По методу Мансона

— Как тебя ещё раз, приятель?.. — Эдди. Эдди Мансон. — А-а-а, Мансон… Слушай, ну, мы, если вдруг работа найдётся, позвоним. Окей?.. Окей. Эдди дёргает уголками губ в натянутой улыбке, толкает от себя заляпанное стекло двери, чтобы музыка ветра едва не надорвалась своим бренчанием, и уже у фургона выругивается, поддаёт пинком по колесу. Заводит трахомину с третьей попытки, вжимает газ в пол и дёргано затягивается наспех подкуренной сигаретой, отбрасывая руку на опущенное стекло. Окей. Окей-окей-окей, хорошо, блядь, он понял!.. Когда Стив говорил про тот музыкальный магазин, у Эдди в воображении всё сложилось в идеальную картинку: вот он, в своём по-прежнему рокерском прикиде, затирает непросвящённым за классику металла, выглядит, нахуй, лучше, чем кто-либо в их сраном городишке, деньги, пусть и не фантастические, но льются стабильно ему на карман, всё в ажуре. А на деле всё окей. Не “окей”, а “окей, ну мы подумаем и позвоним тебе”. Уже сраные четыре магазина. Как, блядь, в сраном Хокинсе вообще на работу устраиваются?! Эдди заруливает на следующий же день после окончания трэшовой поездки за закупом в тот самый музыкальный магазин. Оглядывается, улыбается, находя взглядом разукрашенных Kiss, салютующих ему с обложки диска, подплывает к прилавку в приподнятом настроении и уточняет, актуален ли ещё поиск продавца. Флегматичного вида девушка за стойкой, бьющаяся поутру лицом в вагонетку с углём, чвакает долго жвачкой, кривит нагуталиненные губы, смотрит недвижимо на Эдди и говорит, что с этим к хозяину. Ладно, Эдди находит этого хозяина. Вылавливает его под закрытие магазина, ведёт себя прилично, даже на эмоциях протягивает руку для рукопожатия, нервно пряча вторую в задний карман джинс — он нормальный парень, шарит в музыке, ну, возьмите его на работу!.. Но нет. Сначала Эдди ждал звонка, нарезал круги возле телефона под косой взгляд дяди, затем, увидев из-за витрины, как та самая флегма объясняет другому парню, как открывать и закрывать кассу, понял всё без слов. Не беда. Походит ещё. В газетах вакансии дохлые, как еноты на обочинах дорог: опыт, образование или полный день — полный набор отсутствующих в Эдди элементов. Эдди вычёркивает маркером очередное обведённое объявление из газеты, вздыхает и покачивается на ножках стула, упирая ботинок в край стола. Дядька как-то раз заглядывает к нему в комнату бесшумно, видит расстеленную скатерть газет, а вечером будто ненароком говорит — хочешь зарекомендовать себя, чеши сам по всем местам и спрашивай. Такое любят. Эдди кривится, отмахивается, нахмурившись, и продолжает выискивать банку пива в холодильнике, а на следующий день переступает через собственную гордость. Проезжается по торговой улице на своём фургоне, притормаживает в конце и со вздохом заставляет себя выползти, заходить в каждое место, более-менее похожее на рабочее. Нет. Нет. Как ещё раз тебя?.. А, нет, извини, вакансий нет. Нет. Эдди поражается такой фундаментальной полосе неудач ровно до того, как мужичок в супермаркете долго вглядывается в его лицо, перебирает с постукиванием пальцами по краю стола, а затем спрашивает: — Погоди, где-то я тебя видел… Это не ты на листовках?.. Вот оно что. У Эдди тухнет неестественно-натянутая улыбка на губах. Заминается, кашляет, затем решает по-честному — он. Разумеется, Эдди заверяет этого полноватого мужичка в очках, что он не убийца, дело закрыто, это ужасно нелепое и страшное стечение обстоятельств, что на самом деле он ответственный и сообразительный, даже держит свой клуб в школе. Мужичок угукает, слушает внимательно, долго, не прерывает. А когда Эдди наконец заканчивает, говорит: — Да, да… Понял. Ну, я ввёл твой телефон в базу, если будет работа — мы позвоним. Эдди выходит из узкой каморки, называемой кабинетом, на склады супермаркета с ничего не выражающим лицом. С диванчика поднимается следом паренёк лет шестнадцати, оглядывает с опаской Эдди снизу вверх и прошмыгивает за дверь. Приходится выходить и стараться не смотреть на покачивающиеся две листовки рядом с раздвижными дверями. Одна — “Ищем продавцов!” с улыбающейся девушкой, другая — “Полиция разводит руками!” со скалящимся Эдди. В других обстоятельства он воспринял бы это как знак — пора валить. Его ничего не ждёт в Хокинсе, никаких перспектив, но в другом месте и в более крупном он быстро садаптируется, в два счёта найдёт подработку. Но он так и не закончил эту сраную школу. Походя бросая ключи от фургона в вазочку, Эдди раздражённо дёргает плечом в ответ на вопрос дяди, выглядывающего с кресла. Захлопывает дверь, и в доме повисает тишина, подёрнутая тихим бубнежом матча по бейсболу. Нахер всё это. Лучше банчить крэком, а не играться в законопослушного гражданина. Эдди зло думает об этом, черкается раздражённо в черновиках для партии. Со Стивом видится мельком, когда проезжает по торговой улице. Ещё прошлый раз он договорился с ним пересечься, когда дядя будет на ночной, забрать со смены. Стив собирался тачку отдать в ремонт: после долгой поездки что-то там нехорошо зашумело под капотом, а Стив в духе мамаши-паникёрши сразу хочет пригнать её смотреть в сервис. Но настроения на флирт или секс нет. Стив спрашивает как дела, Эдди отмахивается, игнорирует следующий вопрос про работу, и предлагает увидеться в конце недели. Стив кивает, оглядывает Эдди, хочет ещё что-то спросить, но Эдди благоразумно быстро сливается. Знает он его вопросы. И отвечать на них нет никакого настроения и желания. Эдди абсолютно точно не в настроении смотреть на королевские хоромы Харрингтонов, внутренне спрашивать самого себя, сколько жизней он должен прожить, чтобы заработать на всё это. Может, хватит и одной дополнительной — там, где он найдёт всё же работу. За неделю скитаний по всем магазинчикам Хокинса, в том числе даже тем, что совсем на отшибе, Эдди теряет запал. Решает — если уж никак, что ж, он всё же сгоняет на скопленные деньги ещё раз в тот город на закуп. Не он такой, жизнь такая. Последней задохлой попыткой становится заход в ветхого вида деревянный домик, мимо которого Эдди проезжает на выезде из города. “Всё для рыбалки” и ниже табличка свежее видом “и хозтовары”. Кажется, магазин совсем отчаянно пробует держаться на плаву. Не сказать, что Хокинс прям отличное место для рыбаков, тут есть в отдалении пары десятков миль озеро, но к нему чаще приезжают с другого шоссе, оттого это место явно не славится отличным наваром даже в сезон. Эдди заходит туда, ни на что не надеясь. Очевидно, раз сам магазин пустоват, то вряд ли здесь требуются отдельно оплачиваемые руки. За стойкой обнаруживается читающий газетёнку мужик на грани возраста, где уже можно по ошибке сказать “старик”. Он морщится на текст на развёрнутом листе, поджимает серьёзно-строго губы и, невзирая на звук музыки ветра при открытии двери, с запозданием поднимает глаза на посетителя. Эдди напрямик идёт к нему, собираясь сразу получить отказ. Нечего тянуть. — Чем могу помочь? — замешкавшись и поднимаясь с промедлением, кивает мужик. — Здрасьте, — взмахивает скованно-упаднически ладонью Эдди, оглядывает распростёршиеся за спиной мужика какие-то крючки, разноцветные рыбки и лески. — Я ищу работу. Вам не нужен продавец? Мужик моргает, нахмуривается. При игре теней он походит на Рузвельта. — Любишь рыбалку? — Ни разу в жизни на ней не был, — откровенно пожимает плечами Эдди. — Мой батя больше любил закидывать за воротник, а не удочку. Лицо мужика становится ещё смурнее. Вот теперь точно — Рузвельт во время великой депрессии. — Зачем сюда тогда пришёл? — в его вопросах не чувствуется осуждения, спрашивает самые логичные вещи. — Да я уже всё обошёл. — И что, нигде не взяли?.. — Неа, — цыкает языком, покачивается на пятке кроссовка, оглядывая со скучающим интересом ряды полок за своим плечом. — Нахер такие как я никому не упали. Мужик фыркает: то ли посмеивается так, то ли оценивает. — Как зовут? — Эдди, — он всё же переводит взгляд с хозтоваров у стены на мужика. — Эдди Мансон. Уверен, вы слышали. Мужик немного молчит. — Ты какой-то начинающий музыкант? — Бинго!.. — Эдди наигранно энергично щёлкает пальцами, но по натянутости его улыбки заметно, насколько омертвело всё внутри. — Бренчу на гитаре в баре на Мэйн стрит, собираю по квотеру за концерт. Хватает на банку пива. — Сколько тебе? — Двадцать, — Эдди поджимает подбородок, округляет глаза, корча рожу. — Но всё равно на полную ставку хрен выйду. Да, я вычитал в журнале, что настоящий металлист и рокер кладёт на все системы, потому до сих пор не могу закончить школу. Вы знаете миссис Доусон?.. Кажется, ей уже под сотню, наверняка преподавала и вам. Так вот, миссис Доусон полностью согласна: не с тем, что я настоящий металлист (она называет это сатанизмом, но простим бабке, путается в терминах), но с тем, что я точно на что-то кладу, поэтому, — Эдди выразительно чпокает пузырём воздуха, — вот так. Мужик смотрит в ответ, не мигая. Эдди выдерживает его долгий взгляд с умеренно скучающе-нейтральным видом. Но через пару секунд решает добавить, закатив глаза: — Да, это я на тех листовках. За свою жизнь я убил около тысячи мух и ни одного человека, но не думаю, что вас это колышет, — ухмыляется защитно-неуверенно. — Ну, я пойду?.. Мужик выдыхает какой-то смесью бурчания и вздоха. — Можешь выходить на смену завтра, — наконец выдаёт, подбирая свою газету, и Эдди, уже стоящий вполоборота к выходу, замирает. — Приходи сразу после школы: буду рассказывать, что к чему. Поначалу Эдди даже кажется, что его слух подводит — а это редкое явление, он иногда перед экраном телека мог с гитарой повторить мелодию. Мужик умащивается как ни в чём ни бывало обратно на табуретку, расправляет с резким хлопком перед собой газету. — Вы не шутите?.. — Я уже вышел из возраста, где подшучивают над детьми, — не отрываясь от чтения, с по-прежнему серьёзно поджатыми губами отвечает он. — Тем более, ты мой тёзка. Эдди только сейчас догадывается опустить ошарашенный взгляд на бейджик на его груди — “Эдди”. Встретились два Эдди — это как два несчастья. А если вспоминать математику, то минус на минус… Эдди — что Мансон, а не сидящий Рузвельт с разворотом газеты — так и стоит в неоконченной позе, вылупившись. Соображает. Слов не идёт на ум. Только белый шум. Вот так просто. Зашёл, спросил и уже с работой. — Единственное, что я выучил за годы своей жизни, Мансон, — видимо, ощущая полный молчаливого шока взгляд на себе, на выдохе устало говорит мужик, — что всем нужно давать второй шанс. Не опаздывай. А Эдди явно опаздывает — хотя бы в осознании. Он понимает, что получил свою первую легальную работу (подработка почтальон в четырнадцать не считается, он проработал два дня всего), когда бросает уже дома в вазочку ключи. Охуеть можно. Столько сраных сил и нервов, чтобы заехать всего в одно место и услышать сразу “да”. Эдди не верит. Не понимает. Втупую, заперевшись в комнате, перебирает пальцами по струнам и смотрит в одну точку. Он настолько не ожидает уже получить работу, что только с утра понимает: на дворе четверг, завтра встреча “Огненной геенны”. Он не успевает. Совсем. Вроде бы искал работу, а когда она появилась, забрезжила слабым лучом на горизонте, оказывается, он вполне успешно много лет кряду занимал всё своё свободное время клубами по интересам. И нужно решать вопрос. Нельзя же подводить Рузвельта — это практически как подвести всю страну. Лаково поблёскивающий горшок волос Уилла Байерса с одной попытки вычисляется утром в школьном коридоре. Эдди оглядывает окружающих его ребят, Майка, суетливо взмахивающего руками рядом, Дастина, очень знакомо закатывающего глаза, и вылавливает случайный взгляд Уилла. Тот удивлённо приподнимает брови, замечая, а Эдди, лишь кивнув и бегло покрутив ладонью в свою сторону, скрывается за углом. Нужно действовать аккуратно. Прицельно и точечно. Уилл подходит с запозданием в минуты полторы, и Эдди, предполагая, что он мог позвать за собой ребят, действует на опережение: приобнимает ничего не понимающего Байерса за плечи и вместе с ним заваливается в школьный толчок. Через кафельно-белый интерьер и приглушённый запах травки сразу в кабинку. Уилл, как замороженный, припечатывается лопатками к стенке, гремит нескладными костями подростка по дсп, смотрит распахнутыми наивно-опешившими глазищами и заметно дёргает острым кадыком в сглатывании, когда Эдди прикрывает за ними дверь и оглядывается. Ох, чёрт. Он же… Мог неправильно понять. Но похер. Эдди частично это на руку. — Уилл, — Эдди поджимает в благодушно настроенной улыбке губы, взмахивает в тесном пространстве рукой. — Эдди?.. — осипнув на первом звуке, отвечает через скашливание. Мечется тёмным взглядом с глаза на глаз, вжимает треклятую сумку себе в живот. — Это… — Ч-ч-ч, — нарочито наигранно Эдди вскидывает указательный палец и прижимает к своим губам, морщится. — Тише. Не хочу, чтобы нас слышали. И без того стеклянный взгляд Байерса обмерзает ещё одной бесцветной коркой нечитаемости. Только по горлу движением, порывистым сглатыванием. Разворачиваться в тесном толчке некуда, поэтому, откинув с одного плеча гриву волос, Эдди упирается вольготно одной рукой в противоположную стенку, а ногой — в сам унитаз, стараясь не соскользнуть внутрь. Уилла перетряхивает — заметно по дрогнувшим узким плечам. Он жмётся к стенке и смотрит-смотрит немигающим взглядом. Эдди всматривается в ответ его глаза пристально, серьёзно. Оценивает — как бы не перегнуть, ему в пятнадцать от любой херни срывало башню. — Ты… — неожиданно Уилл находит первым в себе силы заговорить. Смаргивает шок. — Я не курю. Если… Если у тебя дела с Джонатоном, то я ничего не… — О, ты об этом подумал, — улыбается Эдди, посмеивается, перебирает с постукиванием пальцы над чужой головой. — Не-не, нет, я по-другому поводу. На второе смелое предположение сил у Байерса не остаётся. Он только вскидывает в слабой надежде брови, немо задавая вопрос, и Эдди приснимает улыбку, думает, как правильно донести свою мысль и не допустить утечки инфы. — У меня к тебе просьба, — говорит, а затем через паузу, акцентно: — Личная. Глухо булькает звук в глубине трахеи — Уилл угукает. Кажется, нужное состояние для восприятия. Эдди выдыхает, опускает более приятельски ладонь со стенки ему на плечо. Уилл напряжён, как натянутая колючая проволока над забором, твёрд, как камень. Приходится немного сжать, смягчить, промять большим пальцем его рубашку, провести по торчащей кости ключицы. — Понимаешь… — цыкает Эдди, отводя взгляд ниже в раздумье. — В общем, я не смогу пару недель вести партии. — Уг, — смешанное междометие. — Ты, кажется, говорил, что у тебя ещё есть наработки, да?.. — Эдди поднимает голову, заглядывает ему в глаза с прищуром, и Байерса перетряхивает так, что с эхом локти по стене кабинке бьются. — Воу-воу, да расслабься ты… — В-всё нормально, всё… — заикающеся начинает мямлить Уилл, моргать часто-часто, теперь не зная, куда приткнуть взгляд, но наконец осмысляет сказанное: — П-погоди… партии?.. — Да, именно. Повисает пауза, в которой издалека слышен смех в школьном коридоре, разговоры, хлопанье железных дверей шкафчиков. Взгляд Уилла наконец оживает, предметно концентрируется на лице Эдди. Сжимаемая в пальцах сумка поскрипывает кожей. — Н-но я… — Эй, эй, — Эдди видит, как начинает более испуганно метаться чужой взгляд, и склоняется ниже, ловя его, — ты круто провёл в прошлый раз, парни остались довольны. — Я-я ещё не готов, если бы для своих, то я… — Мы все свои, — Уилл останавливает потерянно взгляд на Эдди, сглатывает нервно. — Твой клуб — твой дом, чел. Успокойся, всё будет в полном порядке!.. Просто подмени меня, хорошо?.. — А ты?.. Эдди зависает на полсекунды. А затем — распрямляется, что Уиллу невольно приходится поднять следом голову. Проводит языком по зубам под верхней губой, оглядывает расписанный кафель сбоку. Нет, говорить не стоит. Если на Уилла насядет Майк — он расскажет. А на Майка насядет Дастин, а Дастин за милую душу растреплет всем, и тогда… — Нужно помочь дядьке, — нахмурившись, брякает первое, что приходит в голову, возвращает взгляд. Уилл моргает. Так, он не верит, блядь, нужно что-то добавить: — Ты вроде не трепло, слышал от Майка… — Д-да, конечно!.. — суетится поддакнуть. Эдди наигранно серьёзно поджимает губы (прямо как Рузвельт), кивает оценивающе и подаётся чуть вперёд. Дыхание Уилла опаляет на секунду щёку да исчезает. — Только между нами, — заглядывает в самую глубину глаз, — в общем… у дяди проблемы на работе, тяжело сейчас, поэтому мне… Семейные дрязги, ну, понимаешь?.. Это ещё в клуб нести, так что… — Понял-понял!.. — кивает эпилептично Уилл, готовясь продавить затылком дыру. Даже не разбирает, что никакой конкретики нет. — К-конечно, я не скажу!.. Эдди выдерживает секунду, прежде чем дёрнуть с наигранной скованностью губами в улыбке и сжать посильнее ладонь на его плече. Уилла от его сжатия передёргивает. Не от боли. — Между нами, окей?.. — вглядывается пристальнее Эдди. — Д-да-да!.. К-конечно… — Давай, Байерс, зажги там. Я как смогу, сразу вернусь. — Л-ладно, хорошо!.. А что сказать ре… — Хэй, ты же мастер, — Эдди сокращает расстояние до минимума, склоняет голову на плечо, разглядывая перепуганного Байерса вблизи, — ты справишься. — Я не настолько опытный, как ты… Ладонь разжимается наконец на чужом плече и огревает мягким шлепком. Уилла всего перетряхивает (в который раз? у него судороги?), но глаз отвести от Эдди не может. И Эдди пользуется. — Ну, опыт приходит со временем, а?.. — усмехается, подмигивает и оглаживает напоследок ладонью его плечо. — Если нужно, я всегда к твоим услугам, Уилл. Ты знаешь. Уже закуривая на заднем дворе школы и глядя на грязную морось неба, Эдди морщится с сигаретой в зубах, цыкает себе — всё же перегнул. План был в том, чтобы Уилл заменил его на несколько партий и не трепал остальным, почему Эдди нет, а ещё желательно не задавал бы и сам лишних вопросов. Эффект был точно достигнут, но не совсем так, как рассчитывалось. Впрочем, уже неважно. После школы Эдди как штык приходит минута в минуту, никуда не заруливая и нигде не задерживаясь. На входе в магазин он долго вслушивается в бренчание музыки ветра над головой и остолбенело смотрит в спину мужика. Про себя он решает называть его Рузвельтом. Вообще у мужика есть фамилия, Хэтчет, но Эдди будто боится её произносить слишком часто, он только смотрит и слушает, боясь лишний раз открыть рот и всё испортить. Рузвельт выглядит серьёзно, даже сурово, выше его на голову и говорит всегда настолько невообразимо спокойно, что Эдди кажется, что он может уничтожить одним лишь словом на полтона громче. — Смотри, это крючки, — вдумчиво объясняет он, и Эдди только кивает в активном внимании, — они различаются на одинарки, двойники и тройники. Отличие в том… Рузвельт явно тащится по всей рыболовной херне. Хотя это и понятно, у него собственный магазин посвящён этому дерьму, было бы странно, не разбирайся он что ставит на полки. По своему разумению Эдди знал только о наличии удочки, лески, блесны и крючка. О том, что у каждого элемента (и не только у них, там ещё дофига всего) есть миллион разновидностей для каждой ситуации с рыбой — в душе не ведал. Он и не ведал, что с рыбами ситуации есть. Но Рузвельт так любит это слово “ситуация”, что Эдди верит и проникается некого рода уважением — ситуации нужно решать. От первого дня своеобразной стажировки Эдди выжимает похлеще половой тряпки уборщицы в школе. Силы остаются только доползти до фургона, доехать домой и завалиться спать, утрамбовывая тяжеловесный пласт познаний. Но уже садясь в фургон Эдди вдруг понимает. Стив. Они договорились. Эдди уже точно не открутиться, что забыл, устал и вообще ебаться не хочется. Приходится умыть вспотевшей от нервов ладонью лицо, залипнуть на зеркало заднего вида и только потом вывернуть руль в сторону видеопроката. Когда Эдди подъезжает, Стив как раз переворачивает табличку на двери и гремит связкой ключей. Его задница в узких джинсах в желтушном свете фар выглядит по-прежнему охуенно. Но Эдди только вскидывает невысоко брови, смотрит на неё медитативно и хмыкает. Как-то не входило в его планы после изнемогающих тисканий в отеле, что они настолько затянут с вопросом анала. Но что поделать — скоро будет неоткуда брать бабки на бенз, чтобы ездить за этой задницей. Конечно, Стив долго сам без своей тачки не проживёт (она для него, как гитара для Эдди), можно заставить его теперь возить Эдди, но… Эдди смаргивает свой зависший взгляд, замечая, как Стив буднично машет ему в приветствии за плечо, колупается ещё с чем-то у дверей. Сказать ему, что нашёл работу?.. Это будет звучать отвратно: “О, знаешь, Стив, всё путём. Да, меня нигде не хотели брать, абсолютно нигде, ну, знаешь, не подхожу. Единственное, надо мной сжалился мужик из рыболовного магазина, да, ты такого и не знаешь, там и людей-то не бывает, но всё неплохо, а?.. Слушай, а как починишь тачку, может, ты за мной…” Рядом щёлкает дверь на пассажирское, и Эдди смаргивает, поворачивается как ни в чём ни бывало к садящемуся Стиву. — Привет, — эхает он, умащиваясь, и захлопывает дверцу. — Привет. Едут молча. Фары разрезают подступающую темноту сумерек, выделяют стволы сосен по обочине дороги. Эдди смотрит перед собой, на дорогу, и крутит устало-нейтрально в голове варианты. Бессмысленно говорить Стиву сейчас. В конце концов, какое ему до этого дело?.. А если смотреть с другой стороны, даже если дело есть, то Эдди пока нечем похвастаться и гордиться: он только на один день зарулил к Рузвельту, слушал эдакий вводный курс в рыболовство, кто знает, может, пройдёт неделя, и Рузвельт поменяет своё мнение, поймёт, что Эдди бесполезно рассказывать про все эти двойники и тройники, он нихрена не понимает, да и турнёт так же легко, как взял. Пока что рано кому рассказывать. Нет, правда, зачем трепать языком. Эдди про травку-то не трепал особо много, с чего бы ему сейчас кому… На секунду он представляет, как говорит кому-нибудь из своих парней (допустим, Гаррету) про то, что он устроился в рыболовный магазин. “Что, ты, Эдди?.. Не-не, чувак, не пойми неправильно, просто… Ну, слушай, может, магазин музыки?.. Или в этом больше платят?.. А-а-а, выбора не было…” Эдди невольно нахмуривается, накрывает одной рукой губы, вглядываясь в темноту дороги. Какая же хуйня. Никто не знает, (кроме Стива) что Эдди задался целью сменить способ заработка. Никто не задавал ему вопросов, никто не знал, сколько у него на кармане, никто… Все знали, что Эдди разрулится. Со всем. Сам. И минутное представление о том, как парни по одному начнут смекать, что Эдди, как, блядь, тонущий, хватается за последнюю соломинку любой работы… Это выглядит плохо. Жалко. Ничтожно. Эдди тяжело выдыхает носом себе в плотно сжатые пальцы на губах, машинально видит периферийным зрением знак “Стоп” перед перекрёстком и замедляет скорость, останавливается. Да всем поебать. “Меньше знаешь — крепче спишь”, вот и нахер никому не надо знать, что Эдди сменил работу. Не волновало раньше, пусть и не волнует сейчас, что случилось, почему… — Эм… — когда фургон снова плавно трогается с места, и Эдди машинально щёлкает пальцами по поворотнику, Стив подаёт голос. — Всё нормально?.. Эдди моргает — сонно, устало — но для видимости вскидывает повыше брови, скашивается на Стива. Тот смотрит в напряжении, в каком-то смешанном состоянии непонимания. — В смысле?.. — Эдди скашливает голос, отводя глаза, убирает руку от лица, кладёт обратно на руль. Смотрит снова на дорогу, как ни в чём ни бывало. Фары мажутся по повороту спокойно и неторопливо. В салоне повисает пауза. — Ты… — Стив смотрит как-то странно на дорогу, переводит взгляд обратно на Эдди. — У тебя что-то произошло?.. — С чего ты взял?.. — вырубая поворотник, как можно натуральнее удивляется Эдди. Затем, затупив на две лишние секунды, решает для надёжности добавить подъёбку: — Последнее, что со мной происходило, это твоя задница без тачки. Стив рядом закатывает глаза. Эдди бы усмехнулся довольно и сыто, но силы есть только для квёлого дёрганья уголка губ в ухмылке. — Чтобы я тебя ещё раз просил меня подбросить, — раздражённо выцеживает, но с курса не сбивается: разворачивается на сиденье в сторону Эдди, начинает размашисто жестикулировать. — Нет, слушай, эм… Я вижу, что точно что-то не так. Ты, случайно, не на работу ли устроился?.. То, с какой точностью сраный Харрингтон попадает в цель, вызывает у Эдди шок. Он вскидывает высоко брови да так их и оставляет, замороженно уставляется на дорогу. Это какого хрена сейчас было?.. — Что-то я не догнал логическую цепочку, — не зная, что ответить, сбалтывает Эдди, но состояние ахуя с лица не сходит. Стив рядом вскидывает обеими руками артистично, ещё раз красиво-естественно закатывает глаза. — Эдди, ты только что остановился на знаке “стоп”!.. — активно начинает махать ладонями на периферии. — Мы за пятнадцать минут ещё ни разу не нарушили скоростной режим!.. И, и… Бля, чел, поворотники!.. Эдди, я клянусь, я впервые в принципе вижу, что ты их используешь!.. Блядь. Эдди смотрит на дорогу, боясь переводить взгляд на Стива, и едва снова механически не врубает поворотник на новом перекрёстке. Кто б, бля, знал, что в состоянии усталости и апатии он соблюдает ПДД. Чёрт. Чёрт. Это точно не запланировано. — А как это связано с работой, напомни?.. — для вида нахмурившись в осмыслении, спрашивает. Стив качает головой, откидывает обратно на спинку. — Не знаю, просто… — он водит, ловя мысль, ладонью по воздуху. — Ты ведёшь себя странно, окей?.. Типа, ну… Всю последнюю неделю ты не показывался, был раздражён, потому что, как понимаю, в том музыкальном магазинчике ничего не склеилось. Ты пропадал, ничего не говорил, а сейчас ты… Ты охренеть какой усталый, но всё равно заехал, ты молчишь, а ещё ты соблюдаешь правила, что, ты прости, точно не вписывается ни в какие рамки!.. Думаю, если ничего бы существенно не изменилось с последней встречи, ты бы был… раздражённым как и прежде, не знаю. А сейчас ощущение, что ты был первый день на работе, вусмерть заебался, поэтому так. Закончив, Стив хлопает себя по бедру и кивает самому себе, оглядывает Эдди. А Эдди, мягко говоря, в ахуе. Он так и смотрит на дорогу, не зная, что отвечать. Блядь, да у Эдди давно не было такого — он не знает, что ответить. Сраный Харрингтон просто разгадывает по совершенно косвенным признакам то, о чём Эдди думал, а ему нечего сказать!.. Когда вообще Стив мог узнать Эдди настолько хорошо, что соблюдение ПДД вяжется с найденной работой?!.. Эдди молчит. Стив, сидящий рядом, так и смотрит на его профиль. — Похоже, я прав, — устав ждать, взмахивает он рукой и отворачивается. — Ну, я… поздравляю. Может, хоть скажешь где тебя сейчас искать?.. Наконец состояние шока утрамбовывается. Эдди, сглотнув, находит силы: — Где и обычно, — деланно безразлично к чужим выводам пожимает плечом. — Ты, кстати, знал, что у тебя неплохо с фантазией?.. Похоже, нужно ещё затащить тебя на одну катку. — Как-то запоздало ты начал отмазываться, — хмыкает в ответ, что Эдди едва не давится странноватой улыбкой в ответ: сукин сын Харрингтон, как он умудрился его считать?.. — То есть, ты будешь делать вид, что всё как обычно?.. — А мне нужно броситься в активное отрицание?.. — Ты бы так и сделал, будь я не прав. Блядь. Блядь-блядь-блядь. У Эдди от усталости с трудом извилины-то проворачиваются. У него в башке сплошные крючки, тройники, двойники, с ушком, с лопаткой, а Стив Харрингтон просто бьёт в цель, не давая времени на передышку. Фургон переваливается колёсами с асфальтированной дороги на землю, сворачивая к трейлер-парку. — Ты соединил в одно какую-то чушь, — пробует разозлиться наигранно. — А, ну окей. — И сам придумал что-то. — Правила ПДД не я придумал, заметь, — резонно взмахнув ладонью, поджимает губы Стив. — Я всего лишь… констатирую факты. — Придуманные факты. — О, ну конечно. У Эдди и вправду совсем нет сил активно отрицать. Он будто слабо отбрыкивается, для принципа, но вступать в откровенный спор не может да и, наверное, не особо хочет. Фургон покачивается валко на выбоинах дороги трейлер-парка, гремит железно каким-то дерьмом в грузовном. Наконец шуршит колёсами ближе к знакомому трейлеру и замирает, подсвечивая тёмные окна светом фар. Проворачивается ключ, стихает клокочущий двигатель. Тихо. Только пыль над приборной панелью кружит да мошкара в лучах насыщенного света. Стив рядом выдыхает тяжелей. — Ты не хочешь об этом говорить?.. — предполагает вполголоса. — Я, типа, не заставляю, просто… просто интересуюсь, что всё окей. — Всё окей, — эхом повторяет Эдди, так и подлипнув взглядом перед собой. Следующий вздох Стива вырывается со смешком: неярким, приглушённым, который лишь пыль потоком сбивает в лобовое. — Ну да, понял, — говорит, но тоже не торопится выходить из фургона. Сидит немного в молчании, а затем, потянувшись на месте и заскрипев кожей сиденья, хлопает себя по коленям, поворачивается: — Ты, если что… можешь рассказать. Ну, знаешь, про… про всё дерьмо. С работой. Эдди апатично-устало вскидывает брови в ответ на это. Выждав долгую секунду-две, поворачивается сам в его сторону, перекатывает голову устало по подголовнику. Стиву идёт полутьма. Хрен знает, кому бы она не пошла, но в его случае она как-то полюбовно сглаживает резкие росчерки теней, контрастнее выделяет огромные глаза, интимно-влажно поблёскивающие на размытом приглушённом фоне. Эдди встречается с его настойчиво-выжидающим взглядом, смотрит. Выдыхает и сам тяжело. — Будет что рассказать, расскажу, — вяло приподняв большой палец в остатке жеста с колена, поджимает губы. У Стива вздрагивают брови в открытой мимике, но такой же приглушённой, мягкой в полутьме. — Мне кажется, ты не из тех людей, которые рассказывают. Эдди впервые за вечер более живо выгибает брови, фыркает смешком и не замечает, как начинает тихо посмеиваться, отворачиваясь. Стив солидарно тоже — дёргает уголками губ, обнажает поблёскивающую эмаль зубов, отводит взгляд в сторону, улыбаясь. Смеются тихо, на остатках сил. Умиротворённо. Эдди пробует ухватить внутри себя желание хотя бы из азарта побороться, не согласиться, напереть, но в сухом остатке — оглушающее спокойствие. Будто… это очевидно. Стив Харрингтон его раскусит. Сразу же. Эдди смаргивает остатки смешинок с глаз, снова перекатывает голову в сторону Стива, смотрит. Тот, как чувствует, тоже поворачивает голову. Влипает ответным изучающим взглядом в чужие глаза. На секунду Эдди думает, что этот сукин сын просто читает его мысли. А что, неожиданный поворот: все думали, что единственный человек со сверхспособностями на их захудалый городишко живёт у шерифа под боком, а тут — бам — а всем известный Стив Харрингтон владеет ещё какой-нибудь силой. Эдди забавляет это, он в по-тупому понимающем молчании дёргает губами в улыбке, вглядывается прищуренно в Стива. Ему бы пошло. А что вообще не идёт Стиву Харрингтону?.. Ему вся жизнь к лицу. — Тебе реально кажется, что я не люблю про себя рассказывать?.. — Я скорее так чувствую, — чуть поморщившись. Эдди удобнее укладывает голову на подголовнике. Так бы и засыпал, глядя на Стива, мигающего своими половодно-глубокими глазами в полутьме. — Я расскажу, — не отлипая взглядом, говорит. На выдохе, одними губами. — Значит пока рассказывать не хочешь?.. Эдди поджимает в искренней улыбке губы вместо ответа. Стив скатывается взглядом с его глаз на рот, считывает, вскидывает брови. Кивает с запозданием. — Ладно, хорошо, — выдыхает шумно через нос, разводит рукой на колене. — Значит делаем вид, что всё нормально. Когда посчитаешь нужным — расскажешь. — Умный мальчик, — наигранно тяжёлыми низами голоса хвалит Эдди. — Умный большой мальчик. Стив моментально сморщивается, закатывает глаза, полосует резким взглядом. Но тёплым. Смешливо-тёплым. — Ты никогда не завалишь, да?.. — Ни в коем случае. В конечном итоге они оба выскрёбываются из фургона, вяло шуруют до дома Эдди под медитативное бренчание ключей, а затем… да ничего не делают. Стив уже буквально как у себя дома спрашивает, есть ли что пожрать, Эдди кивает на холодильник, машинально подгребая вещи дяди с кресла. Стив предлагает разогреть остатки лазаньи, возится на кухне, хлопая дверцами, тыкаясь в микроволновку, поднимает её утробно-убаюкивающее гудение на весь дом, пока Эдди говорит, что скинет вещи и вернётся. Эдди заходит в свою комнату, валится прикрыть глаза на пару минут на кровати. И засыпает. Лишь просыпается на полминуты, когда Стив пробует стащить с него кроссы и снять куртку, уложить по-человечески. Эдди садится в кровати как робот, помогает себя раздеть и сразу же ползёт под одеяло, заворачиваясь в эмбрион. Ещё через некоторое время Эдди чувствует через сон, как приятно-горячий Стив ложится сзади, залезает под одеяло тоже, обнимая со спины, и оставляет мажуще-влажный росчерк поцелуя в плечо. Эдди на это просто жмурится. Довольно, по-котовьи. Перехватывает руки у себя на животе, отдаёт часть одеяла и окончательно засыпает. А с утра пропадает на целую неделю, не уставая ездить на своеобразную стажировку. Просто слушает, немного записывает, постоянно кивает и даже ночью, будто перед экзаменом, зубрит весь список непонятных слов, зарисовывает наскоро расположение стэндов, где что есть. Эдди и не думал, что работа в магазине — так ответственно. Подумаешь, какие-то снасти, но он представляет, как в тихий магазин заходит редкий покупатель, а он не разберёт и слова из сказанного, и его тут же бросает в холодный пот. Эдди дали шанс. Эдди его не проебёт. В середине недели Рузвельт машет ладонью за стойку и выдаёт синее поло — форменная одежда. — И, ты, это… — Рузвельт скашливает, хмурит сурово-серьёзно брови, — волосы подбери. Эдди, стягивающий волосы в хвост только по праздникам, дёргается, но молчит. Спешно кивает и на обратном пути покупает себе дешманскую резинку. На первую свою серьёзную смену он выходит в обед при полном параде: со стянутой гривой в низкий хвост, со снятыми кольцами и браслетами, в синем поло и с именным бэйджиком “Эдди”. В подсобке, где можно переодеться и перекусить, Эдди смотрит в узкую полоску зеркала среди стеллажей и не узнаёт себя. Эдди, мать его, Мансон. Работает в рыболовном магазине. С подобранными волосами и без тонны колец. Единственное, что эхом отдаёт в его внешнем виде, это татуировки на руках. Эдди даже считает, что если он продержится на этой работе, он бы мог набить какую-нибудь страшную рыбину себе на предплечье. Вроде бы, и не происходит ничего странного, внезапного, но Эдди стрессует так, будто вся жизнь уходит из-под ног. Ничего не происходит, но почему-то изменилось всё: распорядок дня, досуга, вид, люди, с которыми он чаще говорит. Первого клиента Эдди встречает натянутый, как пружина. У него никогда не было проблем с поставленностью речи, но на короткое мгновение встречи взглядов Эдди буквально чувствует, как у него сводит спазмом язык. Просто он… никогда так не жил. По распорядку, с точным пониманием где и во сколько нужно быть, в одежде, которая нахер ему не шла и лишь демонстрировала узковатые плечи. Стабильность. Шаткая, валкая, но какая-то по-бытовому простая, понятная. Работа, после которой точно никто не откинется и Эдди не прилетит ни от полиции, ни от ретивых блюстителей нравов. Он ведь, блядь, продаёт удочки и лески. Если кто-то откинется из-за лески или крючка, то 98%, что это рыба. Рыбы копам не звонят, они вообще не по разговорам. Изначально пустоватого вида магазинчик оказывается вполне посещаем. Не так концентрированно, конечно, как супермаркет, но время от времени по гравию начинают шуршать колёса подъезжающих пикапов, в двери с бренчанием колокольчиков заплывают бородатые мужики и на секунду удивляются, увидев замершего, как истукан, Эдди за стойкой. Единственная радость, что не заходит никто знакомый. Но знакомые и без лицезрения Эдди без крутого прикида начинают что-то подозревать. Первым совсем неловко и осторожно спрашивает Гаррет в столовой, пока Эдди невозмутимо-буднично чистит банан. Спрашивает, пока не подошли кто помладше: мол, было как-то неожиданно, что вёл Уилл, он сильно нервничал, сказал в самом начале впопыхах, что у Эдди дела, просил ненадолго подменить. Эдди слушает это вполуха, ловит на периферии нервные оглядки между ребят. Что ж, было глупо надеяться, что они-то не зададутся вопросами. Нажёвывая банан и глядя расфокусированно в толпу людей, проходящих мимо, Эдди коротко отвечает “Доусон”. Ребята сразу же затихают, а через секунду тянут понятливое “а-а-а-а”, перепихиваются между собой, Джефф авторитетно отвешивает “ну, я ж говорил”. Им, как знакомыми с Эдди дольше одного года, более понятен мотиватор учёбы. Эдди никак не может выпуститься, конечно, единственная причина, чтобы он не пришёл на игру — это сраная отработка. Эдди жуёт банан и никак не может его проглотить. Променял страсти на снасти. Вместо лихой игры — неловкое простаивание за стойкой. Так называется взросление, да?.. Ужас, Эдди хочет об этом как можно дольше ничего не знать. Когда подходят остальные, тема сама собой сходит на нет. Дастин активно начинает рассказывать про игру, Уилл смущённо, но явно польщённо улыбается себе в поднос, Майк то и дело неловко-размашисто хлопает его по лопаткам, не зная, как ещё поддержать, раз Хэндерсон красноречивее. Единственный раз, когда Эдди перестаёт расфокусированно следить за происходящим за столом, это замеченный долгий взгляд Уилла. Эдди фокусируется, ловит его на горячем, резко переводя взгляд, а Уилл так пугается этой неожиданности, что со страху не успевает отвернуться. И Эдди, промучав в ответ ещё более долгим нечитаемым взглядом, просто подмигивает ему. Он молодец. Грант ужасно придирчивый, а он и слова не сказал по поводу его игры. Уилл замирает, краснеет кончиками ушей и не выдерживает — брякается взглядом обратно в свой поднос. Уже после обеда Эдди сруливает с уроков, более привычно поддаёт для себя газу и приезжает на окраину города к рыболовному магазину. Там Рузвельт сидит нахмуренно за стойкой с разворотом газеты, приветствует лишь одним кивком в ответ на бренчание. Бренчание раздаётся громче в подсобке, когда Эдди стаскивает с себя куртку, кольца, браслеты, отстёгивает цепь с джинс. Копна волос прореживается пятернёй, подбирается над напряжёнными сухожилиями шеи и стягивается расслабленной резинкой. Шуршит ткань, в тонкой полоске зеркала меж стеллажей проскальзывает зататуированное бледное и худое тело. И вот уже через пять минут — Эдди помахивает коротко ладонью Рузвельту, сворачивающему газету, и остаётся куковать за стойкой. С каждым днём становится всё легче. Привычнее. Это поначалу он за стойкой кассы ощущает себя неуверенно. Побаивается, что не поймёт что-нибудь от покупателя, не сможет подсказать или вообще — со страху облажаться даже не поздоровается. Но по большому счёту всё становится предсказуемо: все, как один, говорят “О, Эдди себе сменщика наконец нашёл?..”, а затем опускают глаза в раздумье ниже: “У вас один бэйджик на двоих, что ли?..” Эдди улыбается, кивает, отвечает “ну а зачем переводить деньги?..”, и те фыркают благосклонно смешками, позволяют осторожно что-то подсказать. Мужики выглядят прожжёнными, что им блеяние Эдди, едва выучившего все наименования, но, окинув ещё раз внимательным взглядом с ног до головы, они кивают, говорят свою тарабарщину. Ещё недавно Эдди бы смело заявил, что эльфийский учить легче. Но сейчас, хоть и с тупежом в пару секунд, понимает, что от него хотят, выходит из-за кассы и ведёт в нужную часть зала. За полторы недели накал напряжённости спадает — адаптируется. Эдди даже не так панически вспоминает о репетиции с ребятами в гараже и налегке морщится (практически натурально), снова прикрывается миссис Доусон — очередные отработки. Парни понимают, кивают активно, предлагают в следующий раз. Разумеется, Эдди соглашается. Ещё одна партия ПиД выпадает на смену. Эдди грохает шлепком по плечу Уилла в коридоре, что тот едва не падает от неожиданности, но говорить ему в этот раз ничего не нужно. Зато с другим любителем адских причёсок говорить приходится. К концу первой недели Стив добывает обратно свою машину, вылизывает её чуть ли не языком, что та блестит на солнышке как бриллиант, и теперь Эдди пользуется, нагло требуя его докинуть до обычного продуктового магазина. Стив в своём репертуаре бьёт в лоб. — Дастин мне всю плешь проел, — будто бы невзначай, кивая куда-то в сторону, говорит. Косится на курящего расслабленно Эдди в окно. — Ты так и не расскажешь им?.. Эдди пробует выдохнуть дым кольцом, держит губы буквой “о”, вымеряя дыхание. А под вопрос Стива давится, выдыхает смазанным облаком. Приходится скашлянуть, покривиться. — О чём? — цыкнув очередной неудачной попытке, затягивается уже по-нормальному. Откидывается на спинку, распростирая руку по локоть в окно тачки. — Ну, о работе, о чём ещё, — разведя большими пальцами от руля, округляет глаза Стив, утыкается обратно взглядом в дорогу. — Это тебе он на уши ещё стесняется приседать, а я уже сам по уши в их охренительных догадках!.. — Догадках?.. — Эдди оживляется. — О, и что говорят? — Да херню всякую придумывают, — он на секунду запаздывает, прежде чем поморщиться, дёрнуть будто незначаще плечом. — Считают, что у тебя девушка появилась. Эдди округляет глаза, поджимает с оценкой губы. А неплохо. Он-то уже подумал про любимые теории заговора Хэндерсона, но это даже звучит лестно. — О какой-то конкретной или так?.. — Да там версий сто, — Стив явно не горит желанием делиться сплетнями. — Но вроде из конкретных ставили больше на Лизу Гронтон. На секунду Эдди нахмуривается, морщится предварительно, ещё не вспомнив лица (Стив скашивает на него взгляд), а затем воскрешает в своей памяти облик этого имени. Чирлидерша, выпустилась в том году. Шатенка с круглой задницей. Эдди сразу меняется в лице, расправляет все мимические морщины, вытягивает ещё более удивлённо-польщённо лицо. — Она миленькая, — поджав плотнее губы в оценке, не затягивается непозволительно долго. — А что, неплохо… Стив, будто не ожидая, разевает рот, хмурится, пробует отвернуться, даже переводит глаза обратно на дорогу, но только покачивает головой и не выдерживает возмущённо: — Она только кажется такой!.. — Эдди удивлённо поднимает на него взгляд. — На самом деле она та ещё стерва, уж поверь мне!.. Эдди зависает на секунду. — Ты её трахал, да?.. — опускает брови в догадке. Стив, как золотая рыбка в круглом аквариуме: хватает воздух ртом, будто пробует что-то сказать, но по факту втупую шлёпает губами, выпучивает глаза, никак не может определиться в окончательной эмоции. — Ну… да!.. — находится с ответом наконец, но тут же поворачивается, чтобы что-то добавить, однако не успевает. Эдди откидывает голову на подголовник, орёт наигранно глухо гортанью и сразу вскидывается обратно, указывает порывисто тлеющей сигаретой: — Ты хоть кого-то не трахал в этом городе, Харрингтон?!.. — карикатурно морщась, убивается. — Тут есть ещё не ёбанные тобой люди?.. — Я не трахал весь город!.. — бросается оскорблённо отрицать. — Хоть одного оставь нетронутым, Стиви!.. — Да я не!.. — давится возмущением, мотает головой забавно-раздражённо, не зная смотреть вперёд или на Эдди. — Слушай, будто ты ни с кем не спал!.. — В этом городе — ты второй по счёту, — выразительно округлив глаза и не капли не спиздев, кивает авторитетно Эдди. Замечает, как с кончика сигареты едва не спадает пепел в салон и успевает метнуть руку обратно к окну. — А первый Липтон что ли?.. — Стива будто бросает на виражах: едва проморгавшись от возмущённых оправданий, он уже морщится в непонимании. — Так он и не в городе жил!.. — О, простите, не знал, сколько миль от местности нужно брать, мистер Ёбырь-Стив! — продолжая развлекать себя его открытой эмоциональностью, наигранно поверженно вскидывает руки Эдди. — Уточните километраж, пожалуйста, тогда предоставлю наиболее точную статистику!.. Стив стонет в голос, закатывая глаза, и Эдди скалится в довольной улыбке, отворачивается, затягиваясь. Чёрт, выводить Стива из себя — по-прежнему одно из его любимых занятий. Он едва лишился основных своих хобби с ПиД и репетициями, но это — это — пожалуйста, оставьте ему навсегда. Стив сжимает плотнее руки на руле, поджимает в остаточном недовольстве губы. — Получается, я первый тут, окей?.. — выждав паузу, он всё же выразительно разводит большими пальцами от руля. — Первый ёбырь на деревне, — давится смешками Эдди в сторону. — Я не про Хокинс, — его неожиданно серьёзный взгляд полосует затылок, Эдди вовремя оглядывается. — Если сокращать, то я первый, с кем ты спишь в этом городе, так?.. Тема принимает немного неожиданное течение. Потупив, Эдди не видит даже путей отхода. Пожимает по-простому плечом. — Ну, получается так. — Ну вот и всё, — тут же отворачивается Стив на дорогу, сглатывает мелко своим острым кадыком. Помолчав с пару секунд, уже глуше дополняет: — Ну, я первый, поэтому… не рекомендую портить статистику стервами. Вот. Эдди озадаченно переводит взгляд в сторону, пытаясь понять, что сейчас было. Королевское эго не терпит соперничества рядом с простыми смертными даже в списках?.. Боже. — Окей. — Да я вообще же не про это говорил!.. — вдруг вспоминает и взрывается негодованием ещё сильнее. — Я спрашивал, почему ты не говоришь им про свою работу!.. Возвращение к прежней теме чуть сбивает Эдди с осмысления странного эпизода в разговоре. Он нахмуривается, моментально мрачнея. Затягивается уже порядком подточенным окурком в окно, сползает по спинке сиденья, упирая колени в бардачок. — Я сам порешаю, — отмахивается, но Стива уже явно не провести: — Да я и не лезу, — гримасничает ненатурально, взмахивает рукой, — я только!.. Ладно, у меня корыстный интерес: Дастин теперь любую чушь, связанную с тобой, пробует узнать через меня, понимаешь?.. Он въехал, что мы с тобой теперь частенько зависаем, и трахает мне мозг, а что Эдди то, а что Эдди это!.. — Тебя напрягает? — косится. — Да нет, это в духе Дастина: начать трахать мозги какой-нибудь хренью, — уже правдиво поводит плечом. — Просто… мне приходится врать, а я толком не понимаю, о чём вру. У тебя ведь… ну… всё легально в этот раз?.. Стив оборачивается. Эдди, не ожидая почему-то встретить его взгляд, машинально вскидывает брови, поджимает губы. — Не-не, с этим проблем нет, — качает головой, и Стив отворачивается обратно на дорогу. Только в этот момент Эдди задумывается: стоп, он уже в открытую ему признаётся про работу?.. — Тогда не вижу проблем, — заключает. — Проще же сказать, чем… ну, потом опровергать все эти слухи. Эдди отклоняется обратно к окну, смотрит на пролетающую разметку по асфальту. Ветер треплет волосы, прорывается по вспотевшей коже головы. Для такого как Стив это действительно проще — не врать. Ему слухи про встречи с офигенно красивой чирлидершей — так, глупости, никак не польстят. А Эдди… Эдди из другого теста. Приятнее, что он в чужих глазах мутит на стороне с красоткой, чем просто пытается не проебаться на работе в рыболовном магазине. Хотя бы в глазах ребят Эдди Мансон… по-прежнему крутой. Стив оглядывается на задумавшегося Эдди, слепо смотрящего за окно. И Эдди отмирает, смаргивает, облизывает губы. — Я расскажу им, — поморщившись, пригубливает бычок и швыряет в поток воздуха, — попозже. Сейчас просто время не подходящее. Стив смотрит на него (всем лицом чувствуется), потом с тихим вздохом отворачивается к дороге. — Окей, — разводит руками от руля, — дело твоё. Но… у тебя реально всё в порядке?.. Ты, это, если что… Кхм, можешь мне рассказать. Если хочешь, конечно. Эдди оглядывается к нему, хочет бегло проехаться взглядом по профилю, чтобы понять приглушённый тон, но неожиданно сталкивается со скошенным на себя взглядом в ответ. Стив смотрит на него. Неотрывно. Цепко. Ему реально есть дело?.. Растерявшись, Эдди суетно отвечает, моргнув: — Всё порядок, — поджимает в деланной неважности губы, — просто устал. Ну, знаешь… много нового, ни за чем не успеваю. Как-то так. Стив смотрит ещё секунду, будто бы оценивая правда это или нет, а потом… хмыкает мягко, сглаживает губы оттиском лёгкой улыбки. Отводит глаза. — Хорошо, — думает, непроизвольно приоткрывает рот ещё что-то сказать, но находится со словами позднее: — Я… рад, что у тебя всё хорошо. Эдди моргает — на мгновение ему и вправду мерещится, что его выкинуло из этой реальности, всё это ненастоящее, но возвращается он быстро. Зачем кривить душой: он уже давно усвоил, что Стив — хороший парень. Даже слишком хороший. Эдди отворачивается с промедлением обратно к окну и смотрит на видимый росчерк горизонта дороги в окружении густого леса с заходящим солнцем. На следующий день Рузвельт после передачи смены не уходит сразу, как то бывает обычно, а немного задерживается. Эдди, постояв за стойкой и потарабанив пальцами в предвкушении скуки, минут через десять идёт перебирать по полкам товар: рассортировать там, перевесить в нужные места, пыль протереть. Он не сразу замечает рослую фигуру Рузвельта, наблюдающую за ним в проходе между рядами. Когда тень падает на голову и Эдди машинально оглядывается, он не успевает подавить шок, дёргается в испуге и закатывает глаза. — Ты не скучаешь? — привычно серьёзно поджимая губы, спрашивает Рузвельт. В его интонации и тихо-тяжёлом тембре вопрос звучит более философски, нежели буднично. Эдди зависает на секунду, подбирая ответ. — Не, нет, — оборачивается с натянутой улыбкой, щурит глаза. — Всё порядок, мистер Хэтчет!.. Рузвельт хмыкает. Эдди так и не разбирает за эти недели, что означает его хмыканье: насмешку, одобрение, своеобразный смех или что-то другое. — Можешь, пока никого нет, приносить для себя что-нибудь, — спустя паузу басовито говорит. — Ты вроде говорил, что пишешь какие-то сценарии для игр… Можешь заниматься своими делами. Эдди теряется, не ожидая. Стоит, смотрит ему в глаза, осмысляя, и только через секунды три выдавливает “понял”. Это он перед Риком ответ не держал, чем занят между встречами по продаже травки, а спрашивать у Рузвельта про это он как-то не решался: он и так тут без году неделя работает, не сказать, что приносит особую пользу, так ещё и будет сидеть продумывать партии за его же бабки. Оставшуюся часть смены Эдди переваривает, а на следующую — тащит в рюкзаке со своей средней школы наброски для ПиД, текста песен, наушники с плеером. Сначала немного непривычно (обстановка словно говорит ему, что он охуел), но затем вопрос баланса заставляет погрузиться и Эдди сбрасывает шелуху из рыбных снастей с поверхности, чтобы углубиться в совсем не связанные с ней вещи. И всё будто начинает идти на поправку. С любимыми треками в ушах становится интереснее и пол в зале мыть, и таскать коробки со склада. А когда по работе кончаются занятия, Эдди падает за стойку, привычно упирается коленями в столешницу и начинает черкаться в листах под Металлику. К слову, это не сильно мешает замечать приходящих клиентов — окна от стойки удобно раскидывают вид на лестницу ко входу, поэтому Эдди волей-неволей замечает подъезжающие тачки или поднимающихся людей по ступенькам. К моменту, когда музыка ветра журчит переливом на входе, Эдди уже ставит кассету на стоп в плеере, скидывает наушники и бодро поднимается за стойкой. Но не всё так радужно — один раз Эдди проёбывается. Он замечает красный пикап одного из постоянников, смаргивает задумчивость, и, отключая плеер и откладывая тетрадки, встаёт с приветствием. Постоянник напрямую к нему, салютует от козырька кепки, и они подстревают в недолгий разговор про новый завоз и закупил ли Рузвельт необходимые расходники. Отводя мужика к стенду и показывая новинки, Эдди почему-то не замечает нового перелива колокольчика на входе. Эдди провожает постоянника и расслабленно плюхается за стойку, прокручивает ручку на пальце, как баскетбольный мяч, кладёт на верхнюю губу, зажимая между ней и носом. Уже врубает музыку и начинает надевать наушники, как поднимает взгляд и… Видит застывшую женщину в конце зала. Пара секунд уходит на то, чтобы Эдди понял, что ему не глючится, и он суетно начинает разоружать себя от плеера и черновиков партии. Но к тому моменту, когда он выскакивает и говорит “могу ли помочь?”, женщина в таком же гробовом молчании с поджатыми добела губами выходит из магазина. Эдди стоит посреди зала, покачиваясь на кроссовках, и думает — пиздец, вот и его увольнение. Рузвельт разрешил ему и так страдать хернёй, пока никого нет, а Эдди своим видом взял и спугнул редкого покупателя. Оставшийся день Эдди грузится на эту тему, не может сосредоточиться, воображает, как эта женщина придёт и всё доложит Рузвельту, мол, посмотри, кого ты нанял, и Эдди останется уже полностью в положении, что ему никто не доверит работу для нормальных людей, ему останется только… Смутные представления об этом эпизоде удачно сглаживает Стив. Они пересекаются тачками в городе на перекрёстке, выглядывают, помахивают руками и, не сговариваясь, рулят в сторону дома Эдди. Там заебавшийся Эдди слушает вполуха под пиво рассказ Стива про тяжёлый день на работе и ловит неожиданно сходство того, что иногда заходят всякие чудики и ведут себя странно. Закатанные глаза Стива, его щека с соусом от буррито — и с плеч сам по себе скатывает валун вины за недавний эпизод. Боже, будто бы и сам Эдди не встречал фриков. Он торговал недавно травкой, его спрашивали мутные челы, норм ли убивать людей, а тут просто женщина зашла и вышла — будет ему перенапрягаться, может, перепутала магазин. Но на всякий в следующий раз Эдди приценивается к Рузвельту внимательно — вдруг вызовет на важный разговор. Но нет. Никакой подставы, ничего. Наверное, жизнь выучивает Эдди всегда ждать подставу — не бывает у Мансонов всё гладко. Однако тревога стреляет оттуда, откуда не ждали. Дядя на отсыпном лениво потягивает газировку в кресле, когда Эдди залетает перед сменой захватить пару черновиков из дома после школы. Торопиться никуда не нужно, поэтому Эдди без особой утайки шатается по дому, заглядывает в холодильник, выискивая, что засунуть в рот. Дядя сидит, наблюдает молча и внимательно за ним из кресла, приглядывается. — Ты куда сегодня? Эдди удивляется вопросу, даже оглядывается — нет, всё тот же дядька. Вероятно, снова пробует наладить связь: не оставаться совсем плоской фигурой на фоне его жизни, проступать, участвовать. Эдди не против. У них и вправду как-то получше стало с контактом с момента… пиздеца, просто Эдди вовсе не привык кому-либо докладывать, где он и куда он. Посмотрев в ответ на дядю пару секунд, он снова отворачивается к раскрытому холодильнику. У них немой уговор после произошедшего — не утаивать. И смысла скрывать нет. — На работу, — подтаскивая накрытый контейнер по полке ближе, принюхивается. — Нашёл-таки?.. — Ага, да, — морщится, убирает обратно в холодильник и склоняется ниже, осматривает другую полку, — там, типа… а, да неважно. Дядя позади прыскает редким смешком. — Кто подменил мне племянника, откуда скромность?.. — фыркает в банку с газировкой. — Я успешно закрывал глаза на то, что ты травкой торгуешь, а тут, смотрите-ка, застеснялся… Эдди по-ребячески раздражённо закатывает глаза — для лампочки в холодильнике, конечно. — В рыболовном магазине. — Чего говоришь?.. — В рыболовном магазине!.. — гаркает громче Эдди, отворачиваясь от полок, но тут же поджимает губы и отворачивается. Дядя молчит. Гудит напряжённо холодильник. — Неплохо, — через паузу хмыкает оценивающе: не зло, не с поддёвкой, и что-то внутри Эдди, натянувшееся как струна, невольно опадает. — Но ты же вроде… не увлекался рыбалкой никогда, нет?.. — Неа, — подтверждает уже более спокойно. Забывает, что искал взглядом на полке, снова начинает наугад брать какой-то контейнер. — Просто… да где взяли, туда и пошёл. Дядя ещё немного молчит. Думает. — Это, что ли… — когда Эдди на проверку кидает взгляд за плечо, дядька морщится в пространство в попытке вспомнить. — Это, что ли, магазин у Хэтчета?.. — Йеп, — поджав губы, вскидывает брови Эдди и снова приподнимает крышку, принюхивается: тот же контейнер, да ёб его за ногу. — Он хороший мужик, — продолжает говорить. — Мы с ним, это… в баре пару раз сидели. Хороший мужик. — Ага, отличный, — солидарно кивнув, подтверждает, снова улезает в холодильник. После громыхания посудой по прутьям полок и возобновлённого поиска всё же обнаруживается тарелка с остатками пасты. Точно, со Стивом же готовили недавно, оно должно быть съедобным. Захлопывается дверка холодильника с мягким шлепком, с громким щёлканьем открывается микроволновка, стеклянно брякает тарелка. Проминаются с пиканьем кнопки. Эдди присаживается у края тумбы, меланхолично глядя за медленным кружением пасты за мутным стеклом. Непривычно ещё говорить с дядей… так просто. Рассказывать ему что-то, не отмахиваться. Эдди смотрит на кусочек фарша, увенчанный на верхушке пасты, и думает, что дохрена они с дядей упустили: он брыкался почём зря, а дядька, он… сам по себе закрытый, немногословный. Как Рузвельт. Уголки губ невольно приподнимаются в улыбке. Так вот чем невольно Рузвельт вызвал в нём уважение — похож на дядю. Не внешне, конечно, но какими-то повадками, манерами, движениями изредка. Эдди всегда уважал дядю — про себя. Дядя в детстве ему казался нерушимой скалой, спокойным, размеренным, с натруженными и высохшими от работы руками. Это потом уже Эдди, словив не самый лучший период в жизни, громко решил, что авторитетов у него нет и он сам по себе. А где-то внутри — да был он у него. Просто страшно показывать, что кому-то доверяешь и привязываешься. Страшно. Эдди приспускает улыбку, смотрит слепо на кружащийся кусочек фарша. Надо оставить половину дяде — а то он сожрёт то протухшее, хотя ему хоть бы хны, лишь бы на еду похоже было. Пикает микроволновка, и Эдди, сморгнув, оттаивает, идёт открывать и забирать тарелку. Уже поворачивается, открывая рот, чтобы предложить оставить, но дядя неожиданно прерывает тишину: — У тебя кто-то появился? Эдди так и замирает перед стойкой с тарелкой. А дядя, как сидел на кресле, так и сидит. Смотрит пристально ему в глаза. На секунду — тупёж. Приходится сморгунть неожиданный вопрос, подтащить как ни в чём ни бывало стул. — Да нет, — Эдди пожимает плечами, утыкается взглядом в тарелку, будто следит, как плотно макаронины накручиваются на вилку. — А что за внезапный вопрос?.. — Ты изменился, — не мигая, сразу отвечает. Эдди вскидывает на секунду глаза, хренеет от взгляда удава и сразу опускает обратно. Сюрпает лапшой, гоняет фарш в кетчупе по тарелке. — Взрослею, — находит через несколько секунд достойный ответ и отбрякивается, жуя. Дядя хмыкает через неприятно долгую паузу. — Взрослеют не сами по себе, Эдди, не сами по себе… Нам всегда кто-то в этом помогает, — слышится, как снова берётся за банку, отворачивается на выдохе. — И у тебя явно появился “активный помощник”. Что, не расскажешь, кто это такой хороший, раз ты “сам по себе” пнулся сменить профиль работы?.. Дожевать едва уложенные в рот макаронины не удаётся спокойно. Эдди с большей активностью начинает скрести вилкой по тарелке, набивать рот. — Да профто задолбало!.. — сплёскивает наигранно эмоционально он свободной рукой. — Мне фто, обяфательно для этофо кофо-то зафодить?.. — Необязательно. Но презервативы в мусорке говорят сами за себя. С поличным. Эдди прикрывает глаза в мучении. Ладно, он никогда себе не врал на счёт того, что дядя тупой или слепой: очень легко догадаться, что у Эдди есть секс в последнее время и регулярный, но для себя Эдди не соединял это в настолько долгоиграющую логическую цепочку. Да, трахается он со Стивом. Но работу-то он решил сменить из-за… из-за Робин, блин. Робин вообще к их сексу со Стивом причастна лишь косвенно: ей не нужно было тогда брать Эдди на понт, что он не сможет его склеить, вот теперь последствия. Эдди дожёвывает с трудом с закрытыми глазами, разжимает веки и проглатывает. Дядя так и смотрит из-за углу кресла искоса, с ухмылкой. Будто читает его, как открытую книгу. — Это просто секс, — кивает уверенно Эдди, вскинув ладони со столешницы. — Ага, полгода без перерывов. — Не было полгода!.. — морщится. — Это… ну, месяца три, может, четыре с натяжкой!.. — О, это всё меняет!.. — Да что ты!.. — Эдди окончательно растрачивает желание спокойно поесть. — Ну да, мы спим, но это не отношения!.. С чего тебе вдруг это стало интересно?!.. — Познакомиться хочу, — дядя совсем по-безобидному вскидывает брови и разводит рукой с банкой колы. На секунду у Эдди под рёбрами и вправду укалывает совесть, что он бесится от внезапного допроса, но он быстро замечает не стирающуюся с лица дяди ухмылку — выводит, старый хрен, специально выводит. — Мне интересно, с кем там у тебя так долго шуры-муры… Ну и, как минимум, хотелось бы знать, кого ты водишь к нам, когда я на ночной. Ты ведь не поглупел за это время, Эддс, заметил, что я почаще тебе плацдарм оставляю, а?.. Вот чёрт. Внезапное осознание, почему так часто у Эдди “свободная хата” накатывает жаркой волной стыда к щекам, а затем к лопаткам. — Заметил, — не дав себя поймать, вредно поджимает губы. — И я не достоин ещё за свой подвиг ночного трудоголизма знать, кто там у тебя?.. — посмеивается дядя, отпивая колу. — Достоин, — на выдохе. — Просто… просто это не отношения или “что-то типа того”. Мы просто спим. Так удобно. Не о чем рассказывать. Дядька с шумным выдохом отсасывает от банки, опускает медленно-лениво руку на подлокотник. Упирается долгим нечитаемым взглядом в выключенный экран телевизора. Смотрит на тёмное отражение самого себя. Эдди ждёт немного, потом считает, что этот выдох означал окончание допроса, и наклоняется обратно к тарелке, подбирая вилку, но не успевает даже накрутить макаронины: — Твоя мать так же отвечала. Желание есть окончательно отпадает. В животе скручивается пустым, рвотным — тема, которую они в принципе стараются не обсуждать. Эдди замирает над тарелкой. Дядя молчит, смотрит в блики на чёрном выпуклом экране. Швыркает носом. Эдди напряжённо поднимает взгляд. — Ты выпил уже, что ли?.. — Не пил я, — дядька отмахивается резко, раздражённо, поморщившись, хочет снова глотнуть колы, но резко останавливает руку. — Что, мне обязательно нужно выпить для того, чтобы поговорить о ней?.. — Да нет, просто… — Она ведь тоже, — не слышит ответ, смотрит слепо перед собой, водит в прострации головой, как одурелый, — она ведь, как и ты была, Эддс: гордая и упёртая. Как баран, ей-богу!.. Всё хи-хи да ха-ха, не познакомлю, да мы так, играемся… А потом вышла за твоего папашу-гондона, пропади он пропадом!.. У Эдди скапливается холодом в груди, льдом по пальцам. — Дядь, успокойся, — совсем блёклым эхом, задавленным, детским. — Да что мне успокаиваться!.. — отмахивается банкой, из той брызгает на ковёр чёрными каплями. — За упокоившихся нет смысла переживать. Да только ты один в один, как она!.. Сегодня смеётесь, всё у вас хорошо и никаких проблем, а потом рванёте, как чан с дерьмом!.. Да просто я хочу знать, что никто, пока вы мне в глаза пиздите, не заведёт вас в яму, понимаешь?!.. Эти ещё, сумасшедшие наши местные!.. Расклеили, мать их, это дерьмо по всей округе, из-за этого!... — Дядь, дядь!.. — Эдди видит, как его начинает кочегарить от нахлёста разных тем, поэтому оперативно подрывается, привлекает внимание обратно на себя. — Хватит, нормально сейчас всё. Дядя оглядывается на него, смотрит и, как рубильник, переключается: расслабляется в напряжённых плечах, падает обратно на продавленную спинку кресла, опускает руку с банкой. Вздыхает, качает головой. — Просто знаю, чем это заканчивается, — на порядок тише говорит. — За тебя переживаю. — Знаю, — Эдди до сих пор примирительно разводит руки, кивает. — Но всё реально нормально. Слышишь?.. — Слышу, — пригубливает с эханьем банку. Молчит ещё немного, а затем: — Единственное, что меня успокаивает, что вроде ты с неплохим человеком дружбу завёл, не творишь херни. Хороший ведь человек?.. Эдди плавно опускается обратно на место — сам не заметил, как приподнялся, готовый ко всему. Детская привычка. Выдыхает следом за дядей, опускает подстреленно глаза на тарелку. Паста. Стив готовил. Эдди дёргает квёло уголком губ. — Хороший, — отвечает. Дядька, оглянувшись из кресла, пшикает смешком. — И у тебя с “хорошим” только секс?.. — Только секс. Ничего больше. — Ну-ну, — дядя окончательно расслабляется на месте, болтает колой и тянется к пульту, — ну-ну… Шторм минует. И прибило его вовсе не с той стороны, с которой ожидался. На работе всё так же тихо и спокойно. Эдди даже решается спросить у Рузвельта насчёт каток по пятницам вечером, и тот без лишних вопросов пожимает плечами и правит график. На следующую неделю. На эту Эдди как обычно в школе ловит взгляд Байерса и кивает, зная, что вопрос закрыт. Как раз у Эдди будет время на работе посидеть и подумать над новой кампанией, подготовить всё, вернуться, так сказать, с шиком и блеском. Единственное, что приходится ещё раз (это третий) перенести репетицию с парнями в гараже. Гаррет лишь вкрадчиво спрашивает по телефону, всё ли у Эдди окей, на что он кивает и снова наигранно тянет проверенную историю про Доусон. Эдди бы и рад всё сразу решить, но в своём положении находит неудачным вариантом просить ещё о большем Рузвельта: мужик дал ему работу, дал свободное время заниматься своими делами, согласился поменять график на каждую пятницу… Вполне вероятно, он сочтёт Эдди охеревшим, если он попросит ещё что-то поменять. И тогда Эдди уволят. Точно, стопудово. Эдди смотрит на дядю, отпахавшего уже второй десяток на заводе, и думает, что в обществе больше в почёте надёжность. И кроме Рузвельта никто в Хокинсе не был готов поставить на надёжность Эдди. Так что разбрасываться доверием слишком дорого. Кажется, теперь всё прочно встаёт на новую и спокойную колею. Становится привычным ехать сразу после школы в магазин, стягивать волосы в хвост, превращаться на несколько часов во вполне обычного и заурядного продавца Эдди, а не гремящего цепями и движком фургона Эдди Мансона. Всё заебись. Но так думает Эдди. А вот “хорошее” в его жизни думает иначе. На самом деле, Эдди даже бы понял, за что на него мог наехать Стив: пока он искал работу и адаптировался, секса у них поубавилось. И было бы закономерно ввалиться к нему и сказать “какого хрена”, потому что фактического хрена давно нет. И Эдди бы встретил этот шторм в открытую: что ж, косяк за ним есть, теперь его жизнь устаканилась, и он готов в полной мере отрабатывать свои ошибки. Но Стив… блядь, это Харрингтон. Он вроде бы и любит поебаться, но больше в мозги. Эдди понимает, что буря с дядей была так, игрушечной, симуляцией, когда к трейлеру вечером без предупреждения и с заносом по грязи подруливает тачка Харрингтона. И если Эдди ведёт лихо — то с ним всё хорошо, то если Стив выруливает едва не полицейским разворотом — то всё плохо. Эдди встречает его, сидя на диванчике на веранде с неподкуренной в зубах сигаретой, и немо смотрит, как с мощным хлопком выскакивает королёк их захолустья прямо к его скромной хибаре. На секунду Эдди готов внутренне усмехнуться себе прошлому: ты глянь, как жизнь крутится-вертится, сам король Харрингтон, раньше не бросавший в твою сторону и взгляда, лично приезжает к порогу дома. В прошлом бы Эдди посмеялся, но сейчас — что-то не смешно. Стив бегло-нервно прорежает залаченные волосы пятернёй, мнёт губы и широкими шагами навостряется к Эдди. Эдди, сморгнувший это эффектное появление с сетчатки глаза, всё же чиркает зажигалкой и подкуривает. — Это уже перебор!.. — едва перебежкой поднявшись по скрипучим ступенькам, широко размахивает руками Стив. — Это хренов перебор, Эдди!.. — Согласен, не бой восьмёрка, — деланно невозмутимо поджимает губы Эдди, откидываясь на спинку дивана. Стив так и застывает с разведёнными в сторону руками, морщится в дикой смеси негодования и непонимания. — Может хватит?.. — не находится с остроумной поддёвкой в ответ. Вскидывает выше руки и с хлопком — на бёдра. Секунду выдерживает в позе недовольной мамочки, но следом вскидывает ладонь, начинает суетливо-нервно жестикулировать, морщиться: — Тебе, блядь, кажется это забавным?.. Я, может, похож на секретаршу или… да кто там ещё!.. Эдди, нахмурившись в старательном осмыслении, так до конца и не понимает что это может значить. Однако то, что он понимает стопроцентно — как поддеть до прекрасного разъярённого Стива. Скорее, это даже не понимание — впаянный в его мозг животный инстинкт. Эдди, не меняя озадаченного выражения лица, затягивается. А затем, поджав губы на выдохе дыма, говорит: — Не похож, — вскидывает по-простому взгляд на Стива. — На секретаршу так точно. Это лучше бы пошло Лизе Гронтон. Стив, едва успев взмахнуть ладонью в мамкинском “ну я же говорил” и закатить глаза, моментально выпружинивает: опускает округлённые от шока глаза, раскрывает рот да так и подвисает на лишнюю секунду. Эдди с трудом сохраняет невозмутимый вид, чтобы не прыснуть довольным смешком. Стив же явно смеяться не намерен. А жаль. Улыбка ему идёт не хуже злости. — О, Лиза Гронтон!.. — окаменев злым взглядом на Эдди, сплёскивает он ладонью. Морщится. — Чудно!.. Так, может, если сраная Гронтон тебе более симпатична в виде секретарши, пусть она настраивает коммуникацию с твоими друзьями из группы?.. Ну, а чего, так хоть слухи подтвердятся!.. А то по какой-то причине все идут ко мне!.. — Стоп, ты из-за этого сюда прикатил?.. — начинает догонять. — Адресуй все вопросы своей секретарше!.. — и вторая рука срывается с бедра в активном жесте. — Лиза Гронтон, да?.. Успехов!.. — Да ладно, я всего лишь пошутил, — пробует сгладить Эдди, затянувшись и разведя руками. — Что там… — О, очень смешно!.. — ещё больше обозлившись, яростно перебивает Стив. Поджимает губы, едва не до побеления, вгрызается эмоционально бликующими глазами. — Давай, пошути это ей, ей вроде нравятся шутники!.. А это уже точно нехорошо. Эдди застывает взглядом на Стиве, вглядывается. С запозданием доходит: он не просто злится. Он, блядь, зол. И неожиданное понимание, что это не совсем тот нервно-раздражительный Стив, которого он видел, остужает не хуже ведра воды. Эдди смотрит на его окаменевшее лицо. Долго. Лента дыма уныло ползёт от замершей сигареты по пейзажу, напротив — лает собака. Напряжённую паузу прерывает хлопок двери: Сьюзан Харгроув с неохотой выходит унять пса. Эдди смаргивает, отводит бегло взгляд в сторону и затягивается. Стив, тоже нервно дёрнувшись от звука, выдыхает тяжело, отворачивается в противоположную сторону, подпирает руками бёдра. В прошлый раз лишь немного раздражённый Стив приезжал к нему на репу — там парней легко убедить, что они просто срутся на грошовую тему. А вот концерт с их срачкой перед соседями — другой уровень. Едва отведя сигарету от губ, Эдди снова подбивает её в рот, затягивается туже, докрасна, а затем бегло сминает в стоящую на подлокотнике пепельницу. — Давай в дом зайдём. Стив, облизывая нервно губы и не отрывая взгляда от стены дома, порывисто разводит руками от бёдер — ладно, мол, давай. Эдди скрипуче поднимается с дивана. Пока они в гробовом молчании заходят в дом и Эдди ловит долгий момент, чтобы прикрыть дверь, ответная злость успевает вспучиться из-под сковывающего шока. Поворачивается Эдди уже взаимно обозлённым: — Харрингтон, какого хуя?.. — Это ты мне скажи!.. — не потерявшись и на секунду, раскидывает руки Стив, оборачиваясь. — Может, расскажешь, что ты снова торгуешь?.. — Чего?.. — Эдди морщится, но не успевает и слова вставить: — А я-то, блядь, идиот, поверил!.. — с наигранной улыбкой фыркает Стив, сплёскивает руками. Запрокидывает голову, вглядывается в слабо брезжущую из-под абажура лампочку. — “Эдди нашёл работу, расскажет, когда захочет”!.. Супер, класс!.. И когда ты собирался сказать про Рика?.. — Что рассказать?! — Что он вышел!.. — Стив с хлопком опускает ладони на бёдра, переступает на месте. Переводит взгляд. — А я всё, блядь, думал, что за работа у тебя за городом, куда ты ездишь по той дороге… Спасибо, что узнаю это от твоих же ребят, которые со мной советуются!.. Эдди сморщивается, зажмуривается, пробует переварить сказанное, но ничего так и не складывается в единую картину. — Что за херню ты несёшь?.. — разжав с трудом веки, разводит руками Эдди. — Причём тут, блядь, Липтон, когда он вышел, что с ребятами?.. Харрингтон, ты пробовал сначала говорить, а не заруливать с нихуя на тачке с этим дерьмом?.. — А чем я сейчас занимаюсь?.. — округляет глаза. — Я говорю, Эдди!.. Я, блядь, пробую говорить, я стараюсь, блядь, я очень стараюсь, но это ты не хочешь ничего говорить!.. — О чём говорить?!.. — Эдди будто окончательно перестаёт понимать. — О том, куда ты пропал!.. — выкриком. Всё замирает. Стив с раскинутыми руками, Эдди, так и не отошедший от двери, пыль в косом луче света из-за шторы. Эдди смотрит в слезящиеся со злости глаза Стива и… Не понимает. Хотя нет, блядь, всё он понимает. Ряд тем, конечно, остаётся под вопросом, но вот это — да, понимает. Он уже больше трёх недель бортует всех, обходит опасные для себя углы, улезает в скорлупу. Но ему кажется это вполне в порядке вещей. Жизнь меняется, он адаптируется. Стив отмирает первым: смаргивает, выдыхает, опускает руки. — Я не лезу, — округлив глаза, перечёркивает ребром ладони воздух. — Но… бля, Эдди, какого хуя?.. Зачем мне пиздеть?... Мы же, типа… Я… Ты сказал, что в этот раз всё легально, — обрывает сам себя, обрушивается взглядом в пол и начинает жестикулировать. — Я не то чтобы… Ладно, окей, я всё же лезу, ты уж извини, что нарушаю твои границы и всё в таком духе!.. Но меня просто охуеть как раздражает то, что я прикрываю тебя, пизжу Дастину, Робин, а теперь ещё и Гаррету с Джеффом, а оказывается, ты в это время мало того, что снова банчишь, так ещё и с подачи Рика!.. — Так, стоп, — Эдди поднимает пятерню, раскрывая. — Это ты откуда взял?.. — От Гаррета!.. — Стив разводит руками так, будто это само по себе разумеющееся. — Если бы ты не ливал от него и от ребят, ты бы тоже мог с ним поговорить!.. — Я не ливаю!.. — Эдди морщится, не выдерживая, но слово сразу перехватывают: — Да?.. Тогда не подскажешь, почему ребята, которые меня обходят за квартал, вдруг сами по себе приходят ко мне узнать, где ты и как у тебя дела?.. Стоп. Эдди нахмуривается, раскрывает рот, чтобы что-то ответить, но окончательно подвисает. — Гаррет приходил к тебе?.. — Не к Робин!.. — подперев бёдра, утвердительно кивает Стив. — Сам в ахере!.. — И что хотел?.. — Эдди окидывает взглядом гостиную, начинает курсировать по ней взглядом в поисках мысленного ответа: что Гаррету нужно было бы у Стива, кроме совета как подкатить Робин, что такого Гаррет не мог обсудить напрямую с ним. — Тебя!.. — Стив артистично вскидывает ладонью, указывает на Эдди, привлекая его взгляд обратно. Затем, поймав прежнее непонимание, запрокидывает голову, выдыхает, закатывает глаза, и, переступив на месте, распространяет ответ: — Он сказал, что ты уже которую неделю подряд не приходишь ни на игры в ваши Подземелья, ни на репетиции, и, мол, что ты пиздишь им, откровенно. Хотел узнать, может, знаю ли я больше, хоть скажу, всё ли с тобой окей!.. — Та-а-ак… — нахмурившись в осознании настолько странного, тянет. Стив поджимает губы, опускает резко голову, перебирает зло пальцами на своих бёдрах. — Я сказал, что ты пока не можешь, — порывисто взмахивает рукой. — А мне, блядь, Джефф: “о, ну я так и знал, точно Рик вернулся”. И… мне это вообще как понимать?.. Я спросил, причём тут он, а они “ой, чел, ты ведь не знаешь: Эдди всегда временами пропадал с Риком, наверное, у него новое к нему предложение”. И тут (чёрт, я реально себя ослом чувствую!..) я начинаю прикидывать: ты ничего мне не говоришь, ребятам тоже, хотя они твои, блядь, друзья!.. Ты уезжаешь по восточной дороге на выезд из Хоукинса, хотя там, чёрт побери, нет вообще ничего!.. Типа… Эдди, там вообще ничего!.. — Стив вскидывает голову с одурело-неверящей улыбкой, заглядывает в глаза. — Но зато по этой же дороге я сам ездил, когда ты прятался в его домике!.. И… да блядь!.. Если бы ты нашёл работу, я бы, ну… видел тебя в городе, не знаю, там, в магазине каком!.. А тебя нигде нет, ты, блядь, как испаряешься!.. И-и-и и всё это!.. Стив пространно трясёт ладонью в пустоту, стараясь подобрать слова, смотрит в стену. И постепенно Эдди начинает догонять. Действительно, магазинчик Рузвельта находится бог весть где. И да, ребята быстро смекнут, что Эдди без причины бы не пропадал так — Доусон, конечно, может напрягать, но не настолько в ущерб репам и каткам. Помявшись со словами, Стив вздыхает тяжело, облизывает нервно губы и возвращает руку к себе на бедро. — Я просто… — он мечется слепым взглядом под ногами, мнёт губы в остатках каких-то фраз. — Я просто… бля, да у нас был договор: если кто-то ещё есть, то просто сказать. Я ведь, не то чтобы… ну, это… не то чтобы против, да!.. Но просто Рик… Да даже хрен с ним, с Липтоном этим, ты просто говорил мне, что хотел завязать, и та история с нашим выездом… Ладно, я сам не знаю, с чего бы ради мне вдаваться во всё это!.. Твои дела, ладно, хорошо, я ничего не говорю, но просто… — наконец Стив замолкает, останавливается взглядом на одной точке и резко поднимает его. — Не ври мне, пожалуйста. Я заебался ещё в своё время слушать пиздёж, что всё хорошо и нормально, а потом узнавать, что всё совсем не так. Это… это перебор. Это сраный, нахрен его, перебор. Эдди смотрит в его глаза, и вдруг как льдом по лопаткам — у Стива влажно мерцают глаза. Влажно, мать его, мерцают. По рукам пробегается холодком. Эдди смаргивает, сглатывает, а когда открывает глаза — Стив так и смотрит подстреленно ему в душу, упорно и долго. Нет, это не слёзы, слава тебе господи. Иначе он бы вообще не знал, что ему делать. Стив выдыхает шумно носом, опускает глаза, поигрывает желваком под скулой, слушая в ответ молчание. А Эдди… просто хрен его знает, что сейчас произошло. Ему бы обозлиться, что Стив опять трахает ему мозги по темам, которые его не касаются, но… это будет откровенным враньём. Стива это ещё как касается. И напрямую: Дастин трахает ему мозги со своими версиями, ещё и ребята (охренеть, Эдди не ожидал от них, что они начнут так беспокоиться и спрашивать его) накинули говна на вентилятор. Молчание тянется гудроном на языке. Наконец Эдди отмирает: скашливает, переварив пласт вываленной информации, поводит челюстью, смаргивает ещё пару раз для надёжности и в относительном примирении поднимает ладони. — Стив, это… — он выразительно округляет глаза, ловит его злую оглядку исподлобья, — прости, но это полная херня. Стив, едва смолкнув, фыркает кривой насмешкой в воздух, вскидывает рукой в пространном жесте. — О, ну да. — Я серьёзно. — А почему же ты тогда отмалчиваешься?.. — он резко переводит взгляд, прищуривается. — Опять запаздываешь с отрицанием?.. — Дело не в этом. — А в чём?.. — Стив снова набирает обороты, резко-порывисто разводит руками в сплошной иронии, поджимает челюсть: — Ну, ты уж поведай, в чём причина!.. Ты мотаешься за город, никому не говоришь, где ты и с кем… А, судя по тому, что ты сказал мне раньше, вполне тянет на то, что ты просто решил мне красиво не говорить, что передумал!.. — Я не передумал и не врал, — ответная злость просачивается в каменные слова. — Не врал о чём? О Рике или о работе?.. — Ни о чём не врал, — до шипения. Раздражение от неверия сковывает мышцы на спине, ползёт жгучим по трахее снизу, заставляет скрипеть зубы и мертветь недавно потерянный взгляд. Эдди охереть как не любит оправдываться и отчитываться. Думал, что эту хрень придётся переживать от дяди, но что-то не задалось. Стив смотрит в ответ так же: злобно, упорно-долго, не мигая. Не верит. Ни единому его слову. У Эдди скручивается в кишках ответной злостью, но он может только так и стоять, окаменев, с поднятыми руками и поджимать челюсть, вгрызаться ответным взглядом, надеясь, что Стив не рыпнется на него резко. Это даже что-то напоминает… О, первую встречу в домике у Рика. Только тогда Стив был огорошен неожиданным появлением, не сумел сдержать защиту, а сейчас — охуеть как он её сдержит. Эдди медленно опускает руки. Не взгляд. — Я нахрен не буду перед тобой оправдываться, — выдавливает по-ледяному. — Спасибо, нахуй, Стиви, за доверие. — Я-то тебе доверяю, — Стив тоже, как истукан, не дёргается, вгрызается взглядом в ответ. — Только ты мне, почему-то, не очень. Эдди фыркает надменно, качает головой и первым разрывает зрительный контакт. Обходит по дуге стоящего по центру Стива, идёт напрямую за стойку кухни, брякается со стаканом, открывает воду из крана. — Что, так и нечего ответить?.. — Стив преследует его взглядом в спину, жжётся им, что аж внутри всё выжигает. Эдди, набрав стакан воды и едва отхлебнув, разворачивается и натянуто-артистично разводит руками: — Я не собираюсь перед тобой отчитываться, — посмеивается делано расслабленно, пробует не выдавать, как зло поводит челюстью из стороны в сторону и старается не поднимать взгляд снова. — Ты уже всё решил, Харрингтон, единственное, что не понял, так это нахуй ты припёрся ко мне с этим. — Поговорить. — О, вот это ты дипломат!.. — Эдди не сдерживается, переигрывает, запрокидывая голову и руки в подобии преклонения. — Ты охуенно разговариваешь!.. — Хватит, — на секунду голос Стива будто глохнет, вздрагивает. — Просто скажи уже, как есть, и я свалю. Эдди подходит к стойке, мнёт на губах злое “ну и пиздуй”, но сдерживает порыв, как можно более плавно опускает ладонь со стаканом, вдыхает глубоко и тяжело. Потом, задумчиво поразглядывав пустую стойку с крошками, вскидывает всё же голову. Стив смотрит. Всматривается своими огромными глазами-вёдрами, влажными и блескучими. — Я. Не врал, — едва не по слогам, разводит Эдди пальцами от стакана, опускает голову. — Тогда в чём проблема сказать, где работаешь?.. — моментально, не дав и микропаузе залечь. Эдди приходится ещё раз выдохнуть. На этот раз продолжительнее. Он поднимает голову, цепляется взглядом за кепку на спинке кресла, да так и зависает на ней. — Просто пока не хочу, — выдавливает. — Почему? — Потому что не хочу, — повторяет с нажимом. Стив на секунду замолкает. — Если всё легально, в чём проблема сказать?.. — не успокаивается. Эдди зажмуривается в мучении, поджимает губы. — Никакой проблемы нет, — севше. — То есть нет сейчас проблем, так?.. — Эдди видит по тени, метнувшейся по стойке, как Стив порывисто разводит руками. — То есть то, что все переживают за тебя, это так, херня собачья?.. Эдди, блядь, я отговаривал Хэндерсона следить за тобой и уверял, что всё окей и нет никакого дерьма!.. — Я скажу им, — ещё глуше. — Так когда?.. — Стив напротив только активнее набирается слов. — Эдди, ты уже три недели так!.. Я пытался с тобой поговорить, ребята… да они ссыкуют у тебя спрашивать, знают, что ты не ответишь!.. — Я скажу, когда посчитаю нужным. — А сейчас не нужно?!.. — Стив. — Эдди, просто скажи уже как есть!.. — Я говорю. — Нихрена ты не говоришь!.. — Что ты хочешь? — Чтобы ты сказал, как есть! — Правду? — Правду!.. У Эдди уже дрожит челюсть от напряжения. И он не выдерживает. Вскидывается, ловит пронзительно долгий взгляд Стива глаза в глаза и выпаливает: — Правду, Харрингтон?.. — раскидывает широко руки. — Да пожалуйста: мне стрёмно говорить, где я работаю!.. Доволен?.. — У Стива медленно разглаживается складка между бровей. Эдди бы заткнуться на этом, но слова, слова, они лезут, вырыгиваются сами по себе, и он просто не может остановиться: — Я, блядь, неделю колесил по всему Хоукинсу и меня никто не хотел брать!.. Что, Стиви, охуенно?.. Может, повод для гордости?.. Меня, блядь, не хотели брать даже там, где берут чуваков из средней школы!.. “Да-да, мы тебе перезвоним”!.. А толку, нахуй?! Все шарахаются, когда узнают, кто я, и меня прокатывали только так!.. Честно?.. Да, я думал начать снова торговать, если так и продолжится, закончить эту ёбаную школу и свалить на все четыре!.. Я бы так и сделал, если бы мужик из рыболовного магазина на восточной дороге просто из жалости не взял меня!.. Блядь, чувак, я вёл себя как полное дерьмо на этом якобы собеседовании, а он просто взял меня, потому что у нас имена одинаковые!.. — Эдди пробует усмехнуться, но губы дрожат, всё лицо лихорадит сокращением мускул. — Знаю я что-нибудь о рыбалке?.. Ни-ху-я, а он просто взял меня, он дал мне шанс, и все эти три недели я пытался, мать его, оправдать то, что он не просто так меня пожалел!.. Думаешь, мне в прикол это выставлять?.. Охуенно, не правда ли?.. Сраный бунтарь Эдди Мансон держится за чужую жалость к себе!.. Этот мужик, Рузвельт, о-о-он просто дал мне работу, потому что мне её никто не давал, понимаешь?.. Мне не охуеть как это приятно, но я благодарен хотя бы за то, что он дал мне этот ебучий шанс, потому что мне, Стиви, таких шансов никто и никогда не даёт!.. Поэтому я все эти три грёбаные недели заучивал, старался не обосраться, я задвинул на всё, потому что знаю — если я начну пиздеть, уже никто и никогда мне ничего не доверит. Понимаешь?.. Ой, хуй бы ты понимал!.. — сплёскивает рукой. — Уж прости, блядь, что не докладываюсь об этом!.. Почему я никому и ничего не говорил?.. О, Стиви, тебе, думаю, это чувство незнакомо: ты не отвоёвывал никогда уважение хоть у кого-то, ты априори пиздатый крутой парень, король этого ебучего города!.. А такие, как я, годами херачат, лишь бы его завоевать. Правду?.. Правду ему подавай, нахуй!.. Я не хотел сейчас говорить ребятам, потому что!.. Да блядь, — Эдди ловит, как рыба, глоток редкого воздуха между водой из слов, сминает губы. — Потому что стрёмно!.. Ты видел глаза Дастина, Уилла?.. Я для них как отпетая рок звезда, я самый охуенный парень на планете!.. Гаррет, Джефф и Грант — чёрт, мы с ними знакомы, общаемся, они считают, что я самый отпетый и безбашенный!.. И-и-и-... Да, блядь, мне не хочется им говорить, потому что тогда они придут к магазинчику Рузвельта (по какой-нибудь херне, правда, им просто будет интересно посмотреть, как это я, такой пиздатый и крутой, ебошу), и они будут смотреть, как я, как обычный хер, растягиваю улыбку, доброжелательно киваю в этом дурацком синем поло с хвостом волос и просто!.. Да просто откровенно ловлю свой последний шанс на нормальную жизнь, понимаешь?!.. Заканчивает на выдохе. Эдди вцепляется в стойку двумя руками, стоит, дышит и смотрит на замершего напротив Стива. А он… он изламывает эти свои тонкие брови, выгибает так, что Эдди и смотреть на него не хочется. Внутри как от изжоги: тянет, горячит, вяжет говёнским привкусом. Приходится дышать через рот, чтобы остудить внутри остатки подожённого, дать обратно закаменеть под корку, как от остывшей лавы. Молчат. Эдди стоит с приоткрытым ртом, дышит, а Стив напротив так и смотрит. Спустя пару секунд тишины Эдди наконец формирует то, что его так выбешивает в этом взгляде. Жалость. Пусть себя пожалеет, ёбаный королёк. Из-за того, что они временами перепихиваются, он теперь мнит, что может заваливаться к нему, качать права, выглядеть как мать Тереза, будто бы печётся, надевать маску беспокоящейся мамки. У Эдди была одна мать, но она умерла. Новая пока не требуется. Эдди смыкает порывисто рот на новом выдохе, втягивает тяжело накалённый воздух ноздрями. Встряхивает головой, отводя взгляд, и отталкивается обеими руками от стойки. — Эдди… — только он отворачивается, у Стива вновь прорезает голос. — Ты хотел как есть?.. — зло сплёвает за плечо, приглаживая волосы. — Получи и распишись!.. А теперь отвали от меня! Эдди замирает беспуто, отвернувшись, и так и стоит, не зная, куда себя применить. Он высказал всё ебучему Харрингтону. Теперь он может пиздовать на все четыре. От осознания, что из-за такой херни, всё это так и кончится — по низу живота холодным, ледяным. Эдди зажмуривается, кривится. Да ладно, нечему тут было кончаться. У них и не было ничего. Только секс. Эдди открывает глаза, смотрит остывающе на холодильник. Тот так и гудит зловеще в тишину. — Я работал в форме попая и говорил посетителям “Ахой”. Это звучит настолько странно и неуместно, что Эдди предательски оглядывается, проверяет, что это действительно сказал Стив и у него нет галлюцинаций. Стив замирает сзади с разведёнными в стороны руками и поджатыми плечами. Эдди вопросительно нахмуривается. — В Старкорте, — выдыхает он, опускает со шлепком ладони на бёдра. — Мы там с Робин и познакомились. Я… я ходил в тупом костюме попая, в шортах, в матроске и… о, у меня ещё была тупая шапка с надписью “Ахой”!.. Я уже сказал, что говорил это “Ахой” всем подряд?.. — Да, — Эдди смаргивает недоумённо. — О, ну да, — Стив на секунду скорбно поджимает губы, но тут же вскидывает руки и по-тупому показушно вскрикивает: — Ахой, Эдди! Не желаете ли попробовать наш фирменный клубничный фрегат?.. Или, может, вашей команде подойдёт бригантина с фисташковым?.. — он выразительно округляет глаза, но, поймав ещё большее замешательство в чужом лице, закатывает глаза со вздохом. — И вот представь, так каждый день. А ещё по этому Старкорту тусят абсолютно все, кого ты знаешь. Все. Эдди оборачивается. Стив, поджав губы, хмыкает безрадостно. — Я ненавидел всей душой эту работу, — слепо глядя распахнутыми глазами в пол, договаривает. — И заодно отца, который после моего провала на поступлении заставил искать меня любую подработку. Мой отец, знаешь… он вообще не слишком любит общаться со мной, он скорее “отдаёт распоряжения”, — Стив качает сам себе головой, усмехается, поднимая взгляд. — Так что работа там была для меня сначала полным унижением. И, знаешь… если тебе кажется, что тебе стрёмно, то вот тебе расклад: совсем недавно все рвались к тебе в друзья, девушки так и вешались, вздыхали, что у тебя уже есть подружка, а потом они заходят перед отъездом в университет съесть мороженого, а там я, Стив Харрингтон: проваливший экзамены, без девушки, в тупой шапке попая и кричащий “Ахой”. Стив снова в привычном для себя жесте разводит руками, поджимает губы в ненатуральной улыбке. — Это я к тому, — выдержав несколько секунд молчаливый взгляд Эдди и расслабив губы, продолжает он, — что, думаю, я всё же могу тебя понять. Я хотел провалиться сквозь землю, когда знакомые заходили и видели меня… таким. — Стив замолкает, всматривается в глаза Эдди и, вдруг вспомнив, закатывает глаза: — Но ладно, детям заехало: я пускал их через чёрный ход в кинотеатр, давал бесплатно попробовать все виды мороженого да и вообще “это же работа мечты!”