чувствуется ощутимо зажатым плечом под шеей, как бьётся пульс. — Я… Совсем немного… — Ты пробовал в себя засунуть?.. — Нг, да. Эдди, не скрываясь, разглядывает его лицо вблизи, сам не ощущает, как улыбается. По предплечью мажет влажным, шёлково-нежным — у Стива встаёт, член наливается кровью, хотя они едва минут пятнадцать назад оба кончили, и его головка проскальзывает в движении. Пиздец, а ведь он ещё и не делает ничего. Просто гладит неторопливо, трогает сжатую дырку, всматривается глаза загнанному в угол Харрингтону. Похоже, его действительно кроет с этого. — Совсем немного, да?.. — Эдди наблюдает. — Да. Что ж, у Эдди у самого начинает вставать — просто от того, какой же, блядь, невозможно чуткий Стив под ним, как он его гоняет то на горках откровенности, а затем вот так мерцает глазами вблизи, едва дышит. Хочет, чтобы поласкал его задницу. У Эдди затылок немеет. Он дёргает уголками губ в ответ на придушенное дыхание Стива и наконец приходит в более активное движение: опускает взгляд вниз, где свалено набок твердеет его член, вытаскивает руку из-под Стива, подхватывает ногу, сминает густо растущие волосы и перекидывает её через себя, чтобы совсем широко раскрылся. Стив, сглотнув шумно над ухом, тоже нервно-зыбко пробует подстроиться — вторую ногу отводит к краю кровати, немного меняет положение таза, чтобы чуть приподнятым к верху, открытым. Эдди сплёвывает себе на пальцы и возвращает бегло ладонь обратно. Рядом — вибрирующий от нервов и томления выдох. По влажному и скользкому намного проще мазнуть пальцами меж ягодиц. Стив вздрагивает всем телом, чуть не съезжает ногой с кровати. — Вот так, да?.. — уточняет полушёпотом Эдди, оборачиваясь снова к его лицу и ловя полуприкрытый взгляд. — М-м-м, — уже теряет возможность говорить. Указательным и безымянным — подстроиться, чуть развести ягодицы пошире. Средним — приникнуть, коснуться подушечкой, прижать теснее, проехаться взад-вперёд, отвести, согнув в суставе. Стив жмурится рядом, его дыхание окончательно сбивается, вырывается жаром на щёку. Уже не может осторожно и тихо через нос дышать, размыкает губы, поблёскивает влажным ртом в контраст пересохшими губами. Эдди любуется им, вбирает всё до капли. Снова касается. Медленно заводит круг, приглаживает волосы к крутым подъёмам ягодиц. — Хорошо?.. — спрашивает, и не надеясь на ответ. — Очень, — выдыхает в лицо, сглатывает. Его хер вытягивается до полного размера, крепнет. Покачивается от движения руки Эдди, мажется нежной головкой, и Эдди, отведя взгляд от лица Стива, смотрит на него. — Ты же ласкал себя?.. — А?.. — Стив приоткрывает глаза, перестаёт соображать. — М-м-м… — Потрогай себя, — напрямую переводит взгляд обратно в глаза. — Давай. Стив сглатывает, изламывает совсем жалобно брови, но покладисто обхватывает рукой свой член, медленно перегоняет кожу выше. Вся слюна с пальцев — в крутую впадину, где Эдди вяжет неторопливо влажным пальцем по рельефу, чуть приглаживает, чуть надавливает. И от обилия влаги — хлюпает. У Стива передёргивает плечи. Он зажмуривается в смущении, но рукой на своём члене — быстрее. Эдди ухмыляется. — Внутрь хочешь?.. — Да… — Прям весь или?.. — Н-н-н, н-не знаю… О, конечно он хочет. Уже весь изнывает, не видит, что чуть покачивает бёдрами навстречу, чтобы Эдди поскорее снова потёр ему дырку. Эдди, разумеется, удовлетворяет желание — находит центр мелких складочек, чуть пошлёпывает, собирая влагу под подушечкой пальца, а затем надавливает легко-легко. Если напряжён, не готов — не пустит. Но подушечка пальца медленно погружается глубже без всякого сопротивления. Стив, попытавшись задавить стон вздохом, всё же срывается — с вкрадчивого мычания выдыхает сладким полустоном, поддаёт бёдрами и начинает частить по своему члену рукой. Господи прости, Эдди даже на фалангу не входит, может, на полногтя — а ему уже башню рвёт. Всовывать глубоко Эдди опасается — по многим причинам. А соображать сейчас нужно точно за двоих, поскольку Стив забывается, оголтело дрочит себе с расшиперенными ногами, поддаётся тазом выше, чтобы входило без помех. Пиздец. Как же он хочет, чтобы его выебали. Чтобы Эдди выдрал его хоть чем. У Эдди снова — как молотом по толстому железу с затылка — ударом, он порывисто втягивает раскалённый воздух через нос, облизывается, пробует сам не провалиться в неосознанное желание. Выводит подушечку резко, быстро. И снова медленно — внутрь, надавливая, заставляя остатки слюны хлюпать от движения. Стив запрокидывает голову, мычит, дышит тихо-сладкими стонами. Эдди ведь не железный. Он тоже, оглядев профиль Стива, не выдерживает, теряет немного мягкости и аккуратности. Начинает мелко и неглубоко трахать одним пальцем. Совсем чуть-чуть, больше для собственной сублимации: растрахивает тесную и влажную дырку одним средним, то заходит на полфаланги, то обратно. Пару секунд пробует в свой ритм, но цепляется взглядом за то, как ускоряется ладонь Стива на члене, и чертыхается — начинает так же часто-часто втрахивать палец ему в задницу. — Блядь, — успевает выдохнуть, но это глушит полноголосый стон Стива. Ему полностью отрывает голову: он жмурится, дрочит, покачивает едва-едва бёдрами навстречу пальцу, не может заткнуться со своими выстаниваниями, открывает разморённо глаза, ловит сложное выражение лица Эдди. Поворачивается, открывает рот, и Эдди падает на него вязко-долгим поцелуем, глотает звук. А внизу пальцем — держит ритм, хлюпает. Не зря, блядь, гитарист: успевает за солярами признанных мастеров металла, успеет и выебсти Харрингтона, целуя в его стоны. Что ж, Стив не соврал — возбуждает это охуеть как сильно, а кончить от этого можно практически сразу. Стив и не продерживается дольше трёх мажуще-долгих поцелуев Эдди, резко вздрагивает всем телом, зажимает в очке его палец от общего спазма и стонет. Кончает немного, но так, будто сливает из себя вагон спермы. Эдди едва успевает оторваться, чтобы послушать стон уже открыто, но поздно: он выскальзывает пальцем, ловит остатки выдоха и ощущает, как у самого до болезненного трёт хер трусы. Что ж, теперь предельно ясно — Стива он точно, неважно когда именно, но выебет, а тот и слова поперёк не скажет: сам прогнётся, попросит, даст драть себя так, чтобы в глазах темнело. Стив опадает всем прогнутым телом обратно на простынь. Отходит дольше, чем от дрочки с лаской мошонки, плавает расфокусированным взглядом то по лицу Эдди, кратко-благодарно целуя кончиками губ, то по потолку. Конечно, минут через пять Эдди не остаётся обиженным — Стив неохотно снимает свою ногу с его бедра, перекатывается набок, поскольку больше сменить позу не может, и Эдди приходится выползти за пределы кровати, чтобы дать себе отсосать. Медальки за минет он не даёт, но за оргазм от того, что он засовывает ему палец в задницу — он даёт минет. Странная у них система вознаграждений и премирований, но это вообще не важно. В конечном счёте оба оказываются довольны. Никто второй раунд не планировал, он сам организовался. Потом, помазавшись ещё одной порцией расслабленных поцелуев, Стив зажато сваливает в душ, потому что ощущения вязкости в очке ему непривычно, он чувствует себя странно и неуютно. Эдди разводит руками будто в понимании (скорее, человеческом, чем именно ситуативном) и остаётся лежать один, слушая за стенкой грохочущую воду. — Всё окей?.. — когда Стив возвращается, обмотав бёдра полотенцем, интересуется уже одетый снизу Эдди, чиркая зажигалкой у окна. — Никаких… конфузов?.. — Неа, нет, — Стив сдёргивает полотенце, покачивает наконец упавшим членом, склоняясь за своими трусами на кровати. — Блин, я бы обосрался, если… — …обосрался, — договаривает Эдди и тут же гаркает смешком от игры слов. — Ну, слушай, если так подумать… — Завались!.. — вскидывается смущённо-нервно Стив, путается в трусах, едва не наёбываясь обратно на кровать. — И не смей мне об этом говорить!.. — Да бог с тобой, я не брезгливый, — закуривает, потом, чуть подумав, добавляет: — Ну, наверное. Стив резко замирает, всё же натянув трусы. — А, это… — М-м-м? — выдыхает дымом, оглядываясь. — Ты… Пальцы, эм… Чист… — Господи, Харрингтон, переставай париться!.. — сморщивается страдальчески Эдди, взмахивает артистично широко руками. — Я ж в тебя не по локоть лез, естественно всё нормально!.. — Бля, а точно?.. — Стив изламывает брови в сомнении, немного хмурится, наклоняется в сторону, пробуя поймать взглядом отвернувшегося, чтобы стряхнуть пепел, Эдди. Тот оборачивается, смотрит на него — в одних трусах, со своей альфаческой волосатой грудью, с накрапывающей воды с кончиков прилизанных волос. Не удерживается: перекидывает сигарету в другую руку и, торжественно подняв ладонь, которой недавно вытрахивал ему анус, облизывает пальцы всей длинной языка от костяшек до подушечек пальцев. — Блядь, иди ты нахуй!.. — закатывает глаза Стив, стараясь не скривиться, накрывает лицо руками то ли от ужаса, то ли ещё от чего. — Эдди, мать твою!.. Ну нахера!.. — Чтобы тебя выбесить, конечно, — примирительно прекращая концерт, хмыкает, возвращается обратно к сигарете и затягивается. — Расслабься, Стив, всё нормально. Стив, конечно, расслабляется не сразу. Ещё немного стонет от ужаса, что Эдди это сделал, потом, пока копается, одеваясь, ноет, что он не планировал, что они так случайно попробуют, это ведь не совсем правильно, гигиенично и далее по списку. Эдди в какой-то момент докуривает и спрашивает прямо — “понравилось?” Стиву деваться некуда. Он кивает, смущённо комментирует, что совсем забылся. Когда сам трогал себя, это возбуждало, нравилось какой-то степенью недозволенности, непривычности, но с Эдди — это в тысячу раз усилилось. Когда тебя трогает ласково за задницу другой мужик — это абсолютно по-другому. Эдди хмыкает, улыбается уголком губ. Согласен в одном: со Стивом Харрингтоном действительно по-другому. До него он трахал двух случайных чуваков, с которыми зацепился на концертах, но те без лишних прелюдий говорили, что хотят, и сразу подставляли задницу. Рик, в унисон к ним, тоже не парился долго, иногда прямым текстом ещё по телефону выдавал — “бери гондоны, хочу, чтобы ты драл сегодня меня”. У них по одним ощущениям было понятно, что раздрочены дырки, Эдди и не проверял, сразу залетал, едва натягивал презик. А со Стивом… Чёрт. Эдди снова невольно прокручивает, как он касается его сжатого ануса, а тот стонет, и всё — мир плывёт перед глазами. Стив Харрингтон — это, извините, уровень. Королевский. Корольковский. Эдди провожает его и на секунду придерживает входную дверь, пока не открыл нараспашку: целует нежно в губы, Стив с охотой и глухим полустоном удовольствия (нравятся ему нежности, будто бы Эдди не знает) отвечает взаимностью. — Ещё попробуем, — отстраняясь, мягко улыбается Эдди. — Если ты хочешь, конечно. — Я очень хочу, — запалисто выдыхает, облизывая и так влажные от поцелуя губы. — Мне… ты и сам всё видел, окей?.. — И хочу увидеть ещё раз, — смеётся беззвучно. Эдди казалось, что золотое время секса без обязательств быстро пройдёт. Но отчего-то так не случается. С Риком-то было всё не совсем так: встречались, когда было время и дела, так же и трахались. Всё было достаточно однообразно и скучно, но Эдди и рад был хоть время от времени с кем-то трахаться, не настолько частое у него это событие. Со Стивом всё абсолютно по-другому. Кардинально. С ним и приятнее просто так пересечься, зацепиться языками по фигне, с ним и эмоций больше от секса, хотя, кажется, и границы у них с ним почётче. После эпизода с проникновением пальцем у Эдди начинает в груди аж чесаться от волнения, сладкого предвкушения. Ему нравится то, что у них всё не так быстро, не с разгона. Это действительно его подогревает, заставляет подтекать головой при мыслях о продолжении. Это похоже на лёгкий мандраж. Боже, Эдди Мансон мандражирует перед сексом со Стивом Харрингтоном. Мог ли об этом подумать года три назад Эдди, криво ухмыляясь и глядя на идущего по коридору школы королька? Разумеется, нет. Кажется, они с разных полюсов планеты, их пути никогда не пересекутся, а если случайно и притрутся боками тропинок — то только для конфликта. Должна остаться только одна дорожка, никак иначе. Это практически как с коксом. Но кто такой Эдди и откуда у него деньги на чистый, крэк — его потолок. Странная у Эдди Мансона жизнь, чудная. То его порогом мечтаний на ближайшее время является окончание школы хотя бы в этом году, то простое и человеческое выживание, затем жизнь не в тюрьме и не с клеймом маньяка-серийника, а теперь — лишь бы Нэнси Уиллер дала ещё пару шансов на исправление своему укурышу Джонатону, чтобы Стив Харрингтон подольше экспериментировал со своей сексуальностью и желаниями в сексе с Эдди. А ещё Эдди не думал никогда, что простой белильный потолок будет вызывать у него желание выйти из помещения, убраться подальше, потому что под слоем краски — трещина. Эдди раздумывает, что может это воспринимать как целую метафору: золотое время, которое со всех сторон идеальное, прекрасное, но и оно — с трещиной. Да, закрашенной, да, спрятанной от чужих глаз, но он-то знает, чувствует — она есть. Уилл Байерс полностью вливается в коллектив в клубе. И вот самое время расчехлять свои заготовки на второе полугодие последнего звёздного года Эдди Мансона — его финальная кампания в ПиД. Эдди приценивается, что, если всё пойдёт хорошо, он передаст место мастера именно ему: парень он сообразительный, с потенциалом, робкий и забитый немного, да то временно — как перестанет шугаться каждого взгляда, что все в нём видят гея или ещё кого, так сразу встанет в паз нужной шестерёнкой. Поэтому он собирается показать как мастер высший класс. Круче, чем на культе Векны. Однако за время его перебежек из дома на природу сам план кампании не рождается так же быстро и хорошо. Эдди неодобрительно к самому себе оценивает свои записи, намётки и цыкает. Трещина чуть расходится из-под краски сколом на его золотое время — вероятно, грозит полным расколом в будущем. Оно и понятно: в этом году Эдди закончит наконец-таки школу, пропадёт клуб, развивать группу будет сложно, потому что ребята ещё учатся, значит Эдди продолжает бултыхаться один. И Стив тоже пропадёт — трещина не у одного Эдди зреет, и хоть этот факт его успокаивает. А ещё его успокаивает в очередной раз, когда остаётся один дома ночью, уже без задней мысли схватить ключи от фургона из вазочки, сгрести в одну нестройную папку все свои начинания по кампании и завалиться в фургон, держа путь до леса. За столько раз ночных побегов Эдди уже примечает для себя излюбленную локацию — место для летних кэмпингов, которое — как удобно — не особо популярно по зиме-весне. Там открытая поляна с видом на небо, на достаточном расстоянии поскрипывающие стволы сосен и огороженное место костровища. У Эдди всё под рукой: плед, на котором они время от времени кувыркались с Харрингтоном, припасённая пара бутылок пива, даже порванная старая зимняя куртка, чтобы удобно в неё завернуться и не совсем мёрзнуть. Дрова и розжиг он тоже начинает возить. А какая ему разница, валяется в фургоне и валяется. Ещё не отставшая от зимы ранняя ночь густо укрывает лесные дороги темнотой: впереди только свет от фар, выцепляющий однообразный стволы деревьев, гладкий асфальт и негромко шуршащая музыка. Негромко, потому что Эдди уходит в раздумья над сюжетом — пока нет смысла перебивать мысли. Выкручивая руль на очередном повороте, Эдди видит, что деревья впереди освещает встречный автомобиль — немного удивлённо приподнимает брови, редко кого встречает на дороге до кэмпинга. Входит в поворот и удивляется сильнее — очертания этой тачки он знает наизусть, опознает и по куску бампера в полной темноте. Их машины выруливают на прямую, встречный свет выцепляет из полутьмы салона такое же немного удивлённо-усталое лицо Стива. Притормаживают. Эдди выкручивает ручку, опуская стекло. — Харрингтон!.. — пробует казаться веселее и живее, чем есть на самом деле. — И хрена ли ты тут делаешь посреди ночи, а?.. — Встречный вопрос, — тоже открыв окно, вскидывает прямолинейно вяло он брови. По голосу чувствуется, что тоже устал, как собака. Эдди на секунду становится приятно от одинаково резонирующего между ними лениво-неохотного настроения и долгих фраз. Стив, оказывается, вёз куда-то табор детей: тем взбрело в голову как в старые добрые устроить палаточный лагерь на природе, и никого из них не волновало, что на дворе начало марта. В итоге Стива впрягли не только как таксиста, но ещё и как сборщика палаток, затем благодарного едока — его решили вознаградить за посильную помощь. — Хэндерсон, — тянет с пониманием Эдди, куря в окно, пока говорят. Ну а кто ещё сможет разорить Стива на просранный за ненужными делами вечер, а потом ещё и пнуть ехать домой, ведь места для Стива в их охерительном палаточном лагере нет. — Вообще-то, я сам уехал, — кривится авторитетно Стив, но Эдди только улыбается. Зная уже немного Стива, он думает, что, на самом-то деле, если бы его не погнали взашей — он бы просто от усталости не поехал обратно. Да, бубнел бы, бухтел, причитал, но спать лёг бы как миленький после еды. Уж Эдди не знать, как быстро его вырубает после физ.нагрузки и ужина. Ну, а сам уехал, наверняка, потому что там ребята были с девушками. И Стив знает, что они забьются по палаткам не для того, чтобы он пытался не уснуть и понять, будет ли он и в этом случае держать ответственность за чью-либо девственность. Но для вида, конечно — только для него — Стив сказал, что они его заколебали, использовали и вообще ему завтра на работу, поэтому он уезжает. Эдди смотрит на Стива из-за проволоки дыма и просто признаёт — чёрт, он уже не просто “немного” его знает, а достаточно хорошо. — Ну а ты куда?.. — достаточно поныв про то, как Дастин когда-нибудь в будущем получит от него месть, будет его возить пьяного туда-сюда и обратно. — Неужели кому-то повёз сюда травку?.. Эдди лениво сочиняет откровенную херню про то, что в этом лесу когда-то заплутали хиппари, теперь он пожизненно возит им сативу по ночам, как дань, но потом, разумеется, отвечает честно: поехал на природе посидеть один, нужно досвести катку, а дома тухло. Дома тухло. Да, конечно. — Если ты ещё не заебался от дня на природе, поехали, посидишь и со мной у костра, — ни на что не надеясь, лениво взмахивает ладонью Эдди. — Палатки с собой нет, женщин тоже, если и кого трахать, то тебя. — Нет, сегодня я пас, — сонно-устало округлив глаза, сплёскивает Стив руками и падает ими на руль. — Я реально вымотался, так что ни слушать, как кто-то пытается потрахаться, ни трахаться самому мне не хочется. Переводит взгляд на Эдди, тот лишь с понимаем жмёт плечами. Но неожиданно добавляет: — Но лениво посидеть у костра я хочу. — Ну и погнали. И вот беспробудно-чёрная ночь разрезается светом не одной пары фар, а двух. Эдди неторопливо ведёт свой фургон впереди, на хвост садится Стив, светит в мелкое окошко задних дверей, чуть слепит через зеркала. Когда подъезжают к тупику, Эдди выпрыгивает налегке и сразу с фонариком идёт хватать шмотки. Стив выходит из тачки с запозданием, немного тупит, наблюдая за ним, потом канючит, что он его не предупреждал, что придётся снова вещи тащить по лесу, но, тем не менее, подключается тоже — хватает, не думая, плед, пак бренчащего пива и пару дров. Идти недалеко, Эдди предупреждает сразу. Это вызывает у тащащегося рядом Стива облегчённый вздох. Небольшая полянка для кэмпинга посреди шумящего треском веток леса — наверное, с птичьего полёта, она выглядит как залысина на затылке дяди, небольшая, но заметно разделяющая густой массив. Небо над ними охренеть какое звёздное. Не так, как на фотографиях с курса астрономии, но так, что видно больше десяти белых точек в черноте. Кроме покачивающейся от ходьбы полосы света фонарика, всё заливает сине-тенистым оттенком. Кажется, что и лица синие, и блеск голубоватый, и трава, шуршащая под ногами, цвета индиго. Эдди уже знает, куда идти — поэтому быстро находит лучом света очертания костровища, рулит к нему. Скидывает налегке свою часть дров в черноту круга из углей, который ночью не выглядит контрастно-заметным, откидывает плед к лежащему бревну, подрабатывающему летом скамьёй для какой-нибудь семейки с толпой детишек. Стив тоже привыкает к темноте, скидывает следом пару поленьев в будущий костёр. Огонь разводят быстро — Стив кривится на попытки Эдди сделать шалаш из дров, отбирает спички, натыкивает хаотично розжига по сторонам, и костёр разгорается надёжно и уверенно. Когда он проверяет, что всё точно горит, оглядывается на успевшего расположиться Эдди на пледе — а нахер ему брёвна, он будет лежать на земле, лишь используя бревно как спинку, простирать ноги в носках прямо к огню. Пока стаскивает кроссовки, те разваливаются успокаивающим бардаком в оранжево-тёплых всполохах света. Стив вздыхает, распрямляется и падает рядом — конечно, на бревно. — Ты ночуешь тут?.. — кивает на пиво, когда Эдди тянется за первой бутылкой. Эдди вскрывает крышку открывашкой с ключей, уже хочет отпить, но невовремя отвечает, что нет, потом домой поедет. Начинаются мамкинские причитания. И что Стив надеялся, что Эдди шутил тогда и он не ездит пьяным, и что без разницы, что по дороге от этого места до трейлерного парка никто в такое время не ездит, и вообще, он ведь может уснуть за рулём или въебаться на повороте, Эдди и трезвый ездит как пьяный. Эдди вяло-тепло улыбается, смотрит на дрожащее пламя на чернеющих поленьях, подъёбывает тем, что если Стив тоже хочет пива — он просто может его взять, а не жаловаться. Стива, к великому сожалению, это не останавливает: он ставит вопрос ребром, что Эдди не едет пьяным. Эдди нравится, как он разбавляет тишину своим недовольством, поэтому налегке, откинув голову на бревно, смотрит зачарованно на освеченное светом костра его лицо: заостряется линия челюсти, нос, глаза влажно мерцают склерами. Говорит, что, мол, ладно, тогда пусть пьёт Стив, а он посмотрит — не пропадать же добру, которое они припёрли. Стив усмехается иронично, сплёскивает руками и выдаёт, что он не готов — Эдди его повезёт? Они не убьются по дороге? Нет-нет, исключено. Компромисс находится в камень-ножницы-бумага: кто выигрывает с первой попытки, тот и пьёт, а второй без разговоров везёт. — И ты повезёшь меня домой?.. — выгибает поражённо брови Стив. — К себе домой, — не отступает от своего слова не лезть в поместье Харрингтонов Эдди. Что ж, настоящий мужской спор решается исключительно по-мужски: они встряхивают ладонями один раз — оба показывают ножницы, ничья; встряхивают ещё раз — Стив чертыхается, сплёскивает руками, а Эдди наконец долгожданно с бульканьем опрокидывает банку пива. Стив повезёт его домой на своей тачке. Утром вернётся за фургоном Эдди. Отчего-то Эдди становится весело и хорошо. Даже не столько от пива, сколько просто от бурчащего Стива где-то выше, от его нелепых попыток скрыть, что он тоже хочет лежать с бутылкой пива и залипать в огонь. Эдди раскладывает по пледу свои намётки для кампании, всё же берётся за них под мерное потрескивание костра, шорканье кроссовок Стива по земле и умиротворяющий шум ночного леса. Чадит в редком безветрии столп дыма в темноту. Пляшет оранжевый свет на лицах, оставляет контрастно-чёрные тени под скулами, по рельефу лиц, греет разгорающимся огнём. В тишине они высиживают от силы минут пять. Эдди только перечитывает свои намётки, что-то чиркает, и Стив вполголоса узнаёт, что именно он делает. А Эдди не против рассказать, пояснить. Он начинает курсировать карандашом по блокноту, изредка вскидывать взгляд на склонившегося сверху из-за плеча Стива, объяснять что-то про сложности построения катки. Стив понимает мало, с каждым запутанным предложением его выражение лица усложняется, но всё же он слушает, пробует вникнуть. Эдди не выдерживает первым: подольше цепляется взглядом за полупрофиль Стива, изучает его черты вблизи при таком освещении, улыбается уголками губ, а после, усмехнувшись, рубит честно — ему необязательно делать вид, что он понял и ему интересно. И Стив не притворяется: улыбается зубами, что свет поблёскивает на эмали, смеётся и честно рассказывает, что для него ПиД — игра с каким-то больно большим перечнем правил и условий, он приятно поражён, что Дастин и Ко помнят их без той толстенной книжки, а у Эдди ещё и другая, есть какой-то баланс, вариативность. Так начинают просто говорить. Ни о чём в общем, обмениваются смешками, неважными историями, фактами друг о друге. Неожиданно Эдди развозит уже на второй бутылке. Вероятно, тому виной, что он несколько устал, при выезде из дома был напряжён, а, случайно встретив Стива, он резко успокоился, размяк, буквально растёкся лужей умиротворения, и пиво начало спутывать его речь, глотать окончания у слов. На секунду Эдди думает, что хорошо, что с ним Стив — он давно не пьянеет с такого минимального количества алкоголя, он бы и впрямь заночевал тут, потому что взгляд у него плывёт, в теле — приятная расслабленность. Стив тоже замечает, как его ведёт. По-тёплому подъёбывает, что будет он ещё с ним спорить, что пьяным нельзя садиться за руль, и они выходят к теме, что Эдди в следующий раз повезёт пьяного Стива куда-то и обязательно будет соблюдать скоростной режим. У действительно пьяного Эдди пропадает желание думать. Он по-простому хочет обмусолить какую-то чушь, поэтому разговор уводит в беспутые отношеньки. Эдди никогда по трезвости не скажет, что его хоть когда-то ебали отношения Стива и его многочисленные женщины. Нет-нет, ему реально насрать, но открытость первоисточника манит, и он хочет послушать самый смак напрямую от Стива, а не через десятки людей в школе. Стив от темы не смущается, но удивляется её выбору. Мнёт губы, подбирая слова, говорит, что, на самом деле, нет ничего сложного в том, чтобы кого-то зацепить, намного сложнее — найти кого-то, с кем будет хорошо и в долгой перспективе. Своего человека. Такого человека Стив встретил лишь один раз и то — проебал по собственной тупости, непонимания, что делать. — Уиллер, — Эдди отводит от него взгляд, салютует бутылкой куда-то в темноту, в столп дыма, и Стив, сцепливая пальцы в замок между коленей, посмеивается неловко, кивает. Заговаривают про отношения Стива и Нэнси в прошлом. Про то, каким он был придурком в свои семнадцать, про то, что сам не знал, как себя вести, его вели его не-очень друзья в каких-то сомнительных решениях, а Стив никак не мог разобраться, как он сам хочет строить отношения, что правильно, что нет. Стив не думал, что то, что у них было с Нэнси, будет таким серьёзным. Он просто внезапно понял, что ему внутренне, душевно противоречит то, что он делает и как, ему чхать на свою авторитетность среди других, он просто хотел… хотел, чтобы она была счастлива. Поэтому не стал повторять своего мудацкого поступка во второй раз, не пытаться выплеснуть расстройство оскорблением, обидой, гневом — он отпустил её. Значит, Джонатон Байерс понял её лучше, чем он. Значит, Стив не тот человек, который может её поддержать и сделать счастливой. Эдди слушает его искреннее, честное над ухом, смотрит в костёр и отпивает пива. А сам думает: ну, значит Уиллер проебалась. И если Стив винит себя за что-то в прошлом, ей тоже в будущем придётся это сделать. Она уже начала, Эдди это видел своими глазами. Хорошо, блядь, быть женщиной: вскружила голову корольку, потом огрела оплеухой, дала шанс, вывернула его буквально наизнанку, чтобы он сам жизнь переосмыслил, а затем ушла к другому; а когда другой оказался лишь моментами близок, сама не знает, как это решить, заглядывается на возмужавшего и повзрослевшего Стива. Эдди пытается её не осуждать — чувствам ведь не прикажешь — но внутри сочится, гноится от пьяности откровенным до зловония: может, Стив в свои семнадцать действительно не был тем, кто ей нужен, но сейчас — сейчас нет, сука, нет — это Уиллер уже не та, что нужна Стиву Харрингтону. Судя по рассказу Стива — он нацелен строить отношения со своей принцессой с замашками диктатора. Он готов меняться, слушать, идти на компромиссы, он по опыту уже знает, что одним порывом “безумной любви” кашу не сварить. Он не хочет чувств на секунду, он хочет прочной и крепкой связи. Той, что строится годами, десятилетиями. А Нэнси, несмотря на последовательность в жизни, ведома чувствами: пока ей казалось, что любила Стива — давала шансы ему; Стив проебался — она не стала работать, она засмотрелась на того, кто больше вызывал чувств, и ушла. Что, новый принц не просто так оказался замкнут и робок, он курит травку, чтобы поспеть за тобой?.. А где там Стив Харрингтон, кажется, он стал совсем другим! Эдди ничего из этого не скажет вслух, никогда. Потому что точно знает — когда Нэнси останется одна, хватит одного её намёка, что хотела бы вернуться к Стиву. И он окажется рядом. Тут же. Выкладываясь не на сто, а на двести процентов, сдувая пылинки и ценя весь пережитый вместе опыт, потому что он такой человек. А оценит ли сама Нэнси то, что Стив всегда был таким человеком?.. Что нужно было присмотреться, вглядеться в его глаза, увидеть не тот образ, что он мулевал по малолетке, а действительно смелого, честного и ответственного человека?.. У которого ещё и в приоритете семья. О боже, Эдди сам не знает, но слышал краем уха ещё тогда откровения Стива про семью в трейлере с шестью, сука, детьми. Его тогда это позабавило. Вау, как романтично выглядит жизнь в трейлере с целым выводком, Стив буквально оторван от реальности в своей мечте, но… А кто ещё будет о таком мечтать. И, наверняка, даже если мечта разобьётся вдребезги, лишь немного погрустит, начнёт собирать осколки и клеить то, что бы было и было счастливо. — Ну, а ты?.. — выдёргивает приглушённый голос из размышлений Эдди. — У тебя было… такое? А то звучит, как очередное моё бесконечное нытьё, я уже подустал только про себя говорить… Эдди с задумчивым мычанием откидывается головой на полено, долго покачивает коленом на фоне потрескивающего костра, возит дном бутылки по земле рядом. Это хорошо, что он переводит тему — меньше риска, что Эдди проговорится, хлестнёт язвительным. — Не знаю, не верю в “особенных людей”, — честно отвечает. — Но если ты в общем про то, влюблялся ли я… Да, было дело. — Оп, так, эта информация ещё не задекларирована Хэндерсоном!.. — Стив активнее подключается, пробует и для видимости, и для самого себя взбодриться от предыдущего душевного монолога, улыбается. — Так, постой, дай угадаю — она была какой-нибудь рокершой?.. Эдди моргает, глядя в темноту неба. Хило вздрагивает уголком губ. — Нет, не угадал, — почему-то настроение острить пропадает совсем. Скребёт дно бутылки по земле. Что-то резко щёлкает в костре. — Так, а это вообще девушка?.. — на секунду серьёзно задумывается Стив, но продолжает угадайку: — Эм… тот парень, с которым ты пососался у хиппарей?.. Эдди хмыкает. — Ты шёл верно, это девушка. — Понял, второй промах, — разводит руками с наигранным расстройством. — Может, намекнёшь?.. Не то чтобы прям знаю всех девушек Хокинса, но если она из школы или моя погодка, то… — Она была младше. — Была, да?.. Так, значит, сейчас она в старшей?.. Чёрт-чёрт, про кого могла упоминать Робин, погоди, ща повспоминаю… Эдди так и смотрит, запрокинув голову, на звёздное небо с уходящей в него лентой дыма. Думает о том, что у неба не бывает трещин. Или у чего-то чёрного — так их не видно. И сияют звёзды с него спокойно: не нервируют, не стискивают мир в сплошную узость, из которой хочется сбежать. Стив продолжает с интересом перечислять неизвестные имена, сам с собой комментирует, вспоминает облик девушек, взвешивает, какая из них могла бы так понравиться Эдди, что… Эдди поднимает голову с бревна и порывисто отхлёбывает из бутылки. Долго мнёт на губах солод, смотрит на пляшущее пламя костра поверх чернеющих дров. А что ему, в принципе, стоит сказать. Это не мировая тайна, просто никто и никогда не интересовался его романтическими симпатиями. — Слушай, ну, осталась Линдси, — кривится в рассуждении Стив, глядя пространно выше сосен. — Нет, не то чтобы с ней что-то… Но я сильно удивлюсь, правда. Нет, точно не она, у меня уже просто кончаются варианты, так что… — Это Крисси, — глухо говорит Эдди. — Что?.. — Стив отвлекается от разговора с самим собой, опускает на него глаза, продолжая улыбаться. — Прости, я увлёкся, кого ты назвал?.. — Это была Крисси Каннингем, — Эдди оглядывается, ловит взгляд. У Стива заметно тускнеет расслабленная улыбка. Раньше бы Эдди решил, что это на смену презрению. А теперь — как же иногда по-уебански меняется жизнь — это больше похоже на ужас. Эдди не хочет всё это превращать в пожалейку. Ненавидит жалость. Поэтому, поджав губы, улыбается поддерживающе Стиву, хмыкает, что удивить всё же сумел. Отворачивается и отпивает остатки пива в этой бутылке. — Эдди, мне… — отмирает Стив спустя паузу. — Брось, не нужно создавать драму, — отмахивается, усмехается деланно расслабленно. Лезет за новой бутылкой. — Да и когда это было, а?.. Звенят ключи с открывашкой по стеклу, пшикают газы, под скрючившейся крышкой. — Вы… встречались?.. — ещё через паузу под потрескивание костра. Эдди и так прекрасно знает ответ на вопрос, но всё равно немного молчит. — Нет, конечно, нет, — насильно выводя себя из раздумий, воспоминаний о последней улыбке Крисси, дёргано улыбается. Отклоняется обратно с бутылкой. — Мы же… она не моего уровня. Была. Да и, наверное, осталась бы навсегда. Знаешь, типа… Нет, мы не встречались. Повисает молчание. Эдди болтает кистью, водит бутылкой по земле, смотрит неотрывно в огонь. Странно это — говорить кому-то о том, что он был влюблён в королеву их сраной школы. Но Эдди обезоружено пьян, и слова сами прыгают на язык, и только произнеся их, он начинает думать к чему это всё. А с другой стороны, может, и к лучшему: Эдди никому не рассказывал об этом вовсе, просто… не находил необходимым. У него от “любви” не болело сердце, не вызывало высокопарных стенаний, как у Стива, она просто была с ним и всё. Просто была и Крисси. А теперь её нет. У Эдди перед глазами невольно всплывает картина того, как её поднимает в воздух и начинают с хрустом ломаться конечности. Прикрывает глаза на подольше, сглатывает незаметно, отпивает с бульканьем в бутылке. Решает, что если и говорить о ней, то только хорошее. — Мы познакомились в четырнадцать, — выдавив улыбку со смешком, Эдди оглядывается на замершего Стива на бревне, ловит его взгляд и делает вид, что не обращает внимание, как изламываются в жалости его брови. — Был этот… конкурс талантов. Я тогда ещё жил с батьком, а он, знаешь… Да импульсивный он мужик, непонятный. Если так подумать, — Эдди отворачивается, не выдерживает всё же взгляда, но продолжает говорить как ни в чём ни бывало, вскидывает лениво ладонью в жесте, давится смешком, — то, наверное, он и есть причина, почему мне залетело играть в ПиД: я мастер просчёта вероятностей. У него отношение ко всему менялось каждый день, нужно было успевать понимать, в каком сегодня он расположении духа чуть ли не по повороту ручки чашки: то в один день он говорил мне “Эдди, охуеть, ты играешь на гитаре! Ты крут!”, а на следующий день выдавал “Боже, что ты играешь, эта хуйня для конченых”, а затем ещё “Мне похуй, что ты делаешь, главное не шуми на своей параше”. Да-а-а, мой батёк — тот ещё фрукт, — посмеивается, успевает глотнуть пива, чтобы скрыть сглатывание. — В общем, тогда я готовился к выступлению с пацанами, мы пиздец как набирались решимости порвать всех нахер на этом тупом конкурсе, отжечь по полной!.. И буквально за день до конкурса батёк зашёл ко мне, послушал, как я струну перебираю, показал класс и завалился спать. Я посчитал, что знак хороший, завтра точно всех порвём, но… Утром он проснулся, долго ломился в туалет, где я укладывал волосы, чтобы по высшему разряду, потом он выломал дверь и… Настроение его упало, видимо, не на то, на что я рассчитывал. Бывает, все проёбываются с вероятностями. Кароче, он просто схватил меня за плечо, рывком усадил на унитаз, схватил электробритву и… и просто побрил налысо. Под ноль, понимаешь?.. Я выглядел как больной раком ребёнок с синюшной головой, это пиздец!.. На этом моменте Эдди невольно начинает кашлять смехом. Его смешит это дерьмо едва ли не до слёз, он оглядывается на Стива, давясь ржачом, но почему-то тот не выглядит весёлым. Смотрит напряжённо, серьёзно, поджав губы. Вглядывается в слезящиеся от смеха глаза Эдди. — Охуеть смешно, а?.. — уточняет Эдди, и Стив размыкает свои белые губы: — Мне не смешно. У с Эдди как волной смывается нарочитая улыбка, смех — он неуверенно приспускает уголки губ, всматривается в ответ в глаза Стива и чувствует. Губы прыгают не от желания смеяться, глотку сжимает до сухости не от режущего гогота. Эдди дёргано отворачивается обратно к костру, запивает смесь эмоций пивом, промаргивает влагу по нижнему веку. Дерьмо. Какое дерьмо. — Он тебя… — подаёт голос Стив позади, — не избивал?.. — Не-не, — бросается в активное отрицание Эдди, качает головой. — Не, он меня не трогал особо, так, по мелочи: то дёрнет туда зашкирку, то подзатыльник влепет, но, знаешь, прям до рукоприкладства… Дядя считает, что за нас двоих перед этим мудаком отдувалась мама. Она… Ай, да неважно, — понимает, что уходит совсем не в то, о чём хотел рассказать. Хорошее, только хорошее. — Не парься, Харрингтон, я ж это рассказываю, не чтобы ты в психологическую помощь со мной поиграл, я для дела. Так вот, в общем, мой батёк прямо перед концертом обрил меня под ноль, я в ахере, смотрю на себя и вижу полный пиздец. А что пацанам говорить, как это всё выглядит-то, выступать же сегодня перед первой публикой!.. И не скажешь ведь, что твой батёк в очередной раз поехал кукухой, надо выкручиваться… — Почему ты не говорил им?.. — кажется, голос Стива немного выравнивается. Эдди отхлёбывает расслабленнее пиво, взмахивает порывисто рукой, поджимает губы. — Да не знаю, — честно. — Просто… да согласись, что полная хуйня, жаловаться кому-то на свою поехавшую семейку. Не их это дело, знаешь, да и… какая разница, а. Нам нужно концерт играть, а не сопли кому-то подтирать. Стив замолкает за плечом — слушает. И Эдди продолжает. — А не приезжать в таком виде — ещё дерьмо хуже. Поэтому, что делать, я схватил гитару и поехал. Парни в шоке, учителя тоже. Я сказал, что решил поменять имидж, чтобы точно подгреть толпу, — усмехается, доволен и по сей день своей выдумкой. — Но, как понимаешь… Настроение у меня было нихрена не на “зажигать”. — Это пиздец, Эдди, — говорит Стив за плечом, как жирной точкой спустя столько лет. Эдди оценивающе поджимает губы. Внутри предательским комком чувств — что в груди, запутанный, тугой — поднимается. — Да, для четырнадцатилетнего меня это был пиздец, — хмыкает глухо, безрадостно. Опускает глаза вниз, смотрит на отсветы по изогнутому боку бутылки, на тень переливающегося пива за мутно-коричневым. — Но, знаешь… Стрёмно жаловаться на простой факт, что твой батёк с ебанцой просто решил насильно обрить… Звучит, как полная хуйня после смерти мамы, их пизделовок… Выдыхает, качает сам себе головой, выдавливает слабую улыбку. Дядька прав — мама отстрадала за них обоих. Оттого так рано и ушла в мир иной, резко и быстро. Эдди не любит поднимать тему своей семьи. Хочет оставить всё это сумбурным и жутким сном своего детства, о котором не принято ради смеха рассказывать в компании. Его семья остаётся для самого Эдди в деталях, незначащих отсылках: в лаконичном “W.M.” сзади на грифе гитары — подарок от дяди на восемнадцатилетие; в названии группы “Ржавый гроб” — потому что мать хоронили в настолько дерьмовом гробу, что Эдди всю церемонию смотрел на угол, где покрылось ржавчиной крепление; в имени одного из самых неубиваемых монстров — анаграмма имени и фамилии его отца. Семья Эдди с ним всегда, пусть и не в словах и долгих рассказах кому-то. Так же, как и едва тёплая любовь к Крисси Каннингем. Поэтому Снивит Эдди рыжеволосая, а не брюнетка, как показал Уолт Дисней с фурором. Эдди оттаивает от раздумий о том, что у него не самая сахарная жизнь. Будто вспоминает, что сидит не один, а за плечом сидит Стив и смотрит на его профиль. Когда Эдди оглядывается на него, на удивление, лицо Стива перестаёт быть