.. На секунду Эдди представляет, как табун малолеток смотрит глазами мультяшек на Стива, стоящего за прилавком в таком причудливом виде, и… прыскает смешком. А Стив, почувствовав, что напряжение спадает, ловит поспешно слово. — Я не думаю, что Дастин… да и вообще все ребята, — он шагает порывисто вперёд, огибая стойку, — разочаровались в тебе из-за работы в рыболовном магазине. Ты… ты заставил их понервничать. — Да, их страшный сон — что это я бы кричал “Ахой!”, — фыркает ёрнически, но более благосклонно Эдди. И косится, наблюдает, как Стив нерешительно, аккуратно, пробует сократить расстояние. Харрингтон. Это сраный Харрингтон, он не умеет уходить, когда пошлют. Эдди чуть прищуренно вглядывается в него. — Дастина бы ты не удивил точно, — покривившись, закатывает глаза Стив. Огибает стойку, замирает на секунду и всё же предусмотрительно осаживается на неё, упирается обеими ладонями в край. — А если ты про Гаррета, Джеффа и Гранта… Мне кажется, они уже всё сказали своим походом ко мне. Если ты ещё помнишь, то Гаррету Джейсон и его друзья нос разбили в прошлый раз, когда ты пропал. Это я не к тому, что они из страха… Боже, ты понял короче. Все уже один раз тебя теряли и надолго, поэтому… застыдить или посмеяться над тобой, это последнее, что бы пришло им в голову. Эдди, слушая его, невольно расслабляется в плечах, медленно опускает задумчивый взгляд. И даже сказать ничего против не получится — Стив прав. Почему-то Эдди никогда не думал, что… что ребят начнёт парить его существование. Не в том плане, есть ли он на репетициях и катках, а… просто само по себе, в общем. Всё ли у него в порядке. Что он делает без них. Эдди привык жить так — куда ветром подует. Вся его жизнь научила его не заморачиваться всерьёз, нужен он людям или нет: правда, она, зачастую бывает не самой приятной. Если так подумать, то Эдди так и остался тем пацаном, которого кидало от матери до дяди, потом обратно на машине бати, затем к бабушке с дедушкой и снова к дяде. Зависший между разными кучками людей и проявляющийся в их компании ярким, шебутным пятном адреналина, которое со временем исчезает. Эдди Мансон на своём пердящем фургоне, уносящийся в закат. Эдди нравился такой образ. Нравилось, как быстро его запоминают и не стирают из памяти. А то, что никто и не хотел знать настоящего Эдди Мансона, который зачастую не знает, куда ему бежать дальше — он отодвигал от себя. Резко, безапелляционно. — Извини, — говорит Стив, и Эдди смаргивает, переводит на него глаза. — Я… бля, я повёл себя сейчас как мудак, да?.. Липтона приплёл, траву… У Стива острые плечи, приподнятые под курткой от упора ладонями в стойку. Бликующая полоса на уложенно откинутых набок волосах. Острый нос, смотрящий в пол. Стив смотрит на него исподлобья, изломив то ли вопросительно, то ли неуверенно брови, кривит губы на один бок в сплошном… извинении. — Липтон ещё не скоро должен выйти, — хмыкает тихо Эдди, глядя на него. — Да, ты, кажется, говорил… Не знаю, с чего я вдруг подумал иначе. Молчат. Смотрят. Стив Харрингтон. Извиняется перед ним. Хотя… нет, вовсе не в извинении дело. А в том, что он первый, кто сказал Эдди прямо — “ты убегаешь”. И от правды Эдди злится. Белеет, замирает, нервничает, пробует послать к чёрту, потом выгородить себя, обвинить другого. Трусливый Эдди Мансон. Кажется, он пытался убежать и от этого, но от трусости в принципе сложно убежать. Лишь перебороть. Эдди смаргивает, улыбается устало-осторожно Стиву уголками губ. Стив тоже взаимно дёргает губами в чахлой улыбке. — Я… — Эдди тяжело вдыхает, собирается со словами, слабо разводя руками, — я, похоже, тоже перегнул. Ну, про королька там, что ты этого не поймёшь… был не прав. Шлёпает себя по бедру, подтягивает руку на талию, упирается. Оглядывает Стива, искоса, неуверенно, помяв губы. Стив, выдохнув тяжело, кивает головой. — Ну, я тоже “молодец”, — хмыкает безрадостно. Перебирает нервно пальцами по стойке. — Прости, что не поверил тебе, а сам придумал и… завёлся из-за этого. — Ненавидишь, когда врут?.. — поймав тень прежнего себя, прищуривается в слабой ухмылке Эдди. — Скорее… меня это пугает, — выдавив запоздалый смешок, округляет глаза, вскидывает взгляд. — Ну, знаешь… что не можешь контролировать, повлиять… Замашки моего отца, может быть?.. — Что у тебя там за отец?.. Диктатор за ширмой социализма? — отфыркивается Эдди. — У тебя дома Советский союз?.. — Ой, иди ты нахрен, — уже более откровенно морщится Стив, и Эдди невольно расплывается в довольной улыбке, отводит глаза. — Я уже насмотрелся на советов, больше не хочу!.. Атмосфера сама по себе становится легче. Проще. Теперь они оба стоят рядом на пяточке тесной кухни. Улыбаются блёкло, как небо набирает красок после дождя. Постепенно начинают отходить. — Так, значит… ты сейчас работаешь в рыболовном? — Ага. Магазин у Хэтчета. — И… всё хорошо?.. — Да, вполне, — Эдди оценивающе вскидывает брови. — Вот недавно попросил у Рузвельта выходные на пятницы, чтобы катки и дальше проводить. — Рузвельт?.. — А, это… чёрт знает, он был похож на него немного, само прицепилось. — Вот как… Смещаются по кухне. Эдди тоже садится на кухонную тумбу — напротив. Смотрит на Стива, разглядывает. — Если честно, — цыкнув, скрещивает руки на груди Эдди, а Стив вопросительно приподнимает брови, — я думал, ты кинешь мне претензию по другой теме… — Это по какой? — нахмуривается. Эдди с загадочной полуулыбкой плавает взглядом по окружению, думает наигранно долго. — Ну-у-у-у… Я вроде бы как пообещал кое-что. В поездке. Ночью. Стив, будто опомнившись, округляет поражённо глаза, подвисает на Эдди взглядом. — А… чёрт, — он смаргивает шок, отводит взгляд, а Эдди, потупившись, улыбается довольно. — Ну, я… я считал, что ты занят поиском работы, потом на ней работаешь, пока не адаптировался, и… — И ты оказался прав, — поднимает голову с хмыканьем, ловит чужой взгляд. — Но, вроде как, сейчас всё более-менее устаканилось. — Окей, — Стив выразительно округляет глаза, поджимает губы. — Окей, — эхом договаривает Эдди. Теперь официально — буря проходит. Совсем не так, как мог предположить Эдди, но, на удивление, с мирным итогом. В этот день он обещает Стиву, что всё расскажет. На самом деле Эдди считает, что он бы и так скоро всё сам рассказал без срачки (ему хочется так думать), но есть как есть. “Хорошее” соглашается. Подтыкает ладони в задние карманы джинс, примерно кивает головой, с живым участием вскидывая брови, что сразу видно — “хорошее накосячило”. Однако это же “хорошее” не упускает шанса напомнить о другом не особо выгодном Эдди обещании. — Может, ко мне?.. — когда Эдди напоминает, что сегодня дядя не на ночной и “сгладить ссору хорошим сексом” не выйдет, пожимает плечом Стив. Эдди подвисает на пороге, втягивает воздух и усердно соображает отговорку. Но оставляет в итоге стандартное “в следующий раз”. Стив и не перечит (ведёт себя как паинька, после того-то как незаслуженно наехал, как бульдозер), кивает и собирается уезжать, но Эдди не может всё оставить просто так. — Эй, — окликивает негромко, едва Стив перебежкой спускается по ступенькам. Он оборачивается, окидывает нейтрально-спокойным взглядом. Эдди, подпирая дверь одной рукой, падает вальяжно бедром на косяк, ухмыляется. — Ты охуенно горячий, когда злишься, — говорит. У Стива настолько искренне лезут брови на лоб и ширятся глаза, что Эдди не сдерживается, прыскает смешком себе же в волосатую подмышку. Стив затупливает, от шока говорит “окей”, отступает назад и чуть не наворачивается на кочке. Так и отступает с тупежом в пару секунд, пока всё же не собирается с мыслями, не разворачивается в нужном направлении и сам себе под нос не выругивается. Что ж, теперь-то уж точно всё в норме. Стив Харрингтон по-прежнему горячий, забавный и… до выворачивания души хороший. На секунду Эдди вспоминает его офигевшее лицо от неожиданного комплимента, слышит параллельно, как дядя в соседней комнате смотрит матч, и представляет, как бы он тихо втрахивал пальцы в Харрингтона, а застонать в голос он бы не мог. Хрен встаёт как по щелчку, что приходится шикнуть, поправить сквозь джинсы и зажмуриться. Эдди и не представлял, как он соскучился по Стиву. По сексу с ним. Да, по сексу. То, что жизнь в принципе не умеет подстраиваться под чужие планы (как обычно), становится понятно уже на следующий день: Эдди буднично плюхается за столик в столовке, никак не показывает, что вчера скандалил со Стивом из-за домыслов парней, сидящих рядом, утыкается в застывшее камнем пюре с горошком. А ребята, непривычно смолкнувшие при его появлении, обмениваются между собой взглядами. — Эм… — спустя долгую паузу, осторожно заговаривает Лукас. — В общем… Странно, что в этот раз он выбирает их общество, а не баскетболистов, но Эдди слишком показательно невозмутим, поэтому с промедлением поднимает глаза, жуёт, просто не заинтересованно слушает. — У меня отец, он, это… — Лукас пробует выглядеть так же буднично, нейтрально, но его сдаёт с потрохами кривляние губ. — В общем, он недавно заезжал что-то для рыбалки купить… — Д-да, да, он у него рыбак!.. — вдруг активно подключается Майк, обведя ладонью весь стол. Остальные тоже (даже Гаррет, Джефф и Грант) болтают головами в немом подтверждении. — Постоянно там эти удочки, снасти!.. — Большой любитель!.. — харизматично поддакивает Хэндерсон, улыбнувшись и подавшись ближе к Эдди. Эдди отслеживает молча всё это представление нечитаемым взглядом, и остальные не воспринимают это как благой настрой: Дастин, не выдержав и пары секунд, стягивает обратно улыбку, отклоняется, другие украдкой переглядываются, изламывают брови в разных эмоциях от беззвучного диалога. Стив со своим разговором был прямо кстати: Эдди даже внутренне не вздрагивает от понимания, что все узнали, только спокойно констатирует факт. Он готов. После срачки со Стивом ему не страшно терять лицо. Неважно, как остальные отреагируют. — В общем… — снова мямля, повторяет неуверенно Лукас, пока ему под столом активно машет рукой Майк. — Да Господи, — устав, закатывает глаза Гаррет и решается, усаживается поудобнее в сторону Эдди: — Синклер хотел сказать, что его отец видел тебя в рыболовном магазинчике. Повисает пауза. Эдди не нужно оглядывать каждого за столом, чтобы понять, что теперь все взгляды впиваются ему в щёки. Но, увы, они все опоздали: меньше бы бегали трахать мозги Стиву, вероятно, успели бы его поймать на горячем, однако… — Хорошо, — жмёт невозмутимо плечом он, моргая. Ребята на несколько секунд подвисают от такой простоты. — Так ты… — откровенно теряется Гаррет, но слово у него перехватывает Джефф: — Ты работаешь там? — Ну да, — будто не понимая, что происходит, снова кивает Эдди. — Подрабатываю после школы. От такого признания без боя они заходят в тупик. Теперь даже забавно думать, что он боялся именно этого разговора — их же проще простого сбить с толку своей откровенностью. — Эм… — выходит из ступора запоздало Гаррет. — А… — И ты не встречаешься с Лиззи Гронтон?.. — перебивает Лукас. — Чего?.. — Эдди морщится, но предательски неверящая улыбка пробивается. — Лиза Гронтон?.. Она сука!.. — А Липтон?.. — перехватывает слово Дастин. — Ты с ним… — Так он сидит, — Эдди нахмуривается слишком естественно. — Вы о чём?.. — Мы просто думали… — осторожно начинает Майк, переглядываясь с остальными. — Просто видели, как ты начал ездить в его сторону, — ловит инициативу Джефф, разводит руками по столу. — Мы подумали, что он вышел, и ты… — А, не, — отмахивается незначаще Эдди, снова опуская глаза на поднос. — Я всё распродал, так что лавочка закрыта. Вот устроился на работу. Снова пауза. Допытывать больше не о чем. Ребята переглядываются ещё раз между собой, и голос подаёт Грант: — А ты разве любишь рыбалку?.. — нахмуривается в осмыслении он. — Да, как-то странно, — оглянувшись на него, находится со словами Гаррет. — А чо не в музыкальный пошёл?.. — Не захотелось, — не отрываясь от подноса, прокручивает ладонью в воздухе Эдди. Отдаёт должное — всё же всплывают на поверхность неудобные вопросы. — Блин, лучше бы в музыкальный, — вздыхает Грант. — У меня туда чувак, мы на математике сидим, устроился. Говорит, неплохо платят. — Продал бы нам по скидке наконец новый силак, — поддерживает инициативно Джефф. — Рыбалка это скучно, — вставляет своё слово Лукас, пожимая плечами. — Мой отец болеет этой фигнёй всю жизнь. Я бы с ума сошёл, сидеть в таком месте. — Ну, Эдди вряд ли кто-то или что-то с ума сведёт!.. — оптимистично-смешливо подхватывает Гаррет, оглядывается на всякий случай на Эдди — он реакции не показывает. — Но я тоже не знал, что ты любишь… рыбалку. — Ты не рассказывал, — как можно нейтральнее поддерживает Майк. — Да, это будто бы… — сморщивается Дастин, пробуя подобрать формулировку. — Не про тебя, — находится быстрее Джефф. — Эдди Мансон и рыбалка?.. Чёрт, звучит супер странно!.. Может, мы не знали, и ты в фургоне возил удочки?.. — Ловил глубоководных из Иннсмута!.. — метко добивает Дастин, аж распахнув глаза от восторга отсылки. Ребята дружно давятся сначала сдавленными смешками, прикрывая рты кулаками, косятся на Эдди, а затем — валятся поодиночке кто на стол, кто на плечо соседа ржать, покатываться. Эдди и сам, с небольшим запозданием оценив обстановку, дёргает согласно уголками губ в улыбке, посмеивается, кивает Дастину, прищёлкивая пальцами — ладно, это было слишком удачно, чтобы он не оценил. — Чёрт, глубоководные!.. Что, следующая катка на основе Лавкрафта, не сказок?.. — утирая слёзы, морщится от ржача Джефф. — Не-не-не, он там новых членов “Огненной геены” ищет!.. — всё же предательски глянув на Эдди, поддерживает Майк, и остальные ещё пуще ухахатываются. — Огненных водных!.. Поняли?.. После напряжения от попытки выспросить всё напрямую парней явно накрывает волна расслабляющей истерики: кто-то вкрадчиво говорит слово ещё, и они сипят, задыхаются, краснеют рожами, не в силах сдержать смех. Эдди улыбается, кивает, пробует не отставать от общего веселья. Это не столько было стрессово для него, скорее — для них. Похоже, и здесь Харрингтон попал в точку: они побаиваются выстраивать с Эдди диалог напрямую, им проще в обход, у других, следя. Общее понимание, что ребята готовились, чтобы просто спросить у Эдди, работает ли он в рыболовном, заставляет его с приклеенной ненатуральной улыбкой опустить глаза. Под истерический ржач остальных будто эхом доносится — Эдди сам держит их на расстоянии вытянутой руки. Ни подступить, ни поговорить. Однако не один Эдди сидит вымученно улыбающимся. Уилл, чьей головы не было заметно за придвинувшимся к столу Майком, поначалу пробовал улыбнуться и посмеяться, но его лицо быстро сбросило маску приклеенной улыбки, едва он оглядывает Эдди. И в момент, когда Гаррет свободно хлопает Эдди по плечу, морщится красным и до ужаса смешным лицом на него, что у Эдди и впрямь проклёвывается настоящая улыбка, вдруг всё веселье рушится: — А что смешного в том, что он работает в этом магазине?.. Ребята не сразу догоняют вопрос, даже шикают очередными истерическими смешками как на очередную шутку. А затем — плавно подстихают, оглядываются. Уилл поджимает подрагивающую челюсть, как от нервов, вглядывается в сидящих рядом без улыбки. Эдди, только поймав всеобщее расслабление, тоже настороженно переводит взгляд, приспускает уголки губ. — Ну… — первым поводит плечом Дастин, — смешно же, нет?.. Эдди ловит удочкой глубоководных, чтобы… — Местный Ктулуху!.. — активнее поддакивает Майк, крутит головой между сидящими друзьями. Уилл в ответ смиряет его по-прежнему напряжённым, слезящимся взглядом. — Почему он не может любить рыбалку? — Да может, никто не запрещает, — подключается Джефф. — А ты чего, Байерс? Тоже любитель порыбачить?.. Вялые смешки от нескольких зарождаются, но тут же глохнут в шуме столовой. Уилл… будто бы слишком всерьёз воспринимает шутку. Даже Эдди бы в свой самый не лучший день не был бы таким серьёзным. Эдди опускает брови, всматривается в него. Он что, за него решил обидеться?.. — Люблю!.. — помолчав пару секунд, слишком порывисто выпаливает. — Серьёзно?.. — Майк рядом нахмуривается. — А ты разве… — Мне нравится рыбачить и в этом нет ничего смешного!.. — упорно и заевше, как пластинка, неуместно отчеканивает. Затем ловит своими блестящими глазами из-под горшка волос долгий взгляд Эдди и, замявшись, поджимает губы, кивает чуть увереннее: — Я… Я бы даже съездил как-нибудь порыбачить вместе!.. Странный выпад Байерса окончательно разгоняет веселье. Все ненадолго подвисают. Гаррет косится на Эдди, будто пробуя понять, что это было, Эдди вскидывает в таком же немом ответе брови “не знаю”, Майк и Лукас ещё сильнее морщатся, в попытке понять. Первым отмирает от неловкой паузы Джефф: — Ты, что ли… Эдди защитить пробуешь?.. — нахмуривается в неуверенности. Уилл нервно поднимает на него взгляд, каменеет, бледнеет, краснеет, снова опускает глаза. — Эдди, у тебя тут защитник!.. — считав всё по реакции, хрюкает Грант смешком. Выглядывает из головы Джеффа, ловит взгляд. — Что, нас на рыбалку не возьмёте?.. Джефф и Гаррет предательски прыскают смешками, а вот вторая часть коллектива уже не очень горит желанием посмеяться. Внезапный и непонятный порыв Байерса раскалывает их стол чётко посередине, что Эдди сложно представить, как они три недели без него прожили, не разосравшись. Придётся всё снова брать в свои руки. — Тебя на корм возьму, — так же без особых эмоций взмахивает Эдди вилкой в сторону Гранта, и парни моментально стягивают ехидные ёбла, ловят показательно нейтральную оглядку на себя. — А вас — грести вёслами, потому что руки из жопы. Горошек чётко попадает по рукам Гаррета, он ойкает, и Эдди, пожевав с таким же нейтральным лицом остатки пюре в паузу, наконец со вздохом придвигает к столу, сцепливает пальцы мостиком, покачивает в деланной задумчивости. — А я смотрю… — поморщившись, будто вспоминая, поднимает глаза на левую часть стола с Дастином и Майком, — пока вы Лавкрафтом зачитываетесь, новых членов не прибавилось, да?.. Парни синхронно ухают взглядами вниз. — Не-не, что вы, я не укоряю… — в наигранном понимании поджимает губы и продолжает Эдди, покачивая головой. — Нет, конечно, это веселее, чем срать вашего потенциального будущего мастера, которому единственному хватает мозгов придумывать катки. Да, Джефф?.. — оглядывается уже на него Эдди, улыбаясь. И его парни теперь отводят глаза, скашливают в неловкости. — Что-то вы подрасслабились. Похоже, добрый дядя Уилл разбаловал вас… — Эдди, да мы просто… — пробует повернуться с пояснениями Гаррет, но Эдди моментально хватает новую горошину и заряжает в его сторону. — Молодцы, весельчаки!.. — едва метнув снаряд, Эдди тут же показательно добродушно раскидывает руки и оглядывает всех за столом: — А что, Байерс прав. Уж в этом-то году я выпущусь, устроим прощание не мощной кампанией, а рыбалкой!.. Как-как там, Хэндерсон?.. Глубоководных половить?.. — прищуривается на него и, поймав неуверенный кивок, сразу со скрипом стула вскакивает за столом, разводит ещё шире руки: — Ну что ж, господа! За неделю до выпуска мы всей Огненной геенной едем на сраную, мать её, рыбалку!.. — Ты же не серьёзно?.. — морщится в слабой надежде Лукас с конца стола, и Эдди тут же расплывается в довольном оскале, с грохотом отодвигает до конца стул и обходит стол. — О-о-о, ещё как серьёзно!.. — Лукас вроде спортсмен, но прогибается всем телом, едва ладонь падает грузом ему на плечо. Скрючивается, скукоживается, пока Эдди склоняется к его уху, переходя на шёпот. — Ты же у нас горазд подсирать и втихушку узнавать всё через папочку?.. Давай, посмотрим, чему он тебя научил, пока все остальные были на партиях. Деланно-приятельский шлепок по спине, что Лукас аж выпружинивает обратно, и вот уже Эдди ехидно улыбается, оглядывая весь стол. Хотели с ним прямого контакта напоследок? Что ж, ему не сложно. На самом деле он и сам не против провести с ними время. Последний год, да?.. Все неумолимо меняется: распорядок, занятия, отношения. Уилл после столовой спешно нагоняет Эдди, лапочет что-то про будущего мастера и то, что он не готов, но Эдди лишь дёргает уголками губ в улыбке, шлёпает его между лопаток и уезжает на работу. Если так посмотреть, то его вынужденный слив много какие процессы ускорил. С парнями они решили репетиции перенести на другой день, выступать чуть реже, но больше готовясь. В клубе обозначился человек, который сможет перенять пост мастера. Стив, встретившийся на парковке через день и забирающий Робин, только открывает рот, чтобы что-то предложить, но Эдди опережает своим “заезжай ко мне на работу, там поговорим” и уходит. Что не меняется: Эдди Мансон по-прежнему укатывает на своём пердящем фургоне в закат. Ну, может, не совсем в закат, но в горизонт — точно. Но теперь хотя бы все знают, где заканчивается этот горизонт и где его можно найти. На работе всё тихо и спокойно: удочки, лески, Металлика в наушниках и черновики. За день заезжает несколько постоянников, Эдди собирает им заранее заказы, немного говорит, стоя за стойкой и поддакивая на их пространные монологи про лучшие места ловли, провожает кивком. Он уже садится на место, надевая наушники обратно, как замечает машину, оставшуюся стоять у магазина. Он нахмуривается, хочет окинуть взглядом зал (вдруг снова кого-то не заметил), но резко обзор на чужую тачку перегораживает другая. Машину Стива он узнает из тысячи. И внезапно уже ставшее привычным поло начинает острее жать в плечах. Эдди скидывает наушники и, вытянув шею, чтобы получше видеть из окна, окончательно удостоверяется, что это Харрингтон — вон, опускает голову, глушит тачку. Есть примерно двадцать секунд, прежде чем он откроет двери и забренчит музыка ветра. Эдди скашливает, прочищает непроизвольно горло. Расправляет плечи назад, одёргивает узкие наплечники поло, чтобы хоть немного выглядело пошире. Затем, ещё раз отследив, что Стив не слишком быстро выходит из машины, бегло заглядывает в подсобку, ловит взглядом собственное отражение в тонкой полоске зеркала. Блядь, до чего ему не идёт хвост — выглядит как ботан, который не стрижётся, потому что маменька запретила. Кривит губы, думает — ну и похер. Потом, ещё секунду поразглядовав себя, шикает, сдёргивает резинку, пятернёй взлохмачивает волосы. Ещё раз смотрит — расстёгивает пару верхних пуговиц, достаёт цепь на шее и кулон с медиатором из-под поло, укладывает на груди. Ну, ещё куда ни шло. К моменту, когда Стив перебежкой минует ступеньки и открывает дверь, Эдди уже вальяжно-приветственно упирается локтями в стойку, склоняет голову на бок, смакует на губах довольную ухмылку. — Добро пожаловать, капитан Харрингтон, — разводит рукой, любуясь замешательством в чужом лице. — У нас не принято говорить “ахой”, но могу предложить лучшую шхуну вашей пехоте. Стив подвисает на несколько секунд в дверях. А затем, всхрапнув, улыбается. Закатывает глаза. — Да иди ты, — фыркает, музыка ветра некстати глушит его мягкий смешок. — Учти, я снова эту хрень повторять не буду!.. — Ты не будешь, а я — да. Ахой, Стиви!.. — Теперь я точно хочу уйти. На некоторое время Эдди даже начинает чувствовать энтузиазм от своей серой рабочей рутины: он с жестами фокусника проводит якобы обзорную экскурсию, бравирует максимально непонятными терминами, наслаждаясь непонимающим выражением лица у Стива и его выразитильным нахмуриванием в сторону с круглыми глазами; постоянно деланно-вальяжно упирается руками то в стойку, то в стену, покачивается на пятках от взбурлившей энергии, с завидной регулярностью пробует ограничить всё пространство Стива одним собой. Стив оглядывается на Эдди, кивает на его трындёж ни о чём — это сплошная бравада — но в конечном счёте подмечает, как часто Эдди пробивает границы личного пространства, заныривает и ластится в нём, провоцирует на более близкий контакт. — Ты всем так эти лески продаёшь?.. — оценивается снизу вверх взглядом. Эдди, подпирающий на вытянутой руке стенд, с нескрываемым удовольствием наклоняет голову. Покачивается взад-вперёд, едва не налегая грудью на чужое плечо. — Не-е-ет, — тянет, смакует на губах вместе с улыбкой. — Просто уж-ж-жасно соскучился, Харрингтон. Стив, не ожидая, вскидывает брови удивлённо, но тут же маскирует проклюнувшуюся ответную улыбку за поджатыми губами, незначащими кивками в сторону. — Оу. Вот как, — аж поводит челюстью, чтобы стереть с лица налёт удовольствия, простреливает взглядом искоса. Но Эдди видит, видит всё, чёрт его, и сам более хищнически прищуривает глаза. — Ты уж не усердствуй, в этом городе должно быть лишь одно место, где кадрят и продают. — Прости, Стиви, пальму первенства тебе не отдам, — так же неторопливо качается вперёд и, наконец коснувшись грудью чужого плеча, звучно щёлкает зубами рядом с чужой щекой. — Ну, только если ты сильно меня попросишь, я готов подумать. Стив дёргается от резкого звука, оглядывается, нахмуриваясь привычно недоумённо — о, как же Эдди это обожает, он буквально изголяется, лишь бы выпросить снова эту реакцию — и всё же отталкивает небольно локтём, восстанавливает дистанцию. Но предательски улыбается в сторону, качая головой. — Ты перебарщиваешь, — округлив выразительно глаза, продолжает беспуто оглядывать разноцветные приманки на стойке. — Уж прости, но тут мы явно не поконкурируем. Эдди наигранно расстроенно поджимает губы и, едва Стив отшагивает, чтобы пройти дальше по ряду, спешно отрывает руку от стенда, нагоняет, бодает плечом, свешиваясь к чужому уху: — О, Харрингтон, ещё скажи, что мой метод подката не действует!.. — Неа, нет, — уже не в силах подавлять улыбку, продолжает упорно качать головой. — Нихера подобного. Они доходят до стойки с кассой, где Эдди приходится летяще, зацепившись кончиками пальцев за край столешницы, обогнуть её, моментально вырасти перед Стивом напротив, продолжая сверлить елейным взглядом глаза в глаза. Стив, подавив дрожь ямочек на щеках от едва не расширившейся улыбки, невозмутимо поднимает взгляд, жмёт плечом. — Ты слишком… настойчивый, — с весом опыта и будто бы объективной оценки кивает, и Эдди наигранно заинтересованно вскидывает брови. — Такое, знаешь… отпугивает обычно. — Ух, король-ёбырь даёт мне советы!.. — драматично кривит губы, не отрывает смеющегося взгляда. — Вот ты смеёшься, а я реально тему говорю, — предательски расплывается в неверящей улыбке, отводит глаза — проигрывает. Затем, втянув носом воздух, приподнимает руки от стойки, неминуемо возвращается взглядом на глаза. — Ты… ты просто загоняешь в угол, тебя слишком много!.. — А нужно, чтобы меня было мало?.. — склоняет голову на другую сторону. — Ну… да!.. — Стив порывисто взмахивает ладонью, подтверждая. — Типа… В этом же и смысл?.. Тебя хватило, но тебя же и мало, поэтому с тобой снова жаждут встречи!.. — Это по методу Харрингтона, да?.. — упирается на вытянутых руках в столешницу, прищуривается. — Называй как хочешь!.. Эдди поджимает губы на секунду, будто прислушавшись, а затем выдыхает наигранно тяжело носом. — Тогда… по твоему методу, чтобы и ненавязчиво, но и зацепить: с меня комплимент, так?.. — Ну… — Стив будто действительно забывает, что это лишь игра в кошки-мышки, закатывает глаза всерьёз, взмахивает рукой, другой подпирая бедро. — Ну, допустим, да. — Окей, — Эдди кивает. — Тогда как насчёт: “я пришёл сюда работать только потому, что учусь цеплять на крючок твой рот, ведь он слишком напоминает рыбий: такой же влажный, мягкий, открытый, узкий и…” Стив, на секунду замешкавшись и начав вслушиваться, ещё стоит мгновение с призывно приоткрытым ртом, затем — и вправду, как рыбка — хапает воздуха, округляет ошарашенно глаза, морщится в недоумении. — Это пошло!.. — фыркает, качает немного головой, так и не закрывая рот. Но потом до него доходит — смотрит в масляный прищуренный взгляд Эдди и резко, едва ли с хлопком, смыкает губы, сглатывает нервно острым кадыком. Эдди, не выдерживая, прыскает смешком, склоняет голову. До Харрингтона всё доходит с запозданием. Чёрт. Это слишком очаровательно. — Ты… Я… Ой, ну серьёзно!.. — Эдди поднимает слезящиеся от смеха глаза из-под чёлки, пока Стив смущённо-нервно расшвыривается ладонями в жестах, мнёт свои влажные губы. — Блин, я ж с тобой серьёзно, а ты опять начинаешь!.. — Прости, мне слишком нравится, когда ты злишься, — совершенно честно колется Эдди, стараясь подавить рвущийся гогот в глотке. Стив прекращает бурную деятельность, замирает недовольным взглядом на нём. — Очень смешно — выводить меня из себя. — Тебе это тоже нравится, — уняв смешки, пожимает плечами и распрямляется. — И попробуй сказать, что это не так. Стив уже открывает рот, чтобы порывисто опровергнуть, начинает хмуриться, но только сплёскивает руками в утвердительную тишину, закатывает привычно глаза и дёргано прорежает уложенные волосы пятернёй. — Это не повод меня постоянно бесить!.. — вяло обрыкивается, но телом — падает расслабленно на стойку полубоком, хватается за какую-то канцелярию беспокойными пальцами, перебирает, блуждает смущённо-растерянным взглядом по окружению. Эдди смотрит на него и не может насмотреться. — Ещё как повод. Я соскучился. Кажется, он повторяет это уже второй раз за эту встречу, но, что поделать — это правда. Не то чтобы он слишком давно не видел Стива — они буквально на днях скандалили — но по ощущениям за эти три недели Эдди слишком был усталым и занятым, чтобы на что-то ещё обращать внимание, кроме работы. А тут, как проснулся от долгого сна. Блядь, он же трахает Стива Харрингтона. И почему у него нет времени на него?.. Стив, исчертив уже все возможные линии по стене рядом, переводит искоса взгляд на Эдди. Внимательный, подозрительный. Выдыхает. — Я тоже, — признаёт, сглотнув. Эдди, дёрнув уголком губ в тёплой улыбке, склоняется с промедлением, упирается локтями в стойку поудобнее и подаётся ближе. — Ну так и дай тебя кадрить так, как у меня получается, — затихнув до полушёпота, прищуривается с улыбкой, падает полностью в расширенные чужие зрачки напротив. — Потому что я ужасно тебя хочу и, не работай бы я здесь, поверь мне, Харрингтон, мы бы сделали это прямо тут. Но я скован по рукам и ногам, поэтому… Стив тоже в ответ смотрит долго, не моргая. Впитывает каждое слово, будто губка. Они оба охуеть как соскучились — Эдди это знает, чувствует. — Кстати, об этом, — поймав тянущуюся паузу, вставляет Стив. — Я в прошлый раз на парковке хотел сказать, что… Стив говорит про то, когда его родителей не бывает дома и когда они могут спокойно к нему заехать — например, сегодня. Он говорит про то, что они — родители — снова скандалят, вероятно, у них опять будет “запланированное” примирение, происходящее раз в два-три года, поэтому они могут ещё рассмотреть вариант потусить вместе, а ещё… Стив говорит. А Эдди просто покачивается на локтях в двух сантиметрах от его лица, слушает и не может наслушаться. Ловит мелкие детали в его лице, призвуки голоса. Как свет из окна справа выделяет несколько длинных ресниц, бликует на белках. Какие по-настоящему огромные у него глаза, как подвижна мягкая кожа на лице в каждом оттенке эмоций. Как украдкой облизывает губы кончиком языка между словами, когда тема сложная и он не сразу подбирает слова. Эдди любуется им, угукает, подтверждая, что слушает, и думает — вероятно, он скучал не только по сексу. По самому Стиву, по близости с ним — обычной такой, человеческой. В этом же ведь нет ничего такого, да?.. Стив Харрингтон, как уже проверено не раз, отличный парень, им комфортно вместе, да и впринципе скучать по людям не предосудительно, в этом нет ничего излишне интимного. На секунду Эдди даже жалеет, что не может просто так, с панталыку, засосать его. Они в общественном месте, сюда могут войти в любой момент. Да и странно, наверное, глушить желание просто поцелуями. В момент Стив притыкается, ловит в ответ долгий взгляд Эдди, тоже смотрит. Они курсируют между глаз друг друга спокойными взглядами, через паузу — взаимно дёргают уголками губ, посмеиваются. Эдди что-то комментирует ёрнически, Стив улыбается ещё шире, смеётся, склоняется обратно, начиная активнее говорить. Переглядки оживают, сменяются то с прищуренной улыбчивости на зажмуренность в смешках, то просто на пространное петляние по стойке. Наверное, Эдди слишком уходит внутрь их разговора, переставая замечать, где они, что они, поэтому с долгим запозданием слышит, что на входе в магазин брякает музыка ветра. А когда он ещё с тенью неотошедшей улыбки поднимается на руках над стойкой, из-за спины Стива неожиданно вырастает Уилл. — Привет, Эдди, — кивает он смущённо-робко головой, теребя в руке лямку от сумки. Стив (похоже, тоже затупив) дёргано поднимается от расслабленного упора локтями в стойку, оглядывается порывисто, скашливает в предварительной неловкости, поправляя волосы, и отступает от кассы. И на секунду позже понимает, что это не совсем покупатель. — Уилл?.. — морщится он, и Байерс, метнув на него тоже взгляд, как из необходимости, кивает и ему. — Стив, — вскидывает брови, поджимает губы в нечитаемой эмоции. Стив оглядывается на Эдди, выгибает в немом вопросе брови, а Эдди только безразлично жмёт плечом — а ему почём знать. — Да здоровались с утра вроде, — не понимая, откуда появляется такая неловко напряжённая пауза, Эдди так же вполне расслабленно упирается одной рукой в стойку. — Ты что-то для рыбалки хотел?.. — А, это!.. — едва взгляд Эдди останавливается на Байерсе, тот подбирается, порывисто шагает ближе, начинает суетно открывать сумку, копошиться. — Н-нет, нет, хах, я это… ты вроде бы предлагал помочь с партией, ты прости, что внезапно. Просто я тут зашёл в тупик по балансу, не знаю, как выравнять, с ребятами теперь не посоветуешься, а уже через пару часов, вот, решил… На стойку оперативно расстилаются черновики и наспех зарисованная карта, что Стив, стоящий рядом, невольно отступает на полшага, потому что для него пространства не остаётся. Байерс тараторит, суетит, постоянно украдкой вскидывает беглые взгляды на Эдди, будто переживая, что оттолкнёт, но Эдди только на секунду замешкивается, почёсывая затылок, смаргивает, и уже научено подключается к быстрому бубнежу, начинает внедряться в проблему, нахмуриваясь. — Эм, я тут явно не требуюсь, — вскидывает ладони Стив, привлекая внимание где-то через минуту, окидывает взглядом ещё пять новых листков, объявившихся на стойке. — А, это… — Эдди поднимает на него глаза, ловит уже более честный развод руками с вопросом “это нормально?..” и закатывает глаза в ответ, кивает и помахивает ладонью, что, мол, это ненадолго. — Ты не торопишься вроде?.. Сейчас, быстро посмотрим. — Оке-е-ей, — Стив с по-прежнему поднятыми в капитуляции руками отшагивает. — Не мешаю вашей фентезийной херне. Уилл, так и не решаясь надолго поднять на Эдди глаза, на полмгновения замедляется в бубнеже, сглатывает, но сразу же продолжает. На самом деле, Эдди удивлён его появлению. Не то чтобы он совсем не всерьёз когда-то предложил помочь, но уж точно не предполагал, что Байерс неожиданный, как понос, со своими проблемами. С точки зрения Эдди у Уилла есть лишь одна проблема — неуверенность в себе. Это чувствуется по его дёрганным движениям, замирающему оленячьему взгляду, когда Эдди чуть выше поднимает тон, по постоянному нервному облизыванию губ и сжиманию в плечах. Да и проблемы-то в предстоящем плане кампании особо нет — больше домыслы, предположения, “а что если…”, “но ведь могут…”. Эдди только первые пять минут из долга старшего пробует тактично не обращать внимание на эти нервозные замашки параноика, садится на стул, слушая, а затем вскидывает ладонь, прерывая очередное. — Уилл, — морщась, говорит, — это игра про… вероятности, неопределённость. Ты и не должен предсказывать всё, что может произойти, понимаешь?.. — Да, я знаю, — выдыхает, зажмурившись, — но… — Без “но”, — снова обрубает. — Не пытайся всё спланировать, проанализировать. Кайф игры в том, что она построена на удаче и импровизации. Ты раньше брал кампании только по гайдам?.. Уилл, отжмурившись, открывает глаза, окидывает взглядом неуверенно. Сглатывает. — Ну… зачастую да, — признаётся. — Но потом я начал привносить своё, делал, ну, ты знаешь, сюжеты попроще… А потом вообще долгое время ни играл, ни придумывал ничего. А сейчас ты сказал, что я “как будущий мастер”, и мне… — Страшно. Ссыкотно, — разводит руками, угадывая без запинки, Эдди. — Не парься, так и должно быть. Уилл подвисает. — В смысле… — В смысле, что если ты не будешь переживать из-за партий и тебя это заебёт, срочно уходи в игроки — ты устал, — пожимает плечами, откидываясь на стуле и упирая колено в стойку. — Думаешь, я не ссал, когда проводил свои первые катки мастером?.. Уилл нахмуривается, долго ждёт подсказки, будто она ему нужна, только потом, дёрнув уголками губ, улыбается неуверенно. — Ты не похож на того, кто переживает… — скованно поджав пальцы с карандашом поверх листов, говорит, но сразу же опускает глаза, сминает губы. Эдди вздыхает, смотрит на него, покачивая лениво коленом. С одной стороны ему должно быть лестно — если Уилл такого мнения, то, наверняка, и остальные думают, что Эдди такой же. Бесстрашный. Самоуверенный. Не видящий ни в чём проблем. Странно, что Дастин после того, как самолично вытаскивал его из дерьма, до сих пор так думает, но Дастин вообще, судя по всему, умеет видеть в людях только хорошее. Хорошее. Позади головы Уилла между рядов неторопливо проплывает Стив, скучающе разглядывая висящее на стендах. Он забавно делает вид, что совсем не слушает их болтовню про партию, но по его театрально поджатым губам в незначимости очевидно — всё он, сука, слушает. Эдди непроизвольно дёргает уголком губ в улыбке. Он сам до победного всегда делает вид, что не страшно. Если слишком страшно — лучше убежать, скрыться, но никому не показывать, насколько кроет. До того момента, пока его не ткнут в собственный страх и не поймают за шкирку. Эдди опускает взгляд на Уилла. А потом, опустив колено и привлекая взгляд Байерса обратно звуком, придвигается ближе, налегает на стойку локтями. У Уилла ширятся глаза, вздрагивает кадык на горле. Он замирает истуканом, боясь шелохнуться. — Я охеренный ссыкун, если между нами, — прищурившись на один глаз, говорит тихо. — И я охренеть как нервничаю перед каждой нашей игрой. Но, знаешь, я думаю… это стоит того, чтобы провести потрясную, мать её, катку. Просто отпусти себя, забудь, что что-то не продумал, поймай эту волну нервотрёпки и… балансируй, как на сёрфе!.. Это поначалу кажется сложным, но потом, сам увидишь, ты привыкнешь и начнёшь получать кайф. Уилл не моргает и молчит после завершения фразы слишком долго — будто забывает, что с ним ведут диалог. — А, да!.. — отмирает только после того, как Эдди более выразительно приподнимает брови в ожидании, и смаргивает, начинает нервно крутить карандаш в пальцах. — Да, наверное… ты прав. — Я практически всегда прав, Байерс, — хмыкнув и отклонившись обратно на приличное расстояние, легко разводит ладонью Эдди. Опускает взгляд на покрывало черновиков. — И вот в чём я однозначно уверен: всё в порядке с твоим планом. Все статы прописаны, накидан черновик для статов неписей на непреднамеренные случаи, для всего остального — балансировка, плюс ты заранее подобрал ходы для особенностей персонажей игроков… — он разводит шире рукой, поджимая впечатлённо губы. — Будь увереннее в себе, мужик. Ты уже отвёл несколько партий в одиночку, ничего не поменялось и не изменилось в общем счёте. — А ты… — вдруг порывисто вскидывает глаза, нахмурившись, — больше не будешь вести?.. — Не торопись списывать меня в утиль, эй, — усмехнувшись, Эдди делает вид, что хочет тюкнуть кончиком своего карандаша по носу Уилла, и тот вздрагивает, его буквально перетряхивает на месте, что что-то брякается со столешницы. Лениво снующий между рядов Стив резко выглядывает из-за одной из стоек, оценивает критично происходящее. — Следующая неделя за мной. Ты уже красавчик, что провёл аж две игры, сегодня — будь таким же. Понял меня?.. — Да, да... — Уилл, замявшись от собственной реакции, смущённо опускает глаза, кивает часто-часто, улыбается. А затем вскидывает глаза исподлобья — как на проверку, цепко — останавливает нервную прокрутку карандаша в пальцах. — А ты… придёшь сегодня?.. Эдди, вздохнув, кривит губы со стороны на сторону, дёргает плечом. — Увы, — невольно отмечает, как Стив где-то посреди зала упорно хмурится на них, а, заметив скользнувший взгляд Эдди по себе, тут же скрывается за стойкой, — я работаю, а потом у меня уже есть планы после работы. Но, если успею, обязательно заскочу. — Вот как… — огонёк в глазах Уилла затухает быстро, он брякается обратно взглядом на расстеленные черновики. Но надежды явно не теряет, через недолгую паузу снова вскидывает взгляд: — А… это, ничего, что я вот так зашёл?.. Просто… Мне неловко, ты был занят со Стивом, а я… — Не парься, — отмахивается легко Эдди. — Он зашёл потрещать, ты так же можешь делать. И случайно оброненная фраза вспыхивает, как спичка. Уилл округляет глаза, вглядывается в Эдди. — Я… могу?.. — Да, почему нет, — Эдди пожимает плечами естественно, без пауз, но внутренне чувствует, что, кажется, делает что-то не то: как-то странен интерес Байерса к встречам с ним, это явно чем-то попахивает, в чём Эдди не хотел бы разбираться. — Заходи, если захочешь. Уилл откровенно теряется, сглатывает. Снова начинает бегло крутить карандаш. — А я, не… не помешаю?.. — его неуверенность в себе прокладывает все дороги, чтобы съехать с темы, но Эдди внутренне осаживает себя, напоминает, что он всего лишь подросток в его клубе по ДнД. — Как видишь, работы мало, раз я трещу с Харрингтоном битый час, — разводит в наигранном гостеприимстве руками и натягивает улыбку. Уилл кивает, прячет улыбку за опущенным лицом и поджиманием губ. — Спасибо, — уже не прячась, поднимает глаза, улыбается вполне дежурно и мирно: как подросток, которому сказали правильное слово. — За помощь, за… поддержку и что выслушал. — Нет проблем, — чуть зажмуривается в довольстве вместо ответного кивка Эдди. Уилл начинает собирать все развалы своих листков и карт шумно, суетно — в принципе так же, как и пришёл. Он бегло уталкивает всё обратно в сумку, покачивается от стойки, будто ещё что-то хочет сказать, но затем ловит взгляд Эдди и спешно кивает, прощаясь, идёт через крайний ряд на выход. У дверей он явно пересекается со Стивом: немного дёргается, заметив его на периферии, кивает, снова поджав губы в странно-нечитаемой эмоции, и открывает дверь под бренчание музыки ветра. Пока Эдди укладывает обратно все вещи за кассой, Харрингтон неторопливо подплывает обратно. Сразу падает спиной и локтями на стойку, смотрит через окно на спешно уходящего Уилла вдоль дороги с великом. — Байерс, — говорит громко, будто ставит точку в конце предложения. Эдди буквально машинально расслабляется от его голоса. Дёрнув уголком губ в улыбке, он уже более вальяжно подаётся ближе, играюче-долго метится карандашом в подставку и, попав с первого раза и вслушиваясь в пластиковый перестук, склоняется к чужому вздыбленному плечу под курткой. — Байерс, — пародируя этот странный тон, повторяет с чпоканьем. Стив, не ожидая услышать Эдди так близко, косится из-за плеча, поворачивается с промедлением. — И… — хмурясь, он явно подбирает слова, Эдди с наслаждением отслеживает, как он без раздумий берётся за треклятый карандаш, достаёт его обратно, начиная крутить в раздумьях. — И частенько он заходит?.. — Впервые в жизни, — расслабленно-искренне отвечает. — Он не знал до вчера, где я работаю. Стив будто бы с пониманием поджимает губы, кивает в пустоту. А мотылять карандаш в пальцах, как какой-нибудь инженер из боевика, не перестаёт. — Не знал, что вы общаетесь, — продолжает будто случайный разговор. — Ну… вне клуба. Дастин не говорил. Эдди разводит большими пальцами. — Не особо, — так же честно. — Он пришёл спросить совета по сегодняшней партии. Я его дал. — Окей, хорошо, — слишком быстро Стив вскидывает голову, поджимает губы, особливо подчёркивая — у него нет никакого интереса к этой теме. — Ладно, — так же эхом повторяет Эдди. — Супер, да, окей, — Стив продолжает мелко кивать, что становится совсем до странного смешно. — У тебя какие-то претензии к нему?.. — прищуривается в сомнении, пробуя прощупать почву. — Что?.. Нет!.. — теперь Стив морщится натурально, искренне. — Слушай, нет, с ним всё окей!.. Ну, я думаю. Просто я удивился, он так неожиданно возник (как из-под земли, да?..) и… — он водит рукой по воздуху, начиная ещё больше путаться. — Да неважно, просто удивился и всё!.. — Побоялся, что спалит нас за чем-то, о чём не должен докладывать своему старшему братцу?.. — прищуривается пытливее. Стив резко останавливается, опускает брови в осмыслении — будто он не думал, что может нечто подобное произойти. Эдди наблюдает, как медленно одна эмоция сменяет другую в его лице, и, не сдержавшись, улыбается, шикает смешком себе под нос. Стив оперативно отмирает, но сказать ничего не успевает: — Поэтому, как бы мне ни хотелось, — расплывается в плутовской улыбке Эдди, медленно смещая локти ближе по столу к Стиву, — я вынужден довольствоваться сейчас с тобой только вульгарным, неправильным и абсолютно точно нерабочим флиртом. Он замирает впритык у его кончика носа, вглядываясь в глубину бездонных глаз. Стив уже не отдёргивается даже машинально. Смотрит вблизи, бегает взглядом с глаза на глаз. — Мне тебя пожалеть теперь? — выдаёт совершенно спокойно, что у Эдди не только губы — всё тело начинает жечься теплотой, жаром. — Ни в коем случае, Харрингтон. Лучше позлись. — У тебя какой-то фетиш на злость?.. — Не особо, — ухмыляется, выдыхает полушёпотом. — Только на твою. Наступает момент “икс”: пока у ребят идёт полным ходом катка, Эдди после работы рулит на своём фургоне за тачкой Стива и… прибывает в “королевский дворец”. Даже улицы незаметно меняют свой облик: становится больше навороченных и крупных домов, пространств из чужих садов, машины у гаражей постепенно чередуются более крутыми и новыми. Сам дворец его величества раскидывается на огороженной территорией зелёного кустарника, подъездом к гаражу, рассчитанному явно на количество более одной машины. И двери. Сраные, блядь, двери уже говорят — на одну фурнитуру для них Эдди в нынешнем положении будет работать месяц. Двустворчатые, из красного дерева. Охуеть можно. Стив, зарулив привычно на подъезд к гаражу, выходит из тачки, подтыкает ладони в задние карманы и неторопливо-валкими шагами подходит ближе к припаркованному фургону Эдди. А Эдди, едва выйдя и обогнув капот, окидывает взглядом возвышающийся дом над головой и буквально вслух готов присвистнуть. Чёрт, эта хрень как три его дома друг на друге. — Ну… вот тут я живу, — подмяв губы, пробует улыбнуться Стив. Эдди переводит на него глаза. — Слушай, я тут забыл сказать… — не меняя выражения полного унижения в лице, говорит. — Так вот, ты сраный королёк. С золотой ложкой в жопе. — Да боже!.. — Стив закатывает глаза и аж покачивается назад всем телом. — Я не выбирал, где мне рождаться, окей?!.. — А, у вас тут ещё отдельно родильное отделение пристроено?.. — Нет!.. Иисусе!.. Ты понял, короче, хватит меня срамить за то, на что я никак не влияю!.. — Окей, понял, — Эдди отворачивается, поджимает губы в деланном согласии. Но сразу же косится, морщится показушно: — Прости, наверное, захотелось припомнить, когда в школе ты делал то же самое, только… Оу, точно, никто ведь не влияет на то, в каком достатке родиться!.. Стив выпрямляется, но закатанные глаза обратно не откатываются. — Да знаю-знаю, раньше я был мудаком!.. — всхрапывает, порывисто достаёт руку, начиная жестикулировать. — Может, хватит?.. Я и сам всё уже понял десять раз!.. — Супер, — всё же примирительно сдаётся Эдди, кивает. — Ну, веди. О, или у вас есть горничные, дворецкие для этого?.. Горничных и дворецких нет, а жаль. Хотя Стив всё же бурчит что-то про то, что раз в неделю из-за занятости мамы к ним приезжает уборщица, но она вовсе не постоянно тут, да и вообще это только потому что мать не любит заниматься бытом, а так… Дом изнутри не кажется таким гигантским, хотя… нет, всё же он охренеть какой большой: вместо обычной прихожей и коридора встречает зал, холодный деревянный пол, комод с каменными шкатулками (вот нахрена они нужны?), картины по последнему писку моды ар-деко: замысловатые, вычурные. На секунду Эдди даже теряется, оглядывая видимый пролёт второго этажа, и чувствует себя как какой-нибудь дикарь из комедии в своей кожаной куртке и цепях, стоящий посреди такого роскошества. И здесь охуеть сколько пространства: высоченные потолки, плевки мебели по просторным помещениям, будто всё говорит: да мы могли купить и воздух всей земли, но сжалились. Стив рядом теребит ключи от машины, мнётся, не зная, в какую сторону податься. — Может… хочешь чего-нибудь?.. — нервно следя, как Эдди оглядывается, заглядывает в открытые проёмы гостиной и ещё какой-то нахрен комнаты, назначение которой с трудом понимает. Эдди оглядывается на него, так и не захлопывая рот, вскидывает брови: — Ещё скажи, что у вас есть свой бар. Стив порывисто открывается рот, готовый опровергнуть, но путается в звуке, начинает живо менять нахмуренность на озарение и в обратном порядке. — Эм, ну… есть, но, слушай, он маленький?.. — Да иди ты, Харрингтон!.. — откровенно закидывает Эдди голову, охреневая. — Пошёл ты!.. По-шёл-ты!.. В конечном счёте идут они оба до кухни за обычной колой. Проходят через столовую с двухметровым, мать его, столом, с камином из каменной выкладки. Эдди выругивается себе под нос и ещё раз охреневает — он слышит эхо. Кухня похожа больше на человеческую, но опять же — больше эддиной или видимых им раза в три. Стив пшикает открывашкой, ставит с постукиванием (и эхом, чёртовым, блядь, эхом!) бутылочку колы на островок (островище, блядь, он размером с комнату Эдди!). Эдди пялится на всё это, на все эти картины с неясной абстракцией, на веера, какие-то статуэтки и машинально берёт в руки бутылку, отхлёбывает, так и не отрывая глаз. — Вы тут не теряетесь между собой?.. — спустя несколько секунд тишины оглядывается порывисто через плечо. — Или по эху находите кто и где?.. — Ну, я был бы не против иногда “терять” своих родителей в доме, — выразительно вскинув брови и поджав губы, пробует улыбнуться Стив. — Но нет, увы. Они очень быстро находятся. Эдди кивает, присасывается к бутылке и обратно утыкается шарить обезумевшим взглядом по видимому второму этажу, перилам, по сводчатому потолку с массивными деревянными балками. — Охренеть можно… — сам себе под нос шепчет, не находя даже сил качать головой. — Охренеть… Стив непривычно долго молчит за плечом, и Эдди, уже не зная, за что ещё зацепиться взглядом, оглядывается — стоит, упирается локтями в стойку, следит бесстрастно-незаинтересованно за реакцией. — Если хочешь, то… — поймав на себе взгляд, спешит развести ладонями из сцепленного замка пальцев, — могу провести экскурсию?.. — Часто просят?.. — Ну, здесь мало кто бывает, — уже более привычно-понятно Стив передёргивает плечами, нахмуривается. — Но Робин просила, так что… если хочешь, конечно. Эдди проглатывает колу, присматривается к нему. Радостным или гордым этой махиной он не выглядит. В прошлом бы он точно гаркнул, что Харрингтон — зажравшийся богатей, но сейчас ловит в его взгляде подтухающую тоску и сам невольно глушит своё оживление. Он пришёл не хату разглядывать, а к Стиву. — Давай экскурсию, — поворачивается полностью, упирается следом локтями в стол и понижает голос. — До твоей комнаты. Стив удивлённо вскидывает брови на мгновение, поджимает губы (очевидно, хочет сказать из вежливости, что он и может провести нормальную экскурсию, ему не западло), а затем выдыхает и… — Хорошо, — смаргивает, поднимается подтормаживающе на руках. — Пойдём. Идут обратно до лестницы, поднимая эхо. Звук шагов мягко стихает в перебежке по ступенькам, оббитым мехом, утопает в глубине коридора второго этажа. И наконец — комната короля. Шахматного, судя по всему. Эдди приходится сморгнуть от буйства клетки на стенах и признать, что эпилептичек Харрингтон сюда точно никогда не водил. Стив по-прежнему скованно-неловко разводит руками — вот тут он и живёт. И… на самом деле это не царские хоромы. Вполне обычный стол для учёбы, шкаф, окно с жалюзи. Единственное, что комната размером как с три эддиных, а кровать кингсайз, но в остальном… Стив Харрингтон живёт в обычной комнате. У него вполне по-человечески раскиданы журналы по столу, валяются очки для 3D, пара дисков с узнаваемыми лицами. Эдди неторопливо и молча обходит комнату, осматривается — пахнет каким-то лимонным чистящим средством и совсем немного порошком для стирки. Он оглядывается за плечо — Стив так и стоит, подтыкая руки в задние карманы джинс. Обычный домашний Стив Харрингтон. Без лоска, напыщенности, поставленного гребня. В груди едва ощутимо, но терпко скручивается в узел теплота. — Если хочешь что-то сказать про обои, то ты опоздал, — на опережение кивает Стив, дёргано вытащив руку из кармана и обведя обстановку. — Робин уже перебрала весь арсенал: и про шахматы, и про тюрьму, и про морской бой, и про… что там ещё было-то?.. Неважно, в общем, спешу лишить пальмы первенства, как ты сказал. Эдди мягко ступает к нему, ближе, смотрит на его до очаровательного забавную неловкость, что аж с затылка покалывает удовольствием. Стив Харрингтон. Нервничает. Перед ним. В своей комнате. Когда Стив заканчивает свою защитную тираду, Эдди подплывает впритык, смотрит немигаючи в глаза. Харрингтон заметно сглатывает, сминает губы, замирает в своей якобы будничной суете. — Но она не сказала про ад для эпилептиков, — насыщенными низами голоса, глухим полушёпотом. Дёргает губами в предательской ухмылке. — И про то, что если тут трахаться — может укачать. Его брови вспрыгивают поразительно высоко, губы приоткрываются в зачатке ответа, но Эдди… Блядь, он долго ждал и слишком скучал. Эпилепсии у него в медкарте не значится, а настоящие моряки не боятся качки. Ладонь вольно обхватывает чужие узкие бёдра, подталкивает ближе, и Эдди долгожданно склоняет голову набок, сминая широким поцелуем губы. От поцелуя спустя три недели как от первой сигареты — в голову, туманом, моментальным расслаблением всех мышц. Стив с запозданием тоже отвечает, прикрывает глаза. Ещё через тупёж — опускает вскинутую ладонь на уклон шеи Эдди, сминает приятно пальцами, тянет на себя. Пальцы крепче сжимаются на боку. Боже, как же Эдди скучал. Пока они просто смыкаются губами влажно-чутко, кажется, что с ума сходил без этого. Какой же Стив… Стив. Он натурально даёт в голову не хуже травки и никотина, от него штормит, кренит и хочется забыться нахрен. Однако Стив хоть в чём-то не тупит (вероятно, опыт): он первым делает осторожный шаг на Эдди, тот отшагивает, и они, не разлепляясь, отступают плавно к кровати. Когда Эдди бортует деревянное подножие, то вполне осознанно падает навзничь, увлекая за собой. Ебать какой у него матрас — настоящий траходром. Эдди даже готов внутренне посмаковать, что вот, наконец дождался, и они будут трахаться не у него на продавленной койке или в тачке, а как нормальные люди на широкой постели. Один свой шанс они уже проебали, но теперь целиком и полностью восполнят. От слюняво неторопливых поцелуев, вспоминающих, медленных, они закономерно доходят до порывистых, кусачих, борющихся языками, с глухими выдохами в паузы, где руки интуитивно начинают шарить по чужому телу, ощупывать, сминать, расстёгивать бляшки на ремнях, снимать рукава кожанки с позвякиванием цепей. Стив, по счастью оказавшись сверху, порывисто приподнимается, стягивает футболку через спину, пока Эдди путается в своих рукавах, выныривает из шмоток, чтобы поскорее к долгожданному, сочному. Едва сдёрнув футболку, Стив склоняется обратно, сжирает в глубоком поцелуе. Ох, блядь, как он накалился. Наконец-то, а то Эдди уже стал думать, что он не к нему ебаться пришёл, а к робкой девственнице, которая собирается знакомить с родителями. Скрипит матрас от нарастающей активности. В сторону отлетает вал снятых шмоток, носки, которые упорно не снимаются и заставляют на лишние секунды прерывать процесс, чертыхнуться в сторону от чужого горячего рта. Ладонь Эдди первой подлазит под резинку чужих боксеров, и Стив так откровенно выстанывает, что перед глазами темнеет. А затем, только Эдди пропихивает руку глубже, чтобы подогреть, сделать, как он любит, он резко отрывается, перехватывает за запястье. Эдди вскидывает удивлённо взгляд. Глаза Стива не с цент. Они с целую планету, нахуй, в них, кажется, можно увидеть собственное отражение. Он замирает на нём, смотрит долго, испуганно, дышит тяжело ртом. — Я хотел… — понимая, что пауза тянется, выдыхает. Сглатывает. — Я хотел… попробовать. Сегодня. Эдди вскидывает выше брови, но не находится с ответом. — В смысле… — похоже, Харрингтон считает молчание непониманием. — Чтобы… ну, ты меня. С-сзади. — Я понял, понял, — поморщившись, кивает спешно Эдди, пробует умерить дыхание. Дёргает рукой, и Стив спешно убирает свою ладонь с запястья. — Понял, эм… хорошо, да. Давай. — Я хотел… — снова сглатывает, начинает суетно бегать взглядом по их вздымающихся в тяжёлом дыхании животам, по расстёгнутым джинсам, по видимому стояку Эдди. — В душ. Ну… ты понимаешь. — Да-да, конечно, — Эдди уже чуть расслабленнее откидывается на кровать головой, разводит рукой в пространном жесте. — Конечно. И застывают. Дышат. Стив через паузу отмирает, слезает с поскрипыванием матраса, застёгивает пуговицу на джинсах. Оглядывает Эдди, запинается, начинает снова нервно что-то бубнить: — Я, это… я пойду в родительскую ванную, ты, если хочешь… моя дверь налево, как выйдешь… — Я понял, Харрингтон, разберусь. — Да, да… конечно. Он ещё немного беспуто-суетно топчется по комнате, хватает что-то наспех из шкафа и выходит. Эдди так и остаётся лежать звездой на кровати. С расстёгнутыми штанами, стояком и долгим взглядом в потолок. С одной стороны… да, супер, они наконец попробуют. С другой же — сука, Харрингтон, не мог пораньше сказать?.. Эдди хотя бы попытался б договориться со своим хуем, чтобы он не вставал так рано, только от их поцелуя. Эдди прикрывает в мучительном смирении глаза и ещё лежит так несколько минут, пока не решает сползти следом. Выключатель громко щёлкает сбоку от входа, и ванная (личная, между прочим) Стива Харрингтона озаряется тёпло-желтушным светом. Тумба аж с двумя раковинами. Длинное зеркало, отдельный душ за стеклянной дверцей, ряды свёрнутых полотенец на полке, будто здесь отель, а не ванная одного человека. Разница видна и невооружённым глазом — родители Стива не просто в достатке, они в охерительном богатстве. Странно, на самом деле, что Стив не любитель этим прихвастнуть. Ну, точнее, в старшей школе все знали, что он королёк, у него огромная площадь что дома, что окружающей территории, но по воспоминаниям… Стив нечасто закатывал тусы. У себя. У остальных — о, чёрт, он был первым. Эдди хмыкает бесцветно, проходит внутрь. Видит на периферии своё отражение в зеркале, оглядывается, присматривается оценивающе — ну, вид у него точно чуть разбитый, никому не приятно, когда после бурного начала хер приходится укладывать душем и ожиданием. Он взлохмачивает волосы, почёсывает грудь. Окидывает взглядом подсветку зеркала, выемок для полотенец, хмыкает ещё раз и подваливает смотреть мелочёвку. Электробритва, гель для укладки волос, шампуни, духи… коробка презиков, открытая, но без сильных потерь внутри. Эдди откладывает её между раковинами, чтобы забрать, и снова возвращается к перебору. Смазка. Полупустая. Эдди останавливает на ней взгляд, вскинув брови. Чёрт, он же себя… блядь. Эдди прошивает током, хер снова непроизвольно крепнет от картинки, мелькнувшей перед глазами, приходится шикнуть, зажмуриться. Чёрт, он сегодня будет его ебать. В задницу. Эдди невольно представляет, как его хуй, обтянутый блестящим латексом, будет медленно входить в него, и снова шипит, округляет глаза, поджимает губы. Значит, он вот в этой душевой совал в себя пальцы. Выдавливал из пузырька блестящее и склизкое, вставал поудобнее — может, раком прямо к зеркалу?.. чёрт, наверное, выглядело охерительно — и осторожно растягивал свою дырку. Эдди поплывше оглядывается на зеркало, смотрит своему отражению за плечо, на полутёмный душ за стеклянной дверцей. Ох, он бы посмотрел. Сидел бы тут, разглядывал, как Стив надрачивает себе заполошно, проталкивает себе в задницу пару пальцев. У Эдди спутывается всё в груди, внизу живота. Будто тело подрывает судорогой. Почему-то перед приездом к Рику в нём не теплилось это чувство — предвкушение. Хотя с Риком было больше вариантов, что их встреча окончится сексом, но Стив, о-о-о, Стив Харрингтон, он заводит Эдди одной случайной мыслью о себе, о своей дрочке. Эдди пиздец как его хочет. Зашкаливающе. Приходится ещё раз пошипеть, поматериться про себя и поправить заново встающий член под джинсами. Пока Эдди с третьей попытки находит подсветку в душе, выпутывается из штанов, он думает о том, что, может, прямо сейчас зайти к Стиву, понаблюдать, помочь уже своей рукой, а потом там же, далеко не ходя, привставить ему, растянуть его наверняка узкую дырку членом. Но потом Эдди проворачивает кран на холодную, остужает себя, размышляет, что, чёрт с ним, Стив не такой идиот, если бы хотел предложить такую прелюдию, он бы сделал это, значит не стоит лезть сейчас. Эдди переборчиво нюхает какие-то шампуни и гели, намыливает погуще лобок, промывает весь член, будто пытается не дрочить себе, а замаскировать под тщательную гигиену. Когда он выходит, обтеревшись наспех полотенцем, Стива до сих пор нет. Приходится от скуки пролистать журнал, улыбнуться тепло какой-то кривой записке с сокращениями (у Стива приятный почерк) и упасть вольно звездой обратно на огромную кровать. Стив возвращается минут через десять, спешно вытирая кончики волос от влаги. — Всё порядок?.. — спрашивает, подходя к раскинутому телу Эдди с прикрытыми в расслабленности глазами. Эдди поводит для видимостью рукой, приподнимает пальцы. — Если надумаешь откинуться и упомянуть меня в завещании, богом молю — оставь мне кровать. — Окей, договорились, — смеётся мягко, тихо. Эдди приоткрывает один глаз, ловит красивую улыбку Стива из-за его плеча, пока тот склоняется к тумбочке. — Слушай, а ты не видел в моей ванной… Нужный момент пойман, и Эдди резко приподнимается на локтях, подаётся к Стиву — тот аж дёргается от внезапности. — Презики и смазка на месте, — выдыхает, вглядывается в до безобразия красивые глаза. — А теперь иди сюда, Харрингтон, не трави душу. Стив пробует ответить растерянно “ладно”, но Эдди уже обхватывает его за затылок, увлекает в поцелуй, смакует его рот с привкусом пасты и тянет на кровать, заставляя перебирать коленями по матрасу. Эдди достаточно себя завёл в его отсутствие фантазиями о том, как это будет у них. Стив либо гений, либо идиот, раз пользуется так фетишем на надавливание его сильной стороны. В этот раз долго не мнутся на месте: едва Эдди опрокидывает его через свои колени лопатками на кровать, Стив уже подныривает рукой в его липнущие к влажной коже джинсы, сжимает твердеющий хер. Влажная кожа, настойчиво-крепкий запах геля для душа, на кой-то хер натянутые повторно джинсы, с трудом отлипающие от ног, приходится бултыхаться, снимая их. Эдди привстаёт на коленях, теперь Харрингтон ловит момент, пока он стягивает трусы — сразу окунает член себе в рот. Эдди едва не теряет равновесие, покачивается, подпирает поясницу рукой и с долгим шипящим звуком опускает голову, смотрит, как долгожданно-сладко Стив вбирает его член, оттягивает специально на головке, лаская языком. Блядь, как же сладко. Насладившись видом, от которого напрочь отрубает мозги, Эдди порывисто отстраняет его от своего хера, спускается лечь рядом, спешно стягивает со Стива влажные боксеры. В ещё непривычно серо-пыльном освещении из-за жалюзей член выпружинивает из-под резинки — сраная картина, приковывает взгляд. Ладонь идеально обхватывает его, мажет будто невольно ребром ниже, что ощущается: ниже лобка кожа стала более гладкой, чуть шершавой от несбритых пеньков волосков. У Стива явно была более тщательная гигиена — выбривал себе всё. Эдди поворачивается снова увязнуть во влажном рте Харрингтона, тянет мгновение, чтобы незаметно приподняться на локте, потянуться себе за спину за бутыльком смазки. Стив, только услышав щелчок крышки, выдыхает порывисто в губы, распахивает глаза. Косится ниже. — Что, не терпится?.. — ухмыляется Эдди ему в щёку. Острый кадык вспрыгивает на горле, ресницы дрожат. Затем — вскидывает глаза, голодные, страстные, жадные. — Давай сейчас. Эдди теряется на секунду, подвисает (а они что не “сейчас?.. у них активная фаза “сейчас”, насколько он видит), с запозданием догоняет и дёргает губами в улыбке. Целует, не разбираясь, в уголок рта, шепчет: — Воу, Стиви, полегче. Ещё успеешь запрыгнуть мне на хер… — Я… — сглатывает, выдыхает. Тёплая капля смазки падает ему на ногу. — Я очень хочу. Ну, желаниям королей не перечат. Эдди вдыхает — торопливость Стива его подогревает, подзуживает — и опускает бутылёк, резко отрывается. За презервативами. Пока он отворачивается, доставая квадрат презика, вскрывая и натягивая на член, Стив позади переминается шумно на матрасе, хлюпает бутылкой со смазкой. Эдди оглядывается, когда он подсовывает под себя одну руку и жмурится, поджав губы. Блядь. Блядь-блядь. Он сам себя растрахивает. Кажется, не может стоять твёрже, но член вздрагивает, бьёт по животу, бедренной кости. Эдди порывисто подаётся ближе, хочет тоже подлезть рукой, поласкать его задницу вместе, но Стив резко распахивает глаза, каменеет и бормочет: — Д-давай. Торопится, будто его жопа ровно в двенадцать обратится в тыкву, и они не успеют. Эдди, так и зависший в неоконченной позе рядом, вскидывает брови немного удивлённо. Но потворствует. Шагает коленями по матрасу к чужим ногам, перешагивает. Стив, нервно достающий руку из-под спины, сглатывает, смотрит замерше-напряжённо. Что-то не нравится в этом всём, настораживает. Эдди опускает брови. — Так хочешь?.. — уточняет, указывая взглядом на их складывающуюся миссионерскую позу. Стив подлагивает, облизывает губы, кивает. — Д-да, давай так. — Всё нормально?.. — уже чутче ощущая неприятную нотку, нахмуривается. — Д-да, да, я просто… Всё окей. Эдди ждёт ещё пару секунд, смотрит пытливо. Что-то не так. Но что именно — сложно понять. Вроде бы Стив ещё полминуты назад был в полном порядке, так сладко брал в рот, так что… Эдди смаргивает странность, кивает. Устраивается между его коленей. Хочет обхватить рукой бедро и придвинуться ближе, помочь настроить позу, потереться, раззадоривая — но Стив сам порывисто сгибает колени, случайно бьёт ими Эдди по ладоням, сжимает в пальцах простыню, подстраиваясь. Ладно. Хорошо. Нужно разбавить скользнувшую напряжённость. Эдди подаётся вперёд, упираясь на локти, и зависает над Стивом. У того глаза бешеные. И пока не понятно в хорошем смысле или нет. — Нравится смотреть на меня снизу?.. — ехидничает, подмигивает. Стив, как зачарованный, не моргает. Только сглатывает, размыкает влажно поблёскивающие губы: — Очень. Это по позвоночнику, по всей спине прокатывается мурашками. Эдди тяжело втягивает воздух через нос, опускается — целует глубоко, с языком, передаёт всем собой, как его перехерачивает, возбуждает это. Но не возбуждает что-то другое, витающее в воздухе. Эдди переваливает вес на одну руку, вторую опускает. Оглаживает кончиками пальцев член Стива по всему стволу, спускается ниже. Костяшками по нежной коже яичек. Стив вздрагивает под ним всем телом, стонет в поцелуй, и отпадают всякие сомнения, что что-то идёт не так. Опускает ладонь к его сжатым булкам. Вся задница Стива влажная, скользкая, вязкая. Похоже, он щедротно выдавил себе на руку, пальцы Эдди буквально скользят как по маслу, подлезая к его анусу. А сама дырка сжатая, узкая. Эдди мажет по ней подушечкой пальца, дразнит, Стив под ним дёргается, выдыхает, разрывает поцелуй. — Давай, — повторяет шёпотом, как заученное. — А куда торопишься?.. — смешливо-мягко уточняет, выцеловывает его челюсть, шею. Губами лучше ощущается, как он сглатывает. — Никуда. Просто… — выдыхает тихим полустоном, когда Эдди снова проезжается пальцами по анусу. — Я хочу. Пожалуйста. Эдди поднимает взгляд исподлобья, внимательно оглядывает. Может, он и впрямь затягивает. — Окей, — сдаётся, поднимаясь обратно. На секунду всё кажется каким-то механическим, безвкусным, странным: Эдди перехватывает свой член, поддрачивает машинально, пока Стив сползает к нему ближе, суетно пробует ещё раз подстроиться под позу, но словно не знает, что делать; Эдди разводит собственные ноги шире, укладывает поверх них ноги Стива, старается ниже подлезть, направить. Проезжается поблёскивающим в латексе членом по плотно сжатым ягодицам. Стива перетряхивает. — Всё хорошо?.. — в последний раз спрашивает, вскинув глаза, но Стив только тянет себя за волосы к подушкам, жмурится, кивает часто: — Да, давай. И Эдди даёт. Он проскальзывает между ягодиц легко, склоняется телом по инерции выше, мажуще находит сжатый анус головкой, поводит медленно бёдрами… Узко. Эдди сглатывает, ещё раз бегло вскидывает взгляд на Стива (он так и лежит, мнёт губы) и снова подаётся вперёд, сильнее. Головка упирается в его дырку, с трудом раздвигает. Стив, не стерпев, шикает. Эдди замирает. — Больно?.. — Н-н-н… пойдёт, окей. — Точно?.. — опускает глаза обратно на свою руку, направляющую член. — Расслабься. — Да, извини. Эдди промаргивается, сглатывает. Снова налегает бёдрами, прикладывает усилие. Его залупа в полностью скользком пространстве ощутимо не влезает. Будто давит на бетонную стену, стараясь пробурить в ней дыру. Стив молчит. Кажется, и не дышит. Эдди, втянув воздух ноздрями, через паузу ещё сильнее надавливает своим весом. Чувствует, как насильно вторгается внутрь. Стив снова шикает, клацает зубами, рефлекторно отстраняется и сжимает крепче свои волосы в пальцах. — Стив?.. — Эдди замирает на нём, поднимает глаза. — Да-да, всё… — Нифига не окей, — констатирует серьёзнее. — Ты напряжён. — Прости, — сбалтывает, поджимает губы, жмурится. — Я просто… бля, нервничаю. На секунду Эдди подвисает. — Может, не стоит?.. — говорит. А затем, бегло проанализировав всё, утверждается в случайно соскочившей мысли с губ. — Стив, если ты не хочешь, то нам не… — Всё нормально, — Стив наконец распахивает глаза, вскидывает пальцы над головой. Выдыхает через паузу, облизывает ещё раз губы. — Я правда хочу, иначе бы не предлагал!.. — Ладно, — сдаётся под неожиданным напором. Опускает глаза обратно вниз, на свой член, член Стива. Выдыхает тяжело, снова наваливается. Хер теперь ощутимо глубже заходит, но с таким же адским натяжением. Приятного откровенно мало. Он себе так быстрее уздечку порвёт. Стив сверху снова закрывает глаза, закусывает губу. Терпит пытку, стараясь не выдавать лишних звуков. Но через несколько секунд тишины с напряжёным скрипом матраса всё же шипит, зажёвывает звук порывисто сомкнутыми губами. Эдди останавливается. — Стив, слушай… — Д-давай в другой позе, — словно и ждал передышки для слова, вдруг наперерез перебивает он, приподнимается на локтях, начинает суетить. — Раком, да?.. Давай так попробуем. — Хорошо. Эдди сдаётся, отклоняется с промедлением, пока Стив активно-нервно пробует перевернуться. Но едва укладывается на живот — тут же подрывается снова. — Не так, — бормочет, улезает с кровати. — Давай на полу, ну… ты понял. Эдди едва не вскидывает примирительно руки, мол, “окей-окей, что скажешь, только успокойся”. Успокойся — нехорошее слово. Стив спускается коленями на пол, переминается, укладывается животом на кровать. Эдди с запозданием слезает тоже, скашливает от неловкости, пристраиваясь сзади. Стив утыкается головой в матрас, старается не встречаться с ним глазами — от этой случайно замеченной детали гадливо. Сжимает обе руки у себя на затылке, дышит тяжело, поджимает пальцы на ногах. Это не отдаёт даже слабой эротикой. Скорее — наказанием, пыткой. — Стив… — пробует снова заговорить Эдди, но он только вскидывает руку с затылка в жесте: — Всё нормально!.. — выдыхает глухо в одеяло. — Давай… так. Эдди молчит, но в конце концов примирительно выдыхает. Просто попробуют. Упирается в кровать одной рукой, другой — снова направляет себя, перешагивает ближе, чтобы войти. У Стива напряжены сухожилия под коленями, прямая позвоночника выступает вздыбленно, резко из-под кожи. Член в руке, несмотря на поддрачивания, начинает обмякать. Приходится зажмуриться, выдохнуть ещё раз. Проскальзывает меж ягодиц, мажет для острастки головкой вверх-вниз, пробует поймать возбуждение от его сжатой дырки. Стив выдыхает под ним расслабленнее. Ну, уже что-то. Надавливает. В этот раз и вправду легче. Эдди ощущает, как раскрывается, как хер медленно начинает проникать, но градус давления всё равно остаётся сильным. Приходится стиснуть зубы, поморщится, но давить сильнее. Стив прямо перед ним впивается пальцами в волосы. Напрягается в плечах, молчит, задерживает дыхание. Становится больно. И хрен пойми — морально или физически. Эдди пробует протолкнуться глубже, залупу дерёт сильнее. И Стив… выскуливает. Коротко, зажато, но достаточно и одной миллисекунды, чтоб понять. Эдди выдыхает, хочет уже дозволенно оттолкнуться и выйти, обоих их не мучать, но Стив как предвидит, шипит глухо-слабо: — Н-не выходи, я потерплю… Это последняя капля. Эдди замирает. Осмысляет фразу, крутит её про себя. А затем завершает, что хотел — резко выходит. — Мне тоже больно, — сбрякивает раздражённо, зло. — Тебе больно. Хватит. — Да блядь, это же н… — Нихрена не нормально!.. — ловит уставше-взмыленную оглядку Стива через плечо, сплёскивает руками. — Бля, я войти не могу, ты не чувствуешь?!.. — А как иначе?.. — Стив морщится, приподнимается от кровати. — Не так!.. — У Эдди срывает тормоза. — Я тебя не трахаю, а насилую!.. Его в конец заёбывает этот цирк, он без лишних церемоний вскакивает, раздражённо стягивает с члена презерватив и наслепую швыряет в сторону мусорки. Обходит кровать, топая шагами, ищет свои джинсы. Стив следом приподнимает голову, но не прорывается таким же активным движением: наблюдает за Эдди, нервно пробующим натянуть джинсы на ещё влажные ноги, так и стоит в зажато-жалостливой позе раком, жмётся к кровати. Эдди старается даже периферийным зрением его не видеть — тошно. Не от самого Стива, наверное, а от того… как, блядь, всё это выглядит. Голый парень на коленях с жалобно изогнутыми бровями, босыми ногами. Зажимает за кроватью, едва не залезает под неё, в нём только скованность, страх и… унижение. Будто Эдди с ним не сексом занимается, а опускает. Случайно пойманная ассоциация шарашит током по рукам. Эдди ещё злее неизвестно к чему сдёргивает свои тряпки то с пола, то с тумбы. Пиздец, вот никогда не думал, что после секса бывает так паршиво, гнусно. Эдди не совсем скрывал от себя, что он хотел бы повыбивать из Стива авторитет в его глазах, но не таким же, нахуй, образом!.. Стив наконец отмирает из оцепенения, приподнимается на локтях, меняет позу и… шикает. Эдди, выворачивающий свою футболку, каменеет к нему спиной. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Ему больно?.. Блядь, да Эдди, ты гений, не будь ему больно, он бы не… Он оглядывается из-за плеча порывисто, тормозит себя. Стив встаёт, покачивает полностью упавшим хуем и садится на край кровати. Привычно прорежает волосы рукой — только замедленно, тупяще — затем наконец оглядывается тоже на Эдди, ловит его полный смешанных чувств взгляд. — Болит?.. — Да не то чтобы… забей, — отмахивается, качая головой, приходит в себя. — Слушай, я не совсем понимаю… для чего ты драматизируешь. Ну, да, поначалу же всегда больно!.. Нужно просто… — Нет!.. — Эдди не чувствует, как его лицо скукоживается в сплошной эмоции ахуя. — Стив, какого хера?!.. С чего ради должно, блядь, быть больно?!.. — Ты когда-нибудь девушку девственности лишал?.. — разводит он буднично рукой, вскидывает брови вопросительно. Эдди теряется. — Нет, — выдыхает честно, зажмуривается, уже хочет продолжить, что это всё равно нихуя не меняет, но Стив перехватывает слово: — Ну а я о чём!.. — будто выиграв в споре, вскидывает обе руки. Но триумфа ни в его глазах, ни в жесте не ощущается. — Так всегда, мужик, я тебе говорю!.. Сначала да, больно, неприятно, но если перетерпеть, то… — То что?.. — Эдди распахивает глаза, зависает взглядом на лице Стива долго, нечитаемо. — То потом будет не больно?.. Ты сам-то в эту хуйню веришь?.. Бесцветные от освещения глаза Харрингтона на секунду округляются, а затем — мрачнеют, гаснут. Стив медленно опускает слепой взгляд на пол и замирает. Эдди, нервно умыв лицо ладонью в сторону, выдыхает тяжело, упирается себе в бедро. — Тебе нравится боль, я не пойму?.. — ощутив больше говна в этом звенящем молчании, начинает перебирать вслух. — Если да, то, типа… ну, предупреждай там, скажи какая нет или… как это вообще проходит?.. Не знаю, — снова вздыхает. — Если нет, то я не понимаю, Стив. Я хочу тебя, бля, но не так, что… тебя бы самого возбудило, когда человек под тобой зажимается, скулит от боли?.. — Нет, — отвечает глухим эхом. Замолкают. Эдди оглядывает Стива и желание накидывать варианты исчезает: он так и сидит, понуро опустив плечи и сгорбившись, втыкает в пол. Эдди внутренне окатывает себя холодной водой — злиться бы ему на себя, а не на Стива. Это ему он чуть задницу не порвал, а, может, и да, так что сомнительная хуйня сейчас собираться и сваливать. Он запоздало кидает обратно скомканную футболку под ноги, шлёпает к кровати и плюхается шумно на матрас рядом. — Стив. — М. — Всё… нормально?.. Болит или… — Не, нет, — отмирает, качает порывисто и естественно головой, смаргивает подгруженность. — Просто… бля, ты сейчас это сказал, и я понял, что ты прав. — Вау, спасибо, мне кажется, я говорил очевидные вещи, — фыркает немного саркастично, но Стив оглядывается на него резко, даже не слушает: — А с… Риком и там ещё с парнями… как это было?.. Эдди на секунду теряется от вопроса, поводит плечом, поджав губы. — Ну, не так. — Это я понял, в плане… ну, в них тоже сложно было… — А, не, нет, — улавливает мысль. — Это… ну, я вообще сопротивления не чувствовал. То есть… буквально, можно сплюнуть было и войти. Стив моргает, отводит расфокусированно взгляд. Эдди отслеживает эту потерянную задумчивость в его профиле и буквально кожей чувствует, что необходимо сгладить угол: — Слушай, я думаю, может, я что-то не так сделал?.. — неуверенно сцепив в мостик пальцы между коленей, покачивает он ладонями. — Ну, то есть, если так посмотреть… то я действительно не спал с девственниками. Ну, в плане… ты понял. Все как-то наоборот брали инициативу на себя, а я так, знаешь, главно качать бёдрами в темп. Поэтому, кхм… поэтому, да. Стив смаргивает снова задумчивость, поводит плечом. — Не знаю, может быть, — говорит. — Я… пока ты работал, я пробовал нарыть что-то, почитать, узнать… но как-то о подробностях мало пишут, если честно. Решил, знаешь, мол, девушки же терпят, значит и я смогу, что такого-то… — Больно было?.. — чуть морщится Эдди. — Да пиздец!.. — Стив окончательно выходит из тупежа, вскидывает эмоционально ладонью. — Я представлял, знаешь, типа… ну, будет немного дискомфортно, может быть, в прошлый же раз ты зашёл пальцами и я вообще никакой боли не испытывал!.. А хер оказывается ебать огромный!.. — Поздновато для лести, — кривится наигранно. — Я серьёзно!.. — Стив оборачивается, разворачивается всем телом. Его прорывает запоздалой активностью. — Типа… Бля, целый член!.. И знаешь, я ещё перед тем… Боже, я так разнервничался, ты не представляешь!.. Никогда, бля, в жизни так не нервничал, я когда девственности лишался так не паниковал, а тут!.. Чёрт, это реально пиздец… Стив порывисто приглаживает выпавшие пряди к голове, зависает взглядом. Эдди, скашлянув, неловко отводит глаза. — Ну, может, нам и не стоит… — Нет, нет, я не про это, — он наскоро облизывается, снова поворачивается, ловит озадаченный взгляд Эдди. — Я просто только сейчас понял, что… Чёрт, знаешь скольких девушек я девственности лишал?.. — Половину Хокинса точно, — фыркает квёлым смешком Эдди, но Стив закатывает глаза, всхрапывает: — Нет, но… достаточно!.. — его ладони соскакивают с коленей, начинают мельтишить в жестах. — И каждый раз… я эту херню говорил. Одну успокаивал, другую даже… Бля! — он округляет глаза, вспоминая. — Я просто… я точно был мудаком, не представляю, как Нэнси тогда решила со мной встречаться, — улыбается нервно и неверяще в пустоту. — Одну девушку, я прямо помню, я уламывал и… Томми сказал, чтобы я в любви ей там признался или чего, и я так и сделал. Понимаешь?.. Она капец как боялась, говорила, что вот, она пробовала с бывшим и ей было больно, а я такой “ой, детка, со мной будет всё как по маслу” и после этого… чёрт, — Стив неожиданно падает лицом себе в ладони, выдыхает тяжело. — Я сегодня впервые поставил себя на их место и… не представляю, как можно вытерпеть. Тебя же как… разрывают. И тебе в этот момент нихера не хочется, ты просто думаешь “ладно, ещё немного, просто терпи, потом лучше будет”... А они ещё потом нормально со мной общались!.. Он с фырканьем поднимает голову от рук, поджимает губы. Эдди слушает его неожиданно прорвавшуюся тираду, смотрит. Не знает, что сказать. У Эдди в сексе явно меньше опыта, а тот, что есть, под одну гребёнку: он просто веселился с кем-то, выпивал, а потом их игривый флирт уже по мановению чужой направленной руки вёл дальше. Эдди просто плыл по течению, делал, что ему говорили, и впервые, чтобы он проявил себя… Да со Стивом только. Стив от своей неопытности на этом поле отдавал ему больше инициативы, и Эдди прилагал больше усилий, наслаждался, что наконец ему отвели роль не покорного исполнителя, а немного инициатора. Девственницы и девственники к Эдди явно не липли — там все были прожженные, для них секс с Эдди был как обычный вторник, это он сам немного трепетно пополнял копилку, что не совсем уже пиздюк, не девственник. А Стив Харрингтон в это время отрабатывал как настоящий мачомэн: он был тем, кто заваливает, был тем, кто прилагает усилия, старания. Они оба сменили роли и, кажется, теперь они оба, как девственники — в теории знаешь, как это работает, но практика ебанутая на голову и вообще про другое. Эдди прикидывает про себя и понимает, что он как-то опустил факт, что анал для Стива впервые. Он действительно суетился, подгонял, а он думал, что всё нормально, залетит, как в растраханного Рика с ноги, и ему будет хорошо, так же как Рику. Но Стив Харрингтон не Рик Липтон. Ни по одному из пунктов. Эдди видел, что он нервничает, но почему-то и в голову не приходило, что из-за первого раза. Просто… это же Харрингтон, да?.. Крутой и классный большой мальчик Стиви, который в одиночку отмахается от кого угодно, полезет в любую страшную залупу, чувствуя ответственность за всех. Эдди искоса оглядывает его. Дерьмово выходит. Льстил себе, что наконец чувствует себя в роли бесстрашного инициатора, готового на всё, а в итоге… забыл, что моральную ответственность за ту сторону в этой роли тоже нужно брать. Будь Эдди опытнее, умнее, он бы заметил ещё на берегу и смог бы избежать этой ситуации. Но всё как обычно. Стив рядом выдыхает тяжело. Швыркает носом, хлопает себя по коленям, наконец расправляя плечи, садится свободнее. — Как-то первый раз… пошёл у нас по пизде, — решает озвучить Эдди очевидное. — Ага, есть такое, — кивает, подтверждая, Стив. — Ну, знаешь… чаще всего так и бывает. Я когда-то после подобного говорил, что люблю и у нас в следующий раз всё получится. — Оу, — Эдди ухмыляется, прищуривается едко. — Что, Стиви, мне тебе припизднуть для успокоения нервишек?.. Дай мне минутку, сочиню отвратительно-паршивые сопли… — Да иди ты, — отфыркивается, улыбаясь. Он оглядывается, встречается взглядом с Эдди. — Лучше правду, — поизучав долгий взгляд Эдди, вдруг кивает, поджимает губы. — Правду?.. — выгибает вопросительно бровь. — Ну, тут я с радостью: это был худший се… худшая попытка секса в моей жизни. — Поддерживаю, — вскидывает рукой Стив. — И я теперь хер его знает, могу ли обещать, что в следующий раз будет лучше… — О да!.. — …но, если ты до сих пор не выкинул нахер эту идею, то попытаемся в следующий раз лучше сделать, — более мягко продолжает Эдди. — В принципе, от полного дна уже попроще отходить. — Пожалуй, тут тоже соглашусь. Замолкают. Обстановка становится проще, поэтому через паузу, поразглядовав друг друга, они всё же прыскают квёлыми смешками. — Хотя ладно, наврал, — расслабившись, пространно разводит ладонью Стив. — У меня было и хуже. Как-то с одной… — О, Харрингтон, избавь от подробностей своей личной жизни в прошлом!.. — Да Боже, я просто к тому, что это… — У тебя точно не болит?.. — решает переключиться Эдди. — Ну, в плане… Стив на секунду замолкает, вскидывает задумчиво глаза под потолок — приценивается к ощущениям. — Да вроде бы… нет. Ну, сейчас ничего. — Ты вставал, и… — Эдди беспуто обводит пальцем в воздухе круг, заминается. — Давай я посмотрю?.. Стив оглядывает резко, выпучивает глаза. — Чего?.. — резко сморщивается весь. — Блядь, нет, чувак, нет!.. — Я серьёзно, Харрингтон. — Ты доктор, что ли?!.. — сплёскивает руками, закатывает глаза. — Я не!.. Я не буду показывать тебе свою задницу как на приёме у проктолога!.. — Бля, а рвать свою задницу о мою залупу — так это ты первый. — Да какого хрена?!.. — продолжает стенать. — Эдди, это… Ну перебор!.. — Какой ты впечатлительный, — неверяще морщится Эдди. — Чел, я только что тебе чуть не порвал очко. И… бля, да, я хочу посмотреть, что реально тебе его не порвал!.. Я же не буду в тебя трубки совать или что-то такое, просто проверю, что не болит, не распухло и… — Я не буду тебе показывать!.. — округляет глаза. — Ты чо, смущаешься?.. — Н-нет, но!.. — он порывисто разводит руками, хапает воздух ртом, но всё же захлопывает глаза, жмурится. — Ну, да, это странно!.. То есть… Если что-то не так, то я потом почувствую и без тебя!.. — Ага, когда какая-нибудь херня всплывёт. Стиви, давай-ка сейчас, чтобы при необходимости ты сразу съёбся ко врачу или залили твою задницу перекисью. Стив размахивает руками, то открывает, то закрывает рот, говорит всякое, продолжая через слово кричать “нет”, но в итоге закатывает глаза, передёргивает раздражённо плечами и выпаливает “ладно, только отвали!” Скрипит матрас, когда он порывисто отъезжает на заднице глубже на кровать, затем заминается, ошпаривает Эдди ещё одним красноречиво недовольным взглядом, переворачивается на живот. У Харрингтона спина как звёздная карта телесных оттенков: россыпь звёзд-родинок, белые росчерки шрамов по бокам от укусов срани из параллельного мира. На нём можно чертить маркером и находить созвездия, для подъёбки соединять точки в корону и говорить “ну, тут прям космическое воздействие”. Стив ощутимо смущённо мнётся, устраиваясь. На самом деле ему идёт — лежать задницей кверху. Эдди, присевший полубоком рядом с не до конца застёгнутыми джинсами, предательски сглатывает. Он бы мог переключать насильно своё внимание на чужие плечи, родинки, шрамы, но он неминуемо опускает взгляд на его задницу. Узкие бёдра, подкачанные мышцы ягодиц (совсем не женственно округлые, а вытянутые), даже в спокойном состоянии создающие холм. В этом есть какие-то чарующая эстетика и секс. Даже в складке под ягодицами, по которой хочет провести задумчиво большим пальцем. Эдди и не отказывает себе в этом — это его прямая задача. Он касается осторожно бедра с внешней стороны, чуть проваливается пальцем в природную складку, тянет кожу в сторону. Стив выше звучно чертыхается. Эдди смаргивает, поднимая взгляд. — Ты поэтому на живот не лёг?.. — вспоминает, как он пробовал изначально лечь в эту позу, но тут же решил её сменить. — Это просто… — в этот раз Стив поворачивает голову, устраивается щекой на своих руках. В таком ракурсе его скулы выглядят острее, а черта длинных ресниц контрастно отпечатывается на светлой подушке. — Не знаю, непривычно… — Обычно так лежали под тобой?.. — ухмыляется. — Н-н-н, да. Воу. Чёрт, Стив реально смущён тем, что в такой позе его мало кто видел. У Эдди непроизвольно поджимается живот. Под грудью спутывается, дыхание замедляется. — Охренеть у тебя родинок, — говорит, и сам не знает, зачем. Оглаживает мягко ладонью бедро. — Да, знаю. — Ты сраное звёздное небо. — Это пошли утешающие сопли?.. Вздрагивают губы в тёплой улыбке. — Нет, просто комплимент, — Эдди прищуренно отводит взгляд от полупрофиля Стива, опускает на холмы его задницы. — К слову, ты горячо выглядишь со спины. Мерно поднимающаяся грудная клетка замирает. Стив заметно по движению ресниц смаргивает, сглатывает глухо. Но со словами находится не сразу. — Серьёзно?.. — голос садится, но он искренне пробует придать тону будничности. — Абсолютно, — Эдди зачарованно неспешно проводит рукой по его едва видимым взгляду изгибам тела: в отличие от женских форм и от дрыщеватых, как у Рика и ещё пары парней, с кем Эдди спал, у Харрингтона охренеть какие тонкие линии, будь он художником, он бы хер смог зарисовать, чтобы не нарушить гармонию этих черт. — Ты очень горячий сзади. На это у Стива уже не находится ответа. Эдди далеко не сразу вспоминает, зачем вообще Стив лёг на живот. Только поймав периферийным зрением, как Стив в ожидании перебирает пальцами, он смаргивает, прочищает горло. Обхватывает мягко по контуру нижней границы его задницу, чуть сжимает. И отводит в сторону. Может, начни они с этого, их первый раз с аналом был бы более удачным. Такое обилие смазки не высыхает за их короткую срачку — между булок у Стива до сих пор влажно, кожа поблёскивает глянцем. А при случайном размыкании ягодиц в воздух жадно чвакает. Эдди и Стив синхронно задерживают дыхание. Короткий влажно-пошлый звук бьёт наотмашь. От него леской натягиваются мышцы на животе, спирает в груди и… Блядь, это охуеть как возбуждает. Стив ёрзает сверху, явно смущённо пробует отвернуться обратно в подушку. Ничего не говорит. А у Эдди медленно начинают вытекать мозги. Прямо через уши, которыми он чутче начинает слышать, как от движения его пальца, раздвигающего ягодицы, тихо-смачно хлюпает. Чёртова сексуальная задница Харрингтона хлюпает. Смазанная для него. У Эдди встаёт. Снова. Ещё меньше получаса назад он пробовал войти, но это вообще не торкало из-за всей ситуации, у него начинал падать, а сейчас, посмотрите-ка — хрен твердеет только от звука и неторопливого развода ягодиц. Эдди сглатывает, промаргивается. Пробует вернуть полетевшую нахер концентрацию. Разводит шире его булки, вглядывается. Сжатое кольцо мышц в тёмном ореоле опухшим не выглядит. На мелких складках блестит смазка, приглажены редкие волоски, явно недосбритые, шёлково тянется светлая полоса кожи ниже, к яйцам, где видится тонкая нитка рельефа промежности. Эдди смотрит, и, кажется, это впервые в жизни, когда его просто возбуждает… вид. Он никогда ни с кем из парней такого не делал. Что ж, похоже, составит Харрингтону компанию с “первыми разами”. Стив шумно сглатывает где-то сверху. Переминает в пальцах наволочку. Эдди осторожно дотрагивается. Не к самой дырке, от которой не может оторвать глаз и моргнуть, а рядом, на пробу. — Болит?.. — спрашивает совсем севше. — Нет, — так же глухо. Блядь. Блядь-блядь-блядь. У Эдди каменеет в джинсах, трётся нежной головкой о жёсткую ткань. Он сглатывает, чуть порывисто отрывает большой палец от кожи, а потом также трепетно, осторожно-воздушно касается ануса подушечкой пальца. Тот ощутимо сжимается в рефлексе, перекатывает отблески на череде мелких складочек. Ох, блядь… — А так?.. — Нет… — выдох Стива едва дешифруется, он утопает в подушке. Эдди прямо сейчас отъедет. Прямо. Сейчас. Ему приходится снова сглотнуть, смочить пересошнее горло хоть чем-то — а слюны во рту много, она скапливается по щекам, заполняет всё. Он медленно потирает подушечкой большого сжатый сфинктер. Тот, привыкая, мягко расслабляется, поддаётся, что начинает хлюпать смазка во впадине. Стив громко втягивает воздух через нос. А затем... Это едва слышно. Он просто выдыхает, даже не размыкает рта, но за сжатыми губами слышится “м-м-м”, и у Эдди окончательно отъезжает чердак. Он перекатывает за щеками слюну и, ещё не до конца осознавая свой порыв, подаётся ближе. Сплёвывает. Не резко и громко, а так, что нитка слюны тянется от губ, спускает густую каплю. И Стив уже откровенно выдыхает. Возбуждённо, горячо. Эдди смотрит, как его слюна падает ему на палец, выныривает им из под неё, мажет мягкими круговыми движениями. Ласкает. — Так не болит?.. — он теряет смысл этой фразы. — Нет… Ох, бля… Действительно — “ох, бля”. Эдди уже без лишнего стеснения наглаживает его дырку пальцем, хлюпает призывно обилием влаги во впадине. Чувствует, как контур сфинктера ощутимо расходится, расширяется. Он надавливает лишь слегка, играя, сразу уводя палец выше, и сраная задница так сладко чвакает, что у Эдди едва глаза не закатываются от кайфа. — Бля, Эдди… — Стив скулит, но явно не от боли. — Да?.. — Блядь… — Что такое?.. — откровенно играет с его дыркой, надавливает слегка, наслаждаясь. — Так нравится?.. — Я ща головой тронусь… У Эдди вздрагивают губы в слабой ответной улыбке, но проговаривает он только мысленно “я тоже”. С этого и надо было начинать. Если бы Стив не пересрался, не начал суетить и подгонять, он бы уже давно загнал ему по самые яйца и, вероятно, в эту секунду бы сладко чвакал своим хуём в его заднице. У Эдди как взаправду проносится эта картинка перед глазами — опять — и он чуть рискованно-импульсивно надавливает пальцем на сфинктер. Тот впускает его как по маслу — легко, скользя, без всякого сопротивления. И от одного вида, как его палец утопает, входит, аж по плечам разрядом тока, всё тело передёргивает. Стив скулит протяжно-нежно и стонет. Ему тоже окончательно отрывает башню. Он стонет сам в себя “Эдди”, выгибается в спине рефлекторно — блядь, аж дыхание перехватывает, как он приподнимает свои бёдра навстречу — затем опускается плавно обратно, оглядывается заполошно себе за плечо, переворачивается набок, протягивая руку. Эдди считывает всё за мгновение. Сам комкает на губах неразборчивое “фак”, подаётся к Стиву, встречает его, приподнявшегося на локтях, жарким поцелуем, интуитивно подстраивается, не разрывая кусаче-глубоких поцелуев, пока он переворачивается. У Стива в движении покачивается такой же налитый кровью хрен, твёрдый и влажный. Но отставать от его сладкой задницы это вовсе не повод. Едва Стив переворачивается, обхватывает обеими ладонями Эдди за щёки поверх волос, тянет, вжимает в своё лицо, Эдди раздвигает наскоро обратно его ноги, жадно прилипает рукой к его едва уловимым теперь под давлением веса ягодицам, сминает, что успевает защипнуть ладонью, проскальзывает пальцами по складке меж булок, откровенно просится снова потрогать. И Стив подстраивается. Хрен знает как, скрипя матрасом, они наслепую шарятся друг по другу, жмурятся в сплошном вязко-пылком поцелуе, пока Стив всё же не скручивается, не перекидывает через ноги Эдди одну свою, разводит, поднимает бёдра. Пальцы проскальзывают к его дырке, щекочуще мажут подушечками по рельефу, чтобы замычал в поцелуй, заскулил до онемения мозгов. В полусогнутой позе его дырка сама по себе раскрывается, так и просит надавить, войти. Эдди пробует тормозить, пробует. Буквально полчаса назад горький опыт его учит не торопиться, но его всем естеством тянет внутрь, он просто не в силах этому сопротивляться, этому горячему до одурения Харрингтону, который так просит его член, что даже Эдди самому он так не нужен, как ему. Эдди мажет, кружит пальцами, надавливает, сам постанывает в поцелуй от чваканья и в конце концов не выдерживает. Подгибает машинально все пальцы, кроме среднего, и входит. Стива конкретно переёбывает под ним. Ему так, блядь, нравится, что он не в силах ничего делать, кроме как получать кайф, со стоном разрывает поцелуй, откидывается бездумно башкой на изголовье, закатывает глаза с выдохом “господи”. Эдди выворачивает от него, он выгибает брови, едва приоткрывает глаза, как увязает взглядом в остром вскинутом подбородке, подставленной коже шеи с родинками, припадает, целует, покусывает ласково. А свободной рукой суетно ищет ближайшую к нему руку Стива, тянет к своей ширинке, затем бросает, пробует сам наскоро расстегнуть, подсунуть под его пальцы свой стоячий хер, шепчет по-ебанутому “потрогай меня”, задаёт его руке на себе темп. И пальцем трахает. Сначала мелко и неглубоко — только на ту длину, на которую вошёл — а затем плавно-амплитудно. Полностью всовывает в него палец и медленно вытаскивает. При неторопливом выходе Стив распахивает глаза, выдыхает и опять так чутко выстанывает. — Больно?.. — на короткую секунду сознание у Эдди проясняется, он чуть отклоняется, ловит его взгляд, чтобы понять. — Охуенно, — Стив захлапывает свои глаза, жмурится в чутком кайфе. — Блядь, Эдди… Господи!.. — Бля, какой ты сладкий, — невольно срывается на ответный скулёж от одного его выражения лица и припадает в поцелуе. Он вытаскивает палец полностью из горячей узости, мягкости — внутри кишка его так нежно обхватывает, совсем не хочет выходить. Затем, мазнув пару раз, надавив для острастки, снова плавно вводит. Целиком, по костяшку. Стив мычит, жмурится, неразборчиво смыкается с Эдди губами, пробует двигать своей рукой на его члене, накрывает второй уже свой. Он буквально вжат в изголовье своей блядской кровати, изогнут хрен пойми как с подгнутой ногой, на которую активно налегает Эдди и просит под коленом трогать его член, надрачивает себе левой, пока чвакающая дырка долгожданно принимает палец. Контур сфинктера совсем расслаблен. Эдди проваливается внутрь так легко, что сложно понять, что недавно он и на мизинец бы не зашёл. Стив задыхается в поцелуях, начинает уворачиваться. Они синхронно отстраняются, опускают глаза вниз. Боже, как это горячо: поджатый мелкими складками живот, содрогающийся в рваном дыхании, налито-крепкий хер, по которому Стив частяще перекатывает кожу, уже полностью влажная ладонь Эдди с поджатыми пальцами кроме одного, который он более быстро достаёт и загоняет обратно. Стив выдыхает “ох, фак”, закатывает глаза. — Нравится?.. — припадает лбом к чужой скуле Эдди, следит неотрывно за собственной ладонью. — Блядь, Стиви, ты очень сладкий… Стив скулит, стонет что-то в ответ, мнёт свои распухшие от поцелуев губы, жмурится. Эдди ловит момент, чтобы перевести дыхание. Сглатывает сухим горлом, бегло опускает взгляд на свой член, едва видимый из-за чужого волосатого колена. Харрингтон замирает всем телом, когда он вытаскивает из него палец. Начинает мягко надрачивать снова, едва проникает. Этого явно недостаточно, чтобы так же, как он, уплыть головой от кайфа, но Эдди только облизывает губы, приклеивается взглядом к лицу Стива, обратно к своей руке. Господи, как он кайфует. Эдди похер на собственный кайф, он хочет вечность смотреть, как Стив дрочит себе, пока он его растрахивает пальцами. — Второй хочешь?.. — сглотнув, выдыхает ему в висок. Внятно он ничего не отвечает. Вспрыгивает кадык на шее, покачивается голова, першит то ли стон, то ли скулёж в глотке. Это самое ясное и кристальное “да”. Эдди выдыхает с вялой попыткой ухмыльнуться, разгибает безымянный на выходе. И обратно надавливает уже двумя. Сладкая дырка раскрывается, впускает без всяких помех. Внутри только гулко хлюпает смазка. Стива перёбывает. В этот раз он откровеннее распахивает рот и стонет коротко, звучно, безмозгло, как вскриком. — Да!.. — различается, когда он пробует зажевать звук, поджимает челюсть. У Эдди атрофируется мозг. Он порывисто целует Харрингтона во влажный висок, не до конца смыкает губы и начинает задавать ему трёпку. Стив хочет, чтобы его ебали. Эдди будет его ебать даже пальцами. Он наращивает скорость, вхерачивается на всю длину, что ладонь Стива совсем неразличимо начинает частить по залупе. Комната обрастает таким объёмным звуком, что любые усилители и акустика сосут: чваканье, постанывания, скрип матраса, дрожащее дыхание в перерыве от скулежа. Пока Стив дрочит себе, другая его рука окончательно замирает на члене Эдди. Это похер, лишь бы он продолжал кайфовать так беспамятно-сладко. Эдди втрахивает пальцы в него: поначалу часто-часто, затем с оттяжкой, толкаясь внутрь глубоко, сильно, чтобы чувствовал его костяшки на сфинктере, будто всей ладонью хочет зайти. У Стива срывается голос. То выстанывает порывисто и громко, то стихает, мычит. Начинает поддавать бёдрами навстречу, ловить темп. — Нравится, Стиви?.. — у Эдди садится голос, он бормочет ему одурело в висок, смотрит, как он ласкает себя. — Нравится?.. А Харрингтон не может отвечать — он задыхается. Ему не хватает воздуха ни для стонов, ни для слов, он просто выгибает свои чувствительно-эмоциональные брови, зажмуривается и в редкие паузы подпрыгивает волосатой грудью в порывистом вдохе. А затем, порвавшись редким и надломанным звуком — кончает. Эдди чувствует это сжатием его задницы, резким напряжением и сменой позы, запавшим выдохом. Стив кончает уже второй раз от того, как он трахает его в задницу. Пальцами. К большему они пока что не готовы. Сжавшись на долгие секунды, выстонав, Харрингтон обмякает: расслабленно разводит коленом в сторону, втягивает вторую ногу поверх эддиных, вяло-лениво скользит рукой от своего члена по животу выше, размазывает капли спермы, сползает по подушкам. Эдди ещё немного держит сжатыми пальцы внутри него, но всё же вытягивает через паузу. Стив в ответ на ощущение мгновенно поджимает губы, шикает. — Больно?.. — уже порядком удивлённо выгибает Эдди бровь, но Стив лишь неохотно приподнимает пальцы от себя, не удосуживается даже глаза приоткрыть: — Не… не-не-не, — выдыхает, сглатывает резко, пробует почувствовать собственный голос. — Я… это… Ему всё крепче даёт по мозгам. Кажется, когда всё же дело у них дойдёт до полноценного анала, Стив ещё сутки будет ползать и мычать нечленораздельно. У Эдди мягко вздрагивает улыбка на губах. Сраный Харрингтон. Он трахает ему мозги, скандалит с ним, выдаёт иногда вещи, от которых Эдди хочет нахрен забыть об этой тупой авантюре и свалить подальше, но затем… Он выглядит так. Он делает так. Он говорит так. Он просто… такой. И Эдди плавится, топится, как сраный милки вэй в пальцах, он просто в ничто. Наконец Стив приподнимает веки, дрогнув своими по-скотски красивыми ресницами — чуть поворачивает голову на подушке в сторону Эдди, приоткрывает на щёлку. Эдди выразительно вскидывает брови, шире растягивает улыбку на губах. И Стив, выпутавшись рукой из-под своего колена, где ещё не до конца падает член Эдди, вольно тянется ладонью к его шее, перехватывает поверх лезущих волос и тянет по-царски на себя. Эдди падает с коротким смешком открытым ртом на его. Встречает чувственно-благодарный поцелуй, ленивый, едва держится, чтобы не смеяться Харрингтону в зубы. — Это охуительно, — выдыхает первым он. — О, да что ты?.. — у Эдди царапается в груди что-то горячее, тёплое, он принимает это за желание поёрничать. — А чего ж сначала-то не пошло так?.. — Бля, это… — у Стива вздрагивают брови — пошёл мыслительный процесс. — Чёрт. Не знаю, наверное, у нас давно не было, и… я забыл, как это с тобой. — О боже, бедный-бедный Стив Харрингтон… — театрально кривляясь ему в губы, улыбается. — Три недели и забыл как трахаться?.. — Нет, я… — Сразу чувствуешь себя девственником и не знаешь, что делать?.. — О боже… — Бедный-бедный Стиви… — Да я… — Стив успевает долгожданно закатить глаза между мягкими поцелуями и, едва Эдди отстраняется, выдыхает порывисто: — Блин, Эдди, ты отдалился за это время, я скучал и нервничал!.. Думал, что… между нами всё как-то поменяется. Эдди подвисает, округляет глаза. Стив под ним выдыхает от резко вырвавшегося, прикрывает глаза. Поднимает наконец свою ладонь выше от груди, приглаживает волосы. Пробует дёрнуть ногой на коленях, чтобы не продолжать лежать с раздвинутыми, но Эдди не даёт. Продвигается в сторону, упирается теперь обеими свободными руками в изголовье, свешивает лезущие в глаза волосы. Устраивается между его ног как в упоре на планке. С плеча, брякнув на цепочке, спадает медиатор, невольно бьётся по кадыку Стива. — Что поменяется? — нахмуривается в непонимании. Стив, физически зажатый, выдыхает тяжелее. — Ну… — выдох посвистывает сквозь зубы. — Сам подумай. Ты… Мы тогда съездили в другой город, случилась херня и… — Стив очевидно пробует не смотреть в глаза Эдди, петляет, как может, взглядом по сторонам, будто там есть что-то интереснее завесы из волос. — Ты отдалился. Я подумал, что тебе, ну… наскучило это всё, плюс у нас тогда не получилось и… Бля, я себя сейчас сам слышу, и знаю, звучит охуеть как странно?.. Просто забей, я иногда… — Стоп-стоп-стоп, — едва начиная втыкать, Эдди качает головой. Медиатор покачивается. — Продолжай, я понять пытаюсь. — Да нече понимать, — наигранно закатывает глаза, выдыхая, но через секунду, когда восстанавливает прямой взгляд в глаза Эдди прямо напротив, выдыхает окончательно, честнее. — Я… ладно, я посчитал, что ты передумал насчёт секса. Ну и… что мы там договаривались… — Ты думаешь, я перехотел тебя трахнуть?.. — сощуривается в догадке. — Да!.. — Стив округляет в подтверждении глаза. — Да, я подумал… что ты попытался так и от меня слиться. И, ну… знаешь, когда так тебя отшивают, то стрёмно говорить всё в глаза, поэтому ты сегодня согласился приехать, и я занервничал, что… — Последний шанс?.. — уже морщится в неверии. — Ну, что-то по типу этого, — неохотно признаёт Стив. — Просто… Думал, что у тебя пропал запал, знаешь. И… — Вот тут ты объебался, Харрингтон, — округлив глаза, перебивает. Стив удивлённо вскидывает брови во внимании. А Эдди приоткрывает рот, смотрит в его распахнутые глаза и… наверное, словарного запаса мало описать, насколько всё не так. Эдди кроет от Стива. Эдди охуенно со Стивом. Иногда Эдди доёбывает Стив и его старые привычки выстраивать отношения, но всё же и это Эдди частично нравится в Стиве. Стив прекрасный, охерительный. Эдди сегодня язык себе не стёр, пока говорил, что скучал. Пауза тянется, Эдди не торопится смыкать рот. Смотрит в распахнутые глаза Стива, а он — в его. — Если ты не заметил, — сморгнув крутую волну чувств, всё же выдавливает Эдди, — то у меня даже сейчас ещё стоит. И… чёрт, Харрингтон, серьёзно?.. Я в тот раз чуть головой не протёк, из-за того, что мы не смогли с тобой!.. Клянусь, я и работу так искал активно, чтобы к твоей заднице наконец вернуться!.. — О боже… — Стив фыркает смешком, закатывает глаза, начиная улыбаться. — Серьёзно!.. — Эдди сам предательски расплывается в улыбке, чуть пригибается ниже, покачивая головой. — Боже, Харрингтон!.. Ты реально больше любишь ёблю в мозг!.. — Я же сказал, что херня!.. — Херня больше то, что ты-то кончил, а я ещё нет, — решает напомнить, кивнув вниз на свой член, пережатый резинкой трусов в расстёгнутых джинсах. — М?.. Тебе не кажется, что херня в этом?.. Стив, мотая головой на подушке в остатке неверия, резко останавливается, подвисает взглядом на глазах Эдди. А затем — наконец, сука — обхватывает обеими руками его за щёки и меняет позиции. Эдди думал, что и не дождётся: у него начали потрясываться руки от долгого нахождения в этой позе, у него начал болеть член, который в этот день то падает, то встаёт, но так ни разу и не кончает. Стив наученно меняет их между собой, засасывает сладко и долго, что Эдди от кайфа прикрывает глаза, не сразу отстраняется на подушки, а потом приоткрывает глаза, ловит, как Стив, вскинув свои глаза, медленно опускается вниз. Эдди захлопывает свои глаза обратно и падает на подушку затылком в сладком предвкушении. Всё у него с Харрингтон хер пойми через что: то грызутся, то говорят, то сосутся, то трахаются с разной степенью успеха. Ну, с другой стороны, хоть что-то в жизни Эдди Мансона не меняется. Хорошее. Всегда что-то должно быть хорошее.