жалостливым — просто смотрит. Пляшут блики на белках его глаз, чертятся тени от ресниц наискосок через переносицу, веко. — Так вот, о чём это я, — Эдди улыбается проще, спокойнее. Приятно, когда не включается жалостливая поддержка от слишком хорошо живущего. — Сраный конкурс талантов!.. Кароч, нас засунули в самую жопу выступать по очерёдности — наверное, потому что я пошутил какой-то из училок, что реально прикинусь больным лейкемией, тогда нам стопудово все судьи отвалят первое место. — Эдди улыбается зубами, снова оценивает свою шутку в прошлом. — Мы торчали ужасно долго за сценой, парни переживали, ещё и мой видок им вдохновения не придавал… Поэтому я решил свалить на время с их поля зрения, не нервировать. Сидел на лестнице, где потише. И тут… — Эдди раскидывает широко руками, взбалтывает пиво с бульканьем в бутылке. — Я увидел Крисси. В четырнадцать Крисси была очаровательной: немного пухлые щёки, ещё не до конца вытянувшееся лицо, длинные аж до задницы рыжие волосы и такие огромные голубые глазищи, которыми она в панике оглядывала тесные лестничные пролёты и, выдыхая под счёт, шёпотом повторяла заученные движения, робко вскидывала помпонами. Эдди было скучно и грустно. Он молчал минут пять, иногда выглядывая со своего нижнего пролёта через поручни, наблюдал за тем, как она волновалась и готовилась. И, несмотря на то, что Эдди выглядел в пятьсот раз хуже, чем она, ему показалось удачной идеей хоть кого-то подбодрить, чтобы не закиснуть самому. — Она пиздец как волновалась и мялась, — улыбается искренне, открыто, отворачиваясь обратно к костру. — Она так переживала, что уронила этот дебильный помпон в пролёт. Что-то ойкнула, запереживала, посеменила ко мне, а я… Дай, думаю, приколюсь: взял да и надел его на голову себе, начал кривляться, что благодарен ей за подаренные волосы!.. Когда Крисси спустилась, Эдди уже напялил экспромтом на голову зелёно-жёлтый помпон, важно откидывал шуршащие полоски на плечи и вскидывал подбородок — “ну как мне, идёт?” Взволнованная Крисси, готовящаяся извиняться, так и замерла на ступеньках. Выпучила глаза от шока, робко и медленно поднесла ладонь ко рту… да и засмеялась заливисто. Не то чтобы Эдди не слышал тогда девичьего смеха в принципе. Но в свой адрес и не насмешливый, а искренний, лёгкий — впервые. Крисси смеялась, Эдди кривлялся. Потом, неловко покачнувшись, помпон-таки свалился с его лысой головы. Эдди боялся, что она переменится в лице, но она, будто и не заметила ничего странного, только улыбнулась своими очаровательными пухлыми губами, сказала, что извиняется за такой бедлам на голове и протянула руку для знакомства. Крисси Каниннгем. Двенадцать лет, скоро тринадцать. — Она рассмеялась, мне стало не так… хреново, наверное, — улыбается Эдди в пустоту, отпивая пиво. — Мы разговорились, оказалось, что она очень хочет потом в группу поддержки, вот решила попробовать. Но идёт одна, волнуется, так что я пришёлся в жилу. У Эдди и не было никаких дурных мыслей. Они просто сидели, рассказывали, что и кто будет делать на этом конкурсе, желали друг другу удачи, смеялись, шутили совсем беззубо и по-детски. Крисси сказала, что боится, что её засмеют — она полненькая для поддержки. Эдди авторитетно махнул рукой и заявил, что она там всех их порвёт своими помпонами, огреет, как следует, по голове — и она снова заулыбалась, засмеялась, между смешками извинялась, что случайно прилетело Эдди. Она смотрела на него восторженно, следила за каждым словом своими большими распахнутыми глазами — конечно, Эдди, наверное, казался ей тогда крутым оторвой-старшаком, хотя их разница в возрасте не такая большая. Эдди было безумно приятно. Он невольно останавливал на ней подольше взгляд, потом сразу отводил, продолжал нести смешную чушь, чтобы она совсем перестала волноваться. Он спросил, не считает ли она его страшным из-за бритой головы — ещё и с порезами, покраснениями. Крисси активно закрутила головой и сказала “нет”. Эдди совсем не страшный. Он весёлый и крутой. — Она… блин, она была офигенной, — пьяно-честно улыбается Эдди, щурится в приятном воспоминании. — Не знаю даже, больше я ей помог или она мне. Но, знаешь, я потом вообще не думал о бате, бритой башке и прочей фигне. Думал: “Чёрт, ну если такая девочка тебе улыбается, Мансон, это стоит всего дерьма. Иди и порви их!”. Крисси выступала первой, так что мы так просидели минут двадцать или полчаса, и она убежала. Я сделал вид, что тоже иду к своим ребятам, поэтому… Когда она вышла на сцену, потерялась от количества людей, я шикнул ей из-за кулис. “Эй!.. — Эдди пародирует, что шепчет из-за ладони, — Давай, Каннингем, ты можешь!” Крисси оглянулась тогда на полсекунды, а Эдди жадно ловил уже её взгляд. Он показал ей руками помпоны, сделал вид, что один падает ему на лысую голову и огревает, а после — он хлопает как безумный. Она улыбнулась ему, кивнула диджею, что готова, скованно подобралась на месте. И зажгла. — Не знаю, есть ли в этом какой-то талант, но она была хороша, — искренне оценивающе кивает Эдди, оглядывается на Стива. — Нет, серьёзно, она прям… Круто справилась!.. — Верю, — кивает, мягко улыбаясь. Эдди отворачивается обратно к костру, покачивает ладонью, вспоминает про бутылку. И отпивает, эхая удовлетворённо. После прожитых лет Эдди только сейчас понимает — не такое уж и дерьмовое было у него тогда время. Может, не золотое и не закат золотого, как сейчас, но определённо не настолько дерьмовое. — В общем… — потянув немного паузу, цыкает Эдди. — Я тогда и поплыл. Не знаю, наверное, просто фон такой был, надо было, знаешь… Найти что-то хорошее в жизни. Под самый конец выступали мы и, бля, сейчас я понимаю, какой это был пиздец: мы не попадали друг в друга, у нас не был настроен усилитель, где-то даже гитара отключалась!.. Не выступление, а трэш. Он смеётся легко, качая самому себе головой, ловит впервые за весь свой рассказ, как и Стив рядом прыскает. — О, дай угадаю, Харрингтон, — прищурившись наигранно серьёзно, склоняется ближе к его ногам Эдди, всматривается в лицо, — ты считаешь, что и сейчас звучим не лучше. Неа, нет, приятель, хер там!.. Уж поверь мне, я точно знаю разницу!.. — Я такого не говорил, — вскидывает ладони, капитулируя, он, не не перестаёт улыбаться. — Нет, правда, для своего жанра вы, типа… хорошо играете. Мне понравилось где-то в середине, особенно твоё соло. — Вообще случайно в голову пришло!.. — слишком откровенно по-пьяному поддаётся Эдди с оживлением. — Клянусь, просто как-то сидел перебирал струны и осенило!.. Я тебе клянусь, если мы доведём песню до ума — мы с ней и выстрелим!.. — После выпуска, — кивает уже как мамка, напоминая про реальность. — Да к тому моменту у нас будет альбом хитов!.. Эдди буквально на пару секунд отвлекается, окунается в мечты о их группе, о концертах на стадионах, затем возвращается обратно в глубины памяти. — В общем, выступили мы откровенно херово, — поджав губы, сплёскивает свободной рукой. — Но, когда мы только вышли на сцену, я увидел Крисси в конце зала: с этими её помпонами, с зелёной формой… И она помахала мне, подпрыгнула, кажется, одними губами сказала “всё получится”, ну, а я что, мне четырнадцать — я поверил. И всё время, пока мы лабали лютую херню, она прыгала, как на настоящем концерте на заднем ряду, махала мне помпонами… Бля, тогда я и понял, захер вам группа поддержки!.. Это охренеть как мотивирует и заряжает! И, наверное, после этого Эдди и невзлюбил всех корольков их школы заочно: за то, что именно для них на матчах будет прыгать и кричать кричалки Крисси, махать помпонами и бесконечно желать удачи. Эдди она пожелала её лишь один раз, и всё — у него это на всю жизнь перед глазами, как флагом. Улыбка, сияющие глаза, пухлые щёки и рыжий хвостик. Тогда Эдди и не понял, что влюбился: вот так просто, по щелчку, не отдавая себе в этом отчёта. — И вы потом не общались?.. — кажется, Стиву действительно становится интересно, он разводит в непонимании руками. — Неа, — Эдди разочарованно цыкает, отпивает. — Через месяц-два моего батю упекли. Началась возня с опекой, кто возьмёт, ещё на месяц я уезжал к бабке с дедом, потом нарисовался дядя, оформил на себя и увёз обратно, как раз под лето. А там, как помнишь, я срулил на концерт, бесновался да и… В общем, на следующий год, когда я вернулся в школу уже не таким бритым ублюданом, Крисси меня и не узнала. Я видел её, даже помахал рукой, а она… не заметила. Эдди, может, обижался пару дней. Потом подумал, что ладно, бывает и попытался забить. А забить оказалось сложнее. — Я тёк по ней башкой вплоть до начала старшей школы, — усмехается иронично. — Никому не рассказывал, подкладывал на праздник валентинки, как сраный шпион, думал даже для неё сочинить песню… Потом жизнь закрутилась, я просто понял, что Крисси — это точно не моя лавстори, захер ей нужен не особо успешный гик-металлист, живущий в трейлере. Эдди отпивает, смачивая горло, сглатывает. Ведь и вправду, чего таить: Крисси была отличной девчонкой, которой просто требовался толчок, и вот, она на Олимпе. Вот у неё уже толпа подружек, вот она уже вытянулась лицом, похудела, начала краситься ярче. И вот уже у неё первый парень, любовь, цветочки, спрятанные в её школьном шкафчике, поцелуй для зрителей всего школьного коридора. А у Эдди Мансона накурки с сомнительными приятелями, секс с хрен пойми кем, и с мужиками, и с девушками, немного склок с дядей на тему денег, а потом Рик, оставляют на второй год, третий. Они жили разными жизнями. И места Эдди в жизни великолепной Крисси Каннингем не было. А потом, оказалось, что она просто его не узнала из-за волос. Смех-то какой. Когда Эдди провожал Крисси с места встречи (объяснял, что “что потяжелее” есть у него дома, но у него вечером планы с ребятами, так что только после всего), Крисси неожиданно оглянулась и сказала, что думала раньше, что он уехал из города, его переводили же в средней. Эдди неуверенно улыбнулся. Он знал, что у неё уже есть парень и нахер он ей не сдался. Но на секунду — только на неё — в его груди что-то предательски сжалось. Может, посади его батю попозже, например, летом, он бы смог с ней заобщаться, обменяться номерами, адресами, смог бы сказать, что уезжает лишь временно, как уж опека решит. Может, тогда бы на следующий год она встречала его во дворе школы, улыбалась так же широко и радостно, рассказывала про свои дела, про новых подруг. Может, тогда бы Эдди и не подумал укатывать на тот концерт, а провёл бы время с ней, как влюблённый придурок. Может, тогда бы на перемене она принимала его поцелуй в губы у шкафчиков, а не от лощёных корольков из их ебланской баскетбольной команды. Может, всё бы было по-другому. И во второй раз, когда она решила доверить Эдди свои волнение и страх, её бы не переломало под потолком его трейлера. У Эдди была небольшая вероятность, и он проиграл. Ценой её, блядь, жизни. — Это милая история, — неожиданно говорит Стив, и Эдди, сморгнув надвигающуюся темноту мыслей, оборачивается на него. То, что изначально Стив посмотрел на него с жалостью, едва услышав имя первой любви, вдруг меняется в его глазах на теплоту и… понимание. Эдди скачет взглядом с его глаза на глаз, сам не понимает, чего так припуганно ждёт. — Нет, правда, — улыбается Стив, щурится приятно в улыбке, — знаешь, на фоне моей дешёвой драмы и недопониманий с Нэнси… У тебя была прям такая чистая любовь. Без дерьма. Эдди не уверен, что совсем без дерьма — у них просто не было времени развить это во что-то. Он даже не до конца уверен, что это именно “любовь” — так, может, симпатия, влюблённость. Просто он ассоциировал своё внутреннее понимание любви именно на своё отношение к Крисси. Когда прописывал какую-то второстепенную любовную линию в катке — опирался на свои чувства к ней. Когда разговаривал с кем-то на эту тему, не упоминая никогда себя — строил своё понимание на чувствах к ней. Да даже когда Нэнси прыгнула за Стивом с лодки — да, Эдди меряет этот поступок по чувствам к Крисси. Он считал в средней школе, что за ней бы прыгнул и с обрыва — за её улыбку, за каплю поддержки и желание сверкнуть звездой. Но, как оказалось, жизнь портит любой высокодуховности чувства — Эдди тупо испугался и сбежал. Эдди дёргает уголками губ в улыбке на комментарий Стива. Кивает, отворачивается к огню и отпивает побольше, чтобы совсем разморило и ничего не лезло в голову. Стив, к приятному удивлению, не задаёт после такой разноплановой истории ненужных вопросов: про семью, про отца, про умершую мать, про Крисси снова. Он по-хорошему сдабривает тем, что сам такого в подростковом возрасте не испытывал, только позже с Нэнси, а потом они перескакивают на глупую шутку и уводят тему от романтики. Догорает последнее полено лениво в костре, угасает круг оранжевого света рядом. Эдди тушит валко костёр остатками пива на дне бутылки, под подпинывания Стива в темноте собирает бутылки и идёт по наитию за ним обратно к машинам. Он практически засыпает на пассажирском, успев всучить ключи от дома Стиву, и говорит напоследок совсем пьяно-несвязно: — Какой же хороший ты парень, Харрингтон… — Пиздец, как ты умудрился так надраться?.. — поражается тот и не успевает подавить зевок. — В прошлый раз ты выпил бутылок десять и было пофиг, а сейчас с четырёх просто в сопли!.. Эдди, тебя так от свежего воздуха?.. — От тебя, блядь, — успевает съёрничать напоследок и засыпает. Ночевать остаются у него. И в этот раз по-особенному приятно, скинув полуосознанно вещи с помощью Стива, когда в кровати обхватывает довольно привычно рука в объятии. Пьяному Эдди похер на принципы и то, что сам он не любит телячьи нежности, поэтому по-простому накрывает ладонь Стива на себе своей рукой и засыпает полностью спокойно и без кошмаров.

***

Закуп. Эдди пересчитывает банкноты из свёрнутой пачки и задумчиво накрывает рот ладонью, тарабанит пальцами по столу. Конечно с Риком было проще. Не требовалось никуда далеко мотаться, да и по цене они сходились быстро. Эдди не станет прикидываться акулой бизнеса по торговле наркотой, поэтому всё равно начинает нервничать, когда остатки подходят к концу. Но он решает свою проблему. Остаётся только съездить. Эдди просчитывает все варианты, в том числе и самые дерьмовые: его ситуация не слишком хороша для доверительного контакта, так что возможен исход как того, что он реально вырубит у чувака травы, так и того, что в том месте его возьмут да и накроют, повяжут без долгих разговоров. Поэтому нужно взять подстраховку. Не с собой на закуп, конечно, но для поездки в другой город точно. Эдди на секунду думает, что есть в этом что-то неприятное, плохое — брать с собой кого-то, кто не должен быть замешан. Но он обрубает эту мысль тем, что замешивать он никого и не будет: придумает причину для поездки в другой город, свалит на час-другой, а затем вернётся и они уедут. Они и не узнают ничего. А если будет дерьмовый вариант и Эдди повяжут — тоже ничего не узнают, уедут спокойно домой. “Они” это не пространное обозначение. Случай сам подкидывает нужных лиц — Стива и Робин. Робин, видать, преисполнившись общением с “подружкой-подружкой” Нэнси Уиллер, выдаёт Стиву, что хочет ещё раз затусить и нормально оттянуться, потанцевать, а не уснуть, играя в карты. Эта информация проваривается в голове Стива противоречиями, рассуждениями, которые случайно вскрываются после очередного секса у Эдди дома, и Эдди ловит рыбу на крючок — могут скататься как нормальные взрослые в другой город, устроить там такой отжиг, что потом будет стыдно людям в глаза смотреть, но ведь им и не придётся, их никто там не знает. Стив сомневается, но Эдди по глазам видит — покупается на рассказы про один клуб в другом городе, где он бывал, когда гонял автостопом, и в итоге уже эта информация находит нужные уши. В какой-то момент Стив раздражается, говорит Эдди приезжать после их смены и переговорить нормально втроём — он не глухой телефончик, нет, он и не просто глухой. А там Эдди уже применяет всё своё обаяние, умение заговаривать зубы, чтобы Робин и Стив действительно оценили идею поездки в другой город за пять часов от их как хорошую. Там же по ходу дела Эдди и окончательно укладывает пазл своего плана в голове: они едут втроём на тачке Стива, по-честному отрываются весь вечер и ночь в упомянутом клубе (про него Эдди не соврал), останавливаются в мотеле, а днём, пока Стив и Робин ещё отсыпаются, Эдди сматывается из номера, идёт на закуп, и, если всё выгорает, возвращается с завтраком и присказкой, что за ним и уходил. А если нет — то не возвращается. И копы хрен поймут, откуда он тут взялся: ключ от номера он не возьмёт, с собой никаких опознавательных, фургона тут его нет. В хорошем варианте всё звучит идеально. В плохом — не так уж, но что вообще бывает идеально в плохих вариантах. Тут только не попасться и проверить, что не херня. Эдди рассчитывает на то, что до сих пор умеет быстро бегать и у него работает чуйка на полное дерьмо. Так намечаются выходные полного кутежа. На самом деле Эдди в процессе обсуждения тоже загорается желанием свалить куда-то, просто отдохнуть, не насиловать свою гитару, наброски для кампании. Он оглядывает искоса Стива, который уже расстилает карту штата по столу, прикидывает, сколько же они бензина сольют на эту затею, и улыбается сам себе. Эдди приятна компания Стива, это же не секрет. Опыт секса пьяными у них уже имеется, так что Эдди уверен, что точно за эту пару дней хоть в чём-то останется доволен. Как они подменяются у своего начальника Эдди не в курсе. Зато в курсе, что об этом узнаёт Хэндерсон, как только тот подплывает на обеденной перемене, грохает подносом с едой по столу и заявляет совсем возмутительно-требовательным тоном: — Куда вы едете на все выходные и не говорите?!.. Мне нужны ответы!.. Эдди от такого резкого поворота нехило шалеет, с запозданием поднимает округлившиеся глаза от журнала. По ту сторону стола офигевают и его ребята — Гаррет давится соком, пробует прокашляться, а Джефф учтиво хлопает его по лопаткам. Майк и Уилл замирают на безопасной дистанции от стола и в страхе изламывают брови, ожидая ответной реакции на выпад. — Что?.. Прости, Хэндерсон, кажется, я не расслышал, — Эдди наигранно примирительно склоняется ближе, медленно опускает журнал и моргает часто-часто, будто действительно не понимает. — Я должен что?.. Отчитываться перед тобой?.. — Конечно не должен!.. — панически подхватывает Майк позади, так и держа поднос. — Мы просто обсуждали, что… — Что довольно странно, как ты сблизился со Стивом, — уже более уверенно, но спокойно-тихо подхватывает Уилл. Но потом встречает прямолинейно-долгий взгляд Эдди на себе и нервно опускает глаза, начинает тараторить суетно: — Я к тому, что… Ну, знаешь, просто странно, вот и всё. Мы думали, что если вдруг захочешь потусить, то мы могли бы составить тебе компанию… — Я знал, что вы поладите, но почему нельзя сказать, куда укатываете на выходные?! — продолжает напирать Дастин. — Пожалуй, даже поддержу их, — откашливаясь, кивает красный Гаррет. — Достаточно неожиданно, что ты отменяешь встречу клуба и уезжаешь куда-то… — Со Стивом Харрингтоном, — едко договаривает за него Джефф. — И с Робин, — вспоминает Майк, закатывая глаза. — Она вчера весь вечер у нас торчала, спрашивала что-то про шмотки у Нэнси!.. — Тем более с Робин!.. — набирается активности Гаррет, но, видимо, не до конца откашливает и снова скрючивается в приступе кашля. — Значит, сговор, — понимая, выдыхает Эдди и откидывается назад, складывает руки на груди. Хмыкает наигранно сам себе, облизывает передний ряд зубов под губой. Пытается вспомнить, когда и кого в последний раз волновало, что он куда-то уезжает. Дядю только, наверное, но тот уже и не лезет, Эдди только походя за завтраком говорит, что на выходные уедет, тот больше и не переспрашивает, лишь просит не влипать в неприятности. Но неприятности липнут сами к нему в виде охуевших пятнадцатилеток. Единственным не охуевшим выглядит Уилл, но и он поодаль садится за стол, понимая, что прилететь может и ему за компанию. Косится исподлобья, отводит пугано глаза. — Да никакой не сговор!.. — набирается ещё больше наглости от не слишком быстрой реакции Дастин. — Стив сказал, что он мне не скажет, поэтому, раз вы так сблизились, я решил, что спрошу у тебя!.. — Спросишь, да?.. — Эдди едва держится, прикрывает глаза, переваривая. Затем, выждав ещё секунду, резко сдёргивается с места, налегает на стол и достаёт рукой до плеча Дастина, тянет на себя, стискивает одними пальцами — небольно, но ощутимо неприятно. — Напомни-ка, Хэндерсон, — деликатным шёпотом осведомляется он, наклоняя голову и заглядывая в перепуганные глаза напротив, — с какого момента я должен тебе рассказывать где я, с кем я и что буду делать?.. — Ни с какого, — нервно выдавливает улыбку Дастин, но его шепелявый язык не успокаивается: — Я подумал, что раз теперь ты друг Стива… — То я буду как Стив, да?.. — Эдди сильнее наклоняет голову, чуть не макает волосы в пролитую лужицу сока. — Я похож на Стива, Хэндерсон?.. — Не очень… — Значит ли это, что я точно не стану как Стив, будто твоя мамка или нянька, отзваниваться тебе по любому поводу?.. — А Стив так делает?.. — с сомнением подаёт голос сзади Уилл. И Эдди резко переводит взгляд и внимание на него. Разжимает руку на плече Дастина, медленно отклоняется обратно на своё место, смотрит в упор, невзирая на панические переглядки Уилла — он явно ещё не знает, как трактовать долгие взгляды парней — не своих друганов — на себя. — А знаете что?.. — прищуривается Эдди и окидывает внимательным взглядом всех сидящих за столом. — Я понял. Этот сговор — бунт против того, что единственный раз за столько времени я сам переношу катку и не ставлю вас в известность о конкретных причинах. Хорошо!.. — деланно примирительно вскидывает ладони, поджимает оценивающе губы. — Поскольку в этом году я точно закончу эту грёбаную академию зла, вам пора понять, что и самый любящий папочка может уйти из семьи!.. Байерс!.. — Д-да?.. — Уилл натурально похож на головку хуя с этим причесоном, и то, как слезливо-жалобно блестят его глаза из-под прямой чёлки боба выглядит немного комично. — Эта пятница за тобой!.. — наигранно мило улыбается Эдди, вжимает подбородок в шею. — Посмотрим, кто будет следующим папочкой в клубе Огненной геены. Договорились, милый?.. — Д-да, конечно!.. — сначала поверженный от ответственности и неожиданного поворота подрывается часто-волнительно кивать, а на специально оставленной подъёбке — ухает смущённо взглядом на поднос. Гаррет, Джефф и Грант с сомнением переглядываются между собой, кажется повторяют одними губами “милый?..”, но никто больше не собирается переспрашивать. Потом, конечно, Эдди выслушивает — не от них, а от Стива, который пробовал таким образом перевести стрелки от себя, потому что Дастин мастер допросов с пристрастием. До Эдди доходит ещё малая часть того, что выслушал Стив: как они успели так быстро подружиться, почему уже несколько раз вечером Стив отговаривался, что устал, а оказывалось, что он уезжал зависнуть с Эдди, а что они с Эдди там, а что они с Эдди здесь. — Поговори с ним!.. — порывисто отрывает пальцы от виска Стив, лениво выруливая на тачке, пока Эдди рядом закатывает страдальчески глаза и не знает, как обычные поебушки привели его в эту семейную драму. — Я же не могу сказать, что так часто начал проводить время с тобой из-за секса!.. Да и я планировал там выкурить косяк, может быть, поэтому я не стал рассказывать!.. — О, так мы не такие правильные, какими хотим показаться!.. — ловит на слове Эдди, затягиваясь сигаретой с театрально округлившимися глазами. — Я сказал “может быть”, окей?.. — Стив и вправду отличный водитель, виртуозно сменяет руки на руле, чтобы ткнуть по-мамкински пальцами в сторону Эдди. — И не меняй темы!.. Эдди больше тему не меняет. Только ждёт выходных с плутовской улыбкой в открытое окно и доволен чем-то неясно сумбурным во всей подготовке к поездке: полудетской обидой Дастина, что его (уже пятнадцатилетнего, кстати) не берут с собой куда-то веселиться; причитаниями Робин уже им двоим, что она хочет выглядеть отпадно, но только, черт побери, не в юбке (она хочет сделать фотографию на полароид и повесить к себе в комнату, прям как у Нэнси висят фото). И вот вроде только Эдди едет в лес со Стивом, ловит на себе его оглядку искоса, поворачивается, вскидывает вопросительно брови, а тот качает головой и улыбается мягко, завораживающе, отводит взгляд, но щелчок пальцами — они уже едут втроём днём, Стив ловит взгляд Эдди через зеркало заднего вида, Робин воет в окно, что они теперь-то отрвутся по-настоящему, а Эдди просто раскидывается привычно горизонтально на заднем и поддерживает её крик, глушит Стива на одно ухо. Он и забывает, что изначальная цель поездки в этот город — закуп. Но Эдди всем доволен. Так и должны происходить все не самые весёлые события в жизни — под чей-то довольный крик, музыку, мешанину из разговоров, шуток и не сходящей с лица улыбки. Они останавливаются в мотеле на два дня — всё по плану. Бросают немногочисленные вещи на кровати, Робин сдабривает многозначным комментарием, что её-то отселяют в другой номер, а себе так с двуспальной кроватью, и Стив начинает нервно оправдываться, что это по признаку пола, а не по каким-либо другим причинам. — Да-да, я поняла, всё потому что я девушка: парни — трахаются, а ты, Робин, пожалуйста, поспи одна, вспомни, что построить отношения со своим полом сложнее, чем просто трахаться и выпинывать подругу!.. — Так поставь себе цель склеить кого-то в клубе, делов-то!.. — фыркает Эдди, хотя не придерживается позиции, что у них совместный номер только из-за другого пола. — Кстати да!.. — сплёскивает руками Стив, ставит их привычно в бока. Присасывается к удачному аргументу. — Чтобы потом девушку тащить к себе и переспать с ней на одноместной?.. — Мы можем по такому случаю уступить свою! — Не-не-не-не-не, — резко вклинивается Эдди, поднимая руку. — Ни по какому случаю кровать не уступаем. Если что — приходите к нам. Мы посмотрим!.. — Блядь, Эдди!.. — Стив зажмуривается, хватается за голову, видимо, уже представив. — Фу, мерзость!.. — искренне морщится Робин и, найдя полотенце потяжелее на кровати, кидает в него. — Знаешь, где место, таким как ты?.. Спать под кроватью!.. А, хотя нет, постой, вдруг ты там найдёшь подкроватного монстра и трахнешься с ним!.. — Прости, негуманоидные меня не возбуждают. — Ничего не хочу знать о твоих сексуальных пристрастиях!.. — поджав в омерзении губы, вскидывает она руки. Пообедав, приняв душ перед определённо бурной и потной ночкой, под вечер они намечено двигают в клуб. Этот, по сравнению с их немногочисленным в Хокинсе, точно не такой унылый: уже на входе толпится очередь, мигает неоном вывеска, стоят натуральные вышибалы на фейсконтроле, ставят неоновые печати на запястья. А внутри — фурор. Огромное пространство танцпола в окружении отдельных столиков по сторонам в полумраке, а по центру — подсвеченный бар аж на четыре фронта: кажется, островок с алкоголем горит спасительно-голубым цветом посреди моря из тел, бухающей музыки и мерцания цветного стробоскопа. Эдди, конечно, не говорит ребятам, что знает этот клуб не для танцев, а с задних помещений с Риком для накурки. Но Робин нужны ведь именно танцы — кажется, он попадает в точку. Мимо их компании, едва попавшей в безумие из жара и полураздетых тел танцующих, проплывает с коктейлем симпатичная девушка — ловит взглядом распахнутые глаза Стива, его ответный взгляд на движение рядом, улыбается, опускает глаза и скрывается в толпе. Эдди оценивает это со стороны, кривит губы в усмешке — забывает, что всё это время и вправду тусит с корольком, красивым, мать его, засранцем. Стив по инерции улыбается ей в ответ, провожает взглядом, и на секунду Эдди даже думает, а не вправду ли его двинут с кровати, и сам Стив подцепит кого-то. Они же не договаривались, что будут спать только друг с другом. Однако Стив, потеряв незнакомку из виду, сразу переключается: склоняется и кричит на ухо Эдди, что офигеть местечко, не потеряются ли они тут сами по себе. Эдди не может оставить без подъёбки недавнюю сцену, поэтому склоняется, едва не мазнув губами по щеке, кричит в ответ, что главное Стиву не потерять ту девушку из виду, а то ему уже заочно хотят дать. Стив отклоняется на расстояние для дыхание, всматривается в глаза Эдди и кричит теперь уже ему в лицо: — Сейчас меня это не интересует!.. У Эдди глаза зажигаются в полутьме — это мелькает по склерам безумный цвет зеркального шара. — Правда?.. — ёрничает, спародировав ему крик рот в рот, но тут же со стороны их пихает Робин: — Прекратите флиртовать, пойдемте пить и танцевать!.. Эдди не мастак танцевать, но вот пить — очень. К счастью, здесь за баром толкают не только пересахаренные коктейльчики с вишенками на взбитых сливках, а ещё что покрепче, попонятнее и обычные бутылки пива, с которых завораживающе скатывается капля влаги, разделяя полосой конденсат на тёмно-коричневом стекле. Эдди и Стив берут по пиву. Робин — самый ядрёный коктейль по названию из меню и уносится с ним же, едва дождавшись, в толпу из полураздетых девушек. — Она точно потанцевать хотела?.. — скривившись от крепости непривычной марки, рыгает в себя Эдди и полукриком спрашивает стоящего у бара Стива, а тот, следя за тем, с каким детским восторгом Робин помахивает коктейлем над головами двух блондинок точно-в-её-вкусе, с сомнением подаётся ближе: — Я уже не уверен!.. — Но кровать наша!.. — Абсолютно точно наша!.. Робин идёт вразнос. В ядрёно-оранжевой рубашке (которую, очевидно, спёрла у Майка, а не у Нэнси), в кислотно-розовых квадратах-серёжках (а вот это вероятно найдено запрятанным у Уиллер под кроватью или у её матери), с ярко-голубыми тенями, которые только подсвечивают её распахнутые и горящие восторгом глаза она безумствует среди толпы и не находит никакого отторжения от окружающих: ей с улыбками и смешками поддаются стоящие рядом девушки, подхватывают её настрой отжигать, и Робин уже втравливается в их кружок, перекрикивается с уха на ухо, зачем-то кивает на стоящих в стороне Эдди и Стива. Стив на смешливое предложение Эдди пойти и поддержать её вскидывает руки в сплошном сарказме и отвечает, что недостаточно пьян для такого. А Эдди не фанат того, что хреначит из колонок, поэтому получает удовольствие только от пива, Стива и от наблюдения за Робин. Со Стивом они трутся немного у бара, выпив по бутылке, затем Стив видит освободившийся столик, и они оперативно падают за него, берут ещё по две. Робин не пойми как находит их и подлетает время от времени: то закажите мне это, то закажите то, Лора узнаёт (кто, нахуй, такая Лора?..), а свободен ли Стив, потом Трисс (кто, нахуй, такая Трисс?..) интересуется, а водит ли Эдди байк, у него крутая куртка. Стив с Эдди уже через полчаса таких перебежек приходят к единодушному мнению, что вряд ли Робин что-то светит в кругу новых знакомых. Но, кажется, она и не унывает, вероятно, решает и вправду применить метод Мансона: просто веселится, пляшет, меняет один коктейль на другой в своей руке, подходит к их столу лишь обмахаться ладонью, плюхнуться на Стива, приложить его прохладную бутылку ко лбу и убежать снова в толпу. Эдди смеётся, качает головой — воу, миссиссипи-гёрлз выпустили в свет — но в основном просто переговаривается со Стивом о всяком, рассказывает, как впервые попал сюда, про свой первый автостоп-тур, ещё про какую-то чушь. На секунду у Эдди в голове проскальзывает мысль, а не пойти ли ему со Стивом куда потише, там спокойно потрындеть о своём. Но сразу её отгоняет — такую Робин точно нельзя оставлять без присмотра. А ей что, она в отрыве. В очередной раз они ждут ещё один коктейль для неё, и тут Робин выныривает из-за двух проходящих девушек, вспотевшая и взмокшая. С полным коктейлем в руках. Очевидно новым. — Ты уже забрала что ли?.. — удивляется Стив, и она оживлённо-радостно мотает головой: — Нет, представляешь!.. Угостили!.. — такой окрылённости даже в детях от молочного коктейля нет. — Надеюсь, не те парни, которые подходили, вроде Линдси обещала угостить!.. — Какие ещё парни?.. — напрягается моментально Стив, но Робин его не слышит: — Всё, я только похвастаться, что не один ты умеешь клеить!.. — пьяно-гордо вскидывает подбородок, затем порывисто оборачивается к Эдди: — Спасибо, кажется, работает!.. — Стоп-стоп-стоп!.. — Эдди наспех отставляется свою бутылку, дёргает её за подол безразмерной рубашки и разворачивает обратно. — Проценты за обучение, Бакли!.. И она, едва пригубив через трубочку подаренный коктейль, только успевает возмущённо простонать “э-э-э” и всё — Эдди отбирает её ядрёное пойло, сам с наигранно жаждой присасывается, выпивает чуть ли не на половину. К их столику как раз протискивается официантка — ставит на стол ещё по бутылке пива и заказанный для Робин коктейль. — Какие проценты?.. — продолжает тормозить Стив и хмурится на них обоих, в непонимании разводя руками. — Робин, а что за парни?.. — Ой, забей, мы с девочками вместе их отшили, — отмахивается раздосадованно она и, глянув раздражённо на потягивающего персонально её коктейль Эдди, забирает другой. — Всё, ушла!.. — Погоди-погоди, да чо за парни?.. — Стив аж накреняется за ней вдогонку. — Мне подойти?.. — Тебя там самого быстрее склеят, Харрингтон, — отсосавшись от приторно-сладкой параши, выдыхает с довольством Эдди: это проценты, скорее, не за его метод, а за то, что им со Стивом приходиться перекрикиваться, хотя могли бы сидеть в баре лениво и общаться, как тогда у костра. — Сиди, я не собираюсь уходить с нашей кровати, даже если тебе преспичит найти бабу. — Я же сказал, что мне не нужно!.. — искренне оскорблённо сплёскивает он руками, закатывает глаза. — Эдди, мне сложно на два фронта, я не вижу в этом смысла!.. Эдди смеётся — ему кажется очевидным, что он специально его подначивает, провоцирует как-то ответить, а Стив по-честному ведётся. Ну не хочет сейчас он клеить девушек, да и ладно. Эдди-то что. Сам Эдди и не делает ни одного рывка ни в сторону девушек, ни в сторону парней. Не то чтобы есть какая-то великая сложность переспать с кем-то здесь, потом со Стивом в номере, но Эдди не видит теперь никакого смысла прилагать усилия, когда и так знает, что секс у него в прямом доступе: с хрен пойми кем обязательно придётся предохраняться, секс неизвестно какой паршивости будет, а с Харрингтоном всё понятно и приятно — на их же двуспальной кровати, с комфортом, вблизи от душа и точно зная, что будет куча удовольствия как от процесса, так и от разговоров после. Да и кто меняет королей на пешек. Нет-нет-нет, ни одна игра так не строится, даже в кошки-мышки с флиртом. Стив быстро успокаивает своё желание пойти за Робин, лишь выглядывает её и видит, что она продолжает танцевать в кругу девушек, и они продолжают трепаться ни о чём. Эдди дохлёбывает отвратительный коктейль, предлагает ради смеха Стиву, но тот качает головой и кривится — мало ли та Линдси действительно угостила Робин, а сейчас посчитает, что угостила его, нет, Стив ещё не опустился до того, чтобы его девушки угощали выпивкой, а не он их. Эдди на такие темы не парится, но пить это больше не может — досасывает до состояния осевших взбитых сливок на дне с разводами какого-то красителя да и запивает приторность парой крупных глотков пива. Ещё немного говорят, и Эдди, почувствовав, что коктейль точно был лишним в его расписании, поднимается отлить. Пульсирует толпа, пышит жаром. Эдди деликатно придерживает вываливающихся людей на локте, улыбается, посмеивается, вылавливает взглядом стог волос Робин из-за чужих голов. Намечено идёт, петляя между липких луж разлитых напитков, чужих компаний и чьих-то перебежек до заветной двери мужского туалета. В мужском, по классике, пустынно. Стоит один тип в углу, отливая в писсуар, все кабинки нараспашку, кроме последней, за которой раздаются характерные звуки чужого сблёва и сплёвываний в перерывах. Перегорает одна неоновая палка светильника под потолком, помигивает, освещая грязно-липкие на вид пол и стены. Когда Эдди подходит к писсуару по другую часть у стены, тип как раз вжикает ширинкой и сваливает к двери. Эдди краем глаза оценивает, как прекращает покачиваться дверь на разболтанных петлях, и тоже расстёгивает молнию, поднимает скучающий взгляд на рисунок на стене, разглядывает его под долгое журчание струи, звучно эхающие срыгивания и плеск рвоты по фаянсу. Мигание фиолетового неона заставляет шевелиться чёрные линии абстракции. Рисунок выглядит пугающим. Эдди нахмуривается, вглядывается в него тщательнее. Не особо понимает, что вызывает такие странные эмоции в чёрных ломанных росчерках нечитаемого текста и силуэте какого-то мужика. Потом моргает и видит, как чёртов рисунок будто переводит на него червоточины нарисованных глаз. Эдди резко хватает воздух ртом, зажмуривается, открывает глаза — просто рисунок, просто стена, просто очень долгое мигание перегорающей лампы. От выдоха становится легче. Нет, не просто легче — всё тело будто расслабляется, выдыхает каждой конечностью и порой, и ощущение беззаветной лёгкости игриво щекочет нёбо, хочется рассмеяться на радости от какого-то скинутого веками груза с натруженных плечей. Эдди сам не понимает, когда начинает улыбаться, затем резко ловит очередную странность и настораживается. Опускает плывуче взгляд на свой член в руке. По ощущением, он здесь уже минут пять. Он действительно столько выпил и всё не может прекратить ссать?.. Эдди залипает в перелив тусклого света на струе мочи, мысленно пробует напрячься и прекратить — тело не поддаётся. Следом мысль качает в сторону, Эдди вспоминает, что женщины умеют мастерски прекращать процесс ссанья, а мужики как однофункциональные, если начали — прерваться сложно. Потом сам себе неестественно резко начинает качать головой (всё тело едва не следует вслед за движением головы) — да нет же, он умеет тоже, что за чушь. Он просто сейчас… будто хуже начинает ощущать мышцы и контроль над ними. Эдди перебирает пальцами по члену, проверяя собственную чувствительность. И тонкая кожа хера — очень даже ощущает касания чего-то твёрдого, но тёплого, а вот пальцы… Наконец Эдди понимает — у него занемели кончики пальцев. Пробует осторожно согнуть в суставах. А, нет, и суставы тоже. Как бетоном залило. Эдди с долгим морганием поднимает голову, смотрит на стену. Теперь чувствует и остаточную качку от своего мотания головой в отрицании, статичная стена лишь немного волнуется и ширится напротив, плавает как на лёгких волнах. Странное пиво в этом месте: невкусное, очень горькое, ещё с него и развозит так внезапно. Лучше бы и вправду Эдди пошёл со Стивом в бар. Там наверняка не такой ограниченный ассортимент на что-то лучше, чем кислотные и пересахаренные коктейльчики. Наконец-то струя обрывается — Эдди с удивлением моргает, думает “странно, даже не почувствовал, что всё” — и он убирает член обратно, заправляет за молнию, ткань трусов и… От движения рукой его резко качает вперёд, и Эдди едва успевает вспомнить, что напротив стена, упереться в неё ладонью. А вместо руки ощущает не собственную конечность, а сраный пластиковый конструктор — нечто инородное, повинующееся и не ему вовсе, не дающее никаких ощущений. Эдди всматривается в собственную ладонь в паре сантиметров от глаз: те же кольца, те же ногти, те же чуть тёмные волоски на первых фалангах, узор вен знакомый. А вот стены он не ощущает. Словно по глупости так совпадает, что чья-то идентичная рука упирается в стенку так близко, а Эдди сам находит равновесие и устойчивость в диагональном наклоне, только думает, что с её помощью остановил себя от поцелуя со стеной в сортире. Эдди начинает понимать. И ему не нравится то, что он начинает понимать. Это стекает холодным, леденящим по лопаткам, затем — ощущения что, имеют какую-либо направленность как у одной желейной капли?.. — резко объединяет все свои осязательные росчерки на коже и стреляет по позвоночнику, вглубь. Эдди бы подумал, что от такого должна заболеть спина, но проблема в том, что он до конца не уверен, ощущает ли нижнюю часть тела своей, вдруг, пока он думал, её заменили. Чувства стреляют по позвонкам до копчика, а