***

Экскурсия по дому Харрингтонов проходит как по Национальному музею естественной истории: за одно посещение не успеешь осмотреть все залы, требуются новые и новые походы. Только если в музей гоняют смотреть на минералы и куклы австралопитеков с топориками, то Эдди в доме Харрингтонов лицезреет лучший экземпляр Хокинса — Стива Харрингтона. Он смотрит на него в спальне, смотрит на сидящего на столешнице в кухне, смотрит на полулежачего, как греческий бог, в комнате для солнечных ванн. В одной ванной он стоит на коленях. В другой — отворачивается промедлением, не торопясь разорвать поцелуй, подставляет голову под струи душа. Да, блядь, экскурсии в “дом династии Харрингтонов”. Лучшие представители рода, лучшие виды, ракурсы. Остаётся только распечатать брошюрки и пустить их по ветру — хрен бы Эдди Мансон кого ещё позвал с собой, даже Нэнси Уиллер, пожалуй, должна отстоять свою очередь в кассу. Хотя, нужно признать честно, на третий раз умеряется всякого рода восторг от необъятности музея, ведь этот музей только для… Секса. Можно сказать, они просто меняют декорации. Их первая попытка с аналом хорошенько проезжается по обоим — это не тоже самое, что взять в рот, это на порядок сложнее и длительнее в подготовке. Поэтому после первого провала они притормаживают в практике, возвращают на круги своя обычный темп встреч. Однако пиздеть про то, что нужно попробовать, не прекращают. Стив, прохавав истину “инициатива ебёт инициатора”, начинает тщательнее колупаться в деталях и каждый раз, когда Эдди заезжает, выкладывает новые и новые сведения. Эдди слушает, вникает, мотает на ус. Потом спрашивает, где Стив берёт всё это, и не сразу получает путанный ответ “из женских журналов”. После пятиминутного ржача и смущённо-возмущённого отбрыкивания Стива, что только там и пишут про это, Эдди унимается до показательно-умудрённого “эй, так-то сексреволюция уже прошла, почему не сексшоп?..” Инициатива ебёт инициатора — это и про идеи, и про сраные сексшопы. Эдди всего лишь хотел подъебать Стива, как он любит, но в итоге ему и приходится тащиться на окраину Хокинса, где на углу одного из зданий притаилась незаметная глухая дверь без вывесок и с заклеенными изнутри окнами. Внутри в неярком освещении — члены. Эдди столько хуёв разом не видел ни в мужской раздевалке бассейна, ни в порно на кассете дяди, запрятанной в шкафу. Это при Стиве Эдди сплёскивает безразлично руками и говорит “ой, да брось”, а когда дверь за ним закрывается в это царство пенисов, он уже думает “Мансон, да брось ты”. По масштабам сексшоп совсем крошечный, как каморка — не музейных масштабов. Почему-то Эдди представлял их изнутри как сраные музеи из неона, где по телеку крутят отменную порнушку, но в жизни всё выглядит заметно хуже: узкое помещение, по сторонам растянуты полки с членами разных размеров, цветов и форм, а в конце стойка, за которой читает совершенно приличного вида женщина в очках. Она поднимает голову от книги, окидывает взглядом оробевшего Эдди на входе. — Здравствуйте, — мягко улыбается она, приснимая очки, и те повисают у неё на груди на шнурке из бисера. — Чем могу помочь?.. Эдди Мансон — это бунт, проблемы. Эдди Мансон крутой парень, чёрт возьми, он слушает металл, он херачился с демомышами в другом мире, он… Он выдавливает свою самую нелепо-кривую улыбку в ответ, нечленораздельно бубнит, что не туда попал, и пулей выносится обратно на чистый воздух. Так Эдди узнаёт, что стыд у него в наличии всё же имеется — видать, тырит из музея, как порядочный бунтарь. Он просто теряется, не представляет, что и как будет говорить этой милой женщине, которой впору вести кружок по вязанию, а не торговать хуями на развес, и предпочитает свою излюбленную тактику. Харрингтону при встрече он отговаривается тем, что, наверное, лучше журналы. Стив спрашивает, а что сказали в сексшопе, ну, должны же они знать про анальный секс, но Эдди уже откровенно взбрыкивает, отворачивается в сторону и чеканит, что пусть сам туда и прётся. Стив пожимает плечами, спрашивает, где вообще у них сексшоп, после чего оставляет тему. А в следующую встречу, как ни в чём ни бывало, рассказывает, что там ему всё объяснили, намекнули, в чём была проблема, дали дельные рекомендации, а ещё он спустил немало денег на пару игрушек, которые могут помочь в вопросе. В этот момент Эдди вспоминает, у кого в старшей школе был Толкин и клуб ДнД, а у кого — секс. Странно, что Стив с первого раза так экспертно не разобрался в вопросе, но Эдди уже не спешит с подъёбами, а молча слушает и смущённо-смиренно угукает, когда Стив показывает анальную пробку. — А что ты ей сказал?.. — будто невзначай уточняет. Стив вскидывает совершенно спокойный и повседневный взгляд, поводит плечом, поджимая губы. — Да ничего такого, — он совершенно не видит проблемы. — Сказал, что с девушкой хотел попробовать анально, но не получилось и было больно, спросил, что может помочь и как лучше. А что?.. — Ничего, — Эдди мотает головой, жмёт плечами, старается выглядеть естественнее самой естественности. — Просто спросил. Наверное, к королькам прилагается сексуальная открытость вместе с титулом, потому что иначе Эдди не может объяснить, почему Харрингтон спокойно и за один раз всё узнал, а он даже дёрнуться в этом помещении не смог. Ладно, хер с ним. Два-один в пользу музейных королей. Они действительно недалеко уходят с прошлой попытки: в основном по-прежнему передёргивают друг другу, отсасывают, один раз Эдди играется с его задницей, но без проникновения. Да и не сказать, что у них было достаточно времени — всё же определённые локации накладывают свой отпечаток. Не зря Эдди называет дом Стива именно Музеем династии Харрингтонов: он огромный, роскошный, со множеством крутых и интересных мелочей, но… абсолютно безжизненный. Харрингтон редко заговаривает про родителей, но, едва Эдди попадает на общую территорию с ними, он вынужден больше давать комментариев про семью. Мать — беспокойно-невротичная, архитектор. Она, как истинный творец, постоянно рвётся за полётом мысли, но бьётся тупым голубем о стекло закрытых окон реальности и начинает “нервничать”: иногда её накрывает внезапным хобби по коллекционированию вин, которые быстро заканчиваются; иногда она строит глобальные планы по перестройке дома, но только разбрасывает чертежи по дому, а потом сжигает в камине; иногда она пробует вспомнить о том, что женщина и есть домашний очаг, но этот этап быстро возвращается к коллекционированию вин и их быстрому распитию в одиночестве. Главным “хобби” матери становится всё же другое — бесконечные походы по психологам. Стив, вскрывая банку пива на пустой кухне, поджимает губы в смеси деланной улыбки, оценке и лёгком раздражении. — Она уже сменила десятерых точно, — округляя глаза и выразительно вскидывая брови, отпивает. — Отец называет это пустой блажью, а мама верит, что они ей помогают и вообще… дают ей новые идеи, типа. Не знаю, мне просто кажется, что ей нравится вся эта… психологичная хрень. Может быть, они её утешают. Без понятия. Поэтому у матери Стива по жизни две заботы: это рабочие проекты, которые требуют всего внимания и концентрации вне дома, и поездки к психологам на консультации. Эдди ошаривает взглядом по статуэткам на камине, ловит наконец сочетание несочетаемого и приходит к мысли — мать с огромным успехом убегает (о, как ему это знакомо), старается постичь глубину своей семьи вне её. “Она уважаемый человек” с большим запозданием говорит Стив, пожимая плечами. “У неё есть талант”, добавляет ещё раз невпопад. Становится очевидно, что матери Стив больше сочувствует, но яркой ненависти не испытывает. В отличие от отца. Отец — бывший строитель, владелец страховой компании. Внахлёст на беспокойную мать он как цементный фундамент: несгибаемый, жёсткий, консервативный, точно и чётко знает, чего хочет от себя и особенно от остальных. Стив, не сдержавшись пару раз, называет его козлом. Потом, помяв на губах нежелание ворошить грязное бельё, всё же распространяется более подробным ответом: он очевидно доводит мать до ручки, когда та решает почаще бывать дома, да и в принципе отличается желанием всех построить и раздавать советы, как стоит жить. Чуть позже Стив добавляет, что отец считает его — великолепного Стива Харрингтона — бесхребетным: ничего не хочет и ничего не знает, плавает по жизни, как говно в проруби, это всё влияние матери. Эдди, видя, как у Стива начинает выразительнее подёргиваться желвак под скулой при разговоре об отце, пробует сгладить: что ж, ему ли не знать про батьков-ублюдков, его тоже не подарок, дай бог, что хоть один человек поминает его добрым словом. Стив дёргано пробует улыбнуться, кивает, смаргивает накатившее раздражение и выдыхает. Потом безрадостно заключает: его родителям давно пора развестись, но они оба отчаянно держатся за ширму благополучной и успешной семьи, статуса. Иногда они в принципе не контактируют между собой, сосуществуют в относительном нейтралитете, но затем закусываются по какой-нибудь херне, будто только и ждут повода, и гремят скандалами месяцы. Но, конечно, в стенах дома. Вне — никогда и ни за что, чтобы Харрингтоны да не были счастливы?.. Увольте. — Мама постоянно подозревает отца в изменах, — разводит рукой Стив с банкой пива, сидя на диване. — Но это бывает тогда, когда ей становится скучно ездить к психологу. Типа… они могут полгода делать вид, что не замечают друг друга, обсуждают только новости и проекты по работе, а затем… вдруг начинают исходиться на говно. Мама бьёт посуду, статуэтки эти, потом покупает новые… Систематика отношений его родителей довольно устойчива в своей хаотичности, если так посмотреть: долгий период затишья, затем ссоры, а после… примирение. Вымученное, хлипкое, созданное для других примирение. Эдди бы не слушать всё это, но он сам и спрашивает. Смотрит подолгу на профиль Стива, разглядывает, как его живая мимика играет, сменяет одну эмоцию на другую, и думает… Не такие уж они и разные. Только в одном случае всё, на что заработал безумный союз родителей — это долги, которые нужно расхлёбывать годами, а в другом — дом-музей, куча машин, любой извёрнутости прихоти. Стив, заговариваясь, ловит взгляд Эдди на себе, притормаживает, смыкает губы в попытке улыбнуться, не докучать семейными дрязгами. Эдди машинально тоже дёргает губами в улыбке, прищуривается теплее. Ему не скучно. Это первый и последний музей, в который он попадает, но ему, чёрт возьми, не скучно. Как раз на начале этапа “мы на грани развода, Харрингтон” Стив и зовёт Эдди впервые к себе: в этот период родители пробуют залатать на сотый раз свой брак, постоянно уезжают. Так они не сильно жалуют, если Стив кого-либо приводит (ведь велик риск сорвать маску успешной семьи), отец вообще не чествует его друзей и говорит найти стоящий внимания круг общения. На ночь Эдди всё равно не остаётся: пересекаться случайно с его родителями — это последнее, чего он хочет после всех рассказов. А заезжать пару раз в неделю после работы вполне входит в планы. Тем более, на время приостановленная жизнь снова возвращается. Эдди заваливается в клуб в следующую пятницу как полководец, вернувшийся из долгого похода обратно на родину. Ребята сияют, даже аплодируют ему целую минуту, заставляя Эдди перейти от шуточных поклонов публике на смешливые реверансы. Он отставляет скромный стул Уилла Байерса обратно на место игрока и перетаскивает свой трон. Ему, конечно, не сравнится с истинными королями, но здесь, в Огненной геенне, на три-четыре часа — он истинный властодержатель. У Уилла сияют глаза до того незамутнённо-востороженно, когда он садится по левую руку, что Эдди едва и сам не начинает верить, что это место его навсегда. Конечно, “навсегда”. Свою кампанию перед выпуском он называет “Последний поход”. На самом деле, ещё до всей канители с работой, Эдди думал продолжить “Культ Векны”, сделать побочную линию, но потом, проварившись в рутинном дерьме жизни, решает не возвращаться к прежнему. Ребята за столом переглядываются при оглашении названия, чуть печально улыбаются. С репетициями тоже положен конец проёбам. Эдди подваливает на своём фургоне к гаражу Гаррета, когда ребята уже без него начинают настройку аппаратуры, выскакивает, орёт “что-то вяло, не слышу, чтобы вся улица дрожала!”, и они обмениваются приятельски-тёплыми объятьями с хлопками по спине. Эдди Мансон живой и вернулся. Уже во второй раз. Тут виновата живучесть крови Мансонов, не иначе. Всё возвращается на круги своя, да. Возвращается. Наверное, так и должно быть: в конце концов Эдди до выпуска рукой подать, уж в этом-то году он точно не оплошает и покинет старшую школу Хокинса. После всего пережитого дерьма ему по силам какие-то сраные экзамены. Поэтому нужно ловить момент своей прекрасной, но уже не совсем беззаботной жизни и вбирать лучшее, не менять то, что и так хорошо было. А что было недостаточно хорошо… доводить до ума. По гравию перед магазином шуршат колёса, в окне показывается коричневый капот, и Эдди, уже намётанным взглядом покосившись от черновиков новой партии, приглушает музыку в наушниках. Через несколько секунд в двери буднично заходит Стив, помахивает, поджав губы, ладонью. Эдди, не сдерживаясь от довольной улыбки, окончательно ставит на стоп музыку, опускает наушники. — Так-так-так… — не теряясь от того, что в униформе продавца выглядит менее круто, наигранно широко разводит руками Эдди. — Намечается королевская рыбалка или вы ко мне по служебному поручению, ваше величество?.. — Я приехал, чтобы надрать тебе зад, — морщится привычно-саркастично Стив в ответ, подходя. — Оу, правда?.. — даже не думает беспокоиться. — Где же я успел накосячить в этот раз?.. Тебе снова кто-то съел мозги и ты пришёл вымещать свою злобу на мне?.. О, Харрингтон, не меняешься со старшей!.. — Да я… — Стив взаправду запинается, моргает растерянно, не сразу опуская руку на стойку. — Я пошутил, изви… Эдди, не дожидаясь, прыскает смешком в сторону, качает головой. И Харрингтон долгожданно приятно закатывает глаза. Догоняет. Это никогда не наскучит, Эдди готов поклясться. — Ты по делу или так?.. — уже без переигрывания, улыбаясь, он опускает взгляд обратно на черновики, дочерчивает линию на карте. — Сейчас доделаю эту срань и я весь твой. До первого клиента, конечно. Стив переминается перед стойкой, поводит нервно пальцами рядом с черновиками. — Ну, на самом деле… — через паузу заговаривает, что Эдди более заинтересованно поднимает глаза. Смотрит в сторону, мнёт губы в подборе слов. — Я… по делу, наверное. — Наверное?.. — прищуривается. — Ну… — Стив наскоро облизывает губы, разводит в пустоту второй рукой, упирает порывисто её в бедро. Оборачивается к Эдди. — Да я заскочил сказать, что… короче, мои родители-таки свалили на конференцию. — О, — Эдди не сильно удивляется. На несколько секунд Стив подвисает долгим взглядом в его глазах, стоит с приоткрытым ртом. Заминка уже должна отдавать комичной, но Эдди терпеливо смотрит в ответ, вскидывает во внимании брови. — В общем… — Стив ещё через пару секунд моргает, отмирает от тупежа. — Они свалили на пару недель. Там, на конференцию, а затем… — Так… — …мама сказала, что они решили съездить после этого в отпуск, наладить, так сказать… — продолжает слабо объяснять ход своих мыслей, но, глянув на ожидающего конечной сути Эдди, обрывает себя на полуслове: — В общем, я к тому, что можем сегодня поехать ко мне. И завтра. И, в принципе, если ты хочешь, то можно и на всю неделю. Теперь очередь зависнуть Эдди. Он, конечно, пообвык в этом склепе имени несчастья в богатстве, но неделя звучит слишком. — Предлагаешь потусить у тебя на выходных?.. — собирает в осмысленное предложение его слова. — Да, именно!.. — будто именно эту простую фразу пробовал так долго объяснить, Стив порывисто кивает, зажмурившись. — Просто сейчас можно точно не бояться с ними пересечься, и я подумал… — Да, давай, — внутренне рассудив, что не имеет ничего против, кивает. — Ты уже закончил работу на сегодня?.. Я как закончу, подъеду. — О, супер!.. — Да, замётано. Замётано. Стив брякает на прощание музыкой ветра в дверях, машет активно в окно ладонью, идя к тачке, пока Эдди пробует понять этот странный эпизод. Непонятно, чего так напрягся Стив: он сам последнюю неделю говорил, что у родаков есть такие планы, логично, что это произошло и Эдди останется на выходные. Снова переживает из-за анала?.. Может быть. Но они вроде бы уже обмусолили всё, в этот раз попробуют спокойно, без спешки. Эдди думает об этом минуты две, зависнув взглядом между рядами, затем пожимает плечами и возвращается к черновикам. В этот раз у них всё получится. Не зря же Стив купил эту пробку, ещё какую-то смазку отдельную, объяснял, что ему там насоветовала та недобиблиотекарша в сексшопе. Всё будет путём. В этот раз Эдди не облажается. Эдди действительно в этот раз настраивается, что всё будет отлично. Он спокойно завершает смену, закрывает магазин по часам, присвистывает себе в хорошем настроении, прокручивая на пальце ключи, пока идёт к фургону в закатном свете солнца из-за леса. Едет до музея Харрингтонов, заворачивает уже расслабленно к ним на парковку, притормаживает перед тачкой Стива. Стив открывает двери тоже без нервяка. Жалуется за плечо про то, что его обязали сделать что-то с какой-то штукой в бассейне, спрашивает у Эдди, будет ли он пиво (а Эдди конечно будет). Всё расслабленно настолько, насколько возможно. Даже когда поднимаются к Стиву (а это целый маршрут) не нападает никакой внезапной паники или волнения. Они уже довольно долго спят друг с другом. Всё в полном порядке. В этот раз уже оба не торопятся, смакуют момент, когда падают на огромный траходром Харрингтона, вылизывают друг другу рты медленно и качественно. От шеи Стива не до конца выветривается аромат геля для душа, поэтому он не подрывается посреди процесса свалить, только гнётся жадно на матрасе, встречает касания, заползающие под одежду. Эдди тащится от того, какой он неторопливый теперь. Предвкушает, как наконец засадит ему, как будет драть, выдалбливая из него его сладко-удушливые полустоны. Ох, как Эдди его выебет. Всю ночь, на которую он здесь, он не отвалит от Харрингтона, будет засаживать и засаживать ему, и тащиться от каждой мысли об этом. Он трахнет Стива Харрингтона. Господи, спасибо за это!.. Чвакает в приглушённую полутьму комнаты смазка на пальцах. Стив облизывает губы, снимает боксеры, разводит в нетерпении ноги, подставляясь. Эдди дорывается до сладкого, теперь его ничто не остановит. Задница желанно встречает пальцы. Чутко реагирует кольцо мышц, то сжимаясь, то расслабляясь под неторопливыми поглаживаниями, терпко в воздух срывается “О, да…”, когда Эдди медленно вставляет палец. Он трахает его двумя пальцами медленно, со вкусом. От этой нарочитой плавности внутри лишь ярче разгорается, каменеет хер, который так нежно наглаживает Стив через джинсы Эдди. Господи, как он его гладит, этот сукин сын: царапает ногтями в зоне головки, костяшками ведёт по стволу, сжимает неплотно через жёсткую ткань, даже сгибается в порыве и целует рельеф, облизывает, подначивая. У Эдди снова утекают мозги. Их можно ловить в полёте, они как смазка на руке, вязнут и стекают сквозь пальцы. Эдди специально себя затравливает, не торопится доставать хер — в этот раз он насладится каждым моментом, каждой секундой, когда будет вставлять Стиву. Блядь-блядь-блядь. Он действительно ему вставит. Сраный Эдди Мансон нагнёт Стива Харрингтона и взгреет его, будет влажно чвакать при соприкосновении кожи, шлёпать яйцами ему по заднице. Стив выдыхает горяченно в губы при новом толчке пальцами в себя, приоткрывает зажмуренные в кайфе глаза. Его взгляд бликует в полутьме… восхитительно. Эдди никогда в жизни не видел настолько красивых глаз, настолько томных, глубоких, по-сумасшедшему страстных и желанных. Стив хочет его как одурелый. Эдди… Эдди уже сошёл с ума, он растворился как личность. Он лишь секунду терпит, завороженно глядя, как Стив выдыхает, прогибается на подушке, снова прикрывает глаза от движения пальцев, и пьяно приникает сам к его губам, будто стоны — живительный кислород, которого практически не остаётся в помещении. Стив слабо шепчет в губы про пробку, Эдди собачкой — он действительно как сраная собачка за палочкой — сползает суетливо с кровати, роется наслепую в тумбочке, находит обёрнутую в чёрный пакет. И на кровать, скорее, к Стиву. Стив лежит полностью раздетый, расслабленно перекатывает кожу у себя на члене, размеренно и сладко. Разводит широко ноги, зазывая. Лунный холодный свет чертится из-за жалюзи полосами по всей кровати, по острым коленям и плоскому животу — только лови урывки этой красоты, запоминай, вдрабливай в память умалишённо. Эдди хренеет. Дуреет. Его хер каменный под джинсами, он сейчас буквально ткань порвёт, настолько он твёрдый. Но Эдди только завороженно садится обратно на постель. Осторожно касается колена Стива, разводит ещё шире, падает взглядом в промежуток, где поблёскивают влажно на свету его булки и поджатые яйца, мелькает влажным бликом залупа из-за кулака. У Эдди стреляет в башке, что он должен прямо сейчас безмозгло лечь и начать вылизывать ему задницу, лизать и лизать его дырку, пока Стив попросту не сдохнет от стонов. Господи… Боже, блядь… Да какого… Мир схлопывается, остаётся только пульсирующая жаркая коробка этой комнаты, нет, этой кровати, где Эдди так сильно хочет, он готов скулить, но ещё пока не может себе позволить. Эдди Мансон никогда так не хотел. Он ничего в жизни так страстно и жадно не хотел. Ещё немного. Буквально чуть-чуть потерпеть. Он обильно смазывает холодную пробку в смазке, перекатывает в ладони, стараясь согреть. Но Стив всё равно, едва её приставляют ко входу, выдыхает шумно, сглатывает, запрокинув голову. — Всё хорошо?.. — Эдди вскидывает глаза. — Н-нормально?.. — М-м-м, да… Он надавливает ею, и та просто втекает в его задницу, плавно и мягко. Господи… заберите у Эдди душу, он не может больше. Стив на секунду прогибается, интуитивно поднимает бёдра выше и… выстанывает. Его голос так сладко смягчается, так звучит, он будто создан только для того, чтобы втекать Эдди в уши, ласкать его мозг, изнутри массировать черепную коробку подавляющим всё удовольствием. Эдди завороженно держит эту чёртову пробку и давит внутрь. Следит неотрывно, как дырка расходится на её ширину, впускает. Блядь, Эдди хочет быть этой пробкой. Он тоже хочет внутрь Стива, он хочет слушать, как Стив просит его, жаждет его, канючит по нему. Доведя до максимального диаметра, Эдди по урокам той библиотекарши замирает. Нужно подождать, чтобы сфинктер привык к ширине. Нужно подождать, дать привыкнуть, нужно просто… Стив мычит сверху, Эдди вскидывает взгляд. Ладонь слабо перебирает пальцами по одеялу, подзывает пальцами. — Иди ко мне, — выдыхает. А Эдди уже с ним. Мыслями он в нём, он целиком и полностью в нём. Эдди перебирает беспуто коленями, ложится рядом, ввязает в долго-влажный поцелуй, с трудом ловит паузы, чтобы выдохнуть. А сам непроизвольно потирается бёдрами о чужой бок. Напоминает о том, как у него уже дымит, едва не крошится в бетонную крошку. Стиву и не нужно ничего делать с этим, Эдди просто сходит с ума. Но он всё равно, сука такая, проводит лениво-плавно костяшками пальцев по напряжённому бугру джинс, изворачивает ладонь, обхватывая взаимно, сжимает, чтобы в голове едва не петардой рвануло. Эдди перестаёт различать, что он что-то говорит, делает. Кажется, он невольно двигает пробку глубже в Стива, мелко трахает самым широким её обхватом, нашёптывает ему в губы дикую срань, что Стив сладкий, как он его хочет, как он его будет, как он не может и хочет внутрь. Стив мычит нечленораздельно, выдыхает открытым ртом. Кажется, он тоже едва понимает, что там Эдди бредит, он безмозгло сам начинает покачивать тазом навстречу мелко-быстрым движениям, ловить темп. Это не секс, это какое-то доведение до слабоумия. Они просто уничтожают друг друга этой прелюдией, размельчают в порошок. В какой-то момент — Эдди не в состоянии определять уже время — Стив скулит “Эдди”, и Эдди всё понимает, он, нахуй, вселенную осмыслил не хуже, чем под приходом, ему только дай толчок. Выдыхает порывисто в чужой рот. Брякает суетливо бляшка ремня, сдираются блядские джинсы, трусы, носки, в пальцах скользит презерватив, вытаскиваемая пробка. Стив уже без лишнего стеснения переворачивается на живот, встаёт на четвереньки, опускаясь разморённо плечами ниже и обхватывая подушки. Эдди осознаёт себя тогда, когда уже пристраивается сзади, ловит оглядку Стива из-за плеча. Боже, пусть смотрит вечно на него так. Эдди готов продать за эту душу, тело, бля, да у него больше ничего и нет, но если дьявол что-то ещё найдёт, то пусть и это забирает нахер!.. Опускает взгляд и едва может вдохнуть — его хер, влажный и переливающийся латексом, трётся о его задницу, прямо между ягодиц с точками родинок. Он будто жил ради этого. Эдди мажет головкой с мягким кончиком презика по его заднице, проезжается взад-вперёд и… Направляет. Надавливает мягко бёдрами. Сфинктер покорно расходится и впускает внутрь. И у Эдди громом хреначит с затылка — он входит. Стив выше (или ниже?.. боже, где они, что они) зажмуривается на короткую секунду, чуть напрягается в плечах, но тут же чутко выстанывает. Ещё ударом молота по затылку. Сильным, оглушающим нахер. — Эдди… — его голос едва различим в этом жарком бреду, но он касается Эдди, натурально дотрагивается до ушных перепонок. — А?.. — Блядь… — Стив… — Это, ах… блядь, да… Ещё раз ударом в голову. Эдди едва не покачивается на своих дрожащих коленях, только крепче сжимает в пальцах светлую кожу, залитую лунным светом. Это его живот уже не двигается несколько секунд в заходящемся дыхании. Это его руки с наполовину снятыми кольцами держат крупные бёдра, втискивают пальцы в чужую поясницу. Это его член, на котором чуть стягивается в начале презик, плавно входит внутрь чужой задницы. Матерь божья. Эдди берёт его сзади. Эдди берёт Стива. Блядь. Господи. Что это… Да. Нет. Иисусе, да. Эдди полностью отрубается. Он только смотрит широко распахнутыми глазами на то, что он творит. Стив Харрингтон, его сраный обожаемый королёк Стив Харрингтон... Он сам не ведал, что так ждал этого, что буквально протёк крышей. Член медленно, едва заметно для глаза, погружается. Всё меньше и меньше полосок блика на поверхности латекса. Стив где-то вдалеке комкает ртом воздух, дышит, постанывает, скрипит в руках простынью. Не от боли, чёрт, нихуя это не от боли, он тоже сходит с ума от того, что Эдди входит в него медленно и осторожно. Дорвался, сукин сын. Строил из себя короля, ловеласа, а так сладко-трепетно стонет, когда хуй растягивает ему задницу, боже, Эдди, не сойди с ума, что это именно ты. Стив Харрингтон встал перед ним раком, подставил свою охуительную крепкую задницу, дал выдрочить свою дырку, чтобы Эдди… Кажется, немеют пальцы. На руках, на ногах, были бы с затылка, тоже бы занемели. — Эдди… Доходит практически до конца. Замирает, так и не в силах моргнуть. — П-пожалуйста… — откровенно скулит Стив. И Эдди даёт. Вытягивает свой член наполовину, отстраняется и вталкивается обратно резче. Тут же перед глазами темнеет. Эдди не осознаёт, что это было за состояние до помешательства, когда не входит толчком внутрь и едва не вскрикивает грудным стоном. Он кончает. Тело переёбывает судорогой, в башке взрывается всё — мозги, мысли, чувства — он бессильно сгорбливается над Стивом, дрожит, изливаясь гейзером. Из него хлещет и хлещет, разум полностью очищается, он только вжимает пальцы в чёртову поясницу Стива и не может вдохнуть. Оргазм отбивает волнами: сначала мелкими, отрезвительными, затем более крупными, осмысленными, но по-прежнему ленивыми. Медлительная пелена удовольствия спадает. Из хера Эдди по ощущениям выплёвывается последняя капля в презик, и он наконец может вобрать грудью тяжело воздух. Осознание опускается соляным осадком. Эдди просто вошёл в Стива в первый раз и обкончался, как мелкий пацан. Застывает. Реальность полностью проясняется перед глазами: как Стив стоит на четвереньках, мнёт в руках подушку, привыкая к ощущениям, мычит; как Эдди сам держит его за бёдра, смотрит слепо в клетку на стене. Блядь. Стив, почувствовав, что фрикция оборвалась, оборачивается, смотрит удушливо-томно на медленно холодеющего ужасом Эдди. — М-можешь… — выдыхает, сглатывает. — Можешь двигаться. Всё окей. Да, конечно, всё окей. Да, естественно, разумеется. Буквально есть одна проблемка, но это так… Стив прикрывает снова глаза, выдыхает носом. А через паузу, не дожидаясь ответа, сам осторожно подаётся бёдрами навстречу. Он не почувствовал, что Эдди кончил. А это вообще чувствуется?.. То есть… Ох, ну и хуйня. У Эдди язык усыхает. Он так и стоит на коленях, начиная нервно соображать, что делать. Как-то на его немногочисленном опыте не случалось таких конфузов. Чаще всего он был пьян или обдолбан, чувствительность была ниже, да и голову ему так не откручивало от того, с кем спит. До него наконец начинает доходить весь стрём ситуации. Пауза тянется, ничего не происходит. Стив снова приоткрывает глаза, оглядывает уже внимательнее Эдди из-за плеча. Замечает в его выражении лица что-то странное, сам нахмуривается, чуть приподнимается на локтях. — Эдди?.. — до недавнего голос, сводящий с ума, окатывает холодной водой, что мурашки поднимаются по шее. — Ты… Что-то не так?.. Да всё не так — это пиздец. Эдди только что капитально обосрался. Бредил, шептал, что всю ночь будет драть, а по итогу сдулся от одного толчка внутрь. Да так хорошо сдулся, что даже сонливость начинает постепенно накатывать. Эдди с трудом осознаёт, что не двигается уже около минуты. По-хорошему, ему бы сейчас что-нибудь придумать — быстрее, быстрее — как-то незаметно поменять презик, бегло поднять начинающий падать хер и… Господи, как стыдно. Эдди отмирает взглядом от стены. Встречается глазами с Харрингтоном. Но единственное, на что ему хватает мозгов, это… — Извини, — выдавливает. Эдди хочет стереть себе память. Потому что настолько безвыходного положения он… А, нет, помнит, такое было и хуже — обвинение в убийстве, которое провернули силой мысли — но даже в тех обстоятельствах Эдди худо-бедно делал вид, что он держится, справляется. А сейчас волна стыда полностью погребает под собой. Он не помнит, с какой скоростью вышел, стянул с себя бегло презик и откинул в сторону, натянул трусы. Помнит только, что смог выдохнуть, выходя на балкон — Стив разрешил ему здесь курить, приволок отцовскую пепельницу. Эдди нервно чиркает зажигалкой, пробуя подкурить, горбится, передёргивает плечами от прохлады ночного воздуха. Музей Харрингтонов живописно выводит нелепо торчащий балкончик на вид густого леса. Кажется, что дом совсем в глуши, даже соседей нет, только долгий простор верхушек сосен, укрытый синей полумглой, и тихий ветер, заставляющий потрескивать ветки. Охуеть холодно. Эдди невольно поджимает одну ногу и отирает ступню о голень, переминается, ищет какую-то опору, но находит только локтями перила, продолжает передёргивать плечами от случайных порывов ветерка. Его позорный побег явно не украшает его скорострельный конец, но всё лучше, чем смотреть в глаза Стиву. Пиздец. Как он вообще умудрился так быстро кончить?.. Вот это он ёбырь-террорист, лучше бы вообще не заикался ни о чём, но нет, теперь-то сознание до боли чётко воспроизводит каждую его полубредовую фразу на ухо Стиву, острее подчёркивает, какой Эдди пиздобол и показушник. Да-да, Эдди, цепляйся за свой былой лихой образ, что можешь зубоскалить Харрингтону в лицо и нагло ухмыляться, тягаться. Попробуй только забыть, как панически дрожал в сарае у Липтона, как обблевался от кетамина на него, как в открытую зассал признать, что на работу с трудом взяли, как… Боже, его жизнь — сплошной провал на провале. Эдди не впервой, знает, что блеснуть он может мало чем, но чтобы уже так проёбываться?.. Чёрт, да вся суть их взаимоотношений строится на том, что они должны друг друга трахать, но и тут нашёл возможность проебаться. И это в тот же раз, когда всё получилось. Супер, класс, отметка “А”, Эдди!.. Эдди затягивается из подрагивающих от холода пальцев, выдыхает сквозь поджатые губы. Сзади от глухого шага поскрипывает половица. Стив подходит молча. Эдди и не оглядывается на него, лишь ещё раз поводит плечами от прохлады, затягивается крепче, чтоб всю душу выело, непроизвольно покачивает головой. Завесь волос заволакивает профиль, не даёт даже на периферии зрения увидеть чужое лицо. Подходит, встаёт рядом, судя по поскрипыванию пола. С небольшим промедлением упирается руками в перила. — Эй. Эдди с трудом смеживает веки. — М?.. — Ты… — Стив явно пробует подбирать слова. И его осторожность поддевает ещё одним крюком под рёбрами: он жалеет его, старается быть аккуратным, а хотя с хуя ли ради, это Стиву в первый раз вставляли и время побеспокоиться о нём. — Всё нормально?.. Ты просто так резко… Эдди порывисто дёргается в каком-то произвольном движении — чтобы совсем не выдавать нервной трясучки, сделать вид, что всего лишь внезапно решил покурить — отнимает рукой сигарету от губ, другой умывает лицо холодно-влажной ладонью. — Да, всё окей, — отбрякивается вяло. Жмурится себе в пальцы в хлипкой попытке собраться. — Просто… Извини, дерьмово вышло. Не специально. — Да… ладно тебе. Бывает. Эдди квёло пробует усмехнуться, но даже губы растянуть не в силах. — А ты как?.. — решает уйти от темы, переключиться. Смаргивает, убирает от лица руку, затягивается. — Ну, в плане… — Ничего не болит, — предугадывая, спокойно пожимает плечами Стив. Чёрт, Эдди всё ловит периферийным зрением движения его рук. — Со мной всё нормально. Точно не как в прошлый раз. — Хорошо. Хорошо, да. Хорошего только мало. Замолкают. Ветер лениво прорежает статичные тёмные верхушки деревьев, шумит, задувает очередным порывом холода. Стив поводит пальцами на перилах. Потягивается в локтях, упираясь на полностью вытянутые, чуть неловко прочищает горло. Эдди не тупой, знает, чего стоит и стережёт. Ему бы пора тоже знать Харрингтона, как свои пять пальцев: он не умеет просто кивнуть башкой на чужую ебанину, он пойдёт с душищипательными лезть, подковыривать едва зажившие, даже понятия об этом не имея. Стив не умеет отваливать по-хорошему, он умеет просто — по-хорошему. Чёрт, так тупо. Эдди находится с ним в одном доме, тут и бежать-то некуда от своего позора, но он всё равно пытается. Он дёргает печально-иронично губами в ухмылке, затягивается ещё раз сигаретой в густую тишину. — Ладно, эм… — конечно, Стив говорит первым. Эдди даже улыбнуться захотелось, он действительно хорошо его знает. — Слушай, по поводу… не загоняйся, а?.. Блин, это реально с каждым бывает, в этом нет ничего та… — Ну, не испорти бы я нам первый нормальный секс этим, то проблем бы не было, — перебивает иронично. — Да ничего ты не!.. Бля, — отрывается эмоционально руками от перил, взмахивает в жесте. — Наоборот всё круто!.. У нас получилось и… — И ты явно планировал, чтобы я тебя трахнул сегодня, а не кончил в первые десять секунд, — дополняет объективно Эдди, разведя рукой с сигаретой от лица. — Но да, чувак, бывает. Мы месяца полтора перетирали о том, как ты хочешь в задницу, и вот я по красоте всё сделал. Не благодари. Стив всхрапывает в усталом раздражении где-то за плечом, подпирает опять бёдра руками. Эдди и смотреть не нужно, он всё знает. — Ты… ты загоняешься!.. — помяв в паузу невысказанное, вздыхает. — Ну… да, это было быстро, но, бля, Эдди, по-твоему я не в курсе, что так бывает?.. От перевозбуждения, от нервов, от!.. Да дофига причин, слушай!.. Со мной тоже бывало!.. — О, и короли плошают?.. — Эдди всё же оглядывается с кислой ухмылкой на него за плечо, прикрывает разбитость подъёбкой. Стив тоже с голым торсом. В одних спортивных штанах, натянутых на скорую руку, с приподнимающимся в тяжёлом дыхании поджарым животом и волосатой грудью. Красавчик. И Эдди его даже трахнуть полноценно не смог — спёкся. Стив стоит, уперев руки в бёдра, смотрит сверляще. — Да, плошают!.. — он будто собирался разосраться тирадой насчёт короля, но передумывает в последний момент. Разводит порывисто рукой в жесте. — У меня так же было в мой первый раз и… и с Нэнси!.. Эдди вскидывает поражённо-оценивающе брови. — Было и!.. — он запинается на слове, качает сам себе головой. — Поэтому да, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Что… что накосячил, провалился, что это выглядит хуже некуда… Но с моей стороны, — он вскидывает взгляд открыто, честно, — всё не так дерьмово. В прошлый раз перенервничал я, сейчас ты, так что… квиты, получается. Не парься, Эдди, пожалуйста, всё было хорошо. И… На секунду он подвисает взглядом в глазах Эдди, замирает. Договаривает: — Мне было хорошо, — тише, чутче. Опускает руку. — Мне было хорошо с тобой всё время. И… нет никакой проблемы, правда. Тем более, ну… я могу помочь. Эдди смаргивает, отводит глаза. Сигарета беспуто чадит. Сраный Харрингтон. Он вечно подкапывается так, что Эдди и слова не может поперёк вставить. Заходит на те зоны, которые он и не собирался обнажать, касается осторожно, приглаживает… Эдди очевидно сдаёт в своей нерушимой защите. Привыкает. Стиву можно. Эдди моргает ещё раз, замечает, как едва видимо подрагивает сигарета в пальцах. Выдыхает тяжело. — Прости, — более откровенно зажмуривается, качает головой, поворачиваясь. Приподнимается из сгорбленности над перилами. — Я просто… да, облажался. Ты был охренеть горячим и я… Чёрт, я думал, что у нас в этот раз всё идеально будет. — Эй, — Стив, почувствовав, что он прогибается, поддаётся, плавится от его сраных душещипательных речей, порывисто шагает ближе, ловит взгляд, — всё хорошо было, окей?.. Мне понравилось. Ты… бля, Эдди, я себя лучше никогда не чувствовал ещё. Его суетливая ладонь, вечно парящая в жестах, осторожно дотрагивается до талии. Тёплая. Стив касается Эдди будто на проверку, осторожно, воздушно. А затем, ощутив, что не отстраняется… Полновесно приобнимает. Притягивает за талию мягко ближе, сминает свои тёплые пальцы на коже, поглаживает большими аккуратно, нежно. Эдди даже не отдаёт себе отчёта в том, что тот делает. Сам машинально, как чувствует, перекидывает аккуратно свою руку с сигаретой ему за плечо, кладёт вторую ему на предплечье, взаимно сжимает, поглаживает. Блядь, развели соплища из-за фальстарта. Эдди бы за это ещё загнаться, но отчего-то становится тихо внутри, хорошо, тепло. Умеет сраный Стив быть чутким. — Я хотел… — Эдди невольно заглушается следом до полушёпота, начинает ползать взглядом по тёмному небу над головой, подбирать слова честнее. — Я хотел, чтобы тебе было хорошо. И так в прошлый раз всё вышло погано, а сейчас я ещё кончил рано… Всё правда окей?.. Ну, хотя бы… на начальном этапе. — Было супер, — Стив улыбается, обнажает белый ряд зубов в красивой мягкой улыбке. Эдди ловит его взгляд вблизи, сам невольно улыбается. — Хорошо, — кивает, всматривается неотрывно в глаза. Момент сам по себе подходит: они просто склоняются ещё на пару миллиметров ближе и смыкаются губами, прикрывают глаза. Ладони Харрингтона теснее сжимаются у Эдди на боках, а Эдди в ответ крепче сжимает его предплечье. Стив нереальный. Мало того, что горячий сукин сын, так он ещё и в душу так ювелирно пролезает, что у Эдди нет сил сопротивляться. Он просто стоит, вбирает это сраное уютное тепло до капли, мажется в неторопливо-нежных поцелуях и чадит сигаретой на вытянутой руке за чужим затылком. Сигарета дотлевает. В спальню возвращаются с настроем закончить начатое. Уже, конечно, без такого отрыва мозгов, но… с чем-то другим. Невозможно точно сформулировать это чувство, оно одновременно и глушит спокойствием, размеренностью, чем-то хрупким и тонким, и вместе с тем захлёстывает полностью, поднимает в груди ужас, восторг, радость как перед чем-то необъятным. Эдди входит во второй раз в Стива после неторопливых валяний с бесконечными поцелуями. Входит на всю длину медленно, зависает сверху и… упирается лбом ему между лопаток, выдыхает стоном в унисон. Нихрена он его не дерёт всю ночь напролёт. Они просто жадные полчаса медленно и неторопливо привыкают к новому, качаются, как на волнах, сплетают пальцы поверх одеял. На первый полноценный раз не кончают просто от ленивых фрикций. Эдди доводит сам себя и кончает Харрингтону на поясницу, а Стиву помогает пробкой и своей рукой на его яйцах. Но ощущается этот секс совершенно по-другому. Совершенно. И хрен пойми что с этим всем не так.