там, видать, не разобравшись, куда дальше, решили отрикошетить в сторону, в кишки, прочую склизкую мясистость брюшной полости. Эдди скрючивает рвтоным позывом. Точнее, он считает, что должно скрутить — на деле он непонятно дёргается, опускает голову и снова застывает над писсуаром. А это уже плохо. Очень плохо. Охуеть как плохо. Плохо-плохо-плохо. У Эдди снова спазмирующе сжимается глотка, его вырвет от этого нарастающего “плохо”. Это точно не пиво. Это вообще не алкоголь. Какого хера?.. Что происходит?.. Чувствительность конечностей уезжает нахуй из этой страны. А вот чувствительность лица — словно все нервные окончания, раз больше в других частях тела они не нужны — резко возрастает, становится второй головкой на члене: Эдди ощущает, как у него в проборах длинных волос проступает пот, как с тиком подёргивается бровь в реакции на напряжение, как шелестят, касаясь друг друга, резко пересохшие губы. Эдди нужно собраться. Он прикрывает глаза и сразу же жалеет об этом. Темнота под веками похожа на штормящее море. Вспучиваются невидимые волны тьмы, качают, как сраную шлюпку на своих метровых изломах, уклонах, а затем обрушивают всю силу на неподготовленный мозг чередой ощущений, образов. Непонимание, ужас, хруст костей и расплющенные глаза Крисси. Эдди резко распахивает глаза в страхе и горло не слушается, он не может сглотнуть. Надолго закрывать глаза нельзя, нет, ни в коем случае. Кажется, Эдди знает, что это за дерьмо, это даже не псилоцибы. Медленно оборачивается на пустующий туалет, боится увидеть что-то, что может ему не понравиться. Кажется, дальняя стена с зеркалом отдаляется. Эдди видит себя на расстоянии двух полей для футбола, он едва различает в сгорбленной фигуре, что это он, именно он. А, может, и не он. Эдди здесь вообще нет, как он мог сюда попасть, нет, он выше, он вне этой комнаты, вне дурацкого клуба — он мысленно так отдаляется, что готов сказать количество всех помещений, очертить строение каждого с высоты птичьего полёта — он зависает где-то… Эдди резко сжимает ладонь на стене в кулак и возвращает себя обратно. Вдалбливает самому себе, что это он в отражении, с выглядывающим бледным еблом, вон, его жилетка же, длинные патлы. Всё плохо. Отвратительно, удушающе плохо. Он ещё в теле, да. Рик говорил, точно, Эдди помнит, когда в первый раз его растащило и он запаниковал, сказал, что не хочет к звёздам, там холодно, темно и страшно, там никого нет. Рик сказал, что нужно просто “держать сознание в голове”. Эдди удерживает. Мысленно делает вид, что привязывает на кривой морской узел к какой-нибудь выступающей части мозга — мозжечок? гипофиз? бля, что там говорили на биологии! — и усилием качает себя от писсуаров. В туалете подозрительно тихо. Невыносимо, тишина давит на уши, кажется от её вибрации взорвутся перепонки. Эдди косится на дверцу закрытой кабинки — чувак там сдох?.. Выблевал все внутренности и растекается теперь, и если Эдди подождёт, он увидит кровавую лужу крови, растекающуюся из щели?.. А вот Крисси молодец, без крови. Её просто переломало внутри кожаной оболочки, перемололо и оставило, как мешок с фаршем с костями, и… Эдди резко мотает головой в сторону двери, этим же движением и задаёт курс своим ногам. Он не чувствует ступни и голени. Ощущение сгибания в коленях ещё присутствует, это хорошо, да, хорошо, Эдди должен думать о хорошем, хвататься за хорошее, как голодная полуоблезшая псина, которую добрые хозяева привязали в лесу на верёвке к дереву, ведь с ней обязательно будет всё хорошо, умереть от голода и истощения гуманнее, чем от выстрела в маленькую черепную коробку, из которой вытекут до боли преданные большие глаза, которые обязательно верят в хорошее. Эдди проламывает плечом на качке неощутимую дверь из туалета, и голову накрывает сплошной какофонией. Вокруг — каша. Люди, брызги света, гомон, басящая музыка, смех, пульсирующее всё. Эдди вываливается на какого-то парня, тот сначала приостанавливает его за плечи, доброжелательно говорит “эй, приятель”, потом, похоже, видит, что у Эдди раскрыта ширинка и скользят вспотевшие ладони по пространству, и отталкивает раздражённо-брезгливо, гаркает в ухо громче “фу, чувак!” Эдди пытается не расползтись лужей по всему пространству клуба. Делает валкий шаг вперёд, пробует сориентироваться с новой координацией, проверяет, что, если не думать о мышцах и как они работают, он может ходить. А затем ставит цель — чёткую, ясную, на которую можно слепо идти и не смотреть по сторонам, не бояться сбиться — нужно дойти до столика и предупредить Стива. Путь до столика — через толпу. Эдди ещё раз вхолостую пробует сглотнуть — а горло сухое, его дерёт, как при пневмонии и кашле — и начинает уверенно шагать вперёд, по мысленному пунктиру до цели на карте. Перед глазами то смазавшийся свет прожектора, то лямка топика и острые лопатки на узкой спине, то пятно от пота на футболке, то неоновые переливы сережёк, то чей-то глаз, засвеченный светом, что не разобрать цвета радужки. Эдди просто идёт вперёд, не чувствует, как пихает кого-то плечами, наступает на ноги, он даже не понимает, когда его пихают в спину, из-за того, что кого-то неправильного толкнул. Толпа выплёвывает его куда нужно: немного правее, немного в проносящуюся мимо официанту, что мажет презрительно-брезгливым взглядом сверху вниз, но Эдди находит спинку чужого диванчика и даёт себе сделать шаг ближе к знакомому до приятного полупрофилю Стива. У Стива на лице — росчерк красного софита, он переводит вопросительно взгляд на вынырнувшего полусгорбленного Эдди, взмахивает своими по-красивому длинными ресницами. И губы у него, оказывается, не тонкие — чувственные, прям такие, как надо, по которым хочется зачарованно водить подушечкой большого пальца и ощущать каждый рельеф. — Ты быстро, — сминает свои красивые губы после глотка, переводит взгляд с расширенными спьяну зрачками. — Ты чего?.. — Уводи Робин, — Эдди отрыгивает неразборчивую смесь звуков глухо, понимает свой проёб: когда сконцентрирован на теле, из многоступенчатой формулы почему-то вычитается голова и язык. — Уводи Робин. — Что?.. — Стив нахмуривается, подаётся через стол ближе, чтобы услышать. — Эдди, я не слышу!.. У Эдди нет времени восстанавливать громкость и внятность речи. Он без раздумий хватает Стива за плечо, с силой тянет на себя — он её не ощущает, просто надеется, что тот поймёт хотя бы жест — и Стив всё же недовольно поднимается из-за стола, наклоняется ближе. — С тобой чего?.. — первым делом он суетливо оглядывает лицо Эдди, скачет взглядом с глаза на глаз. — Тебе плохо?.. Ты бледный. — Робин уводи, блядь. — Зачем?.. — боже, какой же сраный Харрингтон красивый, но временами тупой. — Эдди, что происхо… — Кетамин, — собирает Эдди все объяснение в лаконичное. — Ей подмешали кетамин. Уводи. Стив морщится в непонимании. Уже и зелёный, и жёлтый, и синий пролетают цветными кругами по его лицу, а у него вместо глаз ресничатые щели — тёмные и глубокие. Будто глазных яблок внутри нет. Эдди сминает свои пересохшие губы, пробует сглотнуть, и наконец у него это получается. Лицо Стива проясняется. Смысл сказанного доходит. — Ты серьёзно?.. — проступает тревога и смятение. — Да, — Эдди с запавшей паузой кивает, сжимает крепче рукав Стива, держится за него как может. — Я выпил больше, но и она тоже. Уводи. Стива начинает размазывать — он крутит головой, окончательно падает в осознание и ищет выход. — А ты?.. — оглядывается нервно, уже выискивая взглядом Робин. — Тебе же… — Уводи, — качает головой, — я справлюсь. — Ты уверен?.. — Стив будто боится уйти из-под его руки, переминается с ноги на ногу. — Блядь-блядь, Эдди, давай, нам нужно вместе её найти и… — Уходите, — уже громче рявкает Эдди: ему кажется, что они тут стоят вечность, а не минуту. — Я сам!.. Стив оглядывает в последний раз его лицо, облизывает губы и, чертыхнувшись, резко стартует в толпу, распихивая людей руками. А Эдди от потери опоры резко ухает на другую сторону, едва успевает схватиться пальцами за выступ стола и накренить себя в падении на диванчик. Мягкость сиденья встречает его лицо ласково, а вот конечности — Эдди не чувствует их. Это как куски пластика, которому небольно, неважно, он хрустит, сгибается, выгибается, а всё равно дешёвая игрушка. Эдди моргает в медлительности, смотрит на кусок потолка с проводами к прожекторам, на изламывающиеся цветные лучи через тёмную бутылку пива, на жвачку, налепленную под столом. Когда лежит неподвижно и с открытыми глазами — не так херово. Главное, контролировать мысли, не давать им утекать из головы, возвращать обратно. Эдди моргает раз. Второй. Третий. Мерно дышит, стараясь не выдавать даже дыханием, что что-то не так. Стив найдёт сейчас Робин, уведёт её из клуба. Кажется, она не успевает выпить достаточно, так что с ней всё в порядке. В порядке, да. Если они не опоздали. По горлу снова со спазмом будто подходит рвота, но у Эдди нет сил даже отрыгивать — облизывает пересушенные губы, смотрит на мельтешение цветов по видимому пространству. Пиздец, это всегда пиздец, когда мешают. Даже травку, что уж говорить про кетамин — его действие в замесе со спиртовыми моментально вырубает. Эдди пробует думать о хорошем, нейтральном, выравнивать эмоциональный фон, чтобы не снесло. Думает о том, как Стив сейчас утаскивает за локоть сопротивляющуюся и весёлую Робин, как ловит такси, пару раз махнув рукой на дороге, как упихивается вместе с ней и они спокойно уезжают без происшествий. А Эдди немного полежит, словит самый жёсткий приход, а потом его попустит. Обязательно, это же должно когда-нибудь кончиться. Может, уже через минуту, совсем скоро. Нет, конечно же нет. Эдди прекрасно знает, что через минуту это не кончится. Что такое, впрочем, “конец” — это лишь отдельно поставленная точка на случайно выбранной линии времени, события, но ничего и никогда не кончается, оно тянется дальше и дальше путанным клубком хитросплетений, идёт вечность и огибает её по кругу, затягивает, как в пяльца на вышивании, и так крутится-крутится, это сраная Сансара, так говорили хиппари, глядя на ловец снов, говорили, что рисунок из ниток не просто хуйня, а все во вселенной связаны, каждая часть, даже самая крошечная, есть часть этого круга, простого и вместе с тем невероятно сложного рисунка, и даже после смерти ты продолжаешь колесить, тебя болтает, как одинокий кроссовок за стеклом в стиральной машине прачечной, ты один, ты звучишь, но потом выключат режим, а если так, то это для всех, а, значит, будет конец чему-то, например, определённой вселенной, галактике, но в общем это тоже есть неразрывная связь всего, где есть конец, там начало чему-то новому, и вселенной без разницы, есть там ты или нет. Эдди моргает, завороженно смотрит в крепление толстого переплетения проводов на потолке и будто с грохотом возвращается в бесчувственное тело. А возвращает его знакомая музыка. Подначивающий гитарный ритм, резко врывающееся соло главной гитары. Блядские “Kiss”. Этот народ реально такое слушает?.. Эдди с трудом переводит взгляд под столом на толпу, узнаёт во вступлении некогда любимую “I Was Made For Lovin' You”, пробует вяло ухмыльнуться, но видит в стробоскопе постоянного мигания огней и чужих ног это. Розовый рюкзак лежит у стойки. Он видит его всего на мгновение, обзор перекрывают чьи-то голые ноги, но Эдди подбрасывает на месте, он резко садится и испуганно оглядывается по сторонам. Люди-люди-люди. Знакомая мелодия льётся в уши без препятствий, её не заглушают ни чужие подпевания, ни смех, ни разговоры. Эдди снуёт взглядом от одного незнакомого полупрофиля до другого, ищет, знает, ощущает чужой взгляд. И случайно проносится мимо рыжего хвостика и статичного знакомого лица меж толпы. Ужас разрывается о грудь ядерной бомбой — спускается ракетой, разрывает за небольшое расстояние до тверди и опутывает каменяющим страхом всё тело без остатка. Эдди возвращает взгляд в то же место, но там никого нет. Сейчас нет. Но Крисси здесь, рядом. Прячется за чужими спинами с вытекшими глазами под строчку, отдающуюся в толпе эхом — “In the darkness”. Эдди нужно бежать. Срочно. Он панически-неловко соскрёбывается с диванчика, не чувствует, как сносит руками по столику их оставшееся пиво, остатки коктейля, он просто бежит, ещё не встав, а когда встаёт, то сразу падает на официантку, та роняет поднос ещё с чем-то, кричит что-то вдогонку, но Эдди не понимает. Зато Эдди понимает, что сверху, как гласом свыше, требуют положить мир к чужим ногами. Он оглядывается, снова вписавшись плечом в какую-то девушку и ловит статичное лицо с кровавыми пробоинами вместо глаз прямо у столика. Девушка пихает Эдди в сторону, его поле зрение накреняется, он наваливается уже на компанию девушек, и те расстерянно пробуют удержать его, отпихнуть, но тоже напарываются взглядами в раскрытую ширинку и торчащие из неё трусы. — I was made for lovin' you baby!.. — Фу, извращенец!.. — У него в чём-то руки!.. — You were made for lovin' me!.. — Вызови охрану, тут очередной дрочер!.. — Бля, да он обдолбан!.. — And I can't get enough of you baby!.. Эдди загребает пластиковыми ладонями по людям, жарко-тесному воздуху дыханий, его то пихают, то держат за шкирку, то наваливаются. А его взгляд прыгает по лицам, головам, он чувствует, что за ним идут. Ведь он должен был остаться там. Но он сбежал. Снова. Снова. Снова. Неожиданная сила подхватывает Эдди, он едва не задыхается от ужаса, что это снова началось, Векна не умер, он всё время царапал трещину прямо у него дома, а теперь добрался, но сила поднимает его в воздух и тащит сквозь толпу куда-то в сторону, в полутьму под осуждающие взгляды девушек и парней. А потом она его отпускает игрушечным набором из пластиковых деталей в прохладу тёмного переулка. Эдди брякается о стену, кажется, в его пластиковой голове отрывается какая-то деталька, начинает бренчать внутри закупоренной полости, и он осаживается во что-то мокрое, ощутимое задницей. Он поднимает глаза, видит, как двухметровый вышибала кривит полные губы, заходит обратно за зелёную дверь рядом с мусорным контейнером и захлопывает её, что начинает дрожать весь мир. А потом тишина, звук улицы, проезжающих где-то недалеко машин, смеха людей у входа в клуб. Эдди пробует собрать свои конечности, разобраться, но он не чувствует их совсем, даже от удара о каменную стену головой не чувствует боли. Он неловко подгребает ладони к себе, смотрит в непонимании на стёртые до крови руки, на непонятно откуда появившиеся порезы на мизинце, где по линиям разрезов набухает ярко-красная кровь, скатывается по рельефу вместе с влагой и набирается по центру ладоней, как в чашах. Мотает головой, словно пробуя втрясти обычное сознание обратно в голову, начать чувствовать, понимать, не пропадать, как звук при хреновой связи. Эдди страшно от того, что он не чувствует своего тела. Страшно от того, что он ничего не испытывает от гогота людей где-то рядом, он будто в вакуумном пузыре и его совершенно не существует в ощутимом мире. А затем в развалах далёких голосов он слышит: — Эдди… Он знает этот голос. Кажется, должен забыть, стереть из памяти, как клячкой по неудачному рисунку своих прошлых чувств, но он знает каждый перелив тембра. Женского. Мягкого. Удушающе спокойного, не такого, какой он слышал обычно. Он панически оглядывается на пересвеченный конец проулка, где стоит компания ребят и, в шоке прикрывая рты, смотрит на него, ржёт, переглядывается между собой, будто ожидая, что он сделает дальше. И за их головами промелькивает рыжий хвостик — покачивается, выпружинивает. Эдди не сдерживается, изрыгивает непонятного содержания звук, компания покатывается, сплёскивает руками с шумными криками, а Эдди только пробует отползти подальше, за контейнер, спрятаться, сбежать, свернуться и закрыть глаза. На проскальзывающих по неясного рода лужам кроссовках он на четвереньках отползает, забивается в самый безопасный на первый взгляд угол, пробует ориентироваться только по виду, что он переступает конечностями, потому что чувства атрофируются уже в каждой клетке тела. Эдди бесполезный набор мяса. Бесполезный, бессмысленный, бессодержательный. Он пробует дышать, почувствовать хотя бы своё дыхание, но и его не ощущает. Он мёртв. Ты мёртв, Эдди. Очнись. Тебя здесь не существует. Всё, что ты видел после — всего лишь бред агонизирующего мозга. Ты ведь хотел там остаться, да?.. Ты видел, что ты бесполезный и никому не нужный кусок дерьма, ты знал это с рождения. Почему ты бежишь, кому нужна твоя жизнь? Ебанутому отцу, у которого протекала крыша?.. Мученице-матери, что терпела его и ловила за тебя удары?.. Ты жалок, Эдди. Отвратительно до мерзкого жалок. Ты должен был умереть за свою трусость. Так должно было случиться, ты ведь понимаешь?.. Ты знал, что совершил ошибку, оставив меня?.. Эдди в неверии трясёт головой, не понимает — это не его мысли, не его. Кто говорит с ним на “ты”?.. Кто “я”?.. Всё смешивается. Нет, не смешивается, Эдди Мансон, это я говорю с тобой, я говорю тебе правду. Кто ты?.. От какого лица мы говорим?.. Я не мог по-другому поступить, я не мог помочь тебе!.. Конечно, ты не мог по-другому. Ты ничего и никогда не можешь. Вся твоя жизнь — жалкая попытка добиться внимания и любви, но кто ты такой, чтобы это получить?.. Что ты сделал для этого?.. Уйди из моей головы, уйди!.. Это не твоя голова, Эдди. У тебя её больше нет. Эдди снова ударом прошибает спазм, он валится ладонями в грязь и наконец из него извергается рвотой. Он блюёт клубнично-розовой мяшей, водянистой, с продрисью желчной отрыжки. Удивительно, но рвотный рефлекс возвращает его обратно. Теперь он снова слышит улицу, понимает, что находится в подворотне у клуба. Сраный кетамин. Эдди не пробовал худшего дерьма. Рик говорил, что это отличная вещь — помогает для фантазии, расслабляет пиздец, что тела не чувствуешь, могут даже лёгкие галюки быть, если совсем на кайфе. Эдди пробовал два раза, и оба — заблёвывался у него в толчке, ему хренело, его накрывало самыми жёсткими бэдтрипами, которые он только мог словить. Его мотало от отца, который хватает за шею, до нирваны и просторов космоса с холодно горящими звёздами. Его мотало от облака, воздушного и лёгкого, до ощущения искусственной смерти, что он не чувствует тело, его сознание слабо бьётся, пытаясь вернуться обратно, но ничего уже не исправить. Рик сказал, что это странная херня, у него такого нет. Наверное, Эдди в хреновом настроении был, пусть берёт всю пачку, распробует со временем. Эдди так и оставляет её запрятанной дома, решая, что лучше продать, чем снова падать в этот пиздец. Впрочем, никто не жаловался. И Эдди при продаже лишь повторял фразы Рика, подтверждал, что пробовал и было жёстко. А потом была Крисси. Эдди собирает слюной во рту остатки приторно-тошнотного, сплёвывает в розово-желтушную лужу и, передёрнув плечами от холода, поднимает голову. Напротив, скрываясь в полумгле неосвящённой части переулка, стоит она — Крисси Каннингем. В зелёной форме чирлидерши, с лямками розового рюкзака, с кровавыми пробоинами вместо глаз. Но она смотрит. Напряжённо, долго, будто ожидая. Эдди не может смотреть на неё в ответ, он прикрывает глаза, отворачивается, проскальзывает рукой по собственной блевоте и пробует снова зажаться. — Ты не настоящая. — Это ты сделал со мной. — Не я, я не виноват. — Ты бросил меня, Эдди. — Я не мог ничего сделать… — Это твоё любимое оправдание. Ты всегда ничего не можешь сделать. Ты то же самое говорил и маме?.. — Уйди, пожалуйста… — Ты говорил, что любишь меня. За что ты так со мной, Эдди?.. — Я любил, правда!.. — Эдди трясёт головой, старается не смотреть в темноту. — Прости меня, прости, пожалуйста… Мне так… — Жаль?.. — её голос набирается желчи из его же рвоты. — О, нет, Эдди, тебе не жаль. Ты трясёшься только за свою жалкую шкуру и никогда не жалеешь остальных. Тебе было жалко маму, Эдди?.. — Я просил её уйти, ты ничего не знаешь… — Ты пробовал остановить отца?.. — Мне было девять, что я мог, — Эдди кажется, что он сейчас заплачет. — Оставь меня, пожалуйста, мне правда жаль… — Тебе не жаль, Эдди. Ты трус. Бесполезный, никому не нужный. Думаешь, если у тебя будет хоть какая-то власть, ты станешь кому-то нужен?.. Думаешь, что, если с большим количеством людей ты будешь держать связь, тем меньше ты будешь жалким?.. Это не так. Они все тебя считают жалким и мерзким. — Уйди, Крисси, пожалуйста… — Ты такой отвратительный, показушный, слабохарактерный… Где ты был, когда меня хоронили?.. Ты прятался. Ты ни разу не пришёл на кладбище. Я знала, что ты ничтожество. Всегда знала. Я так думала и раньше, но мне было неловко говорить, вдруг ты не продашь. Я узнала тебя тогда, но мне было стыдно признаться подругам, что я общалась с таким уродом. Мне нравились люди, Эдди, но ты даже не человек — ты половая тряпка. — Прекрати… — Всё, за что ты цепляешься — мусор. Ты думаешь, что хоть в чём-то стал хорош, тебя признают, но это из жалости. Все видят, что ты просто никчёмный и беспокойный, они улыбаются тебе в лицо, а потом смеются. Стив смеётся сейчас с Робин над тобой. Он тебе и подсыпал. Ты ведь знаешь, что он не твоего уровня, да?.. — Замолчи!.. — О-о-о, ты думаешь, что хоть чем-то его устраиваешь, да?.. У тебя даже член меньше, чем у него. Отвратительно, Эдди, ты даже здесь облажался. Стив просто издевается над тобой, а потом он всем растреплет, что ты жалкий пидор, который дрочил на него и просил отсосать. Это ведь ты хотел его, Эдди, не он тебя. Он просто забавляется, а после выкинет, как мусор. Ты и есть мусор. Лучше бы ты сознался во всём, дяде бы не было так стыдно, что ты его родственник. Тебе жалко дядю, Эдди?.. Он так старается не показывать, что как-то связан с тобой… Он до сих пор винит тебя, что ты убил его сестру. Ты виноват в том, что она не ушла. — Завались!.. — Эдди пробует зажать уши, путается грязными липкими руками в волосах, но голос всё равно говорит в его голове: — Я бы тебе не дала никогда в жизни, Эдди. Чтобы ты всовывал в меня свой отвратительный отросток?.. Это гадко. У тебя не было никаких светлый чувств никогда, ты просто всегда искал способ самоутвердиться. Но тебе нечего самоутверждать. Ты — ничтожество. — Замолчи-замолчи-замолчи!.. — Как я могу замолчать, Эдди, если ты не оставил мне выхода?.. Ты не дал мне сказать, что мне плохо, тебе было похуй, ты просто искал способ заработать, да?.. А потом ты струсил. Тебе случайно повезло, что тебя нашли, им было неловко сказать, что они не за тобой пришли, поэтому ты остался болтаться за ними, искать их поддержки… Ведь один на один, Эдди, ты никто. Ты никому не нужен, никто тебе не поверит, что это не ты меня убил. — Я не убивал!.. — Конечно, у тебя даже на это не хватит яиц. Но, может, хотя бы их хватит, чтобы прекратить всё это?.. Ты не достоин жить, не после того, как ты оставил меня. — Убирайся!.. — Я никогда не уйду, Эдди, я всегда буду рядом. Как твоя мать, как отец. Я всегда рядом, у тебя в трейлере, ты же видишь меня?.. Я просто жду, когда ты наконец примешь хоть одно верное решение. — Пожалуйста!.. — Не мучай себя. Просто признайся честно — ты никому не нужен и никому не важно, что с тобой. Перестань цепляться за людей, и тебе станет проще. Тебе будет проще умирать. Бесполезно зажимать уши, говорить, отвечать. Эдди не чувствует ни ушей, ни рук, он действительно сломанный конструктор, в котором ещё слабо держится сознание. Он разжимает влажные глаза, трясётся, поднимает запуганный до ужаса взгляд в темноту. Силуэт Крисси в полутьме кажется таким настоящим. Может, это и вправду она?.. Эдди так бежал от неё, так старался, но от этого всё равно не уйти. Он оставил её тогда тоже. Одну, сломанную, изуродованную, а он просто схватил ключи от фургона из вазочки и уехал. Жалкий мерзкий Эдди Мансон. А ведь считал, что любит, что не упустит свой шанс. Да у него никогда не было шансов. Он просто уходит от себя, от осознания реальности, и кажется, так проще жить, верить, что у него всё есть: есть человек, который хочет с ним спать, есть какие-то друзья, приятели, есть дядя, которому не всё равно. Но этого нет. Эдди всё выдумал, чтобы было проще. Почему его мозг так долго умирает?.. Зачем даёт столько надежды?.. Крисси шагает из полутьмы на сломанной ноге. Кость под кожей проседает от движения, хрустит выбитым суставом, и от этого пружинистого движения кости не на своём месте Эдди скрючивает рвотным позывом. Он порывисто горбится между своих коленей, блюёт вхолостую, как кот, нажравшийся шерсти, но из горла идёт только желчь, течёт по зубам и оседает горечью на корне языка. Крисси делает ещё шаг. Эдди нужно бежать, но уже некуда. Она наклоняет свёрнутую голову, смотрит провалами глаз, склоняется и… Через неё, как через цветной дым на концерте, прорывается фигура Стива. — Блядь, вот ты где!.. Эдди так и пробует проблеваться, он сидит за мусоркой и давится открытым заблёванным ртом в размазанную лужу кислотно-розовой рвоты с остатками непереваренного бургера. Стив, едва притормозив, порывается сесть, схватить его за плечи, но Эдди в ужасе отбивается: — Отстань!.. — кажется, ему и плакать больше нечем. Глаза жжёт, хоть что-то остаётся чувствительным. — Уйди от меня, ты ненастоящая!.. — Эдди, Эдди, блядь, приём!.. — Стив уворачивается от некоординируемых отмахов, обхватывает чем-то тёплым за щёки. — Посмотри на меня, эй!.. Посмотри, Эдди!.. Это я, Стив, Стив Харрингтон, ты понимаешь, кто я?.. Эдди фокусирует на нём взгляд, опознаёт в чертах квадратичной челюсти и карих глаз, что это не Крисси. Скачет панически взглядом с одного глаза на другой. — Стив… — Эдди кривится в понимании и внутреннем холоде. Кто-то раскатисто смеётся со стороны, и Эдди кажется, что это Стив, он слышит его мысли, смех над ним. Стив смеётся над ним. Конечно, он же король, а Эдди — половая тряпка с остатками рисунка человека. — Уйди, Стив, — слабо пробует отпихнуть его руки. — Ебало завали и поднимайся, — Стив нахмуривается, крепче обхватывает за щёки, не даёт отвернуться. — Блядь, Эдди, ну же, помоги мне!.. Поехали, сейчас нормально в душе посидишь, всё будет… Тепло с лица пропадает, Эдди поднимают, как на вешалке шмотки, за плечи. Он слабо покачивается, болтает головой, а осознав, что неожиданно вырос, оторвался от земли, снова от качки находит в желудке остатки и сгибается, блюёт Стиву под ноги. Розовое-жёлтое брызгами по белым кроссовкам и чёрному асфальту. Кажется, там была капуста. — Бля!.. — Стив пробует отшатнуться, но рук с плечей не снимает. — Пиздец, тебе надо воды попить… Пойдём, у меня в тачке есть. Обхвати меня за плечи, давай!.. Эдди выдыхает хрипло после одной сшедшей волны. Пробует отдышаться, оглядывает потерянно проулок, щурится на свет в другом его конце. — Эдди, давай, не отключайся!.. За плечи обхвати, говорю!.. — Я не чувствую твоих плечей… — Да ёб твою!.. — Стив нервничает, он злится. Конечно, он злится. Он ненавидит Эдди, всей душой ненавидит. Эдди едва осознаёт, что стоит. Его руки — бесполезные пластмаски — хаотично под непонятной силой падают на что-то твёрдое, находят какую-то ткань. В рёбра что-то глухо упирается, стискивает. — Идти можешь?.. — Да… Эдди идёт. На свет. Он смотрит сквозь свет и улицу, видит только покачивающиеся собственные пряди волос, с подрагивающими на их кончиках семечкой кунжута и розовыми каплями рвоты. Они так медитативно вздрагивают при каждом шаге. Спокойно, расслабленно, иногда падая и заменяясь новыми. Эдди проваливается. Не в темноту, не во что-то конкретное, просто внутрь себя. Не знает, что происходит, где он, с кем он. Слышит лишь отголосками из-за толстого высотного забора чей-то смех, вскрик, хлопок дверцы, женский визг, множество заскользившей обуви по асфальту в торможении, взрыкивание мотора. Когда он возвращается, лицо обдувает приятно прохладный ветер. Он щекочет налипшимыми волосками шею, обдувает глаза. Эдди моргает, проясняется зрение — он сидит на пассажирском в тачке Харрингтона, они куда-то едут через темноту по дороге, только жёлтые круги фонарей последовательно проносятся над ними. Эдди поворачивает медленно голову, видит Стива. У Стива нахмуренные в сосредоточенности брови, долгий взгляд на дорогу и разбитая скула. Эдди моргает, качает себе головой и валко приходит в движение. Профиль Стива отмирает: он оглядывается на него, осматривает, меняет руки на руле. — Ты как?.. — начинает чем-то шуршать, скрипеть пластиком. — Воды хочешь?.. Эдди вяло качает головой, пробует садаптироваться теперь в полутьме салона — понять где его руки, ноги. — Где Робин?.. — единственное, что лезет на язык. — В мотеле, всё в порядке, — отвечает, потом, через паузу: — Ну, если всё это вообще можно назвать “в порядке”!.. Но ей явно не хуёво, она обиделась на меня, потому что я не дал ей веселиться и запер. Можешь не переживать, она в безопасности. Эдди слабо упихивает спешные фразы Стива себе в голову, кажется, что все идут навылет, лишь на мгновение задержавшись в голове. — А ты как?.. Тебя рвало пиздец, попей воды, может, не знаю… ещё выйдет. — Не хочу, — отмахивается, и от этого же движения заваливается на дверь, выпадает головой из салона в открытое окно и видит перед собой проносящуюся дорогу. Они херачат под двести. Стив его хочет убить. Эдди за секунду собирается в панике, впивается пальцами в сиденье и неотрывно смотрит-смотрит как полотно дороги летит под машиной, они едут настолько быстро, что у него пересыхают глаза. Ветер пробует снять скальп с него, задувает в рот, что Эдди едва не захлёбывается воздухом, пока в ужасе не отталкивается от дверцы обратно в салон. — Останови машину!.. — Что?.. Тебя укачало?.. Ща, погоди, я хотя бы… — Останови блядскую машину!.. — у Эдди дерёт глотку от громкости, кажется, связки рвутся. — Ты нас угробишь!.. — Чего?.. — Стив морщится, вертит головой, то поглядывая на дорогу, то на Эдди, что наваливается на плечо и валко-странно пробует всосаться на задние сиденья. — Я еду сорок миль в час, успокойся!.. — Ты хочешь меня убить, я понимаю!.. — дрожаще-нервно пытается найти контакт Эдди, перебирает едва ощутимыми ногами, пробуя выпутаться из-под бардачка. Старается ухватиться онемевшими пальцами за спинку, чтобы оттолкнуть, но спинка елозит под ними, убегает, дёргается, то выступает острым локтём, то мягкими очертаниями родинок. — Стив, пожалуйста, я исчезну сразу, как попросишь!.. Прости меня!.. Останови-и-и… — Эдди, Эдди!.. Успокойся, слышишь меня?.. Я сбросил скорость, я сбросил!.. — спинка неожиданно вскидывает из-под Эдди рукой Стива, тычет куда-то на приборную панель. — Посмотри, видишь?!.. — Что ты пиздишь, ты гонишь сто восемьдесят!.. — Эдди обезумевши смотрит, и ему мерещится, что все цифры на кругах прыгают между собой, стрелка то резко клонит влево, то опять по кругу вправо. — Стив, я знаю, я-я-я… Я уёбок, да?.. Пожалуйста, я не хочу умирать от того, что сраный вымысел разобьёт нас об стену… — Что?!.. Бля, я… — Стив теряется от череды бессвязной информации. — Эдди, сядь, успокойся!.. — Останови!.. — Сядь на место, чёрт тебя!.. — Стив начинает злиться, а Эдди хочет всё же выпутаться ногами и зажаться на заднем, но его резко дёргают обратно. — Блядь, Эдди, мы реально так въебёмся!.. Сядь, на, держи!.. Эдди пригвождается к креслу обратно, вперивается затравленным взглядом в бардачок. Вздох со стороны. — Эдди, возьми мою руку!.. — Я не могу тебя взять за руку, у тебя их нет. — Нет, блядь, есть, вот!.. — Эдди с опаской переводит взгляд и видит, как рядом в воздухе Стив встряхивает одной ладонью. — Видишь?.. Возьми меня за руку. — Ты ненастоящий. Стив закатывает глаза, мученически стонет, запрокинув голову, и сам дёргано находит руку Эдди между его коленей, обхватывает, сплетая пальцы. Ладонь у Стива на вид тёплая, мягкая. На запястье, прям как у настоящего, тоже родинка, пальцы аккуратные, вены вздутые по тыльным сторонам. Стив поднимает их руки на уровень глаз, бегло отворачивается от дороги к Эдди. — Я настоящий, — выдыхает, смотрит пристально в глаза, будто боится потерять контакт. — Чувствуешь?.. Я рядом. — Ты рядом, — неуверенным эхом повторяет Эдди, вглядывается в его карие глаза. — Я с тобой, держу тебя за руку, — повторяет, как для маленького ребёнка, вскидывает брови так по-настоящему живо. — И я не хочу нас убивать. Я не хочу убивать тебя, себя, я хочу, чтобы мы спокойно добрались и ты спокойно помылся и проспался. Понимаешь?.. — Понимаю, — кивает осторожно Эдди, боясь оторвать взгляд от его глаз. У Стива безумно красивые глаза. Он хоть раз говорил ему это?.. Стив, посмотрев ещё пару секунд, вынужденно отворачивается к дороге, подправляет рукой на руле траекторию машины и выдыхает облегчённо. Плавно опускает их сцепленные руки между сидений. Сжимает крепче пальцами. Внутри груди — не тем уровнем осязания, что ждёт Эдди — что-то крошечное, тёплое опускается ниже солнечного сплетения. Он ещё раз смотрит на дорогу, та по-прежнему проносится лентой с разметкой перед глазами. Но уже не так страшно. — Успокоился?.. — не понимая, почему Эдди притихает, вполголоса спрашивает. — Не знаю, — выдавливает в ответ. — Ты очень быстро едешь. Положи руку обратно на руль, так мне спокойнее. — Я держу тебя за руку, чтобы мне самому было спокойнее, понимаешь?.. — Стив в порывистом жесте поднимает обе их руки, тычет себе в грудь большим пальцем. — Мне спокойнее, когда я тебя держу за руку!.. А за дорогой я слежу, не переживай, видишь, слежу в оба глаза!.. Эдди косится, смотрит на полупрофиль Стива, его глаза — действительно смотрит неотрывно перед собой, хотя и оборачивается лицом к нему. Снова переводит взгляд на дорогу. Кажется, они съезжают с освещённой части трассы, едут в полутьме. Эдди сглатывает, пробует вычленить отдельно взятый ствол дерева, проносящийся мимо, но они смазываются в сплошную стенку, режущую спектр света. Руку Стива он решает не отпускать. И тот через паузу опять спокойно опускает их руки между сидений, мягко стискивает. Эдди не может смотреть по сторонам — его будто снова сносит — и он падает взглядом на их сцепленные пальцы, следит, как Стив медленно гладит его руку большим пальцем. А он и не чувствует. Совсем. Зато видит, что костяшки у Стива сбитые. — Смотри лучше на меня, — снова не даёт провалиться в размышления он, Эдди вздёргивает к его голосу взгляд, натыкается в профиле на очертания губ, что-то медитативно говорящих. Лёгкая синева пробивается над верхней, подбородок ершится чёрными точками щетины. — Бля, не знаю… Кетамин галлюциногенный?.. Эм… Опиши меня?.. Ну, я так хоть буду примерно понимать, насколько всё плохо или не очень… Эдди надолго подлипает взглядом в его рот: идеальная форма, тонкая, чувственная, даже язык, проскальзывая кончиком по сухости, вписывается лаконично-прекрасно, нужным влажным бликом. Наконец с запозданием доходит смысл того, что говорят эти чарующие губы. — Ты красивый, — депрессивно-апатично говорит Эдди. Стив, видимо, устав ждать ответа, вскидывает удивлённо брови, затем тут же поджимает губы, чтобы спрятать оценивание, качает головой, пробует что-то выдавить, какой-то звук. — Воу, так… Мне приятно, да, — собирает реакцию в слова, смотрит на дорогу, непроизвольно крепче обхватывает ладонь Эдди. — Но, эм… Я красивый в каком смысле?.. Ну, не растёт ли у меня на носу чего?.. Глаза там, эм… не огромные?.. Эдди смотрит неотрывно на его профиль, ловит каждую черту, как под микроскопом. — Ты очень красивый, — ему кажется, что он говорит это спокойно, уверенно. На деле выходит тяжело-задумчиво. Стив бегло скашивает глаза на Эдди. Отводит, сглатывает острым кадыком. Эдди думает о том, что хочет расцеловать линию его шеи, челюсти, подбородка — так не бывает красиво взаправду. — Ты… — его взгляд снова нервно съезжает с дороги на Эдди. — Ты тоже очень красивый. Эдди ничего не отвечает. Сложно говорить, когда смотришь. Стив, ещё раз сглотнув в паузу, всё же оглядывается на него. И какой излом бровей — Эдди слышал что-то про золотое сечение, но и оно сосёт: Стив Харрингтон невероятно чувственный, его тёмные глаза мерцают в полутьме так чарующе и трепетно, что будь у Эдди чувства, он разорвался бы ими нахер на мелкие клочки. Но Эдди просто смотрит. Не мигая, долго. У Стива прыгает нервно в сторону взгляд, затем обратно, он пробует выдавить хилую улыбку: — Нет, серьёзно, ты… — поднимает их сцепленные руки на локте, немного задумчиво покачивает. — Ты пиздец красивый, Эдди. Я, ха… бля, это будет звучать тупо, но вот тогда, когда ты меня клеил по пьяни… Пиздец, мне казалось, я только и делаю, что пялюсь. Ты улыбаешься, и я… Ладно, окей, я не был готов к тому, как делать комплименты парням!.. Слушай, я действительно не знаю… Девушкам там можно про глаза затереть, про волосы, а это, эм… Чёрт, блядь!.. Ты всегда, когда обдолбан или пьян, в угол загоняешь?.. — У тебя охуеть какие красивые глаза, — продолжает залипать меланхолично Эдди, так и не моргая. — И губы. Ты пиздец красивый. — Да твою ж мать!.. — морщится Стив, цыкает. А затем, ещё побегав смущённо-спутанным взглядом по дороге впереди, резко склоняется в сторону, целует, чувственно прикрыв глаза, в тыльную сторону ладони. Целует раз, два — сминается плавно губами, будто пробуя передать всё несказанное. Потом нахмуривается, отстраняется рывком, проводит своим большим из вязи пальцев по губам и понимает — прицепился кусок розовой капусты из рвоты. Шикает, сплёвывает в другую сторону, морщится, качает сам себе головой в отрицании. Выдыхает. — Да ладно, похер, — отмахивается их ладонями, расслабленнее усаживается на месте. — Я всё равно уже весь в этом. Опускает их руки обратно, оставляя лишь нежное поглаживание по костяшкам. Эдди падает взглядом вниз за их руками, пробует сконцентрироваться. В груди аж ломит, как хочет почувствовать нежное поглаживание на своей руке. Сам теснее сжимает пальцы, курсирует жалобным взглядом за неторопливыми движениями. И кажется, слабым откликом — чувствует движение по коже. Сжимает собственные пальцы едва не до треска. Прикрывает глаза, разжимает ладонь и откидывается на спинку. Он здесь, в машине. Рядом Стив. Они едут, он всё контролирует. Иррациональный ужас от поездки начинает устаканиваться внутри. Эдди с трудом возвращает действительность на свои места. Они ещё немного летят в темноте по дороге, и Эдди всё же решается попить воды, думая, что отпускает, но это становится лишним — словно от поступления новой пищи-энергии, перед глазами лихо закручивается всё в калейдоскоп, Эдди уже без слов начинает долбить рукой по дверце, и Стив всё же сруливает на обочину, выпускает его из машины. Эдди вырывается в прохладную свободу лесной редкой опушки, не успевает насладиться настоящей природной тишиной, как сворачивается пополам в очередном потоке сблёва. Желудок по ощущениям уже выворачивается наизнанку — блевать нечем. В траве и остаются только плевки чего-то розового, а в основном — чистая вода, которую недавно выпил. Светят фары по склону дороги, клубится в них тучами мелкая мошкара. Сзади разносится хлопок двери — Стив выходит следом, огибает машину спереди, тенью проплывая по свету на земле. — Лучше? Или… бля, не знаю. Всё так же?.. Эдди сгорбленно сплёвывает что-то, прилипшее к зубам, выдыхает. — Думаю, лучше. Ему определённо лучше. Да, чувствительность рук и ног ещё не возвращается, мир плавает перед глазами, а надолго закрывать глаза опасно, но у него хотя бы нет больше приходов бэдтрипа. Всё познаётся в сравнении. И в сравнении сейчас всё — супер хорошо. Он так и стоит, уперевшись руками в колени, смотрит долго то в оседающую на траве мутно-розовую рвоту, то в тёмную чащу леса, стрекочущего прямо перед лицом. Швыркает носом, что аж до жжения от сухости, ещё раз собирает слюну во рту и сплёвывает, приглаживает покачивающиеся пряди-сосульки к голове. — Дай мне посидеть немного, — выковыривает что-то адекватное и, не дожидаясь ответа Стива, с уханьем садится рядом с обблёванной травой. Стив только разводит руками, хлопает себя по бёдрам и остаётся стоять в свете фар. Эдди сидит немного, подогнув колени, смотрит себе между ног. Потом, подумав, решает, что уже совсем наплевать — вольно откидывается на спину, раскладывается по траве, утыкается взглядом в небо. Вблизи крупного города оно и звезды не пропускает. Так, может, полярную, но