***

Отлаженные шестерёнки срываются друг с друга. Словно что-то заедает, стачивает зубья, но ход всё равно продолжается. С предупредительным дребезжанием. Эдди обещает себе (и Стиву, к слову), что он только на выходные. Ну, если так подумать, что ему там ещё делать, в этом сраном полупустом музее, кроме как наслаждаться сексом. Правильно, нечего ему там делать. После ночи Эдди лежит на животе звездой, уткнувшись лицом в подушки. Поначалу Стив ощутимым теплом обнимает со спины, греет приятно, а в неопределённый момент, когда комнату заливает ярким утренним светом — отстраняется. Эдди и не проснулся бы, если бы не начал ловить перед закрытыми веками мельтешащую тень, а следом и звуки открывания дверей шкафа, возни с одеждой. Он продирает глаза, щурится на опознаваемый уложенный стог волос Стива. — Ты куда?.. — голос спросонья кряхтит не хуже двигателя в его фургоне. — На работу, — он скорее не слышит Стива, а просто умудряется получить основную информацию из его слов. Удовлетворившись ответом, Эдди спокойно захлапывает глаза обратно, с комфортом поводит руками и ногами под теплом одеяла. — Спи, рано ещё. Я ключи оставлю на тумбочке тут, ладно?.. Эдди нечленораздельно выдавливает звук, но Харрингтону этого не достаточно. — Эдди?.. Ты слышишь?.. — Мгхф. — Ключи тут, — звякает раздражающе где-то над ухом, кладёт перезвон на что-то деревянное. — Можешь оставить потом под ковриком или в ящике… Не знаю. Или можешь не уходить, я сегодня пораньше вернусь, можем… Эдди?.. — Понял я, понял... — бухтит, нахмурившись, находит в себе силы вскинуть руку из-под одеяла, повести пальцами. На несколько секунд повисает блаженная тишина. Эдди едва начинает проваливаться обратно в сон, но, оказывается, рано. — Может, эм… Посмотрим сегодня что-нибудь?.. — голос Стива совсем рядом с кроватью. — Вечером. Если останешься, позвони мне на работу, я захвачу что-нибудь на обратном пути. Или… или я позвоню. Окей?.. Боже, для чего нужно начинать пиздеть со спящим, чего Харрингтон добивается?.. — Эдди?.. — ему будто нужно его одобрение. — Харрингтон, спи — значит “спи”. Как проснусь, уеду, мозги не еби, — чуть раздражённо отфыркивается Эдди, бубнит в подушку. Но, по ощущениям, суть доносит. Шаги Стива ещё мягко ступают по комнате некоторое время, затем скрип двери, перебежка по лестнице и тишина. Самому Эдди нужно только в обед заехать в школу и забрать материалы для тестов у миссис Доусон — старая карга продолжает его чехвостить с таким усердием, будто ей нравится его общество, а не наоборот. На работе у Эдди выходной, поэтому он может спокойно доспать оставшееся, лениво подняться и свалить. И в общем всё идёт согласно намеченному плану. В общем. Эдди просыпается окончательно через пару часов. Валяется, перекатывается туда-сюда, ловя последние минуты на такой охерительной кровати, потом, поднявшись пугалом из развалов одеяла, хлопает сонным зенками на окружение, находит заторомженно оставленные ключи. Задерживаться на душ или, упаси боже, завтрак он не собирается. Так, плеснёт в лицо из раковины пригоршней воды, откопает в глубине кармана завалявшуюся жвачку, вот ему и завтрак вместе с чисткой зубов. Сложно сказать почему, но Эдди буквально кожей чувствует — нечего ему здесь делать. И как бы не завлекал приятно-голубой бассейн на заднем дворе, как бы не манило пошариться по огромному холодильнику — нет, неа, вали, Мансон, всё это дерьмово пахнет. Эдди и валит. Закрывает на ключ входную, бросает ключи в почтовый ящик и плюхается в свой фургон, заспанно потирая глаза. К Доусон он приезжает как раз вовремя — бабка рвёт и мечет, плюётся на опоздание, начинает дежурно выносить мозги и клясть на чём свет стоит, обещая, что ещё раз подобное он проделает, он и на четвёртый год останется, от неё не убудет. Эдди выслушивает тираду, улыбается натянуто-дружелюбно (вынес урок за два просранных года, что с этой овцой себе дороже бодаться), берёт, что нужно, и уже отчаливает домой. Как раз после полива грязью от сраной бабки ощутимее чувствуется — он адски хочет в душ и пожрать. Не сказать, что прошлой ночью он особо потел на Стиве, но всё равно ополоснуться не мешало бы. Эдди держит курс до трейлер парка, кидает свой фургон, вплывает домой, отбрасывая ключи, заходит в ванную и… Сраный бойлер. Нет горячей. Перспектива мыться в тазу не улыбается совсем. Ладно, хотя бы еда есть. Эдди открывает дверцу холодильника и зависает взглядом на полках. О, супер, пожрать тоже нечего. Эдди мог бы авторитетно фыркнуть “сговор”, но сговариваться против него особо некому и нечему — это его обычная жизнь, ничего нового. Но что-то сдвигается, едва уловимо меняет положение вещей в обыденном и привычном. Сраные шестерёнки крутятся, заедают сточенным зубьями друг на друге. Эдди сопротивляется самому себе для виду минут пятнадцать: думает “ну и ладно”, “ну и пожалуйста”, немного бродит по дому в сплошной эмоции наплевательства, потом сам себе задаёт вопрос “а что такого?..”, сам же отвечает “да ничего” и раскручивается до нейтрального “я до вечера, вечером уеду”, “да, конечно, в этом нет ничего такого”. Внутренний спор с самим собой приводит к выходу из дома, прокручиванию ключей в зажигании и прямому маршруту до видеопроката. Эдди уверен в том, что он не злоупотребляет ничем: он не остаётся, вот, он приезжает из другого места, он напрямую спросит, не против ли Стив, он до очевидного подчёркивает, что он только до вечера. Ведь у него нет никакого смысла возвращаться, кроме неверно сложившихся обстоятельств?.. Нет, конечно же нет. Стив немного удивлённо вскидывает брови, оборачиваясь от полок на звон музыки ветра. Робин, дежурно-машинально поднимающая голову от стойки, тоже озадаченно уставляется. О, Эдди не делает ничего странного. Ну, в своих рамках “странности”. Он кивает Робин, дёрнув уголком губ в улыбке, помахивает нарочито дружелюбно пальцами. Та следом отвечает диковато-неоднозначной улыбкой, повторяет взмах рукой, но через секунду скашивается в сплошном вопросе на Харрингтона. Боже, к чему такая драма?.. Всё же как обычно. — Хэй, — подплывает Эдди к Стиву, и тот откладывает наугад кассеты на полку. — Привет, да, — он вздрагивает улыбкой совсем буднично. — Я, это… Слушай, тут такое дело… Эдди просто объясняет, что съездил по делам к Доусон, вернулся домой, а там нет горячей. Он всеми возможными способами демонстрирует, что дело плёвое, обычные неудобства, но не будет ли против Стив, если он вернётся к нему, примет душ и… Стив торопится нахмуриться в таком же обывательски-привычном осмыслении, внимании, чуть дёргано срывает руку с полки, что едва не падают кассеты. Он суетливо кивает на каждое слово, затем перебивает, говорит, что нет проблем, напоминает, что сам предлагал с утра задержаться Эдди, они могли бы посмотреть кино, съесть, может, по пицце да и вообще… Вообще, да. Вообще. Стив говорит, что его дом в распоряжении Эдди, холодильник тоже, и, если он не торопится сегодня никуда, могут и вправду что-нибудь посмотреть. Эдди так же, покивав нарочито сосредоточенно головой, отвечает, что да, конечно, наобум выбирает между “Чужими” и “Лучшим стрелком”, пробует совершенно неловко и не к месту пошутить (для чего?..) и так же буднично, прищёлкнув пальцами, уходит. Всё точно и абсолютно нормально, в этой ситуации нет и грамма подтекста. Но пока Эдди едет, сворачивая на перекрёстках, тошнотное чувство “не того” царапается изнутри. Он ведь не искал предлог вернуться? Не искал. Эта ситуация не должна отдавать странностью? Не должна. Да ладно, он и без того с Харрингтоном часто тусит вне секса. Ничего странного. Ничего не поменялось за одну ночь. Они переспали, как и планировали, переспали, как и делали десятки раз до этого. Странное чувство накаляется. Эдди приезжает к этому музею Харрингтонов, достаёт с матом ключи из почтового ящика обратно, открывает дверь и идёт намечено в душ. После душа немного становится полегче, и он, не скидывая полотенца с волос, шлёпает мокрыми ногами по лестнице вниз на кухню, нарочито своевольно распахивает холодильник. Поначалу Эдди списывает это чувство на то, что он просто… просто в таком доме. Если так подумать, это действительно нехорошо выглядит: он заваливается к Харрингтону и пользуется всеми благами его богатенькой жизни — поэтому он немного не в своей тарелке. Из природного чувства бунта Эдди пробует загасить скребущее внутри и специально по-наглому перебирает продукты, решает, что, раз уж выпадает шанс, он будет им наслаждаться: фигачит себе от души запоздалый завтрак, как у королей. Расценив, что собственная старо-привычная наглость его больше успокаивает, чем ёбля мозгов на тему странного ощущения, Эдди стоически гнёт свою линию поведения: он красиво, как, нахрен, в рекламе, режет себе зелень на яичницу, раскладывает тост и джемы по отдельным тарелкам, выпёздывается на улицу на задний двор, чтобы красиво и со вкусом посмаковать жизнь в халате в огромной домине. Эдди сидит за каким-то резным столиком, жмурится в наигранном удовольствии на лес, долго пережёвывая каждую вилку своего лучшего завтрака. Потом он ловит искоса взглядом какую-то женщину, соседку, судя по всему, которая выпустила поиграть своего пёсика, и делает вид, что он тут полностью в своём уме: машет ей приветливо-дружелюбно ладонью, щерится в карикатурно счастливой улыбке, кричит “Здрасьте!.. Я в гостях у Стива, не вызывайте копов!..”, и та нервно сдристывает обратно через лесок к своему дому вместе с псом подмышкой. К этому моменту Эдди окончательно находит причину — точно, он же не из этой прослойки общества, он выглядит странно и, очевидно, боится, что его застанут соседи и посчитают наглым ворьём. Найденная странная причина беспокойства успокаивает. Эдди даже выдыхает облегчённо, ссутуливается расслабленно в плечах и доедает без лишних мыслей о том, что сейчас происходит. Через пару часов возвращается Стив с коробкой пиццы: он тоже как-то странно выдавливает улыбку, путается в завязке из джута, неся какую-то херню, но всем видом показывает, что они, как и прежде, просто незамысловато тусят вместе, собираются смотреть кино. Кино-то они смотрят, это правда. Даже под конец сосутся на диване, улыбаются приглушённо друг другу в губы, смеются на очередной нелепой чушью, плавно поглаживают друг друга через штаны. Только позднее доходит, что весь этот неловкий день был только первым. Первым днём из череды сплошных отговорок, тупых причин и миллиарда поводов не сваливать. После первой отговорки из-за отсутствия горячей воды становится действительно проще. Эдди уважительно для самого себя находит причину и авторитетно кладёт хуй на собственный попытки мозгоправства. Стив тоже расслабляется, подыгрывает этой бесконечной игре, что спустя пару дней им обоим становится плевать. В этот вечер Эдди не уезжает потому что поздно и потому что они со Стивом снова лежат голыми в кровати. На следующий день — у них у обоих выходной, а у Стива правда бассейн с подогревом, о-о-о, Эдди обязан это попробовать, заодно избавит Стива от ассоциаций, что его бассейн опасен и тут можно только бесследно пропасть — вон же, Эдди на широкую ногу, не раздеваясь, показательно падает навзничь и выбирается, тянет Стива тоже опробовать его же собственные блага. Они пьют пиво, врубают телевизор — это превращается в целое соревнование кто перешутит и острее подъебнёт происходящее на экране. Они ржут до победного, тут только уже спать идти, ополоснуться в душе и под одеяло, где можно жадно начать облапывать Стива. А ещё через день Эдди выясняет, что от музея Харрингтонов по окружной быстрее добираться до магазина Хэтчета. Стив активно кивает, рационально говорит, что и хорошо, Эдди проще добираться, и… Да что “и”. Эдди увязает в этом болоте и прекращает всякое сопротивление. Он опоминается на мгновение только в среду (пятый день), когда уже привычно жмурится от утреннего солнца и прячет свой нос в шевелюре Стива, сам стискивает его под боком в объятиях (просто поменялись позами во сне, бывает). Где-то вдалеке хлопает входная дверь, без стеснения грохочут шаги по этажам, следом со звуком самолётной турбины врубается пылесос. Эдди, привыкший к картонным стенам, сквозь сон не придаёт значения, но медленное пробуждение и прояснение реальности начинают напрягать: он у Стива, его родителей не должно быть дома ещё добрые полторы недели, кроме них здесь никого нет. Эдди панически распахивает глаза и вскидывается над Стивом, начинает прислушиваться — и вправду пылесос на первом этаже. Он толкает Стива в плечо, шипит, что, похоже, его родители рановато приехали с саммита-совета-конференции и строгий батёк вряд ли оценит в кровати у Стива голого длинноволосого парня, но Харрингтон мычит, морщится сквозь сон, но не торопится запалошно проснуться и охуеть от ужаса. Тогда Эдди приходится самолично выползти из кровати, нашарить хотя бы трусы на полу (блядь, все его шмотки валяются на первом этаже на диване, они же там начали раздеваться) и с опаской на цыпочках подкрасться к двери, приоткрыть на щёлку, разведывая обстановку. Пылесос гудит упредительно на первом этаже возле лестницы. Затем приглушается сменой режимов, слышатся шаги. Кто-то отключает пылесос из розетки и, чуть помявшись вначале, видимо, со сборкой, тяжёлыми шагами следует наверх. Эдди бегло прикрывает дверь, чтобы не торчать охуевшей головой в проёме, но прислушивается тщательнее. Некто поднимается, прочищает горло однозначно женским тембром. Хлопает проводом, ставит что-то тяжёлое (пылесос) на пол. Гудение накатывает с удвоенной громкостью прямо за дверью. Блядь. Эдди, уже не стесняясь, что его суетливые шаги можно услышать, перескоком возвращается к кровати, сильнее трясёт спящего Стива за плечо. Спрашивает громким шёпотом, есть ли у него лестница в доме, он с такой высоты окна не самоубийца выпрыгивать, а, может, он сейчас по-быстрому залезет в шкаф, только шмотки нужно достать оперативно, сейчас ж к ним зайдут. Стив мямлит что-то неразоборчиво, глухо за гудением пылесоса. Наконец, когда Эдди уже подрывается к окну, чтобы оценить более правдоподобно свои шансы вылезти и не убиться, Харрингтон сонно промаргивается, приподнимается на локтях и говорит, что это Джуд. Только ещё через пару фраз становится ясно, как это такая — приходящая раз в неделю уборщица. Она как раз приходит по средам утром. Эдди унимается ненадолго, но косится с подозрением на дверь. Уточняет под стихающее гудение пылесоса, прибирается ли она в комнате Стива. Харрингтон явно не горит желанием пояснять трудовые обязанности этой Джуд, вздыхает, пробует снова улечься удобнее на подушку и продолжить спать, но выскрёбывает всё же “нет, она не заходит в жилые комнаты, ложись, Эдди, рано ещё”. Эдди ложится обратно. Но заснуть с таким же безразличием к ситуации не может. Для него сам факт парадоксален: какой-то левый человек просто заходит в дом, делает что-то, пока домочадцы, не обращая на его существование внимания, спокойно дрыхнут. Дядя бы с такими приколами уже нашарил в шкафу ствол. Эдди находил его когда-то давно, рядом с порнухой, но больше никогда его не видел. Поскольку даже для их района это чересчур. Сраная богатая жизнь — непонятная и беспощадная. Джуд действительно не заходит в комнату Стива: её шаги ещё доносятся пару часов по дому, но больше на общих территориях. Максимально близость к дверям происходит только с пылесосом, когда она старательно им просасывает углы коридора, а затем когда она, гремя ведром, открывает двери в ванную Стива и минут пятнадцать что-то делает там. Понятно, откуда у него там ряд свёрнутых аккуратно полотенец как в ёбанном отеле. Ближе к полудню, когда Эдди уже начинает переживать, что ему придётся выйти и обнаружить себя (поездка в школу и на работу не ждёт), Джуд характерно хлопает входной дверью и в доме повисает приятная уху тишина. Стив постепенно просыпается — сраная спящая красавица. Уточняет у Эдди, до скольки он сегодня в магазине, может, раз у него выходной, ему подбросить его, а потом забрать. Всё это ничего, даже глушит неожиданную панику с утра: Эдди, лежащий рядом со скрещённым на груди руками пару часов, начинает расслабляться, всерьёз прикидывает, может ли сегодня бросить фургон у Стива и побыть требовательной чирлидершей, за которой бойфрэнд тащится хвостом и выполняет все прихоти. Он был буквально близок к шутливому согласию, если бы не одно “но”: спустившись вниз в трусах за одеждой, шмотки на диване не обнаруживаются. Они не обнаруживаются на всём просторе гостиной, второго этажа, комнаты Стива, даже ванной. Стив, будто не до конца просыпаясь из сонной неги, лениво машет за плечо на кухне, шарится в холодильнике в поисках ингредиентов к завтраку, предполагает как-то очень запоздало-неважно, что, может, Джуд закинула его одежду в стирку, посчитала его шмотками. Эдди спрашивает, где у них, мать её, стиральная машина в доме. Через пару минут он сидит на корточках в трусах напротив стиралки и задумчиво-охуевше подпирает рукой подбородок — в окошке прокручивается его футболка, джинсовка и брякающие железной цепью джинсы. Хрен с ним, что в этом сраном музее, как в прачечной, видно напоказ, что крутит барабан. Проблема в том, что одежды кроме этой у Эдди тут нет. Благо, кожаная куртка обнаруживается на вешалке. Но в одних трусах и куртке заявляться к миссис Доусон точно нельзя. Эдди выходит спустя пять минут пустых созерцаний и обдумывает план: наверное, он вполне может пробежаться в одних трусах до своего фургона на обозрении у соседей, Стив наверняка что-то придумает, объяснится. Стив, брякающей тарелкой по стойке, закатывает привычно-устало глаза и напоминает, что у него наверху шкаф с кучей одежды. И ему не жалко, вообще-то. То, что Харрингтону не жалко — это хорошо. То, что у него стиль, как мамкиной радости и лучшего парня с букетиком цветов — это отвратительно. От всего завтрака они половину времени срутся на тему шмоток и того, что Эдди не станет нихрена носить из всего его гардероба. Затем, пока Эдди намыливает тарелки, они пререкаются на тему того, чтобы Эдди не смел ехать в трусах к Доусон. Уже после завтрака Эдди хмуро стоит у шкафа Стива и под его недовольно-прожигающим взглядом перебирает вещи на полках, откидывает одну за другой на кровать, повторяя апатично “стрём”, “на утренник”, “это что, гэп?.. мужик, это пиздец”. Стив время от времени порывается сказать, что не Эдди пиздеть на тему стиля в одежде, но Эдди расплывается в полной яда ухмылке, оборачивается, и вся его готовность начать длинную лекцию заставляет Харрингтона захлопнуться, закатить глаза, сплеснув руками, и уйти складывать всё отброшенное на кровати. В конечном итоге Эдди всё же останавливается на более-менее нейтральном бордовом джемпере и уже от недостатка времени для выебонов хватает первые попавшиеся джинсы с полки. По одежде ощутимее разница в параметрах: у Эдди очевидно уже плечи, ноги не такие рельефные, и, когда он натягивает джинсы, как свободные растянутые спортивки, приходится с унижением признать про себя, что пустого пространства в паховой области у него тоже многовато, в отличие от Стива. Оглядывая себя в зеркале, Эдди хочется сказать, что он так мог одеться только в свои двенадцать. Стив морщится, отплёвывается, что ему идёт, и протягивает ремень. Комплимент от Харрингтона явно липовый, но приятный. Эдди кривится и затягивает ремень потуже, стараясь сожрать внутри себя все причины позубоскалить в ответ. Выглядит он… по-странному домашним. Эти светлые джинсы, отутюженные явно, джемпер, на котором даже не заметны все подвески… Эдди надеется, что его странный видок не бросится никому в глаза, он сгладит его своей же курткой. Но и родная ношенная года три к ряду кожанка предаёт: вместе с ней ансамбль стиля “приличного парня” отпечатывается на зеркале “полным Харрингтоном”. Вот этим Стивом Харрингтоном: с заправленным в джинсы джемпером, с короткой курткой без излишеств, со строгими не обтягивающими джинсами без единой потёртости. О Господи. Эдди было проще отправить в одних трусах и вытатуировать на теле огромными буквами “я живу со Стивом Харрингтоном”, это бы выглядело точно так же и, может, менее заметно. Но сраться уже на пятый раз или переодевать времени не остаётся: Эдди в сплошном неверии к самому себе просто качает головой, берёт ключи от фургона и подтверждает за плечо, что встретятся после работы. Точнее, после того, как он заедет к себе домой и возьмёт несколько шмоток на очередные такие случаи. Нет, больше такого дерьма он не допустит, пусть Стив подавится своими поддерживающими “да ладно тебе, выглядишь хорошо”, “Эдди, тебе идёт, бордовый твой!..” Нет, Эдди больше не развесит уши на эти ловкие манипуляции с его эго, ни-ко-гда. В школе Эдди, хоть и старается не смотреть по сторонам, но ощущает редкие оценивающие взгляды. Он только более дёргано отводит взгляд в другую сторону, делает вид, что всё у него как обычно. Без комментариев не обходится ебучая миссис Доусон. Она откровенно проезжается по Эдди взглядом над очками, хмыкает, натягивает окуляры обратно и вкрадчиво выговаривает, что, кажется, теперь-то Мансон взялся за ум, выглядит не как отброс, что ж, теперь время посмотреть на его тест, может, и там мозгов стало вложено больше. Эдди давит замороженную улыбку и считает про себя время до окончания пытки. На обратном пути из школы, когда сминается в ком сраный тест с отметкой “С” и отправляется в мусорное ведро, некстати из-за угла выплывает Дастин и Уилл. И если Уилл бы постеснялся окликнуть Эдди, целенаправленно шагающего к фургону, то для Дастина это лишние ужимки. Он орёт на всё улицу, и не обернуться на такой зов нельзя, даже зажмурившись на несколько секунд. Эдди останавливается, оборачивается с заново натянутой на лицо маской развязности, похуизма и, какого-никакого, дружелюбия. Трут они за следующую катку, за тест у Доусон, ещё какую-то чушь. И Эдди уже готов окончательно забыть, как он выглядит, пока Уилл, переминаясь в неловком молчании в разговоре, осторожно не выдавливает, что у Эдди крутой джемпер. — Тебе идёт, — поджав губы в улыбке, Байерс тут же падает взглядом в землю. — Кстати да!.. — оживляется следом Дастин, распахивая глаза. — Непривычно слегка видеть тебя в таком, но… это твой цвет!.. Я похожий у Стива видел, он, вроде бы, из кашемира?.. — Спроси у Харрингтона сам, — старается как можно нейтральнее обойти злоебучий комплимент Эдди и сразу же напирает на предыдущей теме катки. Уже в фургоне, громыхнув дверцей, он сидит пару секунд без действия, а затем из праздного интереса регулирует зеркало заднего вида, выворачивает наизнанку эту херню за шеей, подтаскивает к зеркалу этикетку с мелким шрифтом. Это действительно блядский кашемир. Ладно, если без сарказма и выебонов, шмотки у Стива удобные. Стрёмные и без изюминки на вид, слишком выхолощено-правильные, как для выпускников какой-нибудь элитно-закрытой академии, но, нужно отдать должное — удобные и тёплые. Даже на работе поло по размеру на контрасте не такой приятный. Эдди думает, что, в общем-то, это всё неважно. Подумаешь, он в шмотках Стива походит один день, от него не убудет. Но эта хрень, те дурацкие шестерёнки, они только сильнее стачиваются, наращивают темп. В середине смены Эдди обнаруживает, что у джемпера и запах непривычный — какой-то кондиционер или духи Стива, хрен разбери. Он битые десять минут зависает в подсобке, втискивая в нос приятно-бархатную ткань, размышляет о том, действительно ли это кондиционер или духи, нет, у Стива точно другой аромат, а, может, это уже выветрившийся, в любом случае пахнет приятно, да, не сигаретным дымом и не выдохшимся пивом. От самого Стива, если так подумать, всегда пахнет приятно. Чем-то тяжёлым, сладковатым. Эдди интуитивно дёргает губами в улыбке. Да и остаётся с таким же дебильным выражением лица до конца смены, что один из клиентов, зашедших под конец, уточнил, что за хорошее настроение, на фоне Рузвельта Эдди выглядит пиздец позитивным типом. А Эдди не позитивный. С чего бы ради ему быть таким, у него что, что-то охереть хорошее в жизни происходит?.. С дядей он ловится вечером после работы, как раз в момент, когда Эдди откапывает спортивную сумку и кидает туда пару шмоток, чтобы не мотаться через день, обновляя. Дядя надолго зависает в проёме, ничего не говорит. Потом, понаблюдав, вкрадчиво спрашивает, не учудил ли Эдди снова что-то, пропадает снова где-то не первый день, сейчас одежду собирает. — Я… я просто в гостях, — Эдди, не отрываясь от процесса, вскидывает дёргано рукой за плечо, встряхивает ладонью. — У друга. Всё окей. — Точно?.. Если завтра выяснится, что ты опять в ориентировках у полиции… — Дядь, не начинай, а!.. — уже более раздражённо оглядывается, морщится. — Правда, всё окей! У друга сидим, фильмы марафонами смотрим, пьём пиво. Без проблем!.. — Хорошо, — как-то непривычно быстро сдаётся дядька, падает расслабленно плечом на косяк. — Кстати, славный джемпер. “Друг” подбирал?.. Едва отвернувшийся Эдди зависает над сумкой. И какого хрена всем приколебался этот джемпер?.. — Да, — решая проглотить подъёбку, сплёвывает и возвращается к шмоткам. И за секунду вспоминает, что родители Стива — не единственные родственники, которые были бы не обрадованы, найди у чада в койке рослого парня в трусах. Если по презервативам как по чайной гуще невозможно определить, с кем Эдди спит, то по однозначно мужскому джемперу — вполне. Затылок омывает холодом, мурашками по плечам. Эдди сглатывает и продолжает растянуто копаться, без сути, надеясь, что крайне неудобная тема не всплывёт. Не думается, что дядьке после пережитого говна в прошлом году сейчас охота копаться в ориентации Эдди, у них и без этого проблем всегда хватало. Дядя стоит ещё минуту за спиной. Молча. Потом, то ли смиловавшись, то ли решив отъебаться по-хорошему, переспрашивает, точно ли Эдди так суетливо не валит из города, получает ответ, что точно нет, у него впереди ещё два теста у Доусон. На том он хмыкает и уходит в гостиную. Эдди тихо выдыхает. Кажется, в этот раз его проносит. Вообще Эдди никогда и не думал, что подобная тема… всплывёт между ним и дядей. Он больше переживал за траву, за то, что могут посадить за драгдилерство, ещё за что-нибудь, но за то, что бы сказал его дядька на тему его сексуальных предпочтений и партнёров — нет. А тут, как неожиданная кость посреди филе — вряд ли он будет в восторге. Уже собравшись, Эдди решает, что он сам зря начинает думать об этом: он же не стопроцентный гей, у него и женщины были, так что тема не требует обмусоливаний и каких-то объяснений, тем более, у них со Стивом просто секс, Эдди не станет его, как свою невесту или ещё кого, с излишними почестями представлять перед дядькой. Когда он хватает снова ключи от фургона из вазочки, дядя всё же отклоняется в кресле, отрывает взгляд от телека. — Передавай тому, кто тебе там подбирает одежду, привет, — роняет как невзначай. Эдди дёргает плечом раздражённо, но давится глухим “обязательно”. Вероятно, он считает, что его какая-то девушка решила облагородить, заставила купить что-то поприличнее — что ж, неплохой вариант. Эдди едет по окружной до Харрингтона и решает, что больше не будет думать на эту тему. Напрасно. Если бы Эдди любил хоть какой-нибудь спорт, особенно командный, он бы уже точно в ушах слышал “пропускаешь, Мансон!”. Но Эдди не любит спорт, не любит эти переброски фразами, поэтому он слышит только шум ветра в приоткрытом окне и то, как пожирает огонь сигарету при затяжке. Стив дома, открывая дверь, говорит про то, что он собрал ещё парочку фильмов, заезжал днём на работу. Он совсем не спрашивает про сумку Эдди, будто её не замечает, не спрашивает спустя час про то, почему Эдди, так долго возмущаясь утром, не переодевается обратно в свои шмотки. Они уже ставшим до безумия привычным разогревают полуфабрикатную пиццу в духовке, пшикают открывашками на кухне, смеются приглушённо, шуточно спорят про фильм. На следующий день Эдди найдёт свои мокрые шмотки на верёвке в сушилке. И он тоже ничего не спросит у Стива. Это болото. Глубокое, вязкое и пожирающее здравый смысл болото. Эдди не хочет об этом думать — зачем забивать мысли чепухой. Он садится к Стиву под раскинутую руку на диване и скалится в широкой улыбке на его очередной ироничный комментарий. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь Эдди будет смеяться над шутками Харрингтона. На самом деле, Стив не просто сам по себе забавный, он временами умеет смешить. Его чувство юмора базируется на смешении чего-то неловко-невнятного и пафосного, специально надменного — со временем это легче различать, что это не он сам такой. Иногда Стив сам не замечает, что делает крутые вещи: то прокрутит по всем пальцам руки виртуозно открывашку для пива, то с расстояния для баскетбольного поля поймает ключи, то подпнёт с пола вещь и красивым жестом поймает в воздухе. Эдди поначалу нарочито подъёбочно тянет “о-о-о-о, смотрите-ка”, но после поумеряется, только хмыкает и улыбается вниз, мнёт на губах удовольствие от лицезрения этих приёмчиков. Стив говорит, что он угробил свою успеваемость в средней школе в обмен на эти трюки. Мол, многим нравится подобное, прям как в фильме, и он по тупости детской считал эту херню круче, чем какая-нибудь математика. — Ну, это правда, — поджимает оценочно губы Эдди, отводя горлышко пива ото рта. — Выглядит пизже, чем логарифмы. — А я про что!.. Стив крутой, да. Но не совсем так, как это выглядело в старшей школе. По сути он мягче, чутче. В каком-то смысле слова нежнее всего деланного образа в прошлом. Эдди приятно за ним наблюдать в полностью домашней для него обстановке. Будто бы он наконец избавляется от всех слоёв луковицы, видит самую суть, центр. Вероятно, потому что сам Стив после эдакого “переезда” Эдди становится откровеннее. Он и до того был откровенным, это бесспорно, но почему-то сейчас — особенно. Как-то раз Стив, пока они смотрят средней паршивости кино (не такое, чтобы полностью в него погружаться, но такое, что нужно добить до конца для галочки), засматривается на руку Эдди, лежащую на банке с пивом. Моргает, потом молча, как любопытная кошка на краю стола с крышкой, мягко отдирает пальцами ладонь Эдди от банки, рассматривает. Кольца. Эдди оглядывается и сразу понимает предмет интереса. — Ты всегда так много носил?.. — спрашивает, не поднимая глаз. Эдди сглатывает пиво во рту, машинально склоняется ближе. Позволяет крутить свою ладонь, кольца на пальцах. — Ага, родился с ними, природные наросты. Как у тебя родинки. Стив в мельтешении телевизора нахмуривается приятно-привычно, поднимает полный молчаливого недовольства взгляд. Эдди обожает это и не скрывает. Он давится откровенной ухмылкой, даже на полмгновения, не отдавая себе отчёт, закусывает губу, бегает взглядом с одного глаза Стива на другой и всё же не отказывает себе в удовольствии — подаётся ближе, сминает его плотно сжатые губы своими, смеётся тихо, прикрыв глаза. Тот, сука, принципиально не отвечает пару секунд. Потом сдаётся, приоткрывает рот, целует неторопливо в ответ. — Я серьёзно, — когда Эдди отстраняется обратно и, отпивая, снова булькает банкой, он опускает голову. — Ну, то есть… Ты просто в один момент зашёл в магазин и купил весь ассортимент или собирал много лет и решил всё напялить?.. — Да как-то по жизни со временем появлялись, — уже честнее пожимает плечом, вторым падает комфортно на Стива. — Можно сказать, что каждое имеет значение. Стив замолкает ненадолго. Руку не отпускает, продолжает разглядывать. — Ты сам покупал?.. — Одно да, другие нет. Несколько подарили. — Да?.. Какие? Эдди переводит флегматично взгляд от безынтересной картинки на экране, указывает отведёнными от банки пальцами на парочку. — Кто дарил? — Стив с большим интересом начинает вглядываться в указанные. — Это Гаррет, — весь их разговор больше похож на изучение фотоальбома с детскими фотками. На секунду Эдди даже дёргает уголками губ в тёплой улыбке от это чувства. — Мы с ним перед старшей гоняли на концерт вместе. Там была палатка со всякой такой хренью, мы по приколу купили друг другу. Я ему — нашивку и значок, он мне — кольцо. Стив кивает, моргает. Вблизи его глаза блестят совсем по-родному. — А это?.. — Дядька, лет в семнадцать, — Эдди указывает на кольцо с кабаном. — Не знаю, может, это был знак мне не быть свиньёй, но сказал, что вроде как мне такое дерьмо нравится и взял у каких-то проезжающих рокеров. — Ты сказал, — Стив неожиданно поднимает голову вместе со взглядом, утыкается им от неожиданности прямо впритык в глаза Эдди, — что… что они все имеют значение, да?.. Эдди чуть откидывает головой на спинку дивана, поднимает глаза на потолок. Покачивает головой в лёгком раздумье. — Ну, да. Не сказать, что так специально было задумано, но теперь я придерживаюсь именно такой идеи. — Какой?.. — нахмуривается в непонимании. Эдди поднимает обратно голову, тоже угождает прямиком Стиву в глаза. Довольно странно, что до этого он никому об этом не рассказывал. Никто не спрашивал, просто замечали, что он любит кольца и всё. Харрингтон опять хватает пальму первенства, как присуще настоящему спортсмену. Губы сами по себе разъезжаются в лёгкой улыбке. — Каждое кольцо — это человек в моей жизни, — отвечает и, улыбаясь шире, опускает глаза на свои руки, поднимает и вторую: — самое первое от мамы. Вот, вот это, на безымянном. Оно, короче… то ли фамильное, то ли просто её любимое, не помню точно. Меня лет в пять оно пиздец заворожило. Она… просто обожала его. Оно ей было велико, на самом деле, носила его на большом. Когда она умерла, нам выдали вещи, которые у больницы остались… В общем, пока батя не видел, я его свистнул. Сначала без дела валялось на полке, потом, когда пальцы подросли, начал носить. Стив касается осторожно его, чуть поворачивает в свою сторону камнем. Слушает. — Это от дяди, как уже сказал, — Эдди даже немного разочаровывается, что теперь часть историй не так красиво звучит, успел без красивой концепции рассказать, — от Гаррета, а это… я купил его на том концерте летом, после того, как с Крисси познакомился, — приподнимает палец с перстнем в виде креста. — Оно мне показалось пиздец крутым. Я тогда подумал, что на следующий год точно прихвастну им перед ней, может, подарю по грошовому поводу… Но, как знаешь, не сложилось. Осталось у меня. Ресницы Стива вздрагивают в смаргивании. Переводит взгляд на следующее кольцо, касается его. Эдди ловит себя на том, что редко когда так сидит сам с собой — подняв обе руки и разглядывая, что на них надето. Единственное, что он проверяет, это наличие часов, но кольца и цепи всегда были как часть него, редко снимает. Он и внимание не обращает давно. Вот, только со Стивом, когда в первый раз спали, понял, что они ему мешают. Сидят в уютном молчании. Стив молча изучает каждое, разглядывает, Эдди искоса оглядывает его профиль, пробует предположить, о чём он думает. — Это все?.. — неожиданно отмирает из задумчивости, оглядывается. — Все, — кивает Эдди. — Как-то больше людей не накопилось за эти годы, ты уж извини. — Да нет, я просто… — Стив отворачивается обратно к его рукам, смаргивает. — Я почему-то думал, что у тебя их целый сундук, казалось, что постоянно меняешь… Вот только сейчас понял, что они одни и те же. Стало любопытно. — Ты первый, кто спрашивает, — честностью на честность. Стив искоса переводит глаза, приглядывается. Вздрагивают губы в мягкой улыбке. Он с промедлением отстраняет свою руку от ладоней Эдди, тот наконец спокойно опускает их, укладывает на колени. Но взгляд отвести от Стива не может. Харрингтон тоже, ловя искоса долгий взгляд, поворачивается, прямолинейно одаривает улыбкой — нежной, чуткой… благодарной. Хрен знает за что, конечно. Может, за интимную откровенность. Но за это не нужно благодарить — Эдди бы в любом случае сказал правду. Потому что… так нужно. Так чувствуется. — Значит, в каком-то смысле ты коллекционер?.. — Стив умащивается удобнее рядом, подтягивает колени на диван, разворачиваясь полностью. И вправду, зачем делать вид, что они хотя бы слушают происходящее на экране. — Ну, можно сказать и так, — Эдди предательски вздрагивает уголками губ в ухмылке, машинально подстраивается, тоже поворачивается к Стиву. — А ты что-то коллекционировал?.. На секунду Стив озадаченно вскидывает брови. Не ожидал, что вопрос направится к нему. — Ну… — он моргает подгруженно, увязает долгим взглядом в стене. — Не особо. В детстве только имел коллекцию машинок. Гоночных. — О, — Эдди приятно морщит нос, вглядывается с искрой смеха в глазах, — так значит тачки — любовь с детства?.. — Это… — Стив прыскает смешком, обнажает зубы. Переводит обратно взгляд на лицо Эдди. — Да, да… наверное, можно сказать и так. Эдди поджимает губы с пониманием, не может прекратить улыбаться. Ему приятно узнавать Стива: в деталях, мелочах, каких-то глупостях. Крутой Стив Харрингтон отчего-то становится только круче с историями про то, как он долго на математике учился прокручивать ручку через пальцы, как в Джеймсе Бонде, но она постоянно выпадала. На недолгую паузу Стив залипает в глаза Эдди. Смотрит, смотрит, приоткрывает рот, будто ещё что-то хочет сказать. Затем резко моргает, опускает глаза, выдавливает неловкую улыбку. — Хотя… нет, — часто-часто моргает, будто старается стереть свои предыдущие слова, и расслабленно падает на плечо Эдди, тянет руку, чтобы прочесать пятернёй свои волосы. — Вообще, если честно… я не очень любил эти сраные машинки. Эдди вопросительно-удивлённо вскидывает брови. Стив поднимает внимательно взгляд, ловит чутко реакцию. — Я… — заминается на мгновение, пока Эдди, стараясь не спугивать, вытягивает одну руку у него за головой по спинке дивана. — Мне их отец постоянно дарил, знаешь… Может, он сам в детстве хотел такую коллекцию, не знаю, но я как-то особого фанатизма не испытывал, просто… ну, они были нормальными, многие пацаны мне завидовали и звали поиграть, а так… Если честно, мне нравились домики. — Домики? — Эдди нахмуривается в попытке вспомнить такие игрушки. — Да, типа… — Стив облизывает порывисто губы, отрывает, так и не прочасав пятернёй волосы, руку от себя, вскидывает в жесте. — Мама раньше (да и сейчас, наверное, просто уже не дома) делала макеты домов, знаешь… Проекты, да!.. У неё был огромный стол, диорама!.. И она там делала макеты, они были… Наверное, я как-то раз играл машинкой возле него, поэтому отец счёл, что мне по кайфу машинки, но на самом деле… Боже, я обожал эти миниатюрные домики!.. Стив до того откровенно зажмуривается в эмоции восторга, что Эдди, сам того не понимая, прыскает смешком, улыбается в сторону. Он его обожает. На таком расстоянии кажется, что за каждую эмоцию. — Бля, да, звучит это странно, конечно… — тушуется смущённо Стив, сглатывает, опускает скованно руку, и Эдди суетно оборачивается обратно: — Не-не, ты не так понял… — Да ладно, знаю, как это звучит!.. — Нет, просто, — Эдди импульсивно перехватывает его упаднически опущенную ладонь, ловит взгляд, — блин, ты так зажмурился от восторга… Чувак, это круто. — Ты не смеёшься?.. — Не, ты чо, брось, — качает серьёзно головой. — Домики — это круто. — У них крыша ещё прикольно откидывалась, можно внутри было посмотреть интерьер… — Стив осторожно пробует защититься, хотя вовсе не нужно. Пожимает плечами, на проверку вскидывает взгляд на глаза Эдди, считывает, что слушает. — В общем… не знаю, мне они безумно нравились. Я постоянно тусовался у мамы в студии, ждал момент, когда могу порассматривать, она, знаешь, не разрешала, мало ли… — …мало ли сломаешь, а ей клиентам показывать, — Эдди продолжает эмпатично фразу, кивает в понимании. И энтузиазм Стива воскресает на глазах. — Да, точно!.. — улыбается окрылённо, и Эдди, чёрт, Эдди снова не может подавить расползающейся на губах улыбки, смотрит в восторженно бликующие глаза напротив, кивает, как болванчик, на каждое слово. Он хочет видеть такого Стива — откровенного и интимно-личного до мурашек по предплечью. Хочет смотреть и не отрываться. У них как-то выходит это само по себе. Эдди говорит что-то личное и достаточно откровенное, и Стив, будто понимая, что не может остаться в долгу, тоже открывается. Он не коллекционировал машинки, которые сберёг отец в подвале. Он обожал диорамы матери с кучей мелких деталек, обожал разглядывать как живут люди в её домиках, обожал беспуто катать машинку по краю макета и представлять, кто из членов семьи возвращается в этот дом, как по нему все соскучились. Господи, Харрингтон… он невероятно очарователен. Эдди околдован его откровенностью в такие моменты. Ловит сам, как на диораме, мелкие детали, любуется и наслаждается каждой. Эдди не замечает, что часть рассказа Стива так и держит его за руку, порывисто схватив её, желая показать, что это был вовсе не издевательский смех. Наверное, всё из-за нового этапа в сексе. Да, всё же обстоятельства несколько меняются, поэтому… да, поэтому Эдди как магнитом тянет на откровенности Стива. После первого анального секса они не сразу к нему возвращаются. Стив рассказывает, что ему порекомендовали не злоупотреблять, поскольку, если растянуть мышцы сфинктера, будут проблемы. Эдди и не перечит, собственно, они прекрасно несколько месяцев к ряду удовлетворяли друг друга без этого. Но характер их секса всё равно меняется. Эдди чаще лапает его за задницу. Видит, что сублимация обоим доставляет кайф, поэтому при каждом удобном случае подхватывает Харрингтона за крепкий зад, мнёт, сжимает, ловит из-за плеча, как он прикрывает глаза на секунду, наслаждается таким вниманием. Да и пальцы теперь стали обычной практикой. Эдди каждую ночь наминает задницу Стива, шепчет, что подразнить — его святая обязанность. Так что рельеф его ануса едва ли не новый отпечаток на его среднем пальце — Эдди не может, не хочет тормозить, видя, как Стива мажет от такой ласки, расщепляет нахуй. Если раньше они сталкивались в городе по случаю или весь день друг друга не видели (а, может, и несколько), то теперь совместное проживание открыло ворота в самый настоящий ад (или рай, тут уж как посмотреть): Эдди хочет ебаться как кролик, он каждый вечер ловит самый не примечательный момент для домогательств и начинает распалять Харрингтона, липнуть к нему, как сраная жвачка к подошве. По ощущениям, они будто откатились обратно на этап, где только-только начинают трахаться — у Эдди башню отрывает. И теперь, к несчастью, от всего подряд. От улыбок Харрингтона, от его бедлама на башке спросонья, от его устало-будничной сосредоточенности на дороге за рулём. Сраный Харрингтон. Что он с ним творит. При таком темпе очевидно, что долго без повторения анала они не выдержат. Так что уже на седьмой день, когда Эдди на вечер уходит на катку в клуб и возвращается под ночь, у них начинается ещё более жаркий раунд. В этот раз шлют нахер осторожность и плавность — обоим нужно до звучных, громких шлепков яйцами по жопе. Эдди наконец трахает Харрингтона ровно так, как обещал с самого начала: входит плавно, делает пару проверочных неторопливых толчков, а затем, чтобы наконец упокоить их обоих от этого факта, начинает двигаться амплитуднее, быстрее. У Эдди занемевает мозг, когда он осознаёт, что всё комнату наполняют звуки шлепков кожи о кожу, постанываний Стива. Стив хотел этого и дорвался полноценно. Он кайфует просто от факта, что его ебут, и Эдди готов до ломоты в пояснице трахать его, как он захочет. И про ломоту в пояснице даже не шутки. После того, как они полночи пробуют разные позы, где в каждой Эдди разгоняется до быстрого темпа под шёпот Стива, чтобы он брал его сильнее, а ещё и утра, где дело даже до завтрака не доходит, Эдди прилипает к Стиву на кухне и говорит, что он обтрахает его на каждом сантимтре его сранного дома — на работе Эдди держится, как сраный старик, за поясницу. Таких перегрузок его не избалованный спортом организм не ожидал. Но даже боль его не отвадит. Эдди пиздец как хочет трахать Стива, даже если у него позвоночник откажет. После полной недели должен был бы наступить этап, что скоро их период ёбли кроликов и комфортного существования начнёт подходить к концу, но, кажется, молитвы Эдди были услышаны — в воскресенье, когда он уже петляет языком по шее Стива и наглаживает его дырку пальцами, раздаётся звонок. Мать Стива. Сообщает, что они с отцом задержатся ещё на две недели, решили целый месяц полноценно отдохнуть от рутины. Просит не разгромить дом, на что Стив, прям как маленький, подстревает на пятнадцать минут в отчаянном отрицании, морщится в трубку, приводит примеры того, как он неплохо справляется один и совершенно никого не водит. Эдди, сидящий в трусах на диване и пожирающий такого же полуголого Стива взглядом, карикатурно подмигивает — ага, не водит он никого, живут, сука, неделю вместе, разлепиться не могут. Это хорошо, что родители Стива решили подзадержаться в своём упорном спасении брака. Действительно хорошо. Нет, не то чтобы Эдди волновал их брак сам по себе, хотя Стив явно удивлён и даже слегка приобдрён голосом матери (видимо, у них действительно там всё прекрасно восстанавливается, звучала она на редкость радостно и расслабленно, без нервных заиканий), но всё это означает только одно. Ещё три, блядь, недели. Три. По факту, когда вообще такое бывает — только если ты уже живёшь один, и всё время жизни свободно. Такая прорва времени аж в груди тает восторгом. Они вдвоём, свободный дом и жаркий секс каждый день. Эдди улыбается и сам не знает, почему так широко и зубасто. Хотя, конечно, не все в этом мире ценят чужое счастье — например, та соседка Харрингтонов со своей собачонкой. В понедельник Эдди после работы возвращается раньше (Рузвельт отпускает, он копается с бухгалтерией и всё равно сидит за прилавком), приезжает к Стиву и ловит взглядом, что и его тачка стоит на месте. Однако сам Стив в доме не обнаруживается. Он обнаруживается у себя на заднем дворе по звуку голоса, когда Эдди выходит на балкон второго этажа покурить и слышит случайный разговор. — … миссис Дэвис, — Харрингтон явно пробует вяло сопротивляться её оживлённому напору, но женщина не затыкается: — Стив, я просто переживаю!.. — её голос звучит так же визгливо-тонко, как и у её собачонки. — Не моё всё это дело, но ты же хороший парень, из хорошей семьи!.. Такие, как этот Мансон!.. Ты видел листовки?.. Стив, я знаю, что в таком возрасте мальчикам интересен бунт, протест против родителей, но, поверь мне, такие друзья могут и в могилу привести!.. — Он ничего плохого не делал, миссис Дэвис, — вклинивается, пробует утихомирить. — Это просто ужасное недоразумение… — Неважно делал или нет!.. Я говорю про!.. Про характер таких знакомств!.. Стив, нет, что ты, я конечно не скажу ничего твоим родителям, но ты уже и сам достаточно взрослый, должен понимать, что такие приятели не к добру!.. — Миссис Дэвис… — Вы курите травку?!.. — Что?.. Нет!.. — А вот я уверена, что твой дружок Мансон точно курит!.. Я видела его, когда гуляла с Пигги!.. Сидел у тебя дома (и это-то без хозяев, понимаешь наглость?!), в халате, кричал мне, как сумасшедший!.. Просил полицию не вызывать!.. Стив, это ведь пока только он курит, а потом он предложит тебе, а это тёмная дорожка!.. — Я услышал вас, миссис Дэвис. Пожалуйста, давайте тише. Никто из нас ничего не курит и не употребляет. Эдди даже поджечь сигарету не додумывается, стоит с ней в зубах, вслушивается в разговор. Потом, конечно, когда визгливые причитания отдаляются со двора и узнаваемо отъезжает дверь в дом, Эдди суетливо сваливает с балкона, заносится в душ, чтобы, когда Стив заглянул и обнаружил его, сказать, что он вспотел, срочно нужно ополоснуться. Стив оглядывает раздевающегося Эдди, чуть смущённо мнёт себе шею и выходит. Ну, для Эдди это всё не новость — он знает, что не придётся ко двору этому элитному райончику, по нему самому и его фургону видно, что он выкатывается напрямую из ада, а не из утончённых хором. Но Мансон не будет Мансоном, если не запомнит эту сраную миссис Дэвис. Следующим утром Эдди ловит её идущей по улице с собакой и, не гнушаясь, вскидывает нарочито дружелюбно ладонь, скалится, как лучший парень с рекламного билборда, криком спрашивает, как поживает Пигги, сколько ещё его планируют откармливать и наконец подать к столу, как подобает всякой домашней свинке. Женщина распахивает возмущённо глаза, рот, подбирает суетливо-нервно свою собачонку и сваливает к своему дому. Уже вечером Харрингтон молча находит Эдди на кухне, подпирает, как мамка, бёдра, и с закатанными глазами уточняет, что он сказал миссис Дэвис. А Эдди ничего не говорил — просто проявил дружелюбие. Эдди же теперь супер позитивный парень: что по отзывам остальных, что по собственным. Сам он себя считает отличным парнем хотя бы за несколько достижений: во-первых, близится конец учебного года и выпуск, и он впервые за несколько лет находит у миссис Доусон слабое место — внешний вид ученика — поэтому уже без всякого смущения несколько раз в неделю натягивает шмотки Харрингтона, заявляется и успешно получает свои сишки, уверенно движется к выпуску без сучка и задоринки; во-вторых, он полностью приживается в магазинчике у Рузвельта, что тот, понаблюдав пару раз, как Эдди активно рекламирует новинки на полках и это радостно берут, подплывает с предложением, чтобы он остался после окончания, на что Эдди с воодушевлением жмёт его протянутую руку, клятвенно обещает, что скоро и сам поедет на рыбалку со своим клубом, он уже влился в струю рыболовов. А в-третьих — Эдди ещё открывает в себе потенциал шеф-повара. А они же не могут быть плохими парнями, да?.. Это происходит случайно. Эдди по-прежнему под лёгким впечатлением от размеров кухни Харрингтонов, недоумевает на рассказы Стива, что мать не особо любит готовить, хотя как тут не любить — такие масштабы, куча навороченное техники по последнему слову. У себя дома, в трейлер-парке, не сказать, что много места разверзнуться желанием забабахать ужин — есть стойка и маленький пятачок для нарезки чего-нибудь, на этом и всё. Больше места занимает микроволновка и кофеварка (дешёвая и древняя). Эдди нравится эта огромная кухня, двухметровый стол, который идеально подходит как для партии ПиД, так и для светского ужина со свечам. В конце концов он не выдерживает: устав от зубрёжки по предметам, Эдди выходит узнать, как всё же пользоваться соковыжималкой и каково бесконечно себе делать сок из всех свежих фруктов и овощей, которые можно найти на нижнем уровне двухдверного холодильника. А там одно за другим: сначала он крутится вокруг соковыжималки, боясь не то нажать; затем решает не портить технику и порыскать в поисках инструкции; находит книжку с рецептами, подлипает в неё, параллельно разрезая апельсин; шуршит в холодильнике, пересчитывая, всего ли хватит для домашней лазаньи; вот уже захлопывает дверь фургона, отправляясь в магазин со списком ингредиентов. Стив возвращается с работы, когда Эдди уже в эпицентре событий: нарезает салат с подобранными в хвост волосами, поглядывает на духовку и откладывает найденную скатерть и пару свечей на огромный стол, за которым они ни разу не ели. Харрингтон замирает с ключами от машины в руке посреди зала. — А что происходит?.. — смаргивает шок от происходящего. Эдди вскидывает голову, разводит широко руками в жесте. — Ужин!.. — растягивает губы в диковато-восторженной улыбке, но сразу возвращается к делу, опускает глаза на доску. — Иди пока в душ, не знаю, мне ещё минут сорок где-то осталось. Стив откровенно теряется, мнётся, дёргается то ли вправду пойти наверх, то ли остаться. — Это скатерть?.. — прищуривается на сложенную ткань и подбирает в неверии, пробуя на ощупь. — Йеп! — Где ты её, блядь, нашёл?.. — Шкаф возле прачечной, правый ряд, последняя полка, — пожимает незначаще плечами Эдди, не отрываясь от нажёвывания укропа вместо сигареты и шинковки помидоров. — Там же где-то свечи. А где подсвечники?.. Я уж не стал перерывать всё. — Это… я поищу, — Стив смаргивает с зажмуриванием, отводит пугливо руку от скатерти. — А, эм… тебе помочь, может?.. — Неа, нетушки, пиздуй, — диковато ухмыляется, следит, как его руки едва не профессионально мелькают над доской, отодвигают в сторону нарезанное. — Я в ахере, что ты и вся твоя семья не цените собственных же наворотов, поэтому сегодня, Стиви, я в наглую отбираю у тебя это помещение. Можешь, максимум, найти сраные подсвечники, я хочу наконец-таки пожрать как настоящие короли за вашим огромным столом!.. Похоже, маниакальная фаза готовки спугивает Стива от других вопросов. Он ещё немного промаргивается, подходит осторожно ближе, пока Эдди жестом, не отрывая взгляда от нарезки, не показывает, чтобы не смел тут шнырить и подглядывать, что за восторг он им готовит, и только потом смиренно уходит, говорит примирительно “ладно, окей”. Когда уже Харрингтон был готов подняться по лестнице, Эдди вдруг вскидывает в мелькнувшем воспоминании голову. — Стив! — указывает на него ножом, замерев с широко распахнутыми глазами. Стив застывает, смотрит вопросительно-настороженно. — Да?.. — Камин! — качает кончиком ножа вместо кивка головы. — Разожги камин, вот что!.. — Оке-е-ей… Ужин при свечах, камине и… ладно, факелов здесь нет, как в настоящем замке, но они были близки к этому. Эдди впервые выкупает всю прелесть таких просторов и крутого интерьера: когда окружён сплошной красивой картинкой, то невольно хочется соответствовать, действовать также масштабно, красиво, можно сказать, изысканно. Ужин выходит не то чтобы изысканным, но Эдди прикладывает все усилия, чтобы он таковым выглядел. Он выгребает всю посуду, которая кажется ему помпезной, раскладывает еду по примеру картинки из книжки рецептов и наконец орёт Харрингтону, что ужин подан. Прихеревший Стив безропотно выпускает из пальцев бутылку пива и принимает бокал. Он лишь слабо уточняет, откуда вино, на что Эдди поясняет, что не из родительского минибара точно, так что вполне вероятно, что оно будет дерьмовым. Так и оказывается. Вино — дерьмовое, ужин — средний, а вечер… А вечер восхитительный. Сначала Эдди по всем канонам садится за другой конец стола, они втупую смотрят друг на друга на расстоянии этих двух метров, а затем — прыскают, смеются, всё же пересаживаются ближе. Стив называет это “с химией не пошло”, Эдди называет это “открытым в себе талантом повара”. Просто сидят, улыбаются, переговариваются о какой-то очередной чуши под умиротворяющее колебание огня свечей, потрескивание камина. Стив убедительно мычит после каждого кусочка, вскидывает глаза и говорит, что очень вкусно, Эдди, откинувшись на стуле, как на своём троне в клубе (а они похожи), болтает вино в бокале, щерится в не сходящей улыбке, прищуренно смотрит на Стива. Да, с химией у него явно не пошло. Но и хер с ней, зато у него всё отлично по химии с Харрингтоном. Стив уточняет, что на Эдди нашло, с чего внезапно такой ужин, свечи. Эдди пожимает плечом и говорит по-простому, что захотелось и всё. Чуть позже, когда они вылакивают по бокалу этого тошнотного винища и возвращаются к пиву, Стив вкрадчиво скажет, что и забыл, когда в последний раз с кем-то ел дома за столом. Все максимум сидят за этой двухметровой орясиной или поодиночке в разное время, или каждый у себя. О, или третий вариант: на ужин кто-то из родителей зовёт коллег, так что нужно выглядеть офигенной семьёй и высидеть из уважения полчаса. Эдди дёргает уголком губ, слушает. А потом режет — у него на этот стол большие планы, так что будут тут тухнуть постоянно. Да и какого хрена, они оба вполне сносно готовят, чем не повод практиковать навыки и заставлять этот сраный стол их шедеврами. Стив улыбается себе в тарелку — мягко, неброско — вскидывает глаза, смотрит чуть дольше нужного и кивает. Ему идея нравится. А у них для отличных идей ещё целые, мать их, три недели. И для вечеров у камина (ну на кой-то ж он нужен в этом доме?.. будут жечь!), и для праздного отмокания в бассейне (в смысле это неинтересно?.. блядь, Харрингтон, у тебя джакузи на одной его стороне!), и для всего, что только возможно. В том числе и для тех идей, которые вовсе не касаются этого идиотского музея. Открытие новых границ в сексе расширяет и обозримый список того, что им стоит попробовать. В основном это позы, угол и темп, но всё это быстро обкатывается ещё в первые два раза с аналом — просто и без лишних предисловий. В общем, что ещё выдумывать? Их фетиши давно известны друг другу, эрогенные зоны, как и в какой момент… Эдди мог бы дофантазировать дичи, но не видит смысла — ему и без того отрывает голову от Стива, можно не изощряться. Но Харрингтон — сраная коробка с сюрпризами. Эдди иногда подзабывает, что именно он голоден до секса с мужиками и экспериментов. Для Эдди открытие, что Стив вовсе не закинул спорт. Точнее, это вполне закономерно — под его руками гнётся поджарое тело, логично, что его нагружают чем-то потяжелее кассет в видеопрокате. Но почему-то он не предполагает, что Стив регулярно занимается. На заднем дворе дома обыкновенное и лишённое помпезности кольцо для баскетбола. Небольшая площадка, одна третья от обычных размеров. Только с переездом в музей Харрингтонов Эдди узнаёт, что, вообще-то, Стив каждый вечер или через день потеет там. Делает какие-то отжимания, упражнения, прыгает с этим мячом, отрабатывая приёмы. Иногда выходит на улицу на пробежку. Это не выглядит как суровый режим спортсмена, но делает это Харрингтон систематически. Даже внимания не обращает, удивлённо пожимает плечами на вопрос, мол, неужели Эдди так не делает?.. Неа, Эдди так не делает. Он и в страшном сне не может представить, чтобы так делал. А ещё, оказывается, Стив периодически, по настроению, ездит на общую площадку в городе, играет там с ребятами: знакомые со школы, просто мужики с желанием вспомнить былые годы. Поддерживает форму. Хороший большой мальчик. И в принципе увлечения Стива никак не трогают Эдди, у него своих полно, но Стив, Стив… Один раз он заходит в дом со двора в спортивной форме, и, когда Эдди на диване отрывается взглядом от черновиков, он не может упустить шанс и не вознаградить комментарием про сексуально снятую футболку, брошенную на плечо. Стив со стаканом воды вздрагивает едва заметно, искоса полосует взглядом, тут же отводит, выдавливает скромную улыбку одними уголками губ. После этого он начинает чаще проплывать перед Эдди после тренировок. Кажется, самих тренировок стало больше. Эдди замечает это. Замечает, как он без особой нужды заходит в помещения с ним (даже если Эдди тусуется у бассейна, а Стиву надо в душ в доме), как изначально свободные шорты сменяются более короткими, подчёркивающими задницу. Но финальным аккордом становится другое: Стив моется в душе на втором после тренировки и неожиданно зовёт Эдди. Сидящего на первом этаже. Когда Эдди заходит, вопросительно вскинув брови и повиснув на косяке двери, Стив выглядывает из-за стеклянной дверцы и просит… полотенце. Все те ряды аккуратно сложенных, как в блядском отеле, мистическим образом исчезают. Кончились, наверное, да, так и говорит Стив, поэтому Эдди нечего и возразить, он по-тупому тащится в ванную его родителей и заимствует там парочку. Но Харрингтон уже до очевидного гуляет по тонкой грани. Может, он сам себе не отдаёт в этом отчёт, но мысли его начинают скрипеть, подводить к тому, чего он добивается этими представлениями. Секса у них достаточно, напрямую это не подаётся прелюдией. Значит — очередное запрятанное поднимается из глубин, прорывается ненарочно. Эдди протягивает ему, голому и влажному, полотенце, старается не прилепать взглядом к поджарому прессу, болтающемуся хую. Стив сфыркивает набежавшую влагу на лицо, приглаживает мокрые волосы к голове, наклоняется из душа и… И в эту секунду он вскидывает совершенно не буднично-скучающий взгляд. Ох, нихуя не его. Но ничего не говорит, не намекает. Порывисто облизывает губы, бегло оглядывает Эдди сверху вниз, оценочно, сглатывает и кивает в немой благодарности, отворачивается. Да, Харрингтон явно подтормаживает. Но всё же рано или поздно он собирает мысли в кучу. Уже вечером, когда ложатся спать и мажутся поцелуями, посмеиваются над какой-то шуткой, разгоняющейся весь день, Эдди осторожно поддевает назревающую тему. — Что, попросишь снова полотенце тебе принести?.. — подзуживающе целует Стива в шею, смеётся глухо. Он не то чтобы подводит к сути, но не может устоять перед подъёбкой. — Да ну серьёзно!.. — Стив очень правдоподобно закатывает глаза, улыбается, даже умудряется выдавить смешок — короткий, кашляющий и тут же затихающий. Вьётся под одеялом. — Они реально кончились!.. — Ага, как и шорты подлиннее… На это Харрингтон затихает откровеннее — замирает всем телом, сглатывает ощутимо острым кадыком, что аж пробегается по коже движением. Эдди ещё немного улыбается ему в челюсть, скользит ладонями по талии, но потом чувствует. Останавливает с промедлением руки. Приоткрывает от приятной зажмуренности глаза, чуть приподнимается от подушки и ловит резко замерший взгляд, суетливо отводимый в сторону. — Стив?.. — Да, просто… — Стив зажмуривается на мгновение, обрывает себя на напрасном оправдании. — Слушай, это… забей, окей?.. — Да я и не парился, — Эдди озадаченно опускает брови. — Всё… нормально?.. Взгляд Стива на секунду мелькает в сторону Эдди и снова — на прекрасную клетчатую стену, будто в нужном квадрате есть ответ. Эдди на всякий случай тоже косится на стенку — а вдруг и вправду там подсказка — но затем возвращается к Стиву. А он… мнётся. Запрокидывает за голову на подушку руку, вздымает в тяжёло-медленном дыхании грудь, мелко сглатывает, облизывает машинально кончиком языка нижнюю губу, не смотрит в глаза. Что ж… это надолго. Эдди выдыхает — выходит тяжелее, чем хотелось — и плавно опускается рядом, заранее упирается локтём в постель и подпирает скулу рукой. Смотрит спокойно-выжидательно на острый профиль. Если долго общаться с Харрингтоном, то становится острее заметна… его частичная неуверенность. В прошлом бы Эдди посмеялся, что, как же так, королёк их Хокинса теряется в чём-то и не бьёт напролом, но сейчас это кажется одной из его совершенно обычных и логичных черт. Стив очень хорошо осведомлён о том, что от него хотят другие. Но вот что иногда хочет он сам — это выскрёбывается через паузы, заминки, инертно-натренированные улыбки и смешки. Будто копит, долго собирает по крупицам, а уже многим позже — прорывается. Стив мало пробует разбираться в своих желаниях. Не во всех, конечно, фильм-то для просмотра он способен выбрать и пересраться за него со всеми, но в глубоких и личных — точно. Пауза очевидно затягивается. Харрингтон сглатывает — порывисто, нервно — и переводит взгляд. — Ну?.. — в терпеливо-ёрнической, но от этого не менее тёплой улыбке поджимает Эдди губы. — Сделаем вид, что я этого не заметил, или есть что рассказать?.. Стив как набирается решимости, так и запинается о неё: тут же зажмуривается, морщится, выражает всем собой, что проезжаются по сложной теме. Даже в воздухе пальцы поджимает в кулак, прихватывает себя порывисто за волосы. — Это… — говорит, так и не открывая мучительно прикрытых век, — об этом… глупо рассказывать. Правда. — Но не глупо мне бегать за полотенцами с первого этажа, — иронично вскидывает брови Эдди. — Они… правда кончились. — Я практически поверил. — Тебе действительно нужно это знать?.. — Ну, прям какого-то обязательства передо мной в объяснениях нет, — разводит свободной рукой от бедра, поджимает в оценке губы, — но мне интересно, что это были за представления. Стив на выдохе открывает глаза. Упаднически упирается взглядом в потолок, расслабляет пальцы на своей сжатой чёлке. Эдди следом опускает расслабленно руку обратно на бок, вглядывается. — Можешь… не рассказывать, если тяжело там или, не знаю… — смаргивает напряжение, решает предложить мягче и тише. — Просто это было довольно… — Странно. Знаю, — выдыхает тяжело Стив, прикрывает на секунду глаза, но в этот раз быстрее отмирает от своих внутренних противоречий: сплёскивает вяло рукой по другую сторону, промаргивается. — Да, если честно, сам не знаю толком, что это было. Просто… вспомнил одну чушь и, похоже, меня слегка занесло. Эдди выжидает несколько секунд, ждёт очевидного продолжения на брошенную фразу-приманку. — Одну… чушь?.. — проходится всё же вкрадчиво уточнить. — Да-да, это… — хапает воздуха ртом побольше, но будто не сразу находится с мыслями, в каких словах его растрачивать, сдувается как воздушный шарик. — Глупость, по сути. Вспомнил одну фантазию. — А вот теперь я, нахрен, заинтригован!.. — выразительно округлив глаза, подвисает Эдди. Оглядывает Стива внимательнее, чуть прищуривается в догадке. — Эротическую?.. — Ну… да, да, — сдаваясь, кивает бегло. — Знаешь, когда… слушай, нет, это и вправду будет звучать тупо, просто забей, я больше не буду тебя гонять за полотенцами!.. — Не-не-не!.. — Эдди резко убирает руку из подпора головы, придвигается ближе, хотя куда ещё, нагло перекладывает руку на живот Стива, вздымающийся в дыхании. — Давай выкладывай, Харрингтон!.. Кто так, блядь, делает: вкидываешь интригу, а потом заднюю?.. Рассказывай!.. — Но фантазия и вправду тупая!.. — начинает уже привычнее ныть, закатывать глаза. — Я был… слушай, я был ещё подростком, когда… ну, начал её сочинять!.. Это не особо интересно да и вообще… — Да и вообще?.. — подначивает продолжать. — Да и вообще!.. Блин, оказывается, я и раньше думал о парнях до Харгроува!.. А вот это откровение внезапное. Эдди подвисает, уперевшись взглядом в стену. Ну, если так подумать… удивительного в этом мало. В конце концов, вряд ли только в восемнадцать как громом с неба осознаёшь, что парни бывают привлекательными. Нет, осознать можно полностью и в восемнадцать, но до этого тоже однозначно были сигналы. Стив, видимо, неправильно восприняв молчание, дёргается в кровати, спугивает затупившего Эдди, улёгшегося сверху, и порывисто садится, упирается спиной в изголовье, скрещивая руки. Приходится и Эдди с промедлением плавно отстраниться на своё место, тоже сдвинуться к подушкам, лечь готовому к долгим душеизлияниям. А они однозначно последуют. Харрингтон пару секунд лишь мнёт на губах словах, хмурится в пространство, собираясь с мыслями, и всё же прорывается накопившимся гноем измышлений: — Это… в общем, это и не относится к теме, но… — путанно начинает, разводя дёргано ладонью от сложенных на груди. — Пока ты работал и я загонялся, ну, я говорил… Короче, у меня было время подумать, точно ли нам нужно заходить дальше, в плане секса. И я думал об этом, думал и… ну, если честно, то я приврал тебе тогда, в первый раз, когда мы… — Когда я трахнул тебя пальцами?.. — подсказывает, искоса подняв глаза. — Да!.. — Стив сплёскивает рукой и кивает активнее. — Я тогда, кажется, сказал, что никогда не думал об анале… В общем, это не совсем так. Я… это было изредка, на самом деле, но как факт, я периодически… мастурбировал и с пальцами. В душе. — Оке-е-ей. — Я тогда думал, что… О, да неважно, что я думал, — отмахивается ладонью в пустоту. — Я к тому, что после того, как я думал о том, стоит ли нам и прочее-прочее… Я вспомнил, что делал так уже достаточно давно. И сейчас, когда ты случайно застал меня после тренировки… Короче, я вспомнил, почему в своё время вообще полюбил баскетбол. — Из-за толпы голых парней в душевой раздевалки?.. — Эдди быстрее соединяет пазлы в голове. — Чёрт, да!.. — Харрингтон аж оборачивается, разводит руками эмоциональнее. — Ну, конечно, не только из-за этого и вообще… Нет, я люблю баскетбол не из-за кучи голых парней, но я вспомнил свою первую мысль, когда после пробных зашёл в раздевалку. Я тогда счёл это, что, ну просто… Просто всё круто, я на подъёме! Знаешь, на самом деле, время от времени при спорте бывают неловкие ситуации, когда или на тренировке встанет, или, тоже самое, в душевой, в раздевалке... Это нормально, тренер нам объяснял, что для нашего возраста это окей, поэтому в принципе это и не страшно. Но… — Стив выдыхает, укладывает свободнее руки поверх одеяла. — Где-то в том возрасте я начал “фантазировать”. Типа, знаешь, когда ты придумываешь в голове всякий бред и дрочишь буквально на безумные вещи?.. Эдди прищуривается, слабо вспоминая, как в свои тринадцать наяривал хер под мысли про волшебный лес и пару сказочно красивых эльфов. С неопределённым полом, чаще всего, тут как карта в конкретный момент ляжет: то это изящная эльфийка, исцеляющая его раны и случайно проскользнувшая ладонью ему под штаны, то это бравый эльф-лучник, передающий мазь, а в последующем этой же мазью смазывая не те места. А иногда их было двое. А иногда и несколько. — Да, представляю. — Вот так я это и воспринимал!.. — хлопает ладонью по одеялу. — Что… ну, просто иногда хочется подрочить на… всякое!.. А теперь, когда вспомнил, то провёл логическую нить и… Боже, ну и пиздец!.. — Так что за фантазия-то?.. — смаргивает Эдди всё ещё маячущую перед глазами картинку с эльфами, скашивается на Стива. — Ну про раздевалку, душевую!.. — полностью расслабившись после откровения, пожимает неважно плечом. — У меня немного было фантазии. Ну, в принципе, и сейчас. — Просто то, что тебя ебут в душе?.. — Эдди нахмуривается в тщетном осмыслении. — Ну-у-у… не совсем. Но в общем — да. Повисает пауза. Эдди бегает взглядом перед собой. Как-то… этого даже на эротическую фантазию скудновато. Нет, не то чтобы Эдди выёбывался, что его-то фантазия с волшебными лесами и десятками рас была пообширнее, но здесь явно есть несостыковки. Мелкие такие, свербящие. — А подробнее?.. — В смысле?.. — Стив оборачивается, хлопает глазами. — Ну, ты говоришь, что “не совсем”, — уже Эдди более основательно придвигается к изголовью, садится, начинает прокручивать рукой в жесте. — Харрингтон, я не очень верю, что ты в своей голове стачивал хер на “о боже, эти парни выебут меня”!.. Думаю… ты всё же добавлял больше деталей. — Ну конечно, — кивает невозмутимо. — А какая разница?.. Эдди, подвиснув взглядом, поджимает губы. Стив и вправду тормозит. — Думаю, стоит напомнить: я мало того, что могу тебя трахнуть в душе, так ещё и мастер в игре, где вся её суть заключается в отыгрывании разных ролей, — Эдди совсем не иронично нахмуривается, вглядывается в лицо постепенно догоняющего Харрингтона. — И за одну игру в ПиД, также спешу напомнить, я меняю, м-м-м… ролей пять, как минимум, — улыбается наигранно мило. — Так что давай допустим такую вероятность, что твоя фантазия с душевой и чем бы там ни было вполне… реализуема. Это же не лунные эльфы Фаэруна. — Кого?.. — Неважно, — сплёскивает рукой, возвращаясь к основному. — Харрингтон, я к тому, что мы можем попробовать. — Попробовать… — Стив опускает брови в напряжённом осмыслении. — Попробовать воссоздать эротическую фантазию?.. — А тебе не хочется? — А, что?.. Да нет, нет!.. — моргает потерянно. — Ну, если честно… — Наверное, это лучше, чем прятать полотенца по всей ванной. — Да я не!.. — заикается, зажмуривается, окатывает привычно-приятно раздражённым взглядом. — Ладно, да, давай!.. Давай попробуем. — В таком случае, — едва получив согласие, Эдди жестом волшебника раскидывает руки и плавно, как исчезая в темноте, опускается спиной на изголовье, сцепливает изящно пальцы в замок поверх одеяла, — я слушаю! Стив сидит в осмыслении своего согласия чуть дольше. Смотрит на довольно-выжидательно расположившегося Эдди с котовьей улыбкой. Слушать эротические фантазии Харрингтона — это даже интереснее, чем попробовать анал. Эдди показательно мило моргает часто-часто, показывает, что всё, что он дальше услышит — будет выгравировано у него в мозгу до самой смерти. И не он это начал, нужно заметить. Всё это желания Стива. А они, кажется, только поэтому и лежат в одной кровати. Под одним одеялом. Благо, что не в одних трусах на двоих. Вздохнув, Стив следом расслабленно подает плечами обратно на изголовье, приподнимает руку в желании поймать мысль. — Ну… — вскидывает брови в сплошном вопросе к себе. — Там… — Та-а-к… — В общем, я представлял… — Ага… — Бля, а ты можешь не делать такое лицо?.. — не выдерживает, оглядывается за плечо на ехидную ебучку Эдди. — Я и так знаю, что буду рассказывать тупость, ещё ты!.. — Понял-понял, молчу, — Эдди проезжается пальцами по губам в невидимой закрываемой молнии. Выбрасывает ключ с показательно запрокинутой кистью, как мяч в кольцо. Стив закатывает глаза, но когда бы это что говорило за него. Он ещё немного демонстративно раздражается, затем откидывается затылком на стену, водит беспуто ладонями в вялых жестах, пробуя вернуться к сути. — Ну, в общем… — заминается, выдыхает тяжело. Смаргивает остатки бессвязности и, поджав губы, заговаривает тише, но увереннее: — В общем, я представлял… что я на тренировке. Не прям со своими сокомандниками, но будто… занимаюсь в команде. Мы тренируемся усердно, передачи, распасовки… И… Всё это время я встречаюсь глазами с одним и тем же парнем. Ну, знаешь, будто случайно, вскользь, но… Он бегло скашивается на Эдди, явно ожидая комментариев, но Эдди лишь разводит большими пальцами из замка — он слушает. И Стив продолжает: — Короче, да, мы постоянно переглядываемся, я ловлю его взгляды… Ну, это так, фигня, по сути, — пожимает плечами. — И, честно, я не совсем понимаю, как так происходит, потому что логически это не вяжется… но да пофиг. В какой-то момент почему-то я один ухожу в душ, может, как раз последним из команды, остался ещё инвентарь собрать или… неважно. Я захожу в душевую, там никого нет. Я включаю воду, всё как обычно, а потом… потом заходит он. Эдди так это и представляет: голый Харрингтон шлёпающий босыми ногами по мокрому кафелю, взвизгивание прокручиваемых вентилей, шум воды. Вздрагивание его поджарых ягодиц при ленивой ходьбе, опущенные углы плеч с созвездиями родинок. Тишина с глубоким эхом раздевалок и огромной душевой. Эдди непроизвольно проводит языком по ряду зубов, увязает взглядом в стене. Баскетбол начинает казаться чуть интереснее. — Он, ну… — Стив вскидывает ладонь в жесте, прокручивает ею в воздухе, подбирая слово. — Ну, ничего такого поначалу. Мы просто обмениваемся взглядами, киваем другу другу там… Он тоже раздевается и идёт в душ. Встаёт под соседний. Я вроде бы и не обращаю внимания, но почему-то… знаешь, будто чувствуются искры. То есть ты не должен ничего показывать и как-то выдавать, но… — Тебя заводит напряжение, — одними губами договаривает Эдди, не задумываясь. Стив оглядывается, описывает взглядом профиль. Видит, как Эдди слепо уставляется в стену напротив. — Да, да… — Он тебя облапывал взглядом на тренировке?.. — резко смаргнув задумчивость, переводит взгляд на него. — Оценивал?.. — Да, — Харрингтон заметно по тени на шее сглатывает, кивает с промедлением. — Ну, то есть… Я так думаю, но вряд ли кто-то это мог заметить. — Хорошо. Эдди отворачивается, снова подлипает. Наверное, зайди только этот парень в душ, он сразу бы оценивающе пробежался взглядом так же, как и Эдди: волосы, плечи, спина, задница. Узкие сильные бёдра, которые хочется стиснуть в пальцах. — И… — Стив через паузу возвращается к рассказу. — В общем, мы моемся, но я будто чувствую его взгляд. Оборачиваюсь, но он смотрит на кран или под ноги. Так где-то пару минут, наверное. А потом… Чёрт его знает как, но он вдруг задевает… касается меня. Сзади. За задницу. — Без предлога?.. — Эдди нахмуривается, белые пятна выбивают его из представления картины. — Ну, блин, — Стив закатывает глаза, облизывается нервно. — Говорю же, фантазии у меня тогда было мало!.. Я не придумал!.. — Ладно, поправимо, — отмахивается тут же, поджав в неважности губы. Фантазия есть у Эдди, уж такие бреши его мозг, способный продумывать партии, вполне способен залатать. — Что дальше?.. — Дальше… — чпокает пузырём воздуха. — Я… Я оборачиваюсь, а он… смотрит. Пристально и как-то… ну, спокойно, выжидающе что ли. Будто проверяет, как я отреагирую и… — И как ты реагируешь?.. — Я, ну… — взмахивает ладонями. — Я теряюсь. Ну, то есть… Я ждал чего-то подобного, но… не знаю, как реагировать. — Ты возбуждён?.. — Это в плане… встал ли у меня?.. Нет, нет. — То есть ты просто смотришь в ответ? — Ну, получается, что так, — выдыхает, опускает обессилено руки обратно на одеяло. — Я… я просто замираю. И тогда он… тогда он уже откровенно кладёт руку мне на задницу. Сжимает там и… Я не то чтобы сопротивляюсь или что-то такое, просто… я пробую сказать что-то, ну, знаешь, сказать, что я не… — Ты не такой, — Эдди усмехается тихо. — Да. Ну, то есть… чёрт, да, я пробую объяснить, что всё не так, как он мог подумать, но на самом деле… я хочу этого. Да, знаю, это звучит тупо, но я же говорю, я это придумывал ещё подростком, так что… Да-да, я что-то мямлю, а этот парень, он просто лапает меня за задницу, начинает прижиматься и в итоге засасывает. Неожиданно Эдди пронзает острое чувство дежавю: как-то до боли знакомо звучит эта ситуация. Стив обменивается переглядками, ничего не значащими, словно случайными, затем он оказывается один на один с кем-то, на него слегка нажимают… Чёрт, так Эдди его и склеил. Сраный Харрингтон: он буквально вслух озвучивает, как дрочил на подобный подкат будучи подростком. Эдди не просто берёт его штурмом, он попадает в яблочко — прицельно, точечно и охеренно метко. Похоже то, что Стив тогда поддался и развёлся на секс, не столько заслуга Эдди, сколько заслуга чужой влажной фантазии. Это забавно. Забавно и безумно — выбить такой страйк. — Ну и потом… Потом он прижимает меня к стенке, мы сосёмся, он трогает мою задницу… — Стив пробует придать на этих словах себе полной незаинтересованности, будто перечисляет список продуктов. — А ещё, знаешь, я думаю о том, что мало ли кто захочет вернуться и нас увидят… Короче, я чувствую, как у него встаёт, у меня, а потом он просто… отходит на шаг, отрывается и кладёт руку мне на плечо. Эдди скашивает взгляд. На этом моменте Стив ощутимо заминается: тоже смотрит слепо куда-то перед собой, мнёт влажные губы, вздрагивает ресницами в желании проморгаться. Он хорошо представляет эту сцену. Воображает. Каждая пауза — нужный акцент. То, что стоит запомнить. — В общем… — предательски сглатывает, долго тянет гласную. — Он чуть надавливает мне на плечо и… сам понимаешь. — Ты встаёшь на колени? — Ага, да, — Стив на секунду прикрывает глаза, выдыхает порывисто. Открывает и продолжает более оживлённо: — И я, вроде как недавно пробующий что-то объяснять… беру у него в рот. Эдди смаргивает, отводит взгляд. — Как ты это делаешь?.. — Что?.. — Как ты ему сосёшь? — когда Эдди поднимает глаза, они пересекаются взглядами. — Активно там, неумело или… — О. Эм, а… — Стив запутывается в звуках, промаргивается часто, поднимая глаза на потолок. — Ну… Чёрт, звучит как-то стрёмно, но… долгожданно?.. — Ты возбуждаешься от того, что делаешь ему минет? — губы трогает лёгкая улыбка. — Ну, блядь, да!.. — Стив нервно сплёскивает руками и отворачивается. — Не знаю, это… сложно объяснить, но будто я впервые передал кому-то контроль и меня самого ведут. То есть… я не столько кайфую от самого процесса, сколько… от того, что он положил мне ладонь на плечо и я всё понял. Так, ладно, звучит ещё страннее… Короче, мне просто понравилось, что он абсолютно молча поставил меня на колени и я вообще ничего не смог сказать!.. — Я понял, — мягко кивает Эдди. — Тебя возбудил жест. — Да, да, вроде этого, — кивает активно-подтверждающе, вскидывает ладонь с одеяла. — Ну, потом я делаю ему минет и… в какой-то момент он просит меня подняться, ставит раком к стене и… ну, трахает. — Ты перескакиваешь, — разочарованно сморщивается. — Ну, я не знаю, что ещё говорить!.. — сплёскивает руками, оглядываясь. — Знаешь, фантазия подростка работает только до момента оргазма!.. На каком моменте я кончил, там и оборвалось!.. — Окей-окей, — сдаётся Эдди, вскидывая ладони в примирении. — Я понял. Впрочем, сложно не понять что-то из рассказа — мало информации в общем, такое и ребёнок запомнит (хотя такое детям и не нужно слышать). Эдди берёт паузу, подытоживая под себя всё услышанное. Хмурится сосредоточенно, перебирает пальцами в замке. — Давай кое-что сразу обозначим, — обдумав, говорит, — в баскетбол я играть с тобой не буду, это напрасная растрата сил. Можем сделать вид, что, например, я зритель или… — Стоп, ты серьёзно сейчас?.. — Стив оглядывается, не ожидая. Эдди недоумённо смаргивает, переводит взгляд на него. — Харрингтон, я же сказал — я хочу попробовать, — не понимает удивления. — Твоя фантазия не очень сложная по реализации: на заднем дворе у тебя кольцо, душ в твоём доме как на целую команду. Сейчас только обговорим детали и можем начинать. — Прям сейчас?!.. — аж дёргается, разворачиваясь всем телом. — Да не сейчас, не ссы ты, — страдальчески вздыхает Эдди, отмахиваясь. — Мне ещё нужно продумать пару моментов, можем, например, в четверг вечером. Ты же вроде пораньше возвращаешься?.. Вот, занимайся своей тренировкой, а как вернусь я — там и… Стив ещё порядка пяти раз переспрашивает, точно ли Эдди серьёзен в этой затее. А Эдди серьёзен. Абсолютно. В нём говорит или профессиональный мастер ПиД, или ещё не приглаженные комплексы, что первые разы с аналом были как-то так себе: здесь можно и пошевелить извилинами, добавить импровизации и интересных моментов, а также полностью отстоять себя как нормального ёбыря. Может, у Харрингтона в старшей школе и был секс, а у Эдди только клуб ПиД да книжки, но теперь у Харрингтона есть только Эдди для секса, а у Эдди… Фантазия. И запал. Да и вообще — они же как раз именно за этим и спят. Чтобы Стив пробовал то, что не попробует с другими. После предыдущей подготовки к партии Стив быстрее втягивается в первичные обсуждения деталей их эротической ролевой. Тут всё проще в разы, без новых рас и способностей: важно не выпадать из образа, не переигрывать, вести себя естественно, а также обговорить нюансы загодя — чего точно не делать. Насчёт нюансов Стив залагивает, пожимает плечами — с Эдди ему сложно представить, на что он резко скажет нет. Тогда уже Эдди подключается и говорит, что у него есть всего одна просьба — не называть его по имени, пока они “внутри игры”. — А это зачем?.. — Так проще вжиться, — с весом опыта разводит Эдди руками. — Затем в партиях и дают героям другие имена, а не как у себя в жизни: так ты отстраняешь образ от себя, придаёшь ему другую форму, расширяешь собствненные границы возможного, ведь это не ты. — То есть, эм… если я назову тебя по имени, значит, мы “закончили игру”?.. — Будем так считать. Хотя, — Эдди прищуривается, пробует загасить на губах ухмылку, но она рвётся из него, расцветает сама, — если ты будешь стонать его в процессе, я сочту это за допустимые огрехи… — О боже… Договариваются по итогу они быстро: в четверг Стив освобождается раньше, приезжает домой и готовится. Конечно, не заучивает слова роли (он играет сам себя, нда, короли себе не изменяют в масштабности), но делает всё, что ему нужно. Перед тем, как Эдди будет выезжать со своей работы, он сделает звонок, точно ли всё в силе, и, если всё окей, то он приезжает и… Они начинают сразу. Без кодовых слов, без знаковых жестов. Стив должен будет играть на заднем дворе как обычно, а Эдди… Эдди не будет зрителем, нет, не вяжется с логикой, что он придёт в душевую команды, а будет игроком в запасе, опоздавшим на тренировку. Эдди может называть Стива Стивом, а вот Стив его Эдди — нет. Эдди предлагает для честности имена на выбор, но этот подбор явно смущает Харрингтона, поэтому решают обойтись просто без имён, неким пространным “ты”. Проходит день и наступает четверг. Эдди не переживает ни за что. Он даже считает, что фора в один день только помогает ему обыграть разные варианты ситуаций, прикинуть, что можно извлечь из бедного набора фантазии про секс в душевой. Сжатые сроки и воплощение ролевой в реальности подогревают азарт, разжигают аппетит. У Эдди. Стив же за один день всё ещё продолжает вопросительно коситься на Эдди, задавать немо вопрос, точно ли они это сделают. А тот не отвечает — ни немо, ни вслух. Даже в порядке исключения не пристаёт вечером среды, просто проводит время со Стивом за ужином. Утром четверга, когда Стив раньше отчаливает на работу, Эдди вдруг осеняет охерительной идей. Точнее, охерительной в его голове, на практике она под большим вопросом, однако после недолгих рассуждений с самим собой Эдди приходит к компромиссу: Стив не оговаривал ничего из “не делать”, так что можно рискнуть. Если не понравится, он сразу же свернёт этот “гениальный эксперимент”. После спешных подготовлений в душе, Эдди следом уезжает до школы, потом до работы. И то, что предыдущий день он не переживал, ведь всё это ощущалось как подготовка к очередной партии (просто менее интеллектуальной, но приятной), в четверг разворачивается настоящим мандражом. Не суетным, не нервным, а… ожидающим. Блядь, Эдди на полном серьёзе выпытывает из Стива его влажную фантазию, рассасывает про себя каждую деталь и теперь, как неудачливый абитуриент в театральный, собирается с ним воссоздать. Охуеть. Эдди впервые скрещивает своё хобби с сексом и сам не осознаёт, как его потряхивает от восторга. Для идеала осталось сделать ролевую, где Эдди будет известным гитаристом из металл-группы, а Стив — фанатом, зашедшим к нему в гримёрку для автографа, и кажется брать планку выше будет некуда. Эдди думает о том, как всё пройдёт. Думает, предполагает, разыгрывает сценки в голове, точно ли это будет происходить в нужном градусе флирта, сексуальности, а не будет выглядеть нелепостью с попыткой увести всё в секс. Ещё он конечно раз десять обдумывает свою внезапную утреннюю инициативу. Стив охуеет и скажет, что это чушь, полный бред, ему не понравится и они всё остановят. Или ему охереть как понравится, его это возбудит и он сделает так, как Эдди попросит. Блядь, что же будет. Эдди и сам не знает. Но хочет поскорее узнать. Когда наступает время звонка, Эдди непроизвольно приглаживает чёлку к голове, закусывает губу наискось, терзает клочок заветренной кожи в зубах. Стив берёт трубку через пять долгих гудков. — Алло? — Харрингтон, это я, — Эдди выпаливает это прямолинейно-нервно, сам спотыкается о собственный голос. — Всё в силе?.. Молчание. Эдди готов за пару секунд уже зажмуриться и услышать, что там пришли неожиданно в гости Дастин, Робин, дама с блядской собачкой и всё накрылось безвозвратно, прощай безумная фантазия Мансона, раскочегарившаяся за сутки до точки кипения. — Кхм.. да, — Стив слышимо сглатывает в трубку. — Я… вот сейчас на тренировку иду. Эдди распахивает с облегчением глаза. — Супер, — скороговоркой, бегло. — Окей, буду через час. Сука, целый час. Нет, Эдди нельзя давать так много фантазировать о сексе, он за этот грёбанный час крышей поедет. Нужно успокоиться. Остыть. Да, вон перебор одинарок подойдёт для этого занятия, Эдди будет спокойным, как рыба, как холодная рыба в холодной, мать её, реке. На время это действительно помогает. Он уговаривает себя вернуться к прежней безмятежности как перед партией в ПиД, переставать эмоционально воспринимать, что в этот раз его, в общем-то, плёвый отыгрыш вознаградится сексом. Если бы Эдди когда-то сказали “о, чел, учись играть в Подземелья, вероятно, потом ты станешь мастером, а мастеру могут после партии и отсосать, будет круто!”, он бы посчитал это дешёвым разводом из ряда тех, что гитаристам всегда перепадает первыми. А на один он уже повёлся. Но вот это происходит. Точнее, скоро произойдёт. Закрывает магазинчик Рузвельта Эдди уже в относительном спокойствии. Уравновешивает себя объективным, более реалистичным, что даже самая продуманная партия может пойти по пизде, лучше бы ему не настраиваться заранее на снос мозгов, больнее будет разочаровываться. Проворачивается ключ в зажигании, привычно начинают тарахтеть двигатель под капотом, шуршать колёса по щебёнке у дороги. Проплывает опушка по сторонам, припаркованный красный джип недалеко от магазина. Когда Эдди выруливает с окружной в район Стива, сердце окончательно перестаёт лихорадочно скакать в груди — наступает паранормальное, иррациональное спокойствие. Ведь буквально через сотню метров Эдди уже не будет Эдди. Он будет опоздавшим игроком запаса. Парнем, прибившимся к этой школьной элите спортсменчиков. Отрабатывающий с ними тупые переброски мяча, хлопающий их по плечам в раздевалке в честь выигранного матча, утирающий пот со лба задранной футболкой. Преследующий внимательным взглядом Стива Харрингтона — короля их школы. Королька с ужимистыми улыбками через себя, с закатанными глазами в раздражении, с приклеенными усмешками, позаимствованными от его гиенистого окружения, с гордо вскинутым подбородком и постоянно прочёсывающей волосы пятернёй. Стив Харрингтон, что при других — король, а под цепким взглядом из-за спины — нервно сглатывающий, мнущий губы… не король. А что-то другое, то, что хочется раскопать. Очистить от шелухи ненужного, пафосного, искусственного. Фургон выруливает с дороги к гаражу. Переминается колёсами на ступеньке несглаженного поребрика, подкатывается с мягким шелестом к бамперу чужой тачки. Эдди глушит мотор и вынимает ключи. Выдыхает тяжело, бегло вскидывает взгляд на себя, подстроив зеркало заднего вида. Щёлкает ручка на двери. Выходит. Звук пустых ударов мяча по площадке слышится издалека, ещё при подходе через бассейн. Эдди неторопливо минует его, поигрывает лениво ключами на пальцах. Позади дома — Стив в полуприсяде отбивает мяч от площадки, смотрит натренированно-прицельно на кольцо. В мокрой насквозь футболке и коротких шортах. После такой тренировки точно сложно сконцентрироваться. Нужно убрать мешающее. Например футболку. А, может, и шорты. Эдди подплывает вразвалку ближе. Сам Стив лишь бегло косится на него, отмечает присутствие, но сразу возвращает взгляд к цели. Сглатывает, что капля пота с виска перетекает ниже по скуле, зависает на челюсти и… Два широких прыгучих шага, звонкие удары по асфальту. Бросок. Капля срывается с челюсти Харрингтона вместе с мячом с длинных пальцев. Оранжевое пятно на секунду мелькает в голубом небе на фоне верхушек сосен и тут же со стуком бьётся о щит, поднимает железный перестук основания. Но, нужно отдать должное, угождает точно в цель. Вздрагивает плетение, пропускает закинутый мяч через себя. Эдди дёргает уголками губ в спокойной ухмылке, садится на свободный шезлонг неподалёку. Наблюдать ему, пока что, нравится больше. Харрингтон, бегло подобрав с живота футболку, наматывает её на кисть, утирает лицо, распрямляясь, и ловит отскакивающий от асфальта мяч. — Отличный бросок, — прерывает уже очевидно ненужное молчание Эдди, а потом дополняет выразительнее, акцентнее: — капитан. Стив оглядывается резко, недобро. Даже забывает убрать руку с футболкой от лица. У него не фактурно выделяющий пресс, более сглаженный, мягкий. По его часто вздымающемуся в дыхании животу приятно скатываются капли, огибают впалый пупок, лезут в щетинистую дорожку — в этом есть что-то более интимное, глубокое, нежели лоск карикатурных кубиков в жиру масла. На секунду раздражение в лице Стива смешивается, сбивается. Он точно хочет сказать привычное “Эдди, блядь”, но тормозит на полпути, одёргивает себя и не знает, как бы стал отвечать. Смятение в лице Харрингтона нравится Эдди. И настоящему, и тому, что должен быть тут без имени. Эдди шире растягивает губы в ухмылке. А Стив, так и не найдясь со словами, резко отворачивается. Опускает дёргано футболку, бьёт вхолостую мячом по асфальту, потерянно. — Ага. Чёрт, это действительно мило. Стив Харрингтон теряется от одной ухмылки и безобидного комментария в свою сторону. Если бы Эдди мог, он бы рассмеялся. Без издёвки, по-тёплому. Но, увы, сейчас это позволить себе точно нельзя. Залегает пауза, бойко прерывающаяся звучными постукиваниями мяча. Эдди выжидает, даёт время Стиву для подготовки. Одно дело в компании гиканутых начать говорить от лица хрен пойми кого, другое — делать это тет-а-тет, естественно, без выдавливания. — Опаздываешь, — наконец глухо раздаётся. Стив подбирает слова, адаптируется. — Так-то мог и не приходить, смысла уже нет. — Но ты-то здесь, — сразу отражает Эдди. Разводит совершенно естественно руками. — А раз капитан ещё тут, значит, есть смысл приходить. Стив снова оглядывается — резко, вполоборота. Осматривает искоса внимательно, цепко. Усиленно пробует сомкнуть губ, подавить тяжёлое дыхание после тренировки. Эдди так и сидит, широко разведя колени. Плавно сводит вместе раскинутые в жесте руки, наклоняет голову в откровенном любовании. А зачем ему прятаться — они же тут одни. Харрингтон смотрит придирчиво, осторожно. Эдди же — липуче, нагло. Не стесняется откровенно проехаться оценивающим взглядом сверху вниз. Стив, заметив, сглатывает, отворачивается. — Расскажи об этом тренеру, — снова начинает отбивать мяч, горбит спину, склоняясь. — Хотя после таких проёбов ему уже рассказывать ничего не придётся. — Я как-нибудь договорюсь, — без раздумий. — Ага, как же!.. — слышится знакомо-ироничный смешок. Стив постепенно вживается. — Если Ньюрберг тебя послушает, то я балерина!.. — А что, есть задатки. — Пиздец тебе, говорю, — оборачивается, отходя назад вместе с постукиваниями мяча об асфальт. — Но, конечно, попробуй с ним поговорить. Надейся, что не выкинет из команды после такого. — Я работал, — Эдди думает, что это даже занятно: посмотреть на Стива спустя столько лет изнутри команды, не со стороны. Он очевидно подключает свою память, а не актёрское мастерство. — К тому же, я пришёл по итогу. — Да, и как он это увидит?.. — Ты ему расскажешь. Звонкий удар по асфальту и — тишина. Стив в последний раз отбивает и наконец оборачивается полностью. А такой вид Эдди уже у себя выдирает из памяти: мокрая футболка, раскиданные хаотично волосы, оранжевый мяч под локтём. Кажется, вся поза Харрингтона с упором в бёдра произрастает из привычки держать под рукой мяч — оттого и не сводятся локти, не прижимаются к телу. Он скептично и уже уловимо раздражённо окидывает взглядом сверху вниз, проводит кончиком языка за щекой. О-о-о-о, Эдди помнит этот взгляд. Вот он — король Стив Харрингтон. Величественный, крутой и дерзкий. Эдди едва не расплывается в широкой улыбке: забавно наконец снова увидеть в Стиве то, что он помнит с прежних лет — королька с золотой ложкой в жопе. Боже, он практически восхищён. — А ты так уверен, что я скажу, — холодно, высокомерно, кажется, у Эдди и впрямь побегут мурашки по затылку. — Как-то нагло для запасника, не думаешь?.. Эдди поумеряется в своей открытости: расцепляет руки, сводит колени ближе, острее встречает взглядом исподлобья чужую спесь. — Я уверен, что капитан ответственен за всю команду, а не только за пару любимчиков, — холодеет интуитивно тоном в ответ, сглаживает ухмылку с лица. Стив фыркает, чуть запрокидывает голову в усмешке и привычном закатывании глаз. Сплёскивает свободной рукой пространно в сторону. — С ответственностью к тренеру, не ко мне, — опускает голову и кривит свои прекрасные губы в едкости, сплошном сарказме. — От меня можешь услышать только “пошёл ты”. — “Пошёл ты”?.. — повторяет эхом. Кажется, Стив вживается даже больше, чем нужно. — Пошёл ты нахер с такими закидонами, — разжёвывает чеканяще. А потом, смаргнув дерзость, прореживает обыденно чёлку рукой, приглаживает к голове и, не смущаясь, делает шаг ближе. — Воду подай, хоть что-то полезное сделаешь. Ух. Приказы. Чёрт, Харрингтон действительно вживается не на шутку. Эдди, поджав губы в деланно милой улыбке, разводит руками — перечить не станет. Внутри оглаживает, конечно, неприятно ностальгическим, но они сами договорились без стопов: здесь уже резко не прервёшь не понравившийся ход как мастер, не разжуёшь, что цель игры другая и иногда надо знать рамки своей роли. Стив уверенно по-королевски подходит к шезлонгу, тянет загодя руку, а Эдди, только свесившись назад и подобрав бутылку, окидывает его оценивающе взглядом снизу. Какая сука, а. Напрашивается, что ему уже не просто хочется дать, а дать по ебалу. А Харрингтон не чувствует, только вскидывает выжидающе раздражённо брови — ждать его заставляют, взгляните-ка. Что ж, Эдди в прошлом обожал по-своему эту манеру королька. Кажется, время и ему делать то, что он привык делать в школе. Достав бутылку с водой из-за шезлонга, Эдди немо поднимает руку, показывает нарочито наигранно: позвольте-с, он сам откроет, чего утруждаться. Стив зависает в воздухе ладонью, снова закатывает глаза, но ручку примерно опускает, подбоченивается красиво, переместив вес на одну ногу. Эдди плавно-степенно раскручивает крышку. Специально. А через полминуты, когда всё же раскручивает, не подаёт в руку, как примерный подсос, а так и оставляет на своём уровне, разводит рукой с бутылкой — хочешь, бери. Стив не изменяет в своей королевской злонравности: цыкает, поджимает губы, но склоняется. И Эдди отклоняется назад, заставляет зависнуть над собой, не рассчитав расстояние. Харрингтон покачивается, не ожидая смены позы, скользит кроссовкой по асфальту, но удерживает равновесие, машинально ухватывается за горлышко бутылки, опирается. А глаза от неожиданности распахивает до боли знакомо и не наигранно. Едва заострившийся королевский взор сменяется растерянностью, тщетной попыткой удержать маску и… потерянностью. Лицо Стива замирает в миллиметре от лица Эдди, откровенно давящего ухмылку. И близость хорошо подчёркивает пустоту прежней заносчивости: Стив смотрит секунду в глаза Эдди, будто хватается за ответ, зачем так делать, затем предательски скатывается на губы, различая эмоцию, и шумно сглатывает. Большого мальчика взяли в оборот. О, Стиви, если бы кто знал, как тебя в прошлом легко можно было поставить в тупик. Мгновение не длится долго. Уже через секунду, осознав, что он втупую пялится на губы, Стив выхватывает резко бутылку из рук, распрямляется и присасывается жадно, отворачивает явно смущённое лицо. А Эдди возвращается обратно: к прежнему градусу сгорбленности на скамейке и ширине раздвинутых в уверенности коленей. — Хорошо потренировались, капитан, — ёрнически изучая, как вспрыгивает кадык в сглатывании, комментирует вполголоса. — Вы весь взмокли, футболку снимите, а то простудитесь. Стив прерывает своё отчаянно-нервное питьё, косится до очаровательного раздражённо. Отрывается от бутылки. — О себе позаботься, — сплёвывает. Отставляет бутылку в сторону, специально подальше от Эдди, проходит пару шагов, взяв снова в руки мяч. Однако так и не ударяет им по асфальту. Заминается и с небольшим промедлением кладёт мяч возле ног. Заводит руки за голову. Стягивает промокшую футболку — медленно, скользя, показывая случайным поворотом головы, когда встряхивает волосы, как сминает нервно губы. А как снимает, так и замирает в непонимании, что с ней делать дальше — не кинуть же по привычке Эдди в руки, такое он вряд ли бы позволил себе с сокомандниками при всём своём королевском величестве. Заминка и откровенность жеста подогревает Стива паузой. Протупив секунд пять со своей футболкой руках, он резко передёргивает плечами. — Я в душ, а ты как знаешь. И разворачивается спешно к дому, уходит широкими шагами позорно прочь. Эдди вскидывает впечатлённо брови и цыкает. То ли он разнервничался, то ли его проняло с нескольких безобидных поддёвок. Вроде бы второе, потому что нервным Харрингтон явно не выглядел, распуская королевский павлиний хвост. На самом деле, Эдди не ожидал, что Стив погрузится настолько. И тренера своего вспомнил, и съязвил, и вообще… чёрт, если бы Эдди в прошлом ударили по голове и он бы возомнил себя спортсменом, напросился в их сраную команду, он бы точно счёл такого Стива горячим. Стив и сейчас горяч. Но вот с этой стервинкой, со снисходительным взглядом сверху вниз… Эдди промаргивается, скашливает для надёжности. Не думал, что его самого заведёт. На этом этапе он и не планировал заводиться, скорее сделать всё, чтобы завести Стива, как в его фантазии, но какого-то чёрта проняло и его. А как снял футболку, засранец… Чёрт, это явно было приглашение, ни больше и ни меньше. В любом случае сейчас Эдди торопиться некуда. Он и до этого планировал не сразу пойти за Стивом, а выждать немного, дать паузе прогреться, натянуться до нужной остроты. Ожидая, Эдди мирно постукивает ногой по асфальту. Поднимается, глянув на часы, подбирает брошенный мяч и уносит к шезлонгу. Ждёт ещё, уже чуть нервнее взглянув на часы, пьёт воду, стучит ногой опять по асфальту, упирается задумчивым взглядом под ноги. Ладно, теперь пора. Эдди знает, что придётся себя втупую подержать как собаку на цепи — ему часто говорили, что он торопится, даже в музыке может, заигравшись, опережать ритм, поэтому ручной тормоз при нём. Беззвучно отъезжает дверь в комнату солнечных ванн, пролетают под ногами разные напольные покрытия, ступеньки. Когда поднимается на второй, шум воды доносится непривычно с левой стороны — из ванной родителей. Выбрал ту, что побольше. Где и вправду есть два душа. Эдди зависает у лестницы, а, отмерев, чертыхается беззвучно, стискивает эмоционально кулак, сплёскивает ладонью. Блядь, а “эксперимент” он не там приготовил. Так, значит нужно сейчас захватить его, как-то незаметно для Харрингтона протащить, не выдать, что что-то приносит, иначе это сработает не так, как ожидается. Эдди отводит несколько секунд из своего продуманного плана на немую пантомиму никому, потом всё же примиряется со своей недальнозоркостью и наскоро пробегает в ванную Стива, находит спрятанный предмет, прячет под курткой во внутреннем кармане (не помещается). Подходя к душевой родителей насильно заставляет себя умерить шаг. Без нервов. Без спешки. Уверенно и органично. Эдди выдыхает, приглаживает волосы по длине и щёлкает дверной ручкой в провороте. Голая задница Стива видна уже на входе: он стоит за неогороженным поворотом помещения, переминается под душем, умывает лицо, прилизывая волосы к голове. В дневном освещении его уже ставшей привычной фигура невольно считывается по-иному. Поджарые сладкие полукружия задницы. Родинки, рассеянные по расходящейся треугольником, как у настоящего кена из супермаркета, спине. Стройный, поджарый, в нужных местах мягкий и мясистый… Эдди всерьёз начинает задаваться вопросом, почему он первый, ещё не видя голым Стива в душе, кто захотел на него залезть. Харрингтон, он же… блядь. Он пиздец какой сексуальный и красивый. Стива хочется трахнуть. Он буквально может стоять и нихера не делать, лишь закатывать свои красивые глаза — а всё равно его будет хотеться. Понятно, чего Уиллер после его снятого джемпера начала подвисать взглядом. Когда тебя не ебёт твой благоверный укурок, грех не приклеиваться взглядом к полуголому Харрингтону. Но она не даст Стиву того, что он хочет. Никогда. Эдди смаргивает прошедшееся током по телу и делает шаг вперёд. Стив оглядывается на него с нарочитым промедлением, будто не видел, как он рассматривал его в дверях через зеркало сбоку. — А ты тоже вспотел, пока на тренировку торопился?.. — ёрнически заговаривает, сплюнув набежавшую воду из рта. — Работа тоже заставляет потеть, — находится Эдди, разворачивается к нему с нарочито приятельски раскинутыми руками. Отступает медленно спиной к раковинам, чтобы в момент перепрятать свой сюрприз. — Попробуй, Харрингтон, говорят, труд из обезьяны человека делает!.. — Да пошёл ты, — привычно опускает на глаза тяжёлые брови, отворачивается. Эдди дёргает уголками губ, но быстрее ловит момент: пока Стив не смотрит, можно бегло отвернуться и скинуть куртку с джинсовкой, осторожно и как можно беззвучнее уложить её вместе с кладом на раковины. Когда работа сделана, последняя нервозность спадает с рук. Продолжает раздеваться Эдди уже не так нервно, скорее, нарочито медлительно. — Так ты не скажешь тренеру, что я приходил?.. — Чувак, сам ему и говори, я не посыльный, — сфыркивает Стив воду и поворачивается. — Сам проебался, сам и разгребаешь, ты знаешь правила!.. — Да?.. — Эдди отворачивается топлес от раковин, колупается пальцами в бляшке ремня. — Я думал они существуют лишь для того, чтобы их нарушать, разве не так?.. Стив без задней мысли ухает только что раздражённым взглядом на движение и… заметно расслабляет брови, перестаёт хмуриться. Слишком очевидная провокация срабатывает как по щелчку: это как расставить очевидные зацепки для игроков, дать им самим пойти в нужную сторону, считая её случайной. Эдди нарочито неторопливо расстёгивает ремень, смотрит удушливо просто, напрямую, а Харрингтон откровенно пялится на его пах. Смотрит, как щёлкает бляшка. Как будничной перебежкой пальцы поддевают пуговицу, расстёгивают, цепляют собачку молнии. Стив резко смаргивает, сглатывает и отворачивается. С заминкой пробует сделать вид, что только что не стоял и не ждал, когда же Эдди вывалит свой хер ему на обозрение. Эдди внутренне с ума сходит, какой же Харрингтон… призывный. В нём буквально всё кричит, лишь бы его поскорее взгрели, нагнули, разбили его масочку недосягаемого короля. Эдди чувствовал это ещё давно. Чувствовал, поводил, как собака, носом, но не мог по тупости подростковой понять, откуда запах. А это Стив Харрингтон всей своей надменностью говорил — “трахните меня, пожалуйста, очень хочется”. Сраный Стив. Заводит, подогревает, просто мазнув по члену взглядом. Эдди незаметно для самого себя сглатывает, но взгляда от смутившегося Стива не отводит. Так и расстёгивает молнию, не опуская головы, спускает джинсы с трусами, откидывает к раковине. Шагает смело и леденяще спокойно в огороженную стеклянной дверцей зону душа. Подходит к второй паре вентилей на стене рядом, шлёпает босыми ступнями по влажному кафелю. Риторический вопрос, брошенный в воздух, так и остаётся без ответа. Стив усиленно делает вид, что намыливает подмышки, Эдди крутит вентили и настраивает под себя температуру, поднимает голову на воду. Следующие действия Стив в своих фантазиях не продумал, конечно. Но не Эдди. Зреющего напряжения вполне достаточно, чтобы уже брать Харрингтона голыми руками, но Эдди слишком не любит нелогичные переходы, эту искусственность. Если играют, то по его правилам. Настроив воду, Эдди косится на затылок Стива рядом, оглядывает крылья его напряжённо выпирающих лопаток. — Харрингтон. — Чего?.. — Мыло будет?.. Стив нахмуренно оглядывается из-за плеча в откровенном непонимании. Нет, Эдди не слепой и видит по левую стенку от себя целый ряд каких-то бутылок его матери. И нет, Эдди совершенно не собирается придавать им ненужное значение, ведь всё, что нужно — только предлог. До Стива доходит. Медленно. — А своего нет?.. — потерявшись на пару секунд, смаргивает воду, набежавшую на ресницы. — Иди и найди!.. — Да ладно, не жмоться, я быстро!.. Только предлог, чтобы коснуться. Эдди нарочито неважно отшлёпывает от своего места, наваливается плечом на плечо Стива и начинает по другую сторону шарить рукой на полке, перебирать то, что имеется. Стив от резкого контакта застывает. Пробует поначалу наигранно возмутиться, но не получается. Ждёт, что вот сейчас Эдди опустит руку и сожмёт его задницу в ладони. Полапает, как лапал взглядом, заставит его окончательно выдохнуть весь воздух из лёгких. Но рано. Лишь мазнув своими волосами по шее и бедром, Эдди нашаривает первый гель для душа на железной стойке и отклоняется. Ну, может, в слегка порывистом движении по инерции касается членом ноги Стива, но это не ощущается предумышленно. Нет, всего лишь вынужденное касание, никто бы не стал придавать ему значения в мужской душевой. Ведь так?.. Щёлкает крышечка открываемого геля. Эдди щедротно выдавливает его себе на ладонь и повседневно намыливает подмышки, опускается на лобок, тщательно размыливает там. Стив как застывает, так и стоит. Переваривает. Ему на пользу. Пусть ещё немного поожидает, Эдди весь день ожидал этого. Напряжение — это в предвкушении. Если сразу дать ожидаемое, оно перестанет им являться. Вот и весь парадокс. Эдди знает это по себе, его же слабая точка фантазии. И уж он точно знает, как с ними заигрывать. Через долгие полминуты плечи Стива опускаются расслабленно. Он едва видимо встряхивает головой, возвращает механически движение рукам, уже не с такой будничностью продолжает беспуто тереть мочалкой свой живот. Но по роли — откровенно проглатывает чужую наглость. Не по-королевски. Образ короля даёт трещины: как в настоящей жизни, так и в игре. Эдди усердно промывает паховую область, косится. Ладно, как мастеру ему не впервой вывозить катку, когда игроки откровенно тупят и лажают. — Хэй, ну не куксись, — подъёбочно-мягко заговаривает. — Говорю ж, я быстро. На, держи обратно. Ополоснувшись от пены, Эдди подхватывает только что отнятый бутылёк и шлёпает снова ближе. В этот раз приваливается к чужому плечу сильнее. Вжимается всем собой, перебрасывая руку через плечо. Стив, только сконцентрировавшись для ответа под стать, оглядывается и едва не сталкивается с Эдди носом. — Спасибо за щедрость, — улыбается как ни в чём ни бывало Эдди и ставит бутылёк на место. Всматривается в глаза. А когда опускает руку — расслабленно, летяще — ненарочно проезжается ладонью по чужой заднице. Всего лишь ребром, не более. Стив как открывает рот порывисто, так и закрывает. Начинает суетливо прыгать взглядом с глаза на глаз. — Будешь должен, — заметно осипнув, выдавливает. — Берёшь в долг по миллилитрам геля для душа?.. — С процентами, — темнеет глазами. Эдди неверяще вздрагивает уголками губ в улыбке, смотрит неотрывно. Осторожно разворачивает ладонь. Касается. У Стива вспрыгивает кадык. Он нервно поджимает губы, раскрывает, дёргается плечами вроде бы как отстраниться, но остаётся на месте. Смотрит, не отрывая взгляд. — Р-руку, — пробует вернуть свой прежний железный тон короля. — Да ладно, не жмоться, — продолжает, не замечая перемены. Сам невольно глохнет тоном в глотке. — Ты же уже помылся, что, пары капель жалко?.. — Р-руку убе… Эдди полновесно прихватывает на ладонь его ягодицу и без наигранной случайности сжимает. Мягко, осторожно. Но чтобы посыл был точно понятен. И Стив откровенно выдыхает раскрытым ртом. Захлапывает глаза, сглатывает. Что ж, походу сил на ломание у него точно нет. Эдди уже открывает рот, чтобы ещё немного подогреть, но машинально падает взглядом вниз, ловя движение. Руки Стива, с силой вжимающие мочалку в живот, плавно скользят вниз. Скользят, оставляют разводы пены, стараясь прикрыть… Блядь. У него встаёт. Харрингтон открывает глаза, сосредоточенно вдыхает глубоко воздух носом. Душ шумит, тарабанит водой по плечам. На такой результат Эдди явно не рассчитывал. Взгляд приклеивает к покачивающемуся и крепнущему херу, поднимающемуся из-за мочалки. Похоже, слишком долго подогревал Стива — перегрев. Эдди сглатывает, поднимает взгляд. Чувствует, как у него самого, просто реагируя на внезапность, начинает постепенно твердеть. Нужно быстро доводить до сути. — Давай договоримся, Харрингтон, — осипнув на первом слоге, низами голоса шепчет. Стив напряжённо косится, без прежней скромности опускает взгляд на губы. — Ты прощаешь мне те пять миллилитров и расскажешь тренеру, что я опоздал на тренировку по уважительной причине. А мы… — Что “мы”?.. Эдди, до этого суетливо подбирающий слова со стены, поднимает резко взгляд. Глаза у Стива чернющие. Чернее ночи. — А мы договоримся. Прихватывает сильнее за ягодицу, стискивает в ладони. Стив, будто только ожидая, срывается — стонет тихо и сдавленно, упирается одной рукой в стену, чтобы не упасть. А Эдди падает. Проваливается нахер, потому что не планировал, он совсем нихрена не планирует с чёртовым Стивом, он просто падает, падает и падает, но в конкретный раз открытым ртом на его. Оказывается, мерно тарабанящая по голове вода, липнущие длинные волосы вообще не считаются помехой — если это вообще не замечать. Стив разворачивается, уже по-тёплому обхватывает за затылок руками и мочалкой, вжимает в себя в страстном поцелуе, а Эдди только напирает, стискивает обеими руками его за задницу, мнёт, пошлёпывает, отводя четыре пальца. Его откровенно твёрдый член бьёт по пупку, проскальзывает между тел — приятно, шёлково, влажно. Будь Эдди бы реально баскетболистом, у него нашлись бы силы вскинуть сраного Харрингтона на руках, пригвоздить к стене, как хрупкую девчонку, но он только стонет недоудовлетворённо в поцелуй, теряет голову и тискает-тискает-тискает. Что вообще с ним происходит, где хоть капля его мозгов. Стиву достаточно взглянуть на него своим блядски-чёрными от возбуждения глазами, и Эдди сам уже готов вставать на колени. Они сбиваются в кусачих поцелуях в угол душевой. Стив просто мычит, подставляет свою задницу, трётся каменным членом об Эдди, а Эдди беспуто и бесконтрольно облапывает его, проскальзывает указательными пальцами в ложбинку, касается ануса, вызывая охерительно громкий стон себе в рот, начинает щекотать, гладить подушечкой, подзуживать. Требуется неприлично долгая пару минут, чтобы часть мозгов всё же вернулась обратно в череп, встала в пазы. Точно. У них же ролевая игра. Эдди разжимает веки в поцелуе, вытаскивает себя из накрывающих волной ощущений в реальность. Нужно вернуться к какому-никакому плану. И выкинуть нахер эту мочалку, Стив ему скоро скальп ею снимет. Эдди аккуратно снижает темп поцелуев, перетекает осторожно ими на челюсть, шею, незаметно убирает одну руку от задницы Стива и поднимает за плечо, дёргает на проверку мочалку, показывая, что от этой секс игрушки точно нужно избавиться. Стив и не перечит. Да как он может: безвольно выпускает её из пальцев, запрокидывает голову, подставляет себя под поцелуи и жмурится в сплошном кайфе. Вот поэтому, сука, у Эдди и мозгов скоро не будет. Он просто не может выносить этой реакции, смотреть, как ему отрывает голову. Мочалка осторожно отвешивается на вентили. Капающая с неё пена смывается крепким боем капель по плитке, утекает к квадрату слива. Эдди медленно восстанавливает собственный контроль. Остужается. Перестаёт сжимать задницу Харрингтона. Переходит на поглаживания, вкрадчивые шлепки. Когда Эдди отстраняется, Стив поплывше разжимает веки, сглатывает. Эдди смотрит на него уже полностью спокойно — без закатывания в восторге глаз, без наглухо расползшихся на радужку зрачков. Отступает с влажными шлепками на два мелких шага. И рукой, оставшейся на бедре, мягко скользит выше. По тазу, талии, рёбрам. Срывается пальцами на грудь и укладывает мягко на плечо. Нажимает. Стив, прижатый к стене, сглатывает. А в глазах, сука, как огнём разгорается. Пламенеет, накаляется. Стив действительно этого ждал. Хотел. Хотел, чтобы его попросили встать на колени и отсосать. Эдди расслабляет сразу же ладонь, не видит смысла в силовом удержании. Больше проминает пальцами мышцы сзади, массирует, расслабляя. Но смотрит, не мигая. Пристально. Хочет увидеть каждое мгновение. Стив наконец коротко сглатывает, моргает. Пошатываясь, отстраняется от стенки. Стопы влажно переступают по подёрнутой рябью водной поверхности кафеля. Сползают мягко пальцы по скату плеча, огибают кость ключицы, слетают в сторону. Стив смотрит Эдди в глаза — долго, пронзительно, высматривает что-то. А затем опускается. Брызги душа, потеряв фигуру, летят Эдди в лицо. Орошают холодом, попадают на ресницы, в глаза, пытаются заставить сморгнуть, но Эдди только завороженно опускает взгляд за Стивом. Подрагивают в рефлексе ресницы, брови, совсем тонко, неуловимо. Стив осторожно опускается на колени, прощупывает руками скользкий пол. Но голову, сука, не опускает. Стив Харрингтон сам опускается перед Эдди на колени и смотрит на него из-за его вставшего хера. Блядь. Почему-то Эдди не ощущал такого раньше: ни когда Стив в первый раз вопросительно взглянул на него с дивана, ни когда в другие разы он склонялся к его члену. Стив много раз сосал Эдди, много. Но вот так — впервые. Самовольно опускаясь перед ним по его просьбе, послушно упираясь коленями в жёсткий кафель, глядя покорно и… Долгожданно. В груди спирает, перехватывает дух. Это чувство под самым солнечным сплетением, оно поджимает живот до заострившегося ската рёбер, до отказа слуха, дёргает тонкой нитью напряжения напрягшийся член, покачивает. Стив смотрит ещё секунду на Эдди рядом с его хером, а затем — поднимает руки от пола, прижимается носом к лобку. Целует под самый корень нежно, осторожно, касается своими жилисто-сильными руками живота, оглаживает трепетно, будто боясь дотронуться полновесно. И зажмуривается в чувствах. Эдди следом захлопывает глаза, морщится от невозможности осознать происходящее и запрокидывает голову. Его ладонь сама интуитивно ложится на чужой влажный затылок. С полным набором колец. Это чувство по всему телу тонким током, сладкой истомой, блаженством, которое, кажется, и выдумать невозможно. Это… власть. Превосходство. Чистое и незамутнённое грязью. Без конкуренции, без склок. То, что обычно передают королям по наследству — вечное и непоколебимое. Стив чувственно выцеловывает Эдди низ живота, с особым трепетом смыкает губы рядом с татуировками (чёрт, Эдди знал, что ему они вкатывают), мягко-мягко касается пальцами ствола члена, гладит, ласкает, словно ему дозволили. У Эдди ведёт голову. Он так и стоит, запрокинув её, и просто резонирует со звоном внутри себя, с таким долгожданным и сладким. Стив Харрингтон полностью в его власти. Что скажет, то и сделает. По спине мурашками. Нет, не только Стив ждал чего-то подобного — сам Эдди. Он так старался всю жизнь добиться хоть крохи признания, хоть какого-то влияния на этот сумасшедший и безумный мир, что когда его получил — готов сойти с ума. Эдди не нужно нихуя, в общем-то. Весь мир в эту секунду — это Стив перед его ногами. Стив, ради которого он готов встать на колени, но сам Стив сделает это. Эдди открывает глаза и залипает бессознательно-слепо в потолок. Видит пролетающие брызги, капли от шумящего вдалеке где-то душа. Считает бездумно плитку, рассматривает как вдроблен в неё приглушённый светильник. Экстаз сходит тихо, осторожно. Возвращает дыхание в пересушенную глотку. Пиздец, Эдди накрывает не хуже, чем под приходом. Это просто что-то необъяснимое. Когда он опускает голову, Стив по-прежнему осторожно и медленно выцеловывает ему член. Не берёт в рот, только прихватывает своими разбухшими от поцелуев губами за ствол, проводит кончиком языка по венам. Эдди с запозданием распознаёт свою руку с кольцами поверх чужой головы. И так же слегка, не применяя и капли силы надавливает. Стив открывает глаза, поднимает. Господи, как же великолепно он выглядит с этим вскинутым взглядом. Какой он ласковый, нежный, чуткий, какой он эддин. Эдди поплывше-заторможенно вскидывает брови в немом утверждении (сам не осознаёт) и расслабляет ладонь на затылке. Стив сам всё понимает. Понимает и, чуть отстранившись, раскрывает свой восхитительный рот на немного, даёт прочувствовать каждое мгновение, пока член скользит ему по языку вглубь. А едва он медленно входит на всю доступную глубину, Стив смыкает губы. Засасывает. Эдди непроизвольно тихо выстанывает, поджимает пальцы в его волосах. Блядь. Походу, это лучший минет в его жизни. Может, не по технике, но по эмоциям — да. Его рука то ли сама давит, то ли плавно двигается вслед за головой Стива. Стив берёт в рот, сжимает хер в вакууме и отстраняется, выводит из губ влажный, сочный, будто набравший контрастности. Затем плавно вперёд, глубже. Назад, медленнее. Он курсирует под рукой Эдди не торопясь, входя во вкус, с промедлением перехватывает руками не помещающуюся часть, поддрачивает в темп. Эдди смотрит на это и не может оторваться. Он даже не может различить испытывает ли удовольствие физическое или моральное. Знает одно — он обожает Стива. Всего, целиком, каждую его клетку. Обожает Стива, который меняет темп под лёгким надавливает руки на затылке. Обожает Стива, вскидывающего взгляд, ловящий его, который тоже смотрит, смотрит и жрёт в ответ эмоции Эдди, высасывает и его член, и его без остатка. С медлительной неторопливости до резкости, страсти. Стив, в общем-то, сам задаёт темп, знает, как Эдди любит, поэтому присасывается рьянее, сжимает рукой посильнее у основания, клонит то в одну сторону головой, то в другую, насаживая себе за щеки. Эдди плохо различает, что сам шипит, постанывает. По ощущениям он просто смотрит неотрывно на Харрингтона, подпирает себе поясницу, поддаваясь в ритм. Только когда вибрация проходит по головке и Эдди едва удерживает себя на ногах от ответной дрожи, понимает — Стив тоже постанывает, прикрывает глаза. Сосёт и постанывает. Сука, он знает каждую слабую точку, он сгноит Эдди в безумии. Окончательно прорывает выдержку мягко соскользнувшая ладонь от члена. Стив опускает одну из рук и трогает себя, покачивает локтём в движении. Эдди из своего угла обзора не видит, как он дрочит, но одно движение локтя херачит разрядом — он не может это терпеть. Резко сжимает волосы на затылке, уже конкретнее оттягивает от себя. Стив поднимает жалобно-непонимающий взгляд. А Эдди впервые собирается срывать своими руками катку — нахер всё, он больше не может. Порывисто цепляет за плечо рукой, тянет на себя — Стив поднимается. Глотает воздух из его лёгких жадным поцелуем — Стив только успевает открыть рот, поддаваться. Эдди как в аффекте прижимает его к стене, вгрызается губами в его, ладони сами по себе разворачивают Харрингтона к стене, поскорее, в нужную позу. Стив схватывает, подстраивается. Склоняется раком, опираясь на стену предплечьем, прогибается чуть в пояснице. Эдди рвёт голову, он сразу напропалую — пальцами. Проскальзывает между его крепких булок, надавливает двумя — шикает, забывает про смазку. Стив выше брякается на слепую рукой где-то на полке, опрокидывает сраный гель для душа, но находит припрятанное — тоже готовился, ждал, боже, Эдди скоро осознавать реальность перестанет. Подсовывает бутылёк, Эдди порывисто выхватывает, выдавливает щедро на пальцы и вставляет. Задница у Харрингтона уже раскрытая, разработанная: мягко впускает внутрь, легко, тянет за порывистыми движениями кожу вокруг сфинктера, только входи и еби. Эдди смотрит на это, не может даже воздуха глотнуть, машинально выдавливает ещё на ладонь, чтобы бегло смазать член. Сука, презервативы. Эдди чертыхается вслух, рыкает и шлёпает раздражённо за границу душа к раковинам, начинает копаться в своей куртке, ищет. И в развалы тканей выпадает припрятанный клад. Эдди замирает на секунду, останавливает суету. Нет, сюрприз точно должен быть. Просто трахнуть Стива раком в душевой он и без дурацкой ролевой может. Стив позади устраивается поудобнее: проверяет сам себя пальцами, судя по размытому отражению в зеркале, вырубает один из душей. Эдди выдыхает и хватает анальную пробку тоже. Возвращается обратно в душевую. Окидывает взглядом сглотнувшего Стива, отворачивающегося обратно к стенке, опускающего голову в немом подчинении и ожидании. Но вместо суетливого натягивания презерватива Эдди налегает сзади, прижимается свои стоячим хером и шепчет: — Будь потише, кажется, кто-то пришёл. Стив не сразу различает в звуках севшего голоса смысл. Дышит тяжело, выдыхает тихим стоном по инерции, когда заискивающе проезжается член по его заднице. — Ч-что?.. — оборачивается заторможенно. Эдди не даёт повернуться: притирается своей грудью к его лопаткам, перехватывает одной рукой через живот, вжимается губами в ухо, не давая двинуться. — Мы же не хотим быть застуканы, Харрингтон?.. — продолжает, ухмыляясь, отводит вторую руку с пробкой подальше от тел. — Или ты готов договариваться с двумя?.. — Что?.. — Стив ощутимо нахмуривается, дёргается уже более направленно оглянуться и понять, в чём дело. Тоже выпадает из игры, теряет нить. Но Эдди тут мастер. И ему руководить. Сильнее стискиваются пальцы на боку, упирается острее подбородок в шею — Эдди применяет немного силы. — Закрой глаза, Стив, — подсказывает, сгоняет с голоса нотки ехидства. — Расслабься. Закрой глаза и представь. Харрингтон из природного упорства ещё давит ответно головой, показывая желание всё же развернуться, но с промедлением подчиняется: расслабляется в плечах, отклоняет голову. Прикрывает влажно слепленные ресницы и выдыхает. Хороший большой мальчик. Хороший и послушный. Эдди ослабляет руку. Укладывает спокойно подбородок ему на изгиб плеча. — Представь… — ловит в голове сам образ, цепляется за него, как привык это делать тысячи раз на партиях. — Представь, что слышишь, как хлопает дверца шкафчика. Кто-то заходит в раздевалку, пока мы развлекаемся. По лицу Стива скатывается капля. Огибает рельеф сведённых в напряжении бровей, зажмуренных век, подрагивающих губ. Капля замирает на подбородке, колеблется. Переворачивает отражение вспрыгнувшего в сглатывании кадыка. — Всего не секунду, но ты дёргаешься от посторонних звуков, — Эдди переходит на едва уловимый из-за шума воды шёпот. Улыбается легко, воображая. — Но потом всё стихает. Наверное, нам обоим это показалось, может, ветер. И вот ты уже склоняешься, подставляешь задницу и… замечаешь его. Кто-то наблюдал за нами всё это время. Стив в напряжении поджимает пальцы на кафельной плитке. Глухо угукает, но звук теряется за сглатыванием. — Мы были неосторожны. Кто-то заметил, как ты отсасывал запаснику прямо в душевой после тренировки. Одна ладонь — медленно скользит по поджарому торсу ниже. Ловит чутко, как трепещущую птицу, замедленное дыхание, проходящееся по животу. Вторая — переворачивает в пальцах пробку. — Он смотрит на нас. Не с осуждением, не с омерзением, нет, — шепчет активнее. — Он наслаждался зрелищем. Он трогал себя, смотрел, как ты самозабвенно берёшь в рот член, мечтал быть на моём месте… Ты видишь его, Стив?.. — М-м, да, — выдыхает. У Эдди вздрагивают губы в ухмылке. — Нужно ему тоже помочь. Нужно договориться, чтобы он не подумал рассказать о нашем маленьком секрете, — прижимается губами к его уху теснее. — Ты договоришься, Стив?.. — Да… — Хорошо. Тогда будь хорошим мальчиком и отсоси ему тоже. Стив выдыхает, и Эдди пользуется моментом: подсовывает перед его губами пробку, толкается призывно ею в раскрытые губы. Стив на мгновение возмущённо-удивлённо мычит, распахивает глаза. Однако, опознав знакомое и неживое, тут же прикрывает обратно. Перехватывает из чужих пальцев свободной рукой, упёртой в стену, и плавно насаживается ртом. Стива нужно только направить, задать верный курс — он сразу же схватывает суть. Эдди смотрит восторженно из-за плеча, как он, чутко изломив брови, обхватывает своими налившимися губами форму. Как покорно вбирает глубже, до самого тонкого обхвата, вытягивает из вакуумной пустоты рта — влажную, скользкую. Обводит кончиком языка наконечник. Отсасываем вымышленному третьему. У Эдди перехватывает дыхание. Но не пальцы. Пальцами он интуитивно толкается сзади в мягкую и раскрытую для него дырку. Стива переёбывает, он глухо стонет, насаженный ртом, но в ответ лишь крепче сжимает свою руку у основания пробки, прогибается. Блядь, ему действительно нравится мысль, что его возьмут и спереди, и сзади. Эдди знал, чувствовал, что стоит попробовать. Он ещё немного наблюдает за тем, как Стив зажмуренно обсасывает пробку. Толкается сзади пальцами в неторопливый темп, подогревает его сзади. В конце концов и сам не выдерживает — достаёт пальцы и вскрывает презерватив. Руки уже делают всё механически быстро: достают из упаковки, раскатывают латекс по стоячему и горячему, направляют к подставленной заднице. Хер входит влажно и хорошо, без сопротивления. Только Стив мычит в чужой воображаемый член, переминается ногами, принимая позу удобнее. Толчок. Мокрая кожа шлёпает звучнее, громче. Заглушает шум воды. Толчок. Эдди выдыхает, стискивает обе руки с кольцами на чужой пояснице. Засаживает сильнее. Шлепок. А потом — шлепки. Эдди возбуждён не столько физически, сколько морально: он властно берёт Стива, выбивает из него глухие полустоны, зажёвывающиеся чмоканьем, задаёт сходу уверенный ритм, просто внутренне утопая от порнушности происходящего. Будто бы он и вправду трахает Харрингтона с кем-то. С кем-то, кого не существует, кто приятно не фигурирует на фоне, но в нужный момент заостряет ощущения, натягивает напряжение до режущего. Эдди работает бёдрами, не отрывая глаз от собственного мелькающего хера в заднице. Затем, коротко облизнувшись, вскидывает голову, полюбовно-нежно кладёт ладонь на шею, приглаживает волосы Стива к его голове, чтобы было видно, как он сосёт ебучую пробку, словно чужой хер. Стив выпускает в этот момент её из-за щеки и играется часто-часто языком с наконечником. Блядь. Из Эдди вырывается хрипящим полустоном, он опадает ладонью на плечо и сильнее начинает вталкиваться в Харрингтона, драть его за то, что он так сексуально сосёт, за то, что так охуенно приятно накрывает другой рукой ладонь Эдди поверх своей поясницы. Эдди в ахере, что он может так долго и ритмично. В ахере, что не моргает, только морщится в сплошном превозмогании от того, что видит. Он обожает Стива. Он обожает. Он л… Харрингтон, встречающий импульсом быстрый ритм, уводит свободную руку от неудобства — сложно заламывать её себе за спину, чтобы трогательно коснуться ладони Эдди — упирается на несколько секунд в стену, а затем опускается ниже. Берётся за свой чуть поупавший от анальных ощущений член и начинает надрачивать в ритм. Постанывает громче, заткнув себе рот. Прогибается глубже, частит-частит рукой. Их отражения мелькают мутными тенями из-за стекла душа в зеркале. Согнутые, выпирающие углами полусогнутых коленей, локтей. Поясница всё же напоминает о нагрузке, и Эдди затравленно выдыхает, спускается с бешеного ритма на более плавный, глубокий. Сильнее сжимает свою руку на плече Стива, чтобы с каждым толчком чувствовал острее. Оргазм по ощущениям не близко, так что Стива он может мариновать ещё сколько угодно. Однако… Стив громко мычит, подвиливает бёдрами. Его рука так и мелькает в быстрых движениях. Эдди глубоко вдыхает и собирается с силами — возвращается к прежнему долбящему ритму. И едва он его задаёт, Стив выпускает проклятую пробку из рта. Громкий стон содрогает стены. Содрогает выбитым дыханием, прервавшим тянущий звук. Эдди напрягает все свои существующие мышцы. Не сдаёт. А едва Стив утихает, то вдруг, посреди бешеной долбёжки — содрогается всем телом, выпрямляется спиной, прислоняется щекой к кафелю. Эдди интуитивно замирает. На стенку брызгает белёсым, густым. Скатывается пара капель в ручей воды к стоку. Стив кончает всего за пару минут. Эдди дышит тяжело и затравленно за его плечом. Смотрит созерцательно, как сперма кружит к стоку и замирает на железке плевком. Похоже, всё проходит даже лучше, чем он думал: такого скорого оргазма Стива он не предполагал, как и не предполагал, что у Стива встанет раньше, при незначащей переброске фраз. Они замирают в странной позе. Дышат. По сжатому в очке члену проходит пульсация — это Стив постепенно расслабляется, перестаёт стискивать. Медленно приходит в движение: падают острые углы плеч, расплываются из напряжения лопатки по широкой спине; опускает голову, ослабляет пальцы на пробке, что она повисает и вправду как уныло опавший хер. Стив просто дышит, смотрит себе под ноги. Ничего не говорит. А Эдди прислушивается. И, чуть выждав, прислоняется, не налегая, к спине. Нежно целует в россыпь родинок на плече. Их эротическая ролевая явно удалась. В принципе, Эдди и не задавался целью кончить. Поэтому даже оттенка разочарования не испытывает: он выходит из Стива плавно, целует аккуратно его в шею, спину, давая прийти в себя, поглаживает по бокам, животу, снимает презерватив. Стив запоздало просит пару минут, отмирая, на что Эдди отвечает, шлёпая обратно ко второму душу, что он может не торопиться, всё нормально. Необязательно через силу вязать продолжение, если эмоциональный пик был достигнут. У Эдди он точно был пройден. Кажется, несколько раз. Внутри отчего-то повисает странное состояние умиротворения и блаженного спокойствия. Не так важно, что сам хер опускается при включении холодной, Эдди морально уже кончил. Скорее, это не успокаивает Стива. Обмывшись ещё раз, Эдди уходит в комнату, через некоторое время заходит и Стив. Он ловит Эдди за умиротворяющим перебором чистой футболки в шкафу, тянет на себя и валит на кровать. Льнёт ласково-ласково, целует, гладит Эдди по щекам, подстраивается снова. Затем, заметив в Эдди нерушимое спокойствие и заторможенность, предлагает быть сверху. Эдди улыбается устало-разморённо, кивает. Его оргазм наступает совершенно по-бытовому, неторопливо. Стив лёгким нажатием пальцев отстраняет его на подушки, сползает для минета, поднимает до безумия легко член, после садится верхом, сам натягивает новый презик на Эдди, пристраивается для нужного угла. Кажется, что Стив просто покачивается на нём, как на волнах, красиво прореживает пятернёй свои волосы, Эдди лишь иногда приоткрывает глаза, сжимает посильнее руки на его бёдрах и снова откидывает головой, падает в тонкость ощущений. Он кончает, едва почувствовав оргазм. Коротким запавшим вздохом, чуть прогнувшейся поясницей, сжатыми руками. Когда Стив сползает с него и ложится рядом, укладывается под расслабленно откинутую руку, он замечает, что в этот раз Эдди был даже слишком долгим — а он переживал, что слишком быстро, вот, Стив битые полчаса просто покачивался на нём, менял темпы, а Эдди было похер, он будто и не чувствовал толком. Эдди дёргает вяло уголками губ, ничего не говорит. Ладонь Стива на его животе поверх татуировок осторожно вздрагивает. Мажет по волосяной дорожке, сползает в сторону. Касается пальцев Эдди, лениво лежащих на бедре. Эдди ни о чём не думает. Просто смотрит в потолок. И машинально разводит пальцы, пропускает через них чужие. Укладывает сцепленные руки себе на живот, поглаживает мягко большим пальцем в ответ. Стив шумно сглатывает где-то под ухом. — Это был лучший секс в моей жизни, — говорит тихо. Эдди, созерцательно глядя на потолок, моргает. — Серьёзно?.. — Да, — Стив теснее сжимает переплетённые пальцы. Тоже поглаживает в ответ большим. — Это… мне никогда ещё не было так хорошо, Эдди. Эдди улыбается. Неброско, не наигранно, как привыкает за всю жизнь, не безумно. По-настоящему. — Я рад, — отвечает шёпотом. Но ответ даже не в словах, не в звуках. Так и не отрывая взгляда от потолка, чуть клонит голову в бок, целует нежно Харрингтона в голову. Встречается большим пальцем с его и оглаживает в ответ. На самом деле, Эдди хочет сказать другое. Это висит у него в горле, во рту, вертится на языке, но у него нет сил ответить именно так. — А тебе… ну, всё понра… — Это было супер, Стив. — Точно?.. Просто… — Всё отлично, клянусь. Мне всё понравилось. Конечно, Эдди всё понравилось. “Я делал это для тебя”. Их руки так и замирают переплетёнными. Вздымаются мерно в такт дыхания.

***

Шестерёнки стачиваются, заедают. Вылетают из механизма, стреляют от давления пресса в стороны, оставляют оставшиеся крутиться быстрее и пугливее. Эдди курит на балконе в пятницу, смотрит слепо сквозь Стива, занимающегося на заднем дворе. Ветер лениво треплет волосы, щекочет ими плечи, облизывает прохладой голый торс. Шумят верхушки сосен. Эдди курит и не понимает. Что-то, блядь, не так. Это всё какая-то хуйня. Вчерашний эксперимент запоздало поднимает в нём чувство паники, надвигающегося пиздеца. Будто он смотрит и не видит сути, не догоняет чего-то, как на уроках миссис Доусон три года к ряду. “Я делал это для тебя” — блядь, хорошо, что вслух не спизданул, появилось бы много вопросов. Эдди затягивается покрепче, почёсывает пальцем висок. Выдувает медленно дым из приоткрытого рта. Нет, объективно, у них и вправду всё прошло охеренно. Стив остаток вечера, как после просмотра крутого боевика, делился открыто понравившимися моментами, рассказывал, как у него отлетала кукуха то того, от третьего, от десятого. Эдди слушал это, слушал, но по своим прикидкам просто морально истощился, как после хорошей катки, поэтому не мог связать и два слова в ответ. А сейчас вдруг начинает вспоминать, перемывать в памяти моменты… Что-то не так. Это всё какая-то хуйня. Да, Эдди объективно делал это для Стива. Его фантазия, его желания, его фетиши — логично. Они и спят друг с другом ради этого. Да, спят, чтобы удовлетворять сексуальные потребности друг друга — опять логично. Но вся эта логика пахнет дерьмом. Эдди чувствует это, как ветер, смахивающий с кончика сигареты пепел. Харрингтон внизу уже привычно глазу прыгает на месте, перестукивает мячом под разводом ног, отбивает от асфальта и кидает в корзину — нет, всё же баскетбол до ужаса странная игра, и чего народу нравится. Эдди моргает. Сегодня выходной у обоих. Очень своевременно раздаётся дверной звонок — спугивает медленно накручивающиеся мысли, заставляет отмереть из тупежа в пустоту. Стив запоздало умеряет бой мячом, поднимает, запыхавшись, голову. — Я открою, — взмахивает Эдди рукой с сигаретой и тут же тушит её в пепельнице. — Я сейчас подойду!.. — Забей, — отмахивается, поморщившись от резанувшего дыма по глазу. — Если что, скажу, что ты пока занят. Не парься. Вообще некрасиво так по-хозяйски гостю открывать двери, но Эдди не задумывается об этом. Он практически на сто процентов уверен, что это либо заплутавший почтальон, либо скауты с печеньем, либо раздражающая миссис Дэвис с очередными разговорами про вредное общество Эдди. А что, неплохо. Эдди сейчас с радостью её выслушает, уточнит каждую деталь, почему он гондон, и с такой же радостью объявит: что вчерашний шум — это призывали Сатану по накурке, а то, что топлес — так он ебёт всех жильцов этого дома, а кого не ебёт — убивает, вон, родителей Стива пустил на жертву своему владыке, прикопаны в подвале, можно вызывать полицию, если успеется, ведь у Эдди припрятан ядрёный косяк прямо в трусах, сейчас накурит и миссис Дэвис с её Пигги, тоже уверуют и будут выебаны. Ёрническая злость оживляет. Эдди с большим воодушевлением спускается с лестницы. Но в последний момент всё же думает — ладно, про ёблю лишнее. Ещё настучит родителям Стива и всей округе, так что лучше надеть что-то и не выглядеть как его бунтарский ёбырь, позубоскалить одетым. Эдди мажет взглядом по откинутому жёлтому джемперу Стива на диване и, быстро подхватив его и напялив, подходит к двери. Распахивает дверь он, уже вальяжно упираясь вытянутой рукой на косяк и ехидно натягивая ухмылку. Однако перед входом оказывается не миссис Дэвис. Даже не скауты с печеньем. — Хэндерсон?.. — Эдди?.. — Дастин нахмуривается, тоже не ожидая его увидеть. Однако сразу, не изменяя себе, пробегается оценивающим взглядом и морщится сильнее. — Это что, шмотки Стива?.. — Ты какими судьбами здесь?.. — игнорируя, Эдди отрывается рукой от косяка. — У меня такой же встречный вопрос, — Дастин не теряется и на секунду, этого парня в принципе сложно свести с намеченного курса. — Так вот чего Стив пропал с радаров: вы снова вместе зависаете и даже не зовёте!.. Чо за фигня? — Хэндерсон?.. — вовремя со стороны дома выплывает Стив: запыханный, с мокрым от пота пятном на футболке. — А ты чего здесь?.. — Печенье, блин, продаю!.. — раздражаясь от повторяющихся вопросов, оборачивается Дастин к нему и сплёскивает руками. — А как ты, чёрт возьми, думаешь?!.. Я звоню в твой дом!.. — Полагаю, он к тебе, — поджимает губы Эдди, косясь. — Нет, ошибся адресом и стою треплюсь с вами о том, что же я тут делаю!.. Вы что, теперь совместно и тупите?!.. Этот. Сраный. Тон. Дастин Хэндерсон до того чётко проясняет все свои мысли на счёт окружающих, что их не зажёвывает даже его шепелявость. Он заходит в дом свободно, нагло, сразу сбрасывая свой рюкзак на лестницу. Причитает, что это нечестно, что Стив и Эдди тусят уже вторую неделю вместе, а его ни один человек не додумался позвать, может, он тоже хочет смотреть кино марафоном. А уж он думал, раз Стив не тусит с Робин, то у них тут нормальная мальчишеская туса, но нет, они о нём и не вспомнили!.. Эдди украдкой переглядывается с Харрингтон, обмениваются немыми вопросами о том, что спиздеть, пока Эдди, не нахмурившись в возмущении на вымученно беспомощный излом бровей Стива, не сплёскивает рукой — вот ещё, вестись на охреневший тон подростка?.. Нет, они тут старше, оправдываться не будут. Однако рассаживаются они на диван и кресло в гостиной как на допросе: Эдди успевает захватить с кухни свой апельсиновый фреш, падает вразвалку на подлокотник, пока Стив, успев сменить футболку, усаживается перед Хэндерсеном. Дастин описывает их напряжённо непонимающим взглядом — очевидно, не привыкает пересекаться сразу с двумя, оттого подтормаживает. — И давно вы тут зависаете, никому не сказав?.. — Ближе к сути, Дастин, — потянув фреш через трубочку, нервно прокручивает ладонью в воздухе Эдди. — У нас вход только по приглашениям!.. — Ну супер, — поджимает губы. — Прости, чувак, мы… у нас тут, типа, реально туса для ребят постарше, — Стив, так и не подобрав отмазки, разводит рукой, шлёпает себя по колену. — Восемнадцать плюс, — поддакивает Эдди с наигранно милой улыбочкой. — Порно, что ли, смотрите?.. — Господи, нет!.. — Стив взрывается, закатывает глаза и обессиленно падает спиной на диван. Противостоять одновременно подъёбкам Эдди (достаточно щекотливым) и напору Дастина нет никакой возможности. — Забей, Хэндерсон!.. Ты же сюда не допытываться пришёл!.. Что случилось?.. Неожиданно Дастин теряет напор наглости. — Код красный, — уныло и как-то по-страшному серьёзно говорит. Но испугаться никто не успевает — слава богу, не возвращение Векны, демопсов, демогоргонов и ещё какой-нибудь мути из другого мира. Всё намного прозаичнее. Женщины. Оказывается, ненаглядная Сьюзи из рации всё же имеет реальное воплощение. И это воплощение совсем скоро собирается приехать с сестрой на неделю, вымолила эту поездку всеми правдами и неправдами. И, конечно же, здесь есть пара нюансов. Остановятся они у Дастина — мама разрешила. Однако то, что ранее их отношения большую часть времени проходили на расстоянии, накладывает… отпечаток. Дастин не дурак, понимает кое-что из рассказов Стива, поэтому знает — это “вторая база”. Код красный — что делать с реальной девушкой, не разговаривать же всё время, как по рации, нужно там на свидания, город показать и… — Ты хочешь её трахнуть, — пожимает плечами Эдди, вычленяя суть. — Эдди!.. — первее вскидывается Харрингтон. — Какого хрена?!.. Ему пятнадцать!.. — Ну… — непривычно скромно теребит край футболки Дастин. — Я не знаю… Наверное, так и должно произойти?.. — Нет, нет, чувак!.. — Стив прокручивается на месте со скоростью мамки, услышавшей про презервативы в чьём-то портфеле. Тычет решительно пальцем. — Это рано!.. Вторая база — это не секс!.. Ну, точнее, чаще всего по ситуации, но погоди ты!.. — О боже, Харрингтон, не прикидывайся ханжой!.. — всхрапывает Эдди, запрокинув голову. — Полгорода переебал в свои пятнадцать, а теперь это “рано” называется!.. — Эдди!.. — Сти-и-ви?.. — Блин, может вы перестанете сраться на секундочку?.. — Дастин изламывает брови одновременно и раздражённо, и безнадёжно. Его смешанное выражение лица заставляет моментально приткнуться, остановиться в незаконченных позах для перебранки. — Я… Ну, я надеялся, что Стив даст пару советов, что делать. Ну, раз и ты тут, Эдди, то… — Да запросто, Хэндерсон!.. — включается моментально Эдди. Разводит руками в примирительном жесте. — Положись на меня!.. — Скорее, на меня, — фыркнув иронично, отводит от Эдди упредительно поднятый палец Стив и подаётся ближе к Дастину, доверительно разводя руками. — Чувак, без паники. Сейчас всё продумаем. Продумаем — хорошо сказано. Но в реализации как-то хромает. Поначалу всё идёт вполне неплохо. Они обдумывают экскурсию по городу, какие места стоит показать, а какие — нет, это всё же для компании ботанов, а не девушки, ей это будет неинтересно и будет выглядеть странно. — Создай “романтику”, — склонившись между разведённых коленей, объясняет Стив. — Красивый вид, уединение… Если будешь сначала показывать людные места, то под конец обязательно — слышишь, Хэндерсон?.. обязательно! — завершай каким-нибудь безлюдным местом. Это стопроцентный вариант, говорю!.. — Нахуй скуку, больше драйва!.. — морщится Эдди, улыбаясь. — Даже если она тоже ботанка, это не значит, что её надо вести в наш ублюдочный музей!.. Задай динамику, больше неожиданности!.. Скажи, что пойдёте в одно место, а веди в другое!.. Поражай, удивляй, она только больше будет от тебя тащиться!.. — Не касайся её первым, — режет по воздуху ребром ладони Стив. — Внимательно наблюдай, когда она сама к тебе потянется. Нужно немного держать на крючке, понимаешь?.. Если ты сразу начнёшь к ней липнуть, это только оттолкнёт!.. — Да херня всё это! — фыркает Эдди. — Чувак, ты с ней встречаешься практически год!.. Девчонка наверняка ждёт от тебя первых шагов, нехер её мариновать в каком-то ожидании: хватай за руку и вперёд!.. Обнимай, тряси её в объятьях, садись вплотную — всё будет круто!.. — И Дастин — деликатней. Она может делать вид, что трещит с тобой как с лучшим другом, но ни в коем случае не забывай — она не твой дружбан, усёк?.. Отодвигай стул, открывай двери, пропускай первой, подавай руку! Но не вымученно, окей?.. Девушки чувствуют любую неестественность, одна оплошность — ты в пролёте!.. — Не-не-не, не прикидывайся тем, кем ты не являешься!.. Красивые жесты? Окей, но только не строй из себя сраного рыцаря, Хэндерсон, это устарело лет как двести!.. У тебя уже с ней поймана одна волна, делай жесты на вашем поле!.. Чем там она увлекается, говоришь?.. Двоичным… А, похер, не суть, компьютеры. Протащи её под ночь в компьютерный класс, не знаю, подари дискету с каким-нибудь признанием! Делай не формальную хуйню, а то, что заденет именно её!.. — На встрече — обязательно цветы!.. Блядь, Дастин, я что тебе говорил?!.. — Да на кой хуй ей эти веники?!.. Жрачку, жрачку вкусную притащи, она голодная с рейса, а цветы она с собой не увезёт!.. — Сделайте совместные фото!.. — Никаких фоток, что-то должно быть интереснее после встреч!.. — Прокатитесь на лодке по озеру!.. — Ролики!.. — Не лезь первым языком в рот!.. — Да засоси нормально, чего ссать!.. — Так, стоп!.. — после получаса прений вскидывает капитулирующе руки Дастин. — Бля, мужики, может, вы хотя бы между собой во мнении сойдётесь?.. Я уже нифига не понимаю в ваших советах! — Да что понимать, Дастин, я же всё уже разжевал!.. — закатив глаза, фыркает Стив и откидывается свободно на спинку дивана, сплёскивает рукой. — Ты пришёл ко мне, вот и слушай меня!.. — Ты советуешь ему какую-то хуйню! — сморщивается откровенно Эдди, сползая с подлокотника на место рядом. — Это ни в коем случае, это обязательно… Чувак, это не матч по баскетболу, откуда правила?!.. — Потому что у девушек перед первым свиданиям всегда завышенные ожи!.. — Да они год встречаются!.. — Эдди разводит рукам, нахмуриваясь в недоумении. Подгибает колено, удобнее устраиваясь к Стиву. — Какое первое свидание?!.. — Они год встречались по рации, Эдди, по рации, мать её!.. — энергично хлопает себя по ноге Стив и тоже разворачивается. — Ты чо не понимаешь, что вот именно эта неделя будет показательной?!.. — Нет!.. — Эм, ребят… — Да погоди, Хэндерсон!.. — рявкают в сторону одновременно. Дастин как слегка подаётся вперёд, так и вжимается обратно в кресло, осторожно проводя вспотевшими ладонями по подлокотникам. — Послушай, — зажмуривается на секунду Стив, одновременно сжимая кулак в воздухе, и уже с поутихшим тоном разворачивается обратно к Эдди, — ты можешь советовать что хочешь и как захочешь. Но у Дастина цель не “зацепить”, к чему ты всё сводишь, а “развить”. Здесь есть разница, понимаешь?.. — Я-то всё понимаю, Харрингтон, — нарочито мирно сплёскивает рукой Эдди, поджимая губы. — Это как раз ты советуешь фигню из разряда “как покорить девушку на первом свидании”!.. Они не виделись год, эта неделя должна запомниться и!.. — Эдди, да о чём ты говоришь?.. — всхрапывает, закатив глаза. — У тебя разве были отношения?.. Эдди моментально открывает рот для ответа, но воздух застревает в глотке. Сучий Харрингтон. Уводит тему, чтобы выиграть, подколупывает. — Да, были, — сильнее поджав челюсть, Эдди улыбается наигранно-мило, однако глазами тухнет от злости, вгрызается взглядом в чужие глаза. Хочет по-грязному? Да пожалуйста. — Да кому ты пиздишь!.. — неверяще фыркает, прищуривается. — Эдди, блядь, я же и так знаю!.. — Да маловато ты обо мне знаешь, — не даёт себя пробить, поводит незначаще плечом. — Ты и то, что хуйню советуешь, не знаешь. Стив на секунду давится собственным смешком, улыбается замороженно ещё пару секунд в сторону. Наконец переводит взгляд, вгрызается в ответ. — Окей, — сдаётся наигранно, вскидывает кисть со спинки дивана в жесте. — И с кем? — А тебя ебать не должно. — М, очень информативно, — поджимает губы в вымученной улыбке, полной язвы. — Сразу поверилось. — Да ничего страшного, — также саркастично поджимает губы Эдди, склоняет голову на бок. — Если тебе не канает прошлый мой опыт, я всегда могу снова найти девушку и начать встречаться, дам советы напрямую из процесса. — Успехов, — у Харрингтона взгляд леденеет вместе с тоном. Кадык вспрыгивает на горле. — Без твоей милости обойдусь. — Так… а теперь точно “брейк”, — осторожно прощупывая воздух над столом, наконец вклинивается Дастин. Эдди и Стив в этот раз синхронно отводят долгие взгляды друг от друга, расползаются интуитивно по дивану дальше. — Эм… наверное, у меня впервые нет ни единой теории, что сейчас происходит, но… Простите, а какого хрена?! Они и загрузится не успевают насчёт спонтанно наклюнувшейся ссоры, как Хэндерсон повышает голос — теперь они машинально вздрагивают и вжимаются в диван. — Я пришёл к вам. Спросить совета, — начинает чеканить Дастин, обводя ребят взглядом, как у разъярившегося отца шебутного семейства. — А вы в итоге срётесь между собой. Я без понятия, как вы тут тусили вдвоём и не загрызли друг друга, но, — акцентно выделяет каждую паузу, проверяет, что никто не дёргается спорить. — Давайте-ка займёмся моей проблемой, окей?.. Куда сводить Сьюзи на свидание я уж сам решу, меня больше волнует другой вопрос — секс. И вы, как более старшие и опытные, должны мне дать по этой теме советы, поняли? Повисает пауза. Эдди и Стив угрюмо смотрят на Дастина, Дастин — испытывающе встречает взгляд каждого и осаживает с такой же прытью, как влетает в этот дом без приглашения и предупреждения. В конце концов, приходится выдохнуть и признать — он прав. — Надо сразу чётче обозначать тему, — буркает всё ещё угрюмо Стив, но поводит расслабленнее плечам, прокашливает голос. Эдди, искоса глянув на него, не находит тоже логических доводов упрямиться. — Спрашивай конкретно, что интересует, — пробует прокашляться в сторону, отбросить напряжённую руку себе на согнутое колено как можно нейтральнее, но всё равно звенящее напряжение гудит остаточно в воздухе. Дастин на проверку обводит их очередным полного ожидания взглядом, будто сраная миссис Доусон, ловящая тишину в классе, и наконец выдыхает. Прокашливается сам, падает взглядом в пол. Нервно подбирает затяжку резинки на штанине, гоняет регулятор вверх-вниз. — Ну… вообще стоит ли или, как и сказал Стив, рано. Я не знаю, Лукас уже… — Да не смотри ты на Лукаса, — выдыхает легче Стив, зажмуриваясь на секунду. — Чел, у каждого своё время. Это ведь… ну, понимаешь, не… — Не таймер, — быстрее находит слово Эдди, поджимает с пониманием губы. Опасливо косится на Стива, вдруг сочтёт, что он его специально перебивает, но тот лишь подтверждающе кивает. — Мы не можем за тебя решить, готовы ли вы со Сьюзи к этому или… нужно ещё подождать. — Да, логично, — вздохнув, поджимает в понимании губы Дастин, кивает болванчиком. — Спроси у неё напрямую, — вскидывает руку Стив. — Может показаться, что это стрём и ты должен, не знаю, мысли читать… Но это всяко лучше, чем напирать на своём и в итоге сделать хуже. — Да, точно, — эхом подтверждает Эдди. — Но, знаешь… можешь не прям в лоб, это будет звучать… — Будто ты только этого и ждёшь. — Да, именно!.. — Эдди рефлекторно прищёлкивает пальцами, указывая на Стива, и ненароком пересекается с ним взглядом. Он, будто тоже не ожидая, распахивает глаза, сглатывает. Эдди смотрит в его глаза и… оттаивает. Блядь, закусились из-за чуши. И впрямь как дети малые. Харрингтон неуверенно опускает брови, спрашивает немо. Эдди выдыхает следом. И невесомо дёргает уголками губ в ответной улыбке. — В общем, — понимая, что зависает на полуслове, Эдди смаргивает, проверяет голос и оборачивается на ожидающего Дастина, — не руби в лоб, ладно?.. Типа… можно добавлять наглости и дерзости, но в меру. Да и, поскольку, вы оба девственники… Лично мой совет: не делайте это из необходимости. Пусть это будет хорошим и красивым опытом. Можешь, знаешь… устроить вам вдвоём небольшую авантюру: позови её ночью из другой комнаты шёпотом, бери рюкзак на плечо и говори, что идёте смотреть в лес какую-нибудь редкую фигню, лягушек, может быть. Дастин, нахмурившись во внимании, мелко кивает. — И… — Эдди зависает взглядом на полу, усаживает удобнее. — Не веди её смотреть на эту хрень. Закинь в рюкзак плед, пару банок пива, чтобы расслабиться, “побунтовать” немножко… и веди её на поляну. — Поляну? — Да-да, — кивает активно, поднимая глаза. — На поляну. Только недалеко от дома, чтобы идти недолго. — А зачем?.. — Дастин морщится в непонимании. Эдди, моргнув, не сразу понимает, что его вроде бы очевидный план не укладывается в чужой голове. Приходится сказать, вскинув брови. — Звёзды. Лицо Дастина проясняется пониманием, он даже шикает предательски и по-детски, как над ошибкой в тесте. Стив со стороны внимательнее приглядывается к профилю Эдди. — Звёзды?.. — спрашивает уже он. — Ну да-да, звёзды, — Эдди и не оглядывается на него, пожимает плечами. — Банально, да, но, слушай, ты же не берёшь приз за оригинальность. Просто… это создаст нужную атмосферу. Сядите, расслабитесь, можете пообсуждать там астрономию или… да что угодно. Просто полежите вместе, поговорите. И в нужный момент, когда уже дело дойдёт до поцелуев — спроси. Стив, долго изучающий Эдди со стороны, опускает глаза. — В смысле… про то, хочет ли она заняться любовью?.. — теперь в открытом щекастом лице Дастине яснее видится всего лишь подросток. — Да, — Эдди жмёт плечами вместо кивка, поджимает губы в улыбке. — Не лезь, не лапай, а уточни, хочет ли продолжения и готова ли. Если хочет — вы можете вернуться и заняться сексом. И, поверь, ты не будешь после этого думать, что был провал и выстрел наугад. — И не бери много пива, чтобы меньше нервничать, — оживляется Харрингтон. — Если ты напьёшься, ты будешь нести худшую фигню, которую ты только можешь выдать!.. И уж это, поверь мне, будет полным провалом! — Максимум пару банок, — оценивающе поморщившись, поддакивает Эдди и отваливается обратно на спинку дивана. — Или вино, — вскинув рукой в его сторону, предлагает Стив. — Да, вино отличный вариант!.. — А, эм, — заминается Дастин. — А сколько нужно выпить, чтобы не напиться, но и не сильно нервничать?.. — Чел, суди по себе, тут у каждого разная доза!.. Стив и Эдди замирают в идеальной симметрии на диване: по одной руке на спинке, другие — откинуты зеркально на подогнутые колени. Кажется, если моргнуть, они начнут двоиться в глазах, обмениваться лицами и причёсками, настолько различие между ними стирается. И по ощущениям Дастин действительно промаргивается именно от этого. Однако, выждав немного и заглянув в глаза каждого, наконец выдаёт: — Я не пил ни разу. А вот об этом рослые няньки-батьки успешно забывают. И с одной стороны время откатиться и сказать, что вино с пивом необязательно, это уж так, для акцента, но Дастин неожиданно цепляется за деталь и выдаёт второй нюанс, ради которого пришёл советоваться: в недавнем разговоре Сьюзи упомянула, что мормоны не пьют (а её семейка как раз из таких), но её, как и любого подростка, несколько достали запреты на всё родителей и… она напрямую заявила, что хотела бы попробовать глотнуть алкоголя с Дастином. Именно в эту поездку. В тайне от мамы Дастина и от старшей сестры. Маленький подростковый бунт, авантюра, которая будоражит Сьюзи даже больше двоичного кода. Дастин, разумеется, авторитетно спиздел по рации, что сам пробовал и конечно же удовлетворит просьбу дамы сердца. Однако сам он так ни разу и капли в рот не брал. И вопрос с алкоголем стоит намного острее, чем первый подростковый петтинг. Опозориться никак нельзя. Пускать на самотёк — тем более. Если Сьюзи может “по-бунтарски” глотнуть пару бокалов и опьянеть так, что ноги держать не будут, то вот Дастин обязан держать всю ситуацию под контролем. И уже ему, вероятно, придётся урезонивать пьяную подружку, потому что пьяные девушки, что монашки с вибратором — святое блядство. И если Хэндерсон будет ещё пьянее и бесконтрольнее, то велик риск наделать много ошибок, о которых не захочется вспоминать и отношения со Сьюзи можно будет укладывать вместе с колыбельной в могилу. Эту проблему теорией да советами не решить — практика, практика и ничего, кроме практики. Эдди не видит великой проблемы и налегке предлагает прямо сейчас съездить в магазин, купить алкоголь и устроить тест-драйв Дастину, заодно поучая, как вымерять пропорции, что с чем не смешивать, как заедать и не пьянеть. Стив поначалу упрямится, включая монашку, вяло тянет, что не все просьбы девушек нужно удовлетворять, но в конечном итоге сдаётся, понимая, что лучше Дастин научится пить с ним, чем с тем же Лукасом, Майком и Уиллом. И в уже активно вошедший в оборот план, где Стив просит подождать пока он сходит душ, а Эдди уже кричит ему на второй этаж, спрашивая, на чьей тачке поедут, Дастин вдруг встревает. Сегодня пятница. Огненная геена. Катка. Эдди совсем забывает. Даже странно: на этой неделе он так увлёкся другой своей игрой, что из головы напрочь вылетела мысль, что он по-прежнему мастер в клубе и нужно готовить игру. Пиздец как не вовремя. Контраргумент созревает сразу — можно перекинуть игру на Байерса. А что, больше неожиданностей в жизни ему не помешает, пусть учится адаптироваться к любой сложной ситуации — в игре полезно. Эдди суетливо отмахивается от Хэндерсона, который как надоедливая совесть напоминает, что он уже на несколько недель подставил Уилла, и уверенно навостряется к телефону, попутно уточняя нужный номер. Трубку сначала берёт миссис Байерс, и Эдди машинально расплывается в улыбке, напевает дружелюбно, что хотел бы поговорить с Уиллом. Женщина удивляется, угукает, и, явно для заглушения прикрыв трубку ладонью, говорит в сторону Уиллу, что его спрашивает какой-то взрослый по голосу парень. Уилл подрывается и уже через секунду с шебуршанием неуверенно говорит “да?..” Голос Эдди действует на него приятно. Он моментально начинает участливо угукать, выслушивая средней паршивости отговорку, с сочувствуем проникается проблемой, но, когда Эдди заискивающе уточняет, не может ли он сегодня провести игру, Байерс совершенно потеряно отвечает “у меня совсем ничего нет, Эдди, даже черновиков… Я… не смогу”. И даже при всём учёте невротичности и неуверенности Уилла это однозначное “нет”. Эдди понимает, что за пару часов даже он не слепит игру из ничего. Просить о невозможном — можно, но не даст результата. Поэтому, потупив в стену долгие полминуты, Эдди отмирает и резко говорит, что перезвонит ему минут через десять, как только что-нибудь придумает. Отменять совсем — все остальные взбесятся, ведь пробить чем в этот раз занимался Эдди легче лёгкого, а причина научить пить Дастина не такая весомая, да даже обидная для остальной мелкоты, которую не позовут. Провести можно, но у Эдди тоже мало что готово, игра будет лютой хернёй. Единственная возможность отменить и не попортить репутацию — позвать всех. Дастин, наблюдающий за молчаливо-эмоциональным раздумыванием Эдди аж дёргается, когда он резко округляет глаза и так же немо разворачивается в его сторону, хватает за плечи. — Мы позовём всех сюда, — медленно говорит он, растягивая улыбку. — Отменим ради общей тусовки!.. Хэндерсон пугливо-неуверенно дёргает губами в попытке улыбнуться в ответ, но жарит в ответ рациональным: — Стив не согласится… О-о-о нет, Стив обязан согласиться. Это же единственный выход!.. — Я говорю “нет”, — перебросив полотенце с плечей в руку, охлёстывает Харрингтон через пятнадцать минут и надвигает свои серьёзные брови на глаза. — Эдди, это даже не обсуждается!.. Эдди инициативно отпрыгивает в сторону и демонстрирует обеими руками его громадный двухметровый стол. — Я сказал “нет”!.. — Стив, послушай… — более мягко пробует подъехать Дастин. — Это единственный рациональный и дипломатичный выход из ситуации. Пожалуйста, ради меня и моей ситуации! Я вовек буду должен!.. — Я же сказал, это не обсуждается, Хэндерсон!.. — морщится Стив на него, сплёскивает мокрых волос капли на пол. — Блин, чувак, меня родители уничтожат, им же все соседи доложат о толпе народа!.. — Мы ти-и-ихо, Харрингтон, — артистично скатывается до шёпота Эдди, дрожит сведёнными пальцами у губ, демонстрируя. — Как мышки!.. — Да ты не умеешь тихо!.. — взрывается в ответ. — Так, ребят, не надо даже начинать, я знаю, к чему вы ведёте!.. Я говорю чётко и ясно — “нет”. — Но Стив!.. — Нет, Хэндерсон. Нет! И точка!.. — Мы можем договориться, — округляет незамутнённо-невинно глаза Эдди, явно зная, что отсылку поймёт. Стив распахивает в немом возмущении глаза, вытаращивает в смеси ужаса, шока и отрицания. Но позиций не сдаёт. — Эдди, ты сейчас нахер пойдёшь, — подперев руками бёдра, выдыхает тяжело и раздражённо. — Особенно за “договоры”!.. — Что за договоры?.. — Неважно!.. Я уже ответил — нет!.. — Но Стив… — Абсолютно точно категоричное нет!.. Через пару часов Робин с пшиканьем вскрывает банку пива на кухне, отпивает, морщится, смакуя, и наконец прищуривается. — Так как Мансон тебя уломал на тусу, говоришь?.. А Эдди ничего толком и не делал. Так, после получаса пустого спора вместе с Дастином отвёл приобняв Стива за плечи на кухню, поспорил с ним ещё громким шёпотом и широким размахиванием рук, но всё же подобрал нужные аргументы, чтобы услышать “это первый и последний раз, понял?.. Первый и последний!..” Разумеется, пообещал, что любого вида разрушения и беспорядок под его ответственность. Не под ответственность Хэндерсона, хотя ему больше всех и надо. Ну и, конечно же, раз Эдди зовёт полным составом весь свой задротский клуб, Харрингтон имеет полное право на моральную поддержку в виде Робин. Против Робин Эдди ничего не имеет. Даже лучше — не они вдвоём будут самыми взрослыми посреди мелкоты, не будет ощущения спаивания. Дастин не ожидал, что Стив поддастся. Однако едва почувствовав возможности от вымученного согласия, божится, что Стив точно не пожалеет и вообще, он ему отношения спасает. Все бы отношения спасались возможностью выпить, но увы. Весь остальной клуб реагирует на неожиданную инициативу по-разному. Майка, Уилла и Лукаса прессует Дастин. Те очевидно спрашивают по десять кто это им купит и у кого дома будут, потом переспрашивают ещё раз, будто не расслышав, но после нервно-раздражённого приказного тона Хэндерсона просто соглашаются с выставленными условиями и ничего против не имеют. Эдди уже обзванивает состав постарше: Гаррет недоумевает, что Эдди забыл у Стива и когда успел с ним так тесно закорешиться, что тот аж приглашает их пить к себе на хату, но быстро смекает после выразительного “так ждать тебя или нет?..” и говорит, что придёт, только закончит с помощью маме на кухне; Джефф удивляется с меньшим количеством вопросов, присвистывает и сразу говорит “ждите”; Грант молча выслушивает предложение, а потом вдруг оглушает в трубку ором “бухать до утра-а-а-а!” Ну, бухать до утра — это вряд ли. Хотя научить Дастина пить долго и не вырубаться стоило бы, но не всё за один раз. Про отмену катки при таких обстоятельствах никто и не заикается. Только, кажется, Уилл что-то пробует уточнить, но Эдди из-за плеча Дастина говорит, чтобы он не мял булки и прикатывался, он сам лично ему всё объяснит — после такого у Уилла больше не возникает вопросов. Через пару часов все медленно подтягивается к музею Харрингтонов. Робин приходит первой после смены и сразу нагло, в тон Хэндерсону, проходит на кухню, находит оставленное Эдди пиво в холодильнике и долго шушукается со Стивом. Тот явно оправдывается, постоянно закатывает глаза и потерянно взмахивает рукой, но Эдди решает не лезть в их переговоры, тоже самое советует и Дастину — мало ли, всплывёт в обсуждении что-то не для его девственных и не замешанных ушей. Следующими на великах пригоняет трио мелкоты — с рюкзаками наперевес, с бегающе-пугливыми оглядками, как бы кто не понял по их суетливым взглядам, что они едут пить. Они достаточно скромно топчутся в коридоре, окидывают взглядом просторы, звучно охреневая от масштабов дома, пока не выруливает сам хозяин музея. Стив с порога подключает няньку и вываливает список правил, чего здесь точно происходить не будет, а что будет, то под его роспись. Уилл и Майк не перечат, угукают на каждое слово, а вот Лукас, видимо, ощутив себя на уровне с опытом одной попойки, пробует договориться со Стивом про Максин. Но встречается предложение позвать девчонок всеми по-пиратски — не-не-не, тут только парни, никаких поблажек и послаблений, они пьют как настоящие взрослые мужики в баре. Про бар и про взрослых Стив, конечно же, поправляет, что тут им не всё включено и скидываться тоже будут, да и пусть не зарываются со взрослостью и вседозволенностью, но вот “без девчонок” это точно — ещё ему их поебушки по всем комнатам распугивать, ну-ка нехер!.. Лукас пробует сопротивляться, вставлять аргументы, но его давят числом. Он кисло проходит в гостиную и тут же напарывается взглядом на Робин, помахивающую рукой из-за стойки кухни. — Если без девчонок, то что она здесь делает!.. — У неё щит! — Нет у неё никакого щита! — Всё у меня есть, Лукас, — поджимает она губы наигранно-мило в улыбке. — У меня и щит, и меч, и блат. Последнее, к слову, рекомендую выучить, чаще в жизни встречается. — Это нечестно!.. — Блат честным не бывает, — прищёлкивает пальцами Эдди, заходя следом за всеми. — Синклер, ты до сих пор в проёбах, прими как данность. Позовёшь рыжую потом отдельно, а сегодня — встреча клуба. — Да она даже не в клубе!.. — Я дружу со Стивом, — выразительно понижается до шёпота Робин и указывает на себя. — Блат кроет вашу атаку. Бум!.. — Никто не говорит “бум” при атаках!.. — Я говорю. И у меня блат. Не бывает ни одной задорной вечеринки без чьей-либо срачки вначале. Пока Лукас без шанса на выигрыш пробует сражаться за право позвать Макс, а Дастин с разрешения Стива уходит показать Майку дом, Уилл, потерявшись среди микрокомпаний, вылавливает взглядом Эдди, перетаскивающего все бьющиеся предметы со стола и камина в шкафчик. — П-привет!.. — он подплывает неуверенно-зажимисто со спины, пробует улыбнуться как можно натуральнее и дёргает руку из заднего кармана джинс в попытке ненавязчиво махнуть ладонью в приветствии. — Спасибо, что позвал!.. И, эм… Круто ты решил перенести игру. Нет, правда, это я без сарказма!.. — У меня просто нихера не было готово, — морщится в деланном откровении Эдди, оглядываясь, и сразу возвращается к перебору статуэток. — Я же говорю, Уилл — непредсказуемость. Иногда и вне игры приходится импровизировать. — Круто!.. — так и не поняв, что делать с порывисто вскинутой рукой, он дёргается обратно её всунуть в тесный карман джинс, мнётся. — Может, тебе помочь?.. Скажи, что делать и я… — Эдди!.. — голос Стива раскатывается по огромной гостинной криком. К этой акустике Эдди успевает привыкнуть, поэтому оборачивается спокойно, а вот Уилл рядом едва не подскакивает, вздрагивает всем телом. — Поехали покупать, потом уберём!.. Харрингтон как-то оперативно отделывается от продолжающего демагогию Лукаса, прокручивает призывно ключами от тачки у проёма в коридор. Непонятно, почему он так внезапно решает уехать, но не сказать, что Эдди был в восторге от своего занятия. Он с облегчением бросает эти сраные статуэтки и налегке хлопает Уилла по плечу, проходя мимо. — Не парься, моя забота, — подмигивает подбадривающе. — Ща сгоняем за выпивкой. Ты какое пиво любишь? — Не знаю, — откровенно теряется Уилл, сглатывает. — Я как-то ни разу и не… — Понял, научу, — сжимает плечо сильнее и расплывается в довольной улыбке. Байерс откровенно подвисает взглядом, мечется им с глаза на глаз, но вкусить всю сладость подросткового неумения пить Эдди не успевает — Стив гаркает громче, раздражённее ошпаривает взглядом, что и на расстоянии чувствуется, поэтому испытывать терпение хозяина не приходится. Когда Эдди нагоняет его в дверях, у Стива заметно напряжёнее поднимаются углами плечи, тяжелее брови нависают на глазах. — Что, Лукас уже успел испортить тебе настрой? — Ага, — буркает непривычно скудно и тухло, намечено садится за водительское, даже не поднимая глаз. Похоже, Стив ещё успеет десять раз переоценить своё согласие на такую масштабную помощь Дастину. Уже начинается первый цикл раздумий. Эдди осматривает искоса его нахмуренный профиль, поджигает сигарету в открытое окно и решает не лезть. Только на половине дороги Харрингтон вдруг созревает спросить, действительно ли у Эдди были ранее отношения и он об этом не знал. — Брось, Стив, я спиздел тебе на зло, — отмахивается неважно Эдди, морщась в поток воздуха за окном. — Ты же сам знаешь. — А, ну да, — кивает, мрачнее сильнее, он. — Тебе нравится меня злить. — В яблочко! Стив замолкает, смурнее уставляется на дорогу. Эдди догоняет не сразу, что настроение у него падает как-то совсем внезапно и резко, без шуток, когда оглядывается и находит по-прежнему кислое ебло. — Эй, Стив. — М. — Спасибо, что согласился. Неожиданная благодарность оживляет его лицо: вспрыгивают активнее брови, округляются красивые глаза. Эдди, искоса наблюдающий за ним, улыбается уголками губ. Странно, но более затяжное уныние Харрингтона давно не воодушевляет. Скорее наоборот — расстраивает. — Так это… — теряется, промаргивается. — Мы же ради Дастина. — Да, но… — Эдди отводит глаза, поводит незначаще плечом. — Уговорил тебя я. Да и мне на руку было не уезжать сегодня на игру, так что у меня был корыстный интерес. — Выпить лучше, чем играть?.. — Стив окочательно выходит из своей загруженной апатии, шутит неловко. — Типа того, — хмыкает тихо в ответ. Потом скашивается ещё раз, ловит проклюнувшуюся улыбку на чужих губах и сам не понимает, как добавляет: — Уезжать от тебя не хотелось. Едва зародившаяся улыбка мгновение держится и вдруг исчезает. Стив с промедлением оглядывается, смыкает губы в чутком внимании — не грустнеет, уже спасибо. А Эдди, вдруг осознав сказанное, резко смаргивает, сглатывает и отворачивается обратно к окну, затягивается сигаретой. Блядь, вот этого он и боялся — спиздануть какую-то чушь. Сейчас повиснет неловкая пауза, возникнут вопросы, Эдди придётся в который раз за день хаотично импровизировать, придумывать шутку, которая специально не идёт на ум… Стив, оглядев его, отворачивается к дороге молча. — Поэтому притащил весь свой клуб ко мне домой, — шутит неожиданно саркастично, сглаживает неловкое. — Супер!.. — Мне же нужно тебя злить, — подхватывает осторожно Эдди. — Твоё любимое занятие!.. Как мог забыть! — Именно, Стиви. Ты уж не лажай. Лажает тут только Эдди, но не сказать же этого вслух. Когда они доезжают до магазина, атмосфера окончательно разряжается: не остаётся остатков неловкости от случайной оговорки Эдди, унылой сосредоточенности Стива на дороге в каких-то изъедающих измышлениях. Заходят в магазин, перешучиваются, щедро сгружают ящики с пивом на заднее сиденье тачки, смеются, толкаются локтями. На мгновение Эдди чувствует чей-то взгляд в спину, оглядывается на парковку, но никого нет — стоит припаркованный красный пикап, снуют люди с пакетами к другим машинам. Всё отлично. К моменту, когда они приезжают, начинают подтягиваться последние ребята. Грант заваливается с собственной тарой пива и дьявольским ором. Его предбухающий клич не успевает заткнуть Стив и Робин, а Эдди просто складывается пополам от восторженного шока и гогота, едва не проливает собственное пиво. Однако ему быстро напоминают, что ответственность несёт он, особенно за отзыв миссис Дэвис на следующий день, так что Эдди недолго заряжается драйвом от Гранта, утихомиривает его мягкой ладонью по воздуху и ненапряжно объясняет, что этому элитному райончику рок-н-ролл не близок, так что ведут себя прилично. Джефф и Гаррет приезжают вместе — и от них рок-н-роллом и не пахнет. Стив открывает дверь, и первое, на что напарывается взглядом — накрытый вафельным полотенцем противень. — Лимонная шарлотка. От мамы, — чуть смущённо поясняет Гаррет, косится вопросительно на Джеффа рядом, но тот лишь поддерживающе хлопает по плечу. — Неприлично как-то в гости без… Короче, вот, держи. Спасибо за приглашение. Эдди видит сцену издалека, отрывается от разговора с Грантом и своей банки. Стив кивает, впускает ребят да так и разворачивается в молчаливом непонимании с шарлоткой в руках, нахмурившись в пустоту. Выглядит это уморительно мило. Эдди, не скрываясь, прыскает в сторону смешком, прищуривается тепло, что Грант тоже отслеживает взгляд и усмехается, Гаррет в своём репертуаре. Да, и Стив тоже. Уже на кухне, когда Стив промаргивается от шока и идёт отложить шарлотку к остальным закускам, Эдди подруливает со стороны и, оглянувшись на остальных, говорит негромко: — Они славные парни, — осаживается на стойку рядом, поджимает губы в улыбке. — Хотят подружиться. Не устроят погром. — Да я уже понял, — покосившись на вполне мирно, но активно обсуждающих прошлую игру ребят в гостиной, шипит в ответ Стив. — Но Грант всё ещё под твоей ответственностью!.. Эдди посмеивается, опускает голову. — Он для виду горланит. Не переживай, он тоже нормальный. Когда бы клуб гиков был бы неудержимым, как шайка баскетболистов после матча. Нет, наоборот: они больше по словесным баталиям, чем по трэшу и угару, даже в полном составе их клуб вряд ли разобьёт вазочку на полке, скорее спросят вежливо, можно ли посмотреть и сделают комплимент маме Стива за вкус. Музей явно вызывает у неподготовленных умов шоковый эффект: все, кто не общаются с Харрингтоном напрямую, хоть и пробуют буднично разговаривать, не обращать внимание на окружение, но всё равно то и дело цепляются взглядом за что-нибудь, запрокидывают головы, вытягивают шеи, чтобы осмотреться и тихо офигеть. Стив со вскинутыми бровями оглядывает разношёрстную тусовку гиков и детей у себя в гостиной за огромным столом. Судя по всему, окончательно утрамбовывает в голове факт, что он согласился и вот они все здесь. Эдди наблюдает за ним искоса, улыбается уголками губ. Деваться уже некуда — время начинать “урок”. Эдди выплывает вместе со Стивом из-за стойки кухни и наконец оглашает повод для сбора не за игровым столом — сегодня они помогают младшим членам клуба научиться пить. Гаррет морщится на Эдди с вопросом “серьёзно?..”, поэтому приходится добавить немного правды: Эдди проебался из-за работы и ничего не подготовил на катку, так что решил подмаслить окружающих. Уже эта истина срабатывает намного проще: Джефф фыркает, качает со смешком головой, Майк сплёскивает руками и кивает Дастину, что он так и знал, а Грант, дожевав чипсы, выдаёт — это профессиональное сплочение команды, тоже работа мастера. Вообще-то нет, это не работа мастера, но за поддержание авторитета Эдди благодарен. Да и Дастина эта отмазка не выдаёт: среди мелких также откликается Уилл, как ни разу не пробовавший алкоголь, и Майк, но с парой оговорок, что один раз Нэнси давала ему хлебнуть вина с родительского стола в тринадцать, так что он не совсем нуб. Уже после пары минут все дружно окрещивают их алкогольными девственниками, которых будут посвящать в рыцари. Как связаны рыцари и девственность остаётся загадкой. Всё трио новобранцев будущего похмелья рассаживают в рядок на диване и выдают по банке. И начинается веселье. Сначала все вразнобой предлагают просто глотнуть, распробовать солодовое. Под улюлюканье первым идёт Майк, отхлёбывает и сразу сморщивается, заявляет, что горько. После него, внимательно отследив реакцию предшественника, пробует Хэндерсон — он уже морщится менее рельефно, насупливается только, но потом, сделав ещё один мелкий глоток, говорит, что, наверное, в этом что-то есть. Стив хлопает сзади его по плечу, авторитетно говорит, что после первой банки пойдёт лучше, но торопиться не нужно. Последним пшикает открывашкой Уилл. Он настороженно оглядывает всех, ловит поддерживающий кивок Майка и, облизнув губы, резко опрокидывает банку вместе с головой. Сраный тихушник — он то ли сдуру, то ли со страху просто наворачивает полбанки в один глоток, его едва успевают остановить. А когда опускает голову, говорит через затаившуюся паузу: — Да вроде ничего. Эдди, не сдержавшись, прыскает первым в тишину, наваливается на Уилла с подлокотника дивана, приобнимает, хлопает беспрестанно его по плечу в заходящемся хохоте, а Байерс, только приободрившись от такой реакции, улыбается скромно, прикусывает нижнюю губы и заедает пластинкой: “нет, правда, вкусно!”, “нет, мне не горько, всё нормально”, “да, точно неплохо!” Первый шаг сделан. Остальное — практика. После початой темы первых экспериментов с алкоголем все подстревают в ненапряжный разговор по своим воспоминаниям, параллельно накидывая советы троице, как точно делать нельзя. Истории до того разные, что уже через минут десять у каждого новичка самопально вырисовывается индивидуальный учитель по распитию: Стив прерывает какую-то историю Гранта и привлекает внимание Хэндерсона на себя, начинает поучать; Майку на уши подсаживаются Джефф и Грант, дают отхлебнуть из своих банок, рассказывают про разницу между тёмным и светлым; Робин наставники не нужны, она просто потешается над происходящим, греясь рядом со Стивом, но её вылавливает Гаррет, который деликатно-осторожно вклинивается с разговором, а увлечённый дитём Стив уже не спасёт от вежливого ухажёра. Эдди не то чтобы рвался к Уиллу первым, но не имеет ничего против его компании. Тем более его здорово поразил тот фокус с едва ли не выпитой залпом банкой. — В тихом омуте, Уилл?.. — падая ладонью ему на плечо, наваливается развязно Эдди и наклоняет голову, прищуриваясь в улыбке. Уилл, держащий обеими руками банку, вздрагивает, улыбается защитно вместе с запоздалым смешком, но стреляет искоса взглядом масляным, поплывшим с непривычки. — Ну… можно сказать и так, — кивает коротко, опуская взгляд. Едва очерчивает им круг под ногами и тут же — обратно на Эдди, смотрит долго, не мигая, полуприкрыв веки. Точно черти внутри пляшут. Старший братец любит дунуть, а этот, Эдди готов поспорить, если приложится к стакану, может и раком всех нагнуть. Уилл от накатившей волны расслабленности приоткрывает губы. Сглатывает. — Ты сходу-то так не налегай, — с ухмылкой встречая приклеившийся к себе взгляд, морщится опытно Эдди, похлопывает по плечу приятельски и находит более удобную позу для зависания на нём. — Быстрее напьёшься. — А разве не в этом смысл? — очень быстро с его голоса сходит шелуха заикания. Эдди улыбается с зубами, шикает смешком и плотнее сжимает пальцы на остром плече, встряхивает. Но в этот раз Байерс не повинуется порыву как осенний лист на ветру: покачивается по инерции от первого импульса к Эдди да так и замирает на короткой дистанции. Близкой. Взгляд не отрывает. Эдди за секунду оценивает перемену, но пока не находит ничего опасного в его медлительности. — Не всегда, — просмеявшись, отклоняет два пальца от банки и тыкает ими в грудь Уилла. — Причин, чтобы пить — множество. Но достаточно редко бывает, что “нажраться” главная цель. — А какие бывают? — Ну… — Эдди прищуривает на потолок, вспоминая. — Чтобы отвлечься от говна в своей жизни. Чтобы расслабиться, если постоянно в стрессе. Чтобы поддержать компанию и не быть белой вороной. Или… Эдди опускает взгляд на Уилла и влипает в его жадные к каждому слову, каждому движению губ глаза. Заметив это, шире ухмыляется, сам провоцирующе резко подаётся ближе лицом, и Уилл всё же вспрыгивает поплывшим взглядом выше: ещё не настолько самоуверен, это хорошо. — Или снимают зажимы, — прищурившись, договаривает. — Позволяют себе то, что не могут по трезвости. Алкоголь удобный инструмент, чтобы вскрыть много нового о людях. — Правда?.. — зрачки Уилла расползаются так широко, что можно видеть отражения в черноте. — Абсолютная, — Эдди хмыкает и, хлопнув ещё раз по плечу, отстраняется. — Только помни, что это правило работает и против тебя. Не умеешь пить — не сможешь использовать это против других, а только подставишься. Так что аккуратнее, Уилл, с такими фокусами: нажрёшься первым, считай, проиграл всем тем, кто останется трезвыми и запомнят все твои позорные выходки. — Так… как же не напиться первым?.. Эдди отхлёбывает из своей банки в сторону, снимает наконец руку с чужих плеч. Швыркает носом, оглянув остальных. — Закусывай, — сдёргивает со стола рядом пачку чипсов Гранта и втискивает в живот Байерса, что тот едва находится с руками, чтобы схватить и не уронить. — Лучше этого совета ничего не работает, уж поверь. Говоря это, Эдди и сам вспоминает, что поесть толком за день перед организацией тусы ничего не успел, поэтому с внимательным взглядом отходит осмотреть стол в поисках чего-то съестного для себя. Уилл, потерявшись на пару секунд, увязывается хвостиком следом. А Стив, прослушавший половину из сказанного в одно ухо, смаргивает внимательный взгляд с Эдди и Уилла, возвращается с подтормаживанием к разговору с Дастином. Поучительство в микрокомпаниях длится недолго. Вскоре Гаррет окликивает Эдди и предлагает сыграть во что-нибудь — алкогольные игры попроще, чем ПиД, но уметь в них играть святое дело. Эдди окрыляется предложением, едва успевает прожевать засунутый в рот снэк и вспрыгивает на стул с ногами, кричит “Харрингтон”, нащёлкивая пальцами. Стив отрывает от Хэндерсона полный усталого раздражения взгляд, но сразу же прорезается активной злобой, машет руками, чтобы слезал. — Стив, это по твоей части!.. — По моей части тебе сейчас втащить! Со стула слез, говорю!.. — Да слезу-слезу, ты пока память напряги: какие алкогольные игры с тусовок помнишь? Стив подгружается моментально: затупливает на секунду, останавливается от суетливых жестов. — Слушай, учитывая, что мы в моём доме, я бы обошёлся без короля горы, алкокаски и… Может, что-то по типу “я никогда не” и “бирпонга”?.. — Я тебя обожаю!.. — эмоционально сплёскивает руками Эдди и, удобно оперевшись на плечо стоящего рядом Уилла, спрыгивает со стула, направляется решительно на кухню. — Бутылочку ещё можно!.. Слушай, а вот тех неубиваемых стопок хватит?.. — Стопки?.. Эдди, да даже мне сложно в них попасть будет!.. Возьми стаканы! — Так они хрупкие!.. — Не, не из стекла которые!.. — Красные?.. — Да-да, их вроде… Раз-два-три-четы… Да должно хватить, не знаю, ты последний их видел!.. — Хватит! Уилл, поставь пиво, держи!.. — А Эдди уже тут как у себя дома, да? — удобно уходит от разговора с Гарретом Робин, кидает на Стива выразительный взгляд. — Да, офигеть!.. — Гаррет тоже активно подтягивается к теме, однако переглядки с немым спором между Робин и Стивом не видит, отворачивается к кухне с криком. — Чувак, сколько ты здесь уже был?.. — Я достаточно намыл здесь посуды, чтобы вспомнить её!.. — Да мы не так чтобы… Эй, нихрена не так часто ты её моешь!.. — поймав шанс уйти от пытливого взгляда Робин, отвлекается Стив. — И ты не донесёшь один, погоди!.. — Мне Уилл помогает! Да, Уилл?.. — Да!.. В-всё в полном… — Байерс! — Стив раздражённо закатывает глаза и вслепую всовывает стоящей рядом Робин свою бутылку, резко подрывается на кухню. Пересекает широкими решительными шагами, обнаруживает сгруженного стаканами Уилла. — Поставь их!.. Эдди сам всё донесёт!.. — Ладно… — Не-не-не, Уилл, неси!.. Проснувшаяся активность и споры заряжают остальных: все оперативно растаскивают снедь со стола на кухонную стойку, освобождают место для бирпонга. Уилл-таки доносит всученные стаканы и расставляет вместе с Робин по разным краям стола, пока Стив спугивается с кухни искать мячик у себя. Потом, конечно, после логичных доводов Робин, Джеффа и Гаррета, решают с бирпонгом повременить: ребята быстро захмелеют из-за этой игры, если начнут пить за попадания, а иначе игра теряет всякие краски. Нейтральной заменой становится “я никогда не”. Десять пальцев сложнее истратить подросткам без залихватского прошлого, чем наобум попасть в стакан и залиться в первый час до состояния вафли. Рассаживаются по дивану и полу. Стив интуитивно садится на подлокотник кресла с Робин, где там же под ногами сидит в позе лотоса Дастин, а Эдди по-царски раскидывается по центру дивана, пока с одной стороны не поджимает Гаррет, а с другой осторожно не примащивается Уилл. Байерс чуть пугано отводит колени, когда сталкивается ими с Эдди, но вполне спокойно из-за плеча оценивает его раскинутую руку по спинке и, сглотнув, аккуратно отстраняется назад. Стив напротив резко отпивает пиво в сторону, привлекает внимательный взгляд Робин, но в ответ на тихий вопрос одними губами только отмахивается. Всеобщей договорённостью задают рамки: пошлые вопросы в меру (Эдди бунтует), по половому различию нельзя (Робин активно впрягается объяснять, почему это лажа). Остаются только факты на узнавание. Или же — на отличное знание друг друга. Джефф сразу выбирает тактику — топить Гаррета. Очень успешную, если так подумать, поскольку Гаррет от некоторых фактов, оглядываясь панически на Робин, пробует уклониться, развернуться долгим пояснением, что всё не так, как звучит. Грант швыряет в воздух чем-то неожиданным и странным — впрочем, в этом весь он. После его хода забавнее наблюдать, кто загибает пальцы и уже у них спросить, а как их угораздило вляпаться в подобное. Дастин быстро схватывает суть игры и решает позаимствовать тактику Джеффа: только топит не одного, а сразу двух. Майк и Лукас, возмущённые обнажёнными неприглядными фактами о себе, объединяются против Хэндерсона, но с неумения топят параллельно и друг друга, начинаю пересираться между собой. Уилл из-за плеча Майка с дивана пробует подсказывать аккуратно, но противостояние трио слишком велико его разумным доводам. Робин просто играет — нормальный человек. Она иногда затупливает, долго выбирает, что назвать, пользуется подсказками Стива из-за плеча, но вкидывает обычные и не поражающую публику факты о себе. Хотя, конечно, Гаррет активно пробует пристать с распросами, смеётся даже тогда, когда неуместно, интересуется случайно выцепленной деталью, но остальные подгоняют, так что времени на распросы о Робин не остаётся. Стив же действует профессионально: с одного факта рубит желательно всех остальных, натренировался на тусовках в старшей, гадёныш, поэтому напряжение медленно зреет в его сторону, заставляет разрозненные кучки начать шевелить мозгами в его сторону, объединяться в общую недовольную толпу (её, к слову, поднимает предательски Робин, заметив тенденцию, что он так и не загибает за два круга ни одного пальца). Эдди просто наслаждается происходящих хаосом и сформировавшимися бандами. Подсирает то одним, то другим, но активного бунта против себя не вызывает, раскидывает зёрна раздора по всем грядкам, как сумасшедший садовод, покатывается от разразившегося срача между другими, ржёт себе в банку и постоянно бодает Уилла в плечо лбом, не прекращая ржать. То, что у него самого быстро загибются пальцы на одной руке, это нестрашно, он пьёт и между ходами, а вот накинуть говна на вентилятор хочется. А вот Уилл выбирает неясную тактику. Точнее странную. Первые два круга он только присматривается к игре, улыбается на забавные факты о других, пробует подсказывать Майку, долго формирует невзрачные факты о себе, а потом включается очень прицельный и уничтожающий подход. Эдди бы подумал, что наконец сыскался его уничтожитель (а он-то рассчитывал вывести Стива из себя и снискать на себя всё его королевское внимание, а не довольствоваться рассеянным по толпе), но Уилл делает это слишком аккуратно и без видимого прицела. На третий ход он говорит, что никогда не носил колец. Эдди загибает палец вместе с четырьмя людьми. Однако Уилл после своего факта добавляет невзначай комментарий, что хотел бы тоже найти что-то под себя, вот, например, у Эдди крутое на правой руке. Эдди, едва отрываясь от банки, без особого смысла поясняет, что это он сам себе не покупал, семейное. Ход идёт дальше, а Уилл тихо уточняет на ухо, завязывает короткий разговор вполголоса. Четвёртый ход — игра на инструментах. Пятый — курение травки. Эдди не единственный, кто попадает под обстрел, но Байерс удивительным образом, прям как Гаррет, находит повод спросить что-то по подогнутым пальцам на ладони. На шестой ход Уилл говорит, что никогда не любил рисовать. Это поднимает шум от Майка, Лукаса и Дастина, он ведь откровенно врёт, но Уилл осторожно объясняет, что вроде бы не было правила против откровенной лжи — он тоже загнул палец. Джефф авторитетно подтверждает, что так можно делать, и спор сходит на нет. Эдди загибает палец вместе с Уиллом. А тот, будто не знал очевидного, кто разрисовывает фигурки и делает карты для игр, воодушевлённо спрашивает, а рисует ли Эдди вне ПиД, может, есть его рисунки, ему было бы интересно посмотреть. Эдди не ожидает такого интереса к своим навыкам рисования, поэтому подстревает в очередной раз с Уиллом в тихий разговор между ходов, не обращает внимания, когда тот разворачивается всем телом к нему, сдвигает впритык колени, смотрит неотрывно восторженно в глаза. Когда ход доходит до Стива, тот вдруг поставленным королевским тоном чеканит — он никогда не носил идиотские причёски. Эдди, отвлёкшись, уже хочет вставить, что готов поспорить про его причёску Элвиса в старшей, но все как-то обыденно воспринимают факт и загибают пальцы, рассказывают про свои самые стрёмные детские стрижки, от которых кровь стынет в жилах. Приходится пожать плечами и тоже загнуть, причёска под ноль мэйд ин батя подходит под категорию, поэтому Эдди возвращается к разговору с Уиллом. — Байерс, — вдруг уже при начавшемся ходе Дастина холодно окликивает Стив, — загибай палец. Уилл вздрагивает от неожиданности, оглядывается и угождает под самый прожигающий взгляд Харрингтона из всех виданных Эдди. И тут доходит — это был проброс не на толпу, а очень меткий и прицельный. Унижающий, злой. Уилл выдавливает неловкую улыбку, нервную, падает взглядом в пол и поднимает руку, показывая, что загнул. Пробует сгладить повисшую нехорошую паузу тем, что да, как-то прижилась его причёска с детства, она достаточно странная. Остальные не рискуют что-то сказать (хозяину дома никто перечить не станет), но тут задирает голову Дастин и осаживает, что это грубо и какого хрена. Следом за ещё более дерзким от хмеля Хэндерсеном тянутся и чужие голоса: Робин морщится и говорит, что это действительно не очень комментарий, Гаррет лояльно говорит, что нормальная у Байерса причёска, Майк демонстрирует свою и говорит, что вроде это ещё не вышло из моды. Стива начинают давить числом, а он упёрто насупливается, закатывает глаза, размахивает руками в жестах, доказывая, что это ж объективно, он просто увидел, что не загнул, не собирался он грубить. Эдди вслушивается в поднявшийся гомон и решает влезть. Напоминает, что если стреляешь, то и против себя — вовремя приходится комментарий про Элвиса в старшей. Робин предательски прыскает, подтверждая, что причесон в общем странный, и Эдди разводит руками в нейтралитете, мол, все они побывали с ужасом парикмахера когда-либо. Стив упирается в него долгим, пристально-въедливым взглядом. Поджимает челюсть. — Загнул, — выдавливает через паузу. А потом, будто назло, упавше, обречённо: — У меня не осталось пальцев. — Так ты же лидировал?.. — нахмуривается в осмыслении Дастин, запрокидывая голову. — Ну пей, Стив, будешь мне тогда подсказывать, — тоже оглядывается на него Робин. — Справишься и без меня, — он отводит взгляд от Эдди и дёргано поднимается с подлокотника, отставляет недопитую бутылку на пол. — Играйте, я воды выпью, скоро вернусь. Уходит из гостиной в кухню, оставляя после себя зависшую атмосферу напряжения и непонимания. Все переглядываются, спрашивают немо друг у друга, что сейчас было, и разряжать обстановку приходится Робин: — Ладно, главная угроза ушла, — шутит как ни в чём ни бывало она, точно зная, что делает. — Расслабьтесь, он иногда бывает козлом, но не со злым умыслом. Дастин, твой ход!.. Все хоть и с осадком, но заторможенно продолжают играть. Ещё несколько ходов тупят, будто боятся очередного грома среди ясного неба в виде Стива, но затем с громким эпичным выругиванием проигрывает Майк и все оперативно переключаются на его спаивание в честь проигрыша. Эдди дёргает машинально уголком губ в ответ на общее оживление, но больше ловит момент, чтобы хлопнуть по колену навалившегося Уилла и подняться. Остальные встают с мест, чтобы запечатлеть момент, как Уиллер залпом будет осушать полный стакан, но Эдди маневрирует между ребятами и прошмыгивает в сторону кухни. Стив сидит на краю тумбы и действительно пьёт злосчастную воду. Выглядит со стороны напряжённо, ощущается по чуть ссутулившейся спине и заострившимся углам плеч. — Или тебя действительно замучила жажда, или я перегнул палку и доконал, — зависнув на входе, похлопывает неловко по колонне раскрытой ладонью Эдди и поджимает губы. — Если второе, то я пришёл с миром и… извинениями. Ну, это я заранее, до того, как ты вернёшься и начнёшь злиться более явно. Стив выдыхает тяжело и устало. Даже за криком и улюлюканьем из гостиной слышится стойкий призвук разочарования. — Не доконал, — загруженно накрывает глаза ладонью он, сжимает виски. Опускает другую руку уныло с полупустым стаканом. — Просто… не знаю, в башке херня какая-то. Сам виноват, сказал дерьмо, знаю, можешь не повторять Дастина, я в курсе, что звучал херово… — Скорее, едко, — прищурившись на один глаз, переоценивает Эдди. Делает осторожный шаг ближе. — Расслабься, бывает. Конечно, не знаю, кто тебя успел доебать за игру, но… — О, не спрашивай!.. — Стив резко вскидывает лицо из-под ладони, закатывает глаза: похоже, злость до сих пор пронимает, быстро выходит из загруженного уныния. Однако, выдохнув и зажмурившись на секунду, унимается, качает сам себе головой: — Забей, Эдди, всё нормально. Наверное, пока учил Дастина пить, сам немного хватанул лишка. В мозгах каша. — Злобная королевская каша, — подходит совсем близко, присаживается рядом на тумбу. Он машинально повторяет позу Стива, даже не задумываясь: тоже свешивает руки между коленей, опускает уныло плечи. Харрингтон смотрит устало в пол. Проговаривает неразборчивым эхом фразу Эдди, пробует дёрнуть уголками губ, но насильно натянуть маску весёлости не получается. Эдди осматривает его искоса, пробует уловить интуитивно эмоции, ухватить ускользающие нити, чтобы сплести во что-то связное. Наверное, зря он его уговаривает на эту тусовку. Не выглядит Стив довольным всей этой авантюрой, с самого начала не хотел. Эдди, чуть нахмурившись, отводит взгляд, перебирает пальцами. Иногда его заносы портят жизнь окружающим. Точнее, не “иногда”, а зачастую. Сколько дядя хлебнул с ним говна, ребята. С Эдди приятно короткими встречами, авантюрами по настроению, а выдерживать его на долгой дистанции могут редкие. А Стив уже с ним вторую неделю. Рядом, безотрывно. Удивительно, что действительно не перегрызлись, вот за сегодня уже второй раз едва ли не вцепляются. Эдди поднимает слепой взгляд на стойку напротив, думает. Позади громко подначивают уже Хэндерсона, скандируют “пей-пей-пей”. А в потушенном свете кухни отчего-то тихо. Мерцает бликами пластик на технике и глянцевом покрытии дверок, отсветы на упаковках еды. — Зря я тебя уломал, — наконец проговаривает с замороженным взглядом Эдди. Стив оживше смаргивает, поворачивается. — Что?.. А, нет-нет, нормально всё, — качает тут же головой, оглядывается на веселящихся ребят позади. Свет полюбовно облизывает его влажные глаза, выделяет карюю радужку. — Наоборот, всё… всё действительно хорошо. — Что-то не сказать, что тебе хорошо, — кривится, вскинув иронично брови. Стив переводит на него взгляд. — Это не… Не из-за ребят, точно не из-за них, — округляет глаза, отворачиваясь обратно в темноту, и для подтверждения слов даже сплёскивает вяло ладонью, жмёт плечами. — Просто… не, забудь, это правда ни с чем не связано. Свои… личные заморочки. — И они не касаются тус в твоём доме?.. — Нет, даже не близко!.. — Стив выразительно вскидывает брови, пропуская упаднический смешок, что Эдди всё же дёргает внутри эмпатией: не врёт, действительно не связано. — Да и про Элвиса ты мне уже как-то говорил, так что неактуально. — Вот блин!.. — наигранно высаженно зажмуривается и цыкает. Стив наконец улыбается шире, посмеивается без нотки уныния. Едва теплеет полутьма кухни, со стороны колонны доносятся суетливые шаги и резко выруливает Гаррет, цепляется пальцами на вытянутой руке за угол. — О, вот вы где!.. — вскидывает брови в опознавании. — Там уже успели опрокинуть за проигрыш все новобранцы, так что мы решили перейти к бирпонгу!.. Я за полотенцами, ну, чтобы вытереть, если прольём… — А, да, — Стив промаргивается, расправляет непроизвольно плечи из расслабленной ссутулости. Оглядывается, затупив, и достаёт с соседней тумбы рулон бумажных полотенец. — Держи. Да и не парьтесь так уж… — Да не-не, мы там стол уже отодвинули от ковра, Грант его сейчас свернёт, чтобы не попало, но на всякий случай, — участливо отнекивается, принимает с благодарным кивком рулон. — А вы в каких командах играть будете?.. — Чур, я с Харрингтоном, — вскидывает ту же руки Эдди. — Он сраный баскетболист, а я хочу вам надрать зады!.. Он мой инструмент! — Инструмент?.. — Стив окончательно приходит в себя, морщится в неверии. — Нет, записывайте против него!.. — Предатель!.. — А, окей, значит будешь с Робин, Майком, Грантом и Дастином, а Эдди с Уиллом, мной и… — Я передумал, — не дав договорить, вдруг перебивает. Затем, поймав удивлённую оглядку Эдди и вопросительный взгляд Гаррета, наигранно насупливается, начинает оправдываться: — Чур я не в команде с Робин!.. У неё очень плохо с координацией! Это точно проигрыш. — Эм… Ну ладно, я тогда к ним в команду, — только находит повод. Исчерпав запас своих вопросов, Гаррет замирает неловко с рулоном в руках, прокручивает. Смотрит то на Эдди, то на Стива в странно зависшей паузе. — А, эм… — явно мнётся, замечает вопросительно поднятые брови Эдди и собирается оперативнее с мыслями. — Это, Стив… если… В общем, если вдруг мы тебе как-то докучаем или, не знаю… — Что?.. — Стив морщится откровеннее. — Чел, нет, всё в порядке!.. — Ну, просто как-то на прошлой игре… В общем, ты извини, — сглатывает, останавливает в руках рулон. — Мы с ребятами подумали, что и вправду как-то все на тебя наехали, может, ты ничего и не… — Гаррет, уж ты не парься!.. — всхрапывает Эдди, хотя сам и припёрся сюда узнавать те же вещи. — Нормально всё, мы просто сидим языками чешем!.. Сейчас вернёмся и будем надирать вам зад, ты его ещё злым не видел!.. — Эдди, я неплох в баскетболе, не в пин-понге!.. Ты соображаешь разницу между попасть огромным мячом в корзину и маленьким мячиком в стакан?!.. — Насрать, одно и тоже, — отмахивается от незначащего нюанса. — Гаррет, всё путём! Скоро придём. — Точно?.. — он покачивается назад, но всё же прищуривается, мечется взглядом между ними двумя, стараясь вычислить, не на них ли сейчас Стив жалуется. — Чувак, всё окей, — закатив глаза, кивает Стив. — Просто… устал от игры, наверное. На бирпонг сейчас подтянемся. — Хорошо!.. Супер!.. Гаррет отступает валко-медленными шагами назад, улыбается, но всё же уходит за колонну, возвращается к остальным, вскидывая над головой раздобытые полотенца и порождая новый шквал шума. Эдди, глядя на остальных, непроизвольно дёргает уголком губ в улыбке. — Они хорошие, — неожиданно говорит Стив. Когда Эдди оглядывается на него, он тоже смотрит на суету у стола, вглядывается в лицо раскрасневшегося от алкоголя Дастина, кривую походку Майка. — Да, — отводя взгляд, подтверждает. — Хорошие. — В старшей я не любил никого к себе водить, — Стив также вдруг продолжает вполголоса, упирается ладонями в край тумбы. Смотрит на ребят. — Как-то раз я устроил тут вечеринку, на следующий день весь дом был вверх дном. Ничего удивительного, в общем-то, но, знаешь… — он прищуривается на мгновение, замирает с приоткрытым ртом, подбирая слова. — Дело было даже не в том, что отец меня потом лишил карманных, устроил комендантский час и ещё полгода я выслушивал про себя дерьмо, а… просто после вечеринки никто особо не вспомнил про меня. Эдди приглядывается к его профилю, ловит каждую деталь во вздрогнувших кончиках ресниц, мускулах в лице. — Глупо, да?.. — Стив инертно усмехается, вскидывает брови, опуская взгляд. — О короле Хокинса после крутой вечеринки никто и не вспомнил… Все только размусоливали кто там с кем успел трахнуться, спрашивали, когда ещё закачу подобную тусу, а я… да никому не было дело, что сказали мне родители, какое было у меня наказание и как я один разгребал весь срач. Даже друзья на тот момент слились под благим предлогом. — Звучит как проблемы настоящих королей, — без язвы улыбается подбадривающе Эдди. А сам упирается тоже ладонью в тумбу. Касается воздушно ребром ладони. Стив поводит в ответ мизинцем. — Ну, так и есть, — хмыкает, улыбается, но точно не чувствует в поддёвке злобы. Поднимает взгляд обратно на ребят. — Просто сейчас… Ну, знаешь, я не особо общался с ребятами, да и в старшей… Стыдно признавать, но считал, что такие, как ты и ребята устраивают… лютый трэш. А сейчас, знаешь, смотрю, думаю… — Переоцениваешь?.. — Да-да, — морщится, поймав нужное слово. — Да… Переоцениваю. Просто сейчас так странно вспоминать, что я был тем ещё заносчивым мудаком, и по большому счёту… вообще выбирал не тех людей. Будто… многое упустил. — Ты всегда можешь наверстать, — Эдди улыбается, ловит его оглядку с теплотой в глазах. — Сейчас ты тусишь с отбросами Хокинса, Харрингтон — как впечатления?.. — Лучше некуда!.. — посмеивается искренне и приятно прищуривается. Мизинец подцепляет мизинец Эдди, переплетает незаметно поверх стойки. Эдди поджимает в ответ палец. — И мне сейчас неловко, что я со своим говном как-то мог подпортить ребятам впечатление о себе, — наконец со вздохом признаётся, качает головой. — Типа… я вижу, что они ждут от меня дерьма, как раньше, и я этим своим комментарием будто… — Эй, ты только видел Гаррета и… — Знаю-знаю, — кивает, соглашаясь. — Просто… от этого и странно. Чуваки ждут от меня подъёбки, но пекутся, как бы не забрызгать мне пол, не засрать ковёр и… В общем, я просто хотел сказать, что наоборот рад, что мы это устроили. Наверное, это лучшая вечеринка, на которой я был. Стив переводит взгляд на Эдди, а Эдди… просто смотрит в его глаза, тепло мерцающие в полутьме. Приятно знать, что ему тоже весело и хорошо. Не только в безумной компании Эдди, а в его кругу общения. Мир не иначе как дал трещину не только на потолке в его трейлере: две разных вселенных сошли с орбит и пересеклись под влиянием излома. И у этого хоть в чём-то положительный результат. — Ну… в школе меня на вечеринки не звали, — насмотревшись в его глаза, налегке пожимает плечом Эдди. — Когда уезжал, я, конечно, бывал на всяких тусняках, но так, чтобы по классике, с одноклассниками в чьём-то доме, пока свалили родаки… Как-то не довелось. — Тоже навёрстываешь упущенное, — в тон тепло поддерживает Стив. — Ага, типа того, — прищуривается в улыбке. Если так подумать, то Эдди всё ещё технически школьник: зубрит предметы изредка, сидит на больших переменах в столовой, смотрит на результаты тестов и путается в толпе на входе в школу. Последний год. — Я рад, что смог затусить с ребятами до выпуска, — тоже неожиданно говорит крутящееся на уме, тихо, интимно. — Ну, со всеми. В этот раз я точно выпущусь, Доусон ко мне уже смиловалась, так что… хорошо, что такое будет воспоминание. — У тебя ещё точно останется много хороших: вы же тусите практически каждую неделю за играми!.. — Стив удивлённо фыркает. — Я не удивлюсь, если ты специально не выпускался, чтобы подольше потусить в вашем клубе задротов!.. Губы непроизвольно вздрагивают в улыбке, но тут же — разглаживаются. И вправду: дело ли в Доусон?.. Эдди не был никогда идиотом. Он запоминал сложную структуру подсчётов, вероятностей, шпарил по математике, когда изредка созревал заявиться на неё. Он читал всю эту сраную литературу на лето, заимствовал из других языков для игр разное. Даже на тройку тянул химию, когда пришлось немного напрячь извилины: дело дошло до краски и реагентов, чтобы красить фигурки и покрывать лаком, разбираться в составах и их свойствах. Эдди не был идиотом. Но он до сих пор учится в школе. Ведь всё, что составляло его сущность — было там. Клуб Огненной Геены, в котором его уважают и ценят. Ребята, с которыми он словился, чтобы играть в группе. Когда Эдди выходил из школы, его поджидал не такой полный мечты мир: торговля травкой, чтобы хоть как-то заработать денег, срачки с дядей, жизнь в трейлере на отшибе. Эдди из года в год твердит, что как только директор вручит ему аттестат — он свалит нахер из этой дыры, только свист двигателя будет слышен. Эдди ведь мастер побега. Захотел бы — начхал на всё и укатил в закат. Но что-то держало. Хотелось думать, что принципиальная миссис Доусон, а не он сам, как сумасшедший, цеплялся за что-то, предательски обнажал очевидное. Как только Эдди Мансон выпустится, его больше ничего не ждёт. Ни мечты про свою группу, ни игры в ПиД, ничего. Его судьба высечена на жизни ещё до его рождения — сгнить, сбухаться, сторчаться, ничего не достичь. Как батя. Эдди не поступит в колледж — у его семьи нет денег на него. Эдди не найдёт престижную работу — никто его не возьмёт с таким бэкграундом. По большому счёту, взрослый Эдди Мансон никому не будет нужен. Никому. — Эдди?.. — Стив осторожно наклоняется сбоку, ловит его замороженный взгляд в никуда. Эдди смаргивает, отмирает от задумчивости, оглядывается как ни в чём ни бывало на Харрингтона. Но едва натягивает будничную улыбку и хочет сказать, что всё окей, просто залип, бывает по пьяни, как падает в его глаза с головой. В его глаза. Обеспокоенный взгляд. Чуткий излом бровей. Похоже, дядька прав — люди просто так не меняются. Их меняют другие люди. — Эдди?.. — Да, слышу, — моргает ещё раз, всё же дёргает уголком губ в спокойной улыбке. — Задумался просто. — О том, не специально ли ты школу не заканчиваешь?.. — прищуривается с сомнением. — Да нет, Доусон реально сука, надо оно мне, — отворачивается со смешком, оглядывает снова ребят. — Да нет, я так… Просто подумал, что этого действительно скоро не будет. Стив, только открыв рот, чтобы что-то сказать, неожиданно останавливается на первом слоге. Смыкает губы, тоже оглядывается на остальных. — Будет другое, — через паузу тихо говорит. Поджимает мизинец сильнее на его руке. — Будет другое, — повторяет Эдди. Кажется, он готов вечность вот так сидеть со Стивом: в полутьме, говоря вполголоса, просто наблюдая за активной жизнью со стороны, не ерепенясь и не красуясь в центре событий. Наверное, в этом есть часть взрослой жизни, что всё же пробила брешь — Эдди находит своё зыбкое место в этом безумном круговороте. Находит. — И долго вы тут торчать собираетесь?.. В этот раз атака проходит с другой стороны: Робин огибает со стороны Стива колонну и заглядывает к ним в интимную полумглу вдали от всех, изгибает вопросительно брови, окидывая взглядом. Стив непроизвольно дёргается от неожиданности, и его мизинец отстраняется от ладони Эдди. Эдди тоже, скашлянув и опустив голову, отводит руку. — Мы уже идём, — выдохнув, кивает Стив. — К слову, ты в команде с Гарретом. Он уже сказал?.. — Капец ты друг, — судя по позе со скрещенными руками на груди, Гаррет уже успел доложить. — Стив, ну зачем?!.. — Ты хреново играешь в бир-понг, — с потрохами сдаёт Эдди, пожав плечами. Харрингтон оглядывается на него с очередной выразительно-ироничной благодарностью во взгляде. — Что?.. — И это повод меня подставлять?.. — Да нет же!.. — Ладно тебе, Роб, что он тебе сделает?.. — В том-то и дело, что ничего, — страдальчески прикрывает она глаза. — Вы хоть понимаете, как сложно отшивать хорошего парня, которому точно нужно дать шанс, но ты не можешь?.. — Без понятия, — а это они говорят уже синхроннее синхронисток в бассейне. Аж переглядываются, услышав собственные голоса в унисон. — Ну меня же ты отшила!.. — всё же морщится недоумевающе Харрингтон, отворачиваясь. — Тебе придётся когда-нибудь ему сказать!.. — Но не в таких же обстоятельствах!.. — Мне ты сказала это после сблёва в унитаз!.. — Эй, народ, вы долго там?!.. — Дастин набирается громкости в пьянстве порядочно, машет от стола им троим. — Пойдёмте уже, только вас и ждём!.. — Начинайте без нас!.. — неожиданно откликивается за них Робин, выглядывая из колонны. — Мне тут со Стивом нужно перетереть!.. — Чего?!.. — Стив морщится то на неё, то за плечо на Эдди, показывая, что окончательно теряет нить происходящего. Однако на громкий шёпот переключается: — Ты из-за Гаррета?!.. Робин!.. — Это меньшее из моих проблем, — дёргает она его с таким же выразительным шёпотом. — Пойдём, нужно поговорить кое о чём!.. — О чём?!.. Её ответ шипением теряется в отдалении — Эдди остаётся один сидеть на тумбе посреди полутьмы, как сраная картина в рамке из освещённых колонн и стойки, пока другие персонажи спрыгивают из неё в коридор, уходят куда-то в комнаты. — Эдди!.. — окликивает уже Джефф. — Ты чего застрял? — А, ща!.. — он отмирает, отводя взгляд от угла коридора, за которым скрывается Стив и Робин, отлипает от стойки, но вдруг, хлопнув машинально себя по карманам, вспоминает: — Погоди, покурить надо!.. — Точняк! — поддерживает Грант, допивающий остатки пива и резко сжимающий банку с хрустом в кулаке. — Перекур! — Ла-а-адно, — разводит согласно руками Джефф, и вот уже двое, прихватывая Гаррета, идут в сторону коридора. — А где курить можно, Эдди?.. — У бассейна пепельница!.. — продолжая ошаривать себя, отвечает. — Бля, да где?.. Курящий костяк компании неторопливо уходит из гостиной, случайно увлекая и тех, кто помладше: Лукас решает крикнуть по-взрослому “я с вами!..” и торопится за ними, Майк, видимо, потерявшись от прыти друга, тоже заминается и хочет попробовать, догоняет, а Дастин просто навеселе идёт со всеми, начиная лекцию, как вредно курение. А Эдди тормозит — не может найти пачку. Кажется, он её выкладывал, когда подрядился нести стаканы (один упихал в карман вместо сигарет), но теперь под развалами еды не найти. Пока он суетливо отодвигает хрустящие пачки чипсов и снэков, Байерс совсем беззвучно выплывает из-за спины. — А ты не пойдёшь?.. — уточняет вкрадчиво, но Эдди отчего-то не удивляется его появлению. — Сигареты ищу, — не отрываясь, поясняет. — Можешь стрельнуть у Джеффа пока. — Ох, эм… Да я не курю, да и… ну, я могу выйти за компанию и… — Уилл вроде бы осмелел, глотнув пива, но всё ещё долго формулирует начальные предложения. — Давай помогу? Ты их положил вроде бы… Он проскальзывает так же бесшумно по правую руку, начинает перебирать упаковки еды, раздвигать тарелки. В какой-то момент пачка всё же находится — закрытая двумя упаковками за лимонной шарлоткой. Эдди замечает её одновременно с Уиллом, и тот, посчитав своё расположение более удобным, порывисто склоняется первым, подхватывает. И, резко отклоняясь, сворачивает с края стола хренову шарлотку. Она падает прямиком Уиллу на живот. У него срабатывает рефлекс, он неловко пробует одной перехватить падающее, но в итоге лишь мазком пальцев поддевает формочку, перенаправляя, и та впечатывается всем своим заварным кремом кулинарный шедевр мамы Гаррета уже в Эдди. В конечном итоге падение предотвращается, но не сказать, что с успехом. — Бля!.. Эдди отлепляет от своей футболки и куртки налипшие завитушки вместе формочкой, но следом за белым и воздушным начинает вытекать более опасное — лимонная начинка. Всего пара густых жёлтых капель с кусочками лимона успевает упасть на футболку и бляшку ремня, и Эдди торопливо отставляет шарлотку на стол. Напротив в нескольких сантиметрах замирает растерянно Уилл. В одной руке пачка, в другой — такое же жёлто-белое месиво из сладкого. Помог так помог. — Я… — откровенно жалобно округляет глаза, мечется суетливым взглядом по всему Эдди, не зная то ли смотреть на то, как он в брезгливости облизывает собственные пальцы от липкого, то ли на то, как задирает футболку и оценивает масштаб трагедии. — П-прости, это вышло… — Да понял, что не хотел меня облить сладким и съесть, — дёргает нервно плечом Эдди, выдавливает умеренно саркастичное. — И вряд ли ты ненавистник мамы Гаррета. — Э-это… Д-давай замоем, оно же!.. — Уйми задницу, Байерс, — чуть строже шикает Эдди, сбрасывая с рукава крем в сторону покосившейся шарлотки. — Хер ли тут замывать. Надо переодеться. — А, э… да-да… — У тебя под рубашкой что-то есть?.. — вскидывает наконец вопросительный взгляд, проезжается по плотно застёгнутым пуговицами. — А, да!.. — Уилл сглатывает, кивает нервно. — Ф-футболка. — Пойдём, ща возьмём порошок из прачечной и кинем замачиваться. — Прачечная?.. Ну, в понятиях Эдди это именно прачечная — целое, блядь, помещение под стиралку, сушилку, отбеливатели и сушку с отдельным тёплым отделением для быстрого просыхания. Байерс заходит следом робко-скованно, окидывает неуверенным взглядом помещение, когда Эдди щёлкает по выключателю. У Эдди дома своя комната таких размеров, как эта прачечная. Но он уже шутил Стиву, что может остаться бомжевать здесь, если жизнь не сложится гладко — будет время от времени подбрасывает в его корзину с постиранным бельём стоящий шмот, а не кашемировые джемперы. Эдди наученно, не обращая внимания на переминания Уилла позади, открывает шкафчики, находит тазик и без лишних задержек выкидывает мелочёвку из карманов, стаскивает куртку. — Чего застыл?.. — когда оглядывается через плечо, Уилл так и стоит в дверях. — Раздевайся. Уилл замирает, смотрит своими огромными оленячьими глазами, но всё же сглатывает, скованно отворачивается и начинает расстёгивать пуговицы. Чужое стеснение даёт время спокойно всё сделать: гремит тазик пластиком по сушилке, с грохотом врубается вода из бытового шланга, стучит с поднимающимся рокотом по днищу; перебрякивается куртка цепями, отлипает от голого тела футболка; перестукивают порошки в картонных коробках, пока Эдди находит один похожий для ручной стирки. Тишины очевидно не повисает, чтобы возникла лишняя неловкость, но на периферии зрения Уилл до сих пор зажимается. Только когда подходит со спины, наконец говорит: — Возьми. Эдди оглядывается из-за своего голого плеча, кивает на протянутую рубашку и забирает. Ладонь Уилла предательски вздрагивает при случайном соприкосновении пальцами. Без вечных рубашек и водолазок под горло Байерс выглядит… значительно крупнее. Оказывается, у него вовсе не узкие худые плечи, вполне широкие и мясистые, если бы не поджимал их в вечной неуверенности в себе. Эдди мажет беглым взглядом по нему искоса, проезжается по довольно сильным предплечьям. Сострижёт свой ублюданский горшок, точно отбоя от девчонок не будет. Ну и, вероятно, от парней. Отворачивается. — Качаешься, что ли?.. — решая нарушить странное молчание, хмыкает Эдди себе под нос. Опускает следом за своей футболкой в тазик клетчатую рубашку. — Думал, ты дрыщ, как Майк. Уилл рядом дёргается — наверняка снова пробует ужаться в плечах, стать незаметнее. — Да нет… — отвечает с промедлением. — Просто… такая конституция тела. — Всем бы такую конституцию, — округлив глаза, фыркает смешком, утапливает поднявшуюся пузырём ткань в воду. — Круто выглядишь, чувак. Расправляй, что ли, плечи почаще, а то нихрена непонятно!.. — Спасибо… Эдди надеется, что незатейливый комплимент хотя бы немного приподнимет ему самооценку: даже пиво не настолько его расслабляет, судя по возобновившемуся блеянию, у Байерса точно проблемы с уверенностью. — А… — вдруг доносится снова из-за плеча, и Эдди косится, оглядываясь. — Твои тату… выглядит круто. Даже… сексуально. Я думаю. Хотя нет — всё же уверенности немного есть. Эдди чуть удивлённо приподнимает брови. Уилл так и не отходит далеко, не восстанавливает обратно свою комфортно-далёкую дистанцию: стоит рядом, смотрит, не мигая. На обнажённую спину. Голые плечи. Торс. Без помехи воротника рубахи лучше заметно, как вспрыгивает его кадык в сглатывании. И вроде бы спокойно-нейтральный плеск воды под руками вдруг бьёт накатившей волной громко по бортику. Эдди застывает. Этот потемневший взгляд он опознаёт — вчера так же на него смотрел Стив в душевой. Потемневшим, чернющим взглядом. Долгим. Блядь. Эдди догадывался и раньше, что у Уилла есть определённая склонность к мужикам — юношеская такая, скромная и невнятная ещё. Но только после озвученного комментария его прошивает осознанием. Байерс весь вечер трётся рядом. Спрашивает какую-то херню, как Гаррет у Робин, постоянно ищет повод остаться тет-а-тет. Байерс ищет не просто контакта, как со старшим или опытным мастером. Он смотрит на Эдди как на парня. Блядь. Эдди смаргивает, оглядывает внимательнее Уилла — тот так и залипает на его острый угол плеча, локоть с клином птиц, вздымающийся в дыхании плоский живот с волосяной блядской дорожкой. И если Эдди дышит ровно, мерно, то у Байерса футболка натягивается по рельефу на груди — дышит чаще, западающе. Блядь. Атмосфера натягивается. Резонирует тонко и зыбко. Эдди отворачивается обратно к тазику. Беспуто сминает ткани в воде, булькает волной. А вот сейчас нужно быть аккуратным. — Да, уж надеюсь, — бросает с наигранно натянутой улыбкой за плечо, хмыкает беспечно для надёжности. — В твоём возрасте я свято уверовал, что за игру на гитаре и крутые тату мне точно будут давать!.. Но, если по секрету — работает с переменным успехом. Эдди думает, думает, очень усердно напрягает активизировавшиеся мысли. Не то чтобы он совсем его не подначивал… он заигрывал. Заигрывал, как привык это делать всегда, немного в своих интересах, немного ради забавы, но в общем не предполагал, что Уиллу покажется его развязность чем-то привлекательным. Эдди не собирался никогда всерьёз подкатывать к пятнадцатилетнему пацану. Ни к случайному. Ни к Уиллу. Ситуация не патовая, но напрягающая: если сейчас Байерс потянется к нему, рассчитывая на что-то, Эдди будет вынужден оттолкнуть. Но, учитывая его общую забитость, давать отказ сложно — чувак после этого зароется в своём панцире ещё глубже, будет страдать, накручивать какую-нибудь безумную хуйню (с Уилла точно станется). Значит нужно… обогнуть. Ни да, ни нет. Это лучшее, что можно сделать. После Уилл может удобно свалить всё на пьянку, на неверно истолкованную ситуацию, а Эдди… А Эдди не нужно будет напрягаться — чувствовать душок вины за подростковые чувства. — Кажется, работает отлично… — спустя паузу всё же находит ответ Уилл. Блядь, сраные пьяные подростки — из ответа сочится провокацией, настолько неприкрытым призывом, что Эдди едва сдерживается, чтобы не округлить охеревше глаза. Подросший Уилл точно начнёт нагибать. И, похоже, нихрена не в фигуральном смысле. Нужно останавливать. — Воу, — более правдиво охреневает вслух, но всё же прикрывает шок от прямого подката развязностью: вскидывает брови, натягивает приятно-одобряющую улыбку, деланно непонимающую. Продолжает сжимать ткань в воде. — Хорошо стелешь, Байерс!.. Вот видишь: всего пара бутылок пива и уже спадают зажимы!.. Эдди выдавливает смешок для будничности, но больше зазоров для призывных ответов не оставляет — булькает ещё раз рубашку в мыльной воде да так и бросает внезапно, отходит, не оглядываясь, к стопкам чистого шмотья у тёплого шкафа. Не показывать, что понял подтекст. Не увидел акцента. Внутренне Эдди удивляется сам себе — когда бы такое было, чтобы он так отказывался от внимания в свою сторону. Но такое внимание отчего-то начинает резко напрягать, прокатываться неприятными мурашками по затылку. Ну какого хрена, Уилл. Нравился же Уиллер вроде, так бы и поглядывал на него украдкой, не нужно создавать Эдди проблем — у Эдди для проблем есть он сам и Харрингтон, место для третьего там нет. Эдди наугад выцепляет из стопки какое-то поло Стива. Старается одеться быстрее, чем ненужное уединении обрело больше опасных углов. Уилл позади ощутимо смотрит. Но, похоже, уже не с такой пьяной уверенностью. И правильно. В этом случае и не надо. Однако едва Эдди выворачивает нужной стороной поло и натягивает рукава, собираясь продевать голову через горловину, как попытка подросткового флирта повторяется. — А можно… п-потрогать?.. О-о-о, блядь. Уилл точно пьян — настолько в лоб даже Эдди не клеит, ещё бы мог спросить, не испачкались ли у Эдди штаны, чтобы оценить, нормальный ли у него хрен в трусах. Это буквально крик утопающего. Отчаянно тупая попытка. Эдди предательски замирает на секунду, охреневая ещё раз от внезапно возросшей уверенности Байерса, но думает закончить начатое. Но со страху Уилл прёт до победного. Неожиданно прохладное касание пальцев ложится на лопатку. Эдди оглядывает рефлекторно, не веря. У Уилла взгляд вбирает все соцветия эмоций: и влажно-плаксивый блеск по нижнему веку, и тщетную надежду, и въедливый поиск ответного в чужих глазах. Но больше всего — желания. Он так и застывает, дотронувшись до спины Эдди, замирает чутко и боязно, будто сделав шаг в пропасть. Смотрит. Трясутся мелко губы, изламываются брови, кадык замирает в приподнятом положении для сглатывания. Реально хочет и просится. Ну хотя бы на что-то. На секунду Эдди действительно становится его жаль. Блядь, ну если бы он знал, что подкинет Уиллу надежду… не стал бы нахуй этого делать. Он не думал, что его заигрывания подогреют интерес. Он думал, что только подтолкнёт его стать более открытым, может, более уверенным в себе, но… Да что “но” — Эдди уже виноват в этом дерьме. Поздно увиливать от последствий — нужно принимать. Он сегодня говорил это Дастину: как менее пьяный, ты контролируешь ситуацию. Эдди смотрит в ответ в глаза Уилла. Медленно опускает брови. — Уилл, — меняет тон, оборачиваясь полностью. Продевает до конца поло через голову, но оно так и не опускается ниже подмышек: Байерс замороженно не отводит руку, просто мажет ею в повороте Эдди по торсу, останавливает холодные пальцы уже поверх татуировки на груди. Смотрит и боится: и отступить, когда уже рванулся на проверку вперёд, и подойти ближе. Пальцы мелко перетряхивает — он дрожит. Эдди думает. Мечется внимательным взглядом между чужих едва ли не плачущих глаз. Вздыхает. И плавно накрывает его трясущуюся ладонь своей, контрастно тёплой. — Ты немного перебрал, — опускается на тихо-доверительный тон, чуть прищуриваясь. — Всё хорошо?.. Отчаяние захлёстывает глаза — Уилл сглатывает громко и нервно, падает взглядом в пол. — Всё нормально, — спешит продолжить Эдди, наклоняется, ловя его взгляд. — Уилл, слышишь?.. Всё окей. — Я-я… Я… — Так бывает, — успокаивает. — Ты можешь посмотреть на тату, но не думаю, что на ощупь они отличаются от обычной кожи. — Д-да… Я пони… Изв… — Всё порядок, — морщится в понимании. Накрывает вольно второй рукой вздрогнувшее сильное плечо, сжимает в попытке поддержать. — Не парься, ладно?.. — П-прости!.. — Уилл дёргает руку, чтобы отстраниться, уползти обратно в скорлупу, но чужая ладонь не даёт. Тогда от безысходности вскидывает уже лицо, прыгает затравленно-слезливым взглядом по Эдди, боится снова заглянуть в глаза. — Извини, я просто подумал… Я… Это всё… Этого он и боялся: Уилл воспримет отказ как не отказ конкретно Эдди Мансона, а как полный провал, свою ошибку. Что так нельзя делать. Как когда-то Стив с Харгроувом. И если уж вполне уверенный в себе Харрингтон закопал порыв наглухо на несколько лет, то Уилл Байерс — подавно. Эдди поджимает губы. — Уилл, — зовёт тихо, пробует поймать взгляд своими глазами. Но тот уворачивается, огибает, нервничает и пробует провалиться под землю от стыда. Приходится сжать его плечо и руку сильнее, привлечь внимание. — Уилл, посмотри на меня. Байерс вскидывает огромные от ужаса и страха глаза. Сжимается весь, как от холода. Эдди не хочет быть мудаком. Правда не хочет. И не будет. — Я такой же, — говорит, поймав наконец его взгляд. Дрожь Уилла стихает. Он замирает снова, уставляется глаза в глаза. Эдди мягче поджимает губы в улыбке. — Я такой же, — повторяет и наклоняет голову набок. Смотрит прямо, не прячась. — Я говорю “нет” не из-за того, что ты парень. Выражение лица Уилла усложняется. Он смаргивает, с промедлением осознавая. — Не из-за?.. — Неа, — Эдди утвердительно морщит нос. — Есть много причин. Хуйни себе не надумывай, договорились?.. — А… — моргает, окончательно теряясь. Сопротивляющаяся рука, пробующая отстраниться от груди, укладывается спокойнее, без страха. — А тогда… — Постарше станешь, поговорим, — со смешком Эдди вскидывает руку с его плеча и взъерошивает раздражающий горшок волос. Жеста Уилл явно не ожидает, оттого предательски дёргается, но в этот раз расслабляется заметно быстрее. Эдди и рад, но решает не оставлять возрастную планку единственной: — Есть и иные причины, вот и всё. Уилл опускает ладонь с его груди. Морщится от трёпки по голове, но приятно, чуть смущённо. Не униженно. Эдди дёргает уголками губ и наконец оправляет поло вниз. И хоть вроде бы напряжение спадает, но беглый чужой взгляд ощущается: Уилл напоследок провожает липуче скрывающуюся кожу с татуировками, сглатывает мелко. Желание не прошло, значит жить будет. Как минимум, не будет говнить себя на корню за него. — У тебя кто-то… — начинает осторожно Уилл, но Эдди резко поднимает указательный палец к своим губам и прищуривается: — Ч-ч-ч, — обрывает на полуслове. — Вот тут и проходит черта, Байерс: без вопросов. Всё, что произошло — наша маленькая тайна. Идёт? — Д-да, — кивает порывисто, загоняет вспотевшие ладони в задние карманы джинс. — Да, конечно!.. — Молодец, — Эдди хлопает его по плечу теперь без страха задеть. — И всё же на пиво не налегай, оно с непривычки мутит голову. — Да, я!.. Чёрт, это заметно?.. — Йеп, — отходит наконец в сторону обратно к тазику, проверяет походя, что всё уходит под мыльную воду, и более воздушно прокручивается на пятке, разводит руками. — Я всё же пойду покурю. Ты пойдёшь или?.. — О, эм… Нет, я пока… — Понял-понял, — Эдди кивает за него, вскидывает ладони. — Ничего, выдохни, приходи в себя. Если начнём, я тебя позову, не парься! — Х-хорошо!.. Эдди направляется к приоткрытой на щель двери и выходит из прачечной. И уже за порогом откровенно выдыхает, притормаживает, чтобы умыть лицо ладонью и проморгаться. Хорошо, блядь. Ага, хорошо. Только что забитый Уилл Байерс пробовал подкатить к нему, ожидал то ли пососушек, то ли петтинга на стиралке. Охуеть. Так и поддразнивай подростков, они ж отшибленные временами, всё у них серьёзно. По ощущениям, Эдди вырулил ситуацию на максимум: никто не в обиде, все друг друга поняли, больше такого повторяться точно не будет. Но по спине царапает предательским и холодным — он самолично спровоцировал Байерса попытать счастье, проложил все дороги к тому, чтобы тот подвыпил и набрался смелости. Эдди заигрывается. Уилл не Стив. Кстати о последнем. Стив не находится, когда Эдди, шлёпнув себя по щеке и выдохнув после неожиданного эпизода, выворачивает в гостиную. Там уже возвращаются остальные: рассасываются по дивану, открывают новые банки и без прежнего азарта играть разговаривают, ржут над какой-то чушью. Однако по-родному опущенных плечей Стива не видно, хотя у Эдди внутри зарождается безумное желание подойти и втупую упасть лбом ему на плечо. Попытка Уилла подкатить ошпаривает, как масло. Сразу хочется к своему, привычно раздражённо-усталому, немного холодному. Эдди оглядывает ребят издалека, вытягивает шею, чтобы посмотреть, не закрыта ли по-прежнему дверь в комнату со Стивом и Робин, но вдруг Робин выходит резко с кухни. — Я ничего не стану говорить, — сходу напряжённо шипит она, переходя на шёпот и подтаскивая Эдди за плечо. — Стив на улице сейчас. И я бы советовала тебе сходить к нему, если не похер!.. — Чего?.. — морщится, не понимая суеты. — Эдди!.. — Робин бегло оглядывается себе за спину, проверяя, не много ли людей наблюдает за их разговором, и снова поворачивается, сводит сосредоточенно пальцы в кулаки, зажмуриваясь. — Слушай, я всё понимаю, ты в отрыве, тебе плевать, что вокруг!.. Но, ты извини, это в любом случае перебор! — Так вот откуда Стив это слово выцепил!.. — желая разрядить напряжёнку, фыркает он, но в этот раз не срабатывает — Робин тяжело опускает брови. — Да о чём ты, что произошло?.. Я отходил минут на десять!.. — С Байерсом!.. — сплёскивает рукой и улыбается иронично-мило. — Эдди, блядь!.. — И что, что с ним?.. — нахмуривается в непонимании. Но едва произносит, сам внутренне ощущает подводные камни фразы. Что-то не так. Что-то скребёт. Робин напротив поджимает добела губы. Опускает медленно ладонь с плеча. — Стив видел вас, — говорит глуше. — Не знаю, что именно, но… В общем, если тебе важно — он на улице. Он, конечно, просил оставить его одного… Боже, — прикрывает глаза, качает сама себе головой. — Я думаю, тебе лучше сходить. Уже твоё дело прислушаться ко мне или нет. Эдди падает взглядом на пол, мечется им, обдумывая. Видел с Уиллом. В прачечной. Звучит это дерьмово, хотя по факту ничего дерьмового и не произошло. Это просто чувствуется: холодом по спине, ледяными мурашками, чем-то сжавшимся под солнечным сплетением. Будто страх. — Сейчас схожу к нему, — решает. И сразу, не дожидаясь ответа от Робин, разворачивается, меняет курс к выходу на задний двор. Ребята, замечая проходящего Эдди, кричат ему, спрашивают, что когда же все соберутся и они начнут бир-понг, но ситуацию оперативно разрешает Робин, предлагая начать без отсутствующих. Уиллер, мимо которого вынужденно пролетает Эдди, успевает поморщиться и уточнить, где Уилл, на что Эдди машинально говорит за плечо “в прачечной”. Недоумевающее “здесь есть прачечная?..” теряется за стуком нацеленных шагов и щёлканья дверной ручки, шелеста отъезжающих роликов в пазах. Смеркается. Синеющее и порезанное верхушками сосен небо тускнеет, разгораются желтушные фонари во дворах, на столбах вдоль дороги. Апатично плещется вкрадчивым хлюпаньем вода в бассейне: при потушенной подсветке она превращается в тёмно-синее пятно, неразличимое движением в тенях. На площадке у бассейна никого. Только наполненная пепельница с блёклой ниткой дыма от недавно затушенных бычков и нарастающий шум ветра в дверевьях. Эдди мажет взглядом по белым силуэтам пустующих лежаков и сворачивает к баскетбольной площадке. В подступающей темноте ночи всё окружение невольно синеет, сглаживается неясными силуэтами. Остаётся надеяться, что тут возможно заметить человека и Стив не сдристнул никуда далеко, Эдди охренеет его искать в сумерках. Однако Стив обнаруживается быстро — он нарезает круги по площадке, узнаваемо подпирая руками бёдра. Запрокидывает голову, контрастом светлой кожи обнажает резкий излом кадыка. Судя по дёрганости — злится. Меряет наслепую шагами площадку туда-сюда, смотрит в небо. Похрустывает случайный камень, и Стив опускает порывисто голову на звук, приостанавливается, определяя по подошедшей тени человека. Но едва различает Эдди — дёргается нервно и зло, шикает, отворачивается, заходя на новый круг. Эдди потерянно останавливается у площадки. — Что слу… — начинает говорить, но Харрингтон моментально отмахивается за спину: — Ничего. Дышу воздухом!.. Уйди, Эдди, Богом прошу!.. Эдди округляет глаза, переваривая, да так и замолкает — ещё Богом Стив его не просил. Однако теперь очевидно — он в бешенстве. Подступиться к нему в ярости сложно. В прошлый раз Эдди вывез на удаче, да ему хотя бы подбросили тему основных вопросов, сейчас же — только сосны шумят как перед грозой. На несколько секунд повисает молчание. Стив кружит, как лев по клетке, а Эдди стоит в стороне и пробует подобрать слова. — Что я сделал?.. — более осторожно конкретизирует, невольно поднимая обе руки в примирении. Неожиданно Стив тормозит: скрипят кроссовки по асфальту, он оглядывается ошалело-зло, обжигает взглядом. Но едва полосует оглядкой — тут же отводит глаза. Выражение лица плохо видно в сумерках, но Эдди чувствует по едва заметным движениями, тенях в мимике: поигрывает челюстью из стороны в сторону, облизывается, настукивает носком кроссовка. — Ничего не сделал, — так же раздражённо чеканит, смотрит упёрто в лес. — Но злишься на меня?.. — Не злюсь, — зажмуривается, отрывает резко одну руку от бедра и накрывает глаза ладонью. — Эдди, просто… Ох, я просто хочу побыть один. Ладно?.. Эдди чуть нахмуривается, отслеживая, что вариант отступления ему дают. С места не двигается. — Не ладно, — поморщившись, не соглашается. Продолжает осторожно: — Давай-ка я… — Да уйди ты, блядь! — резко выкрикивает, сплёскивает агрессивно рукой. Эдди застывает. Пиздец. Это точно пиздец. Гаркнув, Стив смотрит въедливо, зло, мигает влажными глазами в полутьме, но секунда — снова отворачивается, сглатывает, вцепляется руками в бёдра. Не подпускает совсем. Поднявшийся мороз по спине схватывает крепче позвонки — у Эдди ледянеет всё внутри, дубеет. От страха. Обычно понять страх легко, у него вполне конкретные причины, но сейчас просто морозит, он в ужасе смотрит на Харрингтона. Он не боится самого Стива. Не боится теней вокруг, полумрака, завывающего ветра в соснах. Он боится… отстранения. Дистанции. Всего пятнадцать минут назад он говорил с ним и чувствовал, ощущал, что Стив рядом, впритык, а сейчас, всего за мгновение в масштабе времени — пропасть. Стив отталкивает, и Эдди подстреленно не знает, что делать. Пауза угрожающе хрустит ветками. Помолчав, Стив выдыхает тяжело, склоняет голову. Смотрит под ноги, остывая, зажмуривается. — Просто… не говори со мной сейчас, — выдавливает с трудом. — Мне… блядь, окей, мне херово!.. Я просто успокоюсь тут сам, сам проговнюсь и приду!.. Не нужно со мной говорить, блядь, я не хочу снова спиздануть какую-нибудь хуйню!.. Эдди сглатывает. Вздрагивают пальцы на поднятых в капитуляции ладонях. — Из-за Байерса?.. — не уходит, всматривается в полутьму пристально, ловит каждую замеченную эмоцию. — Мы отошли в прачечную, потому что… — О, бля!.. Байерс!.. — Стива резко вскидывает с натянутой улыбкой лицо, пропускает смешок, но следом — облизывает нервно губы, каменеет в концентрированной злобе. — Байерс, блядь!.. Супер!.. Что такое, он решил очень интимно поплакаться тебе там, да?.. Успокоил его?.. — На нас упала шарлотка, — Эдди осторожно делает шаг. — Замочили одежду. — О, серьёзно?.. — Стив растягивает губы в ещё более наигранно широкой улыбке. Закусывает губу, вглядываясь, но выглядит так, что хочет сожрать её нахер. — Дай-ка угадаю: он её “случайно” опрокинул тебе на штаны?.. Ох, бля, как удобно вышло-то!.. Бедный, сука, неловкий забитыш Байерс!.. Везде-то ему помощь нужна!.. Вскрытая причина льётся гноем, брызгает. Эдди шагает медленно и аккуратно, как под обстрелом. — Ты из-за него на меня злишься?.. — прищуривается. — Я?.. Злюсь?.. — Стив сплёскивает руками, скалится в гадливо-фальшивой улыбке. — О нет, блядь, Эдди!.. Всё отлично, всё просто о-ху-и-тель-но!.. — Тогда что сейчас происходит?.. — Что происх?!.. Это, блядь, не у меня спрашивай!.. — запинается в своём наигранном позитиве, вбирает порывисто воздух ртом. — Всё, Эдди, просто оставь меня!.. Иди, не знаю, утешь Байерса ебучего!.. — Стив. — Что, Эдди?!.. Чего, блядь?!.. — Стив, просто скажи, что… — Да какого хуя на тебя он вешается?!.. — выпаливает наконец. Эдди, уже преодолевший половину площадки мелкими шагами, останавливается. Стив дышит, задыхается, смотрит отчаянно в глаза, поджимает челюсть до побеления губ. Его всего перетряхивает от… Эдди неверяще опускает брови. — Ты… — Что я?!.. — Стив швыркает шумно носом, раскидывает руки в стороны. Моргает слезящимися глазами. — Давай, скажи, блядь!.. “О, Стив, ты напрасно ревнуешь!.. У него сейчас просто сложный период, мы с ним как приятели, ему просто нужна моя поддержка”!.. Да?!.. — Ты ревнуешь?.. — только эхом повторяет Эдди. За секунду весь вечер становится очевидным, как пять пальцев: одёргивания, когда Уилл говорит с ним, едкие комментарии, уточнения ещё тогда в магазине, как часто захаживает Уилл за советами. Стив ревнует. И просто от этого факта в голове пустеет, мысли придавливаются тишиной. Эдди даже не предполагал, что это не злость на него, не отдельно на Уилла за что-нибудь, что это просто… Сковывающий холод отлипает от кишок. Расслабляются плечи, непроизвольно опускаются руки. Сраный Стив Харрингтон ревнует его. Ревнует. Теперь напряжённая фигура Стива напротив, усердно жующая заветренные губы и вгрызающаяся взглядом, не столько пугает, сколько успокаивает. Чем-то неосознанным, странным. — Да, блядь, называй как хочешь!.. — подтверждает, переждав паузу, он. Отворачивается, отводит пуганно глаза, затем выдыхает, комкает рвущиеся слова на губах. — Просто мы, типа!.. Ну, мы обещали друг друга предупреждать и!.. Да сука, какого хрена-то, а?!.. У меня, блядь, дома!.. Да и не Байерс!.. Пошёл он нахер!.. — Стив. — Что “Стив”?!.. — пожимает эмоционально плечами, но из него хлещет и хлещет. — Я что, слепой?! “О, Эдди, то!..”, “О, Эдди, сё!”, “Ой, Эдди, помоги мне с каткой!”, “Ты правда рисуешь?.. А можно я приду к тебе и мы поговорим об этом?”... Блядь, охуенно, просто!.. Сука, дай-ка я ещё побуду гадалкой: там в ванной он хотел на татухи посмотреть, да?.. Эдди, понимая, что слово сейчас не вставит, молча поджимает губы и разводит руками. — Ну… да, — хлопает себя по бедру, не видя смысла отрицать. Качает головой, но, окинув взглядом Стива, чуть не улыбается тепло. От этой ярости он явно не получает удовольствия, но почему-то внутри — хорошо. Однако Стиву не хорошо. — О! Вот это я, как его, этот!.. “Проницатель разума!” — склонившись вперёд в активной жестикуляции, округляет глаза Стив. — Ну, блядь, охуеть!.. Посмотрел он, потрогал?.. Хотя нет, блядь, не отвечай!.. Знать, нахуй, не хочу!.. — Стив, — Эдди поджимает сочувственно губы, склоняет голову набок. — Там ничего не было. — Эдди, ну ты-то хоть не пизди!.. — морщится, сплёскивает руками. — Я видел, блядь!.. И-и-и-и!.. — он заикается, потерянно трясёт рукой в воздухе, подбирая слова. — И ты там полураздетый, а Байерс!.. Сука, ебучие Байерсы!.. Чо им всем неймётся-то?!.. — Так теперь все Байерсы виноваты?.. — Эдди не сдерживается, пропускает смешок. Надеется, что это хоть немного расслабит атмосферу. — Да все, блядь, одно и то же! — Стив гневно разводит рукой, будто бьёт воздух — не успокаивается. — Что старший, что, сука, этот подрос!.. Все, блядь, одинаковые!.. Он выдыхает, смаргивает, затыкаясь на мгновение, но тут же выпружинивает, приглаживает волосы к голове и продолжает: — Каждый раз, сука!.. Каждый, блядь, раз!.. — его трясёт, даже в полутьме видно, как наливается кровью лицо от напряжения. — Как только мне кто-то нравится, понимаешь?!.. Если мне кто-то, нахуй, нравится, у нас всё заебись, так сразу же, моментально, они, блядь, как чувствуют!.. Появляется грустный и забитый чмошник Байерс!.. Стив разводит руками в попытке натянуть лживо-позитивную улыбку, но не выходит: поджимает трясущиеся губы, изламывает брови чувственно, жалобно. У Эдди дёргает внутри уже не теплотой от этой бури, а желанием сорваться, подойти ближе. Ему больно. Это не чувства Эдди, это его чувства. Стив замирает на секунду в подбитой эмоции гнева и разочарования. — И все они такие несчастные!.. — его глаза влажно мигают в темноте, играют отсветами далёких фонарей. — Никто их не понимает, в жизни-то им сложно!.. А я-я!.. А я, блядь, должен заткнуться нахер и быть пиздец понимающим!.. Ведь, эй, Стив, ты же не в таком дерьме!.. А в-вы просто общаетесь с ними, ничего такого, да?!.. И вот я пытаюсь быть терпеливым, понимающим, адекватным, блядь!.. Не быть говном, не писать и не говорить ничего плохого!.. Да только нихера это не работает!.. Потом всё равно сраный Байерс окажется наедине в комнате и выберут его!.. Выберут, блядь, его!.. Он выкрикивает остатки слов и, резко повернувшись, херачит ногой в темноту. Баскетбольный мяч, слившийся в тени с асфальтом, с громким пустым звуком мелькает и бьётся убито об стену. Эдди, едва открывший рот, дёргается. Твою мать. Это нихрена не милая ревность. Вся ситуация с Уиллом не просто подколупывает его чувство собственничества, она расковыривает старое, покрывшееся коркой, но до сих пор гноящееся. Это Стива бросили. Ему изменили. И, насколько Эдди сумел восстановить картину, достаточно болезненно. Харрингтон, выплеснув злобу на собственный мяч, дышит тяжело в темноту. Затем собирается, умывает дёргано лицо ладонью, швыркает носом. Впивается пальцами себе в волосы. — Не хочу я говорить, Эдди!.. — поутихнув, сплёвывает за плечо. — Ты!.. Ты волен спать с кем хочешь, я в курсе, я знаю и всё в таком духе!.. Я не хочу сейчас слушать говно из разряда “ты не так понял”, “хватит вести себя как мудак”!.. Наслушался, понимаешь?!.. Не хочу!.. Так что оставь меня. Так и замирают на расстоянии нескольких метров. Эдди смотрит сквозь темноту на угрюмо опущенные углы плеч Стива и… Наверное, Робин права. Если похер — не нужно трогать Стива. У него вспенивается очевидно личное, глубокое, это не урезонивают простыми советами или ещё чем. Эдди смыкает губы. Опускает брови. И уже без лишних мыслей делает несколько шагов вперёд, перехватывает Стива за плечо. — Пойдём в лес хотя бы, — выдыхает устало, без улыбки, но Стив дёргается, оглядываясь, машинально пробует отнять руку. — Я сам остыну!.. — шикает. — Ничего, я тебе не помешаю остывать!.. — фыркает в ответ и плотнее сжимает пальцы на его плече. — Харрингтон, ты орёшь на всю улицу: пойдём, говорю, прогуляемся, вместе воздухом подышим!.. Стив хмурится, дышит тяжело, раздувая ноздри. Потом всё же сглатывает, кивает едва различимо и поворачивается. Они отходят в границу леса, щурясь в полутьме и похрустывая ветками под ногами. Со всех сторон гуще налегает шум ветра и треск сосен. Стив отбрыкивается от руки Эдди уже через пару шагов — упёртый. Эдди только выдыхает, едва не спотыкается о какой-то корень в полутьме, но держит фигуру Стива на периферии зрения. Через минуту блужданий, Харрингтон первым взмахивает рукой и раздражённо отрезает, что дальше не попрётся. Ну, а Эдди далеко и не нужно — лишь бы без чужих глаз (даже потенциальных) и ушей. Едва Стив занимает привычную позу с упором в бёдра, передёргивает плечами от порыва ветра, как Эдди решительно настигает его со стороны. Обхватывает обеими ладонями щёки и, пока тот оглядывается на хруст шагов, впечатывается губами. Стив от шока дёргается, пробует на рефлексе отмахнуться, но тут же застывает. Эдди жмурится, не разжимает ни век, ни губ. Просто затыкает. И, прождав три секунды для надёжности, отклоняет порывисто голову. — А сейчас послушай, — выдыхает, открывая глаза, стискивает в пальцах его лицо, фиксирует, чтобы не дёргался. — Я выбрал тебя, Харрингтон! Стив открывает рот, начинает мычать уже какой-то ответ, даже не осмыслив сказанного. Приходится Эдди снова, выдохнув коротко и тяжело, заткнуть начинающееся коротким напористым поцелуем. Не открывает рта, не лезет языком. Это как нырнуть под воду в кромешной темноте — не знаешь, что выплывешь, для этого мало шансов. Но хоть раз в жизни — стоит попробовать. Эдди отрывается от полностью сухого поцелуя, восстанавливает дистанцию для прямого взгляда. А лёгкие болят и вправду как от задержанного дыхания под водой. — Харрингтон, — вглядывается в темноту напротив, — я выбрал тебя. Слышишь?.. — Слышу, — морщится он уже без острастки отвечать. Но бегает взглядом ещё потерянно, непонимающе. — Руки убери с ушей, буду лучше слышать!.. Эдди на короткую секунду закатывает глаза — и у кого научился? — однако рук от его лица не убирает. Держит. Вцепляется, как отчаянный, как сраный Байерс с протянутой рукой к его спине. У каждого разное отчаяние. И разный способ докричаться. Эдди не кричит. Наоборот, привыкая гаркать в обычной жизни просто так, ради шутки, сейчас его голос сипнет, опускается ниже. Но звучит чётко, до рези разборчиво. — Стив, — вгрызается снова взглядом глаза в глаза, выдыхает. — Я без понятия, как тебя успокаивать. В душе не ебу, что сделать, чтобы тебе стало легче. Но я отсюда никуда не уйду. Потому что, повторю в третий раз — я выбираю тебя. Мечущаяся тёмная радужка наконец застывает ровно по центру белка. Стив фокусируется. Эдди изламывает брови. — Я не сделаю так же больно, как Нэнси, — говорит, хотя сам не знает, о чём. Первое, что соскакивает на губы. — Я знаю о нашей договорённости, но мне срать. Я не хочу спать ни с кем другим, я не хочу флиртовать, сосаться ни с кем другим. Понимаешь?.. Стив моргает. Ощутимо мелко кивает в ладонях. А затем, едва Эдди выдыхает, чтобы собрать побольше воздуха для новых слов, вдруг отвечает тихо: — Понимаю. Эдди смаргивает. Он сжимает в руках изначально красное от напряжения, злобы лицо, что даже темень не скрывает цвета, а сейчас вдруг видит, что каждый мускул расслабляется, спокойнее прикрываются веки, разглаживаются дуги бровей. Стив успокаивается. Теперь и он тоже всматривается в черноту глаз под завывание ветра — ищет, вглядывается. Сглотнув, Эдди разжимает пальцы. Резко, порывисто, отступает на шаг и выдыхает сам неожиданно поднявшееся напряжение в груди. Не осознаёт, что сейчас произошло. Просто чувствует. Он любитель почувствовать эмоции поострее иногда, но вот сейчас — это нечто иное. Стиву было больно — ему стало тоже. Стив был готов рассыпаться от ярости — Эдди моментально успокоился, был готов собирать. О таком резком скачке эмпатии даже в книжках не пишут. Стив напротив распрямляется. Потирает чуть неловко щёку, тоже выдыхает. Только что его рвало злостью, негодованием, но вот — и сказать нечего. Трещат сосны. Безразлично синяя полутьма оставляет лишь звуки и силуэты. Эдди вбирает ноздрями глубоко ночную прохладу и моргает, смотрит слепо на очертания своих светлых кроссовок. И, наверное, как внезапным осознанием после сделанного — они перепили. Да, разумеется. У каждого начало своё дерьмо лезть наружу, каждого по-разному захлёстывает. Пьянка, она такая — всё, что гниёт медленно и тихо, поднимает в воздух фонтаном, расплёскивает на округу. Всё нормально. Ничего не происходит странного. Ничего. Стив молчит. Молчит и Эдди. Кажется, всё сказали, что должны были и хотели. Но теперь непонятно — что делать с этим сказанным. — Извини, — первым за хрустом ветра в верхушках сосен говорит Стив. Эдди вскидывает на него потерянно-неуверенный взгляд, вслушивается. — Я… бля, не хотел, чтобы ты это слушал. Ну, знаешь… это… странно, наверное. — Да нет, нет… — торопится так же тихо качнуть головой Эдди. — Не странно… всё… нормально. — Думаешь?.. — Стив недоверительно изламывает брови: этого и не видно толком в полутьме, но Эдди слишком хорошо его знает, слишком. — Ну… да, — потерянно жмёт плечом. — Ну, то есть… думаю, что ревность — нормальная хрень. Ты же… ты же спортсмен, там, амбиции, конкуренция, чувство собственничества… — Да-да!.. — Стив вскидывает руку, хватаясь за соломинку. — Да, точно!.. Что-то… такое. — Меня бы тоже не восхитило, если бы на общей пьянке была бы девушка и ты… — морщится практически правдоподобно Эдди, пробуя представить. — Я… я бы тоже завёлся. — Да?.. — Сто процентов, — кивает уже увереннее Эдди, разводит ладонью, хлопает себя по бедру. — Это… да херово это, вот что я думаю. — Хорошо, — выдыхает. Тоже начинает кивать болванчиком, как Эдди. — Я просто думал, что… ну, мне как-то неправильно тебе это всё… — Не-не-не, всё хорошо. Я… рад, что услышал. — Рад?.. — Ну, — Эдди скованно просовывает руки в передние карманы джинс, поджимает губы. Переминается на месте. — Если так подумать, то… меня вообще впервые кто-либо ревнует. Типа… даже приятно немного. Странно, да?.. — А… нет-нет!.. — Стив также старательно качает головой, морщится для естественности. — Это… я понимаю, всегда приятно, если кто-то… ну, нуждается в тебе?.. — Да, точно!.. — Эдди порывисто выдирает руку из кармана, указывает на Харрингтона — отлично подобранное слово. — Это всегда и всем будет приятно!.. — Согласен. — И, если что, для справки — я не подкатывал к Байерсу, — всё же возвращается к теме. Стив на секунду затупливает, затем — выдыхает тяжело, опускает голову. В злость его уже не бросает, но тема всё ещё задевает. — Ну… я надеюсь. — Стив, — Эдди устало опускает плечи и рефлекторно шагает ближе. — Серьёзно. Он… воспринял общение со мной не так. Я ему отказал. — Стоп, — Харрингтон резко вскидывает голову, прищуривается. — То есть он реально к тебе там лез?.. Эдди уже жалеет, что решил снова об этом поговорить. — Чувак, он… он гей, — всхрапнув, отвечает. — Да я додумался!.. — морщится откровенно. — Нет, Стив, — Эдди снова приподнимает обе руки, продолжая: — Он… типа загруженный. Блядь, он подросток. Сомневаюсь, что вообще кто-то кроме меня и теперь тебя об этом в курсе. — Ну и как это относится к тому, что он тебя там лапал?!.. — Воу, спокойно. Выдохни, — Эдди примирительно разводит ладонями. В этот раз Стив хоть и поджимает зло челюсть, запрокидывая голову, но прилежно затыкается, слушает. — Он подумал, что… не знаю, что он подумал. Но, видимо, подвыпил и решил попытать счастья. Я сказал, что не стоит, и отказал. — Что именно сказал? — Что я не заинтересован, — повторяет медленнее. — А он?.. — Стив, — Эдди с трудом прикрывает глаза. — Он мелкий. Он испугался. Я его просто на словах успокоил, чтобы, ну… блядь, да чтобы не было, как у тебя когда-то, понимаешь?.. — А что у меня было?.. — он сморщивается в непонимании, поводит локтями вместо рук, который в очередной раз упёрлись в бёдра. — Я в его возрасте не был забитым ч!.. — Спокойнее, — выразительно округляет глаза Эдди. — Я про то, что у тебя было с Харгроувом. Стив уже открывает рот, но услышав фамилию — замолкает. Фыркает для принципа, качает головой. Отводит взгляд в сторону, смотрит куда-то в однообразный вид стволов сосен, в немом конфликте с самим собой то дёргает плечом, то поджимает губы, то вдруг сглатывает, опускает глаза. Всё Харрингтон понимает. Просто не в случае, когда это грозит чем-либо ему. — Стив, — Эдди подшагивает ближе. — Я… не хотел, чтобы малой загнался. Это всё. Вышло недопонимание, но я сказал ему, что отказываю не по причине, что он парень. — А по какой?.. — упаднически выдыхает. Слышит, но не слушает. Охренеть, Эдди и представить не мог, что Стив такой пылкий на эмоциях. — Потому что он мелкий и… — разводит рукой по воздуху и замирает в паузе. — и потому что у меня есть кто-то. Стив, до этой секунды упёрто смотрящий в сторону, переводит взгляд. Эдди поджимает губы в осторожной улыбке. — Я же сказал — выбрал тебя. Плечи, едва вздыбившиеся в новой волне злости, плавно опускаются. Расслабляются дуги тяжёлых бровей. — Ну, точнее, у меня и выбора такого не было, — решает поправиться Эдди, прокручивает ладонью в воздухе. — Типа… даже не спи я с тобой, я бы отказал. Стив молчит, смотрит. Вглядывается. А затем говорит: — Хорошо. Но Байерсы всё равно бесят. Ты же видишь, что они одинаково действуют, да?.. На этот раз Эдди уже не может сдерживать откровенной улыбки — смеётся, прищурившись. Харрингтон очаровательный. Местами, конечно, может напугать, когда зол, но в остальном — Эдди по-прежнему обожает его. Они ещё несколько минут стоят уже не так напряжённо в лесу, пока Стив на полном серьёзе, будто уверовав в теорию заговора, проводит параллели между Уиллом и Джонатаном: и что оба тихие, неприметные с первого взгляда; и что втираются в доверие так же осторожно и тихо, что даже не предъявишь — они же просто общаются, но, вот нюанс, всегда тет-а-тет, а когда рядом Стив — быстро притыкаются; и что всегда их априори жалеют больше, чем Харрингтона, ведь если он богатый, имеет круг общения — то его жалеть не нужно, помогать тоже. Чета Байерсов очевидно обзаводится первым недоброжелателем — Стив практически взаправду уверен, что все они в курсе, что ставят палки в колёса именно ему, и что весь этот облик неразговорчивых и скромных недотрог — продуманная схема. Метод Байерсов — так шутит Эдди. А потом, поджав губы в умилении от этой едва ли не детской обиды, просто целует Стива. В этот раз не с целью заткнуть. Раскрывает рот, тихо смеётся ему в губы, и Харрингтон, хоть и продолжая выглядеть обиженным, но поддаётся. Эдди приходится ещё раз повторить — он круче. Может, Нэнси сплоховала, поведясь на ультра-продуманную схему подката Байерсов, но Эдди не такой, у него свои методы. Стив бурчит, морщится, только для вида, правда, но определённо окончательно успокаивается, даже, будто ненароком подцепив вырез поло, заглядывает Эдди под одежду, фыркает, что на эти тату и смотреть нечего. Эдди греет свою руку под другим поло, поглаживает машинально пальцами чужую поясницу и только улыбается ему в щёку. Пусть говнится. Эдди совершенно не хочется прекращать его бубнёж, это только греет его изнутри. Зачем ему робкий Уилл Байерс, если у него есть говнистый, гордый, но до ужаса прекрасный королёк Стив Харрингтон. Спьяну непонятно, сколько уходит времени на их срачку. В какой-то момент со стороны заднего двора, хрустя ветками под ногами и отмахиваясь кустов, выплывает узнаваемо высокая фигура Робин. Она шипит в темноту, здесь ли они, и Эдди дружественно поднимает светлую ладонь, машет, не переставая обнимать Стива. Оказывается, их не было целых полчаса или больше. Их потеряли, пришлось виртуозно пиздеть, что они пошли за сигаретами. Эдди отмахивается, что и так пойдёт, но в ответ Робин упредительно говорит, что за её отмазки высокая цена — они оба будут теперь играть в её команде по бирпонгу, поскольку уже прошёл один матч и они вдули. Приходится выходить из опушки, одновременно поражаясь, как долго они там проторчали — сильно холодает, и, только подходя к дому, они осознают, насколько замёрзли. Остаток вечера проходит теперь без долгих разговоров наедине. Эдди и Стив разлепляются, едва выйдя из леса, и заходят в дом уже с наигранным настроем всех взгреть. Пьяная компания встречает их затянувшимся “о-о-о, заявились!”, но никаких докучливых распросов за этим не следует. Майк Уиллер уже набран в драбадан. Он едва стоит на месте, покачиваясь, пылко встревает в любой разговор с видом эксперта. Его активно подначивает Грант и Джефф, ржут между собой, обещая напомнить о каждой крылатой фразе Уиллера на следующей катке. Гаррет отчего-то умеряется в окрылённости. Болтает своё пиво в банке, заторможенно улыбается на чужие разговоры, изредка в них участвуя, но вот былой прыти к Робин не проявляет — кажется, всё же разговор с другим отказом состоялся, потому теперь он не знает, куда себя деть. Лукас и Дастин оказываются более стойкими. У них на кухне разгорается какой-то сугубо научный спор, и они запальчиво чертят на отысканной бумажке свои теории, пререкаются, что это должно работать так и никак иначе. А Байерс… не сразу обнаруживается в обстановке гостиной. Эдди спрашивает тихо у Робин, косясь на Стива, и она отвечает, что ему стало плоховато после выпитого и он сидит в туалете. Его время от времени тормошит там то Майк, то Дастин, так что то, что он живой, доказано без опровержений. Впрочем, через пятнадцать минут после возобновившейся групповой активности в новом матче по бирпонгу, Уилл действительно выплывает бледноватым из туалета и кивает вяло на похлопывания Майка со стороны. Благо, к тому моменту Стив уже входит в азарт оправдать звание спортсмена и взгреть всех, поэтому появление красной тряпки для быка показательно им игнорируется. Эдди рад. Даже позволяет себе вкрадчиво, пока Стив в толпе, тоже хлопнуть Уилла по плечу и уточнить, как он. Уилл поджимает губы и, не поднимая взгляда, отвечает, что всё порядок. После матча, на котором король по-королевски выбивает последний стакан метким ударом шарика по столу и орёт “да-а-а!”, становится понятно — пик вечеринки пройден, теперь всё на спад. Ещё полчаса все как-то вразнобой убирают стол, подбивают мешки с мусором, и начинается первый откат гостей. Гаррет оповещает, что ему пора, захватит мусор по пути. Эдди уточняет у него, всё ли окей, видя понурый вид, но тот только отмахивается, улыбается и отвечает, что, в принципе, догадывался, что Робин он не шибко симпатичен. Но она сказала, что он крутой чувак и не хотела бы всё сводить в игнор, так что он уже рад возможности просто общаться. Да и с подружкой в утешение пообещала познакомить. Эдди умалчивает, конечно, что у Робин главная подружка — Стив, но с пониманием морщится, хлопает по плечу и поддерживает. Гаррет молодцом, вёл себя прекрасно, всё ещё будет. Вслед за Гарретом подрывается и Джефф, тащит под локоть Гранта, для которого вечер только набирает обороты. Они уже совсем по-приятельски бахают размашистым хлопками Стива по спине, по-пьяному заверяют, что он крутой мужик и они даже не думали в старшей, что он нормальный, а оно вон как. Стив не теряется и раз на третий жмёт обоим в дверях руки, кивает так же, обещает, что они ещё как-нибудь выпьют все вместе. Трио уходит в темноту улицы на вполне твёрдых ногах. А вот мелкие по предварительной договорённости остаются. Дастина и Лукаса спугивают от возобновившегося спора убирать гостиную: Дастина по праву затеявшего всё (нет, но да), Лукаса — просто так. К ним автоматически присоединяется Майк и Уилл, так что старшим остаётся только курировать лениво процесс, параллельно готовя гостевые спальни. Гостевых спален оказывается не как во дворце: всего две на первом этаже. Одну из них сразу занимает Майк, подтягивая за собой и Уилла, поскольку от неё ближе туалет с ванной, а вторая достаётся Лукасу и Дастину. В последний момент ребята вдруг вспоминают о Робин, которая налегке потягивает остатки своего пива на диване, и логично задаются вопросом, что девушке нужно точно отдавать отдельную — сразу же поднимается недовольное гундение, что кому-то тогда придётся спать на полу. Робин пожимает плечами — да не нужно, она в комнате Стива ночует. Стив подтверждает: он спит в родительской, ему без разницы. И тогда задаётся роковой вопрос: — А Эдди где?.. — насупливается по-пьяному красный Дастин. — На диване?.. Эдди, протирающий стойку от шарлотки, на секунду подлипает. Для него внутри очевиден ответ, лишь бы его вслух не сболтнуть. — Я с Робин сплю, — ещё через паузу рожает он, будто бы с запозданием услышав, что вопрос про него. — Так что, ребята, не советую вам ошибаться дверью: голых сисек не увидите, лишь мою волосатую жопу. — Иу-у-у! — кричат все, в том числе и Робин. Молчат только Стив, вовремя ушедший на второй этаж, и Уилл. Следует ещё немного пьяных попыток подъебнуть, что Эдди теперь подкатывает к Робин, что они будут спать на одной кровати, но долго это не продолжается — неподготовленные к долгим пьянкам начинают зевать и постепенно растягиваться по своим спальням. Эдди додраивает столешницу на кухне и скидывает в мусорный мешок последнюю найденную упаковку от чипсов. На периферии он видит, как Уилл подтормаживает, проходя мимо, останавливается на секунду, но так и не решается ничего сказать. И хорошо. Эдди за него уже получил втык, беспокоить снова Стива не хочется. Даже странно: Эдди прекрасно осведомлён, что поступает правильно по всем фронтам, со всеми поговорил, как мог, но почему-то заранее пересматривает тактику на будущее. Если Стива беспокоит Байерс, значит Эдди уберёт причину его беспокойства. Не в буквальном смысле, разумеется, но исключит все поводы, чтобы Харрингтон так выходил из себя. Эдди прогибается. Ему нетрудно, а Стиву спокойнее. Сложно вспомнить, когда бы Эдди мыслил такими категориями. Когда бы хотел угодить другому, позаботиться о чужих нервах, а не играть на них, как на своей гитаре в разгар выступления. Гостиная медленно порастает привычным спокойствием и тишиной в огромных стенах: тушится свет, даются последние указания, что и где находится, щёлкают двери, журчит вода в ванных. Эдди перебежкой поднимается на второй этаж, косится на приоткрытую дверь родительской спальни, за которой проскальзывает силуэт раздевающегося Стива. Взгляд с трудом отклеивается от тёплого света в полутьме с родной фигурой. Эдди сворачивает к спальне Стива и уже приоткрывает дверь, когда вспоминает, что нужно постучать, наверное. Благо, Робин уже стоит в футболке и шортах Харрингтона, расправляет кровать, когда оглядывается на заглянувшую голову. — Ты чо, реально спать со мной собрался?! — морщится в ужасе она, и Эдди скептично опускает брови: — Я не Гаррет, желаний таких не имею. — А он и не вваливается без стука, он нормальный!.. — подбоченивается, переваливая вес на одну ногу. — Так что надо?.. — Дверь на замок закрой, — Эдди кивает внизу, под ручку двери. — Зачем?.. — Просто закрой. — Ты думаешь, ко мне реально кто-то из мальчишек полезет?.. — Если полезут, то ты их сожрёшь, — улыбается наигранно мило, но всё же решает пояснить: — Да просто закрой. Если вдруг меня станут искать, чтобы… ну, не было понятно, что я тут не сплю. Понимаешь?.. Робин на секунду опускает брови, становится серьёзной. Смывает оттенок язвительности с глаз. — Эдди… — Да просто закрой, мы тоже закроем!.. — не понимая, почему так долго уговаривать нужно, раздражительно качает головой. — Днём наверняка Дастин захочет спросить что-то или ещё кто-то!.. Просто на всякий случай, окей?.. — Окей, — Робин поджимает губы, явно с трудом соглашаясь, взмахивает неохотно пальцами. А затем, выдохнув, моргает и поворачивается: — Эдди… мы можем поговорить?.. Уже готовый выскользнуть, он останавливается. Нахмуривается. — Прямо сейчас?.. — Нет!.. — более эмпатично вскидывает ладонь. — Нет-нет… просто… Слушай, ты раньше Стива просыпаешься?.. — Когда как, — нахмуривается сильнее, не понимая, причём тут это. — Мне завтра на работу с утра, — вздыхает, поясняя. — Стив заступает в обед, я подумала… — Тебя подбросить? — Да-да. Заодно и поговорим. Вдвоём. — Окей, — что-то ему не нравится в проскользнувшей ноте, но не видит причин отказываться. Поджимает губы, кивает. — Скажи, во сколько встать, я доброшу. — В полвосьмого примерно. Спасибо. Напоследок Робин поджимает украдкой губы в благодарной улыбке. Однако что-то похожее на тоску отпечатывается в её взгляде, мажет им по щеке. Эдди кивает ещё раз и вытягивает голову из-за двери. Щёлкает ручкой, прикрывая. Непонятно, что такого хочет обмусолить уже Робин, но хорошо, что не сегодня — Эдди наговорился за сегодня по душам по графику на следующие пару лет, больше из него некуда верёвки тянуть. Он смаргивает странность неожиданной просьбы и идёт до спальни напротив. Стив уже раскрывает огромное одеяло родительской кровати, сонно зевает, приглаживая к голове мокрый после умывания пробор волос, поводит устало ссутуленными плечами. Эдди тепло оглядывает ставшую обыденной картину и, не разворачиваясь к двери, щёлкает замком. И выключателем. Пару минут занимает раздевание, беглые шаги в подсвеченный светом проём ванной, умывание. Следом щёлкает уже второй выключатель, и теперь по кровати расстилается только голубой квадрат света из окна. Прогибается, мягко пружиня, матрас. Шуршит одеяло. Тепло от тела Харрингтона привычно наваливается со спины, Эдди даже развернуться не успевает, чтобы первым обнять. Утыкается в шею, фыркает от лезущих длинных волос, но едва они подбираются — умащивается удобнее, воздушно целует в позвонки. Привычно. Сонно. — Стив. — М-м-м?.. — Я завтра утром Робин до работы подброшу, отвезёшь ребят?.. — Угу, — бурчит неразборчиво, трётся кончиком носа об изгиб плеча. Помолчав, вдруг добавляет бессвязно: — Байерса не повезу. Эдди дёргает уголками губ в улыбке. — Обиделся?.. — Угу. Чо он лезет к тебе… — Всё-всё, не лезет, не бурчи. — Но лез. Эдди щурится в темноту, обнажает зубы в беззвучном смехе. Смотрит на излом света на тумбочке, на заострившиеся углы теней. По животу проскальзывает чужая рука, и Эдди машинально её накрывает, переплетает пальцы. А потом, посмотрев перед собой, опускает задумчиво взгляд. Сглаживает улыбку. Смотрит, как его собственный большой палец уже на рефлексе гладит нежно чужую ладонь, успокаивает. Стив плотнее придвигается сзади. Вжимается. Слова сохнут в глотке. Комкаются, проворачиваются, точатся о зубы. Но их толкает изнутри. Будто невозможно держать. — Стив. — М. — Я не сделаю больно. На секунду вкрадчивые поцелуи по шее сзади останавливаются. Затем — сильнее сжимаются объятья, утыкается лицо полностью в сгиб плеча. Стив крепче стискивает пальцы. — Не делай. Пожалуйста. Эдди прикрывает глаза, морщится. Также ответно сильно сцепливает их руки. Видимо, алкоголь не только даёт в голову. Он ещё и вскрывает то, что по трезвости не так ощутимо. Чужая боль. Чужие раны. На мгновение Эдди хочет прямо сейчас сорваться к сраной Нэнси посреди ночи, постучать в дверь и по-простому сказать — иди ты нахер. Удобно ей, блядь, когда Стиву больно. Удобно ссать ему в уши, а самой течь по Байерсу, а потом снова стрелять глазами и делать поступки, чтобы Харрингтон заметил, обнадёжился. Удобно считать, что ему легко было прощать предательство, измену и отпускать, чтобы потом срываться от любой ассоциации и гасить в себе. Пусть она прекратит ему делать больно. Пусть, нахуй, прекратит. Эдди морщится, поджимает дрожащие губы. Так чувствует, что уже и ему самому внутри больно. Потом выдыхает с трудом, открывает глаза. Поднимает их сцепленные руки, как ощущает, и целует Стива в тыльную сторону ладони. Пусть Стиву будет с ним хорошо. Хотя бы сейчас. Хотя бы немного. Они засыпают, плотно сжав друг друга в объятьях как от холода. Никакого секса и не просится. Достаточно просто рядом уснуть.