и та тухлой точкой светится себе на сине-чёрной плоскости, уныло смотрит на такой же не особо интересный мир под ногами. Шум ветра, треск веток, шуршание листвы укладывает спокойно внутри действительность. Безрадостную до тошнотворного, но действительность. Эдди молча смотрит в небо, уже пробуя прикрывать глаза на подольше, дёргает время от времени то ногой, то пальцами на расслабленных ладонях — ощущается по-прежнему слабо. Ещё через время шуршит трава: Стив устаёт наблюдать за статично лежащим Эдди и сам спускается на уклонистую обочину, шелестит неспешными шагами ближе, по другую сторону от остатков желудка Эдди. Садится рядом со вздохом. Молчит. — Ты… — пробует начать говорить он ещё через паузу, Эдди только моргает, что слышит, — ты тогда там… что-то видел?.. Эдди молчит. — Не знаю, я, типа… Ладно, неважно. Я когда вернулся, охуел от того, что тебя выкинули. Вот же дегенераты. Ещё, блядь, сказали мне, что ты сам поди принял, а у них никто дерьма в коктейли не подсыпает… Господи, — Стив явно не знает, о чём поговорить с молчащим и обдолбанным, он накрывает глаза ладонью, выдыхает тяжело. — Ты хоть как, не болит?.. Вроде сказали, что не били, хотя… — Я не чувствую конечностей, — признаётся Эдди. Стив оглядывается на него, отрывает руку ото лба. — Это… совсем?.. Блин, нужно тогда в больницу, Эдди, это херово, супер херово!.. — Это кетамин, — вскинув с апатичным хмыканьем брови, резюмирует. — Он же используется как наркоз для животных. Молчат. Эдди слушает их молчание и различает, кажется, первого кузнечика — стрекочет вот буквально над ухом, стоит голову повернуть, он его увидит, прыгающего во влажной траве. Когда в последний раз Эдди видел кузнечиков?.. В детстве?.. — А где Робин?.. — начав развивать мысли о природе и том, как она важна, он по косой линии приходит через эльфов к ней. Стив не отвечает дольше обычного. — В мотеле, — настороженно говорит. Потом, судя по шуршанию одежды, поворачивается. — Ты же уже спрашивал. — Я забыл, — по-простому. Эдди не помнит. Ни когда видел кузнечиков, ни что спрашивал о Робин. Похоже, он многое забывает. Наверное, его должно это встревожить. Ну, хотя бы чуть-чуть. Но почему-то наступает период полной апатии — Эдди просто ждёт, когда что-то прояснится. Если он мёртв и это все вымысел — значит, скоро появится чёрный экран. Если не мёртв, то рядом с ним Стив, он в целости лежит на траве и всё не так дерьмово, как могло бы быть. Эдди смотрит в потолок из черноты неба, разглядывает показывающиеся на периферии зрения верхушки сосен, как выведенных углём. — Я видел Крисси, — возвращается мысленно ко всем недавним разговорам и обнаруживает вопрос, оставленный без ответа. Стив рядом снова шуршит одеждой. — Ты её?.. Бля, — подбирает с шарканьем ноги ближе, сгибая в коленях, прореживает густые волосы пятернёй, сжимает. — Чёрт… Это пиздец. Эдди думает, пиздец или нет — кажется, за такое время от её смерти он должен был попривыкнуть к её присутствию. До этого он просто думает, что это муки совести, которые можно отодвинуть — он ни в чём не виноват, даже при всём желании не смог бы помочь. Но, похоже, он не зря видел её в каждой тени. — Она меня ненавидит, — резюмирует так же отстранённо Эдди. Стив рядом напрягается — ощутимо по воздуху и длине паузы. — С чего ты взял?.. — Она так сказала. — Слушай, это… — Стив порывается что-то сказать сразу, но выдыхает, заговаривает спокойнее: — Ты понимаешь, что это неправда?.. — Я не знаю, — Эдди вяло жмёт плечами, глядя в небо. — Не знаю, Стив. Она смеялась. Ты тоже смеялся. — Я?.. — он подаётся ближе с шелестом травы, указывает на себя. — Эдди, когда я… — Всегда, Стив, — по-прежнему бесстрастен. — Ты же тоже меня ненавидишь. Просто тебе неловко сказать мне об этом. — Чего?.. — Эдди не нужно поворачивать голову: то, как морщится Стив в недоумении, у него отпечатано на сетчатке глаза. — Эдди, что за бред!.. Я никогда тебя не… Запинается. Выдыхает. — Слушай, окей, допустим, раньше я думал, что ты… странный гик. Но ненависть?.. Эдди, это чушь. Абсолютная. Ты просто… тебе привиделась херня. Это неправда. Всё это — неправда. — Возможно, — отвечает нейтрально-безразлично. — А возможно и нет. Стив выдыхает тяжелее рядом, накрывает лицо руками. Эдди смотрит в небо, а Стив в ладони. А по факту — оба в темноту. Потом Стив заговаривает решительно-иронично: — То есть то, что я сплю с тобой, не является доказательством, что ты мне нравишься?.. — Ты так развлекаешься, — говорит это как очевидный факт. — Развле… Чего?.. Блядь!.. — он качает в неверии головой, бегает взглядом по машине. — Эдди, не знаю, блядь, что там тебе наговорили твои глюки, но я не сплю с теми, кто мне не нравится!.. Это же, типа… Абсурд! Блядь, ты не просто мне нравишься, ты парень, который мне нравится, я с тобой… Ладно, боже, я что, буду сейчас с тобой обдолбанным это обсуждать?.. Окей, если я там тоже у тебя “ненастоящий”, то чем я хуже кого бы то ни было… Запомни: ты мне нравишься, и я… бля, мне хорошо с тобой! И я бы в жизни никому не доверился с тем, что мне хочется мужиков, но тебе я доверяюсь. И, чёрт возьми, верю. Эдди ловит какое-то несоответствие — как дёргают за тонкую нить, приделанную к его бровям — он чуть нахмуривается, переводит впервые за разговор взгляд на Стива. Тот смотрит отчаянно, прямо, упёрто. — Ты не хуже, ты всегда лучше, — говорит Эдди, и Стив морщится лёгком непонимании того, к чему он это говорит. — Ты же всегда… король. Не хуже кого бы то ни было, а лучше. Лицо Стива отражает какую-то неясную смесь понимания и разочарования. — Ты так считаешь? — Все так считают. — Давно так никто не считает, — выдыхает тяжелее, отворачивается, показывая острый профиль. Уныло выдирает травинку возле кроссовок. — Эдди, я не король. И не лучший. Прекрати так говорить. — А это разве не правда?.. — Нет, — резче, оборачиваясь. Потом, проморгавшись и пооткрывав рот, Стив дёрганно подбирает слова: — Ну, возможно, когда-то меня таким считали и я был… популярным, но, знаешь, это херня. — Херня? — Да, — сплёскивает руками, хлопает себя по коленям, — полная херня. — Херня то, что тебя признают и все любят?.. — Херня то, что признают и любят вовсе не тебя!.. — эмоционально качает головой, фыркает. — Знаешь, что им всем нравилось?.. Деньги моего отца и моё симпатичное лицо! А признание, это же… Не знаю, что-то более личное?.. — Стив изламывает в сомнении брови, оглядывается на Эдди и будто выискивает ответ в его долгом взгляде, продолжает дальше взмахивать руками в порывистых жестах: — Я не буду врать, что когда на тебя все смотрят и все хотят… заобщаться с тобой, позаигрывать — это круто. Нет, это приятно, да, но, знаешь… А кто остаётся-то потом?.. Деньги моего отца, дом, крутой бассейн, тачка — это всё не моя заслуга. Не моя! И делать что-то ради этого… глупо. Лицо?.. Бля, да это единственное, что у меня есть!.. Стив резко поджимает губы, опускает взгляд, и Эдди чудится, что глаза его начинают более важно блестеть. — Я милый и забавный, да, — усмехается криво, смотрит неотрывно себе под ноги. — Но как человек я — полное дерьмо и нахер никому не упёрся. Знаешь, что мне сказала последняя девушка, что была до тебя?.. “О, Стив, ты отличный парень, в тебе нет никаких проблем, просто у нас разные пути”! Робин мне потом сказала, что так говорят только тем, за которых и зацепиться нечем. Которые, как… ничего. Да, я неплохой, да, вроде милый, веду себя… прилично. Но я ничего не вызываю. Ничего. А я и сам не знаю, чего хочу, просто… кого-то своего, понимаешь?.. Которому будет интересен не только милый и весёлый Стив, но ещё и… какой-то другой. Он резко втягивает воздух носом и отворачивается. Притопывает ногой, глядя на полутёмную ленту дороги среди чёрного леса. Затем поворачивается обратно. — Ты говоришь, что я идеальный, “пуританин”! — Продолжает, нервно поджав губы и округлив глаза. — Это нихуя не так. Я постоянно не знаю, что мне делать, я не знаю, что дальше, что в будущем, я!.. Я чувствую себя потерянным!.. Даже сейчас, блядь, я сижу, говорю тебе всё это, а я нихера не знаю, что мне делать!.. Тебе плохо, а я не знаю, как помочь!.. Мне пиздец страшно, что ты не чувствуешь конечностей, мне страшно, что я сейчас, вместо того, чтобы везти тебя на полной скорости в больницу, просто сижу, как идиот, и разговариваю, потому что!.. Я не знаю, понимаешь?.. В чём я идеальный, король, как ты говоришь?.. В том, что пару лет играл в баскетбол и вышел рожей?.. Да я даже играю не так хорошо, как мог бы!.. Знаешь, это херово, когда ты вроде тренируешься, стараешься держаться молодцом, но при этом видишь ребят, которые в разы тебя талантливее и они при тех же тренировках дают лучшие результаты!.. Симпатичный?.. Да не симпатичнее многих, всё, что во мне хорошего, так это волосы!.. Вот этим да, я горжусь, а остальное?.. Я обычный, Эдди!.. Обычный, да ещё и после старшей школы нихера не знающий, какой я есть на самом деле! Думал, что у меня есть друзья — а они и не друзьями оказались, а кусками дерьма, у которых я шёл на поводу, лишь бы быть с кем-то на одной волне!.. Думал, у меня крепкие отношения с девушкой, у нас будет семья — а она просто меня не любила, считала, что я каждый день игнорирую тот факт, что из-за нас убили её лучшую подругу!.. А я просто, просто!.. Я хотел, чтобы им всем было хорошо со мной!.. Был ли я сам подарком? Да ни в жизнь! Свою любимую девушку назвал шлюхой, когда увидел её с другим, унижал Джонатона просто из злости, потому что я не понимал, чем он лучше меня, друзьям хамил, мог… Но я стараюсь стать лучше. Правда. Знаешь, кто стал моим первым настоящим другом?.. Дастин Хэндерсон! Полный шепелявый пацан!.. И знаешь, что я про него скажу?.. Он, блядь, лучший!.. Конечно, немного повёрнутый на всей этой вашей гик херне, иногда он говорит с перебором, но, знаешь, он зато настоящий и говорит всегда то, что думает!.. А Робин? Её, конечно, понесло в последнее время, но, видимо, ей и вправду не хватало подруг, а не друга мужика-нытика, так что, надеюсь, она отрывается и сейчас в своём номере, собирая такую язву, до которой я в жизни бы не додумался!.. Стив качает головой в пустоту, снова оглядывается на Эдди. А Эдди смотрит. Стив Харрингтон в ночной полутьме прекрасен. Не только из-за орлиного носа, чувственных губ и распахнутых глаз под нависшими бровями, а вот из-за всего себя — из-за импульсивных жестов, откровенных слов, честных пауз и заминок. — Браво, Стив!.. — хмыкает он сам себе, иронично сплеснув руками. — Ты решил излить душу в такой подходящий момент, когда рядом лежит обдолбанный, да ещё и с потерей чувствительности!.. Да, очень умно, врачи в больнице тебя по головке погладят за оперативность!.. — Чувствительность возвращается, — глухо комментирует Эдди. Стив снова широко разводит руками, но в лице меняется. — Хоть что-то неплохо!.. — бурчит для вида, но оглядывается: — Правда возвращается?.. — Да, — Эдди прикрывает глаза вместо кивка. Стив выдыхает, кивает уже не так напряжённо, снова рвёт по-тупому траву рядом с кроссовком, моргает. И Эдди уверен, что это настоящий Стив. Вероятно, даже более настоящий, чем он думал на протяжении всей своей жизни. — Стив. — М? — Ты прекрасный. — Опять двадцать пять!.. — всхрапывает недовольно, закатив глаза и откинув раздражённо траву. — Для кого я только что такую речь толкал?.. Ладно, неважно, всё это можно списать на то, что ты любую херню можешь увидеть!.. — Как человек прекрасный, — обозначает неожиданно внятно и трезво Эдди, что Стив оглядывается с сомнением. — Ты лучше того, что ты только что говорил о себе. — Утешаешь меня?.. — прищуривается и вскидывать бровь вопросительно. — Нет, просто так считаю, — Эдди вяло поджимает губы, будто подтверждая. Стив улыбается слабо в ответ, опускает глаза со хмыканьем. — Ну, ты недавно считал, что я двести миль в час еду, — саркастично бросает в сторону. — Мало ли что ещё считаешь. Замолкает. Думает немного, глядя на дорогу, а затем снова поворачивается, стараясь выглядеть серьёзно-деликатным: — А это… — моргает часто, выдавая неуверенность. — Крисси… Это она тебе будто бы всё сказала?.. — Типа того, — Эдди вздыхает, и, кажется, появляется причина радоваться: он ощущает кожей, как скользит ткань майки при опускании грудины. — Она… презирает меня за трусость. — Она умерла, Эдди, — тяжёлым фактом отвечает Стив. — Она уже никак не считает. — Перед смертью?.. — Эдди начинает разбирать свою реальность и то, что привиделось в бреду. — Она пошла к тебе за помощью, — напоминает. — Знаешь, когда всё… произошло, я не знал, почему и как. Но я подумал, что да, странно, что Крисси… решила пойти к тебе и с тобой. Поначалу. А потом слова Дастина — а он знает толк в людях, уже не раз убеждаюсь — и твоя история про то, как ты с ней познакомился… Думаю, она была напугана. Да, наркотики, это, конечно, не выход, но… с другой стороны это был ты. Может, когда она поехала с тобой, ей было хотя бы немного легче. Эдди нахмуривается — в груди начинает печь. — Пусть прозвучу банально, но… — Стив осторожно разводит рукой. — Но ты не виноват. Ты не знал, что есть другой мир, не знал, что в реальной жизни… могут случаться такие вещи. И ты не мог знать, как тебе поступить. Знаешь, когда я в первый раз столкнулся… со всей этой хернёй, я тоже не знал, что делать. Я думал, что то ли я схожу с ума, то ли Нэнси с Джонатоном вступили в какую-то секту на фоне потери близких и… Единственное, что мне помогло сориентироваться, это то, на чьей стороне хочу я быть: с ними или против них. Я выбрал быть с ними. А потом появился Дастин, ребята, и я подумал, что нужно делать что угодно, но лишь бы… Лишь бы их не потерять. Как Нэнси Барбару. Как Джонатон и ребята Уилла. Нужно просто… защитить. Стив оглядывается на Эдди, но он так и смотрит напряжённо в небо, будто не слыша. — Эй, — зовёт осторожно, и Эдди переводит на него взгляд, — тогда, когда всё случилось с Крисси… Ты не знал, что делать и к кому пойти. Но мы тебя нашли, и теперь ты знаешь. Эдди отводит нервно взгляд от него в сторону, на машину, сглатывает. Да, если вдруг снова произойдёт необъяснимая мистическая фигня — Эдди знает, что ему делать. Пронаблюдать, держась как можно дальше, запомнить каждую деталь, а затем бегом — до Дастина, до Дины, прося её быстро устранить эту херню своими суперспособностями, а потом с Дастином созывать остальных, объяснять, в каком они дерьме в этот раз. А если это никакая не мистика, а просто жизнь… Эдди возвращает взгляд на Стива. Тот по-прежнему смотрит с чутким пониманием. А если это просто жизнь, то Эдди захочет пойти к Стиву. Ни к Гаррету, ни к Джеффу, даже ни к Дастину — он ещё пиздюк, будет его грузить Эдди. Он захочет к Стиву. Эдди выдыхает тяжело, моргает и кивает. — Да, знаю. Стив кивает ему в ответ, пробует поддерживающе улыбнуться, но отворачивается, прокашливает горло в сторону. А Эдди от их разговора неожиданно в груди и ужасно тяжело, и легко, как облаком. Странное сочетание груза размышлений и лёгкости от того, что рядом с ним сейчас нужный человек, который поможет. Эдди постепенно отпускает. И с одной стороны это хорошо, а с другой — никогда не бывает хорошо. Возвращение более внятного сознания пробует уйти от пространных мыслей, перейти к конкретному, реальному, заполнить пропуски, который бэдтрип заволок страшной мутью. — Что у тебя со скулой?.. — Эдди снова фокусируется на профиле Стива, и тот, бегло скосив глаза, отмахивается: — А, это… Мой стандартный набор на все экстренные случаи: если хоть раз в году мне не съездят по роже, видимо, мир перевернётся. — Кто ударил?.. — Эдди начинает напрягаться, хоть и с адским запозданием. — Не парься, — Стив хмыкает, опять отмахивается. — Поздоровались, так сказать, с каким-то мудаком у клуба. — Он подсыпал?.. — Эдди пробует весь подобраться, но тело всё ещё плохо слушается. — Не, — качает головой. — Он… ржал над тобой, когда тебе было херово. Предложил пятнадцать баксов, если отдам тебя как цирковую обезьянку. — Боже… — у Эдди впервые за столько времени начинает чесаться смех в трахее, он откидывает расслабленно голову на траву. — Серьёзно?.. Вот у чувака жизнь скучная, видимо, сам ни разу не пробовал, его удивит, как люди себя ведут в приходах… Что ты ему сказал?.. Эдди улыбается, перекатывается затылком, оборачиваясь ко Стиву. А он, пожав плечами и разведя руками, подминает свои красивые губы. — Ничего, — показывая всей своей разбитой скулой ответ, отвечает. Эдди улыбается неверяще шире. Охереть. Стив Харрингтон за него кому-то втащил. — Ты хорошенько ему уебал?.. — Эдди пробует ухмыльнуться, но всё выходит слабо. — Неплохо, да, — оценивающе и запрятанно-довольно кивает Стив. — Нас его друзья разняли, извинились даже, сказали, что не хотят конфликтов и их друг перебрал. — Вот как. — Ага, так что всё путём, — пожимает плечами. Эдди кивает в ответ, слабо улыбаясь. Всё путём. — Поехали, а то мне кажется, я врос в эту землю, — говорит. — Надеюсь, и вправду кажется, а тебе не стало хуже. Они уезжают. Стив поднимается первым, протягивает руку Эдди, чтобы тот валко поднялся, даже отряхивает, как мамка, ему спину и зад, чертыхается, что теперь он не только заблёван, но и в росчерках травы, и они наконец падают обратно в тачку. Эдди по дороге пробует шевелить пальцами ног, рук, но всё ещё слабо их ощущает. Онемение отходит только от груди, шеи, головы и частью от плечей. Когда они добираются до мотеля, свет за окном номера Робин уже потух. Стив вскрывает их с Эдди номер, просит не убиться, пока он её проверяет, и уходит к соседней двери. Эдди щёлкает тормознуто выключателем и, оглядев вроде и знакомый, а вроде совсем и нет, номер, находит взглядом полутёмный проём ванной и нацеленно идёт к нему. Шмотки он без разбора скидывает прямо на пол, у душа. Всё в один комок, лишь бы поскорее. Вода с постукиванием труб выбрызгивается холодом. Эдди специально вытягивает плечо, чтобы наверняка почувствовать, и шикает, но, рассудив, что холод ему сейчас нужнее, плюёт и так и залезает под струи воды. Стоять сил нет, поэтому садится на пол, согнув колени и растянув на них нечувствительные руки, под вентилями. Дверь в ванную оставляет открытой. Поэтому когда хлопает входная, слышатся глухие шаги, в слепяще-белом интерьере из плитки появляется голова Стива, Эдди встречает его ищущий взгляд из-за шторки. — Всё порядок?.. Обхватывает оба косяка руками, свешивается внутрь, глядя в глаза. — Да, только вода холодная. Стив нахмуривается, зашагивает внутрь, протягивает ладонь под душ, над головой. — Да не, вроде тёплая уже. — Ну хорошо тогда. — Ты не чувствуешь?.. — Головой привык к холодной, — жмёт плечом. Стив что-то бурчит, ставит руки в боки, оглядывает критично душ. Даже что-то порывается покрутить из вентилей, продолжая ладонью отслеживать изменения температуры, затем плюёт, отмахивается раздражённо от душа и уходит в комнату. Впрочем, ненадолго. Эдди не успевает подлипнуть взглядом в кафельную стенку напротив, пересчитывая на ней статично замершие капли и стекающие струйки, как Стив возвращается уже без кроссовок и с домашним бурчанием принимается перекидывать чёрные шмотки Эдди в раковину. Отсеивает куртку в сторону, роется в шкафчиках на предмет оставленных для гостей принадлежностей, находит только брусок мыла. Фыркает, сдувая выбившиеся волосы из чёлки, приглаживает влажной рукой и, быстро взмылив мыло в руках до пены, принимается шоркать заблёванную майку. Эдди наблюдает за ним с умеренным интересом. Ничего не говорит. Отчего-то на душе у Эдди приятно просто смотреть на Стива, занятого какой-то домашне-бытовой чушью. Это выглядит так необычно, по-новому — вряд ли Эдди хоть когда-то мог увидеть Стива Харрингтона, стирающего на руках — но кажется, что это то, что Эдди должен видеть всю жизнь и запомнить каждую деталь. Как сосредоточенно хмурится, склонившись, как часто-часто шоркает рукой, потом приглядывается, недовольно поджимает губы и снова — шоркать. Всю жизнь прожив хер пойми как Эдди понимает — Стив вообще впервые стирает вручную. Может, максимум, носки или трусы перед свиданкой, и то не факт. Но старательная