***

Эдди снится, что предпоследняя шестерёнка выстреливает из механизма. Остаётся одна — большая, основательная — крутиться на своём штыре, заставлять работать дурацкий механизм с утробным дребезжанием. Когда он смутно продирает глаза, то понимает, что, наверное, пора заглянуть себе под капот — давно уже не оценивал шансы разъебаться на ближайшем повороте, вот и срань всякая снится. Светлеют изломанные линии света на тумбочке. Вместо голубого квадрата стелется нежно-жёлтый утренний свет, мельтешит редкой тенью листвы на углу. На часах семь утра. Вот это точность, Эдди так и забыл попросить завести будильник, сам проснулся. Стив сопит за плечом спокойно и сладко. Раскидывается по кровати, во сне накрывает ладонью глаза, прикрываясь от света. Тишина. Умиротворение. Непривычная обстановка родительской спальни заостряет каждую замеченную деталь: как тень листвы покачивается отпечатком на складках белых одеял и греет луч мерно вздымающуюся грудь; как рябь света дрожит в чужих прикрытых ресницах под пальцами, как на откинутой руке топорщится надорванная до крови кутикула. Эдди сидит на краю кровати и сонно смотрит. Горбится, моргает подтормаживающе-липко, причмокивает сушняк во рту. Похмелье есть, но несильное, чуть сжимающее виски. Но на душе тихо, как в спальне. Хорошо, спокойно. Когда Эдди решает выползти из комнаты, щёлкнув замком, в остальной части дома ощущается такой же безбрежный покой. Статично замирают в утренней светлой линовке из окон интерьер гостиной, так и оставшийся свёрнытым ковёр у дивана. Поблёскивает надраенная стойка на кухне под лучом солнца, в углу дивана чей-то смятый портфель. Не желая будить шумом, Эдди ползёт до ванной у комнаты Стива. Всё равно Робин скоро вставать, так что разбудить её не кажется криминалом. Впрочем, судя по звукам, Робин уже проснулась — когда Эдди, освежившись и почистив зубы, выходит из ванной, слышатся шаги за закрытой дверью, шорохи одежды. Ждать её у дверей бессмысленно, потому Эдди уже известным маршрутом сваливается тихо на первый этаж, ищет апельсины для соковыжималки и прикидывает, осталось ли в нём ещё немного своенравной наглости, чтобы поднимать адским шумом храпящих ребят на первом — а она в нём явно есть, подогревается нервирующим похмельем и недосыпом спозаранку. Но беспечно миролюбиво начать готовить завтрак (на двоих, по привычке) не удаётся — Робин перебежкой спрыгивает по ступеням, чуть взъерошенная и насупленная, но, кажется, вполне готовая к трудовым будням. — Доброе утро, — сипит она и сразу морщится, прочёсывает волосы пятернёй, начиная прокашливать голос. — Утро, — отвернувшись обратно к нарезанию апельсина, взмахивает ножом за плечо Эдди. — Завтракать будешь? Успевай, пока я тут стою, потом мне будет лень докидывать ещё на третьего. Ответа, почему-то, не следует. Ну, Эдди и не просит. Он медитативно шинкует с глухим постукиванием рыжину цедры, наблюдает, как из поблёскивающей мякоти под ней брызгает сок. Отрезать успевает ещё одну дольку. — Лучше… давай сейчас поедем, — осторожно, не в тон спокойно спящему дому говорит Робин. Эдди, замедлившись, оглядывается за плечо. Смотрит она как-то долго, липко. Напряжённо. Ладно. Эдди ещё тормозит, не находит сил ёрничать, кривляться, он по-простому дёргает плечом, кивает и идёт споласкивать руки. Собираясь выходить, он заодно напоминает себе заглянуть в прачечную и вытащить замоченные вещи из тазика, повесить сушиться. Куртка, по которой он успел лишь влажно провести ладонью, как раз дожидается его. Накинув приятную тяжесть на плечи поверх свободного поло, Эдди ищет в кармане зажигалку, ключи и забирает со стола на пути к дверям сигареты. Едва выходит, сразу же склоняется себе в ладони, подкуривает, морщась. Робин стоит неподалёку у фургона, подпирает поясницу, щурясь на набравший красок рассвет. Вся улица — длинные насыщенные тени от зданий и яркий свет, застилающий всё. Эдди подкуривает с третьего раза и, затянувшись, лениво шагает к машинам. — Ты будешь курить находу?.. — из-за козырька ладони щурится Робин в его сторону. — Да, — пофигистично жмёт плечом, открывая с металлическим лязганьем дверцу. Перекатывает сигарету из одного уголка рта в другой. — Мне не мешает. Робин всматривается несколько секунд, морщится уже не от слепящего света. — Слушай, меня немного подташнивает, — спустя паузу, говорит. — Если ты ещё курить рядом будешь… Эдди, уже готовый запрыгнуть внутрь и заводить двигатель, закатывает глаза на короткую секунду. Но забивает. Сплёскивает руками, брякает ключами, вставив порывисто в зажигание, и спрыгивает обратно, захлопывает дверцу. Шоркают шаги по асфальту. Лента дыма виляет, поднимается, расплываясь, в засвеченный золотом свес гаража. Тишина. Спокойная и ленивая тишина утра субботы. Эдди оглядывает Робин, её мятую джинсовую рубашку, конопатый нос, торчащий из-под тени от ладони. Ловит прищуринный долгий взгляд на себе. Незаметный за рукой, неброский. Но хорошо ощутимый кожей. Смаргивает, опускает глаза. Молчат. Отчего-то пауза тянется неловко, вымученно. — Это… — поджав губы, наконец говорит Робин, но тут же вздыхает тяжело, отводит ладонь от лица, сплёскивает ею в пустоту. Подбирает слова. — Как… как вчера всё разрешилось?.. Всё… окей?.. Эдди, не ожидая вопроса, вскидывает чуть удивлённо брови, поводит лениво плечом. — Да, всё нормально. А что ещё сказать. Робин будто надеялась на ответ подробнее. Поджимает в оценке губы, кивает мелко, как в процессе разговора, но затем, послушав чириканье птиц в деревьях, отворачивается снова к рассвету, щурится уже на него. — Ладно, — разводит рукой, так и не найдя, что ещё спросить. — Просто… ну… Стив был зол. Знаешь, я вообще редко видела его таким… таким, да. — С каждым бывает, — нейтрально покачивает сигаретой Эдди в зубах. — Мы поговорили, всё окей. Спит спокойнее мертвяков. — Супер!.. — Угу. Она переминается на месте, мнёт нервно губы, отдирает от нижней кожу, стискивая в зубах. — В любом случае, — она поворачивается, пробуя выдавить улыбку, и взмах ладонью выходит более неловким, чем потерянным, — в этот раз как-то попроще, чем тогда, когда он подумал, что ты снова трахаешь Липтона, а его динамишь, да?.. Сигарета в зубах замирает. Ненавязчиво-будничный тон вкупе с улыбкой прикрывают неожиданно брошенную колкость, но лишь на секунду. Смысл доходит с запозданием и — режет по живому. Эдди моргает, охерев от внезапности. Робин напротив так и поджимает губы в улыбке. Покачивается на месте, как медитативный маятник, пока Эдди с трудом собирает мысли в кучу, чтобы осознать посыл. Но, затянувшись сигаретой, рассуждает — ничего странного. Робин подруга Стива. Близкая. Логично, что в прошлый эпизод, пока Стив не закончил смену и не успел доехать до Эдди со всеми вопросами, он мыл мозги ей своими подозрениями и теориями, кто-то же должен кроме Эдди выслушивать его иногда. Да и Эдди сам видел Стива настолько злым только в тот раз, понятно, почему можно это вспомнить. Всё понятно, но от этого не менее… странно. Едко. — Ну да, — потупив, жмёт плечом Эдди. Однако, снова напоровшись на гадковато-сладкую улыбку Робин взглядом, смаргивает, опускает глаза и порывисто сбрасывает бычок под ноги, тушит. И, наверное, по привычке уже, поднимает его, забрасывает в пачку, чтобы на засирать Стиву газон. — Я докурил. Поехали, — бросает походя за плечо, огибая капот. Лязгает напряжённо дверца, хлопает. Взрыкивает через тарахтение двигатель. Робин садится следом без долгих пауз. Закидывает свою сумку, запрыгивает, свободно откидывает козырёк с потолка, заранее моделируя на лице тень. Будто не чувствует остроты предыдущего своего комментария. Эдди отслеживает искоса её движения, взъерошивание чёлки, но в итоге отворачивается. Выкручивает руль, с усилием меняет передачу. Отъезжают они от дома в утреннюю тишину, миролюбивое пение птиц и слепящее солнце в лобовое — сказка. Однако сказка приятного вида и покоя перестаёт благотворно действовать на нервы и на покалывающее в виске похмелье — зреет напряжение. Едут молча, игнорируя чихание чего-то под капотом и усердно направляя взгляды в горизонт. Эдди несложно такое выдержать — у него есть чёткие ориентир поскорее выполнить обещание и вернуться спать. Робин же, после пары минут молчания и отсутствия чужой протянутой руки к магнитоле, предательски начинает ёрзать на месте. — Извини, — уже через пару минут сдаётся она, выдыхая и сразу же опуская напряжённые плечи. Эдди скашивает взгляд. — Наверное, я прозвучала слишком грубо, да?.. Как обычно. Я не хотела, там… Я просто переживаю за Стива. Он… ну ты сам видел, что вчера было. Робин слишком искренне морщит свой веснушчатый нос, округляет глаза в потерянной эмоции, что не проникнуться сложно. Эдди выдыхает следом, расслабляясь, отводит глаза на дорогу. Перебирает пальцами по рулю, вытягивая руку. — Да, знаю, — кивнув, поддерживает разговор. — Ну, если говорить честно… Вчера всё же было хуже. — Да?.. — Ну, типа того, — кривит губы, не особо желая обсуждать. — Но мы поговорили, так что… всё окей. Не думаю, что тема поднимется снова. Эдди замолкает, глядя перед собой, а Робин… Робин так и оставляет взгляд на нём, всматривается в нейтрально-сонный профиль, пробует что-то отыскать. Эдди думает, что просто чувствует взгляд на щеке дольше, чем он есть, косится, но нет — Робин покачивается от проезда по неровности дороги и въедливо долго, опустив брови, вглядывается в его лицо. Как будто что-то не понимает. Но, встретив вопросительный взгляд в ответ, бегло смаргивает, отворачивается. Вскидывает брови и поджимает губы с оттенком… шока, неприятного удивления. Фургон снова ловит колесом небольшую выбоину. Подскакивает и громыхает с дребезжанием что-то в бардачке. — Ну… хорошо, что вы поговорили, — с промедлением, выговаривает себе под нос она. — В плане… Знаешь, Стиву нужен разговор. Он обычно… сам мало до чего доходит. Эдди, так и не разобрав причину этих странных заминок, отворачивается обратно к дороге. Тема уходит в нейтральное русло. Спокойное. — Да, он такой, — хмыкнув, рефлекторно поджимает губы с улыбкой набок. — Тормозит!.. — чуть оживляется Робин, оглядываясь снова. — Причём, он не всегда такой, просто иногда, словно… словно у него мозг устаёт и он начинает говорить, действовать на автопилоте. Понимаешь?.. — О, да!.. — Эдди активнее округляет глаза, расплывается в улыбке. — Особенно под вечер. У него включается автопилот, и если его отвести в сторону от привычного маршрута — будет пару минут соображать, а что тут делает и зачем!.. — Да, да… — её улыбка медленно угасает. В отличие от прикованного взгляда. — Ты… хорошо знаешь Стива уже, да?.. — Ну, немного, — морщится в ответ с сомнением, но внутри сам знает, что закончил бы школу экстерном, подсунь ему тест по Харрингтону. Любит ли Стив Харрингтон морковь? Да, может точить сырую, как сраный кролик. Может ли Стив Харрингтон отжаться пятьдесят раз? Да, но потом ляжет на пол и будет стонать, что он не в форме, канючить принести ему бутылку воды, полотенце. Умеет ли Стив Харрингтон стирать? Нихуя, за него всю жизнь кто-то и что-то стирает, он умеет только аккуратными стопочками складывать свой шмот и верх его возможностей — застирать носки. Любимый цвет? Синий, он пиздец банальный. Любимый запах? Какая-то хуйня с пачули. Любимая поза? Раком (это ответ для теста, настоящий — на коленях). Эдди медленно выворачивает руль на повороте и сам не замечает, как улыбается внутри себя, готов пропустить смешок. Но Робин смотрит пристально со стороны. Слишком. А когда Эдди, вынурнув из своих мыслей, оглядывается на неё, она отводит взгляд, поправляет козырёк, смещая тень на глаза. Сглатывает. — Знаешь… — снова начинает она, потерянно глядя перед собой. — По большому счёту, я прям дружу со Стивом не так долго. Даже года ещё нет. Эдди отворачивается тоже к дороге. — И… — продолжает она. — Как-то так вышло, что это мой первый… ну, настоящий друг. Вот прям “настоящий”, понимаешь?.. Подумала бы я об этом пару лет назад?.. Неа, нет, нихринашеньки!.. Она выразительно округляет глаза и вскидывает ладони, что Эдди против воли пропускает инертный смешок. — И за этот, ну, скажем авансом, год… У меня ощущение, что я знаю его тысячу лет. И знаешь что ещё?.. — она оглядывается. — Весь этот год… Стиву были нужны отношения. Раньше я думала, что (ну, знаешь, кажется, так все думали) он только скачет из койки в койку, ведёт себя, как полный мудак, не замечает всех тех, кто вздыхает по нему, а если замечает, то так, чтобы трахнуть на вечеринке, а потом хвалиться своим дружкам… Но нет. Робин на секунду замолкает, поджимает пальцы поверх коленей. — Весь этот год, — посмеивается тихо, с грустью, — весь этот год Стив упорно искал отношения. Он не искал с кем перепихнуться, а если всё к этому сводилось, он потом весь день лежал на стойке в видеопрокате и сокрушался, что девушкам от него нужен только секс. Знаешь, он даже как-то раз заявил, что чувствует себя использованным, и поэтому мы целый, нахрен его, день смотрели “Историю любви”!.. Даже я на такое не способна, а он раз за разом смотрел, смотрел это!.. Он не плакал под конец, он просто стоял и ждал момент, когда после титров сможет перемотать на начало и снова начать!.. Это страдание по кругу, будто там будет другой конец!.. — она сплёскивает руками, качая головой. — Стив!.. Стив сентиментальный. Он пробует казаться ловеласом, но на самом деле всё, чего он хочет — увязнуть с кем-нибудь в отношениях, любить и обожать, страдать по этому человеку!.. Он!.. Он вот это всё, вот эта душераздирающая “История любви” на тридцатом пересмотре!.. Понимаешь?.. Эдди, подтормаживая, смаргивает от неожиданного обращения к себе. Он немного отвлекается на немой вопрос, не тот ли этот фильм, где богатенький парень бросает всё, чтобы погрязнуть в долгах, но до последнего быть с девушкой, умирающей от рака, поэтому теряется от прямолинейно-отчаянно взгляда Робин, скашливает невпопад. — Ну… да, похоже на него, — пожимает плечом и старается разгладить лицо от сморщивания, что Стив действительно смотрел эту слезоточилку целый день. — К чему ты?.. Робин замирает рядом, так и не отводя взгляд. А, отмерев, выдыхает коротко, сглатывает. — Ладно… Окей, давай напрямую, — поджимает пальцы в кулак, собираясь, и тут же раскрывает его вместо указания рукой. — Что… что у тебя происходит со Стивом?.. Теперь очередь Эдди замереть, подвиснув взглядом. Он ощущал, что Робин к чему-то ведёт, но всё же внезапность вопроса в лоб дезориентирует. Сходу. Из воздуха. Что у него со Стивом. — Эм… Мы спим, — поджав губы в сонной оценке, моргает Эдди. Смотрит приклеенно на полотно дороги перед собой. — И всё?.. — И всё, — повторяет, нахмурившись. Сглатывает. — Роб, я что-то не догоняю, а… — Странно, что ты не догоняешь, потому что прямо сейчас мы гоним на полную!.. — резко оглушив на одно ухо, распростирает она руку, показывая летящую впереди дорогу. В черте города. — Бик-бик, Эдди!.. Вы уже живёте две недели вместе! Он посвящает всё своё время тебе, ревнует, чёрт возьми, к пятнадцатилетнему задроту, потому что тебе просто нравится флиртовать со всеми направо и налево!.. Да, Эдди, так вы спите!.. Закончив, она распахивает пальцы веером, машет со стороны, будто не заметно. От резкого звука — шум в ушах. Притупленное спокойствием с утра похмелье не вовремя ударяет гулко по черепу, хреначит взрывом в виске. Эдди дёргается, морщится, косится неодобрительно (будто сам так никогда не делает), однако распахнутые с сарказмом глаза Робин уже не забавят. Эта тема разговора не нравится ему. Отторгается им, всем его существом. Он-то думал, что она собиралась перетереть на тему Гаррета, которого, очевидно, отшила, что-нибудь на тему того, чтобы они со Стивом вели себя поскромнее и не орали на всю округу, может, ещё что-то, но… — А тебе-то что?.. — дёргает нервно плечом. — Что ты от меня хочешь?.. — Хочу понять, как всё на самом деле!.. — пожимает плечом. — Стив твердит одно и то же, он на автопилоте. От него я не смогла добиться внятных объяснений, подумала… — Подумала “что”?.. — перебивает он и сморщивается злее, ершистее. Искоса кидает взгляд. — Стив тебе ответил, я тоже. Что ты ещё хочешь?.. Не переживай лишний раз, хотя хер знает, чем тебя это может задевать!.. Робин, едва вскинув руки в готовящейся пантомиме, замирает. Осмысляет плеснувшее раздражение уже в свою сторону. — Сложно не переживать, — отвечает замедленно, но оперативно подбирает тон: становится тише, настороженнее. — Ведь это я заварила кашу. Эдди сморщивается в непонимании. — Что?.. Какую, блядь, кашу?.. На несколько секунд повисает пауза, прерываемая тарахтением двигателя. Так и не дождавшись ответа, Эдди оглядывается за плечо. Робин смотрит в ответ. Долго. — Эдди, ты согласился трахнуть его за десять баксов по пьяни. Удар в спину. Он так и замирает в неоконеченной эмоции, распахнув глаза. В голове — пустота. Робин напротив опускает тоскливо брови. — Не подумай, что я… — начинает она, запинается и выдыхает порывисто, отводит взгляд. — Я участвовала в этом дебильном споре. Я думала, ты шутишь, просто разводишь, а в итоге… всё оборачивается так. Я не то чтобы хочу лезть в личную жизнь Стива или что-то в этом духе, но из-за того, что всё это началось так внезапно и… Я чувствую ответственность, — сплёскивает упаднически рукой. — Ты неплохой чувак, Эдди, правда. Но всё, что я знаю о тебе: что ты барыжил среди укурков травой, что ты можешь флиртовать, с кем захочешь, спать, с кем захочешь, и никогда не будешь оглядываться на последствия!.. И что ты, чёрт возьми, согласился с едва знакомой девчонкой на спор за сраные десять баксов трахнуть её друга. И сделал это. Она оглядывается на Эдди, выискивая в его глазах понимание. Но в его глазах лишь оцепенение. Эдди смотрит на неё и будто не понимает, что это Робин. Та самая Робин, с которой он тоже ржал, веселился, пил пиво. Робин, которая, кажется, вообще не должна иметь ничего против него. — Метод Мансона, да?.. — она морщит с наигранной улыбкой нос. У Эдди внутри всё холодеет. Он сглатывает и резко отворачивается обратно к дороге. Всё, что он ощущает — пиздец. Сплошной, захлёстывающий, разрывающий всё внутри пиздец. Ни одна эмоция неразличима: то порывом поднимается злость, то потерянность, их накрывает ужас и ахуй, следом — тупая саднящая боль и желание сжаться, уйти от ебучей реальности глубоко внутрь. Он хочет разозлиться — но не знает на что. Он хочет разочароваться — но не знает в чём. Эдди подпирает свободной рукой окно, зажимает пальцем пульсирующую вену на виске. Робин оглядывает чутко его профиль, приоткрывает рот, чтобы снова заговорить, но выдерживает паузу, подбирает слова. — Стив… хочет отношений, — наконец собирается она и продолжает. — Он тоже, как и ты, говорит, что это просто секс, но… Эдди, ты же тоже видишь, что это заходит уже слишком далеко. И я не против, знаешь, я последний человек, который стал бы осуждать вас, сам понимаешь, но!.. Именно потому, что я, как никто лучше, понимаю… Ещё лучше я понимаю, что потом будет больно. Очень. И больно будет Стиву. — С чего ты это взяла?.. — отвечает Эдди как эхом, так и не понимая, что испытывает. — Тебе Стив что-то сказал?.. — Нет, ничего не сказал. Я сама вижу. — Видишь “что”?.. — первыми обретают форму раздражение, едкость. — Что ты сделаешь ему больно. Эдди открывает рот в порыве ответить сразу, но зависает. “Не делай, пожалуйста”. Вчерашние слова Стива впиваются, как ножом под рёбра — до крови и остро. Эдди замолкает, едва обретя голос. — Я спрашиваю, что между вами, чтобы представлять последствия, — Робин продолжает, режет и режет своим по-блядски сочувственным тоном, вкрадчивыми взмахами ладоней. — Ведь, ну… одно дело, если Стив в очередной раз расстаётся с какой-нибудь Трейси, а другое, когда он… когда это вы. Стив… не такой как мы, для него всё, что происходит с тобой — откровение, эксперимент, что-то типа выхода за рамки!.. Для тебя же это спор, кураж, Эдди. И я не осуждаю, не подумай, но просто… Сам прикинь: ты выиграл десятку, переспав с ним, а Стиву… будет сложно после. Он воспринимает всё всерьёз, такой он, и, я боюсь, после периода веселья, до него начнёт доходить, что это был не просто эксперимент. Сейчас он на автопилоте, но когда до него дойдёт… Вдруг что-то дёргает внутри, подстёгивает. Эдди мотает головой, поджимает челюсть. — Ты говорила с ним об этом?.. — выдавливает. Робин прерывается на полуслове, оглядывается. — Я… пыталась, но Стив упорно твердит, что всё… — Тогда зачем ты это говоришь мне, Роб?.. — нахмуривается, уставляется нечитаемо долгим взглядом в скользящую разметку на дороге. — Ты переживаешь за Стива. Окей, без вопросов. Тогда и говорить тебе нужно с ним. Не со мной. — Эдди… — Нет, Роб, сейчас ты послушай, — слова наливаются злостью, чёткостью. — Тебя, блядь, мучает совесть, что ты якобы продала своего настоящего друга за десятку. Так? Так. К слову, десятки этой я так и не увидел, так что хуй знает, каким образом ты приплела сюда себя, может, тебе нравится выглядеть всей такой понимающей и сопереживающей подружкой лесбой!.. Да только вот не надо мне это заливать. Робин каменеет. Останавливает руки на коленях. — Ты издеваешься?.. — Ни капли, — морщится с деланным пониманием Эдди, массирует висок отставленными пальцами. — Я тебя услышал. Только не понимаю, в чём твоя трудность услышать и, нахуй, не лезть: мы просто спим с Харрингтоном, пока твоя новоявленная подружка Нэнси не захочет кинуть такого же, как и я, укурыша Джонатана. Как только это произойдёт — я исчезну. Не нужно со мной вести долгие разговоры по душам, заливать хрень про ориентацию и то, что тут всё в разы сложнее. Напомню, это я выиграл спор — всё точно так же, Роб. И Стив как трахал какую-то Трейси, так и перестал, тоже самое будет и у нас. Всё. Без “Истории любви”!.. Заканчивая, Эдди режет резко по воздуху ребром ладони, вскидывая её с руля. Наверное, в нём определяется самая яркая, сводящая все к одному подтексты чувств, эмоция — злость. Какого хера Робин тут решает поиграть то ли в сваху, то ли участливого советника?.. Привыкла советовать Харрингтону всякую чушь, решила перейти теперь на Эдди?.. А ещё Эдди, блядь, оказывается дерьмом и мудаком, потому что когда-то выиграл и вскрыл вместо неё, что Стив любит и мужиков?.. Эдди не хочет знать ответы на эти вопросы — ему похер. Но у него начинает раскалываться голова и он совершенно точно не собирается размусоливать разговоры про дела будто бы сердечные. Они обо всём договорились со Стивом. Обо всём. И, блядь, без группы поддержки в лице Робин. Что за, нахуй, прикол лезть туда, куда не просят?.. Робин подскакивает на сиденье на очередной кочке. Смотрит. И в этот раз больше с отчаянием. — Я беспокоюсь за своего друга, — совсем сипяще выдыхает она. — Беспокоишься за него, с ним и ведёшь разговоры, — моментально отражает он, поджав добела губы. Не смотрит на неё, не оглядывается, упёрто-прямо изъедает взглядом однотипные виды улиц. — Не со мной. — Всё, что я хотела — понять, что тебе не похер, — сглатывает слабость с голоса, отвечает надломленно. — Стива я знаю, знаю, какой он человек. А вот что ты делаешь — это хотела узнать напрямую. — Ты узнала. Мы ебёмся!.. — Эдди зло разводит рукой от руля, лихо выкручивает на повороте и выдавливает саркастичную ухмылку. — Нихуя себе открытие для тебя, а!.. — Эдди. — Что, Роб?.. — Остановись. Непонятно остановка фигуральная или практическая, Эдди оглядывается, чуть нахмурившись за плечо, и видит. Робин совсем серо и подбито смотрит на него. Тоскливо, жутко, что душу выворачивает. Она смотрит с жалостью. — Остановись, — повторяет с грустью. — Я знаю, что ты не мудак, но не знаю, что у тебя происходит в душе. Но как бы то ни было — лучше остановись сейчас, чем потом и тебе тоже станет больно. Эдди, едва поймав её взгляд, отворачивается дёргано обратно. — Ну и да, останови здесь, мне осталось улицу пройти, — вздохнув, взмахивает она ладонью. — Хочу проветриться. А это он готов выполнить незамедлительно. Лихо выкручивается руль, фургон петляет к тротуару и резко тормозит. Остаётся лишь лёгкая тряска от заведённого двигателя и гнетущее молчание. Эдди раздражён, но вместе с этим отчего-то потерян. — Спасибо, что подвёз, — Робин достаёт сумку из-за спины, приходит в движение. — Нет, правда. Спасибо. — Да без проблем, — всё ещё в остатке злобы взмахивает пальцами от руля Эдди, но отвечает мягче. Отводит упорно взгляд в другую сторону. Робин немного мешкает, пока накидывает лямку через плечо, щёлкает ручкой, открывая дверь. И в самый последний момент вдруг останавливается. Зарывается бегло в сумку, ищет что-то. — Держи, — её ладонь грохает по скату приборной панели, припечатывает бумажку. — Твоя десятка. Надеюсь, ты действительно знаешь её цену. Эдди ошпарено оборачивается, ловит взглядом и вправду примятую брошенную купюру, но едва хочет обратиться к Робин, та выскакивает, захлопывает с лязганьем дверцу. Её высокая фигура уходит вдоль тротуара, не оборачиваясь, лишь подпрыгивают волосы от решительного шага. Эдди остаётся в салоне один. Не такого разговора он ожидал с утра. Не такого. Мигрень стреляет предательски остро в висок, что приходится зажмурится, сильнее впиться рукой в голову. Эдди стоит у треклятой обочины ещё несколько секунд, а затем, вырулив раздражённо, отчаливает. Когда фургон подскакивает на полной скорости на кочке, на приборной панели вместе с ним сдвигается смятая купюра. Эдди ловит её движение взглядом и, ощерившись, дёргано хватает её, комкает, на ходу забрасывает в бардачок, не зная, куда ещё спрятать подальше от глаз. А глаза, блядь, болят. Как голова, как кишки, как сердце. Эдди морщится в отвращении к самому себе, поводит пальцами, как испачкавшись в чём-то липком и для верности хватается за руль обеими руками. На душе погано. Когда он возвращается в музей Харрингтона, все так же спят. Только в этот раз Эдди перебежкой поднимается на второй этаж и сворачивает направо. В пустую комнату Стива. Ему точно стоит поспать одному. Хотя бы, пока не пройдёт эта похмельная ебучая мигрень.

***

Мигрень проходит, как и проходит уже вторая неделя в чужом доме. На выходных Эдди ловит дикое желание свалить наконец от Харрингтона, пожить снова на обречённом продавленном матрасе у себя в мелкой комнате и с завтраком из двух яиц, а не свежего апельсинового сока, тостов, салата и тех же двух яиц. Однако той же субботой, когда Робин некстати подстревает с ним в задушевные, под вечер выплывает Стив. И всё опять — опять — летит в трубу. Эдди просыпается только к вечеру, когда Стив уже на смене, беспуто делает несколько часов видимость уборки, готовки, смотрит подолгу в стену, осмысляя выродившийся из ниоткуда утренний разговор с Робин. С прояснившейся и прошедшей головой остаток раздражения всё ещё бурлит на дне, однако теперь больше места занимает тупорылая рефлексия. Что происходит. Почему происходит. А происходит ли вообще. На неё и натыкается Харрингтон, когда возвращается с работы, а Эдди вытаскивает из шкафа свою спортивную сумку для вещей. Он не идиот, хорошо выучивает Эдди по одному дёрганному отмахиванию рукой за плечо. И действует, сукин сын, не опережение. Сначала будто незаинтересованно спрашивает, что это на Эдди нашло, почему так внезапно. Эдди, несмотря на долгие часы раздумий, толком и не продумывает ничего, лишь ощущает подгоняющее в спину “вали-вали-вали”, поэтому сбрякивает первую попавшуюся нелепую причину. Стив раскусывает, что повод надуманный. Начинает уже активнее перебирать, искать истинный. Самое время Эдди гаркнуть, ощетинится, очертить треклятую личную границу, но… Он только садится на кровать, утыкается лицом в свои ладони и слушает, как Стив нервно-суетливо ищет в собственном монологе причину. Ищет, где он что-то сделал не так. А Стив ничего не сделал не так. Это у Эдди, по ощущениям, всё наперекосяк. Эдди запутывается в этом сплошном “наперекосяк”. Оно держит его за шею всю жизнь, но раньше даже хаос подчинялся теории вероятностей, а теперь — не очень. Стив, перебрав уже всё, что можно, в том числе и эпизод с Байерсом вчера, наконец выдыхает обессиленно, оглядывается на сидящего в ступоре Эдди. — Тебе… Робин что-то сказала?.. — уже ни на что не надеясь, вскидывает руку. — Слушай, если ты загрузился из-за её слов, то… забей. Она вчера со мной разговаривала полчаса, едва отвязался!.. Не знаю, что её так беспокоит, она будто считает, что… Бля, не знаю, что она считает, но выглядит так, что я с ней сплю, а не с тобой!.. Не знаю, правда, что на неё нашло и почему она так… — Она чувствует вину, — вяло поджимает губы Эдди, поднимая взгляд на стену. Чужие чувства сейчас он почему-то понимает гораздо проще, чем свои. — Вину за что?.. — морщится Стив. Эдди не планирует рассказывать. Вообще, до утра этой субботы он логично предполагал, что Стив давно в курсе их спора, как минимум, узнал на следующий же день, после их первого раза, но, оказывается, это до сих пор тайна за семью печатями. Эдди не планирует, но рассказывает. Думает, что это даже лучше, что от него узнает — Стив может разозлиться, оттолкнуть, и Эдди сможет налегке наконец собрать шмотки и вылезти из этого вязкого болота, поддаться порыву убежать нахрен, если перестаёт понимать, что происходит вокруг. Но Стив не злится. Наоборот — оживляется. Слушает, затем звучно выругивается с улыбкой, мол, вот почему в тот вечер Эдди так активно насел на него, а он всё гадал, почему так внезапно решил подкатить!.. Потом, покачав головой в неверии, вдруг разворачивается, подсаживается, уточняет, на что спорили, а когда слышит смущённо-неловкий ответ, что на бабки, сразу же трясёт сумму. И так, теперь Эдди должен пять баксов ему. А что, несправедливо выходит: спорил он с Робин, сможет ли подкатить с успехом к Стиву, но тут же, извините, Стив тоже влияет на результат, потому пятьдесят процентов должны быть его. Эдди настолько не ожидает, что Харрингтон налегке воспримет информацию, что в первый раз он катил к нему тупо ради спора, что сам не замечает, как выходит из докучливой рефлексии, оглядывает поражённо сидящего рядом. Сраный Стив Харрингтон — король сюрпризов. Сидит, подогнув одно колено, раскидывается эмоциональными жестами, то морщится, осмысляя, то озаряется приятной улыбкой, щурится мягко, смеётся. Стив Харрингтон. Блядь, Робин и вправду из-за своей совести приукрашивает, вон он, сидит, нихрена не грузится, а она там носится с его будто бы хрупкими чувствами, словно Стив рассыпется в крошку от неправильного влияния. Эдди смотрит на него, ловит блеск глаз и сам улыбается. Да всё в порядке. Почему они не могут без ёбли мозгов со стороны просто наслаждаться обществом друг друга, трахаться, неужели у всего нужно искать глубокие причины. В конце концов, они просто посмеиваются над нелепостью этого спора, сидят по две разные стороны от пустой спортивной сумки Эдди, сутулят по-домашнему плечи. — Что, ты… поедешь?.. — чуть неловко обводит ладонью Стив раскрытую сумку. Эдди, отсмеиваясь от предыдущей шутки, медленно сглаживает оттиск улыбки с губ, опускает глаза. — В падлу, — прищурившись на один глаз, признаётся. — Хотя всё равно надо заехать, показаться дядьке, что живой. И он остаётся. Снова. Это уже входит в привычку, но Эдди слишком эмоционально вымотан, чтобы себя корить за привыкание к хорошему: к чужому смеху, к разговору, к тому, что обнимают со спины, пока засыпаешь. Эдди нужно хорошее. Хотя бы недолго. Начинается третья неделя. Всё замирает. Или это замирает последняя четверть школы перед жарким летом, а вместе с ней и близящийся выпуск. В воскресенье Эдди выходит на смену, уже привычно минуя взглядом припаркованный пикап неподалёку от работы. В понедельник приходит на один из последний тестов к Доусон, и та на редкость гордо окидывает его взглядом, улыбается коротко уголками губ (наверное, впервые за десятилетие) и предвещает скорое окончание их встреч. В обед ребята за столом галдят о попойке у Харрингтона, делятся, как проходило их первое в жизни похмелье на выходных, кому было хуже и насколько. Эдди слушает вполуха, не забывает вовремя кивать головой и улыбаться. А когда заходит тема про то, что нужно почаще так собираться, напоминает про главное наказание этого года — они едут на рыбалку. И в этот раз напоминание про изначально иронично вброшенное предложение встречается оживлением, обсуждением, когда поедут и что можно даже позвать девчонок. Когда Эдди идёт через школьную парковку к фургону, забивая ещё на пару уроков (по предметам которых учителя сразу авансом готовы проставить си), его нагоняет Уилл. Он не сильно удивляется: после произошедшего и его взглядов украдкой весь обед, очевидно, что зреет очередной разговор. — Эдди!.. — перехватывая лямку на плече, пробует неловко улыбнуться Байерс. Эдди оборачивается без вечной маски шута. Оглядывает в меру холодно, в меру флегматично, болтает показательно ключами на пальцах. — Да? — Я… это… — облизывается, снова выдаёт смешок невпопад, раскидывает руки — делает всё, чтобы не показаться навязчивым или напряжённым. — Я хотел извиниться за… за то, что произошло в пятницу. Мне неловко и вышло всё как-то… — Забей, ничего и не было, — пожимает плечом и отворачивается. Продолжает намеченный маршрут до двери водителя. Но едва доходит до бокового зеркала, машинально скашивает взгляд, проверяет, нет ли нигде тачки Харрингтона. Планируется, что от пахнувшего холода робкий Байерс отвянет, но тот, видимо, набирается смелости. Помявшись на месте, он догоняет с запозданием, наблюдает, как Эдди открывает дверцу и забрасывает через сиденье свой ящик. — Эм… — переминается сзади, не уходит. — Слушай, я тут подумал… Эдди выдыхает устало и хлопает рукой по сиденью — что ж, уехать и замять инцидент не получится, а так хотелось. — Уилл, — оборачивается, прищурив глаза в откровенно натянутой улыбке. — Давай по сути, мне на работу ехать. — А, да!.. — округляет глаза потерянно и начинает суетить, пробовать собрать фразы во что-то связное быстрее. — В общем… Эдди, глядя прищуренно, осматривает снова сжавшиеся широкие плечи под клетчатой рубашкой, шлёпающие губы, вынужденно ожидает, но потом решает самостоятельно расставить все точки над i. — Я тебе нравлюсь? Уилл, потерявшись окончательно от прямолинейности, вскидывает ошарашенно взгляд. — К-конечно!.. — находится с ответом ещё через несколько секунд, дёргает нервно уголком губ. — Ты крутой ДМ, ты интересный и… — Как парень, — поморщившись от очередного блеяния, конкретизирует. Это окончательно вышибает его из колеи. Он так и замирает с приоткрытым ртом в готовящихся комплиментах, но, к сожалению, Эдди уже не хочет никаких комплиментов для поглаживания собственного эго — кажется, оно вполне функционирует и без дополнительных стимулов. — Я… это… — Давай по-честному, — вздыхает Эдди, качнув головой, — мне приятно, что я тебя теоретически привлекаю, но, увы, у нас ничего не сложится. Тебе пятнадцать, мне двадцать, чувак. Плюс, я немного занят, так что я бы не хотел, чтобы у нас с тобой продолжали складываться диалоги тет-а-тет, если это не касается клуба. Без обид. Уилл так и смотрит своими широко распахнутыми глазами. Сходство с оленёнком на лицо. — Д-да, я понял, — сглотнув, кивает дёргано. Пережимает сильнее лямку сумки на плече. — Я просто… я впервые встречаю кого-то такого же, как и я, и… прости, если навязываюсь… я думал, что мог бы поговорить хоть с кем-то. Об этом. Эдди, чертыхнувшись, оглядывает парковку. Надо же было вляпаться и стать симпатией подростка. — О парнях? О сексе с ними? — Н-не знаю даже… — Уилл смущённо выдавливает улыбку, стреляет глазами исподлобья и потирает предплечье. Сукин сын, он в курсе, что делает, может, Стив и не настолько параноит. — Просто раньше я не сталкивался ни с кем, кому бы тоже… и после того, что было в пятницу, я… — То есть просто разговор с тем, кто поймёт? — Эдди переводит резко взгляд. Уилл хлопает глазами озадаченно. — Ну, что-то вроде того… Идея сама вспыхивает в голове. Эдди вдруг распахивает и тут же сощуривает глаза. — Знаешь, что?.. У меня есть один человек, с которым можешь поговорить. Думаю, это даже полезнее, чем со мной. — Правда?.. — Байерс изламывает неуверенно брови. “А то” — хочет ответить Эдди, но вместо этого только поджимает губы в широченной ироничной улыбке. Кажется, Бакли хочется попереживать за чужую ориентацию сверхмеры и как с ней живётся — что ж, вот ей и поле для обката своих нравоучений. Эдди не злопамятный, правда, но пиздёж в уши, когда его накрывает похмелье, он помнит почему-то хорошо. Робин, выходящая с математики, аж дёргается, увидев Эдди вместе с Уиллом напротив дверей. А Эдди полностью удовлетворяет свою совесть и злоебучесть: он не отшивает паренька с его внутренними метаниями, а даёт человека, который больше сведущ в вопросе. Да и Харрингтону не даст повода высаживаться. — Говно ты, Мансон, — бросает шипяще Робин шёпотом, когда Эдди ретируется с задворок школы, куда они выходят втроём поговорить, но Эдди только улыбается зубасто и помахивает рукой на прощание. Хочет трахать мозги ему и Харрингтону? А вот нехуй. Спор он выиграл, со Стивом у них всё прекрасно, а за попытку воззвать к совести и параллельно расстроить планы на беззаботный секс — вот, пожалуйста, Уилл Байерс, которому требуется напутствие своего и толковый разговор по душам, чтобы всё делать только по воле сердца, не хуя. Вряд ли Эдди, даже не будучи полным мудаком, смог бы ему помочь. Сложно помогать человеку, который одновременно заглядывается на тебя и ищет шанс подкатить, а тебе это не нужно. После этого настроение как-то повышается. Даже грузиться толком перехотелось, ведь буквально все спорные вопросы решены, не остаётся ни одного, чтобы портить жизнь. Эдди в порядке, да. И мстит он мелочно Робин вовсе не из-за того, что его что-то задело в её словах, осело осадком. Никакого осадка нет. Всё как и прежде. Он просто тусит у Харрингтона, потому что так обоим удобно. Раньше Стив частенько оставался у него, теперь наоборот. Они просто занимаются сексом, развлекаются, нет в этом ничего сверхстранного и потаённо глубокого. Всё просто… просто обычно. Да, обычно. Стив рассказывает вечером, что успел выговорить Робин за её излишнюю активность в чужих взаимоотношениях, на что она в ответ пожаловалась, что Эдди ей уже сумел отомстить, подкинув Уилла. Про последнего, к слову, она ничего дурного не сказала, наоборот, когда Стив фыркнул и обозначил, что ему неинтересна судьба Байерса и его разбитого сердца от отказа Эдди, она вступилась, рассказала, что всё сложнее и вообще, нечего вмешивать парня в их странные взаимоотношения, он синдромом отказа не страдает. Эдди так веселит эта фраза “синдром отказа”, что он весь вечер то и дело ёрничает, подъёбывает отсутствующую Робин, ждёт, когда и Стив поддержит его парад язвительности, но он предпочитает не развивать эту тему, закатывает глаза, однако предательски улыбается, щурится тепло на говнящегося Эдди, жарящего параллельно что-то на сковороде. — Бля, синдром отказа!.. Отказа от чего?.. От секса ради высоких чувств?.. Теперь Байерс уведёт у тебя подругу, помяни моё слово!.. — оглядывается Эдди с лопаткой к Харрингтону, сидящему на стойке, тыкает в него. — Охренеть!.. Мы ещё и мудаками вышли!.. Стив, дай морковь, там справа от тебя креманка… Ага, спасибо. Синдром отказа, я хуею!.. Пиком эддинного ёрничества касательно попытки Робин влезть в их отношения оказывается вторник. Скоро состоится отложенная репетиция, и Эдди вспоминает про свою красотку, оставшуюся в доме у дяди, поэтому без лишних слов тащится туда за ней, а после — обхаживает долго и упорно звуковую систему в гостиной музея Харрингтонов, надеется подрубить усилитель, который неожиданно обнаруживает. Но после поиска нужных проводов поблизости, Эдди находит кассеты. А на кассетах, чёрт возьми, The Chordettes. Харрингтон в недоумении спускается со второго этажа на звук акапельного вокала пятидесятых. — Что ты делаешь?.. — морщится он, оглядывая бардак и выдвинутый усилитель, а также покоющуюся мирно гитару на диване. — Блядь, Эдди!.. — Чёрт возьми, Харрингтон, кто у тебя в доме слушает The Chordettes?.. — переставая искать на вкладыше из подкассетника информацию, есть ли тут нужная песня, оглядывается с ошалелой улыбкой Эдди. — Моя мать их обожала!.. — Видимо это у всех мам. Чёрт, лучше положи на место, если ты перекрутишь ленту, с меня шкуру сдерут!.. — Стив порывается подойти ближе, но Эдди, сидящий на ковре, вскидывает упредительно руку, опускает обратно голову и начинает бегло метаться взглядом, искать нужную строчку. — Эдди!.. — Погоди-погоди, одна песня, только одна!.. Он не поверит, если тут её нет. Этой песни не может не быть на кассете с The Chordettes. Увидев своё имя, Эдди тут же отбрасывает на ковёр вкладыш и начинает щёлкать на проигрывателе в поисках кнопки извлечения, поскольку песня оказывается на другой стороне кассеты. Тут уже устало вздыхает Стив, наклоняется рядом, шикая раздражённо, что тут автореверс. Пение затихает, сменяется на гудение проигрывателя — усердно крутится магнитная лента, шумит осями. Несколько раз приходится останавливать, запускать, чтобы вслушаться в текст (Стив заключает, что все песни группы одинаковые до безобразия), но у Эдди, кажется, на подкорке выбиты все слова и мелодии, он только снова хватается за вкладыш, сканирует, какая это песня по счёту, и крутит плёнку дальше. Наконец, кассета воспроизводится и в этот раз на завершении Never On Sunday. Следующая — та самая. Эдди раскидывает с себя кассеты, привлёкшие внимание, и подрывается встать, что Стив, стоящий наклонённый за его плечом пошатывается, отступает валко. — Что ты делаешь?.. — едва ловит глаза на уровне своего взгляда, снова морщится и разводит руками он, но Эдди не собирается объяснять. Он перехватывает его разведённые в жесте ладони, пропуская свои пальцы сквозь его, и подшагивает нос к носу. И едва распахиваются от шока глаза, начинает играть она. — “Эдди, любовь моя, я так люблю тебя-а-а-а!” — Эдди не подпевает, он просто округляет глаза и открывает рот под мелодично-звонкие женские голоса. — “Эдди, любовь моя, я так люблю тебя-а-а-а”... Eddie My Love — песня, которая отпечатана у него в голове вместе с редкой картинкой кухни старого дома, где мама ещё живая, стекло в окнах целое, занавески чистые, а сам Эдди ещё не знает, что его семья несчастна, бедна и падает с каждым днём в пропасть. Стив обескураженно замирает, позволяет вывести себя мелкими шагами подальше от развала кассет, чтобы просто… потанцевать. Эдди склоняет голову набок, шевелит губами под слова и топчется неторопливо с ним под ритм, вглядывается долго в чужие ошалелые глаза. — “Эдди, прошу, черкани мне хоть строчку, — изламывает с чувством брови, будто сам поёт. — Напиши, что всё ещё любишь меня”... — О боже, — наконец реагирует Стив, закатывая глаза. Однако покорно топчется под заданный ритм, не отнимает рук, укладывает одну свободнее Эдди на плечо. — Ты серьёзно сейчас?.. — “Пожалуйста, Эдди!” — зажмуривается, будто не слышит. — О, ну конечно. Да, я оценил, очень смешно, Эдди!.. Пожалуйста, давай выключим. — “Не заставляй меня ждать так долго!..” — Ты уж и вправду не заставляй, потому что ещё немного и я повешусь от этого, — выдавливает улыбку. — Эдди, серьёзно, убери кассеты, с меня точно спросят, кого я сюда и водил, если включал такое… — “Ты оставил меня в прошлом сентябре!..” — Эдди разжимает веки и под нарастающий темп нахмуривается, начинает более решительно качать их обоих в глупом перетаптывании на ковре: активнее покачивает сцепленными руками, наклоняется всем телом то в одну сторону, то в другую, качает за собой Стива. — “С тех пор я так одинока была!..” Стив морщится, улыбается, едва не рушится от порывистых движений. Эдди и сам уже не выносит шутки, прыскает предательски ему в плечо. Наверное, Робин считает, что у них отношения такие же, как в этой песне. Эдди великий мучитель, а Стив стенает по нему высокопарно. И всем им будет больно. Обязательно. — “Теперь всё, что я делаю, это желаю и жду тебя, Эдди, с тех пор, как ты ушел”. Успокаиваются медленно движения. Стив смеётся, обнажает белые зубы в улыбке и бесконечно качает головой, что они действительно это делают. У Эдди вздрагивают уголки губ в ответном, но тут же плавно опускаются. Он не уверен, что по нему можно страдать. Никто по нему никогда не страдал. И любовью он был у одного человека. Эдди всматривается в глаза Стива. Ловит детали, отблески. Запоминает снова под эту песню редкий момент счастья, который обязательно скоро исчезнет. — Эта худшая песня для медленного танца, — свыкнувшись с тем, что шутка должна доиграть до конца песни, вскидывает иронично брови Стив, ловит чуть задумчивый взгляд Эдди. Продолжает медленно покачиваться. — Разве тебя, как металлиста, не бесят любимые песни родителей?.. — Эта — нет, — пожимает плечом и удобнее перехватывает немного вспотевшей ладонью руку Стива. Смотрит неотрывно в ответ. — В детстве я любил, когда мама её включала. — И включала она её из-за тебя, да? — В яблочко, — Эдди подмигивает, расплываясь в ухмылке. Харрингтон уже так по-родному закатывает глаза, склоняет голову ближе к его плечу, качает, случайно задевая волосы. Остаётся всего один куплет. Под эту песню Эдди помнит, как мама плавно качала юбкой, напевая, как оборачивалась, распростирала к нему руку, будто адресуя эти строки ему — его мелкого это забавляло и грело, поэтому он по-глупому просил включить ещё и ещё, без остановки, мешал и канючил. Будто бы хотел почаще слышать, как кто-то называет его своей любовью. Сейчас, наверное, ему не так этого хочется. Наверное. Стив, поднимая голову, окидывает Эдди взглядом вблизи, тоже цепляется им за глаза. Эдди машинально мягко улыбается, встречает тепло его взгляд. — Следующая песня за мной, — авторитетно округляет глаза Стив, поджав губы. — Будешь мстить, значит?.. — Ещё как буду. На мгновение Эдди жалеет, что старые песни не такие продолжительные. Он не планировал вовсе вовлекать Стива в танец, не планировал ёрничать через песню, о которой столько на редкость приятных воспоминаний. Да Эдди вообще ничего не планирует. Всё складывается само по себе: переплетённые пальцы, тяжесть чужой руки на плече, медленное переступание на месте по мягкому ворсу. Всё складывается само по себе. Он этим не управляет. Но сейчас закончится музыка, переключится через короткую паузу на следующую песню. И Стив расцепит руки, уйдёт к проигрывателю и начнёт уже перебирать кассеты, чтобы показать что-то своё, сядет на диван, начнёт доказывать, что его музыкальный вкус не хуже. Магия момента исчезнет — навсегда, безвозвратно. Женский хор в последний раз затягивает “Эдди, любовь моя, я так тебя люблю” и идёт на убыль. Харрингтон действует, как и предвидилось: едва начинается новый напев, он расплетает пальцы, обходит Эдди стороной и уходит к проигрывателю, ставит на стоп; следом сокрушается над бардаком из кассет, но всё равно садится на корточки и выискивает нужную. Эдди смотрит на его затылок, так и оставшись посередине комнаты. Улыбка медленно исчезает. Блядь, да что с ним такое. Стив окает, найдя нужное, даже оглядывает за плечо, потрясая кассетой, и оперативно начинает щёлкать кнопками, извлекать предыдущую, складывать с постукиванием пластика в подкассетник, вставлять другую. Эдди выдавливает улыбку уголком губ, показывает, что весь во внимании, однако как-то зябко прячет вспотевшие руки в карманы джинс, проходит неслышимо до дивана и присаживается на подлокотник. Надеется запечатлеть в памяти эти короткие минуты. И сам не понимает захер. Удачные шутки и отсылки он делает пачками, что удивительного в этой?.. Щёлкает захлапываемая крышка проигрывателя, жужжит на перемотке плёнка. С пластиковым щелчком проминается кнопка плей, и теперь вместо высоких женских голосов с середины слова тянется мужской тембр, затихает в концовке какой-то песни. Стив оперативно поднимается, оглядывается на Эдди воодушевлённо. И, даже не замедляясь рядом с диваном, напрямик идёт к нему, тянет за локоть, заставляя подняться и пойти следом. Эдди удивлённо встаёт, перебирает ногами по ковру. А когда замирает недоумённо напротив, Стив по-простому закидывает обе руки ему на плечи. Переключается песня. Это уже не шутка — настоящая песня для медляка. Лиричная, приглушённая, с романтичным мычанием мотива от бэквокалистов. Эдди ошарашенно смотрит, а Стив… Стив просто в удовольствии изламывает брови напротив, подключается к намурлыкиванию песни. — “Я никогда не видел тебя столь прекрасным, как в этот вечер, никогда не видел тебя таким ярким”, — тоже размыкает губы без подпевания, делает вид, что поёт. Заглядывает в глаза с наигранно-ироничной пронзительностью. — “Я никогда не видел, чтобы столько мужчин хотели с тобой потанцевать, но для них это всего лишь новый роман — им только дай шанс!..” Эдди, не веря, растягивает губы в защитной улыбке. Чёрт, Харрингтон — настоящий романтик. Меньшего от него и не ожидалось. Вместе с осторожными покачиваниями аккуратно поднимаются ладони и медленно, будто боязливо, укладываются на чужую талию. Эдди мягко сжимает ткань, тепло под нею. Это снова блядский кашемир. И снова — снова — его Стив. — “Я никогда не видел тебя в этом платье, не замечал, как струятся твои волосы в блеске огней — не оторвать глаз… Я был слепцом!” Эдди не выдерживает того, как идеально чувственно Стив морщится, изламывает брови, сверкает глазами за томно полуприкрытыми веками. Он выглядит слишком правильно: под эту музыку, с вольно перекинутыми руками через плечи, где он едва ощутимо касается волос, деликатно перебирает спутанные пряди. Эдди улыбается, смотрит на его убедительную актёрскую руку и думает… Что плевать, зачем Стив включил эту песню. И плевать, если тут нет шутки. Ладони сильнее сжимаются на талии. — Лэйди ин рэ-э-э-эд, — вдруг уже своим голосом затягивает Стив, и он так откровенно недотягивает, что Эдди просто давится от внезапности булькающим смешком, порывисто падает лбом на чужое плечо, чтобы не портить момент лирики, но всё равно предательски дрожит плечами. — Ис дансин виз ми!.. Эдди едва не хрюкает — вокальные данные Стива никогда не были выдающимися — однако огорошенный этим внезапным завыванием вдруг осознаёт текст. И понимает — он, блядь, в красной клетчатой рубахе. — “Щека к щеке!..” — уже нарочито пародийно шепчет Стив, и Эдди наконец додумывается запрокинуть голову и зажмуриться. — Сука-а-а-а, Харрингтон!.. — “Здесь нет никого”, — не смущаясь, продолжает просто размыкать губы под чужой поставленный голос, — “Только я и ты”. Когда Эдди опускает голову обратно, он против воли увязает взглядом в чужих глазах. Спокойных, чуть прищуренных в улыбке. — “Мгновенье замри”, — шёпотом договаривает Стив, не отрывая взгляда. Вскидывает брови по-простому обнадёженно. Позади снова поднимается мычание бэквокала, красиво и медитативно переливается музыка. Эдди улыбается в ответ, но уже не с пониманием подъёбки. Он, конечно, внутренне её засчитывает. Но всё же — хрен с ней. Хрен с ним со всем. С Робин, Уиллом, кем бы то ни было. Насрать. Они по-тупому топчатся на ковре под самый откровенный медляк, смотрят друг на друга, улыбаются то в смешке, то просто так, без причины. На следующем припеве даже подражают, синхронно морщатся и повторяют “щека к щеке”, чтобы потом столкнуться лбами в беззвучном смехе над происходящим абсурдом. Но до чего же прекрасный этот абсурд. Как тонко и зыбко резонирует внутри, задевает то, что, кажется, и не существует. Эдди прищуренно смотрит до конца песни на Стива, очевидно наизусть повторяющего текст. И, блядь, не может оторваться. Он может пошутить, может. Может найти хоть одну причину, зачем они это делают. Но не хочет. Ладони невесомо съезжают с талии, обнимают со спины. Руки за головой плавно подгибаются, обхватывают шею. “Мгновенье замри”. Эдди не садится за настройку гитары и не придумывает ни одной отговорки. Вместо этого он под чутким руководством Харрингтона убирает всё разваленное, ещё долго с ним обсуждает музыку. На репетицию на следующий день он является нихрена не готовым, но, господи, когда и кого это волновало, они же играют в баре для трёх забулдыг. Время ускользает сквозь пальцы. Уже середина третьей недели, как он тусит у Стива, а, кажется, проходит всего ничего. Механизм замедляется. Единственная оставшаяся шестерёнка уже не тянет его, с трудом проворачивается на своей оси. Чувство неизбежного подступает семимильными шагами. Эдди не любит неизбежность, он за вариативность. Поэтому зловещий рокот лишь нервирует всё внутри, заставляет сжиматься, как от внезапного падения с высоты. В прежние времена Эдди с удовольствием бы дунул. Так, расслабиться на вечерок, отпустить мысли. Но вот беда: он знал у кого вырубать и у него самого был вес всегда при себе, а сейчас вдруг в считанные месяцы простая забава становится далёкой и недостижимой. Да и Стив, наверняка, не одобрит. Эдди загруженно думает об этом перед сном после душа, докуривая обычную сигарету на балконе, да и уходит спать. Под огромное одеяло на мягкий матрас в тёплые лениво-сонные объятия Стива со спины. Но Эдди в который раз объёбывается. В который. Он должен уметь хотя бы немного предсказывать вероятности, но всё настолько спуталось, что он уже ничего, нахрен, не понимает и не станет предсказывать. Из сна его выводят настойчиво-мягкие толчки в плечо. — Эдди?.. Спросонья ничего непонятно: комната перед мутно-сонным зрением предстаёт тёмной, неразборчивой по теням, по углу кровати стелятся полосы голубого лунного света из-за жалюзи. Ночь. — Эдди?.. Эдди тяжело промаргивает тяжесть с век, переводит нахмуренно взгляд правее — Стив сидит одетый рядом, касается его плеча, склонившись. — Чего?.. — Вставай. — Чо?.. Который час?.. — Ночь ещё. Вставай. Слова не вяжутся в голове, вообще ничего не вяжется. Эдди зажмуривается, приподнимается на локте, но лишние несколько секунд тупит, осознаёт, что происходящее — реальность, а не странной заковырки сон. — Чот случилось?.. — не слыша вокруг воя сирен пожарных, полиции и кто там ещё приезжает на ЧП, он скашливает севший голос. Промаргивается, разжимает с трудом веки. — Пожар?.. Стив в бледно-голубоватом свете блестит распахнутыми глазами. Не испуганными — воодушевлёнными. — Не, — его губы разъезжаются в предательской улыбке. — Вставай, надо ехать. Эдди прищуренно смотрит на него, смотрит. И, прожмурившись ещё раз, с гундением поднимается. Надо так надо. Вероятно, виновато сонное состояние — он не задаёт лишних вопросов. Поднимается, натягивает с затупливаниями и зевками одежду, встряхивает спутанной копной волос, совсем потерянно отслеживает, как более активный и слаженный Стив подгоняет его, крутит на пальцах ключи от тачки, приглаживает волосы. Вокруг — тишина спящего района. Спокойная и мирная. Никакой паники или причин для неё нет. Это осознаётся с большим промедлением, по слишком громким хлопкам двери машины, шуршанию колёс в беззвучии улицы. Эдди сонно садится на пассажирское и вяло пробует проснуться, трёт уголки глаз. — Куда мы?.. — охрипше спрашивает, чуть пробудившись от потока прохладного ночного воздуха в лицо. Стив, выруливающий на перекрёстке, смотрит взволнованно на дорогу. Однако, сглотнув, улыбается искренне. Оборачивается. — Курить травку. Вот от этой фразы сон окончательно спадает. Эдди, машинально отворачивающийся обратно к окну, замирает, округляет охреневше глаза да так и поворачивается с немым ахуем. Стив Харрингтон. Сам лично. Везёт его дуть. — Ты ща не прикалываешься?.. — Ну, не только это, — покачав головой в сомнениях, отбрякивается Стив. — Ещё… да приедем, увидишь. — О-ху-еть, — наконец окончательно смысл происходящего доходит до мозга, и Эдди, вскинув ладони, поворачивается к лобовому, хренеет ещё больше. — Охуеть! Харрингтон где-то вырубил травы!.. Останови машину, я выйду и проорусь! — Да спят все, не нужно орать!.. — О-ху-еть, я тебе говорю!.. Охуеть, что это сам Стив предлагает. И охуеть, что Эдди в этот момент вообще никак не связан с этим, не толкал ему сам. Хотя, здесь как посмотреть: после оживляющей и внезапной новости, Эдди пробуждается интересом, спрашивает, когда это он успел и у кого, Эдди наверняка знает всех ребят, кто ещё мог ему продать. Но всё самое удивительное оказывается до безумия простым — это травка Эдди. Эдди как-то ездил в тачке у Харрингтона с весом, обронил небольшой пакетик, а тот завалился под сиденье. Стив его нашёл и по неозвученным, но очевидным причинам, решил не возвращать. И в общем обсчёт даже допустим: Эдди помнил, что точно не распродал ещё пару грамм, но после эпизода с неудачным закупом даже не возвращался к вопросу. Но всё это, чёрт возьми, неважно. Эдди с охреневшей улыбкой смотрит на профиль Стива за рулём и не может поверить. Этот сукин сын точно мысли читает. Буквально пару часов назад перед сном в его голову залетела шальная мысль дунуть, и вот уже Стив мчит их по ночному шоссе куда-то в никуда и обещает забить косяк. Пиздец. — Надеюсь, ты… ну, не злишься, что я не сказал, — кривится Стив, не отводя глаз от дороги. — Просто подумал, что ты сам спросишь, и тогда бы я… — Да не-не, на это похуй, — отмахивается как от мухи Эдди, морщится всё ещё в неверии на него. — Ты лучше скажи: чего это вдруг?.. Ты, посреди ночи, травка… Что-то произошло за ту пару часов, пока я спал?.. — Да нет, ничего, — поджимает правдоподобно губы в незначимости. — Просто… решил, почему бы и нет. — Так захотел дунуть, но не провонять хату, что аж поднял меня из кровати?.. — Да я не то чтобы… бля, Эдди, приедем и всё поймёшь!.. А пока забей, ехать ещё полчаса, можешь, не знаю, доспать!.. — Бля, ты ещё и везёшь нас куда-то в определённое место?.. Так, Харрингтон, предупреждаю: если мы едем к каким-то чувакам, то это не очень хоро… — Боже, нет!.. Стив Харрингтон — это действительно сраная коробка с сюрпризами. Никогда не угадаешь, что выпадет из неё на этот раз. Где-то через десять минут машина сворачивает с ночного шоссе, переваливается медленно колёсами по съезду с асфальта, мажет светом фар по замершим стволам деревьев. Они валко перебираются по крутым кочкам под тихий мат Стива про подвеску, но всё же добираются до искомой точки. Берег озера. Тихо плещется вода, звучно стрекочут кузнечики. Необъятное чёрное небо замирает россыпью звёзд над переливающимися волнами, отражается ещё одним миллиардом сияющих точек. Вокруг — ни души. Только приглушённые звуки леса, не далёкое кваканье лягушек в камыше. Эдди, выбираясь из тачки, хлопает дверью и останавливается потерянный перед видом. Охереть. Он выволок его из мягкой постели посреди ночи… ради этого. Это стоит всего. Стив выходит следом из машины, не вырубая фар. Те так и простирают длинные линии света к чёрной воде, выцепляют кружащую мошкару у берега, летающие частички пыли земли из-под колёс. Эдди описывая взглядом местность, предательски по-детски запрокидывает голову на небо. Видел его тысячу раз, но почему-то сейчас и именно здесь — оно совершенно другое. Волшебное. Стив искоса отслеживает реакцию, открывает заднюю дверь в машине. — Я без понятия, что пришло тебе в голову, но это, — Эдди только видит не периферии зрения его силуэт за крышей, не может оторвать глаз от неба и поднимает руку, беспуто потрясая ей в воздухе, — это, нахуй, лучшее место, чтобы курить. Я клянусь тебе!.. — Рад, что нравится, — копаясь с чем-то на заднем, отзывается глухо. Эдди, дёрнув восторженно уголками губ в улыбке и моргнув, оглядывается. — Ты романтичный сукин сын, Харрингтон, в курсе?.. Он достаёт какие-то тряпки из сумки, распрямляется, захлопнув дверь. И, кинув два свёрнутых полотенца на крышу, по-простому укладывает свои локти рядом, поджимает губы в откровенно наигранном безразличии. — Ну, может быть, — обводя взглядом берег, говорит. Эдди давится смешком, подпирая поясницу. — Всё ты про себя прекрасно знаешь, Стив. Не пизди. — Дай побыть мне скромным, — уже откровенно закатывает он глаза, чуть раздражённо поводит бровью. Эдди не может сдержать осчастливленной улыбки. — Конечно, я в курсе!.. Это сраный берег озера и ночь, я не вслепую места выбираю!.. Конечно, Харрингтон знает, как быть чертовски обаятельным и романтичным. Конечно. Но это не значит, что Эдди меньше перестаёт ценить в нём это. Он обожает его за это. Стив, обойдя капот, бросает Эдди полотенце — конечно, не только же любоваться на эту красоту. Отмирает всякое желание подъёбывать и задавать вопросы: почему посреди ночи они едут в такое охуительно романтичное место, на кой хер купаться в озере, когда под боком целый бассейн. Всё это неважно. Плевать. Плевать, на всё плевать. Пока им хорошо. Они стаскивают одежду, бросая на капот. Перешучиваются между собой, толкаясь локтями, и Эдди, взяв Стива в оборот в каком-то глупом споре, с разбегу в свете фар устремляется в чёрную воду. Плеск. Рассыпаются звёзды по волнам кругов, прорывается смех и совсем глухое перекрикивание за масштабом спокойно покачивающегося леса, немого полотна неба и круга луны. Стив с запозданием сигает в воду тоже. Накрывает ржущего Эдди волной с головой, заставляет отплёвываться, стягивать мокрые волосы в хвост, чтобы не лезли в глаза. Вода холодная, ещё не прогревшаяся под сезон, но и на это плевать. Эдди загребает руками, держась на поверхности, ловит показавшуюся голову Стива, подплывающего ближе. Тот замирает на близком расстоянии, ловит искры в чужих глазах, а следом — волну брызг. Они плещутся в озере в свете фар в окружающей тишине. Это абсолютное счастье. Магия момента, волшебство случайных (и не очень) обстоятельств. Эдди не нужно даже задумываться об этом, он просто чувствует — он счастлив. Хрен знает за какое время и после какого дерьма. Со временем холод берёт верх, и они выползают обратно на берег, шуруют широкими тяжёлыми шагами сквозь воду. Поджимают пальцы на ногах от липнущей пыли проплешин земли среди травы, утираются бегло и зябко, передёргивая плечами, но так и не стирая довольных улыбок с лиц. Едва натянув по-тёплому сухие трусы, Эдди садится по-хозяйски на капот тачки, выдыхает расслабленно с полотенцем на плечах. Кайф. Сейчас бы покурить. — Так где там моя стыренная травка?.. — когда Стив садится рядом, приглаживая волосы к голове, отмирает резко Эдди. — В бардачке. Там же и бумага для самокруток, её я тоже у тебя в тачке нашёл. Эдди косится, прищуривается. — Что-то частенько начал у меня тырить, Харрингтон. Клептоманией не страдаешь?.. — Да, блин!.. — закатывает в откровенном смущении глаза, сплёскивает руками. — Ну так вышло!.. Я хотел сам купить, потом заметил и решил позаимствовать!.. Я не шарюсь у тебя, слово даю!.. — Романтичное ворьё, — не скрывая тёплой улыбки, цыкает наигранно, поднимается. — Да ладно, шарься где хочешь, секретов правительства и денег больше, чем у тебя, у меня нет. Да и я шарюсь по твоему дому, так что один-один. Стив характерно для себя опускает взгляд, переводит раздражённо с опущенными бровями, всем видом говоря “ты опять начал”, но Эдди лишь покачивается, улыбается зубами и шлёпает пыльными ступнями в обход машины. Не сдобрить эту прекрасную ночь сладкой злостью Стива невозможно. Приоткрывается дверь тачки, Эдди валится лениво на сиденье, отмахивается от влажных прядей, склоняется, с щелчком открывая бардачок и щурясь на содержимое, по прикидке отодвигает какие-то кассеты, расчёску, упаковку салфеток. Шуршащий пакетик, несмотря на размеры, находится быстро. В нём по дну узнаваемо перекатывается нашинкованная сухая зелень, заваливается в уголок. Остаётся бумага. Можно, конечно, не запариваться с самокрутками, вытрясти пару сигаретных гильз, перезабив потом, но когда ещё Эдди сможет понтануться мастерством скрутки. Отодвинув ещё какое-то барахло, Эдди видит в темноте белеющую бумагу в пачке, хватает следом. И от порывистого движения вдруг что-то мелкое выскакивает на коврик. Кряхтя, Эдди сгибается сильнее, шарит свободной ладонью по полу, нащупывая. И находит что-то объёмное, железное. Частями округлое, частями нет. Поднимает, щурясь, из темноты, приглядывается. Перстень. Суровый, металлический (во всех смыслах этого слова) — в виде оскаленных зубов вампира. Нихрена себе побрякушка. Что-то Эдди ни разу не видел на Харрингтоне колец, откуда это. Когда Эдди выкарабкивается из машины, он уже не медлит вопросами — второго металлиста в этой тачке он не потерпит. — А это откуда у тебя?.. — бросая пакетик с бумагой на капот, подходит ближе. Стив, расслабленно ссутулящийся и наслаждающийся спокойным видом ночного озера, оглядывается буднично, безынтересно. Но едва замечает поблёскивающее в чужих пальцах кольцо — напрягается. — В то, что ты такое носишь, в жизни не поверю, — с ироничной подъёбкой поджимает губы Эдди. — Что, предъявляешь мне за Байерса, а сам нашёл себе металлиста покруче?.. Ты смотри, если это не Хэтфилд, мне даже обидно!.. — Это!.. Бля. Стив как-то странно заминается, кривит губы на бок. Отворачивается, накрывает глаза ладонью, будто бы не желая видеть, затем устало стекают ею на губы, пырится в невидимый в ночи горизонт. Выглядит это забавно. И очевидно, что с Хэтфилдом он не тусит в тайне. А жаль. Эдди присаживается обратно на капот, прямо по намеченному кругу влажного следа, разглядывает профиль потерянного Стива. — Мне что ли?.. — начиная ухмыляться шире, склоняется, пробует выловить замерший взгляд. Стив, отмерев, сплёскивает побеждённо руками. — Ну… Да-да!.. — сдаётся он, вздыхая. — Я просто думал, что ты… да я купил по приколу, заходил с Робин в магазин музыки, а там… я думал тогда, что ты коллекционируешь или, ну… да просто купил, боже!.. Потом узнал, что у тебя они со значениями все и ты не то чтобы коллекционируешь… ну и было странно уже дарить. Вот и валялось в бардачке. Он скашивается, оглядывает неуверенно, сглатывая. А Эдди, только что выслушав самую тупую отговорку на свете, так и смотрит со вскинутыми бровями. Он купил ему кольцо. Ему. Это уже должно отдавать чем-то… чем-то. Но внутри, почему-то, нет ничего странного. Наоборот — тепло. — И решил заныкать себе?.. — Эдди не может моргнуть, смотрит на причудливо залёгшие тени в чужом лице. Стив тоже смотрит. Неотрывно. — Нет. Хотел… хотел попозже отдать, — сглатывает мелко. Чёрт. Вот чёрт. Тепло, зародившись крохотной и боязливой точкой под солнечным сплетением, расплывается. Растягивается по всему телу, разливается волнами, медленными и плавными. Отпечатываются тени на траве, кружит пыль в свете фар. Эдди хмыкает инертно, опускает долгий взгляд на кольцо в руке. Кольцо, которое дарит ему Стив Харрингтон. Соберись, Эдди, соберись. Это же всё… — Что ж, — сморгнув, Эдди поджимает в оценке губы. — Я сам его нашёл. Теперь моё. Стив удивлённо вскидывает брови. — Тебе нравится?.. — Да, а то, — оглядывается как можно будничнее, кивает активно в подтверждение. — Чёрт, вампирские зубы?.. Это у кого я кровь-то пью?.. — У меня, у кого ж ещё, — выдыхает легче Стив, улыбается уголками губ, посмеиваясь. Эдди, поморщившись за плечо, широким жестом нанизывает кольцо на свободный палец правой руки — пиздец, оно даже по размеру. Отводит руку, как придирчивая невеста в ювелирном, приценивается, то сводя пальцы, то разводя. Красивое. И… блядь, оно невозможно красивое. Отблески перекатываются по железным зубам, клыкам, ещё начищенные, не поцарапанные и не побитые жизнью. Хрен его теперь Эдди снимет. Одно из лучших в его коллекции. — И так, подводим итог, — любуясь неожиданным приобретением, бормочет под нос: — ты поднял меня среди ночи с нихера, чтобы привезти в пиздец какое романтичное место. Мы купались голышом, как сраные идиоты. Также ты стырил у меня пакет травы, который и предлагаешь вместе раскурить. А ещё, оказывается, у тебя было для меня кольцо. Эдди резко останавливается, поворачивает голову. — Либо ты делаешь мне предложение, от которого не отказываются, либо умоляешь тебе забить самый ядрёный, мать его, косяк за такие заслуги. Что из двух?.. Стив, не ожидая резкого поворота в свою сторону, запоздало отрывает взгляд от кольца. — Вообще… если выбирать, то косяк. — И это абсолютно верное решение!.. Наверное, руки начинают потеть либо от перепада температур, либо от желания поскорее скрутить потолще и затянуться так, чтобы нахуй все мозги уплыли из башки. И потряхивает едва заметно пальцы тоже от этого. Можно было бы назвать это ломкой, но Эдди в курсе, что зависимость у него только от никотина. Но вот выбить себе мозги почему-то хочется. И побыстрее. Пока не сорвало последнюю шестерню. Руки сами делают своё дело: потрошат сигарету, вытряхивая табак для смеси, скручивают машинально кусок картонки в фильтр, сгибают, разгибают, сворачивают, закладывают в раскрытую бумагу. Эдди чувствует, что начинает нервно улыбаться за плечо, шутить невпопад. Ещё и блядски красивое кольцо постоянно переливается металлически-непривычно, уводит взгляд. Быстрее-быстрее. Может, это и не будет самой ювелирной скруткой, но зато самой быстрой из всех, которые Эдди делал когда-либо. Стив не успевает даже наполовину обсушить волосы, чтобы капли не падали рядом на капот, когда Эдди подгибает кончик внутрь и с жестом фокусника демонстрирует их ночной досуг. Сидящий полубоком на капоте Стив посмеивается приглушённо в ответ. — И… как его курят? — О-о-о, камон, Харрингтон!.. — Эдди, не стесняясь, запрыгивает задницей на капот, аж тачка покачивается и дёргает в панике Стив, боясь вмятины. — Сейчас профессионал научит, можешь ничего не говорить!.. Он вверяет торжественно косяк ему в руки, пододвигается ближе, корректируя чужую позу: нужно расслабиться, сесть поудобнее, чтобы ничего не мешало. Самое важное — не торопиться. Здесь, как с инструментом: нужно насладиться им, проникнуться, понять суть, и только тогда уже что-то делать. А, ну и ещё — воздух. Травка не никотин — не нужно вбивать плотно в зубы, быстро, зло, нужно дать свободу и простор затяжке. Наскоро объяснив, Эдди перехватывает косяк, подкуривает быстро, но сам не затягивается. Передаёт Стиву, кивает, подбираясь, чтобы затянулся. Стив улыбается чуть неуверенно, качает головой, но берёт наоборот уверенно. Тянет, как научился, медленно, неторопливо, аж запрокидывает голову вместе со вдохом на небо, смотрит на звёзды. Но потом, как и все новички — закашливается. Схаркивает в тёмное полотно ночи негустым дымом, морщится, опускает голову обратно, пробует задавить царапающий глотку рефлекс. Эдди насупливается в житейском понимании, хлопает по плечу. Ничего, пройдёт, дальше проще. Стив окидывает искоса его заслезившимся взглядом и снова пригубливает. В этот раз чуть поднасрав на уроки: быстрее, как сигарету, но не так глубоко, хотя с попыткой вдохнуть. — Дай сюда, — цыкает неодобрительно Эдди, поднимая руку. Стив передаёт ему и ещё раз кашляет с дымком, выругивается, отворачиваясь. Сам Эдди затягивается так, как и хотелось последние несколько дней: долго, с наслаждением, прикрыв глаза и долго не выдыхая. Оно втекает в него с потоком воздуха легко, мягко и нежно — совсем не сигареты. Выдыхая через нос, он машинально уводит руку с косяком левее, передаёт. — Херня это всё, — выдыхая остатки дыма сквозь зубы, говорит. — У тебя есть плед?.. Зачем ехать куда-то ночью да ещё и дуть, если не смотреть на звёзды. Это уже становится неудивительным, но у Харрингтона находится плед. Похоже, в той же сумке, где и были закинуты полотенца. Они соскребаются с капота, валко натягивают одежду, не забывая передавать друг другу для тяги, вырубают фары под пиздёж Эдди, что так нихера не увидят. К тому моменту, когда они оба падают едва ли не синхронно на плед и уставляются в высоту, травка начинает действовать. — Охуеть, — выдыхает Стив, но его расплывшиеся практически на всю радужку зрачки уже не видно в темноте. Над головой — сказка. Сраная картинка из журнала про фантастику или астрономию, такие делают дебильный фотографы, пролёживая полжизни в кустах ради удачного снимка. Если вырубить свет, становится виден масштаб: небо вовсе не однородно тёмное, как пласт, оно переливается. Будто шёлковую тёмную ткань бросили поверх земли, и она формирует складки, переливы, рассыпает по себе остатки бисера с ткацкого стола вселенной. Удивительное. Эдди влипает в этот тёмный массив необъятного и сам не чувствует, как улыбается. Ни одной назойливой мысли в голове. Только небо, ночь и дыхание Стива рядом. Этого он и хотел. Чтобы ничего не грело, не давило выпирающими углами, а оставило простую суть. Ничего и не нужно больше. Нет говённого прошлого, нет безрадостного и неопределённого будущего — есть сейчас. Застывшее в чёрной смоле ночи мгновение. Так умеет только вселенная. Эдди лежит, запрокинув руки рядом с головой, и смотрит. Бесстрастное звёздное небо смотрит на него в ответ. Как он хочет тоже остаться в этом мгновении. Не встречать утро, рабочий день, школьные коридоры, приевшиеся за столько лет до рвотного рефлекса. Ни с кем не говорить, ничего из себя не изображать, не держать ни перед кем ответственности. Только он и Стив. За эти три недели, на удивление, он ещё никогда себя не чувствовал настолько хорошо. Так же, как и сейчас, только менее концентрированно в эмоциях — счастье. Рядом, тоже подлипнув в звёзды, Стив плавно опускает руку, касается ненароком. И ощущения от его касания как нечто естественное, неотделимое. Привычное и родное, как самому себя трогать. Только это Стив. Его Стив Харрингтон. Обожаемый король вселенной. — Это восхитительно, — глухо шепчет. Неизвестно, сколько они так лежат, пялясь в вышину под звуки далёких кузнечиков и лягушек. Когда Эдди отмирает на звук голоса, он походя ловит взглядом лежащий косяк между пальцев — не успел дотлеть. — Я говорил: звёзды — чума, — вяло дёргает уголками губ. Голос проваливается куда-то глубже в глотку, садится. А им и не нужна громкость. — Да… ты прав. Эдди моргает, косится по другую сторону, но видит лишь собственные волосы, обрывки орлиного носа Стива. Приходится всё же повернуть голову, чтобы увидеть. По телу — нега. Мягкая, ласковая и тёплая, как выбитый уже на подкорке сознания облик чужого профиля. Эдди, кажется, может его зарисовать с закрытыми глазами. Но ему мало, мало Стива, и он просто хочет втупую пялиться на него, искать те детали, которые наверняка упустит или не запомнит по глупости. Какое-то маленькое мгновение, ключ ко всему. Стив, услышав шуршание рядом, тоже моргает. Заторможенно поворачивает голову. Смотрят друг на друга. А чувство — как смотрят на то же звёздное небо напротив. — Так значит… это… так?.. — Да, — Эдди почему-то сразу понимает, о чём он — о травке. — Типа того. Чёрные впадины ночи в родных глазах мелко двигаются, изучают тоже знакомое лицо Эдди. — Это… даже неплохо?.. — По случаю — супер, — Эдди невольно прищуривается, поджимает губы в улыбке. — Если частить, то становится невыносима жизнь без этого. — Можно понять, — Стив тоже дёргает губами в улыбке. — А то. Замолкают. Двигаться не хочется. Закрывать глаза и переставать смотреть — тоже. Но косяк тлеет, унося безвозвратно былой заработок, поэтому Эдди, хоть и не любит почестей, но должен докурить его до конца. Проводить в последний путь, так сказать. Он перекатывает тяжёлую голову в другую сторону, путается в собственных длинных волосах, сгибает руку поближе ко рту и затягивается прямо через непросушенную прядь — теперь воняет не только травкой, но и какой-то болотиной, всё же не зря где-то лягушки квакают. Затянувшись, вместе с ленивым движением руки, пролетающей с косяком по небу, как сраный самолёт, Эдди передаёт Стиву. Тому тоже явно не охота двигаться. Он моргает, тянет какой-то звук, похожий на “о” и так же разморённо поднимает расслабленную кисть, забирает. Теперь затягивается мастерски: ощеривает верхнюю губу, полностью походя на дерзкого королька, приглаживает другой рукой влажные волосы к голове, щурится из-за поволоки дыма на небо. Эдди, наблюдая за ним со стороны, усмехается по-тёплому. Красивый. Пизже звёздного неба под накуркой. — Знаешь, кое-что ты не продумал, — решает сказать, любуясь на по-красивому долгую затяжку. — М? — Ты не подумал, как мы отсюда уезжать будем накуренные. Стив отстраняет косяк от губ, выдувает долго дым через нос. И через подгрузку реагирует. Зажмуривается. — Бля-я-я-я… Эдди довольно прыскает смешком, тянется забрать косяк, чтобы Стив с полным арсеналом эмоций накрыл лицо руками, осмыслил свой самый худший проёб. — Ты об этом не думал, да?.. — Ваще… — Точно без меня не курил? — Да нет, я просто!.. — выдыхает упаднически. Ладони буквально отваливаются от лица, сползают и падают обездвиженно на плед по сторонам. — Чёрт. Это было, ну… необдуманно, ладно. — Хочешь расскажу об одном свойстве травы?.. — затягивается в паузу, смакует звук сгорания — он становится громче всего вокруг. — Она как детектор лжи. — Чего?.. — Стив морщится по-привычному, но теперь его поворот головы плавный и замедленный, запаздывающий. Эдди упирается взглядом в небо, выдыхает через нос. Откидывает руку. — Ты женщина, Стив?.. — А, э-э-э… Нет. — Вот видишь, — вскинув выразительно брови, перекатывает в его сторону голову Эдди. — Детектор лжи. Поначалу Стив хмурится, морщится в непонимании, а затем — прыскает смешком, заражает им Эдди, и вот они уже смеются над какой-то чушью, давятся глухим смехом из ничего. Склоняются лбами друг к другу, сами того не понимая. Наверное, с высоты звёздного неба, они выглядят как угол. Градусов под тридцать. Человеческий угол на маленьком пледе в темноте. Эдди открывает прищуренно глаза, смотрит, как вздрагивает выпавшая короткая прядка из волос Стива, как сглаживаются и углубляются мимические морщины у глаз, рта, на лбу. — Охереть детектор лжи, — выдыхает он. — Окей, мой вопрос: ты слушаешь металл?.. — Да, — Эдди отвечает рефлекторно, сразу, пока сам погружается в разглядывание Харрингтона вблизи. — Ты смотри же — действительно правда!.. — наигранно поражается Стив, не прекращая улыбаться. — Давай, твой черёд. — Зачем мы здесь? — Что?.. Стив моргает — его ресницы, сотни длинных ресниц подёргиваются движением — чуть отклоняет голову, ловит взгляд Эдди. С такими же расширенными зрачками и такой же долгий, не мигающий. — Это мой вопрос, — улыбается мягко Эдди, не отводя глаз. — Зачем мы здесь? Стив сглаживает с улыбки оттиск последнего смешка. — Зачем мы… в смысле “тут” или это начало обдолбанного разговора про смысл жизни?.. — Тут, тут, — улыбается зубами, посмеивается без звука. — Вопросы смысла жизни меня сейчас вообще не интересуют. — Да?.. А я слышал, что по накурке… — Это фильмы, Харрингтон. Накуривайся я один, может, и подсел на какие-нибудь такие размышления, но здесь ты и поэтому всё, что меня сейчас волнует — ты. Стив смотрит, остатки улыбки окончательно сходят с губ. Будто ищет что-то в глазах что-то. Эдди надеется, что находит. — Почему здесь?.. — моргнув, пробует прощупать повторно вопрос. — Ну я же не идиот, — неверяще улыбается Эдди, укладывает удобнее голову напротив его, чтобы смотреть в глаза и не отвлекаться на свои волосы. — Ты будишь меня посреди ночи, чтобы угнать на берег озера и покурить. Затея, конечно, охерительная, но я не верю, что спонтанная. А если и спонтанная, то не с ровного места. Стиву и не нужно ничего отвечать: он сглатывает предательски вместо ответа, моргает, продолжая смотреть и слушать. — Так что… — вдыхая через нос, подводит. — Надеюсь, детектор из травы работает. Стив дёргает непроизвольно уголками губ на шутку, но уже не расплывается в улыбке. Наоборот: перекатывает голову на затылок, выдыхает тяжело и вглядывается потерянно в небо. Эдди смотрит на его профиль. Запоминает. — Не знаю, — через долгую паузу, тихо отвечает он. — Просто… захотелось сбежать от всего. — Со мной?.. — Да, — облизывает губы. А затем, помолчав, вдруг выдыхает: — Ну, если совсем по правде, то… ладно, я планировал это. — Серьёзно?.. — Эдди удивлённо вскидывает брови, насколько возможно удивиться в полностью разморённом состоянии. Тяжёлый выдох. — Да, — Стив сглатывает, прикрывает глаза. Оглядывается. — Знаю, будет звучать паршиво и… Странно, наверное. Обычно, знаешь… ну, об этом не говорят так напрямую или… — Эй, Стив, — прерывает тихо. — Я готов услышать от тебя что угодно. Стив замолкает. Чутко изламывает брови. — Правда?.. — Да. Смотрят. Иногда для взгляда хватает мгновения, а иногда не хватает и вечности. Стив сминает губы, облизывает кончиком языка — он манит все поцелуи мира. — Я… — заговаривает и сразу прерывается. Сглатывает, смаргивает, перекатывает снова голову на затылок, кладёт со вздохом ладонь себе на грудь. — Я услышал, когда ты советовал Дастину. Ну, помнишь… про поляну, звёзды. Обычно, когда люди что-то советуют, они говорят о себе. И… я подумал, что тебе понравится. И что круто было бы… съездить. Вот так, вместе. Эдди, разглядывающий его, опускает брови. — Я просто… — продолжает Стив, чуть нахмурившись. — Я хотел это сделать. Ну, знаешь, когда… тебе хочется сделать приятное. Звучит тупо, да?.. Бля, а чего я оправдываюсь?.. Ну да, мне захотелось сделать тебе хорошо!.. — сплёскивает лениво пальцами, вздыхая. — Мне… мне просто хотелось это сделать. Для тебя. Кольцо я, конечно, не планировал… Ну, бля, ладно, планировал отдать, но я никак не мог подобрать нужный момент и, знаешь, предлога не тупого, чтобы… Чёрт, с каждым словом я себя всё глубже зарываю… Вздыхает в который раз, перекатывается затылком по пледу, оборачиваясь. — Просто надеюсь… что тебе понравилось, — поджимает губы в скованной улыбке. Эдди встречает его взгляд. Нет. Всё же вселенная не сравнится с его глазами — парадокс. — Только заменил пиво на дурь?.. — улыбается. — Да, только заменил пиво на дурь, — повторяет со смешком Стив, прищуриваясь. — Подумал… что пиво уже не так расслабит. — Для чего?.. Ему-то я советы выдавал с учётом, что на секс уламывать будет. Тебе меня уламывать точно не надо. Стив приоткрывает рот, чтобы ответить, но почему-то вдруг замирает. Смотрит. Эдди смотрит в ответ и совсем не догоняет, как такое может быть: в полутьме кажется, что влажные блики склеры поблёскивают как целые мириады звёзд. А ещё не догоняет, почему всё становится неважным. Неважно, почему Стив мнётся — он готов услышать всё, что он скажет, принять, как истину в последней инстанции. Неважно, что Стив предложит: сорваться посреди ночи, уехать, забить на всё — Эдди согласится, и глазом не моргнув. Стив смыкает губы. — Я хочу тебя, — говорит. А затем добавляет чётче: — Я тебя. Эдди вскидывает невысоко брови в первоначальном удивлении. Спрашивать, хочет ли Эдди с ним переспать — абсурд даже для накуренных. Эдди ведь поэтому и тусит с ним, потому что у них это взаимное жела… Смысл начинает доходить позднее. — В смысле… — моргает тормознуто Эдди, осмысляя. — Я хочу тебя, — повторяет уже без пауз Стив. Не отрывает взгляда. — Хочу быть сверху. Если ты, конечно, тоже хочешь. Эдди затупливает. Принимающим он никогда не был. Даже без понятия, было ли когда-нибудь раньше такое желание, потому что… — С тобой — что угодно, — раньше мыслей срывается с губ. Под травой сложно кривить душой — Эдди на всё согласен. На всё согласен со Стивом. Ради Стива. И лишиться девственности, и прыгнуть в пропасть. Стив моргает удивлённо. Осмысляет быстрый ответ. — Серьёзно?.. Ты хо… — Да, — Эдди поджимает в незначимости губы. — Мог и не устраивать всё это, я всё равно был бы за. — Я не… — запинается, моргает. — Я сделал это не только ради того, чтобы тебя уломать. Я не хотел бы, что бы ты так думал, поэтому и сказал… — Хорошо. Я не буду так думать. Стив скажет — Эдди сделает. Вероятно, не будь он настолько обдолбанным, он бы не был таким покорным. А хотя… да нет, дело не в траве. Нихуя не в ней. Эдди сделает что угодно для Стива. Он готов. Он просто… хочет этого. Он хочет быть со Стивом. Самозабвенно, тупо и всецело. Стив заминается. Видимо, не рассчитывал на такое быстрое и спонтанное решение вопроса. А затем, выйдя из лениво-разморённой статики, заторможенно поднимает руку, проносит над собой и дотрагивается до щеки Эдди, убирает ласково прилипшие влажные пряди. Шуршит ткань, Стив тянется к нему. Эдди инстинктивно прикрывает глаза и хочет раствориться в этом чувстве. Он проваливается наглухо в темноту. Косяк в руке дотлевает. Впервые дать королю Хокинса тебя трахнуть под звёздным небом — за место Эдди должны были бы побороться толпы девушек. А, может, они уже и давали ему. Прямо на этом же самом месте. В общем-то, наплевать. Наплевать на всё. Будь Эдди трезв, он бы, наверное, за что-нибудь переживал: за то, что он нихрена не готовился, не брился так же тщательно, как выбривал себе всё Стив, за то, что вдруг всё опять пойдёт не по плану, как в их первый раз с ним. Но нет. Всё вокруг сплетается в приятно-тёмную синеву ночи, пульсирующую только касаниями, ощущениями, усиливающимися троекратно от помутившегося сознания травой. Эдди нихрена не понимает толком, что происходит, он просто чувствует, дышит Харрингтоном, выдыхает ему в рот между поцелуями, когда неторопливо раздеваются, помогают друг другу, когда впервые встречает лопатками плед и спрессованные складки ткани снятой одежды. Стив чертыхается, говоря, что он нихрена не думал, что они будут заниматься сексом именно здесь, поэтому при нём только презики и смазка, заброшенные в бардачок с прошлых разов. А Эдди говорит, что ему плевать. Он открывает глаза и видит, как над ним склоняется Стив. Широкие сильные плечи, чуть растрёпанные волосы, тёмный обожаемый взгляд на фоне сраного звёздного неба. У Эдди поджимается в животе, спускается тяжёлым и сладким возбуждение, крепнет хер. Он хотел, чтобы его трахнул Стив. Не знал до этой секунды, насколько сильно. Харрингтон в ведущей роли совсем другой. Тот, по которому и сохла вся старшая школа когда-то, от чего мокли трусы у большей части чирлидерш при одном его упоминании. Уверенный, спокойный. Давящий на эрогенные зоны так последовательно и чётко, будто он и программировал их в чужом теле, давал настройки. Даже трава из него это не выкурит. У Эдди до того крепко обхватывает грудь этой смесью восторга и опьянённостью, что он буквально не может контролировать себя. Выдыхает полустонами от того, как Стив берёт в рот его пальцы с кольцами, как ласкает языком каждый сустав, параллельно неторопливо поддрачивая его вставший член рукой. Это лучший секс Эдди. Лучший из всех. Он проваливается в сплошной кайф, негу и не может выбраться, балансирует на грани. Сам не замечает, как переворачивается на живот, дёргает ногой, помогая стащить с себя остатки шмотья. Не знает, каково это — когда в тебя входят, он просто расслабляется, позволяет вести, опадает лениво плечами, укладывая голову на траву. А потом, сам того не ожидая, вытягивается всем позвоночником, громко стонет в тишину леса и сжимает руки на подобранной куче одежды. Стив без смущения ложится грудью на траву позади, разводит пальцами худые булки и приникает ртом. Он вылизывает Эдди. Заставляет его запоздало вздрогнуть, сжаться в рациональном смущении, зажатости, а после упасть головой на собственные локти и только сотрясаться от полустонов, оханья. Пиздец какой Харрингтон любовник. Эдди очевидно ему и в подмётки не годится, он его практически доводит до оргазма только тем, что делает руками и языком, не доставая члена. У Эдди потряхивает ноги, руки. В нём дрожит даже зыбкое дыхание, ловящее последние глотки воздуха, чтобы окончательно не тронуться. Холодные и вязкие от смазки пальцы проникают внутрь без помех. Ощущение проникновения иррациональное, двойственное: будто гладят против шерсти, толкают в одном направлении, хотя мышечный рефлекс привык в другом. Это странное сочетание чего-то стыдливого, грязного, недозволенного и вместе с тем — восхитительного. Стив немного сгибает внутри пальцы, выскальзывает наружу, и Эдди переёбывает всего. У него аж с члена капает от перевозбуждения. Мажет по пледу, подстеленной футболке. Вводит внутрь твёрдое, влажное, давит — кайф через забитый в голову дискомфорт. Выводит — блаженство, стон на грани с желанием кончить. Эдди сходит с ума. Когда начинает шуршать упаковка из-под презика, Эдди всем собой молит — выебите его. Хотя нет: выеби его, Стив Харрингтон. Стив, только, блядь, Стив. Внутрь надавливает что-то крупное и скользкое, по-приятному тяжёлое, нежели пальцы, но Эдди способен только распахнуть глаза. Он запоминает звёзды, темноту, едва различимые верхушки сосен, мирно покачивающиеся на тёмно-синем фоне неба, и то, как он полностью отдаётся. Эдди запоминает каждую деталь, несмотря на накурку. Последняя шестерня долго скрежещет сточенным пазом и наконец выпадает из никому ненужного механизма.

***

Ощущения после анала специфические. Эдди раскусывает последствия спонтанного согласия только под вечер: как они добрались он помнит обрывистыми фрагментами, затем душ, кровать и всего пара часов на сон до старта на работу; на работе он киснет в привычной тишине, накрыв лицо журналом по рыболовле. Задница, как он предполагал, не болит. Зато ощущение вязкости, растянутости мышц не уходит, с каждым часом становится только ярче, дискомфортнее. Стив вечером говорит, что это больше кажется, чем есть на самом деле — ему хочется верить. Хотя Эдди прекрасно осведомлён, что хер у Харрингтона больше, так что весь день мечтает ошиваться возле душа и проверять, не долбоёб ли он так соглашаться, когда со Стивом они к этому готовились, как ко второму пришествию Христа. А в остальном — всё даже ничего. После того, как отпускает, Эдди не переживает за свою потерянную жопную девственность, которой он не сказать, что сильно дорожил — всё в жизни нужно попробовать. Однако Харрингтон наоборот, будто проебавшись по всем запланированным пунктам, накручивает: дерьмово вышло, что по накурке (как будто они в первый раз переспали полностью трезвыми); трахаться на природе — пиздец (ну да, потом вымываешь песок из трусов и запах травы); всё выглядит так, будто Стив воспользовался моментом (это в нём явно говорят загоны). Эдди просит расслабиться, не суетить, как мамка, на что Стив оскорбляется, поджимает раздражённо губы (как мамка), но всё же унимает задницу, выдыхает и спрашивает более нормальное — как в целом. В целом: Эдди охереть какой неловкий ёбырь, по сравнению с Харрингтоном; ему понравилось, хотя не сказать, что он так же грезит об этом, как Стив; а ещё… да, ему было хорошо. Стив дёргает уголками губ в осторожной улыбке, кивает. Конечно же Эдди преуменьшает, чтобы не спиздануть лишнего — это было великолепно. Он смотрит в стену, перемывает внутри себя воспоминания и… Это лучшее, что было в его жизни за последнюю не то, что пару лет — декаду. И дело вовсе не в сексе. Это-то и напрягает. Эдди окончательно приходит к мысли, что всё идёт не так. Он старательно гонит от себя размышления, проводит игру в пятницу, худо-бедно допинав катку, но даже посреди партии, пока ребята шумно между собой обсуждают план действий, он залипает в книгу мастера слепым взглядом и гоняет взад-вперёд новое кольцо на пальце. Внутри — прострация. Никакой внятности. Эдди с запозданием смаргивает на чей-то оклик и оживает, скашливает для надёжности, спрашивает, что же там нарешали. Сам он нихера не решает — вот прикол. Погрузившись в бесформенное месиво внутренних хитросплетений, Эдди только чуть позже отрезает сам для себя — потом. Остались ещё выходные и целая неделя, чтобы привести мысли в кучу, подвести к какому-то итогу. В субботу всё становится на круги своя. Работа, привычный маршрут до музея, ужин, какой-то новый фильм, который Стив притаскивает из видеопроката, затем поцелуи, аккуратное поглаживание костяшками пальцев по блядской дорожке под поло. Секс на кровати, где уже Стив привычно прогибается, мычит от того, когда Эдди играет с его задницей. Утро. Воскресенье. Стив с утра пораньше сваливает на пробежку по кварталу. Эдди спит ещё полчаса, затем вяло выскребается из постели, чешет до душа, в нём сплёвывает набежавшую воду изо рта под ноги, приглаживает длинные волосы назад, в который раз проверяет, что его сфинктер сжимается до привычного состояния, а не полураскрытого. После душа — завтрак. Эдди перестаёт удивляться своей худощавой фигуре в отражении, когда проходит мимо зеркала в поло Стива. Его больше заботит, не кончились ли апельсины, потому что апельсиновый фреш за последние три недели плотно входит в его рацион. Он даже не ждёт подвоха, когда входная дверь открывается. Оглядывается, видит проходящего по коридору запыхавшегося с пробежки Стива, кричит ему вдогонку, отворачиваясь, будет он три яйца или четыре. Тот отвечает таким же полукриком, что три. Поднимается треск масла на сковороде, с громыхающим жужжанием включается соковыжималка, нож стучит по доске. Эдди мирно готовит, даже что-то мычит под нос, намурлыкивая мелодию. А затем, развернувшись взять зелень, замирает. В проёме в коридор стоит мужик с чемоданом. Узнаваемая квадратная челюсть, тяжёлый взгляд из-под нависающих бровей — семейное сходство очевидно. Мистер Харрингтон. Эдди каменеет на месте. Позади мистера Харрингтона мелькает светлая суетливая фигура, бросает с хлопком ещё пару сумок на паркет, вздыхает. Немая пауза. — Здравствуйте, — не своим голосом выдавливает Эдди. Мистер Харрингтон не отвечает. Смотрит, как удав, молча отпускает ручку чемодана и с опасной целенаправленностью делает несколько шагов в гостиную. За ним, едва взбежав по ступенькам наверх, тут же спускается обратно миссис Харрингтон, более эмоционально ойкает, тоже набредая скачущим взглядом на Эдди за кухонной стойкой. Пиздец. — Ну здравствуй, — через приличную паузу разводит саркастично-недобро руками мистер Харрингтон. До боли узнаваемо вскидывает иронично брови. — Не помешал?.. — Д-да нет, что вы, — натуженная улыбка набок. — Эм… я друг Стива. Эдди. Стив говорил, что вы… — Стив много говорит, — вся мимика в лице мистера Харрингтона отдаёт одновременно и знакомым, и леденяще неизвестным: как более жёстко-взрослая версия Стива, озлобленная, выточенная из камня. — Жаль, мало путного делает. На это нечего ответить. Становятся понятны рассказы Стива об отце — тут контакта нелегке не словишь. — Здравствуйте, — пара цокающих шагов, миссис Харрингтон тоже заходит настороженно в гостиную. В её облике сложнее уловить черты Стива, но взгляд, взгляд очень похож. Она более мягко, прямо как сам Стив, выгибает брови, только в её лице углядывается больше тонкости: блондинка, худощавая, затянутая в деловой костюм и с подобранными в краб волосами, торчащими пальмой за затылком. Она сосредоточенно сводит кончики пальцев в замок и тянет шею в сторону, будто выглядывая в безразмерной гостиной из-за мужа. — Здравствуйте, — кивает болванчиком, втянув губы, Эдди. Ей он старается улыбнуться сильнее, но выходит нечто похожее на нервный тик. Мистер Харрингтон, вдоволь пожрав Эдди взглядом, хлопает руками по бёдрам. — Вот видишь, Лиза, а ты переживала, — оглядывается за плечо, — Стив никогда не упустит шанса запустить сюда толпу своих дружков, вон, те даже чувствуют себя как дома!.. — Джон, не начинай, — на её лице вздрагивает невротичная улыбка, отдающая настоящим тиком в глазу, но она умело её подавляет, растягивая совсем неестественную и фальшивую. Переводит взгляд на Эдди: — Он шутит!.. Мы вернулись пораньше, не предупреждали, поскольку Стив не говорил, что у него будут гости. Приятно познакомиться, Эдвард! Вы, наверное, завтракаете?.. — А, да!.. — схватившись, как за соломинку, за русло нейтральной темы, Эдди отмирает, разводит скованно рукой в сторону плиты, но сразу со шлепком роняет её себе на ногу, сжимает джинсы, вытирая выступивший пот. — Вот готовлю, Стив на пробежке был… Может быть, хотите чего-нибудь?.. В смысле… Я делаю яичницу, вы, наверное, с самолёта… — О, это было бы чудесно!.. — что ж, контакт с матерью явно легче установить: она искренне поджимает губы в ответной улыбке, клонит голову ещё сильнее в бок, едва не приводя её в горизонтальное положение, но, кажется, не настроена уничтожать Эдди на месте. — Действительно очаровательно, — ещё больше наполняясь ядом, оборачивается мистер Харрингтон. — Угостите нашей собственной едой на нашей же кухне. Чудно. Эдди, едва пришедший в движение, снова замирает. Блядь. Очень своевременно доносится беглая перебежка по ступеням: Стив, очевидно, выйдя из душа, услышал голоса и стремглав бросается в эпицентр событий. От помощи Эдди не откажется в данный момент — как-то не привыкает он знакомиться ни с чьими родителями. Ещё и так внезапно. Стив выскакивает из коридора с мокрой головой и в наспех надетой той же потной майке. — Стив!.. — сплёскивает саркастично радушно руками мистер Харрингтон. — О, Стив, — мать оглядывается уже теплее, машинально размыкает замок из пальцев, простирая руку к сыну. — Привет, — он окидывает напряжённым взглядом гостиную с кухней, где Эдди так и стоит, оцепенев, с немым криком в глазах. — Вы… рано как-то?.. — О, планы поменялись, — отмахивается незначаще миссис Харрингтон, узнаваемо закатив глаза. Расслабляется в плечах. — Отпуск начинался хорошо, но, ты знаешь, всё как обычно: поначалу море и жара кажутся раем, а потом все эти насекомые, вечный жар, температура… Да и клиентка, ну, помнишь её, из Мичигана, она постоянно звонила, так что… — Да вот, решили вернуться пораньше домой, а тут — недоделанный хиппарь, — голос мистера Харрингтона нахлёстывает и заглушает начавшийся рассказ жены, обрубает под корень. Он разводит ещё шире руками в очевидной издёвке. — Прекрасно ты готовишься к колледжу!.. И снова — ледяная пауза. У мистера Харрингтона талант — расхуячивать всё, что худо-бедно склеивается. Стив подвисает в проёме, замолкает и мать. Эдди как не совершал лишних движений, так и не совершает. Врастает в место, не понимая, куда деться. — Эм… — у Стива уходит лишняя пара секунд, чтобы сморгнуть, осознать комментарий, но ему это определённо не в новинку. — Эдди металлист. Не хиппи. — Ещё лучше!.. — мистер Харрингтон оглядывается на Эдди с самой тошнотворно-ядовитой улыбкой. Эдди непроизвольно кривит такую же в ответ. — Обдолбанный панк!.. — Джон, прошу тебя… — Я не употребляю, — будто чувствуя, что надо подать признаки жизни за всей этой семейной сходкой, на чистом глазу пиздит Эдди. Поводит скованно плечами. — Это не у всех так… — Стереотипы!.. — миссис Харрингтон отчаянно пробует спасти ситуацию, но от её наигранно поддерживающего тона мурашки бегут не хуже, чем от откровенной враждебности отца семейства. — Джон, давай не будем. Все устали, я устала от тебя, давай сейчас… — Нет, ты погоди, я же хочу знать, кого наш сынок притаскивает в дом! — оглядывается за плечо резче, раздражённее, и, едва миссис Харрингтон, поджав дрожащие пальцы в кулак и накрыв им губы, закрывает в немом мучении глаза, он оборачивается обратно. — Как тебя, Эдди?.. — Да, мистер Харрингтон, — приходится зажевать нижнюю губу полностью, чтобы не выдавать, как она дрожит. — Вот что я хочу знать, Эдди: как твоя фамилия, как давно вы здесь прохлаждаетесь и какой ущерб был нанесён этому дому за это время. — Пап, — тон Стива холодеет. — Джон, это переходит… — Меня зовут Эдвард Мансон, — выдавливает поставленно в ответ. Эдди ненавидит оправдываться. Ненавидит. Но ещё хуже — жалость окружающих. Снисходительная милость, будто он не сможет держать ответ. Эдди с усилием поджимает нижнюю челюсть, подбирается — не выдаёт, каким бетонным валуном сваливается на него злоебучий папаша Стива. Пережил своего папашу, а этого — да раз плюнуть. — Эдвард Мансон?.. — Да, — подтверждает, переставая корчить подобие улыбки на губах. Вгрызается ответным взглядом. — Я в гостях у Стива несколько недель. И за это время ни одна… — Постой. Мансон?.. Что-то в чужих глазах меняется. С раздражённого упорства на… узнавание. Миссис Харрингтон в другой части гостиной охает. Блядь. — Эдвард Мансон, да?.. — мистер Харрингтон кивает сам себе, становится тише. Оглядывается на Стива. — Тот самый Мансон, что девчонку под передозом убил?.. Стив, я не ослышался?.. И едва возведённая сталь — спадает. Эдди сковывает льдом. Лицо бледнеет. Проступает то, что, кажется, всегда и было на поверхности — пугливая дрожь. — Господи!.. — миссис Харрингтон всхлипывает, отворачиваясь. — Пап, послушай, — начинает было Стив, защитно вскидывая руки и делая осторожный шаг в гостиную. — Это всё… — Ты умом тронулся?.. Стив, ты в своём уме?!.. — Он оправдан!.. — Джон, прекрати!.. — Что прекратить, Лиз?!.. Он домой убийцу притащил и наркобарыгу!.. Это ты называешь “его поиском себя”?!.. — Пап, чёрт!.. Успокойтесь, он… — Хватит!.. Не при людях!.. — Да он и не человек, Лиз!.. Не человек! Глаза тухнут. Эдди, занемевший в одной позе, молниеносно срывается с места. Наслепую пересекает гостиную, едва не бодает мистера Харрингтона в плечо. Тот отдёргивает руку, как ошпаренный. Ноги сами несут в коридор. Следом раздаются чьи-то шаги. — Стив!.. — Эдди, прости, — Стив налегает со стороны, как из пустоты. Пробует выловить его взгляд. — Отец на взводе, походу, опять разосрались. Это всё херня, слышишь?.. — Стив! Эдди не отвечает. Он замороженно смотрит на свои руки и хватает из вазочки ключи. Разворачивается, не взирая на цепляющегося за локоть Стива, и выносится из дома. Когда он на рефлексе проворачивает ключ в зажигании, наконец приходит осознание. Вот что не так: он забывает, кто он есть. Эдди Мансон, с которого с натяжкой сняли обвинения в убийстве Крисси Каннингем. Он — Эдди Мансон. Двигатель взвизгивает, свистит, и фургон с разгона выруливает задним ходом на дорогу, оставляет чёрные следы шин на асфальте. Через секунду — уносится в горизонт.