сосредоточенность вызывает у Эдди улыбку. Он зачарованно снизу вверх смотрит на него, медитирует под накрапывающую сверху воду, стекающую по груди и волосам. У самого Эдди даже сил мыться нет. Так уж, ополоснуться, потереть водой подмышки, пах, но он лишь сидит и наблюдает за Стивом в шаге рядом. А потом не выдерживает: — Сначала промой водой, потом намыль мылом ткань, — кивает на вопросительную оглядку Стива. — Тканью о ткань, не рукой. — Раз такой умный, то сам и стирай, — обиженно бурчит, но совету внимает сразу: подныривает рукой с другой стороны, начинает тереть ткань о ткань. Эдди уже отпускает до состояния возможного ёрничества. — Мне плохо, — предательски улыбаясь, слабо вскидывает ладонь на колене. — Нормально, раз под руку лезешь, — цыкает, но сконцентрированного взгляда от майки не отрывает. Эдди улыбается. Медленно упирается головой в кафельную плитку, игнорирует, как по длинным волосам поверхностно скользят капли, и смотрит прищуренно-тепло на Стива. Он охуительный. Дуры все, что его не оценили — Эдди от своих слов не отступит. — Ты мыться-то собираешься или только советы раздавать?.. — не отрываясь от шорканья, спрашивает глухо в себя Стив. Эдди моргает, пробует повести пальцами — слабая чувствительность медленно отогревается в них, как после обморожения конечности под горячей водой. Приходится отмереть, прекратить зачарованно следить за тем, как рядом Стив старается отмыть розовые разводы рвоты, наговаривая под нос о том, какого хера мешали наркоту в такой ебучий коктейль, а не, например, в виски, Робин может любить и виски, её спрашивали, а, не, когда мешают кетамин не спрашивают о вкусах. Эдди вошкается неопределённо на дне душа, бухает ногой о полый поддон, и пустой громкий звук разлетается по ванной. — Тебе помочь?.. — скашивает глаза, шмыгнув носом, Стив и перекидывает через плечо влажную майку, принимается за джинсы. — Не-не, — Эдди качает головой, валко восстанавливает баланс и всё же решает подождать с активными действиями на влажном полу. Потом, подумав, оглядывается: — А хотя да, дай, пожалуйста, пачку из куртки. Из нагрудного кармана. — Ты будешь курить здесь?!.. — Стив на эмоциях откидывает в раковину джинсы, сплёскивает руками, и мыльная вода разлетается в стороны. — Эдди, блядь!.. — Да ну не начинай, — устало жмурится Эдди, снова отваливаясь затылком на стенку. — Я аккуратно. Если ты ещё принесёшь мне пепельницу с кофейного столика, то ты вообще не заметишь. Стив скептично поджимает губы, упирается одной рукой в бедро, смотрит удушающе-долго. Сцена не срабатывает, и он чертыхается, откидывает окончательно джинсы в раковину и уходит в комнату за пепельницей. Возвращается с чистой стеклянной и без майки — успевает повесить где-то сушиться. Потом лезет в отвешенную куртку Эдди, возится по карманам, находит жвачку, закидывает её себе в рот — последнюю из пачки, злонравный гадёныш — и всё же находит пачку, кидает её к душу на пол, пепельницу всё же миролюбиво ставит рядом. Эдди наигранно посылает его раздражённому профилю воздушный поцелуй, потом более честно говорит “спасибо”. Мастится мокрой и холодной задницей ближе к краю поддона, громыхая им. Находит положение, где может вытянуть руку и не мочить под водой. — Не дыми в мою сторону, — упредительно бурчит Стив, снова берясь за джинсы и мыло. — Тут и так запашок стоит от твоей рвоты, сейчас ещё табак понюхаем. — Буду дуть только себе в хуй, — цепляя с пятого раза сигарету ватными пальцами и засовывая криво фильтр в рот, клянётся Эдди и, собрав глаза в кучу, пробует долго расчиркать мокрой рукой зажигалку. Выходит попытки с десятой. Первая затяжка не ощущается совсем. Оно и неудивительно, когда сознание полууплывшее, но привычность действия осаживается в груди спокойным и приятным. С бряканьем откладывает зажигалку на кафель, подтаскивает пепельницу ближе. Крутит сигаретой, стараясь избежать использования рук, но всё равно приходится, на взгляд придаёт пальцам удобную форму, как для стряхивания, и отнимает сигарету от губ, выдыхает плотным клубом за шторку дрожащую от воды. Стив усиленно шоркает его джинсы в раковине. Устаёт, выдыхает тяжело и опять берётся за шорканье. Эдди делает ещё одну медлительную затяжку, глядя на видимый угол их общей комнаты номера: кроссовки Стива, край кровати, сваленная сумка на кресле. В сумке Эдди планировал увезти закуп. В ней валяется и толстая торба купюр. Он подвисает взглядом, моргает, опускает в пол. Дым выползает из его приоткрытого рта медленными и красивыми волнами. Наконец Эдди надоедает, он поднимает глаза на Стива. — Эй, ты же не домохозяйка с шестью детьми, — иронично с дымком говорит, когда Стив нахмуренно косится на него. — Бросай тряпки, иди ко мне. — Я вообще-то стараюсь отстирать то, что ты выблевал, — иронично вскидывает брови и перебрасывает отстиранную штанину через плечо. — Не уверен, что завтра у тебя будут силы и желание самому стирать, а мой салон ещё тоже возможно выветрить, так что я делаю это не только для тебя!.. Эдди без разницы для себя или для него это делает — ему тепло и так. — Иди ко мне, — повторяет, не особо надеясь. Стив поворачивает в его сторону голову, изламывает брови. Затем выдыхает, качает себе головой, но откладывает всё же мокрую штанину с плеча, вырубает воду в раковине. Красиво стаскивает через спину поло, оголяет поджарое тело с россыпью родинок то тут, то там. Эдди наблюдает. Пробует воспринимать как своеобразный стриптиз — когда ещё такое будет. Брякает бляшка ремня, падает со стуком о кафель на полу. Стив вышагивает в трусах, стаскивает и их, и Эдди предательски липнет взглядом на его медитативно покачнувшемся члене. Наконец взвизгивают глухо крепления шторки, отъезжая, и Стив по дуге обходит согнутые колени Эдди, протискивается в дальний угол душевой, чуть вздрагивает, подкручивает вентиль горячей. Эдди, косясь на него, успевает сделать ещё одну ленивую затяжку. А когда опускает руку к пепельнице, сбоку уже садится с влажным скрипом по кафелю Стив, чуть теснит плечами, едва не выталкивая полностью за пределы поддона. Эдди оглядывается на него вблизи и не может подавить довольной улыбки. А Стив только косится немного потерянно, нервно, моргает, и с кончиков его длиннющих ресниц падают первые капли. — Не болит?.. — уточняет Эдди, когда пара капель скатываются на открытую ссадину. — Ну, так, — морщится честно в ответ. — Дай посмотрю. Он откладывает сигарету на кафель — захер ему ватными руками попадать в пепельницу — по наитию сгибает правильно пальцы, осторожно за углы челюсти поворачивает Стива к себе, смотрит на небольшой кровоподтёк внимательно. — У нас лёд есть?.. — Не думаю. — Херня, получается. — Да ладно, не должно отечь. Эдди не отпускает одну руку от его лица, а второй лезет за поддон, нащупывает сигарету, вставляет обратно себе в рот, как прохававший жизни хирург в подвале мафиози. — Если ты хочешь предложить прижечь, то иди нахер, — вскидывает брови Стив, и Эдди улыбается, покачивая чуть вымоченной сигаретой: — Вот ещё, сигареты переводить. — Как мило. — Давай я схожу до автомата, возьму холодного и приложим. — Тебе ж плохо. — С тобой получше. Стив предательски прыскает вялым смешком, и Эдди отвечает тоже лёгкой полуулыбкой, отнимает сигарету от губ и выдыхает дым за шторку. Как-то не так он представлял, что будет завершать эту ночь: сидя со Стивом в душе без сил, медленно потягивая сигарету и глядя расфокусированно в кафельную стенку напротив. Он думал, что попробует сегодня трахнуть его пальцем или двумя. Стив, наверняка, тоже из этого расчёта номер с двуспальной брал, надеялся, что у них будет неплохое продолжение развлекаловки в клубе. Но в клубе излишне активную Робин собирались какие-то мудаки опоить. Улыбка с губ Эдди стирается совсем. Он затягивается в край губ, неотрывно глядя на дрожащую каплю, так и не скатившуюся вниз к стоку. — Как там она?.. — спрашивает тихо. Стив шумно выдыхает рядом, откидывает голову на стену. — Спит, — поджимает губы. — Не знаю, по ней нельзя было сказать, что что-то не так, если не особо всматриваться. Мне кажется, она и не поняла, что случилось. — Думаешь?.. — Ну… надеюсь, — Стив выставляет пригоршню вперёд, набирает воды и умывает лицо. Эдди смотрит вблизи, как капли полюбовно описывают каждую его черту, задерживаются на кончике носа, ресницах, бровях, стекают куда-то в тёмный пробор густых волос. — Может, и не будем говорить?.. — предлагает. — Поздно, — Стив поджимает губы, отфыркивается от воды, попавшей в рот. — Я сказал, что тебе плохо, тебя опоили. Она догадается, так что… — Может, не догадается. Стив оборачивается на него, сталкивается нос к носу. — Эдди, она не тупая. Поумнее нас будет. — Ладно, — вжав подбородок в шею, признаёт провал Эдди и отворачивается. — Ты прав, она догадается. Замолкают ненадолго. Эдди делает ещё одну затяжку. — Так ты, получается, ездил пьяным?.. — обнаруживает забавный факт. Стив рядом вскидывает брови, обозначая, что услышал, но только поджимает губы. — Получается, я не такой хороший. — Зато охуеть какой крутой. — Не вздумай об этом рассказывать Хэндерсону. — Цыц, будто поверит. Ещё немного молчат. Эдди чувствует себя комфортно — вот так. И в молчании, и в разговоре, и даже пока заблёвывался, чёрт, Стив продолжает оставаться рядом. Эдди думает о том, что и не рассчитывал, что он за ним вернётся в клуб — важнее Робин, мало ли какая у неё будет реакция, вдруг ей будет хуже, чем Эдди. Но Стив вернулся. Эдди медленно опускает взгляд по стенке, смотрит расфокусировано между своих коленей, сквозь уныло лежащий член. — Я не рассказывал, — неожиданно заговаривает Стив рядом вполголоса, и Эдди смаргивает задумчивость, поворачивается к нему, — но в прошлом году нас русские накачали тоже какой-то хернёй. — Серьёзно?.. — Эдди кривится. — Чем?.. — Да без понятия, — Стив качает головой, пожимает плечом. Их кожа влажно притирается. — Но, как минимум, нас так, как тебя, не растащило. Что-то посмеялись, ржали с любой херни, залипали на гирлянды в торговом центре. — Было круто?.. — Не очень, — пошарив взглядом по потолку, поджимает губы Стив. — Возможно, в моменте и нет, но… Нахер это. Если мне захочется вести себя, как полный придурок, я могу даже не пить, а просто быть собой. Эдди фыркает смешком, качает головой, но шутку оценивает. А потом приспускает уголки улыбки, выдыхает тяжело. — Знаешь… ты прав, — кивает скорее самому себе, чем Стиву. Тот оглядывается на него, осматривает внимательно профиль, как Эдди снова затягивается. — Ты о чём?.. — О том, что нахер это, — чмокает запоем второй раз фильтр, опускает глаза, выразительно округляя. — Всё это. Стив ощутимо подбирается рядом, опускает ниже брови. — Торговлю, — всё же поясняет Эдди, подняв на Стива взгляд. — Это у тебя… типа озарения после того, как стало херово?.. — морщится в сомнении. — Не только, — Эдди качает головой и отводит глаза. — То, что от кетамина мне хреново, я и так знал. Но, типа, знаешь… — он блуждает взглядом, мнёт губы, пробуя подобрать правильные слова. — Не знаю, наверное, я впервые видел, когда это идёт во вред. И не тому, кто сам решил закинуться, а… случайному человеку. Стив с пониманием притихает, слушает. Эдди вдруг ухмыляется, выдавливает смешок. — Относительно недавно я толкнул кетамин максимально странному чуваку, — признаётся. — Я ещё подумал “пиздец, что за шизик”, а сейчас думаю — а этот чувак точно сам закинулся?.. А если он так же, как и тут уёбки, подсыпет кому-то?.. Да, сейчас это Робин, я видел, мог что-то сделать, но просто… какова вероятность, что всё произойдёт с другой точно так же, а не по-другому?.. Хорошо, что выпил большую часть я, хорошо, что мы вовремя смогли увезти её, но… Бывает и по-другому. Эдди замолкает, переводит взгляд со стенки на сумку, лежащую вдалеке на кресле. — Я не притворяюсь, что не знал о таком раньше, — заканчивает. — Но… не уверен, что в следующий раз, толкая или кет, или траву, или ещё какую-то херню, что такого где-то не повторится. И моей вины не будет. Эдди закрывает глаза, и наконец у него получается это сделать дольше, чем на две секунды. Он не знает, бэдтрип ли с Крисси послужил толчком, или то, что он самолично принял удар за Робин на себя, или вообще то, что это случилось с человеком, которого он хорошо знал. Но просто сейчас смотрит на сумку и думает, что нахер ему не упал никакой закуп. У него есть деньги. Он сможет их заработать по-другому. Он не настолько бесполезный, что не найдёт себе применения. Стив молчит, шумит только вода, накрапывая по голым коленям и рукам. Эдди вдруг осознаёт, что ему, блядь, представился шанс жить после всего дерьма… как-то по-другому. Крисси умерла на его глазах, ища выход в приёме кетамина. Если бы Эдди не стал тем, кто он есть, может, он рискнул бы спросить — а зачем тебе это, что случилось?.. Эй, я помню тебя двенадцатилетней пухлощёкой девочкой с помпонами, ты хотела всем показать класс, почему, Крисси?.. Ведь Эдди было не похер на неё. Но он предпочитал убегать от проблем, а не сталкиваться с ними лоб в лоб. Но когда-нибудь неизбежно придётся разбить лоб. Не бывает золотого времени без финала. — Хочешь… — заговаривает тихо Стив, и Эдди тяжело поднимает веки, — я помогу там… с работой?.. Кажется, я видел в музыкальном магазине объявление, что ищут продавца. — Серьёзно?.. — Эдди неверяще улыбается, косится на него. — Нет, правда, — активно подключается, кивает. — Я в музыке, ну, ты знаешь… Хуже был, чем в фильмах, меня тогда Робин вытянула. А тебе, я думаю, как раз… подойдёт. Ты же шаришь за всякое… — За всякое бренчание по кастрюлям, — напоминает едко. — Это навык!.. — не смущаясь и не отрицая своих слов, вскидывает голову Стив. — Ещё ты играешь на гитаре и… думаю, стоит попробовать. Эдди хмыкает, улыбается хило ему. — Спасибо. — Да я-то что, будто я владелец магазина, — отфыркивается. — В таком случае… знаешь, думаю, могу угостить вас завтра за эту херовую поездку где-нибудь. — Только не бургером!.. — закатив глаза, отрезает Стив. — Только не им!.. — качает в ужасе головой Эдди, вспоминая остатки капусты в розовой жиже. — Думаю, я в ближайшее время от них воздержусь! — Как Робин от коктейлей с вишней или с клубникой… — Нахер это дерьмо. Лучше пиво. Чувствительность возвращается в ноги и руки слабым оттенком осязания. Эдди уверен, что к утру уже полностью пройдёт, поэтому не сильно беспокоится. Он всё же поднимается вслед за Стивом, который решает достирать его джинсы, бегло намыливается, отобрав на минутку мыло. Эдди просит не одеваться обратно — ему нравится наблюдать за ним голым, есть в этом что-то возбуждающее. Стив охреневше вскидывает брови, но не комментирует. Потом, конечно, не выдерживает, уточняет, не собирается ли Эдди сейчас потрахаться с ним, потому что есть мнение, что это не лучшая затея. Джинсы повисают уныло и черно рядом с майкой на спинке второго кресла. Укладываются они голые, туша желтушные лампы по прикроватным столикам, но, увы, без страстного настроения поебаться. Жаль, конечно, но Эдди не уверен, что осилит сейчас минимальную физ.нагрузку, не то что секс. Стив приятно прижимается рядом под одеялом, уже привычно перекидывает руку через Эдди, обнимает. И Эдди, наверное, впервые за долгое время, просто оборачивается к нему в темноте, находит его губы и сминается ласково в поцелуе. Стив отвечает. Нежно, буквально по-девственному чутко, целуются одними губами неторопливо, мажутся ими, спутывая дыхания. — Без языка, — иронично хмыкает Стив. — Какая жалость. — Чувствительность вернулась?.. — В члене она всегда была. Стив не робкого десятка, лезет проверить. И Эдди надеется, что в темноте незаметно, как он блаженно прикрывает глаза — просто кончиками пальцев по мягкому стволу, а у него уже начинает подсносить крышу от того, что чувствует это. Чувствует, как Стив его трогает. Эдди сглатывает предательски и ещё раз прокручивает вариант, точно ли он ничего не может сейчас. Но Стив первым дёргано отстраняет руку, выдыхает жарко-тяжело в лицо. — В отличие от тебя я не был обдолбан, — говорит. — У меня сейчас встанет, если продолжу. — Не, — Эдди жмурится, в нежелании признаваться себе, что сегодня точно никак, но решает прислушаться к логике. — Не надо, всё, я просто пошутил. Дышат тяжело, сглатывают. — Может… — Стиву тоже сложно отодраться от идеи с сексом, — может я минет тебе сделаю?.. Эдди мученически закатывает глаза. — Блядь, ты специально, — в голову сразу начинают лезть картинки его налившихся губ на его хере, Эдди пробует тормозить. — Нет, трахаться, чтобы ты не кончил, я не хочу. Стив влажно перекатывает слюну во рту, и становится совсем невозможно. Эдди различает в полумгле над одеялом его лицо, бликующие от света фонаря за окном глаза. — Я хотел сегодня… — выдыхает, сглотнув. — Тебя пальцами. Попробовать несколькими. — Я тоже пиздец хотел, — отвечает Стив, сбившись дыханием. Какая ирония — Эдди не чувствует в должной мере пальцев. Даже лениво потереть ему дырку, сплюнуть на них, чтобы Стив подрочил себе со стимуляцией, даже вот это всё, что он так хотел, не будет. Эдди ещё раз, не в силах терпеть, лезет по-простому целоваться. И Стив уже, видимо подзабыв, что Эдди рвало как из трубы, лезет языком в рот, приникает со всей страстью, лаской — хочется ведь, а будто Эдди его не хочется. — Давай… — не открывая глаз, говорит шёпотом Эдди одними губами. — Давай, когда вернёмся… Когда у тебя выходной?.. — После этого отгула не скоро, я так понимаю. — Ладно, похер, можно просто… Давай приеду к тебе и мы… — Ты ко мне?.. — Стив удивляется, удивление перекрывает его до этого мажущие поцелуи, буквально упрашивающие расшевелиться. — Ты же говорил… — Знаю-знаю, — кривится Эдди. — Просто надеюсь, что у тебя реально такая же здоровая кровать и охуеть огромная ванная. Стив замирает рядом. Не двигается, не дышит. — Давай, — выдыхает наконец. Эдди встречает ещё один поцелуй, прикрывает глаза, стараясь всосать через ласковые движения губами и оборот языков то, что продолжения у них сегодня не будет, но хотя бы это. — Пиздец, ты не представляешь, Стив, как я снова хочу тебя раздраконить пальцем… — Завались, — выдыхает порывисто в рот. — У меня уже и так стоит. — Если хочешь, можешь мне дать в рот. — Чтобы тебя ещё раз стошнило?.. Эдди, блядь, просто спи и не говори мне ничего. Эдди буквально проклинает каждого, кто повинен в долгой цепочке, что кетамин достигает его организма в этот вечер, поскольку руки мысленно горят от того, как он хочет потрогать Стива, сладко поддрочить и нежно поперекатывать его яйца в своих пальцах. Но, сука, есть как есть. В конечном счёте, они оба успокаиваются, у Стива ложится член, и он устраивается удобнее рядом, спрашивает, будет ли Эдди ложиться набок — он сразу устроит руку у него под головой, а то каждый раз некуда девать. Эдди фыркает и ложится к нему на грудь. Чуть сдувает лезущие волоски, ловит чертыхание Стива, но полностью удовлетворяется позой и обнявшей за спиной рукой. Лицо у Эдди чувствительное — он ощущает, как мягко, тепло и как мерно вздымается его грудь от спокойного дыхания. Эдди плохо спит после приёма кета, но сегодня, видать, особенный день — уснуть удаётся легче. Он даже относительно высыпается к тому моменту, когда в их дверь начинает тарабанить Робин, а когда заходит без ответа, та выругивается, что Стив опять без трусов. — Что вчера произошло и как вы успели ещё во время этого потрахаться?! — разводит в шоке она руками, и Эдди запоздало тоже поднимается из развалов одеяла и оставшегося от Стива тепла. Кусок одеяла сползает, и Робин выругивается ещё сильнее. — Блядь, я всё понимаю, но, простите, это не значит, что передо мной можно ходить так!.. Чуть позже после всех рассказов, объяснений и завтрака, который Эдди принципиально берёт на себя в дайнере, Робин утихомиривается ненадолго, молчит, а потом, когда уже должны собираться в тачку и ехать домой, касается плеча Эдди, пока тот подкуривает, говорит осторожно: — Спасибо. Эдди затупливает с сигаретой зубах, всклоченным волосами, кивает с запозданием и всё же поджигает сигарету, опустив глаза. Эта затяжка наконец приятная. Только никотин.