***

Дядя ничего не спрашивает, когда обнаруживает Эдди дома. Молча оглядывает, как он якобы погружённо с орущей музыкой в наушниках чиркается в тестах, стоит в проёме и уходит неслышимо. Видит по одним очертаниям напряжённой спины — не нужно сейчас с ним разговаривать. Эдди ничего не видит. Мир орёт, звук металла наполняет его до краёв, и это вышибает все чувства. В том числе и органы чувств: зрение, обоняние, тактильность. Не чувствует, как до боли кончик карандаша прожимает мозоль на пальце. Не чувствует, как ноздри разъедает сигаретный дым. Не чувствует, как слепо смотрит в бумагу, просто чиркая, закрашивая уголок с текстом в сплошной чёрный. Отпускает ближе к вечеру. Как раз дядька хлопает дверцей машины, уезжает на смену, а Эдди проминает кнопку стоп на плеере и выдыхает. Выходит в гостиную, и взгляд моментально приклеивается к потолку. Закрасили, а вот рельеф, рельеф не стереть краской. Из-под плотного слоя белизны проступает неровными тенями остатки разорванной крыши, насыщаются контрастом в приглушённом свете. Это навсегда, даже когда этот сраный трейлер вывезут на свалку. В этом месте умерла Крисси. Здесь. На глазах у Эдди. Трещина. Эдди отворачивается, чертыхаясь, бегло сгребает что попало из холодильника и возвращается к себе. Ждёт утра, чтобы поскорее свалить: в школу, на работу, куда-нибудь. Вместе с утренним криком птиц наступает апатия. По большому счёту, папашка Стива в чём-то прав: он действительно барыжил наркотой. Забавно, ведь буквально за пару дней до его приезда он как раз раскуривал косяк со Стивом, так что и в том, что он обдолбанный панк, он тоже, сука, прав. Не так важно направление музыки. И да, Эдди значился в ориентировках. Не за кражу, даже не за вес на кармане — за убийство. Всё объективно. Отказы в приёме на работу, косые взгляды, настороженность окружающих. Эдди Мансон всегда был большой проблемой. И это никогда не переставало быть правдой. Даже если забыться. Три недели беззаботного забытья захлопываются вместе с дверями в музей Харрингтонов. Впрочем, этого стоило ожидать, Эдди с самого начала знал, что этим всё и кончится: не хотел даже заезжать в гости, на минутку, интуиция ему орала из рупора, что это херовый самообман, временное удобство. Так и получилось. Утром в школе Эдди старается ни с кем не пересекаться — нет настроения разговаривать. Он намеченным маршрутом следует из кабинета в кабинет, утверждается в том, что везде успел за последний год наскрести себе на си. Ну, хоть что-то неплохо — он действительно выпускается. На школьном дворе он издалека видит Робин, трещащую с какой-то девушкой из оркестра, и сразу огибает по дуге. Он не держит зла на Стива. Не за что, в общем-то: он сам был не меньше него огорошен, что родаки вернулись так внезапно, и, скорее всего, у него сейчас проблем втрое больше. Но пересекаться или просто отсвечивать упоминанием от Робин не хочет. Эдди… нужно побыть одному. Однако уже под вечер, когда он флегматично отсортировывает крючки из коробки с новым товаром в магазине у Рузвельта, раздаётся характерный рокот двигателя и хруст гравия под колёсами тачки. Ну, Эдди не удивлён: и что по звуку может определить машину Стива, и что он сам решает заявиться. Харрингтон отличный парень. Наверное, это уже можно не повторять. Перелив музыки ветра при открытии дверей. Долгий звон покачивающихся звений. Эдди не поднимает головы. — Мой отец — ёбаный мудак. Не нужно смотреть, чтобы знать, как Стив замирает на расстоянии посреди прохода к прилавку, разводит в виноватом жесте ладонями, а затем… Хлопок. Да, хлопает себя потерянно по бёдрам, качая головой. Эдди выдыхает через нос, поднимает голову, отрывая взгляд от упаковок. Стив стоит буквально там, где он и предполагал — рядом со стендом с летними удилищами. Изламывает чувственно брови, вглядывается виновато-виновато в глаза. Будто он в чём-то вообще может быть виноват. — Ну, с моим не сравнится, — нейтрально поджимает губы Эдди в оценке, пожимая плечом. — Нет. Он — ёбаный мудила, — вздыхает Стив в ответ, делая шаг вперёд и взмахивая рукой. — Бля, Эдди… мне пиздец как жаль. Мне ужасно стыдно, неловко и… прости, пожалуйста. Что… бля, что тебе пришлось выслушать всё это дерьмо из его ёбаной башки!.. Он доходит до стойки, уныло опуская плечи в беспомощности. — Да я не так чтобы много нового услышал, — спокоен. Стив ловит его взгляд на секунду. Зажмуривается. — Прости, это было отвратительно, — выдыхает тяжело, опуская ладонь на поверхность. А заусенцев оторванных прибавляется. Нервничает, весь в мать. — Ты-то в чём виноват, — Эдди поджимает губы в остатке желания хоть как-то реагировать и чувствовать: теплеет на мгновение глазами за наигранным прищуром, да тут же тухнет в черноту. — Забей, Харрингтон. Херня случается. — Да в смысле… забить!.. — всхрапывает, запрокидывает голову, мечется бликующим влажным взглядом по свету из-за витрины. — Мой ебанутый наглухо отец просто!.. Чёрт, он действительно как с цепи сорвался!.. Мама сказала, что они и уехали-то так рано, потому что снова разосрались… Видимо, нашёл удобный повод вылить говнище! — Стив, — зовёт Эдди, привлекает на себя взгляд. — Ты не виноват. Харрингтон оглядывается, смыкает с промедлением губы. Выдыхает, отводит глаза и всё же качает головой в остатке несогласия. А Эдди не знает, что ему ещё сказать. Для него и так очевидно, что за реакцию отца он никак не отвественнен, странно даже думать, будто Стив мог что-то сделать и предотвратить. Да и предотвращать нечего — оно уже есть и будет. Эдди не отмоется. Никогда. Неважно, что официально обвинения сняты, неважно, что он уже несколько месяцев как завязал торговать наркотой — это не имеет значения. Эдди усвоил с самого начала своей жизни — что от тебя ждут, то ты и есть. Ждут проблем от парня из неблагополучной семьи? Будут. Ждут того, что он отшибленный и явно покуривает? Будет. Эдди — это проблемы, вызов. Потому что так и ожидалось с самого начала. — Я… мне паршиво, — прикрыв надолго глаза и поджав пальцы на стойке, выдыхает Стив. — Из-за того, что всё так… Ну, ты понимаешь. Все эти три недели всё было супер, а потом просто… — Эй, не убивайся, — качает головой Эдди, и вместе с движением будто внутри перекатываются остатки чувств, как колокольчик в пустой игрушке. — Всё равно я бы уехал скоро. Не так важно, как это произошло, в конце концов. — Мне важно, — обрубает Стив, резко подняв глаза. — Это… это же херня какая-то. Эдди встречает его прямой, душащий откровением взгляд. А внутри — пусто. До болезненного спазма. — Херня случается. Взгляд Стива тухнет. Опускается ниже. — Да, я… я знаю. Знаю. — Ты не виноват в том, что случилось, тебе не за что извиняться. — Я… да, наверное. — Стив. — Что?.. — Расслабься, — Эдди насильно выдавливает улыбку. — Всё окей. Мне не впервой подобное слышать, так что… всё нормально. Стив всматривается в ответ внимательнее. Бегает с глаза на глаз взглядом, будто пробует выскоблить изнутри, точно ли всё так, как Эдди говорит. А Эдди, на самом деле, сейчас действительно похуй. Похуй, в какой форме папаша Стива высказался — как ни крути, правда. Похуй, что их со Стивом тусняк кончился раньше, чем планировался — это и так бы произошло, херня. Похуй. Мертво. Как Крисси. Стив кривит губы на бок: закусывает край нижней на правой стороне, теребит, тянет на зубах. — Ты… точно в порядке?.. — Да, — Эдди жмёт флегматично плечами. — Что со мной будет. Твой отец просто выорался, поверь, если бы я впадал в ужас от каждого крика посторонних — я бы не дожил до своих двадцати. Стив очевидно ему не верит. Но в этом весь он: не забить, не спасовать, идти напролом, если нужно. Он ищет в Эдди предательскую слабость, случайное вздрагивание пальцев, натянутой успокаивающей улыбки. Но ничего нет. Эдди молча стоит напротив, смотрит в ответ спокойно и расслабленно. Расслабленность, скорее, от недосыпа. Прошлую ночь спалось как-то дерьмово. — Окей, — выдыхает через паузу Стив, сглатывает. — Я… я ещё вещи привёз. Там не все, наверное, но что на глаза попалось… вот… Эдди благодарит, говорит, чтобы не парился, потом остатки заберёт, когда буря утихнет. Выходит помочь перетащить их в фургон, курит недолго, пока Стив в краткости рассказывает, как теперь обстановка в музее. Как Эдди исчез из поля зрения, родители Стива быстро переключились друг на друга: отец перешёл со Стива на мать, мол, это она многое спускает на тормозах, и теперь их сын яшкается с отбросами; мать из защиты Стива и его друга, что так нельзя разговаривать с людьми и в каком свете они себя выставляют, переметнулась на ответное, ведь именно из-за отцовского давления и неконтролируемого пренебрежения ими двумя круг нормальных людей для общения снижается, отец буквально отравляет жизнь. В общем, ничего нового — всё та же пластинка. Стива хватило на полчаса желания выяснять отношения с ними, потом это попросту бесполезно. Он стоит, подперев поясницу, смотрит на небо, пока Эдди курит. Шоркает пяткой кроссовки по гравийным камням. Наверное, это Эдди стоит себя чувствовать виноватым — он же стал очередной причиной родителей Харрингтона разосраться вусмерть. Однако слов извинений не идёт на ум, на ум вообще ничего не идёт. Сплошной белый шум. Докуривая, Эдди говорит, что ему нужно вернуться к работе — там на складе ещё добрый десяток коробок с товаром. Стив, засуетившись, опускает голову, поводит потерянно локтями, закладывая ладони в задние карманы джинс. Мнётся, хочет ещё что-то сказать, но только разевает рот в начале оборванных фраз. — Это… хоть и кончилось всё каким-то пиздецом из-за отца… но всё было… супер. Ну, эти три недели… я рад был с тобой… потусить. Эдди вяло дёргает уголком губ в ответ, хмыкает. — Да, я тоже. А потом, затушив бычок о край бетонного основания здания, вскидывает наигранно по-тёплому прищуренный взгляд. — Ну, встретимся ещё. — Да!.. Да… Он провожает взглядом из-за витрины разворачивающуюся на парковке тачку Стива. Разглядывает, как подсвечиваются габариты, слушает, как шуршат колёса по гравию. Да, встретятся. Ну, пару раз ещё точно. Учебный год подходит к концу — уже не так много свободного времени остаётся. На несколько недель экзаменов клуб Огненной Геены берёт перерыв. Об этом не сговариваются даже, давняя практика. Их разбрасывает по кабинетам с контрольными, шуршанием бумаги, карандашей и уставшими взглядами учителей, затрахавшихся прохаживать из стороны в сторону: кто-то так время коротает и не смотрит на разной изъёбнутости шпаргалки, кто-то, напротив, сканирует взглядами-лазерами парту каждого, останавливается подолгу за плечом, оценивает, что пишут. Миссис Доусон особенно говниста. Но Эдди фундаментально похуй, он уже с ней три года кряду. Его возобновившейся рокерский вид не радует её взгляд, однако после нескольких недель примерных пуловеров и джемперов, бабка разоряется лишь на оценивающее хмыканье, но не более того. Как узнаёт Эдди, зайдя к ней через пару дней, на оценке это уже не сыграло роли — проходной набран, тесты за несколько лет он тоже выписывает терпимо, так что проблем никаких. Однако даже факт приближающегося железобетонного выпуска не радует. Эдди сереет, тускнеет. Таскается мрачно и молчаливо, оказавшись в полном одиночестве, старается не отсвечивать нигде, не заходит даже в столовую, предпочитая загаситься в фургоне или сразу уехать на работу. На работе под летний пик наконец появляются клиенты, очереди. Не привыкнув к такому ажиотажу в магазине, он с трудом адаптируется к напряжёнными сменам, впервые работает пару дней вместе с Рузвельтом, хотя чаще всего они делили день с напополам. Выходя под вечер, Эдди закуривает, умывает лицо ладонью — внутри по-прежнему ничего, только добавляется адская усталость. Рузвельт, выходя следом покурить, хлопает его умудрённо-молчаливо по плечу, кивает да так и остаётся стоять вместе без лишних разговоров. Эдди просто приходит под ночь домой и вырубается. Нервно-недолго спит, затем вскакивает в сраные пять утра не пойми зачем и пролистывает учебники, повторяет темы, которые попадутся в тестах вероятнее всего. Ничего кроме этого. Работа-школа-работа-спать-школа-работа. Не так Эдди представлял себе окончание учёбы. Серость рутины усасывает глубоко и прочно, кажется, что ничего из неё вышибить не может. Но всё же всегда найдётся повод сделать ещё хуже. После работы в магазине Эдди полусонно-полуосознанно рулит по окружной дороге, с запозданием понимает, что не туда, но сил разозлиться на самого себя нет — просто цыкает, выкручивает руль и меняет маршрут, непривычно выплывая не с той части города, с которой привык. И в сумерках у дороги, когда останавливается на светофоре, видит Джонатана и Нэнси. Уиллер опознаётся по монашескому прикиду клуба благородных девиц. А вот Байерс — по затормаживащему блеянию, обрывистым жестам и едва заметной валкой походке. Чел обдолбан, а принцесса определённо этому не рада. Эдди как набредает случайно на них взглядом из-за поворота, так и подлипает, вслушиваясь в долетающие обрывки ругани. Судя по услышанному: топают с какой-то совместной вылазки. Джонатан там успел втайне от принцесски дунуть, долго пробовал не палиться, но всё же по его расширенным зрачкам она выкупила подвох и вот теперь моет мозги за то, что он теряет себя, уходит в это дерьмо, а она просто ему хочет помочь вылезти. От забитого Джонатана не ожидается активного сопротивления. Он же ещё и обдолбанный — куда ему. Однако, на удивление, тот вступается в честь дури до поразительного рьяно: выкрикивает что-то нескладно в ответ, машет руками, отплёвывается зло и раздражённо. Типичная песня накуренного: это не зависимость, он просто хочет расслабиться, а с Нэнси он не может, она постоянно давит и давит на него, терпеть по трезваку это невозможно. Эдди слушает это, расфокусированно глядя на пляшущие тёмные фигуры, а затем, как резким звонком будильника — шлепок. Уиллер ухерачивает своему любимому Байерсу оплеуху. Да так звонко, что Эдди, пропустивший уже несколько сигналов светофора, просыпается, смаргивает потерянно. На счастье, разругавшаяся парочка сваливает в другую сторону, поэтому выехать через полминуты возможно без подозрений. Но другие подозрения оправдываются — близится конец отношений Уиллер с её укурышом Байерсом. Скоро она окончательно психанёт, если это ещё не произошло, и помеха в виде Джонатана исчезнет. Стиву будут открыты все пути. Приличная, но твёрдая, как камень, девочка Нэнси с хорошей семьёй и золотыми перспективами, и красавчик-король Стив с золотой семьёй (в плане достатка) и хорошими перспективами. Батьку Стива точно понравится Нэнси. А хули, не курит, не пьёт, самодостаточная, любит их сына и однозначно наставит его на путь истинный, если кому-то кажется, что он с него сбился. Не Эдди Мансон: убийца, барыга, ублюдок из трейлер-парка. Приехав домой и заглушив двигатель, Эдди не хочет выходить из машины. Сидит в темноте, смотрит пространно перед собой. Всему приходит конец, да. Всему. Славным денькам в клубе Огненной геены, расслабленной жизни без работы, взаимовыгодному сексу. Вся жизнь кричала, что во взрослой жизни его нихуя не ждёт. Это правда. По факту, Эдди выходит из школы ни с чем, кроме грёбанного и нахуй никому не нужного аттестата: без любовника, без друзей, без клубов по интересам. Всё остаётся там, позади. А как дальше будет Эдди — сам Эдди без понятия. Впервые за неделю наконец проступает новая эмоция, кроме повальной усталости — раздавленность. Наверное, Эдди раздавило ещё тогда, в музее Харрингтонов. Просто сейчас это состояние наконец догнало его мозг, сформировалось в стойкое и тяжёлое. Он зажмуривается, морщится в старательном желании отогнать это дерьмо, пересилить, перетерпеть, но сил хватает лишь склониться и упереться лбом в руль, упасть потухшим взглядом в темноту под ногами. Паршиво. И даже к Стиву, к которому хотелось по привычке завернуть, не поедешь — теперь всякий смысл отпадает, что приезжать к этому ебучему музею, что просто вылавливать Стива рядом, встретиться, перевести дух. Он больше нахуй не упал Стиву. Эдди закрывает в мучении глаза, сглатывает комок в горле, клацает беспуто зубами, сдвигая нижнюю челюсть то вправо, то влево. Немного осталось. Нужно перетерпеть. Единственное, что утешает — хуже не будет. Не случится же новая какая-то потусторонняя хуйня, чтобы окончательно добить. Эдди открывает дверь домой в три часа ночи. В полутьме тихо укладывает ключи в вазочку, старается незаметно проскользнуть к себе, пока дядька спит, но тот всё равно поворачивается на диване на звук, оглядывается в темноту. — Эдди?.. Ты чего так поздно?.. Думал, ты у своей… Эдди замирает. — Нет у меня никого своего, дядь. А затем дёргается, будто испуганно, поводит плечом и уходит к себе. Закрывает дверь. Выходной начинается с утренней смены. Эдди приезжает к магазинчику даже раньше, чем нужно — за неделю привычка просыпаться рано въедается в подкорку, выгоняет его подальше из дома в серо-туманное утро, где ещё никого нет. Это и неплохо, учитывая, что Рузвельт доверяет ключи для открытия: посидит на работе, поперебирает товар на полках, может, покопается в оставленной бухгалтерской книге, досведёт то, что сам Рузвельт подустаёт сводить под ночь (где-то расчёты, как в ПиД, пригождаются). Красный пикап, припаркованный у обочины недалеко от магазина, даже не отпечатывается чем-то необычным в пейзаже: его замершие очертания прочно въедаются, подтираются лёгким туманом, он недвижим, как стволы деревьев, полотно асфальта и утопающая в серости крыша магазина. Похрустывает гравий на парковке, когда колёса плавно скатываются с дороги к магазину. Эдди полусонно захлопывает дверцу фургона, устало шагает к лестнице, перебирая ключи на связке. Сбоку посреди вязкого тумана выступает тень. Он не замечаёт её на периферии — все недвижимые объекты сливаются в одно неразличимое пятно серости, не вызывают ничего, кроме очередного прилива скуки и апатии. Пока тень не направляется к нему. Эдди замечает неожиданное движение запоздало, вздрагивает и отдёргивается панически к перилам, оставив ключи в замочной скважине. Посреди тумана и пустоты утренней дороги — женщина. В первую пару секунд мерещится, что призрак: серая дымка окутывает её, как нечто потустороннее, её замерший взгляд и чуть сутулая поза отдают нечеловеческой неестественностью. Есть в ней что-то… мёртвое. Однако после сухого сглатывания и секунды обездвиженной паники доходит — обычная, живая. Серовато-скуластое лицо кажется смутно знакомым. Эдди промаргивается, отмирает, чуть прищуривается на её силуэт. Женщина стоит. Смотрит остекленевшими глазами, как безумная или угашенная. Но вроде Эдди никогда ничего не толкал людям в возрасте. По крайней мере, женщинам. Но он всё равно улавливает что-то знакомое. Спустя секунд двадцать пауза становится неловкой. Эдди стоит, она тоже. Пырятся друг на друга посреди оглушающей тишины. — Эм… мы ещё закрыты, — на проверку чуть неуверенно заговаривает. Ещё раз окидывает женщину подозрительным взглядом, но с расстояния она выглядит вполне материальной: аккуратные балетки, серая юбка чуть ниже колена, отросший блонд волос, зализанных в хвост. Стоит, сжав с усилием запястье одной руки, что та по-живому наливается кровью. — Приходите через час!.. Женщина не отвечает. Молча и оцепенело шагает вперёд, похрустывает гравием. Точно живая. Только напрягающая и болезненная. Вроде не зомби. Не то чтобы Эдди всерьёз пугали женщины среднего возраста, но эта выглядит откровенно дикошарой, несмотря на приличную одежду: кто вообще, нахуй, будет стоять посреди дороги вдалеке от жилых районов, ещё и так жутко. И, судя по всему, это ненормальная не моргает, лупится неотрывно. Сомнительно, что ей что-то нужно в рыболовном магазине. Вряд ли в этой юбке можно потом сидеть с удочкой. Молчание тянется. Каркает где-то в лесу ворона. — Мэм?.. — окликивает ещё раз Эдди и на всякий случай кладёт руку на ручку двери. — С вами всё хорошо?.. Вдруг она останавливается. Замирает в паре метров от лестницы, смотрит так же пронзительно. Отвечает: — Нет, — вблизи кажется, что её губы белеют и прыгают. — Нет, со мной не всё хорошо. Внутри что-то болезненно укалывает: блядь, у Эдди настолько ебаная жизнь, что единственное, что он может предположить о человеке, ведущем себя тормознуто, так это то, что он под кайфом. А, возможно, ей требуется помощь. Как там выглядит инсульт?.. Эдди смаргивает липкий дискомфорт, убирает ладонь с ручки. Ещё через секунду окончательно отмирает, спрыгивает торопливо по ступенькам навстречу. — Вам плохо?.. — приглядывается, не зная, что делать и что ожидать. Подходить вплотную пока не торопится. — Вас подвезти до… — Это ты. Останавливается. Не понимает смысл. — Простите?.. — Это ты, — у неё и вправду прыгают в дрожании губы, а лицо — бескровное, неживое — подёргивается смесью нервных тиков. — Ты убил мою дочь. Эдди каменеет. Женщина с усилием поджимает прыгающие губы, втягивает подбородок до апельсиновой корки. Ладонь, сжимающее запястье, выкручивается, выламывается, перехватывает крепче руку, будто сдерживает. — Ты убил мою Крисси, — теперь не мигающий взгляд подёргивается блеском, влагой. — Убил мою девочку… Эдди врастает в место. Не может пошевелиться. Весь мир зами… умирает. Сужается до одной точки. Одной точки — чужих блестящих от стоячих слёз глаз. Миссис Каннингем тискает невротично запястье, трясётся, но не отводит их. Белки красные от лопнувших капилляров. Зрачки суженные. — Я всё смотрела за тобой, — её голос сипнет, превращается в надломленный шёпот. — Смотрела и хотела заглянуть в твои глаза. Посмотреть. Как ты смотрел на мою девочку перед тем как убить. Мою маленькую, хрупкую девочку… Язык присыхает к нёбу. Всё лицо холодеет. Под взглядом этих глаз Эдди перестаёт быть человеком. Он… — Убийца, — шипит она, и уголки её губ, трясясь, опускаются вниз. Падают, волнуют нечёткий овал лица сплошной дрожью. Вот откуда он её знает — заходила в магазин. Та самая непонятная покупательница. Мать Крисси. Мать изломанной, перекорёженной Крисси. — От меня, как от полиции, не откупишься, — миссис Каннингем с усилием поджимает губы, щурит глаза. — Я не знаю, что ты сделал, какую суммы ты им предложил, но я не они. Я всё сделаю, чтобы ты оказался в тюрьме. Подонок!.. Эдди тоже не моргает. Не может. Кажется, глаза должны начать сохнуть, но он не чувствует этого. Не чувствует. Слабый импульс заставляет приоткрыть рот, дёрнуть пальцами в слабом жесте, попытаться что-то сказать, хотя бы… — Не смей мне ничего говорить!.. — её голос подскакивает так резко, что придавливает весь молчащий лес под своей силой. Режется, рубит, расчленяет на кусочки. — Не смей!.. Слышать не хочу твой мерзкий голос!.. Пока ты развлекаешься с друзьями, работаешь, моя девочка в холодной земле!.. Одна, совсем одна!.. Хрупкая, маленькая… Пальцы как слабо приподнимаются, так и опускаются. Эдди смыкает губы. Трясущиеся губы. Влага перекатывается с нижнего века и спадает от нервной дрожи по щеке. — Делаешь вид, что тебе больно?!.. — её лицо наливается краской, взгляд сатанеет. Пальцы крепче обхватывают побелевшую руку. — Тебе не может быть больно!.. Бездушный монстр!.. Будь я такой же, как ты, я бы разорвала тебя сейчас на маленькие кусочки!.. Вывернула бы так же, как ты мою дочку!.. Урод!.. Ты хотел её накачать наркотиками и изнасиловать, да?.. Насилуй, но оставь живой!.. Живой!.. Моя Крисси была честной, умной, ответственной девочкой!.. Она бы никогда не пошла с тобой!.. Она сопротивлялась!.. Сопротивлялась и ты её убил!.. Обесчестил, измывался!.. Выродок!.. Эдди ничего не видит. Ничего. Слёзы катятся и катятся из глаз, но он молчит, дрожит губами, кадыком в холостом сглатывании по сухой глотке. Трясётся. Не может шелохнуться. — Ты работаешь, строишь планы на жизнь!.. — миссис Каннигем всхлипывает, зажмуривается с болью, голос ломается. — А Крисси, Крисси… она в земле. Ей там так одиноко и холодно… Это ты должен быть на её месте!.. Лежать и гнить!.. А она должна жить!.. Жить, как всегда хотела!.. Но она… она, она… Ты уничтожил её. Уничтожил мою девочку, убил!.. Руки колотит. Эдди молчит, смотрит распахнутыми глазами, из которых просто льётся поток. Он не может ответить. Ему нечего отвечать. Ведь это… правда. Крисси была достойна жить куда больше, чем он. Крисси хотела бы жить куда больше, чем он. Крисси… должна была остаться живой. Но Эдди убежал. Струсил. Испугался и даже не попробовал помочь, может, её можно было бы спасти. Он бросил её одну: сломанную, испуганную, потерянную. Разменял свою паскудную жизнь на её. Потому что даже тогда, когда он мог вернуться в этот сраный мир и постараться перебить всех, он не решился. Он никого в этой жизни не решится спасти, даже ту, которую любил. Эдди Мансон — действительно выродок. Урод. Его ничего не ждёт в жизни и никогда не ждало. Он не сделал ни единого достойного поступка. — Чтоб ты сдох!.. — срываясь, выплёвывает гневно миссис Каннингем, наконец отпускает руку — хлещет ею по воздуху. Эдди даже не дёргается, только закрывает веки, дрожит всем лицом. — Ты должен быть в тюрьме!.. В тюрьме! Я добьюсь, чтобы тебя посадили!.. Добьюсь!.. И пусть там над тобой так же измываются, как ты над моей девочкой!.. Эдди нужно было умереть ещё там, на той стороне. Нужно было. Если миссис Каннингем сейчас его убьёт — так и должно быть. Она просто исправит его ошибку. — Миссис Каннингем!.. Мужской крик. Эдди не узнаёт его, не узнаёт ничего. Он просто стоит с закрытыми глазами и не понимает, зачем вообще живёт. Говённое прошлое. Никакого будущего. Настоящее, где он пытался забыть о том, как он бросил Крисси. Настоящее, где он — убийца. — Уйдите!.. — Отстань, Хэтчет!.. Ты держишь под боком убийцу!.. — Я просил вас не приходить!.. Вы вынуждаете меня позвонить в полицию!.. — Звони, звони!.. Они всё равно ничего не сделают!.. Никогда ничего не делают!.. Он убил, убил её!.. И всем до этого нет дела, убийца на свободе, здесь, работает у тебя!.. — Миссис Каннингем, успокойтесь!.. — Пусть этот выродок вернёт мне дочь!.. Эдди подстреленно открывает глаза и уставляется слепо в гравий под ногами. Не слышит, как хлопает дверца машины, как взвизгивают колёса по асфальту. Он не отмирает даже тогда, когда Рузвельт кладёт ему ладонь на плечо и говорит “парень, ты как?..” У Эдди мокрые от слёз щёки и пустые глаза. Эдди никак. Он мёртв.

***

Позвякивает колокольчик у двери, когда Рузвельт с эханьем выходит из магазина обратно на ступеньки, прикрывает дверь. Старое дерево скрипит, хрустит, проминается под тяжеловесным шагом. Эдди сидит с сигаретой, зажатой между пальцами, так и смотрит слепо сквозь лестницу, гравийный камень. Вьётся лента дыма, тлеет бычок. Рузвельт садится с кряхтением рядом и протягивает бутылку воды. — Выпей, умойся, станет получше, — на выдохе говорит. Эдди смотрит перед собой. Смотрит. Через лишние несколько секунд распознаёт протянутый предмет у лица, вздрагивает запоздало и вяло принимает бутылку с кивком. Рузвельт рассказывает, что миссис Каннингем давно начала преследовать Эдди. Сошедшая с ума от горя мать. До рождества она билась с полицейскими, ходила по местным газетам, делала всё, чтобы закрытое дело Крисси подняли вновь и объяснили ей, почему Эдди Мансон ни при чём. Картина ясна, как белый день: он увёз Крисси под благим предлогом, начал домогаться, встретил сопротивление, за это прикончил. Он ведь вылитый психопат: антисоциальные характер, заработок, были приводы в полицию, затем после смерти Крисси он скрывался несколько недель. Можно понять, почему она считает, что дело замяли. Считает, что Эдди каким-то способом купил власти, полицию, что на него не найдено достаточно улик. У Эдди, правда, нет никаких денег. Всё, что у него было, и то рассыпается в прах. Людей тоже можно понять — история мутная. Сложно поверить, что отбитый второгодник с весом на кармане никак не причастен к смерти девчонки. Люди верят, сочувствуют её горю. Кто-то, кого задела история жестокого убийства, помогает посильно. Плакаты, отказы в работе, сведения о передвижении самого Эдди. В какой-то момент, видимо, даже народный поиск зашёл в тупик. И миссис Каннингем всё взяла в свои руки. Поначалу наблюдала издалека за Эдди, смотрела, что делает, где бывает, с кем общается. Затем узнала, что Рузвельт взял его на работу, и стала наблюдать за ним. Так Рузвельт и поймал её несколько раз — заметил. Постарался поговорить по-человечески, посочувствовать, но намекнул, что здесь Мансон работает и никак не показывает себя с плохой стороны, увольнять его он не собирается. Эдди сидит с дотлевшей сигаретой и бутылкой воды, смотрит в землю. Всё это время он чувствовал, замечал на периферии странности, но… он был в забытье. В сладком, редком забытье. Наверное, он просто не хотел этого видеть. Не хотел знать, что его жизнь — сраный ад. — Я был в тюрьме, — расчиркивая зажигалку, вздыхает тихо Рузвельт рядом. Затягивается, выдыхает тяжело дым в туман, щурится на сурово замолкший лес. — Отсидел пять лет, потом условно-досрочное. Был моложе тебя, мне было девятнадцать. Эдди моргает, но не чувствует это. Переводит пустой взгляд на сантиметр правее по земле. — Воровал с приятелями, — причмокнув губами и поморщившись от табака налипшего на губы, продолжает. — Так, по мелочи. Искали способ заработать и свалить поскорее из своей дыры. Идиоты безмозглые, что взять. В один из разов мы ввалились в дом, а там девчонка. Пятнадцать ей было. Крисси было семнадцать. Если подумать — это же совсем ничего… Совсем не пожила. У Эдди перед глазами её тёплая улыбка, прищур огромных глаз. А следом — груда переломанных костей в форме чирлидерши. Смаргивает. — Ну, я и ещё парень хотели уйти, испугались. А третий… третий решил припугнуть, — Рузвельт вязко смотрит перед собой. — Этот урод избил и изнасиловал девчонку. Вышел к нам, сказал, что она никому ничего не скажет. Крисси тоже больше никому не скажет. Ничего. Да и вряд ли она бы могла объяснить то, что с ней происходило. — Приятель-то второй поверил, пошёл за этим, а я… — нахмуривается, долго выдувает дым. — Знал этого подонка. Чувствовал, что ничего хорошего. Меня и дёрнуло подняться, проверить, что с ней… Я нашёл её в крови. А я ж не зверь, сердце дрогнуло — стал откачивать, вызвал скорую. Эдди зажмуривается, поджимает дрожащие губы. Он не сделал ничего из этого. Ничего. — Потом струсил, конечно, — Рузвельт хмыкает. — Дал дёру, пока копы не приехали. Девчонка выжила, слава богу, успели её спасти. А вот нас уже не спасти было. Нас нашли буквально за пару дней, повязали. Приятель-то смекнул, что благодаря моему подвигу сострадания попались, подговорил второго. Изнасилование и покушение повесили на меня. Эдди открывает глаза. Влажные. Пустые. — В общем… долгая это история, но приятели отделались легко, я взял тяжёлое. Когда вышел, возвращаться некуда, вернулся в свой городок. А там я — убийца и насильник. Пальцы прижигает, только тогда Эдди отмирает из апатии, сбрасывает окурок в гравий. Смотрит, как последняя нитка дыма поднимается с земли. — Работы не давали, даже говённой. Мать в отчаянии, — Рузвельт выдыхает тяжело, чмокает сигаретой. — Давно это было, да… Но как сейчас помню то чувство — безысходность. Мудаком я не был, чтобы и дальше жить как ворьё, а дальше и путей не было никаких: либо снова в тюрьму, либо вены вскрыть. Вдруг он усмехается, хмыкает безрадостным смешком. — Пять лет я едва ли не бомжевал по штату, брался за любое дерьмо, лишь бы наскрести на достойную жизнь. Знал одно — тут мне не за чем оставаться. Не так важна правда, парень, как то, что знают окружающие — это и решает твою судьбу. Замолкает. Мусолит немного сигарету в пальцах, перекатывает. — Я сразу, как тебя увидел, себя вспомнил, — говорит тихо. — Мой тебе совет: заработай у меня, сколько можешь, кончай свою школу и вали на все четыре. Здесь уже никогда не сложится, как бы ты ни старался. Сейчас сезон, пойдёшь на полную смену летом. Обижать не буду с оплатой, толковый ты вроде парень, если надо, рекомендацию какую черкану, авось поможет тебе где. Главное… главное продержись чуток. Там полегче будет. Вдруг Эдди отмирает, поворачивает замороженно голову. — А если это правда?.. Что, если я убил?.. Рузвельт встречает пустой взгляд Эдди спокойно, умёдрённо. Вглядывается в ответ в слезящиеся глаза, поджимает губы в размышлении. Молчит. — Видел я мудаков, Мансон, — наконец кивает, водружает непосильно тяжёлую ладонь на плечо. — Видел я их глаза, как там Каннингем говорила. Ты не убийца. Глаза у тебя светлые, ребяческие, слёзы настоящие. Не знаю, что случилось с девочкой, но ты и пальцем её не тронул — это я чувствую. Он хлопает ещё раз, сжимает посильнее пальцы не плече. Затем, поджав губы, затягивается в последний раз и поднимается. Эдди остаётся сидеть на ступеньках с бутылкой воды. Слушает, как скрипят надрывно, как отлетает окурок в сторону. Ему действительно стоит свалить. Пока ещё не поздно. Шок от встречи утром спадает постепенно. Как морок, как сон в лёгкой дрёме, когда не знаешь, правда это было или нет. Рузвельт даёт Эдди передышку на несколько часов. Утыкается сам в бухгалтерскую книгу, считает что-то, звучно щёлкая кнопками на калькуляторе, а Эдди беспуто сначала курит на улице, затем прислушивается к совету — выпивает полбутылки, а вторую часть выливает себе щедротно на лицо, добавляет в туалете пригоршней ледяной воды из-под крана. Вода колеблется каплями на длинных волосах, ухудшает и без того не триумфальный вид. Эдди в дерьме. В полном. Когда вынырнул из сахарной жизни с Харрингтоном, это впечатывается в лоб раскалённым, неотвратимым. Эдди бежал от осознания реальности успешно полгода. Будто залихватские поебушки как-то помогали не думать о том, что действительно происходит в его жизни. Будто всё по-старому. Но по-старому ничего уже не будет. Никогда. Остаток дня проходит как в дерьмовом сне. Что-то происходит, какие-то люди, что-то делает, но ничего не запоминается, не оседает осадком — Эдди просто функционирует, не отдаёт себе отчёта в происходящем. Вечером возвращается домой и валится спать. А на следующий день дядька вдруг ни с того, ни с сего заявляет, раздражённо-нервно нарезая круги по гостиной — они уедут из Хокинса нахер. Оказывается, пересёкся вчера вечером в баре с Рузвельтом. Узнал о визите миссис Каннингем. Эдди никак не реагирует на его нервные закуривания одной за другой сигареты. Ничего не отвечает на комментарии в пустоту о том, что у каждого свои дети и каждый будет бороться за них по-своему. Эдди сидит на краю кресла и смотрит в никуда. Потом вдруг отмирает, говорит тихо, непривычно неброско для себя, что дядьке не нужно никуда уезжать: сколько лет здесь, на одном месте, ему тяжелее будет искать работу, как-то приспосабливаться. В конце концов, Эдди всегда мечтал свалить. Значит, его мечта сбудется. Жизнь уродует мечты и стремления. Как тело Крисси — Векна. Трещина немо замирает на потолке. Теперь — до очевидного глубокая. Дядя садится на край дивана, сцепливает в замок пальцы. Закрывает лицо в нём, долго массирует большими пальцами переносицу. — Школу окончи, — по-забытому родительски выдавливает, искренне пытается сгладить нехорошее. — Окончу. Летом заработаю побольше и уеду, — Эдди бесцветно смотрит на ковёр. — Справлюсь. Не переживай, дядь. Тот выглядывает из-за пальцев, морщит лоб сложночитаемым изломом бровей. Всматривается в притихшего Эдди рядом, у которого так и не отмирает взгляд. Зажмуривается. Выдыхает тяжело. — Ладно. Ладно… Восемьдесят шестой — последний год. Всего лишь год назад Эдди представлял свой выпуск чем-то грандиозным, началом нового и лучшего. Но всё происходит как обычно. Ему снова нужно бежать. И сейчас — как можно дальше. От всего. От всех. В Хокинсе его больше ничего и никто не ждёт.

***

Ритмично шоркают кроссовки по асфальтовой дорожке. Дыхание под счёт, сгрупированные взмахи руками в темп бега. Знакомые крыши домов пролетают мимо за распустившейся под лето зеленью, однотипно сменяют друг друга. Отец говорил, что у района был один застройщик — Стив не видит разницы. Что их уродский дом, как кинутая деталь конструктора на участок, что эти, остальные. То, что называет хорошим районом. Тихим. Стив добегает до перекрёстка со столбом светофора, замедляет шаг. И пока упирается руками в бёдра, выдыхает тяжело, затравленно — это помогает избегать лишних мыслей, крутящихся в голове — набредает взглядом на сложившуюся от ветра листовку на столбе. Поднимает руку, расправляет. Эдди забавный на этой фотке, если не думать о контексте. Стив как-то раз ловит себя на мысли, что странно, что он не слишком обращал внимание на него в старшей: тогда казалось, что Мансон отбитый фрик, как и прочие, ударившиеся в металл — ничего интересного и стоящего внимания. А сейчас смотрит и первый рефлекс — улыбнуться. Следом осмысленное: поджать губы, сглотнуть и отодрать дебильный клочок бумаги от столба, смять в руках. Это уже входит в привычку: оббегать весь квартал, параллельно снимая то и дело возникающие обратно плакаты с Эдди. Дом Каннингемов где-то в конце другой улицы, но по ощущениям, они бегают быстрее, развешивая новые и новые листовки. Робин говорит, что мёртвое дело — он так только нарвётся на вопросы, Хоппер же говорил им, чтобы старались по мере возможности не отсвечивать, если будут проблемы, то приходить к нему. Но что-то Стив не видит бегающего шерифа по утрам в их районе. Не видит, чтобы стенды в центре города пустели от забавных фоток с Эдди с совершенно не забавными надписями “убийца на свободе!”. Единственное, что радует — Эдди нечасто их замечает. Поэтому Стив, хоть это уже и не имеет никакого толка в его районе, всё равно бегает по заученным маршрутам, собирает все столбы, лишь бы не пропустить очередной листовки. Когда-нибудь у Каннингемов кончится бумага. Или желание давить на человека, и пальцем не тронувшего их дочь. Загорается зелёный, и Стив, выдохнув и машинально качнув головой, подбирается, пересекает трусцой дорогу. Ещё пара перекрёстков, и он свернёт налево, начнёт оббегать по кругу часть леса, вернётся к себе через шоссе и лес, окончательно проветрит голову. Когда бежишь — не думаешь ни о чём. Только дыхание, темп, реакция мышц. Спорт здорово освобождает голову от ненужного, даже жаль, что в видеопрокате не так много места, чтобы нарезать круги, а после определённых событий и не особо загруженных дней это становится необходимо. У Стива на секунду сбивается дыхание, он сбавляет темп, выравнивает вдохи и под второй снова наращивает скорость. По сторонам дороги дома плавно сменяются на опушку леса, затем прорежаются съездами, поодиночке из лесного массива выныривают редкие постройки — близится центр. У Стива намокает футболка между лопаток, пот слепливает корни волос, приходится раз в несколько метров сбивать отлаженное покачивание рук, перебрасывать чёлку с одной стороны на другую. По маршруту как раз на следующем перекрёстке есть стенд. Остановится, выдохнет, сорвёт новую пару листовок и двинет направо по улице. Подбегая, Стив издалека замечает знакомую волнистую копну волос. На мгновение в груди сжимается приятно, как от удачного шанса для встречи — ненавязчивой, случайной — но проходит ещё полсекунды, и первая ассоциация испаряется, вместо неё возникает обычное узнавание. Нэнси. Точно, этот ещё мешковатый бомбер подтирает издалека очертания женской фигуры, становится похож на джинсовую жилетку с кожанкой. Что ж, пересечься с ней Стив тоже не против. Вроде бы Робин что-то говорила про её поступление, будет удачной возможностью расспросить. Нэнси стоит у стенда, кажется, что-то клеит или наоборот — срывает тщательно, чтобы и обрывка от бумаги не осталось. — Хэй, — по-простому взмахивает Стив ладонью, замедляя шлёпяющий резиновыми подошвами шаг, приглаживает к голове растрепавшиеся волосы. Нэнси оглядывается пуганно, недоверчиво — со школы этот оценивающий, беглый взгляд, настороженный, в прищуре он становится острее, метит под самые рёбра. Однако сейчас, сразу опознав Стива, она лишь дёргает уголками губ в поспешной улыбке, кивает, тоже отвечает тихо “привет” и снова отворачивается к стэнду. — Что ты… — успевает заговорить Стив с улыбкой, прежде чем узнаёт в её руках листовки. “Убийца на свободе!”, “Полиция разводит руками!”, “Не было предоставлено улик в невиновности!” Улыбка сходит с лица. Нэнси оглядывается, замечает потухший взгляд Стива, тут же открывает порывисто рот, закрыв глаза в начале формулировки фразы, но ничего сказать не успевает — со стороны подходит женщина, кивает спешно в благодарности и забирает у неё из рук пачку. Лицо землистое, отросший неаккуратно блонд в волосах, глаза бесцветные. Миссис Каннингем. Стив моргает, отворачивается нервно в сторону, накрыв в будто случайном жесте рот ладонью, но в действительности вцепляется другой рукой себе в бедро, перепадает на другую ногу для устойчивости. О-хе-реть. — Спасибо за помощь!.. — из остатков сил тепло улыбается миссис Каннингем, выравнивает бережно листовки по краям. — Признаюсь, я в последнее время совсем ничего не ем… так хотя бы успела воды выпить. Спасибо!.. — Да что вы, — скованно улыбнувшись в ответ, кивает Нэнси. Искоса бросает взгляд на Стива, но сразу же отводит, эмпатичнее подаётся к женщине. — Вам сейчас нелегко, миссис Каннингем… От лица газеты и просто неравнодушных — я готова помочь, чем смогу. — В наше время неравнодушие, похоже, смертный грех… — кисло отвечает, поджимает подрагивающие губы и опускает глаза. — Ещё года не прошло, как о моей Крисси все забыли… Понимаю, в последние несколько лет в Хокинсе столько потрясений, а моя Крисси, она… она будто очередное несчастье на наши головы. Но, сами понимаете, мне, как матери, это… — Понимаю, конечно, понимаю, — сочувственно кивает она в ответ. Миссис Каннингем смотрит под ноги в прострации несколько секунд, затем, как отмерев из спячки, оглядывается, замечает на периферии ещё одну фигуру. Стив, старательно прижимая ладонь к губам, вскидывает брови вместо приветствия, сразу же опускает взгляд. Говорить что-либо не хочет. Однако у миссис Каннингем, напротив, взгляд темнеет. Её ссутуленная фигура напрягается, обретает чёткость. — О, сын Харрингтонов, — её губы сжимаются в бесцветную полоску. — Дружок Мансона. Что, хочешь вырвать листовки прямо у меня из рук, не хватает обрывать их по всей округе?.. Нэнси испуганно-непонимюще переводит взгляд. А Стиву остаётся лишь отвести ладонь от губ в молчаливом согласии, вдохнуть поглубже. — И вам здравствуйте, миссис Каннингем. — Стив… Стив так не делает, — прикрыв глаза и закачав головой, сразу вклинивается Нэнси, выдавливает примирительную улыбку. — Миссис Каннингем, мы можем вам помочь. Если хотели бы, Стив тоже мог бы… — Знаю, что он может, — обрывает холодом, не отводя взгляд. Впивается в своё запястье, на котором не заживают полосы расчёсываний от ногтей. — Стив, ты же был хорошим юношей. Для чего ты связался с убийцей?.. — Он… — выдыхает, закатив глаза — его вынуждают вступить в диалог. — Он не убийца, миссис Каннингем. Это… — Ложь! — её тихий голос за секунду разражается криком на всю округу, заставляет обоих вздрогнуть. — Ложь, я видела вчера этого ублюдка!.. Видела!.. — Миссис Каннингем… — Нэнси аккуратно подходит ближе со стороны. — Прошу вас… Не нервничайте так, у вас совсем не останется сил… И едва подобравшаяся женщина, прожигающая насквозь не мигающим взглядом, вдруг резко обмякает плечами. Взгляд расфокусированно падает на землю, ослабляются пальцы в обхвате на запястье. Она действительно держится из последних сил. На ней лица нет. Вид миссис Каннингем вызывает сочувствие и жалость. Прежняя цветущая женщина, всегда одетая с иголочки, постепенно превращается в труп. Стив поджимает губы, отводит глаза. Знает, что винить её не в чем. И от этого только поганей. — Стив видится с ним… по нужде, — поймав момент, уверенно заговаривает Нэнси, сама не зная о чём, склоняется, ловит взгляд женщины, стараясь успокоить. — Стив может помочь вам. Давайте вы отдохнёте, а мы вместе с ним обойдём округу и развесим плакаты?.. Не переживайте, пожалуйста, я лично за всем прослежу. Стив переводит резко взгляд обратно, смотрит, как она осторожно поддерживает миссис Каннингем за плечо. Той, от резкого всплеска эмоций, становится дурно, глаза закатываются. — Вам нужно поесть, — совсем тихо продолжает. — Миссис Каннингем… Нет, не нужно ничего говорить. Не нужно. Стив зажмуривается, опускает тяжело голову, встряхивая волосами, и сильнее впивается пальцами в бёдра. Терпеть. Ничего не говорить. По крайней мере не тогда, когда женщина в таком состоянии. Нэнси шикает, просит Стива забрать листовки шёпотом. Он, помявшись, всё же кивает, подаётся ближе, забирая, пока Нэнси мягко поддерживает женщину и уводит в сторону стоящего неподалёку красного пикапа. Ладонь жжёт отвращением. И непонятно к чему. Стив безысходно уставляется в прищуренные в смехе глаза Эдди с чёро-белой фотографии. Несмотря на дикую улыбку, он почему-то здесь не смеётся. Нэнси возвращается через пару минут. Цокает каблуками, поправляет тонкую лямку сумки на плече. — Это не лучший момент, чтобы спорить с матерью, потерявшей дочь, — подходя, вскидывает она брови в злой иронии. Стив, сам не ожидая от себя, резко выпружинивает в ответ. — Но лучший момент, чтобы помогать разрушить жизнь Эдди, верно я понял?.. — поднимает голову, прищуриваясь. — Нэнс, зачем!.. — Это работа для газеты!.. — разводит руками, недоумевая. — Да и ты разве сам не видишь?.. Ей нужна помощь!.. Не так важно, в чём именно, эти листовки всё равно ничего не меняют!.. — Не меняют?!.. — Стив округляет глаза, выдыхает неверящим, но судя по упёртой нахмуренности напротив — Нэнси вполне серьёзна. Приходится поднять на уровень её глаз листовки, встряхнуть троящимися фотками, тыкнуть пальцем. — Нэнси, это ему жизнь ломает, ты не понимаешь?!.. Да, мне жаль миссис Каннингем, как было жаль мистера и миссис Холланд!.. Но Эдди не виновен и ты это прекрасно знаешь! Думаешь, ему по кайфу видеть, как весь город из-за этого дерьма ненавидит его?!.. — Ты преувеличиваешь, — выдыхает она, поджав губы. — И что-то не выглядит Эдди “сломанным” от этого. Ему прекрасно удаётся торговать, как и раньше, травкой и закатывать у тебя вечеринки!.. — Это показатель?!.. — Стив обессиленно-резко опускает руки, шуршит кипой бумаг в порывистом жесте. — И он больше не торгует!.. Работает в обычном магазине!.. Ты знаешь, как ему сложно было найти работу именно из-за этих листовок?!.. — Но он её нашёл, — упёрта, как и прежде, не сдвинешь с места. Скрещивает руки на груди, поджимает челюсть. — Стив, я не хочу разговаривать с тобой в таком тоне. Если хочешь — можешь ничего не делать, но осуждать меня за то, что я просто сочувствую этой женщине — не нужно! — Ты этим сочувствием уничтожаешь его!.. — не выдерживает, срывается на крик. — Нэнс, то, что он пробует жить дальше, не значит, что ему похер на всё!.. — Не знала, что ты успел так хорошо узнать его, — чеканит. Стив, подавившись выдохом, замирает. — А я не знал, что ты успела стать чёрствой стервой, — выдыхает и, поморщившись в разочаровании, всучивает обратно треклятые листовки. И, не дожидаясь продолжения этого ебаного разговора, сплёскивает рукой, навостряет в привычную сторону маршрут, убегая дальше. Хлещущий ветер в лицо на скорости теперь совсем не проветривает голову. Наоборот: подстёгивает ускориться, увеличить темп, поджать с усилием челюсть. Миссис Каннингем видела Эдди вчера — а это звучит херово. Супер херово. Херовее, чем его папаша высказал наболевшее. Стив мнёт нервно губы и устремляется дальше по улице.

***

Эдди роется нервно-раздражённо в бардачке, раскидывает херню по сторонам — нет, ни единого грамма. Только скомканная десятка выпадает в резиновый коврик, мозолит глаза, ещё сильнее выводя из себя. — Блядь! Кулак прилетает по приборной панели, что разбросанная мелочёвка подскакивает, брякается синхронно. К Стиву ехать и уточнять, не осталось ли ещё несколько спёртых у него же грамм, не хочется. В пизду всё это, Эдди не хочет никого видеть. Ни Стива. Ни чуваков, которые могут продать. Даже самого себя в зеркале не хочет видеть. Он в успокоении, так и не разжав кулак поверх панели, опускается медленно головой на свободную часть, выдыхает тяжело, долго, зажмуриваясь. За раскрытой дверцей фургона — лес. Качаются в солнечном свете сосны, колышут рваные тени на траве, скрипят стволы, птицы чирикают. Лес перестаёт успокаивать, отделять от того дерьма, что за ним. Теперь острее подчёркивает — Эдди один. Один, нахуй, против всех. Как в его голубых бунтарских мечтах. Только поддёвки в школе не идут ни в какое сравнение с тем, когда большая часть города тебя считает убийцей. Эдди просто хочет обдолбаться. Выкинуть мозг из своей головы, перестать осмыслять то, что его окружает. Ему нужно думать, прикидывать финансы, присматривать города, штаты, куда можно податься, сколько бабок нужно на первое время… Об этом нужно думать, но не хочется. Эдди уже нихуя не хочется. Ему и дури, по сути, не хочется, но она единственная вытряхнет говённые мысли из головы, алкоголь на такое не способен. Он лежит лбом на приборной панели и, вместе с поднимающимся внутри говнищем, начинает лупить кулаком рядом. Блядь. Блядь-блядь-блядь-блядь! На последнем ударе в руке что-то опасно похрустывает, и Эдди, мучительно изломив брови, бессильно опускает руку, проверяет, что не сломал ли себе ничего. Он даже позлиться сам на себя не может — ссыт что-то сломать. Бесполезный, пустозвонный, слабый и жалкий. Эдди не жалко самого себя, но жалко. Это говённый рефлекс, телу хочется жить, жить в комфорте, не раненным, а мозг упорно накручивает на свои жернова очередное дерьмо из мыслей, насколько он отвратительный и мерзкий. Любил девчонку — при первой же возможности кинул её, зассав. Малейшая трудность — Эдди ссыт, пасует, хочет всё бросить и убежать, куда глаза глядят. А вот сейчас, когда и нужно бежать (организованно, продуманно) — он ссыт убегать. Куда? Что ему делать дальше? Кому он нужен здесь, а кому будет нужен там? Его хоть что-то ждёт, кроме самого простого варианта “сторчаться”?.. Эдди жалеет, что тогда не вернулся на той стороне. Помер бы хоть с благим намерением, вся ситуация благоволила. А сейчас — поздно. Для всего поздно. Эдди хочет расплакаться — да слёз нет. Эдди хочет обдолбаться — да наркоты нет. Ничего нет. Эдди и сам пустое место. Он выдыхает, остаточно-мягко бьёт ребром кулака по панели, морщится в сплошном отвращении к себе. Не знает, что делать. Не знает, что чувствовать. Пустой Эдди Мансон. Неживой Эдди Мансон. Где-то со стороны дороги слышится, как колёса переваливаются с асфальта на землю. Хрустят ветки и редкие камни, тарахтит двигатель. Точно, сезон. Излюбленная дорога к поляне вполне обретает популярность, Эдди напрасно думал, что может хоть здесь побыть один. Он швыркает носом, резко распрямляется. Приглаживает наспех волосы, умывает лицо ладонью, прикрыв глаза. Ладно, он может свалить. В лес. Вряд ли кому-то станет интересно, что парень его вида делает тут — долбит, разумеется, лучше близко не подходить. Ещё до того, как чужая машина подъезжает ближе к фургону и останавливается, Эдди выходит с пассажирского, захлопывает, не оглядываясь, дверцу и решительно чешет куда-то в не протоптанную чащу. Но не успевает отодвинуть дёргано рукой первый кустарник, как вдруг: — Эдди!.. Блядский Харрингтон. Эдди оглядывается. Да, куда же без него. Тормозит на полпути, выскакивает из тачки в своём очаровательно-милом жёлтом джемпере, взъерошенный, как настоящий одуванчик. Эдди чертыхается через зубы, зажмуривается, отворачиваясь. Судорожно придумывает, чем отмазаться от него. Не нужна ему его пожалейка. Он не заслуживает жалости, так что пусть ей подотрётся. — Эдди!.. — Стив широкими шагами преодолевает расстояние, выдыхает тяжело. — Хорошо, что нашёл!.. — Я и не прятался, — натянув самую омерзително-дружелюбную улыбку (она даже не выглядит натянуто правдоподобной), Эдди оглядывается на него, кивает. — Что-то нужно?.. — Да, я… это… — не может отдышаться, будто не на тачке гнал, а был на пробежке. — Что ты тут делаешь?.. — Сижу. В лесу, — откровенно саркастично разводит руки и оглядывается на распростёршийся по сторонам лес. — Харрингтон, ты тоже решил посидеть?.. Место занято, найди другое. — Я тебя искал, — качает головой, подпирает привычно руками бёдра. — Хотел… — Поговорить?.. Не, давай в другой раз. В лес обычно и сбегают от разговоров, понимаешь?.. Стив замирает, опускает брови. — Нет. Побыть с тобой хочу. Эдди, не найдя сразу слов, фыркает, отворачивается со смешком. Сука. Какой доёбчивый. Неужели с первого раза не ясно? — Три недели побыл, пора и честь знать, — деланно самодовольно поджимает губы, оглядывается с прищуром. — Не ебу, с чего вдруг ты решил со мной трогательно посидеть под соснами, но в любом случае — иди на хуй. Я не хочу ни пиздеть с тобой, ни сидеть, Стиви. Оставь меня в покое, окей?.. Показательный посыл не спугивает. Стив наоборот поджимает губы, хмурится усерднее. — Нет. — Что “нет”?.. — Я не уйду, — выставляет ногу вперёд, качает головой, всей позой подтверждая — не сдвинется с места. — Что ты собрался тут делать?.. — Вешаться!.. — вскрикивает зло Эдди и сплёскивает рукам от невозможности терпеть его прямо сейчас. — Бля, Стив, я по-хорошему сказал — отъебись!.. Взгляд Харрингтона мрачнеет. Вдруг он срывается с места, подходит решительно ближе, тянется к куртке, будто желая в действительности проверить, нет ли верёвки. Эдди взбрыкивает, отмахивается от рук и отсутпает на шаг. — Да пошутил, отвали!.. — щерится раздражённо. Стив останавливается, опускает руки. Но взгляда — тяжёлого, многотонного — не отводит. — Так посмейся, — по-ледяному отчеканивает. — Давай, смешная же шутка, Эдди. Смейся. Эдди замирает в неоконченной позе, нахмуривается. — Чего не смеёшься?.. — Стив прищуривается. Это невыносимо. Сглатывание выходят тяжёлым, сухим — с трудом проглатывается здоровый ком в глотке, дерёт пересохшую гортань. Эдди поджимает упёрто губы, челюсти. Старается не отводить взгляд. — Чо те надо? — Я уже сказал — побыть с тобой. — Побыл? Проваливай. — Нет. Эдди с трудом закрывает веки, выдыхает, хотя и дыхание предательски прыгает, подаётся с переменным успехом. Накрывает ладонью глаза. Сука. Ну нахера он припёрся сейчас?.. Подбородок подрагивает. Под веками тяжело и мокро, что аж режет слизистую. Пальцы впиваются в виски — лишь бы не опускать руку. Хотя всё равно, какая разница. Это же блядский Харрингтон, он будто чует в Эдди слабость и прибегает, прибегает и вынюхивает, ищейка сраная. Эдди отдёргивает руку, отводит слезящиеся глаза в сторону. Уставляется для надёжности в дерево, пробует подавить дрожь в лице, подпирает для основательности поясницу. Стив напротив ощутимо смягчается в очертаниях. — Эдди… — Да, мне хуёво, — выдавливает наперерез дрожаще-осипше. — Доволен?.. — С чего бы мне быть этим довольным?.. — Ну, ты же это хотел увидеть, — закусывает губы с одной стороны, швыркает предательски носом. — Посмотрел?.. Уходи. Стив выдыхает. — Не хочу уходить, Эдди. — А что хочешь?.. — Побыть с тобой. — Зачем?.. — нет, безразличная кора не подавляет слёзы, глаза по-прежнему полнятся влагой. Эдди резко переводит взгляд, до боли скрипя зубами. — Что ты можешь мне сказать?.. “О, всё будет хорошо, не расстраивайся!”... Хуйня собачья, ничего уже не будет хорошо!.. Крик сам вырывается из подранной глотки, глохнет на полуслове. Стив стоит напротив и смотрит. Жалобно-жалобно, бровки так чутко изламывает, весь, блядь, сопереживающий ни ебаться!.. Эдди тошно. От его лица. От самого себя. Он нервно зажимает ноздри, давит всхлипывание, заменяя шмыганьем, разводит в пустом жесте руками, будто и сказать больше нечего. А сказать есть что. — Ничего уже не будет заебись, понимаешь?!.. — оглядывается дёргано то на лес, то на Стива. Слеза перекатывается с нижнего века, срывается куда-то в траву. — Ничего!.. Крисси мертва, её, блядь, мать, похоже тоже скоро отправится в могилу из-за этого!.. Из-за меня, понимаешь?!.. — Эдди… — Что Эдди, что Эдди?!.. — его расплёскивает, растаскивает в сплошном крике-хрипе. — Двадцать лет как Эдди!.. — Это сделал не ты… — Стив пробует осторожно подступить, коснуться руки. — Ты не виноват… — Хватит повторять эту хуйню мозгоправскую!.. — отдёргивается, как ошпаренный, не подпускает. — От матери выучил?!.. Ладонь опускается. В глазах Харрингтона мелькает нечто острое, поддетое, но… сразу же исчезает. Лишь взгляд мрачнеет. Не от обиды, не от раздражения — от жалости. Эдди фыркает в сторону, отчаянно пробует не смотреть на отвратительно сопереживающее лицо Харрингтона. Губы прыгают вместе с наигранной ухмылкой. Наслушался он херни сострадательной. Вдоволь. Он замкнулся в этом пузыре из тех, кто знает обо всей этой ёбаной херне с другим миром, с тварями из него, с главгадом, как в боевике. Он прятался в этом пузыре больше полугода. На время это спасало, отлично спасало. Но вот проблема — едва Эдди из него выходит, его шарашит по голове реальностью. Объективной, бесстрастной. Той, что и должна его встретить после того, как он свалит нахер из этой дыры. Никому нет дела до чувств Эдди. Его история — мутная и неправдоподобная. Не так важно, что действительно выламывало кости Крисси. Факт один — там был Эдди. Точка. — Не знаю, чего ты добиваешься, Стиви, — в лице Эдди вздрагивает фальшивая улыбка, он пробует скалиться, но в ответ на мышечный спазм только новые солёные слёзы скатываются с нижнего века, приходится их утереть дёргано, не дать засохнуть на щеках. — Но мне твоя сраная жалость и классическое “всё хорошо” не нужны. Это нихера не исправит. Не решит ни одной грёбанной проблемы. Эта сраная помойка под названием Хокинс ненавидит меня и считает маньяком. И, может, в чём-то они правы, кто знает, блядь!.. Всё, что ты можешь сделать — отдать последнюю пару грамм, если осталось. Я обдолбаюсь и мне станет легче!.. Стив молчит. Смотрит. Затем переминается, накрывает лицо руками, тяжело вздыхая. Отводит ладони, смотрит подстреленно в небо. Конечно, сказать нечего. Проще пиздеть, чем дать травку. Лес спокойно трещит верхушками сосен, гоняет безразлично рябь теней по лицам. Стив выдыхает, зажмуривается на секунду и опускает голову. Хлопает в тишине себя по бёдрам. — Тебе не будет легче, — тихо отвечает. — Даже если бы у меня осталось. — О, ты же знаешь лучше, Стиви!.. Знаешь, от чего мне станет легче!.. — Тебе будет легче не одному. У Эдди стирается натянутая ухмылка. Под рёбрами укалывает. Эдди всегда был один. Одная большая проблема, один вызов, одна красная мишень для толпы. Всегда особняком. Если в компании, то на время, если в толпе, то в стороне. У Эдди никогда не было лучших друзей. Люди приходили и уходили, это больше похоже на старый дом его родителей, где дружки батька то и дело заходят, не успеешь запомнить лица. Эдди никогда не хотел считать себя одиноким: он умеет быть громким, шумным, притягивать внимание, как возможно с таким набором качеств остаться одиноким?.. Но на деле так и есть. В детстве — запирался в комнате, надевал наушники с музыкой погромче, чтобы не слышать криков с кухни и звуки ударов. Читал книжки по ночам, погружался в миры, которые были лучше и фантастичнее реального, где он был главным бесстрашным героем. Едва прощался с приятелями, натягивая широкую ухмылку, то через минуту расслаблял мышцы лица, уезжал подальше. Эдди привык быть одиноким. Привык. В конечном счёте даже одиночество решил обыграть козырной картой — он против толпы, против всех, он один, потому что впереди и в теме. Но когда перед глазами раздробило Крисси — ему было некуда идти. Ему было некого позвать на помощь. Ему некому было сказать, что он не виноват. Он как в детстве забился испуганно в углу, зажал руками уши и молил, чтобы это не было взаправду. Эдди бежит, потому что знает — он один. И для одиночки это лучшая тактика. Стив поджимает губы, всматривается со смиренным ожиданием. — Я не хочу оставлять тебя одного, — говорит он, когда лицо Эдди полностью избавляется от маски: расслабляются дрожащие губы, брови, глаза опустошаются осознанием. — Я хочу быть с тобой. Вместе. Эдди медленно переводит взгляд. Слёзы так и дрожат по нижнему веку. — Это действительно не решит проблем, — выдыхает Стив. — Но, может быть, тебе станет легче. Я хочу только этого. И Эдди хочет. Маленький напуганный ребёнок внутри Эдди тоже хочет. Хочет, чтобы хоть кто-то пришёл к нему на помощь. К одному, зажатому в углу и не знающему, что делать. Эдди не хочет быть один. Он зажмуривается, пробует снова подавить новую волну дрожи: прыгают губы, напрягаются брови, подбородок сжимается. Стив, хрустнув веткой при осторожном шаге, подступает ближе. И по-простому, совсем по-банальному — притягивает к себе. Эдди упирается наслепую щекой в его плечо и, посопротивлявшись несколько секунд, что не его плечи прыгают лихорадочно, впивается ладонями в чужие лопатки. Больно. Страшно. До ужаса. Он потерян и хочет убежать. Но что-то, наверное, изменилось. Он глухо, совсем невнятно выдыхает сбивчивым дыханием и открывается тихими всхлипами. Руки Стива крепко держат его за плечи. Сжимают, окружают, дают почувствовать вокруг себя тепло. Наверное, в чужих объятьях Эдди не плакал с семи лет. Тогда ещё была жива мама, приходила ночью обнять, успокоить, что страшные звуки — это не монстры. А теперь единственный, кому Эдди готов доверить свои слёзы и сказать, что страшно — Стив. Стив Харрингтон — королёк их ничтожного города, который оказывается лучшим из всех, кого Эдди знал. Он заставляет Эдди оставаться и останавливаться. Раз за разом. Раз за разом. Они так и остаются стоять недалеко от тачек возле кустов, совсем мелкие и незаметные посреди высоких качающихся сосен. После плача (душевного, хорошего, что аж со днища всё дерьмо отскребается) и вправду становится легче. Будто этому нужно было выйти правильно, спокойно, не подгоняя и не затормаживая. Они садятся на капот тачки Стива. Эдди горбится, швыркает остаточно носом и теребит в руках не подожённую сигарету. Стив — держит его за другую руку, переплетает пальцы. — Не знаю я, как в глаза ей смотреть, — сглотнув, осипше говорит Эдди. Смотрит пространно под ноги. — Ты бы видел её, Стив. Она… она дочь потеряла. И никто ей не может ответить, что с ней случилось. Никто. Стив молчит, поджимает в молчаливом понимании губы. Гладит большим пальцем его ладонь. — Что я мог ей сказать?.. — Эдди вскидывает в риторическом вопросе брови, не отмирая взглядом. — Что я любил её дочь и поэтому предложил кетамин?.. — Тебе не нужно ничего говорить, Эдди, — шёпот Стива насыщенный, контрастный низами голоса. — Тебе не нужно ничего говорить. Ты не можешь ей помочь. — Я знаю, что не могу, — прикрывает наконец глаза, выдыхает. — Знаю-знаю-знаю… Просто… Всё это… Чёрт, я без понятия, как мне здесь оставаться на лето. Как подумаю, что снова с ней увижусь… Наверное, мне действительно было лучше уехать. Сразу. А теперь… Будто только глаза ей мозолю, напоминаю, что Крисси… блядь. — Эй, тебе не нужно было уезжать, — Стив подаётся вперёд, наклоняется, ловит его взгляд. — Ты был нужен здесь. Дяде, Дастину, ребятам… мне. Да и школа… ты выпускаешь в этом году, ты не должен уезжать. — Ну, рано или поздно должен, — поджимает губы, слабо поводя плечами. Оглядывается на Стива. — Рузвельт прав, я не отмоюсь. Так что придётся уезжать отсюда, когда накоплю и… не знаю. Честно, я не знаю, куда ехать и зачем. Но так нужно, здесь будет только хуже что мне… что ей. На мгновение Стив приоткрывает рот, опускает брови, будто хочет что-то сказать, но затем — сникает. Опускает сосредоточенно взгляд на землю. Сильнее сжимает ладонь Эдди в своей. Эдди, оглядев его профиль, тоже отводит взгляд. Сжимает руку в ответ. Эдди будет нужно уехать — это факт. Он не может вечность работать у Рузвельта и делать вид, что не замечает плакатов, шепотков. Не может вечно быть второгодником, тусить в Огненной геене, играть в гараже у Гаррета, пока его мама печёт пироги. Это нужно будет оставить в прошлом. Перестать за этим прятаться. На душе тоскливо тянет. Но уже — легче. Всё же у Эдди не такая дерьмовая жизнь была в Хокинсе. Были у него друзья, своё место, было то, что не хочется оставлять. — Ладно. Последнее лето восемьдесят шестого, — дрогнув уголками губ в слабой улыбке, хмыкает Эдди. — Последнее лето в Хокинсе. Стив отмирает, поднимает голову. Оглядывает. — Нужно устроить хорошее прощание, — чуть оптимистичнее заговаривает Эдди, улыбается ему, видя беспокойный взгляд. — Сделать то, что так и не успел сделать. — Например?.. Эдди смотрит в глаза Стива. Тёмные, половодные, они как глубина озера Влюблённых, где на самом дне только песок, темнота и новый открывающийся мир. Его опора. Эдди отводит взгляд, покачивает машинально их сцепленными руками. Да, есть то, что он точно должен сделать перед тем, как уедет. Обязательно должен. Кладбище в воскресенье, на удивление, пустоватое. Не сказать, что здесь вообще бывает многолюдно, кроме похорон, но отсутствие лишних свидетелей приятно радует. Джейсон Карвер, которого Эдди со Стивом выдёргивают прямиком из дайнера, где он сидит со своими приятелями, немного растерян от внезапной встречи. Он в недоумении оглядывает сначала Стива, обмениваясь знакомыми кивками, затем подмерзает взглядом на Эдди, не знает, как себя вести и что ожидать. Однако место могилы Крисси называет. Обозначает предупредительно, что лучше Эдди не пересекаться с её родителями, не вызывать конфликт, но после ответа, что он не станет, кивает загруженно, опускает глаза в землю. — Ты ведь… точно не хотел ей сделать больно?.. — они уже собираются уезжать на кладбище, когда Джейсон задаёт вопрос. — Просто Крисс… она не употребляла ведь?.. — Нет, её просто мучали кошмары, — Эдди подтормаживает, хотя и видит, что Стив не горит желанием, чтобы этот разговор продолжался. — Как понял, она… не хотела тебя волновать перед игрой. Искала способ, чтобы стало легче и ты не узнал. Джейсон отворачивается дёргано в сторону, поджимает челюсть. Смотрит несколько секунд куда-то вдаль, переваривает. Затем зажмуривается, кивает через силу. Уталкивает плотнее руки в карманы джинс. — Понял. Понял… — Уверен, она тебя любила и не хотела выглядеть плохо в твоих глазах. — Она бы и не… — вздох, опускает голову. — Понял, Мансон. Езжай. Эдди идёт по тропинки вдоль могил. Когда он был в бегах и услышал по радио, что прошли похороны Крисси — он так и не верил в это до конца. Это словно было бредом, чем-то алогичным. В его голове она ещё улыбалась, смеялась, была жива. Мысли старательно выталкивали картинку, как её переламывало в воздухе. После — оставили только её. Зелёная юбка, рыжий завитый хвостик, впавшие глаза. Её могилу можно было найти и без подсказки Карвера — вокруг неё множество оставленных цветов, слишком свежая рана для Хокинса, чтобы забыть. Возле ваз открытки. “Любимой подруге”, “Лучшей чирлидерше Хокинса”, “Вечная память”. На надгробии бесстрастно — “Крисси Каннингем. 1968 — 1985”. Серая плита. Никакая. Она не улыбается и не смеётся. Она и не оглядывается нервно по сторонам, не заламывает пальцы. Крисси мертва. Эдди замирает перед могилой потерянный. Странно, но только сейчас, спустя больше, чем полгода, он окончательно осознаёт — мертва. Ей уже не больно и не страшно. Наверное, она в лучшем мире, как обычно говорится. Эдди хочет надеяться, что так. Крисси и не могла попасть в плохое место, она не сделала ничего плохого. Эдди поджимает губы, вглядывается внимательнее в каждую высеченную на камне букву. Он не знает, считала ли она его виноватым, бросившим. Не знает, спокойнее ли ей было с ним перед смертью. Всё это уже не имеет значения — мертва. Эдди зажмуривается, выдыхает тяжело через нос. Стив позади стоит в отдалении, не подходит ближе. Делает вид, что смотрит на дорожку, проверяет, не встретятся ли случайно с родителями или родственниками. Пальцы сами сплетаются, ухватываются за один из перстней и стягивают. У Эдди не было шанса с ней проститься. Не с личным кошмаром, не с вечным напоминанием — с самой Крисси. Крисси, которая когда-то жила. Вероятно, счастливо до последних дней. Крисси, перед который был открыт целый мир и всё у неё получалось. Которая махала ему помпонами с задних рядов, чтобы поддержать. Лицо Эдди кривится, морщится. Он швыркает носом, секунду мнётся, не зная, как деликатнее подойти, не задеть чужие цветы — как когда-то раньше. Утирает дёргано лоб, наклоняется, звякая цепями. Потёртый перстень в виде креста остаётся рядом, в тени от надгробия. Не бликует, не бросается в глаза, но важнее то, что он просто здесь есть. — Мы отомстили за тебя, Крис. Прости меня. Эдди отпускает Крисси. Запоминает надгробие, цветы, бесстрастные буквы на камне. Отдаёт то, что хотел когда отдать — часть себя. И надеется, что теперь в его голове останется только её живая улыбка. Без того, как она погасла. Без того, что было после. Эдди стоит ещё немного в тишине в оранжево затухающеме свете заката, затем разворачивается, кивает сам себе и Стиву, встречает плечом его мягкое похлопывание. Уходит.

***

Последняя неделя экзаменов выдаётся простой. А что там, по сути, остаётся: Эдди тренировался два раза, чтобы в этот раз точно всё написать на проходной, а остальные из клуба Огненной геены и подавно не заморачиваются — сраные задроты и любимчики учителей. Остаются догорать последние недели: конец мая и начало июня. Дальше — выпуск. Эдди не может сказать, что особо ждёт его, хотя раньше считал, что это будет его днём. Его победой, его свершением. Многое поменялось за год, слишком многое. Едва очередь рассасывается в магазинчике у Рузвельта, чтобы Эдди облегчённо вздохнул, как с бряканьем музыки ветра на входе заваливается вся дружная ватага: они отстрелялись с тестами, а теперь время до выпускного сдержать обещание — рыбалка. Эдди вздыхает ещё тяжелее, но разводит руками — если они его покупатели, то хули он им скажет. Все прекрасно понимают, что это всего лишь предлог, но погружаются в познание нового самозабвенно: крутят удочки, выбирают лески, шумят и ругаются, что лучше взять для приманки, Эдди приходится прикрикнуть и напомнить, что, если после них останется срач на стендах, он заставит каждого всё раскладывать обратно. На самом деле, его сильно приободряет их разномастная толкучка между рядов, заставляет улыбнуться. Последнее лето восемьдесят шестого. Новое звяканье колокольчика, и в двери уже неудивительно вплывает Стив, оглядывает ошарашенно сумбур по магазину. Подплывает неторопливо к Эдди, осевшему задницей на прилавок и искренне наслаждающемуся происходящим. — Ну, теперь-то королевское величество отдаст швартовы?.. — Это твой флот, меня не впутывай!.. Эдди не успевает улыбнуться, рассмеяться, как из-за спины Харрингтона выглядывает Робин, помахивая рукой. — Я тут подумала и… Так-то я отдала тебе залог в десятку. Подберёшь на остаток удочку?.. — В залоге только пять баксов. Часть Стива. — Жертвую на помощь извиняющимся, — спокойно жмёт тот плечом. — Я рыбачить не собираюсь, но определённо буду должен её доставить до вашей компании, чтобы Робин не чувствовала себя напрашивающейся. — Я умею завязывать леску на крючке!.. — в активной оживлённости она хватает первую попавшуюся леску со стенда и упаковку подкормки для рыб, помахивает ими. Её клоунской улыбке невозможно сопротивляться. — Я могу помочь!.. — Она так извиняется за то, что нам обоим вытрахала мозги, — глухо в сторону комментирует Стив. — Возьми её с вами, а то начнётся по-новому. — Это уже угроза, а не извинение, — так же в тон наигранному шёпоту склоняется к нему Эдди. Взять Робин всё же приходится, даже в долг на пятнашку, потому что ещё не было зарплаты — иначе Стив не поедет. Впрочем, кроме них, приходится ещё добрать членов не из клуба. Уилл, скромно поджав губы на кассе в улыбке, говорит, что хотел бы позвать брата, он тоже хотел поехать. А за Джонатаном — Нэнси Уиллер. Не расстались ещё, похоже, хотят что-то подклеить совместной нейтральной поездкой с выводком детей — настоящие взрослые. Следом за ещё одной прибавившейся девушкой все зовут своих. В итоге из сбора клуба Огненной Геенны вырисовывается целая шеренга машин, где никто — совсем никто — ни разу не был на рыбалке. Девушки пятьдесят на пятьдесят по такому досугу: Макс обозначает, что тут она для массовки, Оди с робким энтузиазмом стоит с явно батиной удочкой пятидесятых и готова ко всему, Робин пробует уломать Нэнси тоже попробовать, но та решительно отсекает себе место для сооружения стола и прочего — ловля рыбы это последнее, чем она будет заниматься, одно дело пострелять в банки, а сидеть по часу с деревяшкой — другое. Берег озера вместо одного фургона Эдди встречает сразу четыре машины. Пользу Уиллер всё же приносит помимо сооружения сендвичей: в её машину шериф уталкивает вместе с дочерью старую надувную лодку, которая точно должна ещё быть на ходу, а также работающий мотор. Народ воодушевляется перспективой заехать на центр озера с брызгами вопреки здравой логике рыбалки, однако всё оказывается не так радужно: мотор мотором, а вот насос для надува самой лодки не дали. Поэтому Эдди вчистую выигрывает не больно радостную Нэнси (на её лице написано, что топать ногой битый час она не хочет), попросив простую лодку с вёслами у Рузвельта. Да, вытаскивать её из фургона тяжело и вчетвером, но зато можно сразу вытолкать на берег и уплыть. Хотя, конечно, не все торопятся взяться за удочки и сбежать подальше от суеты — в этом и прелесть липовой рыбалки. Лукас учит неподготовленных рыболовов как держать удочку, как привязывать крючок к поплавку и прочим мудростям — вокруг него толпятся Майк, Оди, Дастин и Робин, внимают его неохотным поучениям по опыту с батей. Уилл же отбивается от друзей, отдавая бразды обучения своему старшему брату: Джонатан перестаёт выглядеть законченным укурком рядом с мелким, в нём проступают чистейшие попечительско-братские узы, поэтому они неплохо вдвоём сидят, раскручивают лески, учатся сматывать, но цепляются в итоге и запутывают их между двумя удочками и смеются приглушённо, по-семейному. Нэнси остаётся с Макс раскладывать складной столик (кто его привёз? Гаррет? Уиллер?), сооружают место для перекуса рыболов, изредка косятся на происходящее и явно обмениваются саркастичными комментариями. Гаррет, Джефф и Грант моментально приклеиваются к сдутому покрывалу лодки. Сменяют друг друга, кто следующие пять минут топает ногой по ручному насосу, читают инструкцию к мотору, спорят о чём-то. Изредка отходят поодиночке к компании с поучающим Лукасом, слушают пару советов и возвращаются обратно качать лодку. А Стив Харрингтон по-королевски себе ни в чём не отказывает: он рад, что его не втянули в надувание лодки, ему неинтересны обучающие курсы по ловле рыбы, поэтому он сходу, насчитав среди них пятерых водителей, откапывает из переносного холодильника банку пива. Пшикает с блаженством, открывая, и отпивает. Эдди, складывающий удочку в лодку на берегу, оглядывается на него с улыбкой, любуется пару секунд запрокинутым гордым профилем с прикрытыми глазами — Харрингтон создан для рекламы на билборде, вся картина тенистого леса на фоне подыгрывает. Продано. Теперь Эдди тоже хочет пива. Или этого актёра из рекламы. Что-то из этого. Неподалёку раскладывающая пластиковые контейнеры Нэнси тоже на секунду подлипает на нём взглядом. Затем моргает, опускает голову, бегло оглядкой проверяет Джонатана неподалёку с Уиллом и делает вид, что продолжает заниматься делом. Но Эдди ловит её взгляд. Опускаются уголки губ. Отворачивается. — Ты что, поплывёшь один?.. — сзади шоркает кроссовками по камням Стив, булькает соблазняюще пивом в банке. — Я думал, ты других подождёшь. — Часок-другой. Как вижу, вторая лодка ещё и на сорок процентов не надута, — оборачивается с вновь натянутой улыбкой и поддельно нейтральным прищуром, пожимает плечами. — Так, думал проплыть немного, посмотреть место получше. — Я с тобой, — и секунды не уходит на раздумья: Стив по-простому отмахивается рукой с банкой, без приглашения переваливается кроссовками по камням и зашагивает в лодку, как к себе домой. Эдди едва успевает ухватиться за корму, поддержать баланс. — Я уже за полчаса устал слушать про приманки и катушки. Больше не выдержу!.. — Эй, вы куда?!.. — Дастин издалека моментально ловит первых дающих по съёбам. — Просто поплаваем, без вас не начнём!.. — откликается криком Эдди. — Вы надолго?.. — приставляет козырёк из ладони ко лбу Робин, всматриваясь в них. — Нет!.. — Стив!.. — неожиданно вдруг подаёт голос Нэнси от стола. — Как вернётесь, можно будет тебя на пару слов?.. О нет. — О нет, — будто повторяет мысли, вздыхает тихо Харрингтон позади. Эдди оглядывается удивлённо, но тот уже прикладывает свободную руку к щеке и выкрикивает в ответ: — Да, я подойду!.. Эдди осматривает его внимательнее. А едва Стив в ответ переводит на него взгляд, то тут же губы сами растягиваются в ухмылке, глаза прищуриваются елейно. Но внутри ничего не вздрагивает — только пустота. — Что, есть контакт?.. — хмыкает оценивающе. Стив теряется на секунду, выдыхает, качает как-то неопределённо головой, но тут же отпивает в сторону пиво, устраивается поудобнее на банке. — Ну… если это так можно назвать. Эдди хмыкает, отворачивается. Ухмылка моментально слетает с лица. Поскрёбывают камни берега, хлюпает вода, облизнувшая борта. Эдди отталкивается веслом, и по воде расходятся круги от входящей клином лодки. Хорошо, что они подъезжают с другого берега озера — здесь нет никаких дерьмовых ассоциаций. Чем дальше отдаляется лодка, тем меньше становятся фигуры на берегу, охватывается одним взглядом полумесяц каменного берега, окружение сосен, режущие лучи солнца сквозь ветки. Тишина. Спокойствие. Хрустят вёсла в уключинах, плещется вода за бортом. Лодка медленно плывёт дальше, выходит по воде из масштабной тени от деревьев, достигает искрящейся границы света на мелких волнах. Эдди гребёт откровенно лениво, неспешно. Старается не смотреть на вольготно устроившегося Стива в носу лодки, откинувшегося с банкой пива и тоже созерцающего пейзаж. Хорошо, когда есть время посмотреть, оценить. Никуда не торопиться. Молчат. Да, в общем, они достаточно уже наговорились. Теперь можно и просто помолчать, подумать о своём. Эдди загребает вёслами и думает… да ни о чём не думает. Чувствует только лёгкую горечь (от чего?), а никакие конкретные мысли на ум не идут. Стив, судя по расслабленному лицу, тоже ни о чём серьёзном не думает. Прикрывает разморённо, как кот, глаза на вышедшее солнце из-за деревьев, чуть запрокидывает голову, подставляет остро выдающийся кадык ему. — Обратно, чур, ты гребёшь, — тихо хмыкает Эдди, всё же находя свой взгляд прилипшим к чужому лицу. Стив не приоткрывает век, лишь дрожат ресницы. — Без проблем. — Какой послушный. — А мне посопротивляться?.. — Не знаю. Эдди не знает, что хочет от него. Может, просто послушать звук голоса без особой причины. Он делает ещё один ленивый гребок вёслами, падает заторможенным взглядом под ноги. Напротив — широко разведённые колени Стива в липких джинсах, топорщащаяся бляшка ремня, поблёскивающая на солнце, волновой изгиб шринки в окружении натянутых складок. В этом нет бьющего наотмашь секса, что-то… что-то другое. Эдди вдруг заколёбывается грести. Бросает вёсла, убирая бегло набок, оглядывается на берег. Нэнси опознаётся издалека по хрупкой фигуре подошедшей к Джонатану и Уиллу на бревне. Кажется, говорят о чём-то или принимают предложенные сэндвичи. Наверное, Уиллер заботливая. Нежная. Когда нужно — соберётся, не отступит, пойдёт решительно до цели, а когда не нужно — может быть трепетной, женственной, манящей и чарующей. Хер его знает. Эдди не особо интересует Уиллер, он просто пытается предположить, чем она так покорила Харрингтона. Он ведь отличный парень. Если речь не про вкус в одежде, то вкус он определённо имеет. Эдди смаргивает, опускает взгляд. Последнее лето восемьдесят шестого. Последнее лето. На короткое время в тишине и покое он уходит внутрь себя, не замечает скользящего движения на периферии. Очухивается, только услышав плеск и резкое “бля!” от Харрингтона. Весло сползает из старой уключины, падает в воду и, подняв брызги, уныло покачивается на кромке, удаляясь. — Бля, — запоздало реагирует и Эдди, но Стив первее свешивается к борту, оценивает, сможет ли дотянуться. Его возня покачивает лодку, а безуспешная попытка дотянуться лишь отталкивает плавающее весло, заставляет резвее начать его съёбываться в сторону. — Я сплаваю за ним, — так же не взирая на проёб Эдди, спокойно пожимает плечами Стив. Отставляет осторожно свою банку пива прямо в угол носа лодки, чтобы не упала, сразу запрокидывает руки, стягивая поло. Лодка покачивается от активного движения, заставляет машинально ухватится за борта. — Да погоди, может, сейчас подтолкнём его вторым веслом, — Эдди подтормаживает, до откровения подтормаживает, когда Стив обнажает свою волосатую грудь и скидывает на дно лодки одежду. — Харрингтон, забей, говорю… — Да я всё равно хотел искупаться, — пожимает плечами, развязывая шнурки на кроссовках. — Заодно и весло достану. Эдди, покачиваясь и держась за борта, смотрит на его уложенную макушку. Какой-то Стив… непривычный сегодня. Или это Эдди непривычно для себя тормозит в чём-то. В чём-то простом. Логичном. Закономерном. — Ты же пиво пил, — напоминает. — Я допью. Отставляются кроссовки, внутрь сталкиваются носки. — Ты всю рыбу распугаешь свечением своей короны под водой, — пробует найти хоть что-то привычное, зацепиться, найти баланс. — Или приманю, кто знает, — так и не поднимая головы, Стив расстёгивает ремень. Эдди моргает, чуть морщится — когда такое было, чтобы Стив не закатил глаза от поддёвки про корольковость, не среагировал. Или это он уже полность обезоружен. Беспомощен. Ничего не может сказать. — На, подержи, чтобы не пролилось, — едва стягивает джинсы, Стив буднично протягивает ему отставленную банку, Эдди как послушный принимает её в руку, чертыхается, подхватывая второе ускользающее весло. — Ща, я быстро. Лодку болтает, трясёт от переступания по днищу и… прыжок. Плеск разносится по тишине озера, привлекает взгляды ребят с берега. — Эй, вы рыбу распугаете!.. — кричит где-то незначимо Лукас. — Вы чо купаться поплыли?!.. — Да весло просрали!.. — нервно оглядывается Эдди на них, хотя сам лишь закрывает мучительно глаза, качает сам себе головой. — Всё порядок! Нет, наверное, что-то с ним не так. Какой-то он… потерянный, беспокойный. Эдди разумно подгребает второе весло, устраивает его в уключине понадёжнее. Блякает от нечего, отворачивается в сторону, машинально нахлопывает в нагрудном кармане джинсовки пачку сигарет. Нужно покурить. Лодка покачивается сильнее, раздаётся деревянный перестук. Брызгает прохладой. — Достал, — выдыхает Стив за бортом, закидывая внутрь весло. Эдди, уже чиркающий сигаретой в другой стороне, не оглядывается на него (будто избегает прямого взгляда), поводит раздражённо-невнятно плечами. — Ну и вылазь, пока вся рыба не расплылась, — подкуривает, затягивается блаженно долго, выдыхает. — Харрингтон, я серьёзно. На кой хер я тогда тащил эту лодку и просил у Рузвельта удочку, если вы итоге всё, что я смогу поймать, будет… Оборачивается. Лопнувшая краска на борту, расходятся волны от инертно качающейся лодки. Стива нет. Эдди затупливает. Моргает. Затем тянет шею то в одну, то в другую сторону — может, не видит из-за борта. Нет, только рябь волн. Внутри резко холодеет. Эдди придвигается в упор, свешивается. Успевает заметить только мелкие пузыри, поднимающиеся из темноты вод. Блядь. — Стив?.. — зовёт охрипше на проверку, будто не желая верить. А затем, как самому себе подзатыльником: некогда, нахуй, не верить. — Блядь!.. Сигарета моментально улетает в сторону, постукивает банка пива сзади. Эдди вскидывается, суетно выглядывает движение под водой, но нихера не видит. А затем, побелевший, без единой мысли в голове, готовится спрыгнуть. Но едва не сигает прыжком в воду следом, из воды выныривает голова. Стив выплывет из темноты как сраная касатка: красиво запрокидывает голову, встряхивает влажными волосами, поднимая брызги, отплёвывает воду, улыбаясь. Эдди в обессиленом ужасе падает обратно на место, зажмуривается. Его, блядь, чуть инфаркт не хватил. — Ты чего?.. — смотрит из-под слепленных от влаги ресницы, улыбается. А Эдди не смешно. Нихуя тут, блядь, смешного нет. Стив подплывает ближе к лодке, разгребает рукам, и Эдди, только открыв глаза, ловит его счастливо-безмятежное выражение лица. — Ты ебанутый?!.. — выпружинивает с накопившимся раздражением, пинает со злости ногой в борт. — Сука, Харрингтон, нахуя так делать?! — Чего?.. — морщится, качает головой в непонимании. — Я же сказал, что поплаваю!.. — Предупреждать надо, что ныряешь!.. — Эдди захлёстывает злостью, он бесконтрольно машет руками. — Я бы сейчас за тобой пры!.. Вдруг внутри всё замирает. Утихает злость. Пропадает потерянность. Эдди так и застывает со вскинутой рукой, замолкает на полуфразе. Замораживается взглядом на Стиве. Тот, не поняв, что произошло, более настороженно подплывает ближе, оглядывает. — Эдди?.. — Что у вас там происходит?!.. — Хрена ли вы шумите, рыбу распугаете!.. — Да всё нормально! Эдди, ты чего?.. Эдди медленно опускает руку. Перестаёт слышать всё вокруг. До него наконец доходит. Он только что собрался прыгать с лодки. За Стивом. Он бы прыгнул без малейших раздумий. Он бы прыгнул. Просто потому что… там Стив. Сам Стив тем временем подплывает впритык к лодке, просит неразборчиво скинуть верёвочную лестницу, она где-то у носа лежит. Помахивает рукой, пробуя привлечь внимание, потом чертыхается, оплывает и пробует достать рукой снаружи. Но Эдди не слышит и не видит. Совсем. Он только что понимает. Сраные полгода. Сраные полгода всё к этому шло. Секс, поездки, вечера перед теликом, смех, желание вывернуться из кожи, чтобы сделать хорошо, не отлепляться три недели кряду, не уходить. Полгода. В нём прорастало и цвело, самопально, бесконтрольно, и только сейчас после этой фразы Эдди в миг осознаёт происходящее. Его механизм самозащиты развалился давно. Выпульнул все шестерёнки сопротивления. Лодка покачивается, банка пива позади катается то в одну сторону, то в другую, не проливается на счастье. Замороженный взгляд Эдди отмирает, когда Стив, каким-то чудом сам себе скинув лестницу, поднимается валко из воды у носа лодки, вскидывает обеспокоенное лицо. С его волос глухо накрапывает вода на сухое дерево, грудь часто вздымается от тяжелого дыхания. Эдди встречается с ним взглядом. Он влюблён в Стива Харрингтона. А, может и хуже — он любит его. — Эдди?.. — Стив опускает брови в тревоге, старается как можно плавнее и медленнее переступить внутрь. — Ты чего, что случилось?.. Ты побелел весь, тебе плохо?.. Да, Эдди плохо. Ему настолько плохо, что даже хорошо. Всё это время он бежал от простого признания — он влюблён и свержен. Это не просто секс, не просто спор, это… Блядь, да он же сам и выбрал Стива Харрингтона. Тыкнул на него пальцем среди толпы. Он такой идиот. Свято верил в то, что он первым попался на глаза. А он не попадался — просто только он в них и был. — Эдди, блядь, отзовись!.. — Стив всё же спускается внутрь, перешагивает через нос. — Что произо… Эдди, не отвечая, резко встаёт и дёргает его на себя за протянутую мокрую руку. Стив запинается о сиденье посередине, матерится, и оба с плеском воды от покачивания лодки валятся на её днище. Банка с пивом наконец накреняется и падает за борт. Эдди не чувствует удара, не ощущает, как больно приходится каркасное дно и сиденье по спине и затылку. Он просто смотрит восторженно-неверяще на с трудом разгибающегося Стива на себе, мокрого и холодного. Всё это время. Всё это время. Стив щерится над ним, с трудом приподнимается на руках. А Эдди смотрит и не может никак поверить. Стив Харрингтон. Тот самый Стив Харрингтон — королёк их захолустья с нелепой причёской, с богатыми родителями, с понтами и высокомерием на весь их сраный городок. Ещё в восемьдесят пятом он боится прыгнуть за ним, считает это сумасшествием. Но прыгает вслед за Робин и Уиллер, потому что страшно оставаться одному. А сейчас… ему похер на всех. Ему не нужен никто. Ему нужен только Стив. Его Стив Харрингтон. С охерительно красивыми волосами, глазами, мимикой, телом, с желанием защищать и делать всё лучше, исправляться, переосмысливать, быть тем, кем другие не были. Его любимый Стив Харрингтон. Эдди не знает, почему тогда в клубе тыкнул на него пальцем при споре с Робин. Это было чистым азартом, желанием узнать получше, посмеяться и поразвлекаться, ходя по грани, как он всегда и делает. Весь метод Мансона выдуман из три секунды немного пьяного разговора. В этом не было никакого смысла, это было просто желанием покрасоваться. После Крисси Эдди боится любить. Тем более тех, кого он ниже уровнем, до кого он никогда в жизни не дотянется, как бы ни старался. Это как тянуться вечность за звездой, сияющей в небе. Эдди не может к ним прикоснуться. И он не может влюбиться. Слишком больно ощущать поражение и то, что ты до сих пор тот самый патлатый парень из трейлер-парка. Слишком больно ощущать то, что ты не достоин любви. Но Стив Харрингтон улыбается для него. Закатывает глаза, хмурится, морщится, томно вздыхает для него. Это против правил. Даже выдуманных. И Эдди сломлен. Эдди беспомощен. Эдди перестаёт быть залихватским металлистом без тормозов, это прорывается в него так глубоко, что он и сам забывает, как ощущается это чувство. Желание отдать всё за мгновение. Эдди готов отдать всё ради Стива. Работу, время, хобби, даже жизнь, если потребуется. Потому что ему нужен Стив. Он хочет быть с ним. Только с ним. — Ты что творишь?.. — шикает Стив над ним, привычно-любимо морщась, пробует подняться. Эдди смотрит неотрывно на него, ловит каждую черту, фиксирует в памяти. Сам не чувствует, как начинает улыбаться. — Тебе ещё и смешно?.. — Стив оглядывает его недоумённо вблизи, закатывает глаза. — Господи!.. — У вас там всё хорошо?.. Нэнси. Точно, Нэнси. Нэнси-Нэнси-Нэнси. Эдди хочет на секунду просто забыть о её существовании. Но знает — нельзя. Именно её любит Стив. Не его. Улыбка чуть сникает на губах, когда Стив поднимает голову, откликается: — Да нормально, хернёй страдаем!.. — Вы бы там, это… Поаккуратнее?.. — голос Робин. — Да ничего не происходит!.. — Точно?.. — Да! Ничего не происходит. Ничего не изменилось. Стив покачивает головой и опускает обратно лицо на Эдди. Он снова угождает в его глаза. Глаза, на которые хотел бы смотреть вечность. Но вечности не существует. По крайней мере для Эдди. Всё когда-нибудь подходит к концу: школа, подростковая жизнь, беззаботность. Так ведь не может продолжаться всегда, да?.. Эдди чуть прищуривается, вглядывается в Стива. Он знает, что это ненадолго — Стив, секс, вся их затея с экспериментами. Вся эта иллюзия любви и отношений исчезнет, когда Нэнси расстанется с Джонатаном. Потому что Стиву… это не нужно. Он великолепный. Забавный, честный, сердечный, ответственный. Он мечтает о большой семьей и куче детей, о своём доме, как с диорамы матери в детстве. Эдди не нужен Стиву — он не его мечта и не его любовь всей жизни. Эдди… не то, что ему нужно. Эдди просто рядом. Сейчас. И, наверное, этого достаточно. Да, конечно, этого достаточно. Все эти полгода — мгновение в жизни Стива Харрингтона. Просто этап, ведущий дальше в жизнь. Эдди смотрит на него жадно, беспомощно. Он любит Стива. Он готов на что угодно ради него. Просто… мгновение, только оно. Мгновение, которое продлится вечность. Пожалуйста. — Мы так и будем лежать?.. — вздыхает устало Стив, скептично опустив брови. — Ты чего молчишь-то?.. — Стив, — голос глохнет, падает куда-то в трахею. — Ты счастлив?.. — Чего?.. Что за вопрос?.. — Просто ответь. Стив округляет глаза, надувает щёки — хереет от непонимания происходящего. В конце концов моргает, качает головой. — Ну… да, наверное?.. Только ты проебал пиво, это портит впечатление. — Я больше не буду. — Что не будешь?.. — Делать тебе больно, — Эдди осторожно улыбается уголками губ. — Я же пообещал. Он обещал, обещал, обещал… Обещал не делать больно. На разбивать его на части. Не нужно создавать Стиву трудностей. Чувства Эдди — проблемы Эдди, зачем ему вставать на пути, цепляться, просить что-то в ответ, заставлять и так доброго Стива сомневаться, оправдываться, снова успокаивать его и утешать. Он любит его — это счастье, которое вернулось спустя годы. Счастье, которое дробит изнутри на куски. Но Эдди готов. Готов раздробиться, раскрошиться, если Стиву так будет лучше. А Стиву так будет лучше. Определённо. Его родители не станут на него давить, общественность, у него не будет никаких проблем. А Эдди — огромная проблема. Всегда. Эдди придётся отпустить Стива. Если это произойдёт сегодня — значит, уже через считанные часы Эдди будет нужно улыбнуться, хлопнуть его поддерживающе по плечу и отойти в сторону. А если не сегодня, то завтра. Или через месяц. Последнее лето восемьдесят шестого. Эдди уедет. Стив останется. Ни к чему создавать проблемы. Хотя бы Стиву. Хотя бы ему. — Ты можешь всё же сказать, что происходит?.. — с сомнением нахмуривается Стив. — Это уже немного пугает… Эдди отмирает, смаргивает. Он никогда ему не скажет. Никогда. Пусть для Стива это останется весёлым и приятным моментом. Задорным экспериментом, как сказала Робин, но после которого Стив не сломается. Им было хорошо. Дальше Стиву будет ещё лучше. Он заслуживает. Всего. — Поцелуй меня, — шепчет. — Чего?!.. — Стив уставляется изумлённо, панически оглядывает борта лодки. — Эдди, блядь, мы у всех на виду!.. — Один раз, — он улыбается в ответ обаятельно, как встарь, морщится, прищуриваясь на один глаз. — Они не увидят. Давай. — Ты серьёзно сейчас?.. — Один раз. Пожалуйста. Пожалуйста. Всего одно мгновение. Мгновение, где Эдди счастлив и может любить Стива Харрингтона. Стив вздыхает, прикрывает глаза. Затем щёлкает языком, склоняется ближе. Эдди улыбается ему в губы широко, обхватывает руками за мокрый затылок. Раскрывает рот и закрывает глаза. Целует со всем чувством. Как в последний раз. Эдди жмурится, путается со Стивом языками и молит об одном: пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть это продлится как можно дольше! Пожалуйста, пусть сегодня и сейчас Стив будет его!.. Отдайте ему Стива!.. На одно мгновение, всего на одно!.. Пока Эдди с ним. Пока они счастливы. Пальцы сжимают волосы сильнее. Стив порывисто выдыхает в рот. Эдди жмурится, изламывает брови. Он не хочет его отпускать. Не хочет. Но так нужно. Так он не сделает Стива несчастным. Так он не сделает ему больно. Кто-то снова окликивает их с берега, и Стив, замычав в поцелуй, испуганно отстраняется, торопится ответить, обозначить, что они живы и не убились. Эдди вынужденно разжимает руки за его головой. Откидывает на днище лодки, уставляется сквозь очертания влажных волос Харрингтона в голубое небо. Беззвёздное чистое голубое небо. Через десять минут они поплывут обратно к берегу. Они выйдут на сушу, разойдутся в разные стороны под оклики. Эдди будет улыбаться как и прежде, оценивающе оглядывать то, чему научился Дастин после уроков Лукаса, вербовать его на свою лодку, чтобы перещеголять других. А Стив, натягивая поло, подойдёт к Нэнси у столика. Они отойдут в лес для разговора, оглянув остальных. Эдди посмотрит в спину Харрингтона и, помедлив, развернётся обратно к Дастину. Провернёт ненароком кольцо с клыками на пальце. Он его отпускает. Метод Мансона сработал. Только, увы, против самого изобретателя.